Всё только начинается!

Черные стрелки карманных часов на цепочке в дорогой золотой оправе, на крышке которых аккуратной рукой мастера выгравирован фамильный герб, показывают ровно без пяти десять. Яркие глаза, всегда горевшие фиолетовым пламенем, вновь удостоверились, что время не убежало, а наоборот, словно остановилось. Как назло! Почему всегда такая интересная штука с часами? Когда кого-то ждешь с переполнявшим нетерпением, стрелки волочатся так медленно. Когда же наоборот опаздываешь, стрелки бегут как бешеные! Изящная рука в идеальной белой перчатке резким движением закрыла часы с глухим звуком и аккуратно положила в карман черного фрака со светлыми зелеными вставками и такими же погонами. Грудная клетка тяжело надулась и опустилась, как лопнула. Густые черные ресницы цеплялись за постоянно спадающие отдельные пряди розовых с красноватым оттенком длинных волос, перетянутых темно-фиолетовой лентой в густой высокий хвост, доходящий до самого колена, отчего часто приходилось убирать их за ухо. Джуджо Мито, полковник Японской Императорской Демонической Армии, непонятно для самой себя почему-то нервничала. Сердце ее бьется в груди гулко, норовясь вот-вот выпрыгнуть из нее. В животе порхают бабочки, неприятно задевая его стенки. Как же это мучительно кого-то ждать! Особенно, с кем ищешь встречи с большим животрепещущим нетерпением. Мито прикрыла глаза с громким жгучим выдохом, опустив голову и скрестив руки на груди, как бы в покойном скучающем дреме. И если бы не прохладная стена, на которую она облокачивается спиной, она бы уже давно не выдержала и точно бы сжарилась от испепеляющего ожидания. Когда стоять с закрытыми глазами ей наскучило настолько, что стало невмоготу, веки ее слегка приподнялись, приоткрывая взор темных фиолетовых глаз, которые отрешенно, почти безразлично окидывают изучающим взглядом огромное помещение, являющееся кабинетом студенческого совета этой академии. Что, собственно, очень трудно назвать кабинетом. Третья по счету в этой удивительной школе библиотека, однако, площадь ее неимоверно велика. Да настолько, что кажется, обязательно заблудишься, если придешь сюда в одиночку. А еще у тебя обязательно закружится голова от всей несусветной роскоши, если поднимешь ее. И первая мысль, что проносится молнией, — мысль восхищения, от которой спирает дыхание, но которая после кажется полнейшим абсурдом. Это же самый настоящий Римский Пантеон! Купол со стенами ротонды образуют единую оболочку. И состоит из окружностей, которые хорошо просматриваются на кессонированном потолке, в центре которого, как и полагается, через окулус устремляется столб света, рассеивающийся и освещающий все темное помещение. И все же постепенно приходит запоздалое отличие этой библиотеки от Римского Пантеона, когда глаз цепляет арки в плавном переходе от стен в купол. Все три этажа усеяны книжными стеллажами. Здесь действительно кажется, что можно найти все. Мебель, видно, дорогая, из темного дерева. Скорее всего, из дуба. Хотя очень похоже на красное дерево, которое само по себе баснословно дорогое. И вдруг становится почему-то страшно и очень некомфортно. Даже, можно сказать неприятно. Единственное, что выделяется из темной, но безумно богатой обстановки, — выдержанное в белых, кремовых тонах, что-то напоминающее, а хотя, возможно, это он и есть, небольшой, в сравнении с этим помещением, но все же высокий и достаточно массивный алтарь с колоннами и с золотыми выделяющимися деталями. В центре алтаря, обрамленное тяжелыми бархатными шторами королевского красно-бордового цвета в тон дорогому ковру от самого алтаря и до тяжелых дубовых дверей, висит огромное расписное полотно чуть ли не в два, а то и в три человеческих роста. К слову, это помещение было вдобавок украшено множеством таких штор, разделяя на небольшие отдельные секции с кожаными диванами в тон. А на полотне этом, скорее всего, отображено средневековье. Вы, наверное, спросите, почему Мито сделала именно такой вывод? На самом деле, все достаточно просто, если не сказать, что очевидно. Повседневный фрагмент жизни, в котором простые люди в платьях того времени, исполняют привычные для них бытовые задачи. Вот женщина что-то несет в плетеной корзине с белым чепцом на голове, а там сложившийся чуть ли не пополам мужчина несет хворост или сено на своем горбу, мальчик, сидя на каких-то белых развалинах, играет на дудочке под задорный лай собаки. Все бы ничего, если бы не черный густой и, кажется, душащий тебя дым с разлетающимся горящим пеплом на четверть картины. Люди разбегаются с искаженными страхом лицами от ярких всполохов оранжевых языков всепожирающего пламени. Странная картина… От которой становится как-то не по себе. Больше не желая задерживаться на странном полотне, фиолетовые живые глаза энергично перешли на тяжелый массивный стол, за которым сидел сам президент студенческого совета, сцепив руки в замок, упираясь в него, отчего губы и кончик носа его совсем скрылись. В отличие от сухого выражения лица Мито, его же идеальное лицо покойно, но сосредоточено, лоб гладкий без намека на складки и морщинки. Вокруг него все так и пышет королевским аристократизмом, начиная от его манеры поведения и заканчивая внешним видом. Двубортный пиджак из дорогих тканей королевского насыщенного синего цвета с двумя рядами золотых пуговиц, где в каждом по четыре драгоценности и два крупных золотых элемента украшают плечи. С левой стороны груди в синем кармашке выглядывает бордовый правильно сложенный платок. Ворот рубашки чистого белого цвета, кажется, даже сияет на фоне темного пиджака. А галстук «Аскот» (нечто среднее между шейным платком и классическим декоративным галстуком) благородного кремового цвета. При первой встречи, которая состоялась минут двадцать или пятнадцать назад, у нее даже возникло ощущение, что на нее смотрели не глаза, а самые настоящие драгоценные изумруды, еще не обрамленные, еще чистый природный камень, еще голубо-зеленый. Волосы его светло-пшеничные в короткой стрижке, но длинными локонами. Кожа белая, чисто аристократическая. В отличие от смугловатого Мейджа, который сидит за другим, ближнем к ней тяжелым столом, по всей видимости, предназначенный для остальных. В отличие от важного и сдержанного Рема, поза его весьма развязна. Нога закинута на ногу, весело подергиваясь, мощное тело навалилось на левую руку, упирающуюся локтем о поверхность стола, подпирая щеку. И вид у него не такой строгий. Длинные блондинистые волосы, доходящие на сантиметр ниже плеча, часть которых с висков собрана в тугой пучок на затылке и перевязана болотной лентой. Форма приближена к стандартной ученической, но все же отличается. Белая рубашка безрукавка, почти в обтяжку, демонстрирующая стальные выпирающие мышцы. А спущенная до локтей и все время так носимая кофта темно-синего цвета только акцентирует на этом внимание. И впечатление о нем сразу складывается правильное. А на его безмятежно довольное выражение лица с нагловатой улыбкой, почему-то периодически недобро, как показалось самой Мито, хотя она не исключает и такой возможности, что ей просто показалось, исподлобья зыркают его же товарищи. Боже, какая же это мука! Нещадно разъедающая изнутри! Нетерпеливой раздраконивающей лентой, начиная опоясывать с горла и заканчивая желудком! Как желчь. Отчего гулко начинает болеть голова и отдаваться пульсом в висках. Мито нетерпеливо цокает, украдкой вздыхает. И почти тянется вновь к чертовым часам. Что она там собирается увидеть? Она и сама не понимает свой внезапный порыв, ведь, скорее всего, стрелки сдвинулись всего на одно деление. Но она обязана это сделать! Иначе не успокоится. Изящная рука в белоснежной перчатке уже вновь тянется к карману в черном кителе в нетерпении схватить их и, с яростью стиснув зубы, опять захлопнуть их с выступившим оскалом. — Мито, хватит уже. Сломаешь еще, — раздается с правой стороны от нее спокойный немного низковатый голос, принадлежащий Шигурэ Юкими, до этого внимательно, изучавшей заинтересовавший ее стеллаж с книгами, со сцепленными за спиной руками в замок и с ровной осанкой. — Рицка всегда приходит вовремя и никогда не опаздывает. Это не в ее порядках и принципах. Болотные глаза метнулись мгновенно, как она услышала шорох со стороны Мито. И сразу же обернулась к ней, как бы всем своим серьезным видом говоря, что лучше этого не делать и уж тем более не показывать свою импульсивность. Ибо это не совсем подобающее поведение. Мито гулко вздохнула, слегка закатив глаза и спокойно закрыв их, выравнивая дыхание и вновь принимая привычное положение у прохладной стены. И левый уголок ее рта резко и высоко взметнулся вверх. Все же Шигурэ заслуженно считается голосом разума в их импульсивном отряде, под начальством Гурена. Мито сама признается, хотя невероятно с большим трудом (что лучше, чем упрямое отрицание), что вспыльчива, возможно, даже чересчур раздражительна. И если ее зацепить, взорвется, как бочка напиханная порохом. Как огонь, как пожар, который разгорелся за долю секунды и его уже не остановить, пока не выгорит все дотла. И внутри она ощущает себя так же. Сразу кровь приливает в голову, становится жарко, все шипит, пылает, обжигает и изнутри разъедает. А самое главное, остановиться очень трудно, почти невозможно, пока она сама себя не остановит и в прямом смысле не остынет. Вот Ханаери Саюри полная ее противоположность. Добрая, мягкая и милая натура (что сейчас совершенная редкость), которая всегда находит правильные слова независимо от ситуации. Однако своими речами она может обернуть все в ту сторону, которая выгодна ей самой. Что сказать, умеет владеть словом. И Мито всегда поражалась и до сих пор восхищается этим. Как она может убедить человека без надрывистых криков и ругани? Признаться, для нее это до сих пор остается загадкой. Конечно, у Гурена тоже подвешен язык, правда, слишком острый, в отличие от Саюри, и зачастую мотыляющийся как попало, когда не нужно. «А как пробиться человеку не дерзкому?» — спросите вы сейчас. «Как же быть, чтобы тебя выделили из всеобщей массы? Чтобы тебя запомнили и заметили?». На что вам с радостью ответят со снисходительной улыбкой. Необязательно быть дерзким и бить себя кулаком в грудь. Совсем необязательно выкаблучиваться. Совсем необязательно быть тем, кем ты не являешься, и выдавливать из себя невесть кого. Важно, как ты думаешь. Важны твои амбиции и цели. Важно, как ты идешь к ним. Например, Тома и Шин, как раз стоящие поодаль у стеллажей по левую руку Мито рядом с еще одним членом студсовета по имени Шики, который совсем недавно что-то пояснял двоим заинтересовавшимся. Если бы не их черная военная форма, вы бы никогда и не догадались, кто они, эти симпатичные парни. Такие живые, такие настоящие, даже может закрасться мысль, что слишком прозрачные, в хорошем смысле этого слова. То есть с яркими выраженными эмоциями. Тома улыбчивый оптимист, а Шин — серьезный пессимист, хотя сам уверяет, что всего лишь реалист. А вот Акио как раз отличается от них. Когда-то тоже был чрезмерно, непозволительно дерзок. За что его потом и приструнили. Однако теперь наученный и опытом, и Рицкой. Правда немного горделив, самоуверен и слегка заносчив. Но это не беда. За каждым человеком числится свой индивидуальный грешок. Прошу, выкиньте мысль, что существует кто-то обязательно идеальный, неважно принц или принцесса, мужчина, женщина, парень, девушка. Увы, но это так! Запомните раз и навсегда: идеальных людей не бывает. Как бы нагло вам ни врали. Всегда приходится с чем-то мириться. К этому просто надо быть готовым. И прошу вас, не надо тешить себя иллюзиями, что вы никогда с этим не столкнетесь. Еще как столкнетесь! Всенепременно и обязательно! Но мы отвлеклись… За это короткое время Мито, уже опять умудрившись соскучиться, продолжает свое тщательно скрываемое развлечение. Теперь же объектом ее изучения стал все тот же Акио, ничего не подозревающий и безмятежно зевающий в ожидании своего командира. Поза его такая же развязная и свободная, совершенно не напряженная, как и у сидящего рядом всего в паре стульев Мейджа. Рука его, согнутая в локте, навалившаяся на светлую поверхность стола, подпирает белую щеку, отчего чистый голубой глаз прикрывается сам по себе. Длинные пальцы попутно зарываются в блондинистые слегка удлиненные, доходящие до середины уха прядями волосы. Мито и дальше бы продолжила свои увлекательные и веселящие наблюдения. Если бы не один человек, как раз сидящий напротив Акио. Который в дальнейшим так и будет составлять о себе странное ощущение странного человека. Как и по Рему, видно сразу — аристократ. Белая кожа, идеальные черты лица. Форма его весьма отличается от стандартной, видимо, подчеркивая статус второго по значимости после президента. Дорогой двубортный удлиненный пиджак идеально чистого белоснежного цвета, подпоясанный кожаным ремнем с серебряной пряжкой, из-под которой выглядывает и почти сливается дорогая белоснежная рубашка. Шесть пуговиц в два ряда и по две на каждом рукаве насыщенного королевского синего цвета, скорее всего тоже из драгоценного камня. На плечах небольшие полосы, как темно-синие погоны под цвет пуговиц. Брюки идеально выглажены без единой складочки такого же идеального белого цвета. Волосы его чистого рыжие длинные, почти касаются плеча, часть из которых собрана в хвост больше к левой затылочной части, но не приглажена, как у Мейджа и туго не затянута. Наоборот свободны. С левой стороны локон заплетен в косу, чтобы волосы не мешали. Челка длинная, цепляющаяся за густые длинные черные ресницы и спадающая на крайне необычные, фантастические… да что там… просто невероятные глаза, цвета расплавленного золота! Одним словом — красавец! На минуту Мито даже показалось, что ее словно куда-то утягивает. Все стало таким нечетким, размытым, только эти глаза сияли четко и ясно, как огоньки, как маятник в ночи, указывая путь заблудившимся кораблям. Но вот что-то зашептало в груди, зашипело, заставляя знатно напрягаться. Что-то не так. И это отдаленно знакомое ощущение забегало по венам с кровью маленькими разрядами тока, чуть ли не до дрожи. А точно ли они — люди? Мысль яркая, мгновенная и такая абсурдная, что тут же отпадает. И Мито даже, не сдержавшись, хмыкает сама себе под нос с изогнутыми губами. Мысль тут же меняется на слово бред. Чего только не заползет в голову от скуки! Однако Мито не смогла до конца разогнать эти мутные мысли. И смущает ее и дико настораживает, вы даже не поверите, глаза! Да, да, именно глаза! Эти странные глаза! Прекрасные глаза! То ли Мито настораживает именно это, то ли известная фраза и правдивое утверждение. Зло обольстительно. Она готова поклясться, что прямо сейчас, совсем рядом слышит голос Рицки: Опасный тип мерзавцев… Но это не единственное, что настораживает Мито. А что заставляет насторожиться еще сильнее, так это ощущение как будто бы тщательно скрываемой, но все же пробившейся сквозь мелкие щели густой неприятной ауры, которая давит, вбивает в землю. Хотя, возможно, Мито слишком разнервничалась в нетерпеливом ожидании, которое, кажется, начало сводить ее с ума. И все же, сколько им лет? Вдруг странная цепь размышлений как-то неожиданно привела Мито именно сюда. Неизвестно, в какое бы еще интересное место завели ее собственные мысли, если бы не странное и довольно-таки совершенно неожиданное действие, которое потрясло девушку до глубины души, да такое жуткое, что Мито еле сдержалась, чтобы не передернуть плечами. До того спокойно сидевший с покойным, но с тенью задумчивости, выражением лица, облокачиваясь о спинку темного стула со скрещенными на груди руками, Урие ни с того ни с сего вдруг как-то встрепенулся, словно бы Мито сказала что-то вслух, чего совершенно не могло быть, открыл золотые глаза и взглянул на нее с доброжелательной улыбкой на губах. От нахлынувшего удивления, Мито широко раскрыла глаза и чуть ли не открыла рот. Сердце ее забилось так часто, так сильно, что у нее зазвенело в ушах. И вдруг необъяснимый жгучий страх залез ей под кожу, плавно, медленно и от того так мучительно, подбирался через живот к сердцу, по позвоночнику, по ребрам, обсасывая каждую косточку. От его, казалось бы, сладкой улыбки, у Мито по спине покатился холодный пот крупными каплями, а спину скоробило страхом и жутью. Не понятно, что еще странного и вдруг необъяснимо нахлынувшего окатило бы Мито ледяным покровом, если бы не скрипнувшая тяжелая дверь под бой часов, стрелки которых показывали ровно десять часов утра. Щелчок. Скрежет петель. — Как и ожидалось от нашего командира! — весело воскликнул до этого скучающе зевавший Акио и сразу же подорвался с насиженного места, отчего противный резкий скрип наполнил помещение, когда ножки стула заскользили по полу. — Здравствуй, родная, — сказала с улыбкой Саюри, крепко обнимая, как полагается при долгожданной встречи, успев как-то незаметно отложить увлекшую ее книгу, чем немного сконфузила Рицку, но секунды через две, губы ее заиграли в снисходительной улыбке, и она с подобным жаром ответила на теплый порыв. Как она называет это — «телячьи нежности». Но Саюри была именно любящей проявлять эти самые «телячьи нежности». Рицке иногда кажется, что она ее специально, даже насильно приучает к этому. Поначалу она всем своим брезгливым видом показывала омерзение, но почему-то потом ей стало не то, чтобы все равно, однако снисходительная улыбка теперь появляется каждый раз при подобных нежных порывах. — Как долго вы меня ждете? — Совсем немного, — улыбаясь своей фирменной лучезарной улыбкой, ответил Тома. А Шин, как могло показаться, однако тяжело вздохнул по своей привычке «реалиста» и добавил: — От силы минут пятнадцать. — А Мито уже вся извелась, — сказала Шигурэ, чмокнув Рицку в щеку по сложившемуся женскому обычаю при встрече. — Ты же знаешь, ей нельзя ждать. И пяти минут не выносит. — Не преувеличивай, — буркнула Мито, проделав тот же незатейливый ритуал. Когда с женским приветствием закончили, Рицка, как хороший майор и друг, поприветствовала членов своего отряда, за исключением одного, который, собственно, отсутствовал. Сначала с громким хлопком, как и полагается, крепко пожала руку Акио, потом Шина и Томы, который поначалу закатил глаза с небольшой улыбкой, а потом резким движением вовлек строгого майора в пылкие объятия с довольным лицом кота, объевшегося сметаны. Все же как-никак четыре года вместе под ее начальством, и ближе этих людей нет ни у кого из них. Наконец, когда со всеми приветствиями было покончено, Мито с довольно-таки серьезным выражением лица наконец задала вопросы, которые начали вертеться на ее языке всего минуту назад, но уже изрядно озадачили ее. Она спросила у Рицки, не мучает ли ее бессонница, хорошо ли она спит и питается, ибо она довольно-таки бледна, с небольшими синяками и мешками под глазами, и может ли это быть побочным эффектом организма, вызванным стрессом и нервным напряжением? На что Рицка с многозначительной улыбкой и привычным легким прищуром красноречиво ответила, что черт его знает. — Так что же, вернемся к делу? — спросила Рицка глубоким серьезным голосом с улыбкой на губах, облокачиваясь о край стола перед президентским местом. — Пожалуй, — ответил Рем. — Нам поручили пару миссий, — сказала Шигурэ, а Саюри тут же поспешила уточнить: — Причем немедленно и в кратчайшие сроки. — Мы действительно зашивались без тебя, — уголок рта Мито довольно растянулся и высоко взмылся. — Чтобы это отрицать, нужно быть тупым, как пробка. Курэто же понял это сразу, как Гурен кинул ему документы на стол. Ох, и стоило это идиоту! Поэтому, подруга, покой нам только снился. — Но, командир, — потягиваясь вверх изо всех сил, воскликнул хрипловатым от долгого молчания голосом Акио, попутно кряхтя, — нам и шагу не дадут ступить. — Газеты пестрят заголовками о твоем возвращении, — заговорил Шин, скрестив по привычке руки на груди и спокойно закрыв яркие глаза, — тебя облепят сразу же, как выйдешь на улицу. С глубоким вздохом Рицка слегка склонила голову набок, немного вздернув подбородок так, что короткие волосы тут же разлетелись, прикрывая пол-лица, из-под которых сияли медовые блики. Губы ее поджаты в белую полосу, брови слегка приподняты домиком, что почти не ощущаешь разницы, а веки наполовину прикрывают глаза, периодически сужаясь еще сильнее от весьма напряженных расчетов. Что говорило само за себя, в голове ее сейчас работал важный и неимоверно сложный просчитывающий механизм, исключающий любые ошибки, которые попусту недопустимы. — Гурен договорился, — как-то уж больно осторожно сказала Мито с неким волнительным, как могло показаться по немного дрогнувшей интонации, трепетом, — что нам будут помогать… Но договаривать она так и не стала. Ибо поняла, что это лишнее, когда что-то дикое резко сверкнуло из-под коротких каштановых волос, скрывавших часть странно-спокойного лица с железными глазами, которые быстро метнулись от нее прочь, в противоположную сторону к президенту. Ох, ведь знала же Мито, что она, мягко говоря, не обрадуется! Она знала, что Рицка будет в бешеной, слепой и всепоглощающей ярости! Она знала, что будет что-то, к сожалению, грандиозное. Скандал! Она попусту гордо встанет и плюнет в лицо, не потеряв своего величественного и надменного вида. Однако, к величайшему удивлению Мито, все было совсем не так, как она ожидала. — Значит, Гурен договорился… — тихо повторила Рицка, как будто убеждает в этом саму себя, внимательно глядя на него исподлобья сверкнувшими белыми искрами глазами, плавно двинув головой по-змеиному. Рем же сидел все в той же позе, упершись в сцепленные в замок руки так, что видны лишь его блестящие, заливающиеся хохотом зеленые глаза и покойные брови. Но вдруг Рицка как-то то ли повеселела, то ли еще что-то, но губы ее вдруг неглубоко исказились, плавно растянулись, глаза повеселели в хитром прищуре, и неприкрытый, дерзкий, упрямый смешок вылетел из пухлых губ. Ох, знали бы вы, как тяжело ей было сдерживать хохот! — Ну, раз так, что я могу сделать! — и, сгримасничав, весело развила руки в сторону, ими всплеснув. — Так что, командир, стало быть, нужно искать место? — поинтересовался Акио, после всеобщего непродолжительного молчания. — Мы можем вам предоставить… — начал было уже с важно прикрытыми глазами и гордым видом Рем, словно он тот еще благодетель, однако он был нагло прерван на полу слове: — Благодарю, но в этом нет необходимости, — с аналогичным важным и своим естественным упрямым видом сухо бросила ему Рицка, заставив его глаза широко распахнуться в изумлении от такой невиданной им ранее дерзкой наглости. Его левая бровь еле заметно дернулась, однако и без того мощная спина, казалось, стала еще шире и больше от напрягшихся мышц. Осанка его вытянулась еще ровнее, еще тверже. Колючий взгляд, казалось, режет сильнее самого острого клинка. И тень чего-то неописуемого, но безусловно жуткого отобразилась на его вечно покойном лице. Рицка же наоборот чересчур для себя расслаблена. Спокойно опирается о спинку стула в полусидячем положении со скрещенными на груди руками. Уголки ее губ довольно приподнялись, постепенно растягиваясь все шире и довольнее, подтсать хитрому триумфальному прищуру. Она явно довольна собой. Эти плавные змеиные движения одной головой, пристальный взгляд карих глаз с медовыми лукавыми и насмешливыми искорками неприятно пронизывал, выворачивая и давя, как хитрый с вытянутым зрачком змеиный на обреченную, загнанную в угол жертву. Явный вызов. И Мито понимает, что никогда бы не вытерпела подобного. Да и, как заметила девушка, не только она. Что-то животрепещущее волной пробежалось по наблюдателям. Даже на лице этого странного человека отобразилось что-то необычное и совсем несвойственное ему (да что там, они все странные!). Эти двое словно в куполе, наполненном какой-то темной, густой и липкой как смола аурой. Повеяло невероятной мощью и угрозой. Казалось, воздух наполнился тяжелым металлом. Упрямые карие глаза встретились с такими же твёрдыми изумрудными. Воздух вокруг этих двоих накалялся настолько, что, кажется, можно увидеть искры. — Саюри, — вдруг вежливо позвала Рицка таким глубоким и насыщенным голосом, но все еще не отводя и не переводя насмешливых глаз с Рема, и девушка сразу же появилась рядом с ней, — не одолжишь? Не став медлить, Саюри сразу же поняла, что от нее требовалось, и уже протягивала, по всей видимости, важную вещь майору. А вещью этой был, представьте себе, обыкновенный листок белой бумаги, совершенно небольшой, прямоугольной вытянутой формы. Что совершенно не удивительно, если знать ее, скажем так, весьма необычное оружие. — Не могли бы вы мне дать кисть и черную тушь, — с явно наигранной приторной улыбкой, попросила Рицка. И как по волшебству, сию же минуту в протянутой руке Шики красовалась дорогая кисть для каллиграфии, обмакнутая в черную массу. Что ничуть не смутило ухмыльнувшуюся Рицку, которая, вместо удивленных выпученных от ловко провернутого фокуса глаз, всего лишь учтиво поблагодарила кивком головы, как будто бы видела нечто подобное ранее. Более того складывается впечатление что она ожидала от них нечто подобное. Рицка быстро что-то написала на бумажке резкими четкими мазками. И вдруг в это же мгновение, как кончик кисти отпустил листок, талисман выплыл в воздух, выскользнув из ее рук и зависнув над головой. — Держи, Саюри, — теперь совсем игнорируя их и (как нарочно) не уделяя и не обращая на них должного внимания, говорит Рицка, переключившись и не спуская глаз с талисмана и как бы удерживая его руками, не прикасаясь к нему, — я поручаю это тебе. Талисман аккуратно поплыл по воздуху, как по воде, и остановился над пшеничной головой Саюри, принявшей его подобным, удерживающим на расстоянии жестом рук в белых перчатках, как Рицка всего мгновение назад. — В нескольких километрах от города посреди леса стоит небольшой деревянный дом прямо на берегу озера. Место это хорошее, одинокое, всеми позабытое и давно заброшенное, о коем не знает ни единая душа, и вряд ли узнает, — сказала Рицка, не спуская глаз с талисмана. — Этот талисман приведет вас к нему. — А ты, командир? — Я же присоединюсь к вам вместе с Наруми, как только смогу, — спокойно ответила она. — Вы последуете за талисманом прямо сейчас. Тянуть нельзя. А мы подъедем, скорее всего, к ночи, и это мне так кажется, в лучшем случае, хотя все может быть. А надо быть готовым ко всему, — Рицка залезла в карман и вытащила похожие, как у Мито, золотые часы на цепочке, единственным отличием которых был выгравированный герб. Украдкой взглянув на бегущие стрелки, Рицка, как будто бы лишь хотела удостовериться в правильности своих же расчетов, с глухим стуком закрыла их, и уголок рта ее довольно взметнулся, что означало — все идет по плану. Чем дальше занималась Рицка и что с ней происходило до самого вечера, подлинно, увы, не известно, да и, вероятно, неинтересно. Известно только, что навстречу с Курэто она ушла в весьма приподнятом настроении и ворвалась в то самое здание, которое никогда не спит, со, скажем так, своей индивидуальной и отличительной чертой, изюминкой, которая является ее неотъемлемой частью, с привычным хитроватым прищуром и уверенно вздернутым уголком рта. А тем временем, когда за Рицкой с грохотом захлопнулись тяжелые двери и она гордо продефилировала как всегда с гордо понятой головой к Курэто, который, как видно по его темным насыщенным карим глазам с янтарными отблесками, не без удовольствия крепко пожимал изящную руку своей большой медвежьей в идеально белой перчатке, мелькающая густая зелень, сросшаяся почти как тоннель, сквозь которую солнцу было пробиться достаточно тяжело, отбрасывала прохладную тень на пробиравшийся черный автомобиль, изрядно подпрыгивая на кочках, отчего некоторые пребывали в полном негодовании, тихо ворча себе под нос и проклиная одного, посылая его к чертовой матери. Неужели было так необходимо переться в такую даль, трясясь на каждой кочке и удерживаясь за поручни, чтобы куда-нибудь не вылететь?! Какие жуткие неудобства, которые попусту перестали замечаться людьми и которые они почему-то, а точнее по весьма известным обстоятельствам, называемые выходкой Рема, должны терпеть! Насыщенная густая зелень, салатовая от солнца, мелькала быстро, почти сливаясь в единую сплошную яркую полосу, которая иногда прерывалась, подскакивая. Сколько они уже едут? Достаточно долго, чтобы тело затекло и заболел копчик. А зелень все не кончается и не кончается. Одни деревья сменялись другими видами. Лес становится все гуще, все глубже и запутанней. Пока не появились отличающиеся от всех лиственных криптомерии (или, как их называют в народе, суги) красивые вечнозеленые деревья с, как может показаться, красноватой, мягкой корой, слезающей длинными полосками. Затем они стали увеличиваться в размерах. Стали все больше и больше, шире и выше… Пока полностью не устремились в небо. Огромные пушистые зеленые, усеянные иголками, и старые с толстым высоким голым стволом гиганты смешивались с пушистыми зелеными всего от силы в несколько метров. Солнце уже не так протискивается сквозь листву высоких старых деревьев, поэтому тень и небольшой сумрак окутанный тенью сменили яркую густую зелень, утопающую в солнечных лучах. Извилистая дорога петляла сквозь деревья, следуя указаниям Саюри, в руках которой находился беспокойный талисман, извиваясь то влево, то вправо. И вот талисман резко дернулся как сумасшедший, судорожно задрожал, то и дело норовясь выпрыгнуть из ее рук и разорваться, оставив свою половину в ее крепко сжатых пальцах, и наконец упал замертво бездвижным, как обычный бумажный лист. В течение нескольких секунд редкое светлое пятнышко промелькнуло сквозь деревья, впоследствии разрастаясь. Машина замедлила ход, почти сбросила скорость. И слава Богу остановилась, выехав почти к самому берегу скрытого от всех озера кольцом зелено-бурых гор или большими холмами на том берегу и густым лесом на этом, между стволов которого скрылся аккуратненький деревянный двухэтажный домик из светловатого дерева и темной бурой крыши, к веранде которого она и подъехала. Сразу пахнуло лесом, хвоей, смолой и еловыми шишками. Свежесть прохладой ударила в лицо, обволакивая и наполняя каждую клеточку. Тихо… Спокойно… Тишина не давящая, наоборот излечивающая своим спокойствием и чувством уединения. И говорить ничего совершенно не хочется. Как не хочется спугнуть и сломать голосом это умиротворяющую атмосферу. К самому озеру всего нескольких метрах от веранды домика всего пару шагов до деревянного мостика с лестницей, убегающей в самую озерную гладь. День стал лететь вместе с бегущим по небу ярким солнцем. Но внезапно свет, тепло и озорной солнечный блик скрылись за непонятно откуда внезапно и незаметно наползшими печально-серыми облаками, налетевшими в мгновение ока. Поднялся даже ветер, заставляя беспокойно перешептываться листья. Повеяло сыростью и пробирающим холодом с усиленными рывками рваного ветра, гудевшего грустную песню. Прежде яркие буро-зеленые холмы теперь совсем стали тоскливо серыми, скрываясь за туманом. Как и серое встревоженное озеро. В деревянном домике зажглись оконца уютным желтым светом. Мито сидела, закутавшись в теплую длинную кофту большими бежевыми вязками с каким-то узором из переплетенных красных, серых и черных линей, и пусто пялилась в окно. Скучающее лицо с застилающей печальной пеленой в глазах подперто кулаком согнутой в локте правой руки, навалившейся всем весом на стол. Обмякшая, и почему-то как будто бы уставшая. Обремененная щемящей и сковывающей душу скукой. По большой белой с каким-то узором кружке с горячим чаем приятного цвета, от которого вместе с паром исходил запах лесных ягод, периодически постукивали тонкие холодные пальцы, попутно согреваясь. Что-то терзало ее. Неприятно сковывало сердце и, кажется, душу от противного щиплющего грустью чувства, от которого так и тянет сморщиться, чтобы покатились горькие слезы. Словно бы за окном осень… ноябрь… Точно. А так и не скажешь, что вторая половина мая, вовсю пахнущая летом. Если бы не насыщенная зелень, точно бы было все гадко в серой и грязной неприязни и отвращении. Бесспорно, многим нравится такая погода. Вот, например, Шигурэ, пьющая горячий чай с мягкой улыбкой, или Шин… да даже Саюри! Справедливости ради стоит отметить, что Мито тоже нравится атмосфера некого уюта во время дождя. Но почему-то не сегодня. Душа точно щемится, словно гудит надрывно и жалостно. Как стонет. Нехорошее предчувствие. Что-то будет. Большое, грандиозное. Оно надвигается. Уже совсем-совсем рядом… И от того, что это что-то надвигается, такое непонятное, неизвестное и пугающее, выворачивая наизнанку, становится жутко. Даже страшно… Нет! Накручивать она себя не хочет и не собирается заниматься этим пустым и бесполезным делом. Поэтому делает усилие и резкими крупными глотками заглушает все доводящие до тошноты мысли, посылая их ко всем чертям. Должно ведь когда-нибудь распогодиться! Верно, после каждого шторма, урагана и наводнения, землетрясения или просто ливня черные свинцовые тучи расползутся. И чистое голубое небо обязательно засияет вместе с солнцем и пушистыми облаками, как сладкая вата! Всенепременно и обязательно! Нужно только подождать. Дождаться этого ослепляющего горячего солнца… А тот, кто умеет ждать, дождется его с абсолютной точностью. Но бывает и так, что непроглядная чернота преследует по жизни. Что все становится только хуже и хуже, с каждым новым разом набирая большей жестокости и остервенелости. И когда кажется, что хуже уже быть точно не может, становится еще отвратительнее. И схватывает так, как не мог даже представить. Нападает горечь, сжирает отчаяние… Однако отчаяние — смертный грех, утягивающий, топящий и завлекающий все больше и больше в непроглядную пучину. Главное об этом вовремя вспомнить. А за окном уже почти стемнело. Кажется, что самая черная ночь пожирает все на своем пути раньше своего отведенного времени. Конечно, все из-за облаков. Была даже большая вероятность, что хлынет ливень и затопит все грязью и слякотью. Но назло всем «пессимистам-реалистам» ни единая капелька не ударилась о землю. Наоборот, отражаясь в озере, яркая оранжевая полоса вспыхнула огненным заревом, сжигая эти самые свинцовые тучи. И разрасталась все больше и больше, все жаднее и жаднее пожирала серые грустные пятна. Гонимые тучи сбегают от пламени, боясь попусту исчезнуть. Правильно, туда им и дорога! Лес перестал жалостно гудеть и печально перешептываться. Озеро вспыхнуло вслед за набиравшей силу и мощь огненной полосой. А вслед и лес окрасился в яркое оранжевое пламя заката. Мито вдохнула полной грудью ворвавшуюся из раскрытого настежь окна хвойную свежесть леса. Грудная клетка ее широко вздымается, пытаясь захватить как можно больше умиротворяющего елового запаха. Губы ее непроизвольно растянулись в улыбке, и сами прикрылись глаза от наслаждения. А ненужная сброшенная с плеч кофта сейчас валяется где-то на стуле. Однако с нежными потоками воздуха в чуткие уши плавно и совсем ненавязчиво залилась песня птицы хототогису, вновь заставив Мито судорожно распахнуть глаза и непроизвольно затаив дыхание. Нежелающее верить всяким глупым суевериям сердце пропустило удар, потом еще и еще один… И все-таки чутье ее редко подводило. Что-то надвигается. Глаза резко сощурились, челюсти в мгновение сжались чуть ли не до скрежета так, что скулы ее заволновались. А темные фиолетовые глаза совсем очерствились, осушились. Напряжение током прошлось по всему телу. Все звуки куда-то удалились, попусту растворились. На самом деле, они никуда не исчезли. Их заглушали беспокойные мысли. Что ожидать? Откуда? И что именно? Пугающая неизвестность заставляет напрячься еще сильнее. Мысли быстрыми лентами сплелись в шипящий неразборчивый и не распутываемый клубок змей. И у Мито, кажется, начинает болеть голова, противно ныть, пульсировать. В уши ее врезался резкий и оглушительный, как ей показалось, бешеный свист, заставляя чуть ли не хвататься за разрывающуюся на куски голову. Но Акио на самом деле всего лишь тихо присвистнул. Приехал командир. Неизвестно когда успевшая незаметно проскользнуть мимо Мито, Рицка стояла, облокотившись о косяк двери левым локтем выше головы, вальяжно навалившись на него. И следа не осталось от миловидной девушки в пышной школьной юбке с высокими чулками и с розовым бантиком. И если бы здесь был тот самый паренек, имя которого, увы, нам осталось неизвестно, он бы с точной уверенностью воскликнул, что именно теперь ее внешний вид полностью ей соответствует. Черный фрак стандартной военной формы ЯИДА с длинными рукавами, с двумя рядами золотого цвета пуговицами спереди. Справа находится золотой аксельбант, который присоединен к одной из сторон ворота, уже привычная нам пара идеально белых перчаток, скрывающая изящные руки, белая повязка на левой руке и такой же белый ремень с золотой пластиной. Эта форма немного отличается от стандартной женской юбки. Как и у Мито, эта форма схожа с мужской версией. Как кажется, более удобная и практичная. Однако у Рицки все же было сильное и даже ярое отличие от формы Мито. Форма ее с красными вставками и погонами. Хитроватый прищур усмехающихся искрящихся темных железных глаз, на кромке зрачка которых сумасшедше пляшут черти, и вздернутый уголок рта изогнутого довольной, бешеной, дикой ухмылкой. Не к добру это. И Мито в этом убеждается, когда всматривается в повседневно довольное, даже веселое лицо Шиньи, стоящего позади Рицки рядом с появившимся Наруми, и губы его все так же по своей манере мягко изгибаются в улыбке. Однако есть что-то в его лице такое странное, необычное и совершенно не свойственное ему. По крайней мере, обычно. Да и Рицка что-то уж слишком возбуждена. Глаза ее горят, искрятся и пылают. И Мито прекрасно знает почему. В душе ее так же, как и у Рицки обжигающе запылало, заискрилось. Азарт. Нахлынувшее чувство чуть ли не насильно изогнуло губы. Их губы! Это их проклятие! Это их болезнь! Это их состояние души! И сейчас, наконец, звучит глубокий, насыщенный голос с нескрываемыми веселыми, задорными нотками трепещущего нетерпения и с еле уловимым наслаждением, который срабатывает, как команда верным бойцовым ротвейлерам. И команда эта не от нее, а от вышестоящего начальства во главе с… ведьмой… нет, скорее во главе с приближенным к ним доберманом: «Взять!» — Мы отправляемся на задание!