***
Звенел протяжный и даже противный школьный звонок. Младшие классы с криками и визгами бежали в свои кабинеты. Где-то с пятого по седьмые классы бодро лавировали по коридорам в кабинеты нужного им предмета. Старшие же ученики максимально медленно и лениво плелись в сторону нужных им классов. Потому что слишком лень было сидеть на уроках в субботу, зная о том, что буквально после обеда начнутся выходные. Десятиклассники не были исключением из правила, поэтому напоминали вареных раков. Паштет разлегся на третьей парте, положив голову на правый бок на учебник и тетрадку, а руки положил рядом. На второй парте перед ним сидел Антон с закрытыми глазами, подперев голову руками. У Димы голова тоже не держалась и, сидя перед Шастуном, он придерживал её кулаком, а в другой руке держал телефон. Оксана же рядом с Антоном зевала, но держалась. И только Сережа радостный сначала влетел в класс, а потом прыгнул на свое место, что было рядом с Позовым. — Вы че такие тухлые сидите? — спросил Матвиенко, садясь полубоком и смотря на всех по очереди. Антон поднял голову, чтобы посмотреть на него, и облокотился на спинку стула, вытягивая при этом свои длинные ноги под партой. Позов оторвался от своего гаджета и повернулся в его сторону, — Сегодня же суббота, — развел руки в строну Сережа, — и сегодня мы хорошо отдохнем, — под конец фразы он подмигнул. — Знаешь, Сереж, у меня складывается впечатление, — поправляя свои очки, сказал Дима, — что тебе просто хочется нажраться. — Нет, — протянул гласную букву Матвиенко, смотря в его глаза через очки, — я хочу хорошо провести время со своими друзьями и отдохнуть от этой учебной скуки, — он закусил губу. Сережа был прав, учебная скука нагнетала, а в школе ничего особого не происходило. Каждый день был похож на предыдущий. Ничего интересного не происходило, и все это прекрасно понимали. Скучно, грустно, клишированно, или просто школа. Действительно, развеяться нужно было, и пятерка друзей это прекрасно понимала, поэтому пока Бориска по непонятным причинам опаздывала на урок, они распределили, кто и что будет делать, чтобы вечер прошел на ура.***
Уроки закончились, и, как обычно, большая часть школьников и учителей спешила разъехаться по домам в разных направлениях и на разном транспорте. У всех были свои дела, кто-то хотел поскорее к семье домой, а кто-то мечтал сесть за новую компьютерную игру. Коридоры привычно пустели, тишина опускалась на светлое здание школы, а вот Попов особо не спешил, хоть его и ждали. Арсений как можно медленнее выводил синей ручкой буквы в журнале, сидя в кабинете физики за учительским столом. Потом с особой внимательностью вводил оценки в электронный журнал на ноутбуке. Шеминов забежал к нему, помахал рукой и попрощался до завтрашнего вечера. Физик прощался с ним кивком головы. Стас пробубнил что-то про трудоголика и работу, которая погубила немало людей, а после скрылся за дверью. Проведя в кабинете ещё полчаса, Попов пошел сначала в пустую учительскую, а потом к себе в комнату, по пути прощаясь с учениками, что спешили на автобус в город. Уже у себя учитель отправился принимать душ. Стоял под теплыми струями, смотря на белый кафель максимально долго, а после потянулся к мочалке и гелю для душа с лавандой. Попов тянул время, как мог, потому что не хотел никуда ехать. Если быть точнее, то он не хотел ни к кому ехать. Только встреча уже назначена, и Рома его уже ждал в своей уютной питерской квартире. Скорее всего застелил новое постельное белье и даже бутылку любимого Арсением вина поставил охлаждаться на дверку холодильника. А ведь он отличный любовник, страстный и неугомонный, а еще не нудил и мозги не делал, ещё и с милым личиком, худощавым телосложением, упругими ягодицами. Но все это не меняло тот факт, что физик ехать туда не хотел. Смывая водой белую пену от геля для душа с плеч и спины, которые покрыты родинками, он думал о том, зачем ему вообще все это нужно. Какая-то депрессивная часть его сознания призывала остаться в школе, запереться в комнате и смотреть в потолок, никуда не выходя до понедельника. Арсений подставил лицо под струи воды, что быстро лились из душевой лейки, осознавая, что затворничество — не выход из ситуации. Ещё простояв под теплым душем около пяти минут, он все же вылез из ванной. Вытирая тело и волосы полотенцем, учитель смотрел на себя в зеркало, параллельно в голове пытался найти хотя бы три причины, почему стоило поехать к молодому любовнику. Первая всплывала сразу же: всем людям нужно периодически хорошо кончать, а в постели Роман был очень хорош. Вторая причина — учитель умрет со скуки здесь в школе один. Третья была почти принципом, ведь Попов обещал, а если сказал, то делай. Поэтому, выдохнув, он ушел одеваться во что-нибудь попроще, чем официальный костюм. Когда Арсений спускался по лестнице в спальном корпусе с третьего этажа, то в пролете увидел, как со второго этажа выходили трое подростков. Это были никто иной, как Антон Шастун и Оксана Фролова, а впереди них Сережа Матвиенко. Десятиклассники учителя не заметили, начали спускаться и продолжали разговаривать, а Попов стал спускаться за ними, невольно подслушивая их разговор. — Антош, застегнись, кому говорю, — говорила девушка, натягивая на свою голову шапку, смотря при этом под ноги. Шастун не стал спорить с Оксаной, у которой всегда при виде него просыпался материнский инстинкт, потому послушно потянул собачку вверх, застегивая тем самым молнию на куртке до конца. — Я короче за алкашкой, — сказал Сережа, не поворачиваясь, перебирая яркие купюры денег, которые они скинули ему все вместе, — а вы купите, чем закусывать и запивать тоже, — сказав это, он повернулся, протянул отсчитанную сумму друзьям. Фролова переняла деньги и запихнула их в карман, не проверяя, сколько отсчитал армян. Арсений же на первых словах Матвиенко встал как вкопанный и слышал лишь эхо того, что говорил подросток дальше. Поэтому, когда десятиклассник повернулся к друзьям с деньгами, не заметил учителя. Тот факт, что дети, за которых он тоже в какой-то ответственности, собирались выпивать в здании школы, что запрещено правилами этой самой школы, перевесил все причины, которые Попов придумал сам себе, чтобы поехать к любовнику. Физик быстро достал телефон и напечатал сообщение Роме о том, что не приедет, мол, появились важные дела, а потом так же быстро вернулся вверх по лестнице, только на второй этаж. Стараясь быть как можно тише, Арсений подошел к комнате учеников, двое из которых уже покидали территорию школы. Он поднес ухо к двери, прислушался к тому, что происходило внутри. — Почему это нас оставили убираться? — послышался голос Паши Сорокина, вместе с какой-то возней. — Главное, чтобы после не мы убирались, — ответил ему Дима Позов, на что учитель ухмыльнулся. Попов отстранился от двери и легкой походкой начал идти по коридору. Честно говоря, ему плевать на десятиклассников, что решили выпить, просто искал причину, чтобы никуда не ехать, для успокоения своей души. Он вернулся к себе, где снял верхнюю одежду, а потом отправился в библиотеку за какой-нибудь книгой, так же легкой походкой. Настроение тут же приподнялось, когда было принято решение не ехать. Арсений даже улыбался, когда увидел из окна библиотеки, как трое друзей возвращались в школу.***
Откуда Сережа знал идеальное соотношение колы и виски в стакане, чтобы быть навеселе, а не сразу в говно, так и не признался друзьям. Весь вечер он был барменом и отвечал за то, чтоб у всех в стаканах было налито. Оксана и Антон принесли много закуски в виде нарезанного сыра и колбаски, свежих булочек, чипсов и сухариков, ещё шоколадных конфет и даже сладких груш. Девушка все красиво разложила на столах, которые все так же, как раньше стояли словно остров в центре комнаты. Антон нашел нужную музыку в «Вконтакте» через ноутбук Матвиенко. Дима же с Пашей повесили гирлянду, что притащила Фролова из своей комнаты, которую она обычно вешала у себя над кроватью под Новый Год. Огоньки её светили теплым светом, и в темноте создавали особую уютную атмосферу. Время летело с невероятной скоростью, особенно, если проводишь его с хорошими друзьями. В самом начале Шастун не надеялся завести в этой школе даже приятелей, а обрел настоящих друзей. Он даже задумался, что будет, когда его родители вернут в старую школу, ведь Антон не хотел терять с ними связь. Как же он без умного Димки, мамочки Окс, бесящего Сережи и смешного Паштета? Подросток так задумался об этом, что даже загрустил, что не скрылось от его одноклассников. — Так, Сережа, сделай погромче, — сказала Фролова, отставляя свой стакан в сторону и поднимаясь с кровати Матвиенко, — а теперь все встали и начали танцевать! — прокричав это, она толкнула Пашу в плечо, тот сразу же встал. Сережа выполнил её приказ тут же, но сначала отпил из своего стакана. Оксана потянула за руку Антона, чтобы он тоже встал, подпевая песне, — Я не знаю, кто ты, да и похуй, ведь сегодня ты точно пойдешь со мной, точно пойдешь со мной. — Да я не умею танцевать, — протянул Шастун, но со своей кровати все же встал. — Это просто, — заулыбалась она, — чувствуй музыку, тело все сделает само. Поначалу Антон зажимался, но когда к ним присоседились Дима и Сережа, отдал душу Элджею и его треку, начал трясти своими конечностями. Им было хорошо, весело и легко. Шастун будто отпустил все, что было на душе, и не думал ни о чем. Сейчас было не до физика с его Ромашкой, даже вообще ни до кого. Подростки и не думали, что они могли спалиться, что их могут наказать или ещё чего, они просто отдыхали и хором кричали слова песен, что менялись сами. — В голове моей туманы-маны. Утекла любовь из карманов. А мне друзья говорили: «Забудь её, забудь!» — в голос пели друзья танцуя перед столами, — И теперь на сердце раны-раны, но ты же знаешь, что я упрямый. Я буду в тебе, как в тумане, медленно тонуть.***
Когда по времени на часах начался новый день, закадычные друзья были уже сильно пьяны. Оксана и Паштет ушли за ручку в пустую комнату второго, так как его сосед уехал на выходные. Что именно эта парочка там собралась делать, никто не уточнял. Оставшиеся трое сидели все вместе на постели Димы, упираясь спинами в стену и свесив ноги. По очереди отпивали из горла последнюю бутылку виски и разговаривали. Такой классический разговор «по-пьяни» на философские темы. — Долго вот ты, Тох, будешь в девственниках ходить? — спросил Матвиенко, наблюдая за огоньками гирлянды над кроватью Шастуна. Антон, который сидел через Диму от него, когда услышал вопрос, поперхнулся, так как именно в этот момент отпивал из горла алкогольный напиток. — А с чего ты вдруг спросил? — уточнил Дима, поворачиваясь к Сереже, пока Шастун там откашливался. — Просто, — пожал плечами хвостач, — он же получается один остался среди нас девственником. — А я? — спросил Позов, перенимая из рук Шастуна бутылку. — Ты тоже? — удивленно посмотрел на него Матвиенко, — А разве тогда на каникулах ты не переспал с той девчонкой? — Дима сделал пару глотков и хмуро на него посмотрел, — Ну, о которой ты мне рассказывал. — Нет, — выдохнул Позов, пихнул ему бутылку виски, сложил руки на груди и тоже уставился на гирлянду, — я, может быть, себя храню, — тихо проговорил он, а потом и вовсе прошептал, — для одного единственного. — Дим, ты что, гей? — спросил Антон, что расслышал его последние слова. — Чего? — опять удивился Сережа, даже оторвался от стены, чтобы смотреть на них вместе. — Да, блять! — резко ответил Дима, — Такой же, как и ты, — ткнул пальцем в грудь Матвиенко он. Тот опешил и опять сел ровно к стене, сделав сразу три глотка виски. — А почему не говорил? — спросил тихо Сережа, нарушая тишину. — А ты спрашивал? — вопросом на вопрос ответил Позов, вырвав из его руки полупустую бутылку. Опять наступило молчание. Все трое следили за тем, как менялись режимы на гирлянде. Антон кусал губы, все думая, что сказать. — Это ничего не меняет, Дим, — наконец решился Шастун, — мы всегда будем друзьями. — Да, Поз, — подхватил Матвиенко. — Я унесу вашу тайну в могилу, — хмыкнул Антон, отмечая про себя, что смешно получилось — сразу два каминг-аута, — может, и я к вам когда-нибудь присоединюсь. — Ого, — засмеялся Сережа в то время, пока Дима закашлялся. — Рассказывай, — серьезно сказал Позов, посмотрев на зеленоглазого, — это тоже уйдет с нами в могилу. — Ну, — протянул гласную Шастун, опуская взгляд на свои руки и начиная теребить рукава оранжевой худи, — дайте выпить, — он забрал бутылку с виски у них и наспех выпил несколько больших глотков. — Мы ждем, — сказал Матвиенко, садясь боком к ним в позу лотоса, так ему было удобней смотреть на парней. — Мне вроде как кое-кто нравится, — выдохнул Антон, не поднимая взгляда от своих рук, что сейчас покоились на худых коленях. — Кто он? — спросил Дима, закусывая губу. Слишком быстро они перескочили с него на Шастуна, но так даже лучше. — Я не скажу, — покачал головой Антон. — Мы его знаем? — уточнил Сережа, ведь дурачку понятно, что это кто-то из школы. — Да, — ответил Шастун, думая про себя: «Пиздец как знаете». — А этот кто-то что? — опять спросил Дима, делая небольшой глоток из горла. — Ничего, — отвечает Антон, откидывая голову назад, — у него, вроде как, кто-то есть, и я… — Ревнуешь, — закончил за него Матвиенко, забирая бутылку у друга и смотря, сколько осталось. В ответ Шастун неуверенно закивал. — Диагноз ясен, — заключил Дима, кладя свою ладонь на его плечо, — ты влюбился, Антох. Сказал, как отрезал, будто Антон это еще сам не понял. Он глубоко вздохнул, начал перебирать свои браслеты. И что ему делать с этой влюбленностью к Попову? Ему хотелось плакать и обнять маму, а ещё хотелось допить виски и выкурить не одну сигарету. Этим он и решил заняться, чтобы забыться и не думать об учителе и его глазах, голосе, руках. Шастун попросил бутылку у парней, которая была почти пустой, и буквально в три больших глотка допил содержимое. Дима отдал ему свои сигареты и рекомендовал не шляться бухим по коридорам школы, которая почти пуста. Антон поднялся с чужой постели рывком. У него тут же закружилась голова, он схватился за стену рукой и медленно отправился к двери. Странно, пока он сидел на постели Позова, то не чувствовал себя пьяным, но как только встал на ноги, тут же ощутил, сколько выпил. Пошатываясь, Антон пошел к душевым. Все вокруг кружилось и казалось, будто это не с ним происходило, будто он смотрел на все со стороны. В левой руке сжимал пачку сигарет, а правой нажал на ручку двери и проник в темное помещение. Сквозняк бежал по полу, и Шастун сразу же ощутил этот холод. Это означало, что окно было открыто. Не включая свет, подросток на ощупь добрался к окну. Облокотился на стену плечом, он открыл пачку и достал оттуда одну сигарету, зажимая ее между зубами. Со второй попытки Шастун наконец ее поджёг, но не успел сделать и одной затяжки, потому что дверь резко открылась, освещая коридорным светом помещение. Антон посмотрел на дверь и увидел в проходе чей-то силуэт. — Так-так, — проговорил этим тоном из снов физик, складывая руки на груди, — кто это у нас тут? — он подошел ближе, — Шастун курит, — он забрал сигарету из застывшей руки подростка и выкинул в открытую форточку, — нехорошо, — покачал головой Попов. — А вы накажите меня, Арсений Сергеевич, — медленно проговорил Шастун, улыбаясь уголком губ, а физик же сморщился от запаха. — Да ты ещё и пьяный, — заметил учитель, — это по какому поводу праздник? — Просто, — пожимал плечами Антон и опять потянулся к пачке за другой сигаретой. — Ты охренел? — резко спросил Попов и забрал пачку из его рук, — Я ведь действительно тебя накажу, Антон, — добавил он хмурясь. — И как же? — спросил Шастун, пошатнувшись и чуть не свалившись на пол, но его за локоть схватил учитель. — Пройдусь по твоей заднице ремнем, — зашипел Арсений, не давая ему упасть, — но завтра, а сейчас в свою кровать, спать. — Я не хочу в свою, — надул губы десятиклассник, как маленький ребенок, — там одиноко и грустно, — Антон чуть наваливался на него, — а уложите меня в свою, — растянулся в улыбке и уложил свою голову на плечо учителя. — Ты думаешь, мне слабо? — хмыкнул Попов и приобнимая за талию ученика, — ошибаешься, сделаю, как ты хочешь, Антош, — сказал мужчина, двигаясь на выход вместе с ним, — но только потом не плачь.