Библиотекарь

      Прошивка — сложная штука. Если говорить упрощенно, то это комплекс поведенческих рамок, закладываемых в юном возрасте, и влияющих на реакции и поведение — как, например, брезгливость. Ее крайние значения проявляются у самых высоких и самых низких классов — так, например, для какого-нибудь сенатора будет неприятно даже пройти по той улице, где я живу — ибо грязно, а для подобранного мной бродяги возможно вполне комфортно было бы ночевать в нише, зарывшись в мусор. И вылизывать энергон, разлитый на камни. А спарки, еще не умеющие поддерживать чистоту, чувства брезгливости не имеют и лазают, где придется.       Я здесь находился посередине, потому, что хоть бродягу в дом и принес, но испытывая некоторый дискомфорт. И, хоть и отмыл его, но общаться с ним на равных не смог бы — а такие, как он, хорошо чувствуют фальшь. Мне же нужна была приязнь и добровольная лояльность, а я не получу их, если буду смотреть на бродягу с брезгливостью.       Мне нужны были такие, как он. Поэтому я просто сбросил настройки до спарковских, базовых — и, как я и думал, это оказалось совсем не так сложно, как утверждала официальная медицина. И естественно, это не означало, что я тут же должен развести вокруг себя грязь и запустение, притащить домой ведро ржи и вылив на платформу, радостно в нее улечься. Кажется, чем-то таким и пугали в спаркариуме, убедительно увещевая не трогать свои реакции. А то… и нам демонстрировали великое множество разнообразных патологий, произошедших от того, что кто-то, не имея знаний, решил побыть сам себе мнемохирургом.       И да, без знаний это было действительно опасно. Но у меня они были — только диплома не было… да и кто бы позволил мне легально учиться профессии, дающей власть над чужими мозгами. Мнемохирурги конечно не Управляющий класс, но несомненно стоят особняком среди медиков. Не элита, но некое особое отношение у них было…       Обычные врачи, кстати, их не любили. В конце концов, даже самый элитный медик был вынужден порой соприкасаться с тем, что считалось грязным — даже у самого благородного сенатора могла выскочить «аллергия на компонент моющего средства для клапана». Всяческие соскобы и промывания — не то, что сидеть за терминалом ментасканирующей машины с модным маникюром и бокалом коктейля в руках.       Кстати… подумать бы, как повысить крепость брони и ее устойчивость к ржавчинным инфекциям и иным видам разрушения корпуса. Думаю, эта проблема станет актуальной уже в скором времени, когда я начну привлекать тех, чьи повреждения не ограничиваются помятой броней и порванными клапанами. И в этом мне поможет мой подопечный… должен помочь. Должен понять свою выгоду, понять, что я — его шанс…       Я осторожно погладил светлую броню. Бродяга, безвольно лежащий на платформе, казался совсем хрупким и беззащитным — конечно, он не мог защитить себя… как и многие такие, как он. Сколько я их видел, проходя по улицам? Сколько их таилось в неосвещенных нишах, закоулках и углах — таких, обшарпанных, грязных, часто полностью обнаженных, с дерганными движениями и кисловатым запахом ржавчины вокруг. А сколькие отчаялись до того предела, когда готовы ухватиться за любое предложение, обещающее хоть немного поднять их из грязи?       Но такие меха наверняка будут подозрительны и осторожны. К ним не подойдешь запросто, и не предложишь заняться незаконными апгрейдами на самих себе. Мне нужен контакт — потому я и приволок в свою кварту этого бродягу. У него должны быть знакомые в этой среде, у знакомых — свои знакомые, у тех — свои… пусть цепочки знакомств — это долго, зато они надежнее, чем собирать толпу и предлагать прямо.       «Никому не предлагать. Никому не навязываться».       Пожалуй, это хорошая мысль. Нельзя впаривать мои апгрейды, как какой-нибудь модный шлак со скидкой, пусть сами ищут и просят. А потом о них пойдут слухи, потом их станет больше и больше… потом они станут силой…              Пробуждение бродяги я почувствовал в движении его энергополей. Легкая вспышка, кликовое изменение излучения — и больше ничего. Он не выдал себя ни звуком. Хорошая тактика, если просыпаешься не там, где заснул.       Тревожить его я не стал — пусть оглядится и привыкнет. Так и продолжал, сидя за терминалом, высчитывать дозы необходимых ему присадок. Пригодится, если этот меха станет моим соратником… Если согласится на мое предложение. Впрочем, делать его пока рано, сперва всё же надо выяснить, кто мой спасённый. Начинать работу с откровенным шлаком мне не хочется…       Конечно, кое-что о нем я узнал из данных архива — Стэппер, сорока пяти ворн от активации, безработный, поскольку приписан к Праксусу, в котором из-за перенаселения идёт программа распределения… то бишь, лишние выселяются кто куда. Мой подопечный сперва угодил в Полихекс — город учёных, поскольку показал неплохой уровень интеллекта… для Праксуса, кузницы мелких клерков, секретарей и полицейских, неплохой. А для академий, университетов и исследовательских центров кибертронского «средоточия знаний», увы…       Из Полихекса Стэппер отправился в Найон, город гонок и борделей, пытался прибиться к какой-то команде, был обвинен в распространении нелегальных присадок — причем, обвинение даже в архивных записях выглядело битым файлом. Именно поэтому, должно быть, его не посадили, а просто выдворили из города со штрафом и запретом участия в любом деле, имеющем отношение к гонкам.       Итак, пометавшись по мелким городам и перебиваясь мелкими заработками, мой подопечный оказался в Айконе, видимо, в надежде на лучшую жизнь. Надежда его не оправдалась — таких, как он, здесь было, как шлака в Каоне. Они ютились на нижних уровнях и в старых ветхих кондоминиумах у окраин, для них не было ни работы, ни пособий, и коренные айконцы, более богатые и успешные, большей частью старались их просто не замечать. Но встречались и такие, кто горазд был поразвлечься за счёт тех, кто не мог себя защитить… Я заметил в досье заявление об изнасиловании, закрытое «в связи с сомнительностью улик». Пара бриймов ушла на вскрытие протоколов — чисто из любопытства. Разумеется, я уже знал, что увижу — и асоциальный образ жизни пострадавшего, и безработность, которая несомненно свидетельствовала о том, что тот занимается интерботством — а чем же еще может заниматься безработный меха низшего класса? И отсутствие следов явного сопротивления, как-то: травмы различной степени тяжести и призывы о помощи. Конечно же, под дулом бластера явно сопротивляться не очень получается…       Обвиняемых я знал — не лично, конечно, видел в новостях. Пятеро меха из Золотой гвардии и двое мелких Управителей, около десяти ворнов назад засветившихся в схожем деле — правда, тогда несколько жертв оказались достаточно высокого класса, чтобы, скооперировавшись, не только добиться открытия дела, но и выбить себе компенсацию. Похоже, шайка своих развлечений не оставила, просто стала лучше выбирать объекты. Куда таким, как Стэппер, против элиты?       Итак, на первый взгляд этот меха был подходящим для моих планов. Однако, первый взгляд не всегда является истинным — возможно, он уже настолько забит и запуган, что мое предложение вызовет только страх. А может быть и так, что он полностью смирился со своим положением и не захочет ничего менять, даже к лучшему… такое тоже бывает… нужно поговорить с ним. Сведения из досье — сухие факты, они не передадут эмоций и побудительных мотивов…       Планы на будущее промелькнули и ушли: бродяга зашевелился на платформе, и я обернулся к нему, будто только сейчас заметив.       — Вижу, ты проснулся? Это хорошо. Тебе сильно досталось.       Глаза бродяги замерцали на пару кликов разной яркостью, настраиваясь на освещение и выравнивая четкость. Мне давно было любопытно, почему у одних они красные, у других голубые, зелёные или жёлтые? В архивах я видел записи, что никакой функциональной разницы и различий у мехов с разным цветом глаз нет. Однако на этот счёт было несколько теорий — для начала синий цвет считался признаком доброты и благородства, однако, где наши сенаторы, поголовно синеглазые, и где доброта? Еще были предположения, что синеглазые больше склонны к миру, стабильности и созиданию, тогда, как алоглазые — к разрушению и конфликтам. Это походило на правду — наши синеглазые Управители, сенаторы и законодатели, устроили себе невероятно удобную стабильность, созидая уютный мирок, который я намеревался разрушить…       Бродяга наконец откалибровался и приподнялся на платформе. Неловкие движения и сильная замедленность сказали о его боли — Стэппер восстанавливался медленнее, чем здоровый мех. Но это и не удивительно.       — Где я?       — В моей кварте, — поведал я, внимательно рассматривая меха.       — Эээ… а… прошу прощения, как я сюда попал?       — Я нашел тебя в отключке недалеко от своего дома. Ты был сильно избит, и я решил помочь.       — Помочь? Серьезно? — переспросил он с очень удивленным лицом. — Мне?       — Да, знаешь ли, захотелось сделать доброе дело, — пожав плечами, я поднялся, отметив про себя, что взгляд у моей находки быстро сменился с растерянного на внимательный и острый. — Не бойся — вредить тебе я не стану. Можешь хоть сейчас уйти, хотя, я бы советовал тебе все же остаться, пока не сможешь твердо стоять на ногах.       Меха, слушавший меня, на этих словах улыбнулся, и в глазах его ярко сверкнула какая-то мысль. Хотя, почему — какая-то? Готов поклясться, он думает о том, чего будет стоить такая благотворительность. Интересно, примет ли, или попытается «вернуть долг»?       — Ну, спасибо вам, конечно, господин-благодетель… только расплатиться мне нечем, сразу говорю! Кроме, как открытым клапаном, — бродяга потянулся, соблазнительно выгнувшись на платформе, но я все же заметил, как на краткий миг страдальчески искривились его губы. Ну, разумеется. Утренний осмотр показал, что клапан Стэппера сильно не в порядке и исцеление займет долгое время — сейчас наверняка ему тяжело даже вот так соблазнительно выгибаться, а коннект в таком состоянии будет просто мучителен.       — Думаешь, я не знал, что ты нищий, когда приволок в свой дом? — бросил я насмешливо. — Да и коннект… если так уж не желаешь оставаться в долгу, тебе придется подождать — не люблю, когда партнер подо мной орет от боли.       — Окей, подожду, — с прорвавшимся облегчением согласился бродяга, и устроился на платформе, закинув руки за голову. — Не люблю быть в долгу, понимаете, господин?       — Понимаю, — рассеянно ответил я. — Я… слышал кое-что о порядках в низших классах общества.       Бродяга заметно напрягся, когда я поднялся, и тревожным взглядом следил, как я подхожу к энергарию. Но стоило открыть дверцу и вытащить кубы, как тревога сменилась откровенным голодом. Он завороженно следил, как движутся мои руки, как я вскрываю сосуды и наливаю энергон в стакан, как добавляю туда присадки, ничего не скрывая — скрывать и нечего, обычные минеральные добавки для здоровья, знакомые всем со спаркариума, плюс легкое успокоительное. Правда, в одном кубе их обычно не смешивают и употребляют в других дозировках…       Я протянул куб своему подопечному, с удовольствием наблюдая, как на красивом лице проступают удивление и замешательство.              — Держи, — говорит меха с яркими алыми глазами, протягивая маленький куб энергона. И Стэппер пьет, ощущая странный привкус, отмахиваясь от мысли, что этот странный и жутковатый тип сейчас может напоить его наркотиками и… что? Сконнектить? Распотрошить? Как будто не было такой возможности, пока он тут валялся…       Энергон странный. От него накатывает спокойствие, но не пустое и безмысленное, как от некоторых синтетиков, а легкое и сонное. Боль между ног как будто отдаляется, избитый корпус просит отдыха, устав даже от сидения на платформе, и Стэппер откидывается на мягкую поверхность. О-ох, как хорошо, спасибо тебе, пока незнакомый меха, храни тебя Юникрон, Праймас и все их тринадцать детишек вместе взятые…       Меха в фиолетово-черной броне возвращается за терминал, сидит спиной к нему — настолько уверен в себе? На доверчивого идиота не похож, значит, считает, что при нападении успеет среагировать и защититься. От благодетеля веет силой, уверенностью и спокойствием — такому Стэппер отдался бы сам, даже без синтетиков, правда, попозже — тут неизвестный прав. Пока ему даже думать о коннекте не хочется. Хочется лежать на мягком, в тепле, и чтоб всегда — уютный запах обжитой кварты, приглушенный свет, тихое потрескивание терминала, ощущение сытости и чистоты. Стэппер ловит себя на мысли, что ради этого покоя был бы не прочь стать личным интером для этого меха, но понимает, что скорее всего, ему скоро укажут на дверь. Неизвестно, какая блажь вступила в шлем алоглазому, но она не продлится долго, в этом Стэппер не сомневается. Пара-тройка циклов, несколько коннектов — и здравствуй, улица.       Значит, пока есть возможность, надо использовать ее на все сто процентов.       Он закрывает глаза, засыпая.              Уснул. Тем лучше. Не будет мешать.       Я поднимаюсь из-за терминала и подхожу к платформе. Пациент в глубокой отключке, и не чувствует, когда я легко касаюсь его лица, кончиками пальцев исследуя остатки гравировки. Странная картинка — ранее абстрактный узор после того, как его носителя повозили лицом по камням, стал похож на схему двойной звезды. Почему-то мне это кажется важным…       Соскальзывая с лица спящего, мои пальцы касаются его груди. Когда-то броня была белой, с яркими красными пятнами, теперь же она кажется ржаво-серой. Ничего, цвет восстановится, когда придут в порядок внутренние системы. И тогда этот меха станет довольно-таки привлекательным… шлак. У меня ведь ещё почти ничего для него не готово. Я не собирался начинать так внезапно и быстро… а выдворять его на улицу после восстановления, означает, свести на нет все предыдущие усилия и зря потратить ресурсы. Его снова обдерут и изувечат, и хорошо, если не убьют, и где мне тогда взять новый материал?       Оставить в кварте, надеясь, что бродяга поймет свою выгоду в виде жилья и питания, за которые не надо платить? Хотя… вероятно, столько бесплатной помощи может его напугать, и он просто сбежит. Мне надо действовать очень аккуратно…       И ни в коем случае не забывать быть внимательным, прислушиваясь не только к словам, но и к чувствам своего подопечного. Я иду по непрочной поверхности установления доверия, и я должен не упустить его.