Всё только начинается!

— Все в сборе! Наконец-то... Громкий, твёрдый, но со слишком ярыми и выделяющимися нотками веселья голос эхом отлетал от стен спортивного зала, влипая в уши каждому, кто здесь стоял. Мурашки по коже. Пришли кого-то забирать. Отборы в армейские ряды часто проходят даже среди учеников. И каждый как огня боится, что его заберут. А это значит, что человек обречен. Труп. Особенно, когда по всем телеканалам, в каждой газете у всех на слуху информация о предстоящей крупной операции. Кого-то набирают открыто, как бы грубо это ни звучало, но что является фактом, в качестве пушечного мяса, не питая особых надежд. Однако в большинстве случаев этот выбор осознанный. И абы кого в ряды армии, особенно в элитные ряды, и близко не допускают. А уж в элитнейший из всех отряд «Лунного демона» так и подавно берут единиц. И отмазаться невозможно практически никому. Даже "сливкам" общества. Но, как всегда, бывают исключения. Никто не знает, по каким критериям отбирают. И никто не знает, за кем пришли и кто будет следующим. Тихий шепот волной перекатывается по обеспокоенной и встревоженной толпе. - Какие вы все медлительные, прямо геморно с вами возиться, - сказал Гурен с уж больно утомительным видом, как могло показаться всем, кто не знает подполковника, и запустил белоснежную перчатку в чёрные как смоль волосы, откидывая чёлку назад. Фиалковые глаза за скучающей пеленой бегло окидывают лица, словно кого-то ищут, чтобы впиться в него, вцепиться ими. Медленно окатывают шепчущуюся толпу, одновременно смиряя и нагоняя страх. Который уж больно веселит таких, как он. Скучающая пелена мгновенно рассеивается под озорными огоньками, когда, наконец, находит и сталкивается с такими же весёлыми карими глазами, отливающие играющим медовым лукавством. Которые говорят с присущей им ярой и довольной ухмылкой, и мужчина, кажется, слышит её немой голос с яркой усмешкой: Давно не виделись, Гурен. Мужские губы кривятся в ответ, провожая эту интереснейшую особу, пока окончательно не теряют её из виду среди толпы. Чертовка! Гурен довольно улыбнулся, и улыбка его плавно переходит в довольный оскал. И неожиданно весело, неожиданно громко и торжественно даже для самого себя воскликнул на возвышенных тонах, особо не церемонясь: — Прямо сейчас я проведу экзамен на готовность одного сопляка! Однако атмосфера далеко не такая праздничная. И кажется, толпа совсем не разделяет хорошего и веселого настроения подполковника. Что, возможно, разочаровало мужчину, но не огорчило, а лишь заставило надменно приподнять бровь. Снобы. Аж противно только от одной такой мысли, что собой представляют девяносто восемь процентов собравшихся здесь настолько, что хочется сморщиться. Наглость в их глазах неприкрытая, явная обжигает даже сквозь краткосрочную пелену встревоженности и, что уж там таить, страха, разжигает внутри подполковника долбанное чувство справедливости, которому давно следовало бы притупиться. А сильное напряжение, плотным прозрачным облаком заполняющее все свободное пространство и впитывающее его в себя как губка, беспощадно вдавливает в пол вмиг обмякшие тела с ватными ногами чуть ли не до треска половиц. Давит на пульсирующие виски, на темечко, на глазницы, наполняет собой даже лёгкие, отчего с каждым разом вздох становится всё мучительнее и тяжелее. Бабочки в животе безжалостно бьются о ребра, пытаются вырваться, не в силах больше терпеть щекочущихся нервов. Кажется, если залезть в карман за спичечным коробком и, вытащив маленькую спичку, зажечь её, всё сразу же взлетит на воздух, как от заложенных по всему периметру детонаторов. Кто следующий? За кем пришли? Почему так долго ничего не происходит? Выбирают прямо сейчас? Кто угодно может попасться на горящие глаза подполковнику? Главное не смотреть на него… Именно такие мысли крутятся в голове если не у всех, то у подавляющего большинства. Гурен мог поклясться, что видит это прямо в их белках глаз. И бешено скачущий по кромке зрачка настоящий животный страх. Что, не такие уже смелые, да? За родительским кошельком уже не получится спрятаться? Ощущение, что все равны просто прекрасно. Гурену это чертовски нравится. Наверное, поэтому такая затянувшаяся пауза и молчание. У всех бегают глазенки, грозясь просто-напросто выпрыгнуть из глазниц, а он улыбается странной улыбкой. Когда же ему еще выпадет такой шанс полюбоваться таким захватывающим дух зрелищем и испытать то самое редкое и удовлетворяющее его чувство справедливости. Но как бы ему ни хотелось продлить еще это приятное мгновение, мужчина все же недовольно слегка склоняет голову набок, кивая, отчего густая черная шевелюра делает короткое волнистое движение. И тугой комок бьется прямо о низ живота, сердце пропускает глухой удар, и также быстро комок поднимается наверх в грудную клетку, но уже попутно развязываясь, обволакивая приятной прохладой как шелковыми лентами. Крылатое чувство легкости распушает перья, и распускает полушепот, как будто бы его до этого момента все время удерживали туго связанным. Как пружина. Чем больше сдавливаешь и сдавливаешь ее, тем сильнее она отстреливает, когда отпускаешь. И стальные пальцы разжал ничем непримечательный паренек с обычной и совершенно незаурядной внешностью, но запоминающейся. Волосы его темно-коричневые, почти черные, хотя знающие и разбирающиеся в этом люди сказали бы, брезгливо и высокомерно поморщив личико от того, что им приходится объяснять такие очевидные вещи какой-то черни, совершенно ничего не смыслящим в этом людям, и произнесут это так надменно, словно пришлось объяснять закон Ома в физике, что это цвет горького шоколада. И даже если паренек сам скажет, что это темно-коричневый или черный цвет, они закатят глаза и брезгливо фыркнут с видом знатоков, а может еще и прибавят: «Дилетант». Конечно не все, и уверять будут, что это исключения. Отнюдь не верьте им. Не все, но многие. До середины черепа волосы его короткие, стриженные мягким ежиком. Плавная линия перехода от удлинённой и слегка небрежно взъерошенной макушки к коротко выбритой части. Кожа смугловатая, хотя, по сравнению с Гуреном или Рицкой, даже слишком смуглая. Левое ухо проколото маленьким кольцом под серебро. Видно, совсем недавно здесь, от силы дня два-три. Глаза его не то что большие, но и не маленькие, глубокого болотного цвета. По крепкой конституции и телосложению можно подметить, что всего лишь через год он вытянется на целую голову, а то и больше. А пока что ростом не сказать, что высок. Еще не успел вырасти. На вид ему от силы лет пятнадцать, а то и еще меньше. Одним словом - паренек. Но со слишком взрослыми глазами. И контраст этот слишком ярый, слишком заметный, слишком сильный, слишком очевидный. — Выбирай соперника, - громко говорит Гурен. - Если везучий, быстро пройдешь проверку, и оружие твое, - а в голосе все те же задорные веселье и усмешка. И все-таки нравится подполковнику подобный способ отбора, а не какой-то вшивый тест. Как вообще можно определить способности по тесту?! И потом за стеной будут кидаться бумажками? А этот верный и больно эффективный метод, как в “старые добрые времена”, его даже веселит. Но, справедливости ради, стоит отметить, что делает он это отнюдь не для забавы. Ведь только таким путем можно по-настоящему проверить и оценить человека. Посмотреть на деле, в экстренной ситуации, насколько серьезно человек относится к своему выбору, насколько осознанно, а главное насколько сильно он хочет этого сам. Просто так в отряд «Лунного демона» не берут без огня и едкого дыма в глазах. Должно быть такое состояние души. А все остальные, не слишком заинтересованные граждане или граждане, гоняющиеся за наживой славы, им не нужны. Именно поэтому пока что первое испытание из двух проходит именно этот парнишка, а не один из этих девяноста восьми процентов. Вот только странно, что он здесь делает. Каким образом оказался в этой школе для толстосумов? Возможно, Гурен впервые вот так просто задумался о ком-то, кого впервые видит. И впрямь интересно. По пацану видно, что он из составляющих здесь два процента. Не похож он на избалованного мальчишку, купающегося в родительских деньгах. Хотя, он довольно заносчив. Левый уголок губ мужчины резко и широко вмзетнулся вверх. Возможно, это даже к лучшему. Парень глубоко вздохнул, и плечи его высоко подпрыгнули. Черные брови сосредоточенно сведены к переносице, усердно хмуря лоб. Челюсти воинственно сжимаются до скрипа. От горячего тяжелого дыхания расширяются и вновь сжимаются ноздри. За каждым шагом следовал еще более уверенный и громкий, чем предыдущий. Глубокие глаза втягивают в свою болотную пучину, сканируют каждого. Парень проходит медленно, по всему полукругу, не упуская ни одного. Нет, он не выбирает послабей, не выбирает специально щуплую конституцию, не выбирает специально девушку. Нет. Иначе, это было бы нечестно. Если выигрывать, то с достоинством. Сосредоточенные глаза бегают от одного к другому, внимательно всматриваются, ищут хоть какое-то знакомое, часто мелькающее лицо или хотя бы знакомые черты. СМИ так и пестрят разными статьями, репортажами о том или ином выдающимся сержанте, подполковнике, генерале и так далее, да это и понятно. Они рискуют своими жизнями, умирают во имя человека, человечества (как громко звучит!). Они – последняя людская надежда на спасение и возвращение в привычное мирное русло, где правит человек. Вот наивные. Как раньше не будет. Но как бы то ни было, люди чтят и обожают своих героев. Чуть ли не боготворят их, и боготворят заслуженно. Полюбившиеся кумиры есть у каждого, и знают о них если не все, то многое. То, что им положено и что позволяют знать. Нечего удивляться, что многие служащие, по крайней мере их весомое большинство, не любят рассказывать о своих боевых “подвигах”. Сейчас пора рассуждать логически. Если подполковник Ичиносе дает команду выбирать соперника, значит, здесь точно есть кто-то еще, помимо гражданских. Вот их-то он и ищет. Вот только осталось понять, по каким признакам их вычислять, если не получится по внешним признакам? Понятно, что искать нужно глубоко в толпе. А если нет? Если они прямо у него под носом? А может и вообще в самом конце, в самом дальнем углу, там, где их никто никогда не заметит? Может, они вообще могут стоять у стены, на балконе, или… или еще где-то? Черт! Он окончательно запутался! Завел в тупик сам себя! Так и хочется схватиться за голову с тихим шипением. Паника начинает сверлить изнутри, пробираясь от желудка к позвоночнику и прилипая к хребту. Тянуть больше нельзя, иначе могут решить, что увиливает. Пора делать выбор! Но как? Господи, помоги мне! И что-то резкое бьет ему прямо в голову, отдается пульсирующим эхом. Сердце о ребра начинается биться сильнее. И мысль тонкая скользит тихо и ненавязчиво. Если он не прислушается к ней, то будет дураком! Он останавливается, как вкопанный. Резко дергается, и глаза его блестят, упираясь в самую гущу. Паренек с чувством и жаром указывает пальцем глубоко в толпу и громко и воодушевленно восклицает: — Ты, – серьезно и с вызовом говорит он, — мне кажется, я тебя где-то видел! – нахмуренные брови парнишки сведены к переносице, лоб покрыт большими складками, отчего вид его становится весьма взрослее, как бы солидным и устрашающим. Он большими шагами отходит назад, доходит почти до Гурена, не опуская уверенных глаз. Расправленные плечи его явно напряжены, видно, как на его шее пульсирует венка. Крепкие руки сжаты в кулаки, а бешено бьющееся сердце постепенно перестало колотиться в грудной клетке. И стало как-то плавно тихо и глухо постукивать. Молодец, мальчик. Взволнованный уже полушепот, переходящий в гул, зашумел, как лесная чаща во время нового дуновение ветра. Более сильного и более сносящего. Эхом отскакивающее от бетонных стен, достигая ушей. Где-то раздался первый неспешный и слишком громкий в диссонансе с уже привычным тихим гулом и поэтому режущий его шаг, сопровождаемый небольшим цокотом. Ошарашенная толпа расступилась, словно пенящаяся убегающая волна от раскаленного уголька. Миловидная девушка с вытянутой осанкой встала перед ним, спокойно сцепив сзади руки в замок. Волосы каштановые, густые, но короткие. Доходят до мочки уха, но может быть на сантиметр немного ниже. Сзади, с затылка, ровный и резкий срез, как ножом, из-за чего каре выглядит еще более приподнятым и пушистым. Невысокая, хотя казалась таковой. Кожа белая, с небольшим бронзовым оттенком, наверное, можно назвать ее немного смугловатой, совсем чуть-чуть. Она словно сияла. Как фея или нимфа. И парень немного потупил свой взгляд, совершенно не понимая самого себя. Как он мог выбрать эту безобидную милую девушку? Дурак! Еще немного, и он раскраснеется, когда кровь прильет к лицу. Ресницы ее невероятно густы и черны, прикрывают глаза с медовым отблеском. Но с хитрым прищуром. По кромке карих глаз пляшет что-то бесовское, отражается озорным блеском. Интереснейшая особа со странной улыбкой пухлых растянутых губ смеется одними глазами, не спуская тихий смешок. — О-о, - присвистнул подполковник под явное недоумение окружающих, - поздравляю, из всех противников тебе достался худший. Смотри, - неожиданно смягчился мужчина, как-то изменившись в лице, как показалось пареньку, и от такой неожиданной смены настроения он напрягся еще сильнее, чем до этого, - я предупреждаю тебя в последний раз. Уверен, что точно хочешь этого? – спросил Гурен с приподнятой бровью. Но паренек упрямо продолжал стоять. И почему подполковник так упорно пытается отговорить его? Проверяет, насколько он тверд в своих решениях? Иначе как еще это можно объяснить? Он совершенно не помнит эту девушку, и, судя по реакции окружающих, ее никто не знает. Парень снова кидает через плечо взгляд на Гурена. Мужчина стоит без привычной ухмылки, без единого признака веселья, но с приподнятой бровью. А потом он вздыхает горько, тяжело, будто бы ему все надоело. - Хорошо, тогда не ной, - сухо говорит подполковник, и небрежно бросает пареньку его катану, которую забрал до начала. Он ловко ловит свое оружие правой рукой, брошенное ему мужчиной в футляре, и обнажает опасно сверкнувшую сталь. - Хочешь пойти с обычным оружием против демонического? – плавный голос зазвучал так неожиданно и поэтому слишком резко. Она заговорила впервые, и голос ее как звон колокольчиков, совершенно подходящий и соответствующий ее внешнему виду и облику. Однако он словно специально игнорирует ее, выводит из себя своим пренебрежительным отношением, продолжая сосредоточенно выполнять свой сложный и лишь ему известный ритуал, с трепетом и, возможно, с неким почтением укладывая ножны. Лишь после этого он удосужился развернуться к ней лицом с серьезной гримасой. Тихий лязг рубанул все остальные звуки, когда парень неожиданно и агрессивно наставил острое лезвие на милую девушку. – С таким ты ни одного вампира не убьешь. Паренек посмотрел на твердо выставленное лезвие, потом на нее, и так же, как и она невозмутимо говорит: — Тогда отдай мне свое оружие. — Нельзя-я воспользоваться оружием, чей демон связан контрактом с другим, — на распев отвечает она, по-прежнему улыбаясь той странной улыбкой, отрицательно покачивая головой. Кажется ей весело. Взгляд у нее как у кошки. Хитрый, смеющийся, пристальный и пронизывающий настолько, что становится не по себе, когда кажется, что черный зрачок ее всматривается не в твое лицо, а в самую душу, выворачивая ту наизнанку. И уже кажется, что взгляд ее до этого кошачий, теперь на него совсем не походит, а становится острее, холоднее, пробирающим до мурашек. Глаза теперь самые настоящие змеиные, и вроде бы зрачок даже стал значительно тоньше и вытянутее. — Однажды, мир содрогнулся из-за неизвестного смертельного вируса. Землю заполонили странные создания, убившие множество людей. За стеной находятся разрушенные дома и пустынные улицы, кишащие монстрами. Этот мир более не добр к человеку как раньше. Однако мы, Имперская Демоническая Армия Японии, сделаем все, чтобы вернуть его обратно. Чего бы нам это не стоило. - Плавные змеиные движения одной головой, завораживающая плавная льющаяся речь. - Суть нашего проклятого оружия, которое ты так хочешь получить, в том, - продолжает она, - что ты, ради силы, заключаешь контракт с демоном. Если окажешься морально неустойчив и с легкостью поддашься отчаянию, он завладеет твоей душой, телом и разумом. В таком случае твое сердце либо не выдержит, либо тебя убьют ради безопасности других. И глаза ее резко сужаются, наигранно показывают недоверие. - Готов ли ты к этому? Она нарочно пытается запугать. Пытается сбить его настрой. Но не тут то было! Он просто так не отступит от своего! Парень стискивает челюсти еще сильнее. Глаза его непоколебимо упрямые и настаивающие на своем. Он почти выплевывает слова, чеканит: - Хватит меня запугивать. - Мы никогда никого не запугиваем, - фыркает она, - я всего лишь предупреждаю тебя. - Я уже все решил, - упрямо говорит он, и лишь сильнее отводит левую ногу назад. Колени его согнутые, мягкие, готовые к быстрому и неожиданному движению. Локти высоко подняты и широко расставлены. Правая кисть немного вывернута, держит рукоять катаны, левая рука немного касается, удерживая ее, чтобы острый конец лезвия не дрожал даже мелкой дрожью, а твердо указывал на противника. - Это ты, конечно, молодец, что уже все решил, - говорит она с небольшой усмешкой, - но решать не тебе... - И не тебе, - резко перебивает ее пацан. Девушка, как могло показаться, на секунду растерялась, высоко вскинув брови домиком и широко распахнув глаза. Каков наглец! Затем слегка дергает коротким движением головы подбородком в сторону, и левый уголок ее рта резво взлетает слишком высоко и сразу же немного припускается до привычного состояния. Смешок вырывается с растянутых губ, а она готова рассмеяться в голос! Но всего лишь хмыкает вперемешку со смешком и громким выдохом. - Смотри, какое у нас молодое поколение пошло! – сквозь усмешку бросает Гурен. – Ладно тебе, пацан еще молодой, - говорит мужчина, попутно приглаживая белой перчаткой челку назад, словно пытается ее успокоить и снисходительно настроить к еще желторотому птенцу. - Дерзкий, - конкретизирует она вдруг очерствевшими губами. – Даже слишком. - А потом как будто бы немного смягчается чуть растянувшимися уголками губ. - Что, может быть, и к лучшему. А вот готов ли ты отвечать за свою дерзость? – плавно ведет она головой. И насмешливый голос ее резко понизился на несколько тонов, теперь абсолютно диссонируя с ее внешним видом, розовым бантом и пышной милой школьной юбкой. Стал более низким, более глубоким и насыщенным, спокойным и в то же время с устрашающе-серьезными нотками. Змеиные глаза опасно заблестели ярким огнем. А странная ухмылка вдруг плавно стала походить на страшный оскал уже загнавшего жертву в угол ликующего зверя. И веселья еще больше добавляет, горячо разжигает прежнее непоколебимое упрямство и упорство в болотной пучине, которая ошибочно полагает, что она сильнее и сможет завалить любого. — Я запрещаю! – вдруг спокойно восклицает Гурен с вальяжно сложенными на груди руками, слегка повышая интонацию своего голоса. Такой оскал не предвещает ничего хорошего. А лучше предотвратить все очевидные проблемы заранее, верно? Уж слишком он хорошо ее знает, и знает возможные последствия от этой жуткой особы. – Если используешь катану, от этого места останутся одни руины. Оплачивает государство, но все оно оплачивать не собирается, - поясняет мужчина свои весьма рациональные изречения. Однако она его не слышит или делает вид, что не замечает. И Гурену кажется, что это второе. Да он в этом уверен, черт возьми! Он знает эту долбанную и невероятно бесячую черту ее характера и знает эти ее плавные змеиные движения одной головой перед тем, как окончательно прикончить. – Оглохла, что ли? – уже громче, уже настойчивее. - Слышишь меня, Хакуя Рицка? Ты, наверное, не расслышала, но ему потом не в морг, а на второе испытание нужно попасть! И желательно целиком! Хотя дело уже твое! Маленькая вспышка ни с того ни с сего так внезапно разорвалась прямо над ними. И Рицка могла поклясться, что повсюду слышит неприятно громкий треск разбивающегося стекла. В реале же только она и Гурен. А может быть, и кто-то еще. Как будто бы разбился купол, который всегда был над ними. Но никто не вскинул головы наверх. Почти никто. Произнесенное подполковником имя произвело магический эффект. Все присутствующие в этом зале, повторяя: «Хакуя Рицка! Хакуя Рицка!», оживились, бросились все ближе и ближе подходить, чуть ли не залезать на головы друг другу, чтобы увидеть, совершенно позабыв о совсем недавнем чувстве страха и волнения. А Рицка отстраненно и так красноречиво фыркает на слова Гурена, попутно играясь, перебирая пальцами что-то наподобие черного и неизвестно откуда взявшегося в ее руке ключа с привычным лукавым прищуром, и слегка закатив глаза. Любит же он вставить свои пять копеек. Даже туда, где они не требуется. Паренек растерялся. Глаза его теперь большие как наливные яблоки. Зрачок расширенный, яро сдерживаемый, чтобы не забегать. Он и сам не заметил, как рот его приоткрытый судорожно хватает воздух, а ему кажется, что он забыл как дышать. И сердце его вдруг сорвалось, но отнюдь не от страха. — Ты Хакуя Рицка? – тихо, почти шепотом и как-то восторженно и зачарованно повторил он, вкладывая в эти слова какой-то особый смысл, ведомый лишь ему одному. Рицка резко перестала перебирать ловкими тонкими пальцами черный ключ, четко фиксируя его между большим и указательным. Мгновение, и маленькие искорки, ленточки дыма начали щемиться сквозь ключ, словно все это время этот дым был внутри него, и пробился из-за неудачной крошечной трещинки. Маленькие струйки быстро разрослись в густой черный дым, который быстро поглотил сначала сам ключ, потом и всю руку, а может и больше. И кажется, он сжирает все, что в него попадается. Постепенно бесформенные клубы дыма стали стекаться в огромную устрашающую человекоподобную фигуру с широкими мускулистыми плечами, мощной шеей и даже с просматриваемыми чертами лица. И особо выделялись, но и одновременно идеально гармонировали с обликом - жуткие пробирающие до мурашек нечеловеческие горящие глаза, испепеляющие все живое и неживое, все попавшееся на своем пути. — Это демон, с которым я заключила контракт Ашурамару, облик Шикама Доджи, - как бы между делом поясняет Рицка. На самом же деле, это не просто ее прихоть или мгновенный порыв придать себе большей значимости и некой загадочности. Захотела – рассказала. Все намного сложнее. Он сильно обижается, когда в таких случаях его не представляют. Да и кому не было бы обидно, если бы в новой компании его никто не представил? Сомневаюсь, что вам было бы приятно. И ладно, если бы просто дулся со смешными пухлыми щечками как ребенок или же как обычный человек. Нет. Это действительно опасно. К контрактеру нужно относиться с уважением. Любой ведь будет относиться к тебе так же, как ты отнесешься к нему. Единственное отличие этого демона от человека, если его что-то не устроит, ему ничего не стоит остановить тебе сердце. Или допустить кровоизлияние в мозг. Это самые простые и неизощренные варианты, также не стоит забывать, что именно он регенерирует тело человека, с которым заключен контракт. Поэтому лучше с ним дружить, и ни в коем случае не поддаваться ему. Проклятое оружие это не просто ответственность. Это постоянный контроль и ограничение самого себя. Особенно оружие серии «Черный демон». Никогда нельзя расслабляться, он только и делает, что ищет любую лазейку, любую возможность, чтобы захватить тело и разум под свой контроль. Поэтому обряд заключения контракта сложная вещь, в результате которой одна восьмая просто умирает, а четверть убивают кураторы испытания, когда они не справляются с демоном. Когда он их сильнее морально, когда человек не достоин называться его хозяином. Такие становятся демонами-людоедами, и их немедленно устраняют. Нечто раскрыло клыкастую пасть. Что-то колкое блеснуло сквозь непроглядную черноту, и стало плавно выходить из горла до тех пор, пока острое, слегка изогнутое дугообразное лезвие полностью не показалось. Черное существо вспыхнуло и начало сгорать, как умирающий феникс, а хлопья пылающего пепла разлетаться, словно серпантин. Устрашающая громадная коса с черной рукоятью и такой же верхней половиной огромного лезвия, со сверкающей внутренней второй зеленой половиной, покоилась в правой руке Рицки. Оружие массивное, громоздкое, словно весит целую тонну! Глаза на лоб лезут, когда на вид хрупкая девушка в пышной милой юбке и с бантиком удерживает такую громадину, только от вида которой даже крепкий мужчина уже надрывается. А она держит ее словно пушинку. Правая рука ее вытянута твердо, без единого намека на мелкую дрожь, удерживает косу за рукоять, наставив дугообразное лезвие внешней черной стороной на растерявшегося и одновременно впечатленного парня. - Нападай. – Сухо говорит она стальным голосом, когда потемневшие почти до черноты глаза сверкнули исподлобья. Она стоит словно статуя. Гордо, величаво, высокомерно. Но парень не движется с места. Продолжает упорно стоять подобно ей, стерев следы прежнего восхищения. Он не настолько глуп, чтобы делать первый шаг. Заносчивый пацан. И тогда, Рицка скалится от распирающего изнутри смеха еще сильнее. Губы ее широко тянутся в ухмылке. Уж больно он самоуверен, что даже позволяет себе выжидать и выводит противника первым, слепо полагая, что имеет преимущество. Наивный! Ей втоптать сейчас его лицом в землю ничего не стоит! Что бы он там себе ни напридумывал. Он еще ничего толком из себя не представляет, чтобы иметь подобную наглость, но уже гордо задирает нос. Хотя повадки правильные. Но до их проявления и правильного применения не дорос еще. Боже, если бы он знал, как смешон сейчас! Думать, что если она нападет первой, то он победит… Смешно аж до коликов! Пора столкнуть его на землю перьями об асфальт. А еще ему следует взять на вооружение, что любые приказы начальства надо выполнять, и оговору они не подлежат. Его дерзость и гордыня до добра не доведут. Ах, как же приятно ставить подобных на свое место! Слегка до этого отведенная правая нога теперь резко отталкивается от земли как сильно сдавленная пружина. Высокий прыжок и Рицка словно летит к нему, делая крупный замах обеими руками. Блеск зеленой искры. Усмешка. Свист. Хруст. Треск. Раздробленные камни раскуроченного пола крупными кусками разлетаются в стороны. Сбитый с ног паренек в последнюю секунду успел выкрутиться из-под рубящего лезвия. Она была близко, опасно близко! Если бы он не упал, то был уже с дырой в животе, насаженным на лезвие. Все крутится перед его глазами, в бегстве на безопасное расстояние. А в голове мысли крутятся еще быстрее. Боль от резкого удара о пол и от биения об него костями, пока он скользит по нему, не чувствуется совершенно! Это потом будут синяки и гематомы. А сейчас до этого совершенно нет дела. Она ударила с такой силой, что не выдержал пол... Значит, ее коса застряла! И пока она ее не вытащит, у него есть… Резкий удар голенью по ребрам оборвал поток мыслей, заставив его сжаться в жалкий ком, чуть ли не выплевывая свои легкие. Воздух вылетел пробкой шампанского. Его подбросило, словно он резиновый мячик, и сразу же тяжелый грохот упавшего набитого мешка, чуть ли не с хрустом. Сквозь пронизывающую боль, паренек еле приподнимается на трясущихся локтях от холодного пола. Маленькая струйка крови скатывается по опухшей нижней губе, задерживаясь алой капелькой на подбородке. Вид его, скажем так, теперь значительно отличается от вида пяти минутами ранее. Лицо припухлое, синяк под правым глазом, видимо задел сам себя, а может и не заметил, как неудачно упал или как она ударила. Белки глаз, покрытые красной тонкой сеткой, виднелись сквозь щель век. И опухшие глаза невероятного чистого цвета болотной пучины сразу же резко распахиваются на сколько могут, когда кожа чувствует холод металла. Наконечник рукояти косы упирается в горло, чувствуя каждый глоток слюны как мелкую дрожь, и приподнимает подбородок, заставив вытянуть шею. - Ну что, пыл поубавился? – говорит Рицка со спокойным лицом, хотя могло показаться, что выражение это если не брезгливое, то унизительно снисходительное, словно бы все идет так, как она рассчитывала, словно бы знала все наперед и ничуть не сомневалась в прошедших событиях. Скучно и предсказуемо. Такое пренебрежительное отношение бьет по самой гордости прямо в яблочко. Разъедает кислой желчью, что хочется орать в голос. Раскромсать кулаки о пол до крови и костей от своей внезапно проявившейся никчемности. - Запомни, никогда не переоценивай свои силы. Ты можешь думать, что сильнее всех, умнее, хитрее, - Рицка говорит с прищуром твердо и плавно. И слова ее обжигают, потому что это правда. Но он упертый и никогда не признается даже под пытками. Тем более самому себе. - Смотри, - говорит она, по-змеиному плавно двигая одной головой, как бы с сожалением поцокивая языком, - я тебя еще даже не трогала. А ты уже лежишь, как жалкий побитый щенок. Скучно мне с тобой. А такой дерзкий и гордый был… Хитрые змеиные глаза смотрят пристально, изучают и смеются немой усмешкой. А он даже не понимает, что оскорбительнее. Ее смех, пренебрежение к нему или ее слова? Стало так гадко и мерзко, ведь задели его самолюбие. Склизкое унижение прилипает к ребрам, противно перекатываясь от косточки к косточке в грудину. И единственное, что ему остается, показывать всем своим видом свое возмущение и ярый протест. Парень воинствующе глядит на нее с неприкрытой, ярко выраженной ненавистью, дерзким упорством и наивным упрямством. А глаза так и кричат: «Я докажу тебе! Покажу, что достоин, как никто! Не смей смеяться надо мной!» Гордыня – львиный грех. Рицка смотрит на него свысока, не скрывая своего отношения к нему. Признаться честно, она ожидала большего. Поэтому некое разочарование все же присутствует на кромке ее змеиного зрачка. Но вот что-то есть в нем такое… Что-то симпатизирует ему в самой глубине души и кажется ей знакомым. По-хорошему, ей бы впечатать его как следует в стену, и все закончить на этом. Но уж больно не любит она избиения малолетних, которые не могут даже нормально сопротивляться. И вдруг неожиданно тем более для самой себя Рицка слишком резко вздыхает так, что грудь судорожно быстро поднимается и сразу же опускается с шумным выдохом, показывая небывалое переполняющее ее раздражение. Глаза сами закрылись, словно бы не хотят наблюдать за этим диким бесчинством и уж тем более принимать в нем участие. Да черт побери, она точно пожалеет об этом! - Вставай, - небрежно кидает она и поворачивается к нему спиной до тех пор, пока сквозь шуршание не смогла убедиться, что он встал на ноги. Паренек резво подорвался с пола, но вот удержать равновесие оказалось более сложной задачей, с которой он с трудом справился. Отдышка тяжелая, глаза блестящие, темно-зеленые. Его кинуло в жар. Маленькие испарины проявились на разгоряченной коже. В этот раз он медлить не стал. Чуть ли не с помогающим криком и паром ринулся на отречено стоявшего майора, делая молниеносно рассекающее воздух движение. Рицка же всего лишь делает маленький шажок, поворачиваясь всем телом влево, в сторону удара, и как будто скользит по плоскому лезвию, как масло по бутерброду. Слишком разогнавшийся паренек, не успевший вовремя затормозить, чуть ли не свалился с ног, грозясь вспахать носом глубокую борозду. Но на удивление он все же смог удержаться. Отягощенная своими мыслями и явно ими озадаченная Рицка стоит, не удосуживаясь сдвинуться с места. Хотя скорее, просто дает ему возможность подумать, все взвесить или даже что-то просчитать в своей голове. И он не заставляет себя долго ждать. Все так же резко подносится к ней, но уже более уверенно. Словно он теперь точно знает, что делать. Наконец-то, проблески той самой долгожданной осознанности. Парень стоит твердо, в широкой позиции, и делает режущие движения. Казалось бы, он просто хаотично размахивает катаной, как мечом. Но Рицка подметила, что удары эти правильные и достаточно сильные и четкие. Паренек-то талантливый, правда, талант этот на уровне задатков, которые он сам же может задушить. Вложив небольшой импульс в руки, Рицка рывком слегка отталкивает парнишку. Затем отводит локоть назад, словно подманивает, подталкивая его пойти на себя. И он послушно идет. Толчок. Поворот косы. Рицка проскальзывает за него, замахиваясь голенью. Но раздраженно цокает и душит эту идею еще в зародыше. Не стоит ей распускать свои руки и ноги. Картинка моментально меняется в ее голове, выстраивая совершенно иную. Женские кисти моментально перебрасывают косу, начинают умело вращать ее на триста шестьдесят градусов, да настолько быстро, что глаз видит невесомый зеленый контур вырисовавшегося круга. Легкие и такие привычные движения восьмеркой, кругом даются ей слишком легко, как пером. Она играется с ним, как зеленой ленточкой с котенком, а тот послушно ловит ее. Еще бы чуть-чуть, и Рицка могла улыбнуться. А паренек старается, яростно разрубает лезвием пустоту. Ее просто невозможно поймать! Даже тогда, когда кажется, что уже вот-вот, она скользит с ним совсем рядом, иногда задорно задевает противоположным концом. Она развлекается, а он уже весь измотан. Дышать так тяжело, словно пробежал двадцати километровый марафон и прибежал первым, обогнав кого-то всего на пол секунды. Перенапряженные мышцы, в которых медленно угасает энергия, уже почти трясутся. Ноги его ватные, отказываются слушаться. И если все сейчас резко прекратится, он просто упадет на четвереньки, и умрет от собственного кашля. Но сам он ни за что не сдастся. Он дойдет до самого конца! А уж потом и помереть можно. Мысль судорожная, уловимая и легко читаемая. Еще рывок! Всего один рывок! Из последних сил он наскакивает сверху на Рицку, вкладывая в прыжок все то, что у него осталось. Делает глубокий замах обеими руками. Крик. Лязг. Лицо к лицу. Легкая ухмылка и ярый оскал. Парень давит на нее со всей силы. Скользит по вдруг скользкому полу, словно бы на него только что разлили воду. Ему кажется, что он кричит во все сиплое горло, а на деле же слышится тихий хрип. Желваки перекатываются под влажной кожей, грозясь вот-вот лопнуть. А Рицка ухмыляется краешком губ, дёргает плечом, распределяя большую часть силы на правую половину орудия, направленного острием к ней, бьёт парня тупой стороной основания лезвия по рёбрам с одной стороны и по почкам с другого бока второй половиной металлической жерди, когда его откидывает как тряпичную куклу в противоположную сторону. Что-то сдавленное, похожее на тихий гортанный крик, вылетает из его горла. Пора заканчивать. Кистями рук Рицка легко проворачивает косу, пока та не примет горизонтальное положение параллельное полу, направляет на него острие, делает широкий замах обеими руками, разрубая лезвием с зеленой искрой воздух под его свист. И твердо выкрикивает что-то непонятное, точно какое-то заклинание. Ши! — и человекоподобный образ клубов черного дыма, словно из образовавшейся в разрубленном воздухе дыры, широко разинув клыкастый рот, подхватил парнишку и буквально впечатал его в стену, вдавливая в бетон, пока демон полностью не промчался насквозь и не растворился, разбившись о стену, оставив лишь тонкие дымовые ленты, как единственное напоминание о себе. Огромная вмятина, которая тонкими трещинками расходится еще дальше, больше напоминала воронку. Парень с тихим болезненным стоном медленно скользит по стене вместе с обвалившейся штукатуркой. Рицка стоит с такой привычной и в какой-то степени уже естественной для себя гордой и величественной осанкой победителя. Смотрит на него свысока, слегка вздернув свой подбородок. - Хватит с тебя, - голос ее спокойный, глубокий, насыщенный и очень приятный, и тихо добавляет, - на сегодня. Мальчик. Совсем ещё зелёный. Возможно, ей должно быть его жалко. Что-то противное должно щелкать в сердце и стягивать неприятным комом, при достаточно жалком виде потрепанного, но достойно молчавшего и мужественно паренька. Несомненно, он действительно мужественно перенес испытание, и проиграл с достоинством. Без дикой истерики и пены у рта. Его с головой накрыло смирение, но не отчаяние. Отчаяние – смертный грех. Смирение – рост и развитие. Он сидит, согнув широко расставленные ноги в коленях со свободно покоящихся на них локтями, прислонившись к прохладной стене затылком и слегка запрокинув голову. Разглядеть было тяжело, откуда именно взялось алое пятно, растертое в попытке незаметно стереть его под носом. То ли от рассеченной губы, то ли из носа. Взгляд его пустой и немного разбитый. Глаза не стеклянные, а наоборот темные и насыщенные, наполненные чем-то непонятным и никому неизвестным. Он сидит отстраненно от всех, отдаленно от вспыхнувшего как взорвавшейся хлопушки унизительного шума. И кажется, что он совсем один. Его как будто бы нет здесь и никогда не существовало. Он всего лишь часть стены. Рицка чуть ли не вздрагивает, когда гул, до этого неразборчивым эхом доносившийся до ее ушей, теперь становится все громче и настойчивее. А гул этот соткан из различных звуков: от восторженных возгласов до бурных рукоплесканий. Во-от, вот что её забавляет до скрежета зубов! Еще утром на человека без рода, без имени и денег свысока кидали презрительные взгляды и гадкие смешки. Но стоило только узнать о какой-то значимости человека в их обществе, которого уже запихнули в ряды своего круга, хотя говорить подобную ересь даже язык не поворачивается, а просто выплевывает слова, и о неком статусе, что трудно так назвать подобным словом, сразу началось всеобщее восхищение и обожание. Как по волшебному щелчку, черт возьми! И выглядит она по-обычному, как и каждый день в каждый из четырех месяцев, но встречают ее, как совершенно другого, совершенно нового человека. Ей это кажется до тошноты отвратным и лицемерным. Рицка развернулась к рукоплещущей толпе с огромными глазами и сужеными зрачками, налитыми чем-то непонятным и страшным. Брови ее высоко взметнулись, словно в небывалом удивлении. Челюсти сомкнулись сами по себе с невообразимой силой и ожесточенностью, губы изогнулись в жутком непонятном оскале. А лицо исказилось жуткой гримасой. Ей дико. Ей непонятно. Ей омерзительно. Она хотела плюнуть, на всех, особенно на тех, кто так жаждал подойти к ней, кто тянулся ради фотографии или еще чего-то показного. Она хотела зашипеть им в наглое лицо и заорать на них благим матом. Нос ее брезгливо сморщился, а верхняя губа немного вздернута. Она отворачивается ото всех, пока их кто-то там сдерживает. А кто, Рицке совсем не важно. Она ищет глазами того парнишку и сталкивается с ним еще диким взглядом. Она сама не поняла, когда ноги сам повели ее туда. Она хочет подойти к нему, дать белый платок, в конце концов, протянуть ему руку, чтобы тот встал из грязной обсыпавшейся штукатурки и раскуроченных камней. Парень смотрит глубокими насыщенными болотными глазами прямо в карие, и ему кажется, что они светлеют, мягчеют прямо на глазах, появляется медовый отлив. И ему как-то странно, непонятно. Она должна была его не замечать и уж тем более не идти к нему сейчас. Так, растоптала букашку о подошву и не заметила. Но давит она не его. Она уже совсем рядом с ним. Еще немного и нагнется к нему, присядет на корточки и протянет платок с еле заметной улыбкой, которую он обязательно заметит. Но путь ей наглым образом преграждает парень из этой школы с такой неестественной лисьей улыбкой и такими же глазами. Понятно, он от них. Посланник студсовета. - Госпожа Хакуя, - с приторной вежливостью говорит он, а сам как будто бы специально стоит у нее на пути и не дает подойти к пареньку. Словно исполняет приказ, от которого зависит его жизнь. Кто знает, возможно, так и есть. - Вас немедленно ожидают в "Третьей библиотеке". Но Рицка не желает углубляться в то, что ее не касается. Вздыхает она тяжело и протяжно. Закрывает глаза и распахивает уже змеиные. Взгляд ее снова меняется и становится таким раздражительным, брезгливым и надменным. Остается только и дальше удивляться их быстрому и неожиданно резкому перепаду настроения. Рицка смотрит на него исподлобья, сверкая горящими глазами. И хочется сказать что-то колкое, что-то обидное и задевающее, тем самым выразив все свое негодование и протест. Но вместо этого всего лишь фыркает, вкладывая в этот красноречивый жест все вышеперечисленное. И резко разворачивается на каблуках. Еле сдерживается, чтобы не толкнуть плечом ни в чем не повинного парня. Шум и гам с новой силой отталкивается от стен этого осточертевшего зала. Остается только гадать, как парни с неестественными приторными лисьими улыбками смогли удержать обезумевшую толпу и спровадить их к выходам. И только темные глаза чистой болотной пучины в тихом одиночестве еще долго всматривались в тяжелую дверь, за которой скрылись члены студсовета с подполковником, а потом и майор.