You don't know the hell I've been through You don't know the price I paid You can't see the walls I'm bracing time I'm facing All my days Every bit of man I once was Every bit of love that I could have Living in a moment Setting into motion
All the other fear I had
Letdown. — Empty
Лондон
апартаменты Арлингтон Хаус, Сент-Джеймс
10:06 19 сентября 2009 года
***
Суббота редко означала выходной. Почти никогда. И все-таки похоже сегодня планировался именно такой день. Более спокойный, чем обычно, день, чтобы немного отдохнуть от происходящего безумия. Или хотя бы от большей его части. Беспокойство за Тедди все еще не стихало. Крестник многое значил для меня. И то, что ему пришлось испытать за последние дни, немало удручало. Как много будущих крестных отдавало себе отчет в том, что их обязанности — это больше, чем просто редкие письма, звонки и подарки на праздники? Пожалуй, единицы. Я и представить себе не мог, чем это могло обернуться, когда соглашался на предложение Ремуса в далеком марте 97-го. Быть настоящим крестным отцом для сироты, потерявшего родителей в младенчестве, непросто. А уж когда ты сам еще юнец, который долгие годы находился заграницей без возможности приехать — сложнее вдвойне. Первая наша сознательная встреча случилась только в 2005 году, когда Тедди было семь. Достаточно взрослый возраст, чтобы он все понимал. До сих пор помню, как впервые увидел этого заспанного парнишку вживую, а не по фотографии. Он стоял посреди прихожей небольшого домика, где они жили вдвоем с Андромедой, и с не по-детски серьёзным выражением смотрел на меня, одетого в неприметные штаны хаки, черную футболку и с армейским рюкзаком за спиной. Я было открыл рот, чтобы представиться, когда он робко подошел ближе, обернулся к Андромеде и с неожиданной для меня надеждой в голосе спросил: «Ба, он похож на крестного на фото, что ты показывала. Это же он, правда?» Теперь же ему двенадцать, и он впервые оказался один вдали от родного дома. Вдали от семьи. Вдали от меня. Оказался там, где никто не оградит его от жестокой реальности внешнего мира. От лжи, интриг, предательств. Он должен был научиться справляться с подобным самостоятельно. Жаль, что столь важные для нас жизненные уроки, никогда не постигаются безболезненно. Я взглянул на экран мобильного, было начало одиннадцатого. «Он должен был уже давно встать в это время», — подумал я, вспоминая ранние подъемы крестника, когда он оставался здесь. И нажал на кнопку вызова. Несколько гудков спустя они сменились заспанным голосом Тедди: «Крестный?» — Привет, малец. Как ты? Ответом стало тихое сопение и после неуверенное: «Терпимо». Вот и все, что смог сказать всегда жизнерадостный ребенок. Терпимо. Дьявол, он вообще не должен был испытывать подобное! И уж тем более становиться козлом отпущения для трусливой и изменчивой толпы! Как же мне хотелось в этот момент пристрелить журналюгу и его пока неизвестного источника. А еще лучше пустить на корм рыбам или закопать по шею где-нибудь в песках Ирака. Не важно, что Флик лишь косвенно был виноват в произошедшем. Он все же слишком легко вчера отделался. Окажись он рядом сейчас, повезло бы ему гораздо меньше. Объективность и беспристрастность исчезла, стоило услышать разбитый голос крестника. Даже в среду, когда Пророк опубликовал злополучную статью, он казался более бодрым, чем сейчас. Пока не самые радужные мысли проносились в голове, я старался как можно спокойнее произнести: — Не обращай внимание, скоро все забудется и придет в норму. Мнение толпы переменчиво, как ветер. Сегодня тебя превозносят, завтра скидывают с пьедестала. Главное не позволять людям определять, кто ты есть на самом деле. И никогда не принимай в близкий круг тех, кто не ценит тебя настоящего. В независимости от того, кто твои родители и уж тем более крестный. Возникла пауза. Похоже Тедди обдумывал мои слова. Слова, что были слишком серьезные для ребенка его лет. Для того, что в силу своей наивности и неопытности делил мир исключительно на черное и белое, на хорошее и плохое, но не на полутона. «Почему ты молчал?» — наконец спросил он. — О чем? «О своем имени, о прошлом, обо всем…» — потерянность набатом звучала в его голосе. Теперь была моя очередь брать паузу. — Я хотел начать все сначала. А прошлом, на то и прошлое, чтобы о нем не вспоминали. «Но ты мог сказать…» Незаконченная фраза повисла в воздухе. Но я знал, что именно его интересовало. То, что я предпочел бы никогда не обсуждать с ним. — Что когда-то меня звали Гарри Поттером? Что меня с младенчества считали героем, мессией, и вместе с тем обвиняли при каждом удобном случае? А после и вовсе нарекли убийцей и изгнали? Ты был слишком мал для подобных разговоров. К тому же, эта информация не должна была становиться публичной. Да и некоторые вещи лучше оставить нерассказанными. «Почему все считают тебя злодеем?» — Все? — все также спокойно переспросил я, хотя внутри все просто клекотало и бурлило вулканом эмоций. — Даже твоя бабушка и ты? Это был провокационный вопрос. И я боялся услышать утвердительный ответ. Пусть в то же время требовалось сразу обозначить четкую границу между мнением большинства и мнением Тедди. Не дать ему копаться в себе, в своем отношении ко мне. Мало ли кто и что ему мог там наговорить за время, пока он был в школе. «Н-нет, конечно, нет», — тут же воскликнул ребенок и, наверное, даже помотал головой, как обычно делал, чтобы показать свое несогласие. — «Но ты ведь не сделал ничего плохого… Почему тебя так не любят?» — Тедди, понимаешь, нельзя кому-то насильно нравится. У каждого свое мнение и изменить его очень сложно. Вот, к примеру, помнишь Тома Бредли? — крестник только угукнул на имя своего товарища из младшей школы. — Тебе же он тоже никогда не нравился. Но ведь не сделал тебе ничего плохого. Тебе он просто почему-то не понравился и все. Без каких-либо причин. Понимаешь? «Кажется да», — задумчиво ответил младший Люпин. — Вот и они также считают. Никто из них не знает меня, но каждый повторяет то, что услышал от других или прочитал в газете. И кому-то очень хотелось, чтобы люди относились ко мне именно так. Я их не виню, просто не обращаю внимание, — я старался, как можно проще донести свою мысль, чтобы не напугать и не запутать его еще больше. Доверие — хрупкая вещь, лишиться которого так легко. — Помни, ты всегда можешь обратиться ко мне с любым вопросом, не важно каким, хорошо? И если захочешь, мы продолжим этот разговор на каникулах. Такие вещи лучше обсуждать лицом к лицу, чтобы нам никто не мешал. «Спасибо, крестный», — голос мальчика значительно повеселел, что было хорошим знаком. — Лучше скажи, как тебе твои новые однокурсники? Подружился с кем-то? «Немного, вроде неплохие ребята. В отличие от гриффиндорцев». Гриффиндор. Факультет смелых и храбрых. Рука непроизвольна сжала телефон, почти до скрипа. Сколько раз я уже успел пожалеть о том, что пошел против решения шляпы. Не воспротивься я ему, кто знает, как бы сложилась тогда жизнь. Сколько же этих если… — Вот и держись своих, — посоветовал я и добавил: — И напиши обязательно бабушке. Она волнуется за тебя. «Напишу сегодня», — пообещал Тедди. Затем несколько смущенно проговорил: — «Ладно, я пойду, ребята уже зовут. Спасибо, что позвонил». — Беги давай. И звони в любое время! В динамике послышались гудки. Я отложил телефон и устало откинулся на спинку кресла. Недолгий разговор с крестником вымотал похлеще недавней встречи с арабами. Рука неосознанно потянулась за сигаретой. Мысли хаотично сменяли друг друга. Сейчас был именно тот момент, чтобы отпустить ситуацию и позволить ей плыть своим течением. Ждать развязки, когда ходы сделаны. Дело осталось за Фликом. Он обязан был все исправить, если, конечно, ценил собственную жизнь. А там, гляди, может еще на что-то бы сгодился. Затем четкость предметов стала исчезать под сизой дымкой, что медленно заполняла собой домашний кабинет. Я несколько раз поморгал и с запоздалым удивлением перевел взгляд на сгоревшую почти до фильтра сигарету в руке. Поспешно стряхнул чудом не упавший на пол пепел в серебреную пепельницу и сделал глубокую затяжку. — Снова куришь? Я поднял взгляд от свернувшийся металлической змеи и посмотрел в сторону дверного проема. Дафна стояла на пороге комнаты и слегка морщила нос, как делала это всегда, когда видела меня курящим. — Прости, старая привычка, — произнес на автомате и сделал еще одну глубокую затяжку, прежде чем отправить окурок в пепельницу. В последнее время сигарета оказывалась в руках все чаще и чаще, несмотря на данное Дафне обещание бросить. Как и появление весьма неприятных случайностей в последнее время. Да и случайностей ли? Только я не пророк и некоторые ответы будущего узнал слишком поздно.Афганистан, март 2002 год
***
Ожидание составляло львиную долю времени проведённого среди жарких песчаных равнин и узких городских домов провинции Кабул. День за днем практически одно и тоже. Охрана местных учреждений, контрразведка и обеспечение правопорядка на и так спокойных улицах одноименного города — не такой мне представлялась новая командировка. Эти несколько лет в Легионе сделали меня, если не адреналиновым наркоманом, то кем-то близким к нему. Кровь бурлила в венах каждый проведенный на службе день. Служба… Иногда сам удивляюсь тому, как здесь оказался. На другом конце земного шара. Из стольких вариантов выбрать наименее безопасный. Будто мало войны было в моей жизни. И вместе с тем все было другим. Здесь было ради чего оставаться, хотя бы ради гражданства, денег, да и в общем-то не самой плохой работы. Тренировки, миссии, засады и… жертвы. Тысячелетние земли были насквозь пропитаны кровью ее убиенных жителей. Каждый восход мог стать последним; каждый закат всегда был ярче предыдущего, ибо значил еще один шанс на жизнь. Последние крохи веры в людей испарялись под лучами беспощадного солнца. Войны велись только ради власти и обогащения горстки людей, по неведомому случаю наделённых правом распоряжаться чужими жизнями. Будто те были богами. Маги в этом плане сильно отличались от обычных людей. Они не затевали воен ради самой войны. Не совершали массовых убийств ради скрытых в недрах земли богатств, и также не навязывали свою «демократию» путем насилия. Столько способов и возможностей для обретения желаемого. Для обретения своего места под солнцем. «Осталось только найти среди них свой». Дуновение ветра, столь же горячего и сухого, как и все здесь вокруг, подняло столб пыли с песком. Я прищурился и поспешил стать спиною против ветра. — Куда пропал Симонс? — послышался слева недовольный голос Бреда, сослуживца с которым прошло несколько командировок в Афган. — От него толку, как от койота молока. Март выдался аномально жарким. Да и около семидесяти фунтов выкладки вместе с девятифунтовойвинтовкой в руках и формой, что полностью скрывала руки и ноги, только усугубляли ситуацию. А к обеду на улице и вовсе становилось невозможно находиться. Даже тень не спасала. Редкие счастливцы среди военных оставались внутри прохладных стен местной администрации, посольства или базы. Большинству же приходилось патрулировать лабиринты городских улиц, что примыкали к тем или иным правительственным учреждениям. Неподалеку горстка мальчишек играла с самодельным мячом из туго перевязанных тряпок. О настоящем, резиновом, здесь и не слышали. Как и о многих других вещах, знакомых каждому европейскому ребенку. Или почти каждому. Десятилетия войны не лучшим образом сказывались на жизнях простых людей. — Будто ты не знаешь его, Ред, — фыркнул я и скосил на мгновение взгляд в сторону американца. Тот стоял в тени на другой стороне улицы и подпирал плечом отнюдь не прохладную кирпичную стену. И затягивался наверное уже пятой сигаретой, еще одним предметом местного дефицита. — Снова небось застрял где-нибудь под лопастями. Вместо того, чтобы притащить свой тощий зад с нашими мокрыми тряпками и спасти нас. — Вот, скажи мне, Феникс, что мы здесь забыли? — Просил же… — поморщился на нелепое прозвище данное парнями, с которыми прошли первые командировки в горячие точки. Почему-то те уверовали в мою мифическую неуязвимость, стоило мне пару раз выбраться живым и практически невредимым с бесчисленных засад, устроенных душманами, когда другим везло намного меньше. Малоприятное напоминание об исключительной «везучести». Пусть и вздыхал с облегчением каждый раз, когда опасность оставалась позади. Несмотря ни на что, я любил жизнь. Даже если смысла в ней не наблюдалось. — Просто смирись, ещё никому не удалось избавиться от прозвища. Да и еще при таком-то чопорном имени, — рассмеялся Бред, и потянулся в нагрудный за своим неизменным ковбоем. Всегда красные. «Для настоящих мужчин», — как он любил говорить. Одни из самых крепких. И что он в них находил? С его пальцев никогда не сходили желтоватые пятна, что намертво въелись в кожу, и пусть под здешним загаром они не так бросались в глаза, но потемневшие ногтевые пластины не заметить было невозможно. — Ну не всем же быть тезкой смазливого Питта, — я вернул колкость, не желая остаться в долгу. Шутка не теряла актуальности с тех пор, как несколько дней назад мы впервые посмотрели привезенный кем-то из парней на видеокассете фильм с участием этого актера. Захватывающий сюжет, отличная игра актеров и общая атмосфера истории сразу сделала этот фильм одним из наших фаворитов. И все с нетерпением ждали новую часть, что должна была выйти в следующем году. Вдруг даже получиться посмотреть его на большом экране в кинотеатре, а не только по старенькому телевизору с небольшим экраном. — И все же, что мы здесь забыли? — в его голосе звучала непонятная мне тоска. — Как что? — с легким удивлением переспросил я. Жара вызывала амнезию? — У нас охрана периметра, забыл что-ли? — Да я не о том, — Бред махнул рукой, чтобы стряхнуть пепел с сигареты, и сделал новую глубокую затяжку. Скудный ветер доносил до меня едкий табачный дым. — Что мы забыли в этой чертовой дыре? Талибы ушли, война закончена, на улицах тишина и да благодать, но мы продолжаем последние месяцы просиживать здесь штаны. Не месяц, ни два, а четыре! Четыре месяца! А тем временем наши дают жару прихвостням Саддама! — Тебе бы только повоевать с кем-то, Ред, — насмешливо протянул я, но все же не мог не согласиться с ним. Больше не было медленных и осторожных продвижений по улицам, где в каждом закоулке, окне или на крышах мог поджидать террорист с порцией свинца для тебя. Однообразность спокойных дней напрягала и изматывала больше, чем горячие перестрелки. Ожидание опасности каждую минуту, каждый день, которая так и не приходила, было хуже самой опасности. — Будто сам не изнываешь здесь со скуки. — И то правда, только Легион не участвует в иракском конфликте, — я снова перевел взгляд на играющих мальчишек. Симонс действительно сильно задерживался. — Сейчас нет, а что потом? Так и будем пасти задних, пока остальные прижмут этих сукиных шахидов? Военное вторжение американцев в Ирак оставалось темой номер №1 среди всей базы с тех пор как об этом стало известно чуть больше недели назад. Сколько было разговоров, слухов, предположений, но никто из официальных лиц так до сих пор и не высказался касательно участия страны в целом и Легиона в частности в новом конфликте на Ближнем Востоке. — Хочешь влезть в чужую войну? У нас приказ обеспечивать порядок здесь, а не две тысячи миль восточнее, — лениво отозвался я и сделал несколько шагов назад вслед за уходящей тенью. Нам давно было пора сменить периметр, но ушедший канадец еще не вернулся, а подставляться, используя рацию с общей частотой, хотелось еще меньше. Меня мало волновало, где служить, здесь или в охваченным войной Багдаде. Полтора года службы, вот сколько оставалось мне до истечения контракта и до возможности начать новую жизнь с новым паспортом и новым именем. Над последним я размышлял очень долго. Жить и дальше с фамилией Поттер я не желал, слишком много с ней было связано неприятных и местами болезненных воспоминаний. Но и оставаться с полученной в Легионе условной фамилией Готье хотелось еще меньше. Еще один нерешенный вопрос к череде остальных. — Да мы только теряем деньги в этой глуши! В том же Кот-д’Ивуаре полгода назад я получал порядка четырех штук в месяц, а здесь не больше двух с половиной, ведь «конфликт урегулирован и территория более не считается зоной боевых действий». Черт бы побрал этих бюрократов! — Да не заводись ты… Все равно ничего не изменишь. — Вот отслужу контракт и подамся к Triple Canopy, DynCorp или к Blackwater. Там хотя бы платят нормально, не то, что тут. Да и штабских правил в разы меньше. — Наемником? — уточнил я, еще не понимая как относиться к этой новости. Здесь, на Ближнем Востоке, о частных военных компаниях не слышал разве что глухой. Наряду с регулярными армиями, они обеспечивали соблюдения порядка на вверенных им участках, охрану посольств и членов местных правительств, сопровождали гуманитарные конвои и не только. Бизнес-структуры, они возводили войну на новый уровень. И раз за разом пересматривали условия «правильности» и «неправильности», если цена была соответствующей. — Что в этом такого? Задачи те же, риск тот же, а оплата в разы выше. В конце концов деньги могут пахнуть и духами, если захотеть. — Да нет, — я покачал головой, спорить сейчас не хотелось. У каждого своя жизнь и своя дорога. — Просто удивился. Думал ты вернешься к себе на ранчо в Техас. Солнце снова наступало на небосвод все сильнее, с каждым разом уменьшая крошечные острова теней все сильнее. Я повернул за угол дома и прислонился спиною к стене. На несколько мгновений прикрыл глаза, чтобы дать им небольшую передышку от яркого света, и затем снова открыл их. Улица заметно опустела, толпы играющих мальчишек как-то тихо и незаметно растворилась. Только один парнишка остался стоять посреди пыльной дороги. Ему было лет десять, а может и того меньше. Он неподвижно стоял и смотрел на нас широко раскрытыми глазами. Брошенный остальными, тряпичный мяч лежал у его ног. — Это всегда успеется. К тому же за ранчо присматривает брат, — Бред широко улыбнулся и помахал застывшему ребенку. Тот как-то странно дернулся на простой жест приветливости и аккуратно, без замаха, пнул по мячу в нашу сторону. — Так что, все окей. Дымка опасности повисла в воздухе. Чувства обострились, а по спине пробежал холодок. Неясная мысль промелькнула быстрее, чем наступило осознание. «Это ловушка». Доля секунды, словно еще одна долгая жизнь. — Мяч — бомба! Я закричал. И со всех сил сорвался в противоположную сторону от мяча и Бреда. В следующее мгновение ударная взрывная волна повалила меня на землю. Палящее солнце Кабула затмилось более смертоносным огнем. Война вернулась на улицы Афгана. И я в очередной раз чудом остался жив. Несколько часов спустя другой взвод нашел в одном из закоулков пропавшего Симонса. Лежащего на земле с колотой раной в спине и перерезанной сонной артерией. Он истек кровью в считанные минуты. Рядом валялись три окровавленных куфии. Церемония прощания была скромной. На войне не было места сантиментам. Короткая речь перед собравшимися на плацу членами полка, минута молчания, вот и собственно и все. И, конечно, подробные беседы, едва не допросы, вышестоящего начальства. Как, что и почему? Вернувшись поздно вечером в казармы я долгое время не сводил взгляда с застеленной койки Бреда. Он был моим соседом. Теперь же его тумбочка была пуста. Все немногочисленные личные вещи уже были убраны капитаном в картонную коробку для передачи родственникам. Я присел на свою койку и засунул руку в один из карманов. Пальцы нащупали измятую пачку сигарет. Его сигарет. Все те же чертовые красные Мальборо. Мы не были друзьями, но все же с ним прошла большая часть моих легионерских командировок. Как нелепо… И преждевременно. Умереть ради чужих интересов и чужой войны. «Чертов Бреди был прав, каждый раз выживаю, как феникс». Только ему и тому ребенку совсем не повезло… Первая затяжка заставила подавиться дымом. Вторая пошла легче. А после третьей мысли наконец-то унеслись прочь. И стало легче.***
Дафна неспешно подошла ближе и тихо стала позади. Затем я почувствовал, как ее пальцы стали почти невесомо обводить черные контуры феникса, раскинувшего крылья на моей спине. Татуировка, что появилась едва ли не на следующий день после возвращения из Кабула. Больше я не отрицал свою суть, ставшую именем. Я выживал там, где другие погибали или скатывались в пропасть. — Что скажешь о выборе Блейза? — ее голос прозвучал совсем рядом. Руки со спины перешли на шею, и теперь легкими, круговыми движениями, массировали ее. Я расслаблено откинулся назад и закрыл глаза. — О девушке? — переспросил я, растворяясь в приятных ощущениях. На вчерашний ужин я ощутимо опоздал и пришел только когда беседа за десертом давно стала легкой и непринужденной. Девушка, как девушка, симпатичная, но ничего сверх примечательного. Даже немного странно, что Блейз обратил на нее внимание, ведь она была совсем не похожей на его привычных модельных кукол. — Что сказать? Ему с ней жить, не мне. На последней фразе я повернулся и с улыбкой посмотрел на Дафну в ожидании ее реакции. Она воскликнула, повиснув в моих руках: — Блэк, только посмей! — Не волнуйся, больше мне никто не нужен, — я ценил моменты, подобно этому. Они случались так редко. Успешность в работе часто соседствовала с самоотдачей, своего времени, своих знаний и, в итоге, самого себя. — Какие у тебя планы на сегодня? — Ты свободен? — надежда в ее голосе была неприкрытой. Я ограничился легким кивком, что был красноречивей слов. В голове проносились наименования различных мест, ресторанов, парков и даже музеев с картинными галереями. И пусть я не особо интересовался искусством, мне нравилось видеть, как загорались ее глаза при виде шедевров Дюрера, Босха и Гойи. Она могла часами говорить об каждой из картин своих живописцах. В то же время безмерно жалея, если какая-нибудь из их выставок проходила без нее. — Нам не помешает немного развеяться. Национальная галерея? Там ведь сейчас идёт выставка Гойи, да? Испанский художник Франциск Гойя был один из тех редких людей его профессии, чьи работы вызывали интерес даже у меня, человека далёкого от мира искусства. Он подкупал своей способностью без прикрас и цензуры демонстрировать горькую правду о низменных проявлениях войны. Его серия офортов «Ужасы войны» была ярким тому примером. — Отлично, подожди меня здесь, — улыбнулась она и убрала руки, — я быстро. Я проводил ее взглядом до дверей и поднялся. Невольно в поле зрения оказалась единственная картина в кабинете. Она занимала центральное место, на стене позади стола. Каждый кто заходил сюда сразу замечал ее. Портрет молодого мужчины кисти неизвестного художника. Довольно красивый портрет. Только удивительно в нем было другое — изображенный на нем человек удивительным образом был едва ли не моей копией. Хотя полотну было не меньше ста сорока лет. Это был подарок Дафны. Порой я задавался вопросом не ею ли он был заказан и специально состарен. Настолько реальным было совпадение. Толькр она всегда яро это отрицала. Неожиданный телефонный звонок остановил меня на пути в гардеробную. Лаконичное «Matheo» вызывало недоумение. Мы обо всем договорились. С чего ему было звонить, тем более в такой день. Задаваясь этим вопросом, я ответил на вызов. — Да, Матео. Что у тебя? В трубке послышалось тихое шуршание, что после сменилось голосом недовольного француза. Очень недовольного и очень злого. — Блэк, ты мне, конечно, брат. Но это переходит все границы! Que diable!.. — О чем ты? — перебил я поток едва различимых из-за скорости произношения французских ругательств. Где-то на краю сознания царапнуло смутное предчувствие. Ещё не озвученного обещания испорченного дня. Лорти сделал паузу и глубоко вздохнул. Когда он снова заговорил, каждое его слово произносилось едва ли не по слогам, и в каждом звучал гнев. — Я спрашивал тебя. Должен ли я был что-то знать о грузе. И что услышал в ответ? Не волнуйся, все чисто, никаких проблем не возникнет, не так ли? Я поверил тебе, а в итоге выгляжу полным nigaud перед своими клиентами! Это, знаешь ли, немалый урон по репутации! Моей репутации, Анри! Так дела не делаются!.. — Матео, погоди-погоди. О чем речь? Что не так с грузом? На другом конце связи снова возникла пауза. Затем послышался ещё один тяжёлый вздох. Будто собеседник старался взять свои эмоции под контроль. — На таможне среди груза обнаружили экспонат, недавно украденный с иранского музея, — начал он, стараясь говорить спокойно, но на долго его не хватило. — Теперь все конфисковано до выяснения обстоятельств происхождения остальных предметов. «Приятный» сюрприз, ничего не скажешь. Едкостью последней фразы можно было прожечь металл в толстом хранилище швейцарского банка. — Бред какой-то. Послушай, на все есть документы, там нет ничего теневого… — Объясни это доуанистам и Интерполу. Потому что я не имею ни малейшего понятия, каким образом среди ввозимых предметов искусства оказался краденный экспонат. Не теперь, когда узнал об этом последним. А моему помощнику грозит срок за контрабанду, и это как минимум. — Где ты сейчас? Я прилечу первым рейсом. И мы все выясним. — Орли. Жду, — сухо произнес тот прежде, чем отключиться. Я поспешил в гардеробную и едва сдерживался, чтобы ничего не разбить в приступе злости. Нужно было, собраться и «обрадовать» свою девушку. И не только ее. — Я почти готова, — сказала Дафна, показываясь на секунду на пороге комнаты. С ее лица не сходила легкая предвкушающая улыбка, пока она искала на многочисленных полках подходящие туфли к новому платью. Я глядел на неё со спины и думал только о неудачном времени для ещё одной проблемы. «Хотя, когда они приходили вовремя?». — Даф, — позвал я ее, морально готовясь к ее реакции. — Прогулку придется отложить. Срочно нужно в Париж. Рабочие вопросы. Мне очень жаль. — Что ж, значит перенесем прогулку на другой раз, ничего страшного. Дафна старалась не демонстрировать своего разочарования от услышанного. Да и в целом, она никогда не устраивала сцен, спокойно принимала мои постоянные рабочие встречи, поездки, внезапные смены планов в последний момент. И за это я был ей благодарен. «Хитроу. Париж. Сейчас. Документы на Персию. Все при встрече», — короткое сообщение отправилось адресату.Лондон
Министерство магии
11:43 19 сентября 2009 года
***
Кабинет новоиспеченной главы Магического правопорядка утопал в цветах и поздравлениях от друзей, коллег и просто незнакомых людей. Героиня войны сегодня отмечала свой тридцатый день рождения. Отмечала на работе, как и другие праздники. Посвящала ей все свое рабочее и личное время. Без мужа, семьи, детей и даже парня, — работа и карьера стала ее смыслом жизни или чем-то близким к этому понятию. Сколько лет она трудилась ради этой должности и теперь этот просторный кабинет с большими зачарованными окнами принадлежал ей. — Вам нужно это увидеть! — в кабинет без стука ворвался ее бывший коллега, а теперь один из ее новых подчиненных. — Что такое, Макс? — Гермиона подняла голову от очередного прошения об амнистии, которыми осаждали ее семьи заключенных Пожирателей. Пересмотр приговора старшего Малфоя стал сигналом для остальных завалить ее горой исписанных пергаментов. Отчего бумажной работы прибавилось. — Экстренный выпуск Пророка, только что пришел, — взбудоражено протараторил Вестер. Его лицо было перекошено. — Смотрите, вся передовица посвящена этому… Пропавшему выпускнику… Хоттерсу, помните? Девушка нахмурилась, за мельтешением подчиненного ей не удавалось разглядеть заголовок статьи. Хотя дело о пропаже Барри Хоттерса она помнила. Громкое было дело, даже в Пророке несколько раз публиковался призыва о помощи в поисках. Безрезультатно. Она читала отчет, когда готовила сводку по раскрываемости Аврората для тогдашнего главы департамента. Спустя месяц расследование зашло в тупик. И парня признали без вести пропавшим. Затем перед ее глазами оказалось фото, что занимало большую часть статьи, и она застыла. По спине прошелся мороз. Недавно съеденный кусочек праздничного торта запросился наружу. Она поспешно отпила немного воды со стоящего рядом стакана. Ей едва удалось сдержать рвотный рефлекс. Однако неприятный привкус желчи так и не исчез. За свою десятилетнюю карьеру в сфере правосудия, Гермионе приходилось сталкиваться со многим. Очень многим, но только не с таким. Не с такой бесчеловечной жестокостью. В том изуродованном теле, обескровленном и лишенным кожного покрова, едва ли можно было бы узнать восемнадцатилетнего парня. Не без зелья родства. Но в нем не было нужды. Лицо осталось нетронутым. Совершенно белое, с выделяющимися серыми прожилками опустевших вен. Казалось, будто Хоттерса одели в весьма реалистичный костюм к Хэллоуину, перед тем как убить. Однако хуже всего были глаза. Точнее две бездонные черные дыры на их месте. Нет, с таким она никогда прежде не сталкивалась. — Почему о таком я узнаю из газеты, а не от Стивенсона? Чем Аврорат вообще занимается? — Гермиона постаралась говорить ровно, только голос невольно срывался в дрожь. От праздничного настроение не осталось и следа. — Похоже, что журналисты пронюхали обо всем первыми, — на лбу мужчины виднелись следы испарены. Видимо, увиденное потрясло его не меньше, чем ее. — Думаете, это дело рук подражателей? — Сомневаюсь, — она покачала головой, не зная, что и думать. Озноб не отпускал. Война с Волдемортом была давно окончена и все его Пожиратели получили заслуженное наказание в Азкабане. Но время от времени, тут и там, объявлялись отдельные отбросы, что подражали приспешникам почившего Лорда. Нелепые маски, широкие балахоны, не серьезные правонарушения. Хулиганство. Пьяные разбои. И мелкие кражи. Слава Мерлину, их проступки даже не попадали на страницы Пророка. Сегодняшнее преступление и близко не стояло с ними. В кабинет бесшумно залетел красный конверт. Гермиона быстро вскрыла его и пробежалась по содержимому. — Аврорат? — Нет, министр. Созывает срочное собрание, — Гермиона поднялась и стала осторожно обходить расставленные по всем горизонтальным поверхностям букеты. — Пока меня не будет… Вестер направился следом за ней и по пути произнес: — Я поищу все, что можно по этому делу, мисс Грейнджер. Не беспокойтесь. — Поздновато для такого пожелания, Макс. Первыми всегда страдают невиновные дети. Или вчерашние школьники…