When God is gone and the Devil takes hold Когда уйдёт Бог и всем завладеет Дьявол, Who have mercy on your soul Кто же помилует твою душу? «Jen Titus — O, Death»
— И что ты так замер? Тяжёлый бас обрушился холодной интонацией. Саске с ужасом смотрел на Данзо, пытаясь уловить изменения в лице, хоть каплю эмоций — бесполезно. — Это ложь. — Ты ещё наивнее, чем Сакура. — Усмехнулся Шимура, скрести руки на груди. — Ну, я жду, когда ты начнёшь утопать в слезах и проклинать меня. Ты ведь только это и можешь. Саске лихорадило. Он отвёл взгляд, впиваясь в уцелевшую стену рядом с мужчиной, и жадно глотал воздух. А потом ноги подкосила слабость и бессилие, отчего Учиха отшатнулся, сжимая грудь. — Этого не может быть. — Шептал парень, тяжело дыша. — Только не она. «Что хорошего в силе и скорости? Что хорошего в киллере Саске Учиха? Снова. Я не смог защитить человека, который был мне дороже всего на свете» — Сакура… Я ведь и правда тебя… — Ух, знакомая сцена. — Выдохнул Шимура, покачав головой. — Так и вижу своего второго сына, который оплакивал такого же киллера. За все в этом мире нужно платить, мой мальчик. — Замолчите. — Резко сказал Саске, собираясь с мыслями. Но разве это возможно? — Теперь ты так говоришь? Он засмеялся, но парень не слышал. Его оглушило, выбило из колеи, его протаранило насквозь огромным стальным прутом, ему только что вырвали сердце. Потерять в один миг родного брата и … Любимую. — Я не сказал ей. Не успел. — Болезненный шепот перешел в хриплый истошный крик. — Я ничего не успел ей сказать! Как вы могли? Сколько еще нужно убить дорогих мне людей, лишь бы угодить вам, Данзо-сама? Саске подмывало на истерику, а Шимура лишь молча, с ухмылкой и удовольствием, наблюдал. Потом мужчина чиркнул колесиком зажигалки и противный, тошнотворный мятный запах свел внутри легкие. Саске словно отшатнуло назад. — Мятные сигары курит только Джирайя-сенсей. — Ты о моем друге? Ну да, это ведь я ему их подарил. Кажется, только что прорвало дамбу. — А как там мой второй друг, Орочимару? Слышал, он так переживал за тебя и Итачи, что пытался создать вакцину. Но ведь ты знаешь, она поняла это первой — лекарства нет. И ее больше нет. — Я же сказал, — резко процедил брюнет, схватив мужчину за горло. — Замолчите. — Узнаю этот взгляд. — Хрипло сказал Данзо, смотря в упор. — И что ты сделаешь? Задушишь меня? — В-вы… — Что ты сделаешь, Чараске? Тело прошибло дрожью, сковывая конечности. От приказного тона Данзо мороз пробежал по коже, стягивая узлы нервов в тягучий комок. Учиха бешеным взглядом смотрел в черты лица Шимуры, и с каждой улыбкой, мимикой, жестом он проваливался в скользкие объятия своего прошлого. Он — Чараске? Пальцы разжали хватку. Ладони спустились на грудь мужчины, дрожа и пытаясь ухватиться за что-то. Пока в ответ руки не сжимают длинные холодные пальцы. Этого хватило, чтобы снова напомнить ему о колющей правде. Он ведь убийца. — Тебе было мало моих наказаний? — Низким тоном проговорил Данзо, наблюдая, как парня трясет. Он не смотрит, позорно опустил голову в страхе даже пошевелиться. — Я был слишком мягок к тебе, Чараске. Вы с Дейдарой решили, что сбежите от меня? Глупые непослушные дети. Посмотри, как вы доигрались. Где же теперь мой второй сын? Мертв. И это на твоей совести. — Н-нет. — Молчать. — Грозно, но, не переходя на крик, отрубает Шимура, и Саске ощущает, как этот голос погрузил его в вакуум. «Меня зовут Саске… Меня… Сас…ке… Я…»А кто я?
— Как ты посмел наставить на меня пистолет?Кто же я?
— Как посмел обвинить меня в тех убийствах?Пожалуйста, скажите, кто я?
— Приказ отдавал я, не отрицаю. Но стрелял ты.Я — оружие?
Я — ослушавшийся солдат? Возможно, снайпер? Нет, нет, слишком просто.
— Ты всегда будешь со мной. — Сухая и грубая кожа холодных ладоней задевает копну угольно черных волос. Данзо гладит его по голове, призывая тем самым полностью опуститься на колени.Я… Черт, кто же я? Есть ли мне место в этом мире? Чьи это такие приятные прикосновения? Помню… Я их помню…
— На колени, Чараске.Чараске? Мое имя… Оно и правда, всегда звучало так?
— Н-не хочу.Почему я еще сопротивляюсь? Что меня удерживает? Кто меня удерживает?
Но я…
— Живо.… никого больше не помню?
— Нет. Данзо резко тянет его за волосы, отчего парень скулит, а на глазах выступают слезы. А потом мужчина сжимает руку и крик полный боли проносится по помещению, заглушенный об стены. — Я никогда не повторяю дважды, мой мальчик. Удар по коленной чашечке заставил парня скорчиться от боли и упасть на одно колено, вытянув вперед руки. Опираясь ладонями, он видел рядом с собой длинную тяжелую палку из железа, которой Данзо его ударил.Почему я все еще сопротивляюсь? Проще сдаться. Это расплата?
Очередной шквал ударов обрушивается с новой силой, и теперь парень на коленях. Кровь сочится из раны в боку — Шимура хлестанул по нему, чтобы парень перестал упираться руками.Это расплата. Точно, за грехи… За мои грехи.
Так кто же я?
Убийца.
Я — Чараске Шимура.
— Вижу, ты бьешься в агонии, но это отрезвляет твой рассудок. — Откинув палку от себя, сказал Данзо. — Сам скажешь это, или мне избить тебя до полусмерти? Вновь ядовитый смех, а брюнет прижимается лбом об холодный бетонный пол, стискивает зубы, чтобы не завопить от пронзающей боли. А когда слышит свист замаха, резко вскидывает голову, встречаясь с надменным взглядом. — Я — Чараске Шимура. — Молодец, Чараске. Рад, что ты вернулся. — Хмыкнул Данзо, прислоняя руку к затылку Чараске, и сильнее вдавливая парня лицом в пол. — Вспомнил, кто твой истинный Бог? — Грубее, напористее он прижимал его к бетону, пока волосы не испачкала кровь. — Хм, что? Неужели нос разбил? Парень лишь всхлипнул, и когда перестал чувствовать давление, приподнялся, сев на колени. Данзо смотрел на него с довольной ухмылкой, и его руки вновь потянулись к Чараске, но тот застыл словно статуя, как будто вот-вот, и он разобьется на тысячи мелких осколков. Ну да, словно он этого не ощущал раньше. Стерев рукавом бурые капли с губ парня, Шимура оттянул его кофту и надавил на плечо. Вновь яркая вспышка прошлась по организму, от впившихся ногтей было невыносимо больно, и кожа горела на том месте. Хотя горит она давно — с того момента, как Шимура поставил там свою метку. — Пока ты изображал из себя друга и любовника, разве метка не жгла тебе всякий раз, когда ты пытался быть нормальным? — Данзо-сама, кха… М-мне больно, пожалуйста-а. — Хватит давить на жалость, для тебя это не боль. — С новой силой надавливая, холодно ответил мужчина. — И что ты плачешь? Неужели и правда, больно? Чараске согнулся, пытаясь вырваться из рук Данзо, но мужчина снова взял палку и со всей силы ударил по спине, вышибая из глаз искры. Парень извивался под ударами и рыдал навзрыд, голос срывался особенно сильно, когда задевало бедро. Старые раны заныли, и он вспомнил, как бежал сломя голову с колом в ноге, лишь бы спастись. А теперь он здесь. — Прекрати ныть. Снова удар. По ребрам, вышибая спертый воздух. По спине. По пояснице и с такой силой, чтобы не было не то чтобы попытки — желания встать. Пошевелиться. Данзо хмыкнул, заметив, как на разорванной кофте проступают бурые пятна. Чараске все это время утыкался лбом в пол, и лишь сипло выл, иногда кашляя. Нахмурившись, мужчина положил железку рядом с собой и пересел наподобие кресла, которое еще кое-как уцелело. — Поднимайся. Хочу видеть твое лицо. — Спокойно сказал Шимура и пихнул ногой парня в бок. Чараске зашипел, но противиться не стал — собирая все силы, посмотрел на него и сел. Но тут же тянущая боль в пояснице прострелила тело, и он, сгорбившись и сжимаясь, опустил таз на пятки, принимая угодное Шимуре положение. — Вот видишь, совсем не сложно? — Зачем в-вы так? — Ну, теперь ты выглядишь очень знакомо. — Усмехнулся мужчина, чуть придерживая свой бок. — Вы ведь тоже ранены, зачем так… — Кашель раздирает горло. — Так далеко заходить? — Теперь мы на равных, мой мальчик. Правда, у меня всего лишь одна рана, беспокоящая меня при изменении положения тела. А у тебя — грудь, спина, ребра, лопатки, поясница. Хм, видишь, как ты меня разозлил, Чараске? — Зачем вы меня отравили? — Резко спросил брюнет, вновь пытаясь игнорировать вспышки боли во всем теле. — Я думал, у тебя есть противоядие. Сасори успел вам его дать, разве нет? — При упоминании этого имени, Чараске вздрогнул и впился взглядом в глаза напротив. В глаза, которые ничего не отражали — словно он смотрел в разлом Ада. — Ну-ну, не нужно злиться на меня. Так вышло, что я проучил всех своих подопечных, правда, Тонери смог сбежать. — Тонери теперь за нас. — Мне плевать. — Усмехнулся Данзо, подпирая рукой подбородок. — Пока ты скалишь зубы и рычишь словно пес, я хочу напомнить тебе кое-что. — И что же? — Сплюнув сгусток крови, оскалился парень. — Во всем виноват ты. — Почему вы просто не убьете меня? — в голосе было слышно бессилие. Он так устал. — Зачем мне это? — Удивился Шимура. — Даже после всех моих грехов, ты видишь во мне Спасителя, который укажет на верный путь. — Вы чудовище. — Неужели? — едкая ухмылка расползлась по лицу, отчего парня затрясло. — Но это не я застрелил родного брата. Это не так — он не видел. Не знал. Он не виноват. Не виноват. Не виноват!В И Н О В А Т.
— Твои навыки настолько въелись в память, в каждую клетку организма, что ты, не задумываясь, спустил курок. Хотя признаю, это, наверное, большая утрата для тебя? — За что вы так? Он буквально взмолился. Ему было ужасно больно, до тошноты до жжения противно, но он спрашивает. Хочет узнать, как человек, который помог ему встать на ноги — их же в итоге сломал. — Ты принадлежишь мне. Я тебя всему научил и ты не смеешь расхаживать с моей собственностью, словно обычный человек. Ты ведь не герой, Чараске, никого не спасаешь и не идешь на поводу у чувств. Последние узы я уничтожил, теперь ты — это ты. «Опять он про нее. Я не верю, что Сакуры больше нет» — Тогда кто же я? — Мое самое идеальное творение. Теперь все будет хорошо. — Он улыбнулся, хотя это было больше похоже на усмешку, и провел ладонью по предплечью, чуть поглаживая. И тогда Чараске замер, смотря на эти прикосновения. Разум растормошил все картинки прошлого. Словно кинули кость оголодавшему псу — на, держи, подавись, помнишь это? А вот этот момент? Жри, давай, ну же, захлебнись в этой правде. Больно? Не ври, ты просто жалок. — Я просто жалок. — Прошептал он, а потом расплакался. — Сказал же тебе, хватит ныть. — И он сильно бьет ладонью по рукам, отчего Чараске всхлипывает от боли, зажмуривая глаза до потемнения. — Касания… — Что ты там мямлишь, говори нормально, я тебя даже не со всей силы бил. — Закатил глаза мужчина, пнув парня в бок острым носком туфли, заставляя вновь посмотреть себе в глаза. — Ваши касания. — Чуть откашлявшись и игнорируя вспышку боли в боку от пинка, продолжил парень. — Вы всегда касались меня, затрагивая милые и добрые темы, чтобы даже после самых ужасных пыток одним прикосновением заставить меня вспомнить что-то хорошее. Я был так сильно изранен и провисел в той комнате двое суток, но вы вновь прикоснулись ко мне — и я понимал, что сам виноват во всем. — Умный парнишка. — Прыснул мужчина, протянув руку к его волосам. — Но не забывай, я никогда не наказывал тебя просто так. — Вы лгали мне с самого детства! — Щенок! — Озлобился Данзо и схватил его за волосы, резко и грубо дернув на себя. — Ты подох бы без меня и твоя туша с разорванным брюхом слилась в водосток. Я спас тебя, ясно? — Спасли? — послышался хриплый смешок, и Данзо нахмурившись, отпустил его. — Чем же? Научив убивать? Предложив мне наркотики и подмешивая их в дальнейшем? Отравляя меня? Стирая память и внедряя ложные воспоминания? Избивая до полусмерти?! — Осмелел? — Рассмеялся мужчина, перекинув ногу на ногу. — Ну, за попытки дать мне отпор «отлично». Но все же боль утрат сломила твой непоколебимый дух. — Вы… — его голос вдруг снова начал затухать. — Вы ведь не всегда были таким. В первые годы мы с вами очень много времени проводили вместе. Когда я вскакивал от ночных кошмаров, когда плакал из-за ухода брата — вы всегда утешали меня. — Конечно, ведь ты был напуганным мальчишкой, это был мой долг. — Пусть тем же стальным голосом, но это было правдой. — Это моя ошибка. — Он сжал кулаки, и рубцы мелких ран вновь кровоточили. — Вы стали мне как отец, и я… — он задыхался, захлёбывался очередными всхлипами, но продолжал. — Я слишком сильно вам верил, видел в вас свое спасение — и это меня ослепило. Ч-черт, но вы… ох, я любил вас настолько, что даже забыл какого это — ненавидеть себя. — Ты помнишь, как я учил тебя? — С таким же хмурым видом спросил Шимура, не обращая внимания на подкатывающую истерику парня. — Я говорю — ты отвечаешь. Без колебаний и без сомнений. — Помню, — скрипя зубами, выплюнул Чараске, вытирая слезы грубой тканью кофты. — Ты сможешь кое-что сделать для меня? Чараске молчит, лишь гневно сверлит взглядом Шимуру, а тот усмехается с издевкой качая ногой. — Я не буду повторять, — он вновь тянется за железкой, и парень не успевает сообразить, как новый удар выбивает остатки воздуха, а во рту отвратительный железный вкус крови. Сейчас было намного сильнее. Он загибается, скручивается от боли, его тошнит и голова идет кругом. Перед глазами все плывет и парень мутным косым взглядом находит отблеск звериного оскала, который появился от удовольствия. Шимура наслаждался агонией Чараске. Не дав тому опомниться, мужчина вновь ударяет по спине и ногой надавливает между лопаток. Опять заставляя принять покорную позу. — Смеешь молчать, неблагодарный сопляк? — С нажимом на каждом слове говорит Данзо, не собираясь убирать ногу. Брюнет заходится в истошном кашле и чуть не захлёбывается кровью, а колени ноют от ран и такого неудобного положения. Ему смертельно больно. — Ты сможешь кое-что сделать для меня? — Я бы умер за вас. И тяжесть между лопаток пропадает, а Данзо самодовольно улыбается и кивает своим мыслям. — Послушная псина. Он снова его сломал. Парень чуть приподнимается и сжимает ладонью свой раненый бок. Пальцы нащупывают пистолет, но он слишком напуган, чтобы выстрелить — он бы не промахнулся. Вот и всё, Шимура прекрасно это знал и сделал всё, чтобы обезоружить Саске. Но теперь он здесь как Чараске. Данзо и вовсе закрывает глаза на истерику, которая накрыла парня с головой. Протяжный вой разрезал напряженный воздух, а зубы стучали, не попадая друг на друга, отчего казалось, что ему холодно. И правда, отвратительно холодно. Шимура вновь провел своей рукой по черным волосам и запустил в них пальцы, поглаживая и что-то шепча. — Беспокойся о себе, сам Дьявол боится твоей сгнившей души. Пришла расплата за грехи, только со мной ты в безопасности. Ведь потеряв своего ангела — ты в Аду. Обессиленный скулёж едва разбавлялся сухим голосом, который убеждал лишь в одном — это конец. Холодные пальцы снова перебирают чужую судьбу. Кто теперь спасет его?***
На втором этаже стояла мертвая тишина. Выбитые стекла осколками лежали на полу и иногда их задевал ветер, на мгновение, разнося звон по всему зданию. Высокий мужчина лежал на полу, рядом с телом девушки, лицо которой было запачкано кровью. А потом раздался голос. — Сакура! Пытаясь разлепить веки, девушка чувствовала, как тяжело дышать, словно легкие налились свинцом. На ней лежало бездыханное тело Джуго. Из его лба струилась кровь. — Сакура! — К-кто… — чуть приподнимаясь, вглядывалась в силуэт Харуно. — Кто зовет мен-ня? Я умерла? — Сакура, приди в себя! Слышишь? Посмотри на меня! Ощущая, как тело Джуго спихнули, она почувствовала, как ее трясут за плечи. Проморгав и почти придя в себя после оглушающего выстрела, Сакура вскрикнула от неожиданности, а потом позволила тяжелой голове уткнуться в мягкое плечо. — Вечно я заставляю в-вас волноваться, Какаши-сенсей.