Я рядом

Ванцзи взмахнул рукой, выставил вперед ножны, отгородил Вэй Ина от Су Шэ, спрятал его за белой тканью, как за ширмой, от тяжелого взгляда и готовой сорваться с цепи долго сдерживаемой злобы. Су Шэ навис, зыркнул исподлобья, решая, что делать дальше. Ванцзи задышал глубоко, постарался стать легким, расплывчатым, раствориться в этом моменте, чтобы враг раньше времени не увидел спрятанное талисманами яркое свечение ци. Вэй Ин за его спиной завозился, толкнулся в руку — у Ванцзи отдалось в локте и ножны едва заметно качнулись, — подергал за ленту, как делал, когда что-то важное приходило ему в голову, высунулся из-за плеча и, больше не раздумывая, пригвоздил Су Шэ утверждением: — Вы ненавидите Лань Ванцзи из-за его высокомерия, но тогда меня вы должны ненавидеть еще больше. Сильные слова, произнесенные Вэй Ином, наполнили рот Ванцзи горечью, словно он их сам произнес. Ванцзи разомкнул было губы, чтобы возразить, потом сомкнул. Если у Вэй Ина осталось что-то, что не дает ему успокоиться и снедает изнутри, — пусть выскажет. Опустил руку, положил ножны перед собой. Вэй Ин двинулся ближе, вытянулся, стараясь смотреть Су Шэ прямо в глаза, приподнялся, не обращая внимания, что в порыве разговора встал на колени. Спина его, однако, стала прямой как струна, плечи гордо расправились, Ванцзи отчетливо видел половину лица, искаженную нехорошей ухмылкой. Когда Вэй Ин заговорил, слова его зазвучали жестко, ударили больно. Он всегда умел обращаться с ними искусно, даже лучше, чем Ванцзи с мечом: — Лань Ванцзи был высокомерным только внешне, я же всю жизнь действительно считал себя выше других. И не стесняясь говорил об этом. Доказывал это. Бахвалился этим. И даже этого мне было мало. Жаль, вы не видели меня после Аннигиляции! Вы бы просто умерли от злости на месте, и у нас не было бы сегодня никаких проблем. Глаза Вэй Ина вспыхнули красным, ухмылка стала шире, в ней опасно смешались раскаяние с сожалением, еще чуть-чуть — и превратится в оскал, оскал — в одержимость. Как в Безночном. И Вэй Ин сломается, потому что тело молодого господина Мо хрупкое, не приспособленное для сильных порывов темной ци. Ванцзи перестал дышать, потянулся к запястью Вэй Ина, перехватил — остановись! — чуть сжал. Тук. Тук. Тук. Кровь Вэй Ина толкалась в вену, вздыбливала ее под пальцами. Ванцзи подумал: ты был таким. Правда. Как правда то, что девиз Ордена Юньмэн Цзян — «Стремись достичь невозможного». А кто достигает, разве не в своем праве без скромности и стеснения говорить об этом? Ты стал не просто заклинателем, ты стал сверхчеловеком. А разве свойственно тому, кто стал выше других, принижать собственные достижения и возвышать чужие? Разве вслед за одним невозможным достижением не побуждает изречение искать следующего, и еще одного, и еще. Достичь невозможного и хотеть большего. Никто и никогда не успокаивается на достигнутом. Стремление к невозможному и стремление к доминированию — неотделимы. Посмотри, куда это соревнование завело! Обозлило одних, разожгло жадность в глазах других. Су Шэ выдыхал гнилью, возражал и все больше сутулился. Ванцзи же сжимал запястье Вэй Ина сильнее, не решаясь попросить: «Оставь этот девиз Цзян Ваньиню. Посмотри, у меня есть ты — разве еще что-нибудь мне нужно?» И Вэй Ин посмотрел, и погладил взглядом, ухмылку превратил не в оскал, а в ту самую озорную улыбку, которая даже на красивом, но простоватом лице молодого господина Мо заиграла, преобразила заурядные черты. Вэй Ин кашлянул, освободил запястье, потер затылок и сказал совсем другим тоном, теперь задиристо: — Вы говорите мне, что нет разницы между «не хотеть умирать» и «бояться умирать»? Тогда, если рассуждать по-вашему, нет разницы и между «не хотеть жить» и «бояться жить»? Хм. Давайте проверим. Подставим эти слова в любую фразу наугад и посмотрим, что получится. Изменится ли смысл. Потом прижался к груди Ванцзи всей своей худобой, как ребенок прижимается к матери, ища защиту, и выдал притворно-задумчивое: — Я не хочу жить без Лань Чжаня, — причмокнул, словно попробовал эту фразу на вкус, высунул кончик языка, облизнулся, вдохнул-выдохнул. Ванцзи следил за движениями его рта, алого, расцелованного, за движениями ресниц — отчего-то вдруг мокрых, — а сам весь сгорал изнутри. Золотое ядро пульсировало, сила билась в меридианах, как полноводная река в узких берегах, была готова разорвать жилы. Ванцзи в очередной раз приказал себе: «Надо обуздать!» Пустил нити ци в талисманы ханьфу, наполнил тканые облака призрачной силой, закрылся ими, сосредоточился на Вэй Ине, всмотрелся в его сиюминутную красоту, вслушался в напористую речь. — Я боюсь жить без Лань Чжаня, — и тут красноречие Вэй Ина иссякло, словно от удивления, что нашелся ответ на давно мучивший его вопрос. Посмотрел на Ванцзи широко распахнутыми глазами, перевел взгляд на Су Шэ и совершенно искренне поставил точку в споре: — Я беру свои слова обратно. По моим ощущениям, в данном случае фразы действительно практически равнозначные. Ванцзи захлестнула волна эмоций, камень из горьких воспоминаний, сожалений и упреков, лежащий по левую сторону груди, был ей смыт, и сердце снова встало на место, оглушительно застучало в такт сказанному: точно так же не хотело жить без Вэй Ина и боялось снова жить без него. По меридианам разлилось море ци, выплеснулось наружу легким смехом. Вэй Ин резко вскинул голову, глаза его стали еще больше. Ванцзи не стал прятать улыбку. Когда он еще увидит на лице Вэй Ина столько восторга и изумления? — Лань Чжань, ты… Ванцзи захотелось его приласкать, доставить ему столько же удовольствия, сколько только что получил он сам, но из угла, в котором сидели Сичэнь, Хуайсан и Цзинь Лин, на них слишком внимательно смотрели, а в воздухе повисла густая неловкость. «Значит, приласкать пока не получится», — решил Ванцзи, отгородил Вэй Ина рукавом, как ширмой, от любопытствующих и обнял посильнее, провел рукой по спине, оставил ладонь на пояснице, сказал: «Я рядом!» Вэй Ин охватил лицо Ванцзи руками — руки подрагивали, — сказал: — Я никогда не думал, что такой, как ты, всерьез заинтересуется таким, как я. Ты мне всегда нравился. Очень. Но я никогда не позволял себе додумать до конца эту мысль. Никогда не давал себе времени понять, хочу ли я, чтобы «нравится» превратилось в нечто большее. А когда я узнал все про себя, то подумал: какой стыд! А теперь вижу, что только мучил тебя. — Расслабил губы, распахнул для поцелуя. Ванцзи тут же поцеловал. Отстранился едва-едва, сглотнул, прошептал: — Моя вина. Не хотел навязывать себя, — и поцеловал в висок. — Прости, что не доверял. Вэй Ин что-то хотел ответить, но тут послышался собачий лай, рычание, цокот когтей, беспорядочные крики и вой Су Шэ, в которого мертвой хваткой вцепилась Фея. Вэй Ин замер, вдохи и выдохи стали короткими и быстрыми. Ванцзи мгновенно почувствовал, как тот сжался в его объятиях ни жив ни мертв, сипло воскликнул: «Лань Чжань! Обними меня!» Осекся. Мелко задрожал. Ногти врезались Ванцзи в плечо. Тело напряглось, и в бедро Ванцзи уперлось твердое. «Страх питает возбуждение, — решил Ванцзи, умилился. — Надо запомнить». Коснулся губами волос рядом с ухом, прошептал: «Обнимаю!» Коснулся щеки — обветренной, впалой. Провел руками по бокам, по спине, подумал: «Сколько людей, самолюбивых и гордых, соревновались с ним пока он был жив и после его смерти, но им никогда с ним не сравняться». Вэй Ин, не прекращая дрожать, горячо зашептал: «Обними меня крепко!» Тряхнул волосами. Те тут же прилипли к губам Ванцзи, пощекотали. Ванцзи сдул их, ответил: «Крепко обнимаю!» Больше Вэй Ин не просил, нашел просвет между вырезом ханьфу и лямкой гуциня, уткнулся в него, погрел кожу Ванцзи дыханием, прошептал: «Давно так хотел». Ванцзи обомлел, устроил ноги Вэй Ина поудобнее между своих ног, плечи — в изгибах рук и начал целовать. Сначала лоб в мелких капельках пота, потом страдальческие брови, потом ниже, куда мог дотянуться. Прихватил сначала верхнюю губу, подержал, потом прихватил нижнюю, коснулся языком языка, удачно избегая тревожить носом нос. Распробовал мягкий рот, в котором в суматохе вечера смешалось множество вкусов. Начал целовать глубоко, жадно втягивать в себя слюну. Слушал, как бьются в унисон и сильно-сильно их сердца. Слушал, как Ваньинь где-то там замахал мечом, заскрежетал зубами, крепко выругался, перевел на себя внимание всех. Как же Ванцзи в этот миг был ему благодарен за то, что можно выплеснуть переполняющую его ци прямо Вэй Ину в губы, не привлекая лишних взглядов. А потом вдруг стало неуютно. Из дальних комнат, как хищная рыба на запах крови, вышел Гуанъяо. Заиграл мелодию, которую Ванцзи уже слышал на горе Луаньцзан. Цзян Ваньинь, как оказалось, тоже про нее слышал, схватил клинки, свой и еще чей-то, что оказался под рукой, и варварски начал лязгать металлом о металл. Сичэнь тихо застонал и сдвинул брови, Хуайсан болезненно вскрикнул. Ванцзи нахмурился, смотря на брата, — неужели настолько болезненный шум? Или он так переживает что-то другое? Или за кого-то другого? Все еще за Гуанъяо? Ванцзи поправил ленту. Что же брат нашел в Ляньфан-цзуне такого скрытого? Даже сейчас, зная, что у этого человека вместо души бездонная пропасть, зная, что он взял в заложники мальчика Лина, Сичэнь все еще смотрит на него с нежностью. Готов поверить в его человечность. Почему? Почему не видит, что жажда власти и жестокость уже давно выжгли из Гуанъяо все другие чувства? Он же точно такой же, как Сюэ Ян. Невменяемый. Слишком погруженный в свои мысли, в какофонии отвратительного скрежета клинков, бренчания струн и собачьего лая Ванцзи не услышал, как Вэй Ин его позвал. Не дозвавшись, порывисто обхватил его голову руками, повернул — шелковые рукава упали до плеч, оголили локти. Ванцзи сначала посмотрел на локти, потом Вэй Ину в глаза. Что? Понял, что в таком гвалте все равно не услышит тихих слов, а громкие привлекут излишнее внимание. Вэй Ин тоже это понял и заговорил пальцами, задвигал ими по коже лица, забрался в волосы, под ленту. Сдавил виски, погладил мочки ушей и за ушами, надавил по обе стороны от переносицы. Ванцзи с благодарностью принял растекающееся по телу тепло, нырнул в него с головой, а когда вынырнул, то совсем по-другому понял происходящее. Снова взглянул на Сичэня — ведь всю свою жизнь хотел быть как брат, часто на него смотрел, вот и вошло в привычку выискивать его глазами. Привычка осталась, а желание быть похожим как-то незаметно ушло. Подумал: брат не притворяется. Не кривит душой — просто не слышит фальши в словах Гуанъяо. Не потому что не хочет, а потому что Гуанъяо меняет интонации, когда говорит с братом. Как фокусник со змеей. Неуловимые, как летящая в сентябре по воздуху паутина, они вторгаются в сознание, исподволь лишают брата ясности мысли. Удобное, незаметное насилие. На нас с Вэй Ином не действует, потому что не нам адресовано. Он нас к этим интонациям, искажающим истину, не приучал. Ванцзи украдкой кинул взгляд на Хуайсана. А его приучал? Скорее всего тоже нет. Зачем на нас тратить ци и время? От нас никакой пользы ни на Совете Кланов, ни в управлении, ни в собирании денег. А брата он наверное долго приучал. Понемногу. Дозировал искажение, как дозируют яды, вызывая привыкание. Неужели Гуанъяо придумал такую технику еще до Аннигиляции? Почему бы и нет — он талантливый, усидчивый, умный, столько времени проводил в секретных архивах Гусу, а еще он так же невероятно изобретателен, как Вэй Ин. Почти так же. Ванцзи почувствовал укол совести — если бы он заметил это раньше! Подумал: «Я ничем не могу помочь тебе, брат». Втиснул Вэй Ина в себя, ближе — хотя, казалось, куда же еще ближе? — почувствовал каждый напряженный участок тела, растревоженного словами и переживаниями, остроту ребер под одной ладонью, втянутый живот под другой. Вэй Ин опять начал дышать неровно, запа́х терпко, руки с ушей Ванцзи убрал, начал лихорадочно искать на ханьфу тесемки, прошептал: хочу, чтобы ты дотронулся. Ванцзи стало радостно оттого, что Вэй Ин так сильно реагирует на близость, но он кивнул в сторону Ляньфан-цзуня. — Да ладно тебе, Лань Чжань. Ты же видишь, ему не до нас. «И правда. Не до нас», — решил Ванцзи. Вон он как изгаляется. Отчаявшись победить Ваньиня техниками игры на гуцине, начал играть на струнах его чувства собственного достоинства. Рассказывал про мытарства с Суйбянем — в каждом слове самодовольство и провокация. Ждет, когда Цзян Ваньинь взбеленится и потеряет бдительность, чтобы контратаковать. Ванцзи про себя пожелал Ваньиню удачи на пути самоконтроля и запустил руку в складки ханьфу Вэй Ина, добрался до его возбуждения, погрел в руках, почувствовал влагу и тяжесть. Вэй Ин откинул голову, на его лице заплясали мягкие тени, смешались. У Ванцзи сердце забилось где-то в горле, а пульс в барабанных перепонках. Перепалка главы Цзян и главы Цзинь растворилась в шуме крови и постанываниях Вэй Ина. Как же это сладко, когда тебя так хотят, заводятся от одного прикосновения, и ты заводишься в ответ, и это ошеломительно! И к этому невозможно привыкнуть. Никогда. Вдруг пальцы, обнимающие шею Ванцзи, стали неласковыми, стали царапать, словно Вэй Ин забылся, унесся памятью далеко и вместо удовольствия чувствует нестерпимую боль и старается не потерять от нее сознание. Ванцзи покрутил головой: что же случилось? Понял, что пропустил момент, когда яд Гуанъяо и его пересказ истории о жертве Золотого ядра, нацеленный на Ваньиня, рикошетом попал в Вэй Ина. Разбередил старые раны. Ванцзи выпростал руку, погладил Вэй Ина сначала по спине, потом ниже. Успокоил. Зашептал: «Он это нарочно. Что бы ты ни сделал тогда, что бы ни выбрал — все обернулось бы катастрофой. Оставь ты Золотое ядро — Ваньинь бы не выдержал первым, или умом бы тронулся, или бы утопился, или нарвался бы на меч в бессмысленной ссоре, орден бы развалился, заветы родителей были бы погребены под слоем пепла. Ты хотел как лучше. Не твоя вина, что мозаика обстоятельств привела к новым жертвам. Судьба рода Цзян была уже написана в Книге Перемен». — Не моя вина, — отозвался Вэй Ин и весь понурился, словно из него выпустили силу. — Но и моя тоже. Я участвовал, не в стороне стоял, Лань Чжань. — Но ты и расплатился. Сполна, — сказал Ванцзи, и плечи его сами собой опустились, словно шрамы от дисциплинарного кнута снова дали о себе знать. Вэй Ин покивал, а когда они снова сосредоточили внимание на Гуанъяо, тот уже запечатал меридианы Цзян Ваньиня, извлек клинок из груди, обтер платком лезвие и снова обернул меч вокруг пояса. Ванцзи безошибочно узнал платок — у них с братом они с детства были одинаковые, невозможно ошибиться. Подумал: «Жалкое зрелище», — и отдал Ваньиню нагретую мягкую подушку. Ему нужнее, а они с Вэй Ином уместятся и на одной.