***
Антон был в комнате один. Куда после ужина делись Дима с Сережей, он не знал. Может быть, даже к лучшему, есть время подумать в одиночестве. Дома Шастун почти всегда был один, родители-то на работе, а тут за три дня привык быть с кем-то. Но ощущения, что его бросили, не было. Антон забрался с ногами на свою кровать, подложив под спину подушку, чтобы не облокачиваться на холодную стену. В кармане куртки нашел наушники, подключил к телефону и включил первый попавшийся трек. Левый наушник — в левое ухо, а правый — в правое. Все просто.Курит легкие винстон, Часто путает числа, дома всегда чисто, Не звонит и не пишет первой мне…
Пел рэпер или читал рэп. Это не важно. Антон опять не слушал. Просто создал вокруг себя вакуум из песен, которые когда-то были скачаны на его телефон. Думал Шастун о первом дне в новой школе. Если так подумать, то в общем день прошел неплохо. Пять по английскому, четыре по русскому, скорее всего три за проверочную по алгебре. Надо будет ещё раз сказать Диме спасибо, а то, если бы не он, было бы два. А на физ-ре из него вышли все соки. Он был физически не подготовлен к такому марафону. Антон слишком худой, одни кости, мышц, казалось, вообще нет. Он был уверен на все сто процентов, что завтра будет ломить все тело. Но больше всего ему не давал покоя всего один предмет, всего один учитель, всего два голубых холодных океана. Вернее не давали покоя фразы, брошенные в его адрес. То ли специально, то ли нет. Почему на уроке это один человек, а вот на лестнице о нем беспокоился совершенно противоположный? Что Антон такого сделал, что учитель принизил его? Опоздал на минуту. В прошлой школе он встречал разных учителей, даже которые орали без причины или вели себя как ПМСные суки. Но как с ним разговаривал физик, такого с Антоном не было. Попов не кричал, не топал ногами, но уничтожал каждым словом, каждым взглядом. Если бы на его месте была бы та же Бориска, Антону не было бы так паршиво на душе. Шастун бы выслушал воблу, а через полчаса забыл бы и не вспоминал никогда. Но это был Арсений Сергеевич, который, казалось, презирал, ненавидел и одновременно плевал на тебя с высокой колокольни. Только на уроке его любимой физики. В коридоре физик называл его по имени, беспокоился, все ли хорошо, и смотрел с волнением в глазах. Шастун пришел к мысли, что физик странный. Да нет, не так. Попов Арсений Сергеевич — особенный, с какой-то тайной в сердце, с черной, как дыра в космосе, душой, с пронзающими голубыми глазами и эстетично приподнятым носиком. Описывать учителя можно бесконечно. И при этом находить все новые и новые термины, чтобы расширить это описание.А за окном дождь, как из Лондона, И тишина на том конце провода, Эта весна забрала тебя, Я думал на чуть-чуть, но не навсегда…
Антон ненадолго отвлекся на припев, стал менять местами кольца на руках, а потом опять вернулся к мыслям об учителе. Он задумался, а как бы выглядел физик, когда смеялся. Может быть, у него появляются такие маленькие морщинки под глазами или ямочки на щеках? А как Арсений Сергеевич выглядел, когда просто улыбался? А ещё Антона волновал вопрос, сможет ли он хоть когда-нибудь увидеть другого Попова, не холодного и жестокого, а улыбающегося и уютного. Бывают же такие люди - уютные. Или это не про Арсения? Раз Шастун единственный в классе, у кого есть оценка, и она не положительная, то именно его спросят на следующем уроке. А с физикой у него беда, даже больше, чем с математикой. В прошлой школе сначала вел старенький учитель, который толком ничего не объяснял, а оценки ставил, как захотел. В девятом классе старичок ушел на пенсию, и пришла новая язва. Молодая, только вот с института, и тоже толком не объясняла, лишь орала и требовала. Антон еле натянул на три, а вот, что сейчас делать, не знал. Попов вроде объяснял, даже приводил примеры, разжёвывал для всех. Шастун слушал и не понимал ничего, как будто физик на другом языке говорил. Может быть, стоило попросить у кого-то помощи? Ладно, физики завтра нет, пока можно выдохнуть. Тут резко песня прекратилась на середине слова, а сам телефон начал вибрировать рядом с хозяином. Антон вытащил наушники и посмотрел на экран телефона. «Мама» высвечивалось перед ним, и он тут же ответил, не мешкая ни секунды. — Сыночка, хороший мой, — послышался нежный мамин голос, — ну, как ты там?***
Вернув книги, которые он планировал прочитать на летних каникулах, но у судьбы были другие планы, поэтому они так провалялись в чемодане, в библиотеку, Арсений медленно спускался по лестнице, думая, где сейчас Шеминов мог быть. Друг срочно был ему нужен. Попов засунул руки в карманы брюк, когда спустился вниз, потом завернул в небольшой коридорчик, а там опять лестница, и вот он, большой холл. Тут же и учительская, куда Арсений зашел уверенной походкой, почти сразу же увидел Стаса, который сидел за одним из столов, склонившись над бумагами. Шеминов, подняв голову и увидев физика, выдохнул: — Как же я затрахался, — лингвист бросил ручку и начал тереть пальцами глаза. — А ты не трахайся, — хмыкнул Попов, подходя ближе к нему. — Спасибо, друг, — посмотрел Стас ему в глаза, — твой совет просто бесценен, я обязательно им воспользуюсь, — он положил голову на ладонь, — журналы сами себя не заполнят. — Мне лень, может, ты и мои заполнишь? — присел на краешек стола Арс. — Ага, щас! — воскликнул Шеминов, — шнурки поглажу. — Утюг одолжить? — хмыкнул Попов, — я что тебя ищу-то, — Стас и бровью не повел, лишь ждал продолжение фразы, — сегодня после отбоя мы ждем тебя у меня в комнате. — Кто это — мы? — спросил лингвист, — ты и Николай второй? — Я и мой очень хороший друг Джек, — хитро улыбнулся Арсений, — Джек Дениелс, — добавил после небольшой паузы. — Ох, — облокотился на спинку стула Стас, — тогда я тоже буду с друзьями, лимончиком и шоколадкой. — Будем ждать, — ответил Попов, после чего встал и ушел из учительской. Ему нужно выпить, но пить одному не хотелось, так и до алкоголизма не далеко. Поэтому Арсению и нужен был Шеминов, потому что он и разговор поддержать может с ним ни о чем, и вовремя остановит, чтобы Попов не превратился в свинью. Сам он очень устал, больше морально, чем физически. У Арсения были большие планы на эти каникулы. Он планировал вернуться в родной Омск, к любимой жене и дочке, провести там месяц, навестить родителей, друзей, а потом, в августе, съездить с семьей на море, как раз денег поднакопил. Но дома его встретили не теплыми объятиями и вкусным ужином, а равнодушным взглядом и повесткой в суд. На протяжении двух месяцев Попов в Омском городском суде, где и проходил гражданский процесс о его разводе, пытался отстоять квартиру и дочь. Результат: двухкомнатная квартира досталась бывшей жене, а его лишили родительских прав с фразой: «Такой отец ей не нужен». Уже вторая жена уходила от него, говоря, что он самый редкостный эгоистичный мудак. А что это сразу эгоистичный мудак, собственно? Ну, не звонил по полгода, так он же работал. Ну, изменял пару раз, с кем не бывает, пар же выпускать нужно. Да и откуда она знала, Арсения ведь никто за руку не ловил. Деньги все в семью, все для жены, все для любимой. Ну, или не для любимой, или не все. На последней неделе августа, уже будучи в Питерской однушке, Арсений пришел к выводу, что его очередная бывшая — стерва. И не простая, а расчётливая и меркантильная. Все ради его квартиры, по крайней мере, он себя в этом убедил. Не Попов плохой, а она. Да и дочь, похоже, она нагуляла, раз не настояла, чтобы Арсений алименты платил. Да и пропади оно все пропадом. О том, что он женат, вернее, был женат, знал только один человек в школе. И Стас обещал унести эту тайну в могилу. Наверное, ему нужно рассказать, а, может быть, и не нужно. Арсений скрывал этот факт, кольца не носил и не упоминал ни разу. Так было проще, как выразился Шеминов, растлевать малолетних. А вот теперь он абсолютный холостяк и может пуститься во все тяжкие. Но сейчас ему хотелось только выпить и поболтать ни о чем. Нет, конечно, потрахаться тоже хотелось, и у него есть, как минимум, пять стопроцентных вариантов. Но это завтра, сейчас хотелось лишь выпить.***
Сережа и Дима возвращались в свою комнату. Матвиенко тащил, в буквальном смысле, пять больших тяжелых книг, периодически вздыхая. Позов же нес всего три, хоть и порывался взять ещё две у Сережи, просто друг не дал этого сделать. Дима открыл дверь, пропуская Матвиенко вперед. Антон стоял у окна и говорил по телефону, парни слышали лишь, что говорит Шастун. — Я хорошо ем, — повернулся он к соседям по комнате, — да, — Сережа поставил стопку книг на стол, — да, — Дима поверх положил свои книги, — не волнуйся, все хорошо, — опять ответил Антон. Парни переглянулись, Дима шепнул: «Мама», а Матвиенко кивнул в ответ, — ну, все, пока, — отключился Шастун. — Мама? — решил уточнить Сережа, Антон ответил молчанием и еле заметным кивком. — Вы где были? — поинтересовался Шастун, хотя ему было больше все равно. — В библиотеке, — ответил Дима, — кстати, вот расписание на завтра, — он достал листок из кармана. — Я там ещё ни разу не был, — Антон сел на свою постель. — Какие твои годы, — ухмыльнулся Сережа. — Так, — раскрыл листок Дима и начал зачитывать, — первая история, потом химия, русский, геометрия, география и алгебра. — То есть, на завтра только русский сделать? — спросил Матвиенко, садясь за один из столов. — Ага, — кивнул Позов, откладывая блокнотный листок. — Я уже сделал, — сказал Антон, — и английский тоже. — О, дашь списать? — тут же воодушевился Сережа. — Да, бери, — Шастун кивком головы показал на стол, где лежали его тетрадки и учебники, — там не очень сложно. — Там упражнения с временами, — сказал Матвиенко, находя тетрадь Антона по английскому и открывая её, — я вообще ни бум-бум. — А ты хоть в чем-нибудь бум-бум? — спросил Дима. — Конечно, — посмотрел на него Сережа, — например в том, как сделать этот великолепный хвостик, — провел рукой по волосам, — или как обработать фотку в Инстаграм, — ухмыльнулся он. — Да, именно эти знания необходимы, чтобы поступить в институт, — саркастично проговорил Дима, улыбаясь. Сережа показал ему язык, на что Позов закатил глаза, а Антон негромко рассмеялся.***
Стас, как они и договорились, явился после отбоя в комнату Попова. Он нарезал маленьким ножиком лимончик, пока Арсений разливал им виски. — А что у нас за повод на этот раз? — уточнил Шеминов, по привычке располагаясь в кожаном кресле. — В смысле? — спросил Арсений, протягивая ему бокал. — Ну, вчера мы пили в честь начала учебного года, — пояснил Стас, забирая бокал из его рук, — а сегодня в честь чего? — В честь моего развода, — Арсений уселся на стул напротив него, — не чокаясь, — добавил он, перед тем, как отпил виски. — Вы с Аленой развелись? — спросил лингвист, не сделав ни одного глотка. — Я, по-моему, так и сказал, — равнодушно пожал плечами Попов. — Почему? — не унимался Шеминов, хмуря свои брови. — Потому что я эгоистичный мудак, — физик поднял взгляд на него, — вернее, редкостный эгоистичный мудак. — Она узнала про измены? — наконец отпил из бокала виски Стас. — Вроде нет, — задумался Арсений, — в пизду, — устало выдохнул он и залпом выпил все содержимое бокала. Стас промолчал, отправил в рот маленькую дольку шоколада. Попов налил себе ещё и о чем-то задумался, начал кусать нижнюю губу, а потом сильно нахмурился. — Арс, — позвал его Шеминов, физик сфокусировал взгляд на него, — ты хоть её любил? Арсений смотрел ему в глаза достаточно долго, после сделал два аккуратных глотка, наклонил голову в бок и все-таки решил ответить: — Нет, — хмурится Попов, — раньше думал, что любил, но сейчас точно знаю, что нет. — Но зачем тогда все? — развел руками Стас. — У нас была яркая химия, — ответил Арс, будто это очевидные вещи, — а потом она забеременела, меня отец учил отвечать за свои поступки. — Не знал, что вы женились по залету, — как-то погрустнел лингвист. — Знаешь, у меня так много было партнеров, — отпил виски Арсений, а потом продолжил, — многие меня любили, но я…так никого и не полюбил. — А ты не пробовал сначала заглянуть человеку в душу перед тем, как раздевать? — опять взял кусочек шоколада Стас, — ты правда эгоист, Арс, всегда думаешь только о себе. — Неправда, — лениво возмутился физик, но все равно хмурясь. — Правда, — настоял Шеминов таким тоном, с которым разговаривал с учениками, — сколько раз ты просто так с кем-то трахался? И тебе всегда было плевать на то, что там этот человек чувствовал, потому что ты эгоист, — он резко поставил бокал на стол, — ты знаешь, что такое страсть и хороший трах, но что такое любовь — нет, — Попов опять склонил голову вбок, — ты никогда ни о ком не заботился, никогда не ухаживал за кем-то, приходил и брал, что хотел! А потом уходил, при этом плюнув в душу, — Стас чуть помолчал, а потом продолжил свою тираду, — знаешь, я думаю, что когда-нибудь на твоем жизненном пути появится человек, который перевернет твою душу наизнанку, и тебе придется в лепешку расшибиться, чтобы заслужить его любовь к тебе, и не факт, что у тебя получится. — Знаешь, — тоже поставил бокал на стол Арс, — я бы очень хотел встретить этого человека, но что-то пока его нет и что-то сомневаюсь, что он вообще существует. — Кто ищет, тот всегда найдет, — уже совершенно спокойно сказал Стас, вставая с места, — а теперь спать, завтра уроки, — Попов был с ним согласен, — а я пойду проверю коридоры и тоже в кроватку, — мужчина направился к выходу. — Спокойной ночи, — негромко сказал Арсений, не поворачиваясь. — Спокойной, — Стас посмотрел на его затылок и вышел из комнаты. Он медленно спустился на второй этаж и пошел по пустым школьным коридорам. Почти бесшумно открыв дверь в душевую для мальчиков, Стас застыл на пороге. У окна стояли два десятиклассника: Паша Сорокин и Оксана Фролова, целуясь. Шеминов тихо закрыл дверь и не стал их трогать, ему же тоже когда-то было шестнадцать и он тоже когда-то влюблялся, пошел дальше по коридору.***
После отбоя Матвиенко ещё посидел в телефоне около часа, а потом уснул. Шастун, видимо, из-за того, что устал на физкультуре, вырубился сразу же, стоило опустить голову на подушку. А вот у Димы сон не шел. Он лежал на боку и видел, как грудь Сережи медленно поднималась при вдохе и опускалась при выдохе. При этом чувствовал какое-то умиротворение, что сейчас, вроде, все хорошо. Сережа считал его семьей, а Позов любил его, но не как друга, не как брата, а как любил сам Матвиенко физика или Паштет — Оксану. Тяжело видеть, как Сережа страдал по-другому, зато Дима мог его поддержать, мог быть рядом. И пусть Матвиенко видел в нем только друга или брата, Позов будет любить его всегда. Он всегда будет это скрывать от него, чтобы, опять же, уберечь. Дима не помнил, когда это началось, может, года два назад, а, может, и больше. Но он точно знал, что любил этого парня. Дима жил моментами: когда они встречались взглядами, когда они разговаривали по душам, когда Сережа его обнимал. Позов только по нему скучал во время каникул и только ему писал по ночам. Больше всего он боялся, что школа рано или поздно закончится, и они перестанут общаться, а потом и вовсе забудут друг друга. Наверное, поэтому Дима цеплялся за каждый день, каждый момент, тщательно запоминал, чтобы потом вспоминать. Вот даже сейчас. Он приподнялся на локтях, проверяя, спит ли Антон. Его глаза закрыты, и он чуть шевелил губами, вроде как спал. Откинув одеяло, Дима встал и на носочках отправился к Серёжиной кровати, который спал крепко, тихо похрапывая. Позов подтянул одеяло ему до самых плеч, укрывая