***
Огромное здание, поражающее своей красотой, в центре города, казалось, никогда не спит. Наверное, свет в его окнах никогда не тухнет, а коридоры всегда наполнены строгими и черствыми военными. Здесь мелькают разные погоны: от обычных рядовых и сержантов до генералов. Некоторые из них носятся из кабинета в кабинет, некоторые идут спокойно и гордо, что совершенно не зависело от звания (в большинстве случаев), но все же и лейтенантов, и генералов объединяло одно: абсолютно все были с каменными, холодными лицами. Из кабинета за тяжелой дверью доносится строгий мужской разгневанный голос, больше похожий на яростный ор, эхом раздаваясь в запутанных коридорах. — Я разве неясно отдал приказ?! — мужчина дико надрывается уже несколько минут в попытках доказать всю легкомысленность и до абсурдного доходящую дурь. — На тебе живого места нет! Если тебе на себя насрать иди и дохни сама! Тоже мне - майор! Из-за тебя весь твой отряд поляжет! Ты этого хочешь? Или тебе плевать на всех? - мужчина со всей силы ударил руками по столу так, что мелкая дрожь прошлась даже по полу. Всё содержимое стола: ручки, бумага, даже массивный телефон, – судорожно подпрыгнуло и тут же упали в беспорядке. Воздуха ему катастрофически не хватало. Он задыхался от переполнявшего его гнева. А это безразличное выражение лица, словно он, подполковник, надоедливая зудящая муха, от которой так и хочется отмахнуться, подливало только масло в огонь. Пульсирующая кровь в венах отдавалась глухим барабаном, отбивающим какой-то ритм. И для кого он вообще распинается? — Твою мать, Хакуя, и почему именно от тебя у меня одни проблемы, — самообладание подполковника постепенно начало брать верх. Мужчина чуть ли не с истерически растянувшимися губами устало трёт переносицу длинными пальцами в белой перчатке, убирая челку назад. — Как можно вообще ходить в таком состоянии?— неожиданно смягчается он, добавляя нотки снисходительности и растягивая губы. И она недовольно цокает. Любят же они друг другу нервы попортить. — Обманула врача, сбежала из больницы. Хотя, я ничуть этому не удивлен, - с усталым вздохом он плюхнулся в кожаное кресло, расслабленно закинув ногу на ногу и вальяжно облокотившись на спинку кресла, сцепил руки в замок, опираясь на подлокотники. — Не начинай, Гурен, - с закатанными глазами, брезгливо приподняв верхнюю губу и скривив нос. - Лучше скажи, когда амнистия, — съерничала Рицка. — Вот ведь несносная девчонка! - с надменно приподнятой бровью подполковник запустил белую перчатку в густые черные волосы и убрал челку со лба. — Сначала раны залижи, а потом уже бросайся. На ближайшее время ты освобождаешься от службы. Рицку аж передёрнуло, и мелкая дрожь заставила содрогнуться не только её нутро, чувство собственного достоинства или гордость, но и пушистые ресницы. Больше не положено. Возглас негодования и ярого протеста так и застрял в горле. Не подобает рявкать на начальство и перечить. Особенно, если всё под контролем вышестоящих. Так подставляться нельзя. Такова дисциплина. Поэтому стой, стиснув зубы, и молчи в тряпочку. Иначе Курэто с превеликим удовольствием быстро напомнит своё место. Только этого и ждёт. Но она не допустит этого. Их партия... так, затейливая и очень забавная игра с наследником Империи, можно сказать, только началась. Голос Гурена прозвучал неожиданно строго, словно он отчитывает маленького ребенка, что возмутило Рицку чуть ли не до пара из ушей. От этой идиотской несправедливости, ее медово-карие глаза потемнели на несколько тонов, грудная клетка быстро вздымается и опускается вниз, а челюсти сжались настолько, что, казалось, вот-вот треснут зубы. Но она не говорит ни слова, наблюдает и сверкает взглядом исподлобья. — Это приказ, Хакуя! Я отстраняю тебя от службы. – Слишком резко, слишком громко, слишком строго чеканит подполковник тоном, не терпящим возражений. А у Рицки бешено бьется сердце о ребра в ожидании приговора, надеясь, что это глупая шутка. Но подполковник шутить не намерен. - Ты нам нужна живая, — непреклонный в своих решениях мужчина залез в карман кителя, явно что-то ища. А через мгновение вытаскивает новенький паспорт в кожаном чехле. - Пока что. - Добавляет он с хитрой и довольно растянутой ухмылкой. И Рицка чувствует, как что-то неприятное, разъярённое обжигает лавой, что-то склизкое скользит по ребрам, залипает, разъедая желчью обсасывая каждую косточку, пробирается червём в сердце, легкие и даже кишечник. Всего одна фраза. - Вот, держи, - спокойно говорит Гурен, а Рицка чувствует, как в его голосе пляшут черти. Злость, презрение - все смешивается и искрит пробирающей жутью в ее глазах, отчего даже ему стало как-то некомфортно. Но он ждет с трепетом, пока она не возьмёт в руки документ. Она открывает его со всей надменностью и выплескивающейся наружу бурлящей брезгливостью, пролистывает первую страницу, как все её внутренности бурей сваливаются вниз. Медово-карие глаза широко распахиваются от неожиданности, а слова так и застревают в горле на вздохе. — Твоя фамилия теперь Тачибана, — Гурену чертовски нравится тот эффект, который он произвёл на неё. Лукаво прищуривается, он не без удовольствия наблюдает за такой редкой и потому невероятно жданной реакцией. С выступающих из-под ухмылки зубов словно сочится яд, и он добивает её: — Знаешь такую?***
Рицка усмехнулась, зло оскалилась своим собственным мыслям внутри, пройдя шикарные школьные ворота. Это здание даже школой назвать нельзя. Оно больше походит на дворец, не меньше: как снаружи, так и внутри. Все эти высокие колонны, огромные переплетающиеся лестницы, похожие на мраморные, как во дворцах и дорогих особняках элиты, да, в конце-то концов, у студсовета почти целый этаж! Рицка даже думать не хочет, сколько же здесь стоит обучение. Хорошо, что оплачивает эту роскошь не она. Даже школьная форма из лучших и безумно дорогих тканей. Мягкие, шёлковые, приятно прилегающие и обволакивающие кожу. Однако все эти рюши, бантики, пышная короткая юбка и высокие чулки ну никак не вписываются в её понятие комфорта. Кто носит такую школьную форму? Не то, чтобы она была уж слишком вычурная, но Рицке вообще не по душе эти миленькие... Вообще миленькое. Она за комфорт и практичность, и одежды лучше брюк не придумали. Сейчас такое время, что может произойти всё что угодно. Раздастся сирена, и что, ей выбегать в этом? Она даже должного замаха сделать не сможет. И о чём думает руководство? Хотя, эта школа в основном для богатеньких, а такие, как она и ниже статусом прямо сказать не приживаются здесь, не принимаются этими "сливками общества". Будь они неладны, чёртовы Игараши. Рицка недовольно цокает, кривит губами. Эта социальная несправедливость как была, так она и остаётся даже при таком сильно сократившимся населении. Даже сейчас, тихо проходя к своему классу, Рицка чувствует, как на неё презрительно, пренебрежительно косят глазами со смешками. На неё, на таких, как она. Эти сучёныши гнобят тех, кто учится здесь, впахивая, как кони, зарабатывая на учебу. А сами нагло пользуются положением своих богатеньких родителей, клянча у них деньги на новенькую машину или очередную пару туфель и истеря, когда получают немного меньше. И их разрывает на смех, когда другим не на что даже купить риса на обед. Как и Рицке. Правда сегодня на сэкономленные деньги вместо обеда купила маленькую, но невероятно спасительную сладость: профитроли. Как говорится, сладость съел и мир наладился. Но сколько она на них копила? Безусловно, ей, возможно, впервые в жизни так повезло. Сейчас она живёт в семье среднего уровня жизни, где уже несколько месяцев её кормят, дают бесплатно кров и хорошо к ней относятся, начиная с раннего детства. И она им необъятно благодарна. Мария, мать Линдо, работает переводчиком, а сейчас эта профессия востребована. Крайне важно, даже необходимо поддерживать связь с другими странами на расстоянии. Особенно сейчас. Постепенно ежеутренняя злость на такое позорное наказание подполковника или как он сам назвал "приобщение к людям и обществу", "социализация" и так далее вплоть до "выпуска зверя в люди" раздавливается смирением. И Рицка просто сидит и пялится в окно пустыми глазами, облокотившись на руку, поддерживает кистью подбородок. Иногда подрагивает ногой, закинув одну на другую. Скучно. Ей просто нечего тут делать. Учителя поначалу иногда что-то гневно кидали, явно раздражённые таким, возможно, пренебрежительным отношением. И каждый раз Рицка сначала лениво переводит глаза, потом вздыхает, дергая пушистыми ресницами вниз и снова чуть приоткрывая их. Легко. Даже слишком. И вновь садиться на своё место, возвращаясь к своему увлекательному занятию. Если честно, Рицке было даже приятно, когда абсолютно каждая её итоговая работа была вслух названа идеальной. Каков был триумф наслаждения, когда эти наглые самодовольные рожи застыли в изумлении, что какая-то чернь оказалась умнее, чем голубокровая элита. Хотя очевидно, что уровень интеллекта не определяется оценками. Но всё равно как всё было, так и осталось. Только, возможно, смешки стали ещё громче и нахальнее. Не нытьём, так катаньем. Как жаль, что ей абсолютно наплевать. На таких ничего из себя не представляющих. Иногда, Рицка даже проникается уважением к Игараши. У него хотя бы мозги работают. Просчитывает каждый свой шаг и каждый чужой, оборачивая всё в свою сторону и пользу. Тяжёлый вздох гармонично вторил ведённой учителем лекции. И всё же один и очень важный вопрос преследует её на протяжении всех этих четырёх месяцев. Почему Гурен отстранил её? Причём второй раз за три года. Такое недопустимо. Слишком уж сейчас ценны люди. Их и так не хватает, поэтому набирают отовсюду. В школах достаточно часто происходит отбор, которого почти каждый гражданский ждёт с содроганием. Рицка до сих пор не понимает, как Гурену удалось это провернуть. Мало того, что писанины немерено, так ещё и вышестоящим следовало отчитаться. Вряд ли это выглядело так: «Уж больно она дикая. Не помешало бы научиться жить в социуме, а не отдельно от него, научиться общаться с людьми. Так что пусть наша армия несёт колоссальные потери». Как по ней – это театр абсурда. Всё равно это когда-нибудь закончится, и придётся сжечь и растереть это в пепел и прах. Чтобы было нечего терять. Она знает об этом, поэтому остаётся спокойной, безразличной и непривязанной ни к людям, ни к местам. Ей попусту нельзя привязываться. Иначе будет тяжело и больно. А этого ей не нужно. Ей не нужны лишние эмоции, которые будут мешать и снижать продуктивность. Сурово? Да. Жестоко? Возможно. Несправедливо? Да нет, безразлично спокойно. Вот оно это слово. Безразличие. Причем только хладнокровное, внутреннее и в любых ситуациях. Она и так уже доверилась постороннему человеку. И теперь жалеет об этом. Возможно, это самая большая глупость, которую Рицка совершила в своей жизни. Кто знает, может Азуна и прожила бы счастливую мирную жизнь. Хотя сама ведь стала экзорцистом, да и сама сблизилось с Рицкой, которая всячески и до последнего избегала всяких подобных привязанностей. И чего она этим добилась? Сейчас лежит в сырой земле, убитая в свои шестнадцать. А все из-за этого чертового Гримуара. Гримуар - это книга магии. Тот, кто владеет им, владеет миром. И речь идёт не только о людях. Из тени вышли те, кто сам считается тьмой. О них забыли люди, как когда-то и о вампирах. Их существование тщательно скрывает Ватикан. Как и вампиров когда-то. Упорно молчит и пресекает любое упоминание. Их называют врагами небес, а значит, и врагами церкви. Рицка как сейчас помнит своё первое посещение студенческого совета. За последние три месяца именно студсовет в основном, но, справедливости ради, не только он, знатно потрепал Рицке нервы. Все началось с посещения "Третьей библиотеки", их кабинета. Ее вызвали, потому что она как бы нарушила какие-то школьные правила. Месяц не прошел с начала ее наказания, так она уже успела вляпаться в новые неприятности. И вот вроде бы первый тревожный звоночек. Она половину не помнит из того, что происходило в том чёртовом кабинете. Лишь помнит, как на них наехала, отстаивая свою правоту и высказываясь не совсем лестным тоном о явной клевете. А они повскакивали с широко раскрытыми от удивления глазами. Но её не насторожило ни, как ей показалось, ощущение чего-то недостающего, словно провал в памяти есть, но с другой стороны, это всего лишь обманное чувство, и все картинки четки и ясны. Ни уж больно странное и необъяснимое чувство, и такое неестественное, напускное. Рицка хорошо помнит, как её сердце начало бешено колотиться о рёбра, отстукивая слишком быстрый ритм, когда она только начала подниматься по лестнице к этажу студсовета. И чем ближе, тем сердце ещё яростнее, ещё настойчивее хотело отделиться от её тела и вырваться из груди в противоположном направлении. Оно пропустило сначала один удар, потом второй, после чего резко взмылось прямо к горлу и также резко упало вниз. И так несколько долгих раз, пока бешеный ритм вновь не стал глухо барабанить в её ушах. Что-то липкое и отвратное просочилось внутрь, склизкое, противно скользящее по рёбрам, по каждой косточке, проскальзывая ловким червём в неудержимом сердце, лёгкие, желудок. Вообще везде. Постепенно обволакивая склизким кольцом, сковывая необъяснимым, непонятно откуда взявшимся без всякой причины, и от того самым настоящим животным, диким страхом. И Рицка не понимала, что же её так могло напугать? Она одна на этаже, а от студсовета её отделяли огромные дубовые двери. Тогда откуда эта дрожь? И только тогда, когда Рицка потянулась к ручке, она увидела, как трясутся её руки, как на морозе от дикого холода или как осенний желтый листочек на ветру. Ей стоило заподозрить что-то неладное, ей стоило прислушаться к интуиции, к интуиции своего тела. Но она сочла всё за усталость. Благородный студсовет, в котором было четыре красавца: Нацумэзака Шики - казначей академии, Мейдж Нанаширо - секретарь, Урие Согами - вице-президент и Кагинуки Рем - президент академии "Шико" – пользовался просто сумасшедшей популярностью, авторитетом и любовью не только у учеников, но также и у учителей и директора. По характеру разные, но одна, общая картинка складывается о них всех. Идеальная плавная улыбка, идеальные плавные движение, завораживающий голос, идеальное поведение невероятно образованного, красивого, да что там, идеального парня. Принца на белом коне, о котором мечтает большинство девушек. Однако нечеловечески красивые лукавые глаза с хитрым прищуром выдают с головой. Но никто и никогда этого не поймет. Люди вообще не умеют распознавать не то что это, даже знаки судьбы. Хотя всем всё даётся. Люди просто слишком невнимательны и халатны. Самые настоящие дьяволы, пришедшие на землю из ада ради одной цели - "Запретный Гримуар", за которым гнались не только они, но и вампиры, и даже некоторые католические фанатики церкви, которые по большей части мешались, как блохи. Никто не собирался уступать. И одни, и другие делали всё для достижения своей цели. И шли абсолютно на всё. Рицка часто вспоминает, как всё резко переменилось. Как мирная идиллия пошла ко всем чертям. Опять. И всё произошло слишком быстро, слишком неожиданно. Пуф! И всё. Это нельзя было предугадать, нельзя было настроиться и всё как следует продумать, нельзя было предотвратить и исправить. Лишь мгновение. И Рицка будет ещё долго корить себя за то, что Мария лежала полуживая с окровавленной шеей на полу в перевернутом вверх дном её собственном доме. Она хотела. Рицка хотела помочь. Она хотела разбить стекло, вызвать оружие и изгнать всю нечисть. Как же она хотела сделать это прямо сейчас, как чесались её руки, как билось сердце о рёбра, но не слишком сильно. Тихо-тихо. Чтобы не было слышно. Инстинкт. Привычка. Приготовившись к звонкому звякающему и хрустящему звуку, Рицка уже занесла локоть, чтобы разбить хрупкое стекло. И пусть они услышат, пусть нападут. Но она сделает всё, чтобы от них осталась лишь кучка пепла. Рицка морщится, делает решающий вздох и замирает в миллиметре от стекла. Женщина из последних сил приподнялась на несколько сантиметров от пола, с усилием опираясь на трясущихся локтях. Карие глаза с трудом пытались сфокусироваться на ней. И бледные губы трепетно дрожали, пытаясь передать слова. Женщина сделала маленькое, короткое отрицательное движение головой, подталкивающее Рицку бежать. Рицка, упрямо стиснув челюсти, еле смогла сдвинуться с места. Конечно. Чёрт. Если бы Мария не знала, что от Рицки сейчас нет пользы, она бы не говорила ей бежать. Да и ей, майору, бежать стыдно, унизительно. Чёрт возьми, она сама виновата, что расслабилась и потеряла бдительность! Нельзя, нельзя, нельзя этого было делать! Какой же она майор Императорской армии после того, как не заметила ночью пробравшихся и спокойно прогуливающихся в её доме. Конечно, она заметила, но когда уже было поздно. Когда по рукам и ногам её сковали титанической хваткой и вкололи в шею какую-то хрень, от которой лёгкие налились свинцом, от которой её тело горело в разъедающем и органы и кожу раскалённом яде, от которой адская боль ломала кости и лопались вены и глаза, а горло разрывалось в немом крике. Возможно, по чистой случайности, хотя Рицку терзали смутные сомнения, что кто-то просто ошибся домом. Она уверена в том, что случилось это не случайно именно за пару дней до того, как схватили Марию. Марию. Причём здесь бедная женщина? Если они приходили за Рицкой, то какой смысл было забирать её? Рицка часто размышляет об этом. Заложник в качестве пищи – отпадает сразу. На её шее было всего пара отметин. Тогда что? Может, она знает то, чего не знает Рицка? Хотя, они пытались забрать и Рицку. Только у них не получилось. Рицка чувствует, как самый краешек её губ растягивается в усмешке над самой собой. Можно ли сказать, что она попала под покровительство демонов? Вряд ли. Хотя её больше не пытались достать вампиры. До определённого момента, пока она сама не захотела. Справедливости ради, она должна отметить, что они ей действительно помогли. Правда в своей манере. Они посвятили её в то, о чём так упорно в тряпочку молчал Линдо. А больше всего Рицка ненавидит оставаться в неведении. Её это раздражает и, возможно, совсем немного задевает её гордость. Это дело не любопытства. Это дело принципа. Но всё же Рицку не хотели отпускать мысли о том, зачем вампиры похитили Марию. Хотя скорее, это она не хочет их отпускать. Уж слишком много у неё вопросов, на которые ей ещё никто не дал ответы. И вряд ли даст. Так что придётся разбираться самой. Как и всегда. Рицка знает семью Тачибана с раннего-раннего детства. Тогда они казались ей самыми добрыми, самыми светлыми людьми. И ничего не изменилось. Без преувеличения: они спасли ей жизнь. Наверное, маленькая Рицка впервые увидела и почувствовала, что такое любящая семья именно здесь. Маленькая, не такая большая, но необъятно светлая. Как тёплый огонёк. Семья и впрямь была небольшая. Дедушка Тачибана – глава семьи. С виду казался ну уж больно строгим и чёрствым мужчиной преклонных лет. На самом же деле, его улыбка была мягче и нежнее, чем у многих добродушных людей. Он относился к Рицке как к собственной внучке. Рицка всегда с еле заметной улыбкой на губах вспоминает, как он подбрасывал её вверх ещё совсем-совсем маленькой, как она смеялась и как смеялся он вместе с ней. Как рассказывал им с Линдо увлекательные истории про мифических существ и магию. Как Рицка взахлёб слушала его, иногда задавая вопросы. Как его большая-большая ладонь слегка ерошила её волосы. У дедушки Тачибана были две дочери, абсолютно отличавшиеся друг от друга: Мария и Марта. Они всегда ассоциировались у Рицки с прекрасными принцессами. Аристократическая осанка, красота, голос, пухлые розовые губы, пушистые ресницы. Ей даже нравилось представлять их принцессами во время чтения сказок. К сожалению, Рицка слишком мало помнит о Марте. Лишь её красные-красные волосы. Она ушла слишком рано. И Мария осталась одна с отцом и маленьким Линдо. Но была ещё одна семья, с которой они тесно общались. Такая же маленькая и очень светлая. Семья священника, у которого было два сына. Сколько Рицка помнит счастливую часть своего детства, их всегда было четверо. И детей тянуло друг к другу. Линдо уже в детстве был серьёзным малым, как и Юкио. Часто сидели за дедушкиными книгами, и изучали с серьёзными и слегка нахмуренными лицами. А вот Рицка с Рином всегда по большей части проказничали. Предпочитали побеситься, побегать. Забавно. Рицка уже потом поняла, что Линдо всерьёз готовился стать экзорцистом, начиная с раннего детства, и что дедушка не просто так рассказывал им все эти истории, которые больше походили на сказки. Он изучал и занимался европейским этносом и фольклором. И оказывается, его слишком хорошо знают в Ватикане, где дедушка часто и пропадал. Ценность его работ и исследований настолько велика, что они доступны далеко не всем. Их тщательно скрывает Ватикан. А если Ватикан что-то скрывает, значит, эта вещь, которая может изменить мир. В этих исследованиях зафиксировано если не всё, то очень многое. Его труды могли бы открыть людям глаза, дать важные сведения и полезные методы. Но работа эта заинтересовала не только людей. К сожалению, последствия весьма трагичны. Дедушка Тачибана стал заложником и стражем своей же работы. В конечном итоге его прокляли. И сила этого проклятья была столь высока, как и цена. Он разлагался прямо на глазах. Гнил заживо. И умирал в страшных мучениях. Неудивительно, что и вампиры, и демоны считали, что Гримуар находится в семье Тачибана, а вместе с ним и труды прославившегося дедушки. Поэтому и похитили Марию. Вот только вместе с дедушкой ушли и знания, которые хранятся в Ватикане под металлическими цепями со святой водой и вербеной. Даже жаль. Они все так старались. Тихий смешок срывается с девичьих губ. Все четверо так обхаживали её. Обольщали своим дьявольским очарованием. И в итоге остались с носом. Думали, что всё будет слишком просто. Девчонка влюбится, разомлеет в мужской ласке и сама выдаст Гримуар на серебряном блюдечке с голубой каёмочкой. Поначалу так и хотелось рассмеяться им в лицо и плюнуть в них святой водой. Но относились они к ней аккуратно, как к слабой и нежной девушке, а не майору Императорской армии. А это к лучшему. Узнай они, не стали бы с ней церемониться, а сразу бы сломали позвоночник одним лёгким движением даже не руки, а запястья. И это в лучшем случае. Поэтому приходилось играть в овечьей шубе среди волков. Сейчас приходится. И не известно, сколько ещё придется. Но напрягает Рицку даже не это, даже не то, что когда все карты упадут на стол Джокером вверх и тузами из рукавов, от неё, возможно, ничего не останется. А напрягает её то, что ещё один демон, хотя нет, не демон, а демонический пёс, цербер, тоже ее новый "знакомый", сказал самую абсурдную вещь, которую Рицка когда-либо слышала, с самым обыкновенным нахально весёлым лицом наблюдателя, у которого игра развивается точно так, как он спрогнозировал. Роэн утверждал, что она, Рицка, и есть сосуд Гримуара. Сосуд, который является "плодом любви" Марии и бывшего дьявольского короля Лорда Максиса. Если до этого Рицка, возможно бы, и сочла возможным, что она является Гримуаром, хотя Белый Лотос об этом никогда не упоминал, то сейчас эта наглая ложь остро врезалась в уши. Она знает своих родителей, которых таковыми язык просто не поворачивается выплюнуть без скопленной желчи и яда. К семье Тачибана она не имеет абсолютно никакого генетического отношения. И это, наверное, единственное, в чём Рицка абсолютно уверена. Тут нет ничего удивительного. Роэн также гнался за Гримуаром, только для своего господина Лорда Максиса. А как говориться, на войне все средства хороши. Однако, как бы все ни казалось абсурдным, Рицка и впрямь оказалась сосудом Гримуара. И этим она обрекла не только себя. Рицка думала, что всё началось в тот момент, когда она впервые открыла массивные двери студенческого совета, резко надавила на них со всей силы, унимая такую неестественную дрожь. И всё закончилось, когда в полнолуние, в ночь пробуждения Гримуара, в её семнадцатый день рождения, она с широкого размаха двумя руками пронзила острыми ножницами сердце отступника вампира-аристократа, который называл себя Королём вампиров Нестой. Рицка знает всю подноготную вампиров-аристократов ровным счётом, как и они о людях, носивших чёрную форму с красными вставками и об их ближайшем круге, в котором варятся заслуживающие эту форму. Ей положено знать о них всё. И Рицка знала с самого начала, с кем имеет дело. Вампир-аристократ стал отступником, перестал подчиняться третьему прародителю Крул Цепеш, не желая следовать иерархии. Ему нужно было всё и сразу. Ослеплённый немедленной жаждой власти, он выбрал унизительный путь в тени, скрытый от людей девятнадцать лет. Но прямо под их боком. Согласитесь, для людей срок девятнадцать лет достаточно приличный. А что такое девятнадцать лет в сравнении с вечностью? Правильно. Ничего. Поэтому Несте оставалось ждать совсем недолго до нового пробуждения Гримуара, который появляется раз в шестьсот пятнадцать лет. Это даже трепещущая благодать потерпеть всего мгновение, как девятнадцать лет. И он получил его. Она сама пришла к нему. И убила своими руками. На этом, всё закончилось. По крайней мере, Рицка в этом уверена. Гримуар не возродить, он не появится ещё шестьсот пятнадцать лет, а может и вообще больше никогда не появится. Её скоро вызовут в кабинет Курето или Гурена, и всё вновь встанет на свои места. Всё будет как прежде. Между прочим, Марию уже отправили в командировку в Республику. А как только она вернётся, и как только вернётся Рицка, она оставит их. Возможно навсегда. Возможно, будет навещать. Иногда. Это уже не от неё зависит. Вот только Рицке немного жаль женщину. В сердце что-то начинает неприятно шевелиться от одной мысли о том, что Мария останется одна. Линдо уедет в Лондон. Дедушки уже нет. Марты тоже. И она опять будет одинока. Правильно в фильме «Три полуграции» часто мелькает такая фраза: «Все они – мерзавцы!» Даже сейчас сидя в классе во время долгожданного обеденного перерыва и растягивая сладкое блаженство нежных профитролей, так, между прочим, поглядывая краем глаза на забавных людей, играющих в парочки, которые кроме разочарованного и снисходительного, а возможно, и брезгливого фырканья больше ничего не вызывают, Рицка вспоминает эту действительно правдивую фразу. И её всегда мучает эта несправедливость. Почему они живут одними удовольствиями, а девушкам, женщинам приходится так страдать? Что за шутка создателей? Вот взять, к примеру, ту же Марию. Прекрасная женщина, умная, образованная, добрая, очень-очень красивая и в какой-то степени даже наивная. Тоже когда-то полюбила, и скорее всего, отдавала всю себя этому накрывшему с головой чувству девятнадцать лет назад. А в итоге осталась одна с ребёнком на руках. И где этот мерзавец? Рицка уверена, что именно поэтому Мария сама не хочет никаких отношений, хотя, скорее всего, она и не осталась бы без мужского внимания, если бы захотела. Но она уже вдоволь нахлебалась. Ей хватило этого. Есть, конечно, ещё один вариант, но более трагичный и печальный. Она до сих пор любит этого мерзавца и, возможно, ждёт его. Но, к счастью, это маловероятно. Всё, что когда-либо начиналось, рано или поздно должно закончиться. Это закон мироздания. И Рицка глубоко и томно вздыхает с облегчением. Блаженно прикрывает глаза и прислоняется виском к прохладному окну, сидя в свободной позе на подоконнике, аккуратно поджав ноги. И что самое главное, в абсолютной тишине и спокойном одиночестве. Нет, и все же хоть какая-то польза присутствует. Не просто так пролетели эти три месяца. Рицка впервые увидела тех, с кем никогда в своей жизни даже не представляла возможным столкнуться лицом к лицу, да ещё прямо среди людей. Так, чисто научный интерес и простое человеческое любопытство. А сейчас, всё закончилось. И скорее всего, она их больше никогда не увидит. Что, может быть и к лучшему. Ведь всё уже позади. Остаётся лишь ждать возвращение в привычное русло бурлящей горной реки. Однако… Всё только начинается... - Рицка! – громкий и протяжный женский вскрик, тонко граничащий с визгом, резко врезался в уши. И если бы она не узнала знакомые нотки в голосе, то непременно бы закатила глаза. Рицка лениво приоткрыла сначала один глаз, потом второй, слегка склонив голову набок в полуразвороте к ворвавшейся в её тишину девушке. Рокси тяжело дышала, плечи её ходят ходуном вверх и снова вниз. Грудная клетка широко вздымается и резко проваливается внутрь грудины, розовые губы украдкой, но так жадно хватают воздух. А глаза необычные, бордово-карие, насыщенного глубокого цвета под чёрными ресничками, заслонены странной жёсткой пеленой. Брови сведены к переносице так, что крупные складки проявились на нахмуренном лбу. И взгляд такой строгий, могло даже показаться, что слишком официальный, как при срочном отчёте начальству. Рицке хватило краткого взгляда, чтобы понять, что случилось что-то если не серьёзное, то очень важное. Рокси просто так не станет бежать со всех ног, выворачивая лёгкие наизнанку, хоть сейчас она уже спокойно поправляет бабочку школьной формы, с ровной струнной осанкой. И Рицка, кажется, знает, в чём причина. Рот её медленно и с невероятным наслаждением широко растягивается, смакуя от каждой триумфальной секунды. Уголки губ взмываются вверх так довольно, по-кошачьи. А лукавый прищур хитрых горящих глаз явно не предвещал ничего хорошего. Роксана одна из тех, кто знает об этом не понаслышке. И всё же продолжает, не дёргая ни единым мускулом. Сухо, четко, емко и так понятно: - Пора.