Протягивая руку

Домой я зашел с не закрывающимся от шока ртом. То, что рассказал сосед, действительно потрясало. Я медленно разделся, все еще пребывая в некотором трансе, хотел сообразить что-нибудь на ужин, но еда уже была приготовлена. Разогрев в микроволновке незамысловатое блюдо, я начинаю снова прокручивать в голове тот разговор, при этом опустошая тарелку. *** — Чонсу-ши, а Вы знали, что у меня есть брат? – и хотя мы вчера очень долго разговаривали, многого о хёне мне узнать не удалось. — Конечно, знал. – похоже, он ожидал от меня этот вопрос. – Хёкдже раньше жил с вами. Кроме того, я всего на два года старше, поэтому мы даже учились вместе. — А из-за чего он ушел? – историю про танцы я, конечно, слышал, но это не помешало мне спросить. — А, ну тут дело деликатное. – нехотя он все же отвечает. – Видишь ли, у него сложились трудные отношения с мачехой: она его частенько била. – это не слишком удивило меня: от мамы доставалось и мне, и отцу. – Ко всему прочему, Ынхёк продолжал заниматься танцами, несмотря на запреты Джехе-ши, и даже начал встречаться с парнем. — С парнем!? – я чуть не выронил пакет с продуктами. Нет, я не гомофоб и никогда им не был, все-таки мой друг Сонмин с Кюхеном встречается (они ведь встречаются?), но узнать что твой брат с парнем… это как-то… — Ну да, они в старшей школе с Шиндоном… — С Шиндоном!? – покупки второй раз рискуют улететь на землю, но мне все же удается их поймать. – Да ладно. Вы же шутите? — Нет. – отвечает без колебаний – Я серьезно. Были друзьями не разлей вода, а потом сошлись. Тогда его фигура была почти в атлетической форме, просто его невеста так бедолагу откормила… — после этого он выдохнул что-то похожее на «Ох, уж эти женщины». — Так они из-за девушки расстались? – почему-то возникло чувство, которое появляется, когда смотришь дораму и второстепенного, полюбившегося, героя не выбирают. — Этого я не знаю. Меня особо не посвящали. – честно признается сплетник. – Но произошло это примерно в то время, когда Хёк из дома ушел. Подробности лучше у кого-нибудь из них спроси. *** Об этом обязательно стоит спросить. Интересно, почему они начали встречаться и почему они расстались? Хотя, погодите-ка, зачем мне в это лезть? Тут же одергиваю себя – это не мое дело. Если Хёкдже не рассказал, значит, на то были причины. Задаваясь вопросами, ответы на которые я не мог дать, я не заметил, как пролетела оставшаяся часть дня. Когда хён вернулся домой, на улице уже стемнело, уроки были кое-как сделаны, а простенький ужин, уж рамен-то сварить могу, приготовлен. Увидев Хёкки, я в первые секунды испугался: он больше походил на живой труп, нежели на человека. Не переодеваясь, он накидывается на еду, попутно успевая спрашивать, отвечать и смотреть новости. — Что в школе новенького? – с набитым ртом прочавкал вопрос. Я изо всех сил старался не засмеяться; он такой милый и домашний. Как я только без него жил? Наконец, одежда начала соответствовать размеру хозяина – под ядовито-желтой толстовкой черная майка и узкие синие джинсы. При хорошей мускулатуре он такой хрупкий. Кажется, челка начала мешать ему, он и заколол ее назад зеленой заколкой-бантиком. — Там, увы, ничего не меняется. – присаживаюсь напротив него, и он отрывается от телевизора. – А у тебя как день прошел? Случилось что-нибудь интересное? — Отлично. – ага, по уставшему лицу так и видно. – Целый день пришлось хорошо побегать, но это дало результаты. Скоро начнутся репетиции к новому мюзиклу; и мне, если похудею, дадут главную роль. — Если похудеешь? – я, как обычно говорят в таких ситуациях, выпал в осадок. Он и так от природы на скелет похож, куда еще худеть-то? — Угу. – ни капли в кастрюле не осталось. Он вот худеть собрался? – Чего ты такой кислый? – это я кислый? – Эй, у тебя завтра контрольная есть? Его лицо внезапно, очевидно из-за того, что зверский голод был убит, приняло хитрое и довольное выражение. Отодвинув посуду в сторону, он выдвигается вперед и заговорчески призывает меня наклониться. Со стороны кажется, что мы что-то замышляем, обсуждая план действий. — Нет. – поддавшись шпионской атмосфере отвечаю шепотом. Он хватает меня за руку и тащит в мою комнату, а мои глаза все увеличиваются и увеличиваются в размере. — Одевайся потеплее. – уходит. Сказано – сделано, я оделся. Он, одетый в верхнюю одежду, уже ждет у порога, переминаясь с ноги на ногу в предвкушении. – Если поторопимся, можем еще успеть. — Куда? – любопытство так и распирало. Он, не отвечая, практически выталкивает меня из квартиры, закрывает ее, и мы спускаемся по лестнице. Всю дорогу до автобусной остановки он меня поторапливает. В результате, через десять минут мы заняли место в совершенно пустом транспорте и ехали около часа по направлению из города. Сделали две пересадки, и все продолжали ехать. Где-то через два часа из его рюкзака появилась содовая, пачка снеков и профессиональный фотоаппарат. И пока я, проголодавшийся за время ночного путешествия, уничтожал провизию, он успел сделать пару снимков. — Зачем? – вытирая крошки с лица, пытаюсь отобрать камеру и посмотреть, что же получилось. А он поднимает ее на вытянутой руке, показывая язык, мол не достанешь. Когда я почти дотянулся, Хёкки обнимает меня, смеется и в такой позе фотографирует себя. В общем, водитель вез в известном только ему и Хёку направлении двух детей. Позже я стал догадываться, что это была прогулка на пляж. Прибыли мы туда около шести. Красиво. Даже очень. Прогулялись вдоль берега; а Хёкдже все щелкал и щелкал – меня, себя, море, облака, песок, чаек, домик на обрыве. А потом был рассвет. Небо, казалось, отражало сразу все цвета. В каждое последующее мгновенье оттенок неуловимо менялся. Солнце своим появлением растворяло мглу, озаряло и согревало. Я смотрел, как завороженный, не в силах выдохнуть. Несмотря на пронизывающий ветер, цвета неба не давали замерзнуть. — Донхе-а, с днем рождения. – он обнимает меня сзади, и я чувствую, как падаю в это море, как тону в этом небе, как сердце начинает радостно биться, и каждый его удар кричит, что это любовь. К этому миру. К этому месту. К нему. Мы стояли так, даже когда рассвело. И я готов был бы остаться здесь еще бесконечно долго, но чувствую, как он всем телом дрожит. — Замерз? – глупо было задавать этот вопрос человеку, у которого зуб на зуб не попадал. В автомате на ближайшей остановке купили горячий кофе, хотя он его не пьет, я все же настоял – а то, мало ли, простудится. И вот теперь, нахохлившись как болотные выхухоли, мы сидели на лавочке, распивая горячий напиток, в ожидании обратного автобуса. – Знаешь, это лучший подарок, который я когда-либо получал. — Я рад. – это все, что смогло выдавить из себя скрюченное, трясущееся существо. В автобусах работали кондиционеры, поэтому мы быстро отогрелись, и уже к середине пути хён мирно спал на моем плече.