***
— Это что такое?! — голос Петунии поднялся до писка. Она закашлялась и повторила фразу. — Нет, я спрашиваю, это что такое?! — Подозреваю, что подарок, — хихикнула Элиза. — У вас же сегодня день рождения, верно? — Да, но…! — Я знал, что у вас обязательно пропадет дар речи, — с искренним удовольствием проговорил Гринвуд, впрочем, стараясь стоять так, чтобы между ним и блондинкой стояла её помощница. — Александр, я очень ценю ваше внимание, но не кажется ли вам, что это немного… чересчур? — девушка потыкала пальчиком в коробку, на её лице отразилась негодование. — Ну, трон у вас, насколько я знаю, уже есть, дело осталось за достойным облачением, — ухмыльнулся мужчина. — Да ладно вам, мисс Петуния, вы же в восторге, признайтесь! Блондинка скептически уставилась на богато расшитую верхнюю одежду, оценила нижние рубашки… Взвесила в руке несколько резных шпилек, прикинула баланс… — Нет, ну, в принципе, неплохо. Я бы даже сказала, отлично, — признала она, крутя в пальцах одну из заколок. — Но почему китайское-то?! — Ну так трон у вас соответствующий. — Какая же вы зараза, Александр, — вздохнула Петуния. — Вот как приду я такая красивая на встречу с Эмбером… — Уверен, он оценит. — Я тоже более чем уверена. А уж как гармонично мы будем смотреться, — протянула она, вспоминая, как было одето это несносное создание в последний раз. Выглядело, конечно, красиво, но совсем не соответствовало стране, эпохе и времени года. Смотреть на Эмбера было банально холодно — только-только выпавший первый снег, еще не успевший подтаять, и стоящий босиком магик… бр-р-р-р. Когда тот кутался в многослойные одежды и мех, выглядело гораздо лучше. Александр вопросительно на неё посмотрел. Брюнет в последний раз видел вора около месяца назад, когда получил сообщение о взрыве, и об изменении во внешнем виде того был не в курсе. — Это надо видеть, Александр, описывать бесполезно, — покачала головой блондинка, бросив тщетные попытки подобрать слова для описания внешнего вида сороки. — Останетесь на чай? — Нет, спасибо, но у меня срочные дела, — с сожалением покачал головой мужчина, бросая печальный взгляд в сторону столика. — Я пришёл сам только потому, что хотел лично увидеть вашу реакцию на подарок. У меня поезд через час, срочные дела в Кардиффе. Петуния рассмеялась над искренне опечаленным выражением лица Гринвуда. — Элиза, принеси с кухни коробочку с пирожными. Мистеру Гринвуду надо будет чем-нибудь скрасить свою дорогу.***
Петуния совсем не заметила, как за каждодневными заботами наступило двадцатое ноября — её день рождения в этом мире. Самой первой её поздравила сестра, прислав длиннющее письмо (как будто они давно не виделись, право слово) и весьма полезную для любой женщины вещь — сумочку с расширенным пространством. От этого предмета блондинка пришла в дикий восторг — да и какая бы истинная девушка не пришла бы? Ведь туда помещалось всё. Вообще всё. Начиная от банальных мелочей вроде ключей, губной помады и кошелька, и заканчивая спальным мешком, палаткой и автоматом. Последний, кстати, был незаконным, но тоже полезным подарком от дедушки Линг, переданным смущающейся китаянкой в милой коробке розового цвета, перевязанной кокетливым бантиком. Ах, была бы у неё такая чудесная вещица в бытность её Боссом Вонголы! Сколько проблем бы разом удалось решить, учитывая, что и без того маленькая дамская сумочка свободно могла уменьшаться до размеров брелока для ключей! Просто находка для контрабандистов, а с чарами отвлечения внимания так вообще! В общем, понятно, что от подарка сестры Петуния была в восторге. Персонал кафе и бара долго не раздумывал, справедливо рассудив, что у их босса и так всё есть, а чего нет, ей обеспечат остальные, поэтому подарили… кактус. Милый, маленький и очаровательно-круглый, с длинными пушистыми иголками и белыми цветочками. Напоминал этот кактус ежика, и вызывал у Петунии отчего-то приступ умиления, хотя как раз-таки кактуса у неё никогда не было. Зря, наверное — растение ей понравилось жутко, заняв свое место на рабочем столе. И, разумеется, было огромное количество цветов — хоть магазин открывай. От их запаха отчаянно хотелось чихать, но Петуния мужественно терпела. Хотя это наверняка был не предел — поздравить её решили очень многие, только от семьи Гринвуда пришло семнадцать букетов. Сам Александр, кстати, тоже притащил букет, в этот раз изменив себе — вместо ставших привычными ирисов, хризантем или гладиолусов ей были вручены огромные орхидеи ярко-синего цвета. Этим он вызвал прилив ностальгии — орхидеи ей всегда дарил Бьякуран, правда, неизменно белоснежные, словно других цветов в мире не было. Хотя нет, однажды она получила от Джессо маленький букетик полевых цветочков из колокольчиков и васильков — самый первый. В тот раз они встретились после её возвращения из десятилетнего будущего, и этот Бьякуран поразил её какой-то детской растерянной улыбкой и светлыми, мягкими глазами без единой капли той жесткости и безумия, что она заметила в нём в другом времени. Он ещё не успел превратиться в чудовище, одержимое своей идеей, и уже никогда им не стал бы — он видел Реальности, он ощущал чужие эмоции, поэтому просто не позволил бы себе упасть в бездну. Да и она бы ему не дала — слишком четко врезалась в память эта наивная улыбка с надеждой в глазах. Разумеется, это не означало, что Бьякуран стал добрым и пушистым созданием — вовсе нет, но наедине с остальными Небесами Тринисетте он позволял быть себе… ребёнком, наверное. И она, и Юни всеми силами стремились сохранить этого Бьякурана именно таким, и им это удалось — спустя много лет Джессо, хотя и выбешивал окружающих своей улыбочкой и приторными интонациями, всё ещё смотрел светлым взглядом фиалковых глаз. Странно, но в этом мире она не встречала никого, кто хотя бы отдаленно напоминал ей главу семьи Мельфиоре. Если в остальных блондинка порой замечала отблески характера своих знакомых, друзей и хранителей — пусть и не полностью, а всего лишь малой частью, то вот от Джессо Петуния ничего не замечала. Ни от Бьякурана её времени, ни от безумца из будущего — ни единого напоминания. Только вот орхидеи, подаренные Александром, и всколыхнули память. Хотя, если подумать… Ни Юни, ни её саму она тоже в людях не видела. Такое ощущение, что людей, подобных Небесам Тринисетте, в этом мире просто не существовало. Это не означало, что остальные были полными копиями — нет, вовсе нет, но ей достаточно было заметить какую-нибудь деталь, черту характера, чтобы вспомнить о своей Семье. Забота и опека Виктора — Хаято, смешливая беспечность Лили — Такеши, неизменно вежливый и галантный Александр, напоминавший Бельфегора (в те моменты, когда Ураган Варии был в себе, разумеется) … И много, много таких же примеров. Да даже сова, которая была названа в честь Занзаса, и то являлась отголоском её мира. Странно. Её мысли прервала Элиза, незаметным призраком просочившись в комнату. Благодаря регулярному воздействию пламени Дождя, Тумана и Неба девушка была в относительном порядке. Боль от смерти Виктора притупилась, не ушла окончательно, но перестала мучительной раной зиять в душе, словно прошёл не месяц, а несколько десятилетий. Конечно, было не слишком красиво — воздействовать на Элизу подобным образом, но лучше уж так, чем бледная тень с потухшими глазами, механически и без эмоций выполняющая свою работу. Петуния могла позволить себе иногда побыть эгоисткой. Ведь могла же? — Мисс Петуния, вам ещё цветы принесли, — девушка вручила ей симпатичный букет из альстромерий и сморщила нос. — Как вы тут сидите, кошмар же просто! Здесь в обморок упасть можно! — Да? А я и не заметила, принюхалась, наверное, — пожала плечами Петуния. — Но если ты так говоришь… Расставьте тогда букеты по всем помещениям в кафе и баре. Орхидеи только оставьте у меня. — О, — округлила глаза Элиза, — неужели вы решили принять ухаживания мистера Гринвуда? — Нет конечно же, — покачала головой блондинка, вытаскивая из букета карточку, улыбаясь — альстромерии оказались подарком Винсента Уолкера. Полицейский нередко её посещал, веселя историями из своей практики. Ей нравился этот мужчина — в первую очередь, бунтарским духом и непризнанием рамок. Ещё одно напоминание о Хаято, кстати. Впрочем, о Мукуро тоже… — Просто они напоминают мне кое о ком. — Ваш возлюбленный? — поинтересовалась девушка, собирая расставленные по кабинету цветы. Петуния от подобного предположения поперхнулась воздухом. — Чего?! — Нет, ну вы просто так мягко и мечтательно улыбались, уставившись на букет, — усмехнулась Элиза. — Альстромерии тоже забирать? — А? Нет, их тоже можешь оставить. И нет, орхидеи напомнили мне не о возлюбленном. Упаси меня все возможные боги от подобной любви! Просто хороший друг. Брат, можно сказать. Правда, не ясно, старший или младший. Технически, он старше меня на несколько лет, но, видит Бог, он сущий ребёнок. — Мужчины — вечные дети, разве нет? Блондинка рассмеялась и согласно кивнула. — Да, только говорить им об этом нельзя. Обижаются.***
— Какая прелесть! — воскликнула Петуния, прикипев взглядом к набору украшений: подвеска, браслет и серьги. — Это мне? Скажи, скажи, скажи, что это мне! — Разумеется, леди, кому же ещё? — тепло улыбнулся Эмбер, пряча искорки смеха в глазах. — Я так рад, что вам понравился мой подарок. — А как это могло не понравиться? — искренне возмутилась блондинка, перекатывая в пальцах теплые золотистые жемчужины. — Конечно, лучшие друзья девушек — это бриллианты, но подобная красота гораздо лучше, как мне кажется. Тем более, такая редкость. Они ведь натуральные, верно? Вор кивнул. — И ради того, чтобы их получить, он очень постарался, — раздался голос со стороны. Нахальные глаза ассасина смеялись, но интонации Ил удерживал серьёзными. — Моё почтение, леди Альбина. Петуния позволила убийце поцеловать свою ладонь, уставившись на Эмбера. Тот смущенно отводил взгляд в сторону, как всегда прячась за завесой алых волос. — Это так ми-и-ило, Эмбер, — она рассмеялась и обняла вора. О том, как это выглядит со стороны, она не подумала — слишком привыкла к тому, что одежды на воре больше, чем украшений на ели в Рождество. — Мне нравится, как вы сейчас выглядите, — сообщил Ил, оперевшись плечом о стену. — Живая иллюстрация одной из страниц Камасутры. Поза, во всяком случае, точь-в-точь. Одежда, правда, только у Эмбера почти отсутствует, но это ничего, у меня хорошая фантазия. — Я одет! — искренне возмутился вор, сверкая янтарными глазами. — Почему ты меня обижаешь? В голосе магика была укоризна и обида, будто бы комментарий ассасина и впрямь задел его за живое. — Нет, Эмбер, одеты здесь только я и леди Альбина. Ты — раздет. То, что на тебе сейчас находится, одеждой назвать нельзя, — категорично отрезал Ил. — Если, конечно, ты не работаешь в заведении мадам Али. Тогда да — эти лоскутки на тебе с натяжкой можно будет назвать одеждой. И то, многие её «детки» постесняются так… «одеться». Мать Магия, да если бы ты вообще разделся, это выглядело бы гораздо более прилично! Эй, ты что, плачешь?! — Ты плохой! Ты меня не любишь! И смеешься надо мной! И вообще…! — глаза у Эмбера и правда были на мокром месте. — Почему ты вообще мой друг?! Петуния с весельем наблюдала за неловкими попытками ассасина успокоить расстроенного вора. Получалось у него это плохо — потому что магик не ставил перед собой цель успокоиться, напротив, только сильнее накручивая свои эмоции, старательно доводя себя до истерики. Надо сказать, получалось это у него гораздо лучше, чем у Ила утешать, поэтому девушка ничуть не удивилась, когда ассасин обернулся к ней с растерянным выражением лица. В его глазах застыла мольба о помощи. Сделал он это явно зря — Эмбер воспользовался этим, чтобы ещё сильнее обидеться. Блондинка пожалела расстроенного Ила — убийца явно слишком близко к сердцу принял обиду магика, и как бы ей сейчас не пришлось утешать двоих. — Ил очень-очень тебя любит, Эмбер, и, вне всяких сомнений, очень дорожит вашей дружбой, — заверила она вора, присаживаясь рядом с ним на пол, где тот оказался в процессе своей показательной истерики. — Видишь, как он переживает — кажется, сейчас вместе с тобой рыдать начнёт. Разумеется, она преувеличила — выжать слезы из Ила было задачей Эпического ранга, но правда была недалеко от этого. — Правда? — с надеждой посмотрел на нее Эмбер, распахнув золотистые глаза. — Правда, — кивнула она, пряча улыбку. — А ещё, я так подозреваю, он просто тебе завидует. В узких зрачках вспыхнуло веселье, но магик усилием воли его подавил, снова демонстрируя только печаль и расстройство. — Завидует? — задумчиво протянул Эмбер, словно пробуя слово на вкус. — Это плохо… Унынием в его голосе можно было убить. — Ох, нет, только не снова! Меньше всего на свете Петуния хотела успокаивать создание, которое успокаиваться не желало. Переглянувшись с Илом, она задала вопрос в воздух: — И что нам теперь делать?