Всё только начинается!

— Какая встреча, Рицка! Бархатный баритон опьяняющее лился из его уст. И первое ощущение, которое моментально сменило чувство страха — это нахлынувшее чувство восхищения. Уверенный, с грацией, присущей только хищникам высокий мужчина… Он был безумно красив. Широкие плечи, развитые мышцы груди, накаченный торс, мощная шея… Ей Богу, выделяется каждая, каждая мышца стального, отлично прокаченного тела. Такое странное чувство… Ощущение неимоверной физической силы чуть ли не вскруживает голову, а духовной — перехватывает дыхание. Он вышел с распростертыми объятиями, довольный, улыбающийся до выглянувшего резца с одной стороны. Рицка стояла все так же спокойно, с присущей ей гордой величественностью. Сейчас у нее было довольно странное состояние. Такое непривычное и необычное, но каждый раз появляющееся вместе с ним. Можно ли сказать, что она действительно ждала этой встречи? Кто знает… Однако она довольно прикрыла глаза и тихо улыбнулась одним уголком рта от переполнявших ее ощущений, которые испытывают именно при долгожданной встрече. Еще когда только послышались эти специально тяжелые размеренные шаги, ее грудную клетку наполнили такие острые ощущения… Внутри у нее все бушевало, все кипело и бурлило. Предвкушение встречи все с большей силой скрежетало по ребрам и стенкам желудка. Улыбка тронула его губы моментально, что было ей совершенно несвойственно. Сердце забилось быстрее. Воодушевление и предвкушение забурлило в крови. Она почувствовала его приближение. Почувствовала то самое сладостно-мучительное томление и предвкушение… Засранец, — ухмыльнулась про себя Рицка, улыбнувшись лишь краешком губ, — мог ведь уже давно появиться. Зачем столько пафоса и… демонстрации?.. Она поняла ответ на свой же вопрос уже на середине последнего слова. Рицка, склонив голову набок в привычном для нее жесте, одними глазами пробежалась по остальным. И глубоко вздохнула, не пытаясь даже унять взметнувшийся вверх краешек губ. От него все по-прежнему так и искрит силой, бешеной энергетикой и мощью… Он не носит стандартную форму простых солдат. Идеальный костюм соответствующий и подчеркивающий статус настоящего аристократа. Белая рубашка, жакет с высоким воротником-стойкой, не скрывающий, а лишь подчеркивающий прокаченный торс и широкие мускулистые плечи. Верхние крупные золотые пуговицы расстегнуты, обнажая прокаченную мускулистую грудь. И складывается такое ощущение, что если их попробовать застегнуть, они сразу отлетят, не справившись со слишком натянутой тканью. Белые брюки невероятно шли ему и придавали образу величественность, а черные сапоги, вычищенные до блеска, были большего размера, чем у обычных, среднестатистических мужчин. Черный ремень с крупной цепью на правой стороне и креплением к ножнам на левой. Правый рукав и перчатка черного цвета, в то время как на левой белого, с наличием стандартного манжета. Черный ремень, перетягивающий грудную клетку, тянется от черного наплечника левой руки, выполненного узором. И что крайне необычно, носит он две накидки: верхнюю крайне необычного даже для аристократов светло-фиолетового цвета, которая крепится у спины в районе ворота и левого плеча, и нижнюю белую, которая как продолжение жакета тянется от талии. Волосы у него длинные, поделенные на бордовую удлиненную челку, спадающую на прекрасное лицо с ярко выраженными аристократическими чертами, и остальную темно-коричневую часть волос, заплетенную сзади в косу. Не только Мито с удивлением рассматривала этого невероятно красивого мужчину, чуть ли не раскрыв рот. В нем сочеталось все, что привлекает любую девушку: сексуальность, грубая мужественность, обаяние, властность, строгость… Однако именно ощущение той самой звериной силы, бешеной мощи и сбивающей с ног энергетики не дает им даже вздохнуть. Как будто ее кто-то схватил за горло, и Мито понимает, что не может выдавить из себя ни единого звука, даже хрипа. Это ощущение давит, ломает кости, прижимает к земле как маленькое никчемное и беззащитное насекомое. Кажется, что эта энергетика сбивает все и всех на своем пути, унижает, уничтожает, раздавливает и ломает изнутри, заполняя все внутренности и обременяя их этой ядовитой тяжестью. Глаза у Мито непроизвольно расширились, под переполняющим ее тело и выплескивающимся наружу в виде мелкой дрожи вдруг непонятно откуда взявшимся и необъяснимым страхом. Она ведь уже давно не девочка, не рядовой и даже не лейтенант. Она полковник Японской Императорской Демонической Армии! Тогда откуда эта дрожь? Сердце ее до этого бившееся отрегулировано и тщательно отрепетировано тихо и медленно пропустило сначала один удар, потом второй, после чего резко взмылось прямо к горлу и также резко упало вниз. И так несколько долгих раз, пока бешеный ритм вновь не стал глухо барабанить в её ушах. Липкий и отвратительный страх просочился внутрь. Страх, который она уже давно не испытывала в своей жизни и думала, что больше никогда его не испытает. Но, как же так? Она встречалась с этим чудовищем, она видела его… но все же не так близко. Опять что-то склизкое, противно заскользило по рёбрам, по каждой косточке, проскальзывая ловким червём в неудержимом сердце, лёгкие, желудок. И Мито, наконец, поняла, что напугана. Что готова вот-вот сорваться с места и бежать, бежать и бежать. Неважно куда, главное как можно дальше отсюда. Но она не может. Не может оставить своих товарищей, свое задание. В конце концов, она банально не может встать, как будто прижатая сапогом к земле. Но что-то тут не так… Что-то не так и Мито чувствует это так же ярко, как чувствовала бы холодный осенний ветер в середине ноября. Не может такое напускное чувство быть вызвано лишь им. Да, он вампир. Да, он аристократ. Да, он монстр, невероятно сильный монстр, от одного вида которого, признаться честно, действительно становится не по себе, и это еще мягко сказано. О, Мито прекрасно помнит этот страх, который одолевает ее прямо сейчас и с каждой секундой все больше и больше. Это тот самый страх их самого-самого детства, когда ты лежишь один в темной комнате под одеялом, высовывая лишь нос и боясь лишний раз пошевелиться. Это тот самый страх, когда от любого шороха сердце больно бьет по ребрам и липко тянется вниз. Это тот самый страх темноты. Вернее того, что в ней. И этот самый страх никуда не исчезает со временем. Он не ждет, когда вы вырастите, и не уходит сам в определенный момент. Нет, он остается всегда где-то рядом, всегда где-то поблизости, как и то, что ходит в темноте. Многие взрослые кажутся бесстрашными, говорят свою любимую фразу: «Разыгралось воображение!», и снисходительно посмеиваются. Однако этот жуткий до противного страх всегда нашептывает им и преследует, заставляет в одинокой квартире включать свет и телевизор почти во всех комнатах ради внутреннего спокойствия и ощущения безопасности. Вот и сейчас Мито кажется, что рядом, совсем-совсем близко, за ними пристально наблюдают, и это неприятное липкое ощущение не просто вызывает дискомфорт, а заставляет задуматься о всякой нечисти. И ей кажется, если она повернет голову, то непременно поседеет от страха, когда увидеть горящие глаза, как ей кажется, самого дьявола. Смешно, хоть молитву читай! Съерничала про себя Мито, едко ухмыльнувшись. Глупости это все и ерунда! Головой больно стукнулась! Вот и хрень всякая в голову лезет! И если бы она могла, она бы давно уже ударила себя по голове и выбила все ненужные бредни. Тем более, что сейчас совсем не до этого, когда перед ними стоит монстр и пожирает глазами Рицку… Но почему-то только сейчас ее сердце пронзила молния и пустила неслабый разряд по всему телу. Он не смотрит на нас, он смотрит только на нее! И новая волна тошнотворного, но немного иного ужаса захлестнула ее с головой. Она поначалу даже сделала усиленный рывок, но лишь протянула руку с дрожащими пальцами. Губы ее, онемевшие, еле-еле сложились в беззвучные слова, а в расширенных глазах застыла пелена. И все от одного его взгляда, устремленного исключительно на Рицку. И сердце Мито вновь пропустила такой сильный удар, что она схватилась за него. Рицка же опять с трепетом, но уже знакомым и даже приятным заметила вновь этот взгляд рубиновых глаз, обращенного к ней, отчего при его виде ее сердце привычно сжалось до самого маленького сухофрукта и начало подрагивать мелкой рябью, и каждый раз как в первый. В его глазах читался плохо скрываемый интерес (который он навряд ли собирался скрывать), восхищение и что-то совсем странное, что Рицка до сих пор не может понять, однако что Мито поняла и раскусила сразу же, и что отразилось ужасом в ее огромных глазах. Мито даже не ожидала, что первая мысль и желание ее будут посмотреть на Шинью. Она хотела понять, сходит ли она уже с ума или все же нет? Эта надежда: понял ли он, заметил ли он то же, что и она или нет? Или ей просто кажется (а всем известна эта девичья способность: находить то, чего нет)? Вернее даже не так. Есть ли у него аналогичный страх, опасение? Ужас, поселившийся во всем теле? Но серебряные пряди удлиненной челки спадают на его лицо, остальное же скрыто винтовкой, держащей на прицеле. Кроули разглядывает ее словно зачарованный, словно никого прекрасней в жизни не видел, но при этом с уверенным выражением своего идеального лица, что сначала немного обескураживало, настораживало и слегка, возможно, даже пугало Рицку, заставляя табун мурашек бегать скоростной марафон по ее коже. Появлялось какое-то странное ощущение, непривычное, но, безусловно, приятное и теперь где-то в глубине души Рицке это даже льстило. Онаи сама не заметила, как уголок ее губ сам взметнулся вверх, и теперь немного вздернут, как она склонила голову набок, изучающе сузив наполненные интересом лисьи глаза в хитром прищуре, отчего губы Кроули сами по себе растянулись в уверенной ухмылке, которую, если вовремя не удержать, расплывется в хищный оскал дикого зверя. Юсфорд давно понял, что с нетерпением ждет этот ее прищур, особенный наклон головы, слегка растянутые и вздернутые уголком губы… Губы… Он опят смотрит на ее губы… Он стоял, затаив дыхание и чуть ли не облизываясь. Но потом его настроение резко изменилось. Слегка потух это озорной огонек в глазах, что слегка омрачило их. Брови слегка нахмурены, сведены к переносице. Улыбка сползла с его губ, и, возможно, что-то проскользнуло типа разочарования, негодования и даже ярости. Стало ясно одно: вампиру что-то не понравилось. — Ты подстриглась? — строго спросил Кроули, внимательно рассматривая ее, и нотки ярого недовольства заскользили в его бархатном и насыщенном баритоне. Но в следующий миг его глаза вновь стали спокойными с привычным для Рицки блеском. И легкая улыбка едва мелькнула на губах вампира, когда она слегка сконфужено, с толикой грусти и едва заметного неприятного смущения отвела от него взгляд, слегка прикрытый веками. Понятно, тронул для нее нечто неприятное. — Ого, — бодро, с нотками язвительности явно в своей манере ответила она, усмехнувшись, — вы заметили. Да, милая моя, заметил… Что-то больно кольнуло в груди, как застрявшая щепка. От одного ее взгляда… — А что, — вдруг преобразилась она, усмехнувшись и хитровато прищурившись, — неужели вам не нравится? — Ну что ты, милая, — как можно правдоподобнее изобразил Кроули на лице нечто похожее на страх, взметнув брови вверх и округлив глаза, и поднял обе руки вверх ладонями. — Ты прекрасна всегда! И Рицка тихо-тихо засмеялась, в то время как губы вампира тронула легкая улыбка. — И все же вам не нравится! — продолжала посмеиваться она с тихо растянутыми губами, подначивая и его к тому же. Ах, какой у нее смех! Нет, не легкий, ни колокольчиками, как часто сравнивают девичий смех, и уж тем более не робкий или смущенный, как было «модно» по стандартам женской красоты и манерам, а настоящий, насыщенно-низковатый и глубокий, как и ее поразительный голос.  — Ну, ничего! — все так же наигранно (что очень веселило Рицку, особенно с его смешным выражением лица, чрезмерно полным благородной решительностью и «искренним» благородным порывом) воскликнул Кроули, занеся кулак и ударив им сверху по ладони. — За первые сто лет они прилично отрастут! — Вы, наверное, забыли, — начала Рицка со вздернутым уголком губ, с которых опять слетел неудержимый смешок, — но люди за редким исключением живут по сто лет, а тем более и я, у которой по нынешним меркам, представьте себе, прошла уже целая половина! — сказала Рицка с небывалым сожалением, почти смахивая слезу, но не удержалась и вновь засмеялась, давя смех глубоко в грудной клетке, кое-как не давая себе разразиться. — В прошлый раз мы с тобой не очень-то хорошо расстались, — еле уловимые нотки сожаления скользнули в голосе Кроули с легкой улыбкой. — А все из-за не умеющих держать ответственность людей за то, что сами выпустили. — Это верно, — достаточно отдаленно подтвердила она с покойным выражением лица, — хотя в принципе все как всегда, — и слегка улыбнулась ему краешком губ. — Эксперименты над людьми это… — Это то, — с легкой усмешкой поспешила перебить его Рицка, — куда мы не лезем, — однако по одному ее взгляду Кроули было понятно, что он не раскрыл ей глаза. Она сама многое знает. Но продолжает упорно терпеть. Тем более что в прошлый раз они с ней действительно не очень-то и хорошо расстались в Синдзюку, из-за устроивших яркое и красочное представление, как выражался Ферид, людей, у которых это самое представление вышло из-под их же контроля. Впрочем, как и всегда. Но то, как она обеспокоилась состоянием того человека, как подбежала к нему, пыталась остановить до сих пор не дает ему покоя. Он еще ни разу не видел ее такое выражение лица. Ужас, злость, страх за кого-то, гнев… Все перемешалось в ней в тот момент и исказилось в страшной гримасе. Видимо тот человек был кем-то дорогим и важным для нее. Кроули помнит, как она бросилась к нему, как он чуть ли не хватанул ее за руку, чтобы та даже не прикасалась к этому чудовищу. Помнит, как набросился на него, заметив его порыв. Помнит, как это неприятное нечто чуть ли не убило ее, как еще кого-то из людей и даже одного из вампиров с высоким чином. Однако это именно она каким-то чудом смогла остановить его. Как же аккуратно она укладывала его, гладила по голове… И как презрительно черствыми глазами, полными ненависти смотрела на кого-то из прибывших людей, жутко оскалившись. После этого случая в Синдзюку Кроули долго выпытывал у Ферида информацию, однако тот как всегда упорно молчал в тряпочку и улыбался, разводя в сторону руками, все откладывая и откладывая на потом. Именно после Синдзюку они не виделись четыре невероятно долгих для него и мучительно медленно тянущихся месяца. — Ммм, — протянул Кроули, как бы задумавшись, приложив при этом палец к губам, едва касаясь клыка. А затем резко его губы растягиваются в озорной улыбке, он резко щелкает длинными пальцами, а в глазах молниеносно вспыхивает опасный огонек, который, видимо, он прятал давно. — А давай так! Если ты победишь, я оставлю этот город. — А если нет, — заинтересованно протянула Рицка, завлекательным тоном, ожидая чего-то поистине интересного и захватывающего.  — А если нет, — мужчина вдруг хищно ухмыльнулся, но довольно-таки сдержанно, а глаза мелькнули странным блеском. Это явно не сулит ничего хорошего.– Я заберу тебя с собой. Его слова соблазнительным бархатом залились в уши. От которых у всех пробежал ледяной мороз по коже, и неприятно заскользили по спине капли отвратного холодного как жидкий азот пота. Для всех, кроме Рицки, которая, по всей видимости, да и по ее выражению лица восприняла это за очередную шутку, даже совершенно не подразумевая всей серьезности, с которой говорит Кроули. Она даже заулыбалась до взметнувшихся вверх краешек губ и уже собиралась что-то сказать, как вдруг мужчина не дал ей этого сделать. — Я не шучу, Рицка, — его веселое настроение моментально сменилось на более строгое. Кроули вдруг выровнялся, растянулся во весь свой огромный рост. Играющая улыбка, покоящаяся на его губах вдруг сползла, однако все его идеальное лицо отражало полную невозмутимость и абсолютную непоколебимую уверенность. Не было ни единой морщинки, тревожащей лоб, оскала, прищура или сведенных к переносице и нахмуренных бровей. Глаза его залились чистым красным. Рицка даже слегка нахмурилась, как бы пытаясь себя убедить, что ей не послышалось, уловить хоть какие-то нотки веселья в его голосе или еще что-то, что явно бы указывало на то, что Кроули подшучивает над ней. Однако сколько бы она ни пыталась, не было абсолютно ничего. Рицка вновь подняла на него свои растерянные глаза. Да, она ожидала всего, что угодно, любой другой исход событий. Но она никак не могла даже допустить мысль о том, что этот вампир на полном серьезе предложит ей подобное! И она до конца никак не могла понять, что мучило ее еще больше и сильнее. Он ведь просто смеется над ней, верно? Подшучивает? Сейчас он ухмыльнется и заулыбается, сдерживая смешки, и скажет расслабиться, ведь он просто шутит, а она почувствует себя доверчивой дурочкой. Однако этого все никак не следовало. Он что, специально тянет, да? Ведь тянет же! Она до конца не могла поверить в это, категорически не принимала, пока не встретилась с его уверенными и не сомневающимися ни на секунду потемневшими глазами. И признаться честно, она даже… испугалась… судорожно вздохнула от такого взгляда. Впервые, сколько она себя помнит, Рицка почувствовала себя глупо. Она не могла выдавить из себя ничего, а просто продолжала на него открыто пялиться в недоумении. И только она собиралась что-то сказать, как ей вновь не дали этого сделать. — Она с тобой никуда не пойдет, — вдруг вмешался до этого не проронивший ни единого слова Шинья, и его презрительный голос сделался острым как бритва. Так резко, так громко и от того неожиданно раздалось у нее из-за спины, и Рицка удивилась внутренней энергии в его голосе. И если честно, она с трудом смогла узнать в этом голосе Шинью. Рицка обернулась к нему и замерла так же, как и несколько секунд назад перед Кроули. Она никогда не видела Шинью таким. Его глаза полыхали, голос тоже стал таким низким, жестким, почти до рычания. Черная винтовка, наставленная на аристократа, не дрогнула еще ни разу в его сильных руках. — Я не с тобой разговариваю, — со всем видом чрезмерного пренебрежения и неуважения, почти отмахнулся от него Кроули безразлично холодным тоном, даже не удостоив его должным вниманием. — Отойди в сторону, Рицка! — Шинья хрипел от ярости, и Наруми ясно видел, как его обычно сдержанный друг белеет от гнева. Его терпение лопнуло как мыльный пузырь.– Я его пристрелю и дело с концом! — Сказал же, замолчи. — отозвался он таким тоном, как будто хотел сказать нечто большее. Голос вампира звучал ровно и надменно, но, когда Рицка обернулась, она увидела, что глаза Юсфорда буквально пламенеют гневом. — Я поставил условие. Решение только за ней, — со всей желчью ядовито почти выплюнул ему Кроули, но ни на толику не потеряв своей внешней невозмутимости, достоинства и самообладания. Голос его вдруг тоже немного понизился, стал более жестким, более строгим и категоричным, не терпящим никаких возражений. Рицка аж почти вздрогнула от таких ярких изменений. Особенно от их ярых и вдруг резко проявившихся командирских замашек, жестокости и строгости в глазах, теле и движениях. Что-то неприятное зашевелилось у нее внутри. Она была готова поклясться, что чувствует, как противный осадок ложится и тянется так медленно и от того так мучительно. У Рицки даже начало складываться ощущение, что ее тут вообще нет! Что она просто какой-то призрак, бестелесный дух, наблюдающий за всем со стороны и не имеющий ни сил, ни права вмешаться. Но она человек! Из плоти и крови! Гордость. Была задета ее гордость и самолюбие! Ведь с какой это стати кто-то имеет право решать за нее? Глаза мигом очерствели, охладели, брови свелись к переносице, изрядно морщиня лоб, сморщился нос, а верхняя губа слегка дрогнула вверх, слегка щерясь. Подбородок ее немного, но гордо вздернут, а веки прикрывают почерневшие глаза. И если честно, прямо сейчас, внимательно наблюдая и изучая каждый мимолетный жест, Кроули залюбовался ей, вдруг осознав, что бурлящего густым огненным потоком внезапно нахлынувшего гнева как будто и не было. Хотя гневом это трудно назвать. Так, мимолетный порыв эмоций, только и всего. Хотя его действительно выбесила наглость этого человека, если не сказать больше, причем выбесила не только его. И Кроули чуть ли не разулыбался от этой сладкой мысли. Правда, сначала он тоже впал в некое замешательство, но лишь на доли секунды. Гордая цыганка Эсмеральда. Независимая, свободолюбивая, непокорная. Легкая улыбка тронула губы Кроули, последовав за смягчившимся взглядом. — Правда, Рицка? — как можно деликатнее и плавно обратился к ней мужчина, мягко гипнотизируя ее своим спокойным голосом и очарованием, обезоруживающе улыбнувшись. Но Рицка уже раззадорилась. Изо всех своих сил и с помощью переполнявшего ее нечто уж больно похожее на гнев, она выкинула руку в сторону с такой силой, что чуть ли не сломалась кость. Командирский жест, дающий понять, что пора заткнуться и не мешать. — Конечно, — ухмыльнулась она, плавно гранича с оскалом, — иначе и быть не может. Однако, — продолжила майор, высокомерно указывая одним взглядом, полным недоверия, на его "спутниц", — где гарантия, что они не нападут первыми? — Даю вам слово, миледи! — галантно поклонился мужчина, как и полагается, прикладывая правую руку к сердцу с легкой улыбкой удовольствия. — Так значит, вы принимаете условия? — хитро спросил он. — Сразу же, как только они будут оглашены, — довольно парировала она с взметнувшимся вверх уголком губ под его ухмылку. Ни секунды колебания, ни секунды сомнения. Азарт! Один сплошной сумасшедший и безумный азарт! — Есть всего одно маленькое и незначительное условие! — воодушевился Кроули, сдерживая неуемную улыбку, чтобы та не растянулась в оскал. — Никто не должен вмешиваться, иначе это сразу же посчитается за поражение. — Надеюсь, это правило действует на обе стороны? — как бы с нотками недоверия поддела его Рицка, хотя сама улыбалась краешком губ. А потом слегка нахмурилась, явно над чем-то задумавшись, — хотя скорее, это вам следовало бы спросить, — сказала Рицка и зыркнула за свое плечо колким и суровым взглядом в приказном порядке железных глаз в предупреждении, навязчиво граничащем с угрозой: Не лезьте! И Кроули самодовольно ухмыльнулся. — Хм, весьма самокритично. — Я бы даже сказала весьма обще, — ответила вампиру Рицка, все еще смиряя взглядом подчиненных в этом задании бойцов, как бы в дополнение ко всему указывая, тыкая их носом в тот факт, что командир здесь она, и что воля-неволя, а подчиняться надо кровь из носу. И подавив все ярые порывы и протесты, даже намек на подобное в их глазах, Рицка повернулась и теперь, к его долгожданному счастью, лишь он был объектом ее внимания. Ах, одна мысль об этом безумно льстила Кроули! Мужчина ничего не ответил, лишь красноречиво поднял обе руки ладонями вверх, слегка склонив голову довольно прикрыв веки, в знак своего поражения в этой их маленькой игре. Глаза в глаза. Как будто бы в мире сейчас нет никого кроме них, как тогда, как в ту дивную лунную ночь, когда они впервые встретились в лесу, вдалеке от всех, где были лишь они вдвоем… Он смотрит на нее и не понимает, как в этом создании одновременно помещается то, что казалось бы несовместимо. Сексуальность и невинность. Опасность и беззащитность. Опасная смесь, пленяющая и подчиняющая раз и на всю жизнь, что отрицать может лишь дурак. После того, как он ее встретил, он не видел больше девушки красивее и больше не мог ни о чем думать, кроме как о ней. О бархате ее кожи, благоухающей кофе с медом и корицей, с легкими шоколадными нотками, сводящими Кроули с ума и заставляющими его поджимать губы в тонкую полоску, намеренно задевая и пряча поднывающие клыки. Она же смотрит в красный омут его прекрасных глаз и даже не представляет, сколько усилий ему стоит сдерживать себя, чтобы не наброситься на нее прямо сейчас, чтобы не схватить и не забрать против воли. Ведь он хочет, чтобы она сама сделала выбор, чтобы сама пошла с ним и до последнего думала, что это ее собственное добровольное решение. — Ну что, — протянула Рицка, усмехнувшись, — кто будет нашим дилером? Азарт! Безумный азарт! — Ну, милая, пожалуй, я позволю выбрать тебе самой. — Ого, — Рицка непроизвольно вскинула брови и дернула коротким движением головы, — весьма благородно. — Предлагаю бросить монетку! — весело проговорил Кроули, а сам чуть ли не сгорал от нетерпения в адском пламени. Бушевавший в нем огнем пожирает его точно так же, как он пожирает глазами Рицку. — Орел — начинаю я, решка — ты. К чему такая прелюдия? Да к тому, что они оба опытные войны и прекрасно понимают, что меньше шансов будет у того, кто начнет первым. Они оба могут и готовы ждать, сколько потребуется, пока противник не сдастся первый, пока он не сыграет им на руку, а не наоборот. Поэтому, если не прибегнуть к подобному методу жеребьевки, будет нечто похожее на историческое стояние на реке Угре. — Хорошо, — подхватила Рицка, уверенная и не сомневающаяся ни на секунду в том, что вся эта ситуация веселила и забавляла их обоих. — Шигурэ! Еле уловимо вздрогнув, когда командир произнес ее имя, Шигурэ спокойно и покорно вышла и встала между ними двумя, в последний раз бросая взгляд зеленых глаз на Рицку, как бы спрашивая, действительно ли она уверена и отдает ли себе отчет в своих действиях. Но Рицка была непоколебима. Наоборот, она была в предвкушении и нетерпении поскорее начать. И Шигурэ оставалось лишь глубоко вздохнуть. Ведь когда у Рицки глаза горят подобным огнем, умри все живое — ее не переубедить и не остановить. Кроули, кажется, уже видел ее, и насколько он помнит, эта девушка самая спокойная, исполнительная и можно даже сказать справедливая, значит, если ей может доверять Рицка, тогда и он доверяет ей. Уж она явно не пойдет против воли своего командира, даже если совершенно не хочет и считает ее приказ безрассудным. Про таких говорят разум владеет над чувствами. И весьма кстати. Шигурэ полезла в карман, достала посеребренную монету. Затем она развернулась к Кроули, показывая монету с двух сторон, и то же самое проделала перед Рицкой и вернулась на свое исходное место. Резкое движение вверх, и монета высоко блеснула перед тем, как упасть прямо на тыльную сторону ее ладони. Как только монета соприкоснулась с белой перчаткой, Шигурэ моментально накрыла ее другой рукой. Секунда… две, три… — Эта сторона начинает! — громко и четко проговорила Шигурэ, резко выставив руку, указывая ей на Рицку, держа на тыльной стороне ладони монету, выпавшую решкой вверх, а у самой все оборвалось внутри. — Отлично, — довольно растянулась Рицка в полуухмылке-полуулыбке. — Ну, начнем! — задорно отозвался Кроули, вытаскивая тяжелый меч из ножен. — Попросим дилера и всех здесь присутствующих отойти на безопасное расстояние, — вежливо и по всем правилам этикета и достоинства сказала Хорн, — в случае нарушения правил, одна сторона будет признана проигравшей другой, и в таком случае, нам придется убить нарушителей, а точнее всю сторону. Прозвучало как оскорбление. — Аналогично, — вежливо выплюнула Рокси, переходя на другое возвышение, не снимая их с прицела. — Мы тоже будем следить за чистотой поединка. — Как угодно, — сдержанно, но с все же проскользнувшей легкой надменностью ответила Хорн и поспешила удалиться. А дилер начал обратный отсчет. Десять… Девять… — Меч, пей мою кровь, — почти промурлыкал от переполнявшего его удовольствия и возбуждения Кроули, вытащив из ножен, и лезвие громоздкого меча, выставленного параллельно земле, блеснуло в нетерпении. Послышался хруст, и острые шипы насквозь пробили крепкие костяшки пальцев, опасно торча и поблескивая отражающимся в металле огнем. До этого метал цвета лунного серебра теперь медленно и постепенно алел. Меч как будто бы втягивал в себя его кровь. Пять… Четыре… — Приди, Ашурамару, — спокойным, но аналогично вампиру возбужденным тоном проговорила Рицка, жестко выставив руку в сторону, в которой поблескивало что-то черное. Вмиг вспыхнувшее пламя еще быстрее расползлось по всей руке, жадно обхватывая ее своими оранжевыми языками. Горящий пепел выплеснулся и разлетелся в разные стороны как вспыхнувший фейерверк, из которого постепенно стало поблескивать острое лезвие катаны. А воздух теперь давил на легкие еще сильнее и беспощадней, пригибая к земле. Ощущение мощной ауры, вспыхнувшей энергетики просто сбивает с ног! — Один! Начали! И тишина. Тихо и так осторожно потоки внезапно поднявшегося теплого ветра, заставившего беспокойно перешептываться листья, всколыхнули короткие шоколадные волосы, словно по ним проводили рукой. Но дальше начало происходить что-то поистине странное, необъяснимое, отчего на ум приходит лишь одна фраза: Все чудесатее и чудесатее! Туманная дымка начала медленно наползать, полупрозрачно стелясь над городом как-то совсем легко-легко и непринужденно. Уж больно пугающее простое, но внезапно нахлынувшее метеорологическое явление — Ашура Канон! — вдруг выкрикивает Рицка, расплываясь в довольной ухмылке. Со всей присущей ей кошачьей грацией, она легко провела опасно блеснувшим яркой оранжево-зеленой искрой лезвием над головой, словно очерчивая полукруг, разрубая пространство, из которого, словно огненный нимб, развернулся пушистый веер острых клинков. Легкое движение кисти, и оглушительный взрыв в жутком огненном сиянии, заставивший содрогнуться саму землю, чуть ли не разрывает перепонки. Послышался звук битого стекла, разлетевшегося бетона и смятого металла. Густой слой пыли поднялся настолько высоко вверх и разросся вширь, как самая настоящая песочная буря. Красная искра. Разрубающая все на своем пути красная полоса разогнала песочную бурю, расколов ее пополам. След от вампирского клинка впился в здания напротив и пробил их насквозь, и, вместе с грохотом, остатки строений соскользнули под четким углом, как масло от разреза горячим ножом. От мощной волны Рицка кубарем покатилась назад, но правильно сгруппировавшись, вовремя сориентировалась и вбила клинок в землю, оставляя за собой глубокую борозду. Мышцы ее вмиг напряглись до твердости камня. Не успела она поднять лицо, как вновь тут же пришлось уворачиваться. Лезвие прошло буквально в парах сантиметрах от нее. Осколки больно впиваются в тело, царапают ребра и, кажется, карябают лицо. Она быстро встает и вновь чуть ли не падает, когда раздается лязг под скрещиванием мечей. Она скалиться, щериться, в запале едко ухмыляется. Он же отчего-то смотрит на нее с легкой улыбкой и с сияющим интересом в глазах, наполненных уважением. И один, и другой продолжают давить до тряски мышц и хруста костей. Никто из них не уступит. А если так продолжать, то силы быстро закончатся. Как песок высыплется из перевернутых песочных часов, где дорога каждая песчинка. И отсчет пошел. Рицка это чувствует. Чувствует, что ей не хватит сил, чувствует, как трещат по швам ее мышцы и кости. И когда это она стала такой размазней? Едко ерничает про себя с ухмылкой, раззадоривая еще сильнее, до скрипа сжимая челюсти. Она слишком ослабла. Она слишком измотана изнутри, а тело ее болит и ломит кости, будто бы пудовые цепи сковали ее и мешают ей двигаться, тянут к земле. Но она просто так не сдаться. Не сдастся, потому что просто не принимает этот факт! Сейчас она раскачается! Ее мышцы просто еще не размятые, окостенелые. Однако неприятная черта фактов: они остаются правдой, даже если ты не веришь. Под прямым натиском Кроули Рицка сжимает зубы. Губы кривятся в ухмылке-оскале. Силен. Очень. Под напором Рицка скользит левой ногой, но твердости позиции не упускает. Карие, словно с вытянутым зрачком глаза встречаются с веселыми рубиновыми, но чем то толи обеспокоенными, толи чем-то озадаченными. Рицка этого так и не поняла, но ей ясно одно, с ним что-то не так, с его настроением, поведением. В последнюю их встречу, как и во все предыдущие, он был не то чтобы беспечным или беззаботным, нет. Легкая улыбка, играющая на его губах, шуточно-веселое настроение, отражающееся искрами в его бордовых глазах, и полное наслаждение. Однако сейчас ей показалось, что от шуточно-веселого настроения остались лишь крапинки. На смену им пришла какая-то чрезмерная серьезность, задумчивость и строгая решительность. Неужели это из-за волос? Хотя, он не настолько мелочный, но привычки, видимо, дают о себе знать. Рицка отводит локоть назад, готовясь нанести молниеносный колющий удар. Толчок. Поворот катаны, скрестившейся с тяжелым мечом. Рицка проскользила под замахнувшейся рукой Кроули, оказываясь сзади него, наносит колющий удар острым концом, запросто проскальзывающий сквозь плоть и кости. Кроули отскакивает. Тело мощное, но даже оно после такого точного и грамотного удара таким клинком требует время на восстановление. Женские кисти умело и так привычно, даже рефлекторно вращают катану круговыми движениями по большой амплитуде, делает поступательные движения, атакует. Удар. Блок. Мимо. Словно ведомая воздушными потоками, она скользила в миллиметре от его сжатой руки, держащей рукоять меча, почти оставаясь на месте, делая поочередные шаги назад, водя то одним плечом, то другим назад и ставя блоки. В один момент Рицка даже довольно приподняла краешек губ, не отводя от него глаза. Она еще ни разу не отвела от него глаза. Правильное предугадывание действий противника и выбор комбинации ударов и защиты, блокирующих и нейтрализующих это действие — основа любой победы. А для этого важно видеть лицо противника и читать его разум, как раскрытую книгу. Это Рицке всегда с успехом удавалось, но почему-то не в этот раз. Сейчас она просто не может понять, о чем он думает и что у него на уме. И это ей совсем не нравится, отчего она слегка хмурится, сводя свои очаровательные бровки домиком к переносице. А Кроули смотрит на нее, и улыбается, не в силах сдержать смешок. Он просто не может по ней попасть! Не может даже тронуть её! Его тело слишком большое, тяжелое, мощное и при этом быстрое, а она умудряется уворачиваться, словно лиса! И каждый раз, когда он уже уверен, что доберётся до неё, она вновь ускользает в миллиметре от него, чуть ли не дразнит, хотя, вряд ли это была ее цель. Постоянное, умелое амплитудное вращение кругами, восьмерками, обманные удары, сбивающие его. Рицка быстро и с молниеносной скоростью отвечает на все его атаки, нанося широкие круговые рубяще-режущие движений мечом. Весомым преимуществом катаны перед обычным мечом европейского образца является возможность наносить при помощи нее как колющие и рубящие удары, так и режущие, а ее длинная рукоять позволяет более активно маневрировать мечом. Благодаря этому, она при использовании в бою обеих рук, описывает мечом круги с достаточно большой амплитудой, при этом, не затрачивая больших усилий. Хотя вес катаны сравним с весом прямого европейского меча, техники боя, тем не менее, у этих двух видов холодного оружия абсолютно различны. При работе с европейским мечом, предполагается использование его инерции движения, а сам удар наносится с «проносом», таким образом, получается, что человек движется за своим мечом, что создает значительные проблемы при попадании по цели. Кроули помнит, как тяжело ему было человеком не улететь вслед за мечом особенно поначалу. Это уж потом, когда он привык, когда прокачал мышечную массу, ему стало привычным такое состояние. Во всех походах, залогом успеха была непоколебимая вера, каменное тело и дух и движение напролом. Другими словами обыкновенная резня кто кого. Она же словно грациозная кошка, хитрая лиса. И Кроули всегда любовался ей, каждым ее движением, которое походит на прекрасный танец. Удар, удар, выпад. Рицка отскакивает от него, а Кроули не дает от него отойти. Он не бежит, терпеть не может бегать, а твердо идет, наступает с грацией, присущей исключительно хищникам, и губы его слишком растянуты, да так, что левый резец просто не может удержаться за еле-еле сдерживаемыми губами. А Рицка послушно отступает, делала от него столько же шагов назад, равных по количеству его по направлению к ней. Скрежет. Лязг. Еще один и еще… Резкий разворот мощного тела, легкое движение кисти, и ставит блок удару вампира. Потом еще и еще раз, и после очередного скрещивания мечей, оба давят и отбрасывают друг друга сильнейшей импульсной волной на несколько метров, оставляя за собой глубокие борозды и поднимая клубы пыли. Слегка до этого отведенная правая нога теперь резко отталкивается от земли как сильно сдавленная пружина. Высокий прыжок и Рицка словно летит к нему, делая крупный замах обеими руками. Блеск зеленой искры. Усмешка. Свист. Хруст. Треск. Она давит на него всем своим весом, навалившись на него сверху. Кроули стоит твердо, крепко, высоко задрав к ней голову, сдерживая ее натиск и ухмыляется. Лицо к лицу. Глаза в глаза. В один момент земля под ним не выдерживает и трескается, раздробленные камни вмиг раскуроченной под его ногами земли крупными кусками разлетаются, погружая его ноги в грунт почти до половины икры. А она все продолжает давить на него, лезвие к лезвию, почти вплотную, почти касаясь его носа своим. Карие глаза внимательно следят за ним, и кажется, пронизывают его насквозь хитрым прищуром. Мысли быстрой лентой проносятся в ее голове, словно бы прямо сейчас она не сражается с аристократом, а играет с ним в шахматы, пытается продумать действия и свои, и его на несколько шагов вперед и проанализировать последствия. Нужно, во-первых, либо обезоружить его, либо серьезно ослабить и замедлить его удар. Это достигается самым простым и эффективным способом — ударом по кисти. Такой удар, даже если и не отрубает кисть, все рано делает невозможным продолжение боя клинком. В разрубленной кисти с поврежденными пальцами оружие не удержать и уж конечно не нанести по противнику удар. А при ударе мечом даже в мягкую часть бедра, повреждения мышц настолько сильные, что стоять на пораненной ноге даже он не сможет. Но кроме бедра есть еще уязвимые части ноги, такие как подколенные сухожилия, коленная чашечка, голень, голеностоп, повреждение которых фатально для возможности ходить. Тогда ему точно потребуется время на регенерацию. Однако как это сделать? Сейчас в ее положении это невозможно. Тогда какой еще есть эффективный вариант? Рицка перевела взгляд на его голову, но тут же отогнала прочь от себя мысли подобного рода. Соответственно нужно действовать либо ударами по кисти, либо блокировкой меча. Конечно, следует прощупать его, посмотреть, как он держит меч, какова его скорость удара и защиты, его манеру ходить и быстроту. Рицка ухмыльнулась. Как хорошо, что она его давно знает и выполнять приемы разведки — быстрые удары, прощупывающие оборону врага и его стиль ведения боя просто нет необходимости! Однако здесь есть и другая сторона. Она отлично знает все его повадки, точно так же, как и он ее. Между искусством фехтования у японцев и у европейцев существовала огромная разница. Однако Кроули подмечает, что она часто использует уж больно хорошо знакомые ему приемы. И на губах его непроизвольно начинает играть плавная полуулыбка-полуухмылка. Рицка совмещает боевое искусство своей страны и европейский стиль. Он часто наблюдал за ней, за ее ведением боя с другими и, признаться честно, Кроули даже решил всерьез заняться изучением этого вопроса, и понял, что японское фехтование содержит в себе достаточно мало элементов, при помощи которых принято сражаться в европейском фехтовании. Обычно в начале поединка Рицка занимает определенную стойку, при этом в руках она держала поднятую катану. После перемещения на исходную позицию, Рицка стояла, не шевелясь и ничего не делая. Она просто ждала, пока ее соперник не выдержит и откроется. Когда это происходило, она наносила молниеносный удар, иногда таких ударов было сразу несколько, но в большинстве случаев даже одного из них хватало для того, чтобы убить противника. Ах, а как она плавно двигается! Каждое ее движение наполнено грацией! Кроули ухмыляется, еще сильнее напрягается, чуть ли не рычит, как довольный зверь, перегруппировывает свои мышцы и посылает мощный импульс, превосходящий ее слегка ослабшее давление. Мощный толчок. Замах. Лязг. Рицка с грохотом разламывающегося камня бьется о бетонную стену, зажимает челюсти, чуть ли не всхлипывает, судорожно вдыхая воздух. Хруст, сдавленный гортанный тихий стон. Пелена боли заставляет Рицку закрыть глаза и зашипеть как кошка. Мощный удар сбивает ее с ног и далеко откидывает в бетонную стену. Треск. Грохот. Под ударом ее тела трещит бетон. От огромной вмятины, от которой расползаются маленькие трещинки, словно нити паутинки, сыплются грязные обугленные осколки и падают на землю. Сколько сил пришлось приложить Рицке, чтобы не скатиться вместе с ними? Острая ноющая боль пронзает все ее тело, особенно бок. Черт, ей кажется, она сломала ребро или пару. И она ухмыляется. Приглушенный самоироничный смех, совсем рядом граничащий с истеричным, казалось, раздается из недр ее легких. Тихо и почти беззвучно. Но проиграть она не может. Тряпка! Алое лезвие блеснуло почти рядом с ней, рядом с ее шеей, молниеносно рассекающее воздух движение. Глаза у Рицки расширяются, а сам черный зрачок сужается, челюсти рефлекторно сжимаются почти в жутком оскале от боли, беспомощности и резкой мысли в ее голове. Одна картинка моментально сменяет другую. Скрежет. Треск разломленного камня. Смесь недоумения, удивления и даже растерянности скользнула на лице Юсфорда, заставившая его чуть ли не приоткрыть рот в изумлении и недоумении. По его расчетам, меч должен был рассечь бетон и остановиться всего в паре миллиметров от ее шеи и тогда он бы, несомненно, победил и, наконец, сделал то, чего так давно уже хотел и что уже давно напрашивается на логическое завершение, по его мнению. Однако меч его не просто застрял. В последнюю секунду, Рицка сделала неожиданный для него прыжок и теперь стояла меньше чем в метре от него, встав и придавливая всем своим весом, запрыгнув на него, на его широкое лезвие, плоско застрявшим в стене. Затем вновь прыжок, с места через голову. И этот момент, эта секунда была самой долгой и невероятной, от которой Кроули все же слегка приоткрыл рот. Рицка делает замах, успев перенести свой вес, правильно оттолкнувшись от стены путём маха руками из-за головы с одновременным резким и сильным толчком ногами и опорой о крепкое плечо мужчины, и скользит в миллиметре от его задранного вверх лица. Они почти касаются носами. Он чувствует ее дыхание, ее тепло. Они еще никогда не были так близко друг к другу. И от этой близости у Кроули перехватывает дыхание, сжимается сердце, а внутри все скручивается тугим жарким узлом. Он готов поклясться, что забыл, как дышать. Это сладостная секунда слишком растянулась, и он хотел, чтобы она не заканчивалась. Она приземлилась на землю с грацией, лишь слегка пошатнувшись и тут же схватившись за левый бок рукой, и белая перчатка моментально окрасилась в густой красный цвет. Рицка вновь перевела взгляд на стену и обомлела. Она думала, что ему потребуется больше времени, чтобы вытащить застрявший меч из камня. И резко в своей голове она услышала вдарившую и жутко завопившую мысль, чутье, выработавшееся за несколько лет. «Осторожно!» Поворот. Замах. Блок. Кроули ускорился, как и Рицка. Она очень быстро вращает мечом, описывая круги и восьмерки. Она создать вокруг себя практически невидимую, стремительно вращающуюся «веерную защиту». Однако только сейчас краем глаза Рицка начала замечать вмиг сгустившийся вокруг них туман, сквозь который не было видно почти ничего. И когда он успел наползти?

***

Молочно-серые, почти воздушные клубы густого непроглядного вдруг непонятно откуда взявшегося тумана наползали с такой бешеной быстротой, что уже почти заполонили пространство, да так, что ничего нельзя было увидеть дальше своего носа, даже если напрячь глаза. — Что это? — ели промолвила Саюри почти заледеневшими губами, еле-еле шевеля ими. — Не знаю, — прошипела Мито, — но это мне определенно не нравится! Не пророня ни слова, Рокси натянула тетиву, пытаясь пробраться сузившимися черными глазами сквозь туман. Вот-вот, и она выстрелит! — Не смей, — послышалось над ее ухом рассудительный голос Шина. Рокси с трудом оторвала яростный взгляд от тумана и в негодовании взглянула на него. Шин молчал. Лишь кивком головы указал ей куда-то в сторону, откуда через полупрозрачную туманную пелену, совсем рядом, светились две пары угрожающих алых глаз «надзирательниц». — Не мешай, — с командными нотками в голосе, проговорил Наруми, отчаянно пытающийся разглядеть хоть что-нибудь сквозь внезапно наплывший туман. — Окажешь ей медвежью услугу. — Он прав, — проговорил Тома, осторожно поглядывая то на всего встрепенувшегося Акио, то на благоразумного Шинью, по спокойному лицу которого перекатывались желваки. Внутри у него все сжималось и резко падало то вниз, то вверх, поднимаясь к самому горлу, одновременно задевая когтями внутренние стенки ребер и желудка, оставляя тянущийся липкий след. И Тома вдруг понял, что уж точно не хочет встретиться с его глазами сейчас, лицом к лицу. — Нам остается лишь ждать.

When it's all over

Сердце Рицки бешено бьется, выскакивает из груди и отдается пульсом в висках, чуть ли не до тошноты подступая к горлу. Сумасшедшая усталость подгибает ноги и мешает поднять сильную руку, не прикладывая титанических усилий. Все, сейчас все закончится, думает про себя Рицка и ядовито ухмыляется. Короткое затишье в несколько секунд, заставляющее тяжело и жадно глотающую воздух Рицку напрячься еще сильнее, насколько она только может. Грудная клетка ее высоко вздымается вместе с плечами. Она еле стоит, слегка сгорбившись, ссутулившись, немного наклонившись вперед. Изможденная, с закрывшимися на секунду глазами, Рицка еле делает круг головой, разминая позвонки и делая глубокий вздох, пытается вскинуть меч к правому плечу. Но из слишком ослабленных рук его легко и явно без особых усилий выбивают, отчего катана острым клинком впивается в землю всего в паре в метров от нее. Сильные руки сжимали Рицку в крепких объятиях, и она вдруг поняла, что ничего вокруг себя не видит, она ощутила такую апатию и слабость, что у нее закружилась голова. Она словно оказалась чем-то окутана со спины, чем-то большим, теплым, сильным, что вызывает полное ощущение безопасности. Она сошла сума. Мышцы Кроули напряглись, когда чуткое ух услышало, как бешено рвется ее сердце, когда он почувствовал, как сотрясается ее тело при каждом ударе пульса. Она даже не сопротивляется ему, у нее просто нет сил. Измученная и побледневшая до восковой свечи Рицка запрокинула голову назад на его плечо, как тряпичная кукла в его сильных руках. Одной рукой он сжимал ее крохотные по сравнению с ним плечи, другой тонкую талию. Его большая спина округлилась, полностью закрывая ее ото всех вместе с густым туманом, отчего та теперь казалась еще больше, еще напряженней. Однако Кроули еще никогда не было так хорошо. Тепло и небывалое удовлетворение, спокойствие с бешеной скоростью распространилось вместе с его кровью по венам. Он даже на мгновение позволил закрыть себе глаза и прикоснуться губами к ее макушке, попутно водя носом то по ее волосам, то постепенно спускаясь к ушку, то ведя по тонкой нежной шее, часть которой скрыта под рубашкой и кителем, сквозь которые он все равно чувствует оглушительный пульс сонной артерии. И Кроули понял, что еще никогда не испытывал подобную бурю совершенно противоречивых и ни с чем не сравнимых эмоций, буквально распирающих его изнутри, которые вот-вот разорвут его на части. — Хватит, Рицка, — прошептал он бархатным голосом, опаляя ее нежную кожу шеи горячим дыханием, а в голосе отчетливо слышалась мольба. — Я слышу хруст твоих костей, чувствую запах твоей крови. Тебе больно, но ты все равно продолжаешь сражаться за людей. Зачем? — как будто сам себе задал вопрос вампир, совершенно не требуя от нее никакого ответа. Он всегда пытался и пытается понять ее, ее мотивы, логику и смысл ее действий, но, несмотря на все приложенные усилия, у него все никак не получалось. Кроули мягко опустил свою голову ей на плечо, немного потеревшись щекой, словно кот. Как будто он хотел передать ей свое тепло, свою энергию, силу… — Что с тобой сделали эти люди? — мягко прошептал он, невесомо прикасаясь кубами к кителю, и шепот его был наполнен горечью. — Твоя энергетика, аура ослабли. Я более не чувствую той самой былой духовной силы. Скажи мне, — еще ближе, еще напористее прошептал он баритоном, — отчего? Но ответа не последовало. Кроули прикоснулся своей огромной ладонью к ее волосам, мягко поглаживая их, вдыхая головокружительный запах. — Я могу тебе помочь, — бархатный баритон так соблазнительно и плавно лился из его уст опьяняющей рекой, — позволь мне… Плотно придерживая Рицку, вампир поспешил стянуть с себя перчатку, но он так и не сделал этого. Рицка протестующе еле-еле замотала головой, явно понимая, чем это чревата. — Почему?! — нахмурившись, мужчина слегка повысил голос. Почему она не принимает его помощь? Почему сопротивляется? Он ей противен? От последней мысли ему вдруг стало омерзительно вплоть до тошноты, из-за чего его верхняя губа дрогнула вместе со сморщенным носом. Неужели она презирает его за то, что он вампир и питается человеческой кровью? В этот момент его глаза залились яростной злобой, затмив все иные чувства. И только где-то отдаленно, тоненьким-тоненьким голоском еще ясного разума, к Кроули было возвращено его самообладание и здравый контроль. Нет, она ни в коем случае не презирает его. Он это понял еще в их первую встречу, когда увидел, как уголок ее губ сам взметнулся вверх и был немного вздернут, как она склонила голову набок, изучающе сузив наполненные интересом лисьи глаза в хитром прищуре и с медовыми искорками. Когда на следующий день увидел ее замешательство, смятение, удивление и растерянность от того, что она должна была его убить. Когда увидел, как брови ее совершенно не слушались и сдвинулись к переносице в таком жалостливом жесте, как в глазах промелькнуло нежелание, отказ, противоречие, обреченность. Как она с силой зажмурила глаза, скривившись в печальном выражении. И как, дико оскалившись, распахнула страшные глаза, режущие сильнее кола в сердце. Все потому, что у нее не было выбора. Потому, что она должна была поступить именно так и никак иначе, даже если она этого совершенно не хотела. Она должна была сломить свои желания, свою волю и подчиниться ради правильного поступка… Кроули нахмурился и непонимающе уставился на нее, словно пребывая в некой растерянности, но затем по его лицу пробежала тень понимания, и крупные морщины взволновали его лоб. Все ради правильного поступка… Все ради правильного поступка? Губы вампира натянулись в привычной веселой и непринужденной улыбке. Теперь он будет делать то, что он должен, и то, что хочет. Благо в этот раз нет борьбы между чувством долга и желанием. — А сейчас, милая моя, тебя никто не спрашивает, — бодро сказал вампир, слегка засучил рукав и, поднеся к своим губам, впился клыками в свое запястье. Алая кровь струей потекла по его коже, падая крупными каплями на землю. — Давай, всего лишь одна капля и ты почувствуешь себя лучше, — заговорил он с интонацией, как с неразумным ребенком, объясняя, что ему нужно съесть кашу на завтрак, возмутив Рицку и возбудив в ней отрезвляющую волну ярости. — Нет! — тихо вскрикнула Рицка и начала вырываться из крепкой хватки вампира, под его осуждающий и недовольный искрящийся взгляд, метающий молнии. Ох, если бы она его только видела, то точно бы замерла на месте, не в силах сдвинуться с места, захотела бы съежиться, сжаться и забиться куда-то далеко-далеко, а лучше вообще убраться подобру-поздорову, и уж тем более не злила бы и не провоцировала дико рычащего зверя, в оскале которого видны мощные челюсти, клыки и напряженные до твердости камня мышцы, взращенные веками. Но самое жуткое — это его черные, острые, вытянутые в нить зрачки в яростно полыхающем языками красном пламене. Это глаза хищника, которые смотрят в самую душу жертвы, выворачивая ту наизнанку перед тем, как напасть и выпотрошить. Любое живое существо, увидевшее подобный жестокий взгляд убийцы оцепенело бы от сковавшего его ужаса, не в силах вздохнуть. Ярость, сила, опасность, исходящая от хищника заставляют сердце бешено биться о ребра, чуть ли не ломая их, на радость самолюбию зверя. — Не нет, а да! — Кроули не из тех, кто отступает от задуманного, а добивается своей цели любыми путями, чего бы ему это ни стоило. — А сейчас будь хорошей девочкой, и открой ротик! — он плотно удерживал ее буйно вырывающееся тело одной рукой, то и дело поднося к намертво зажавшимся губам, что было сделать весьма трудно. И каждый раз его жуткое рычание в приступе бешенства раздавалось все глубже и глубже, все громче и громче, когда Рицка мотала головой в разные стороны как в приступе горячки или бешенства, резко дергаясь в разные стороны, как в жутких судорогах и конвульсиях. Ноги ее оторвались от земли, что немного упростило и одновременно усложнило задачу. Она извивалась, как змея, тянулась в разные стороны, а поначалу вообще пыталась как можно больнее наступить ему на ногу или как-нибудь ударить его. А потом сделала то, чего не ожидала ни она сама, ни Кроули. Она укусила его за опоясывающую ее руку. Приняв это за хороший знак, мужчина растянулся в радостной триумфальной улыбке, и даже слегка расслабился, чтобы ей было легче. И Рицка, почувствовав слабину, рванулась изо всех сил вперед, буквально отскакивая от него как резиновый мячик. Глаза Кроули внезапно стали еще темнее, а воздух вокруг него словно пропитался жгучей яростью. Он начал угрожающе медленно подходить к ней, не потеряв при этом присущую ему грациозность, и с каждым его шагом Рицка еле сдерживала себя, чтобы не отступить, чтобы не поддаться инстинктам самосохранения и не сделать ни единого шага назад. Она чувствовала его опасную ярость, уверенность и чувство, что он все же сделает так, как он хочет, и его ничто не остановит. — Почему, Рицка? — чуть ли не рявкнул он уже рядом с ней, и сжал ее плечи большими ладонями. Даже сквозь одежды Рицка почувствовала жар, исходивший от них, как бурлит его кровь и горячит ее кожу. Кроули еле удерживал напускное спокойствие, однако она хорошо видела, как перекатываются желваки по его лицу. Спокойствие и контроль Кроули исчезали, и в и тоге от них не осталось ни следа, и за пару секунд в его глазах загорелась ярость, а губы сжались в плотную линию. — Я предлагаю тебе силу! Я предлагаю тебе вечную жизнь! Ощущения, которых ты раньше никогда не испытывала! Я предлагаю тебе независимость от этих людей! Ты же сама их терпеть не можешь! Так почему?! Ответь мне! — процедил почти каждое слово Кроули сквозь сжатые челюсти, периодически встряхивая ее и то ослабевая хватку, то сжимая ее еще сильнее. Выражение его лица изменилось. Теперь на нем читалась не изящная чувственность, а жестокая целеустремленность, и в глазах мелькнул странный нездоровый блеск. — Я сказал, что заберу тебя отсюда, и я заберу! — почти прорычал он и перевел жестокие беспощадные глаза на ее кисть, готовясь вот-вот схватить ее. Но что-то до сих пор останавливало его. Тихо и ненавязчиво нашептывало. Видимо, последний уголок его здравого смысла, не застеленный яростью. Он все еще хочет, чтобы она сама протянула к нему руку, сама сделала выбор, а если он сейчас сорвется, будет сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь, а это целая вечность. Поэтому, он готов ждать,но его терпение не безгранично. — Посмотри, что они с тобой сделали! До чего довели тебя! — прошипел он, ощетинившись, красноречиво выкинул в сторону руку, указывая куда-то сквозь туман, и вновь встряхнув Рицку, — неужели ты не понимаешь? Они погубят тебя! Рицка не проронила ни слова. Лишь тихо-тихо покачала слегка склоненной набок головой с кроткой снисходительной улыбкой и сожалением в печальных глазах за стеклянной пеленой. — Рицка! — взревел он так громко, что, казалось, затряслась сама земля, а его голос звучал настолько угрожающе и зловеще, что вмиг оледеневшая кровь застыла в жилах, и Рицка чуть ли не поморщилась и не зажала уши. Кроули почти совсем уничтожил меж ними расстояние, буквально вдавливая ее в себя, и грубо обхватил ее лицо ладонями, поднимая его к своему. — Тебя здесь ничего не держит! Красные глаза пламенели яростью, гневом и отчаянным непониманием. Но вдруг четкая мысль стрелой больно пронзает его сознание. Его лицо сразу вытягивается. Вампир выравнивается во весь свой рост. Лицо его по-прежнему напряжено, но уголки губ опущены вниз. — Или все-таки держит? — мрачно проговорил Кроули, скрывая в своем тоне лед и злобу, тяжело вздохнув, да так, что его грудная клетка высоко взметнулась и рухнула вниз. И Рицка робко кивнула в ответ, сконфуженно попытавшись изобразить улыбку. — Это из-за того человека в Синдзюку? — отрезал он с намеренно покойным выражением лица и прикрытыми глазами, как будто бы усердно старался принять этот факт, но нотки раздражения слишком четко и яро скользили в его голосе. — Да, — тихо прошептала Рицка. — Я… Я не могу его оставить. Не теперь. — она вдруг усмехнулась краешком губ. — Теперь меня не вытащить из этого болота, даже если бы я хотела. — А ты хочешь? — тут же спросил Кроули с засиявшими ярким красным пламенем и блеском надежды, а может даже и мольбы, глазами. Рицка чувствует, как его большая ладонь аккуратно берет ее за руку. — Я… — слегка замялась, запутавшись в своих собственных мыслях Рицка и усмехнулась, вознеся к нему глаза наполненные печалью и сожалением, а может это простая человеческая усталость, — я не знаю. Тяжело цепляться за надежду. Она приносит боль. Я уже не знаю, что делать. Рицка наблюдала за ним тихо, пристально, ожидая следующего его хода. Однако Кроули не двигался. А вот такое выражение лица Рицка уже однажды у него видела. В тот первый раз, когда они встретились, в глазах Кроули читалось то же настороженное, невольное уважение. — Поверь мне, это нормально. Слабые души не знают проблем, не знают смятения. — Я как раз и есть одна из таких более слабых душ, — заметила Рицка и как бы напомнила. — И мы с вами враги. — Ты уверена? — усмехнулся Кроули, вздернув брови вверх. Он внимательно, почти не сдерживая улыбки, внимательно на нее смотрел, и Рицка готова поклясться, что смогла почувствовать силу его сознания. Его темные глаза были полны огня и энергии, и Рицка почувствовала, что этот взгляд полностью парализовал ее. — И все-таки я настаиваю на своем, — плавно продолжил вампир, — Рицка, ты сильная, независимая, ты достойна лучшего! Я могу пробудить в тебе невероятные способности. Так почему бы не использовать эту силу? Позволь, я помогу тебе. Я помогу тебе начать жить, — тихо, почти интимно прошептал Кроули, убирая выбившуюся шоколадную прядь волос за ушко, попутно проводя по ее щеке. Глаза в глаза. — Нет, — промолвила она, все же найдя в себе силы с трудом отвести от него взгляд. И все же она дура. Причем ленивая. Уже давно надо было поменять травы в ее медальоне. Половина из них засохла, и она чувствует, что просто выпадает, когда он смотрит ей в глаза. Рицка понимает, что пропускает половину его слов, но и этого хватит, чтобы устоять перед внушением. — Ты обретешь счастье, которое сейчас не можешь даже представить, — сказал Кроули, лаская ее бархатом своего голоса, попутно проводя по ее волосам и поглаживая кожу щеки. — И мы будем вместе, ты и я. — он вновь заглянул в ее затуманенные глаза, словно в чем-то убеждаясь, и ему явно нравилось то, что он в них видел, и не смог сдержать довольной улыбки. — Теперь мы будем вдвоем, на веки вечные. Рицка не могла разобрать, что он говорит. Как будто бы его чарующий голос был так далеко-далеко. Она видела лишь рубиновые глаза, которые смотрели на нее как-то иначе, как-то по-особенному, и не могла отвести от них взгляд. Интересно, что бы он сделал, если бы в ее медальоне не было иссушенных остатков вербены, теплящиеся на последнем издыхании, но все же все еще действующих? А самое главное, проворачивал ли он это когда-нибудь с ней? Рицку не на шутку озадачил этот вопрос. Вернее, ей жутко стало интересно и любопытно. Однако, то, что она не разбирает половину его слов, ей совсем не нравилось, а именно то, что она не держит под контролем ситуацию. Вдруг она прямо сейчас пропускает нечто очень важное? — Я на вербене, — вдруг говорит она вслух или она так думает, отчего-то посчитав, что ему необходимо это знать, но почему-то с полной уверенностью, что он уже понял это сам. Глаза Кроули понимающе вспыхнули, однако возникшее препятствие он воспринял с уважением. Добрая и вместе с тем немного грустная ухмылка заиграла на его губах, и мужчина немного отстраняется до менее интимного расстояния. Рицка слегка вздрагивает, хлопая ресницами, словно бы вынырнула из ледяной воды, и начала оглядываться, анализировать, где она и что здесь делает. — Что будешь делать? — спросил вампир. Рицка погрузилась в молчание, осознав, что весь мир наполнился какой-то мертвенной тишиной. Они с Кроули неподвижно стояли в центре огромного круга энергии. Он стоял, чуть запрокинув голову, в бездонных глазах сверкали странные огоньки. — Не знаю, — прошептала Рицка, — но я непременно что-нибудь придумаю. Кроули внезапно рассмеялся, и притихшее сердце Рицки вновь бешено забилось. Как же он красив! Как обычно, смех затих почти мгновенно, но в его глазах по-прежнему отражалось искреннее веселье. — Охотно верю, — сказал он, с абсолютным спокойствием и с интересом оглядывая их небольшое убежище, скрытое туманом. Затем Кроули снова развернулся к Рицке и протянул руку. Она лишь отвернулась в сторону и тяжело вздохнула, отрицательно мотнув головой, чем вызвала у него лишь ухмылку. Свободолюбивая, непокорная, независимая цыганка Эсмеральда. — Подумай над моим предложением, — прошептал вампир. А Рицка в недоумении захлопала глазами. Она была не в силах вновь от него оторваться. От его рубиновых глаз доблестного рыцаря, наполненных благородством, честью и достоинством. И в этот раз она была уверена, что Кроули не использует никакой силы. Однако все же какая-то магическая сила притягивает их друг к другу. Может, это простой интерес, может радость общения или как часто говорят «родственные души», а может и вообще нечто совершенно иное. То, чего Рицка не поймет еще долго. А может и нет. Как говориться: «Как ляжет карта». — Когда-нибудь, я вырву тебя из свирепых людских лап, — выровнявшись во весь свой рост, с абсолютной уверенностью заговорил Юсфорд и с легкой улыбкой, смотря куда-то сквозь туман. И она, почему-то, не стала возражать. — Как доблестный рыцарь из сказок? — ляпнула Рицка, со взметнувшимся вверх уголком губ. И поняв, что сморозила, выпучила широко раскрытые глаза, немного сконфуженно поглядывая на Юсфорда, молясь, чтобы она проговорила это у себя в голове или чтобы он не услышал. Однако встретившись с явно удивленными рубиновыми глазами, которые слегка расширились от удивления вплоть до взметнувшихся вверх бровей, она поняла, что действительно сказала это вслух, за что прямо сейчас мысленно корила себя. Да, так глупо она себя давно не чувствовала. Особенно усугубилось ее чувство стыда вплоть до покраснения, конечно, если бы она могла краснеть, когда мужчина рассмеялся своим неповторимым голосом, чуть ли не смахивая слезу. — Да, миледи, как доблестный рыцарь, — со смехом проговорил вампир, заставив Рицку улыбнуться. А затем мужчина ловко поймал ее руку, не грубо, но нежно, и задержал ее в своих изящных прохладных даже сквозь материю белых перчаток пальцах. Он аккуратно повернул ее, нагнул темную голову с длинными спадающими на лицо прядями бордовой челки и поцеловал тыльную сторону мягкой ладони. — Сочту за честь спасти вас от всяких ненужных и раздражающих вопросов, которые явно вам наскучат, — сказал Кроули, делая небольшой поклон, приложив руку к сердцу. Его взгляд был прикован к ней, и одна только мысль о том, что он должен отпустить ее казалась ему совершенно неправильной и ранила сильнее деревянного кола. Но он должен.

Where do we go when it's all over

— Что-то их долго не слышно, — почти прошептала Саюри. — Да вот и я про то же! — взорвалась Мито как бомба замедленного действия. — Не слышно ни звуков! Да еще и этот чертов туман! — Она бы сказала еще что-нибудь, если бы не почувствовала на своем плече поддерживающую и успокаивающую ее крепкую руку Наруми. Но Мито, недовольно цокнула и дернула плечом. — Эй, надзирательницы! — пренебрежительно и явно с претензией крикнул Акио, получив отстраненно-ленивые повороты головы и такие же алые глаза. — Почему их не слышно? — Если вы ничего не слышите, — более-менее сдержанно начала Хорн, — это еще не значит, что ничего не происходит. Тем более, человек мог заблудиться в тумане. — Тогда бы все уже давно закончилось, — вмешалась Шигуре рассудительным тоном. — Все верно, но вы не забывайте, что они не ограничены в своих перемещениях. Поле битвы — весь город. Разве не так дилер? — со всей пренебрежительностью в голосе, попыталась задеть девушку вампирша. — Да, — сдержанно ответила Шигуре, не поддавшись на дешевую провокацию, в который раз подтверждая правильный выбор своего командира и его вечную правоту. - Именно так. Интересно, сколько они уже так сидят, изнывая от волнения и нетерпения, а главное томимые неизвестностью? Они специально не смотрят на часы, боясь упустить хоть что-то, хоть какую-нибудь крошечную деталь. Наверное, дело скоро пойдет к рассвету? А может, наоборот, впереди еще все самые страшные и жуткие ужасы ночи? И все же нет ничего мучительнее ожидания! Но все обострилось, когда где-то вдалеке послышался отдаленный лязг и скрежет, а за ним еще, еще и еще… Свист, скрежет, лязг. Оглушительный взрыв. И почти у всех проскользнула мысль о том, что они готовы чуть ли не прыгать от радости, услышав лязг мечей. Тем временем туман начал медленно отползать назад, подобно обожженному щерящемуся животному. Чувство ликования и мнимого облегчения захлестнули с головой, отчего стало трудно дышать, но что-то наподобие измученных улыбок или того, что очень на них похоже, показалось на лицах измученных солдат. Грохот. Шум падающих камней. Какое-то тело пробило каменную стену руин, а что это было за тело — сказать никто не мог, ибо разглядеть сквозь толстые клубы дыма было почти невозможным. Рицка стояла в небольшом приседе, рефлекторно поставив ноги под определенным разворотом. Меч ее лежит на левом локте и острием смотрит в лицо Кроули. Вампир не медлит, молниеносно нападает. Майор отбивает любые его атаки, периодически пытаясь нанести уколы и удары практически по всем направлениям. Рицка тяжело дышит, вампир ухмыляется. Но их губы растянуты в бешеном оскале безумного азарта! В один момент Рицка открывается, и Кроули не может упустить подобный редко выпадающий шанс. Вампир обманным круговым движением заставляет оступиться ее еще сильнее и откидывает назад, да так, что Рицка кубарем летит, но успевает правильно сгруппироваться и остановиться, воткнув катану в землю. Она резко встает, но тут же падает на колено, издав глухой сдавленный стон, резко хватанувшись за спину. — Кажется, я победил — со снисходительной улыбкой весело проговорил вампир от переполняющего его триумфа и предвкушения долгожданной победы. Губы его растянулись в безудержной ухмылке. Довольно облизнувшись с жутким прищуром, он начал медленно подходить к майору, подобно хищник к загнанной в угол жертве. Он уже протянул к ней руку, почти коснулся ее челки, уже намеривался схватить с самодовольной усмешкой, но вдруг Рицка резко дергается с жутким звериным оскалом прямо на него. Замах. Хруст. Рука в белоснежной перчатке отлетает вместе с мечом под удивленное присвистывание явно не ожидавшего такого поворота вампира. — Ого, получается… — с ярым удивления восклицает он, наблюдая, как Рицка встает на ноги, опираясь на катану, а потом добавляет с легкой улыбкой и толикой раздосадованности. — Ах, моя оплошность! Я поторопился. Ну, ничего не поделаешь! — радостно и как ни в чем небывало сказал вампир. А пара темных бордовых глаз устремилась куда-то к людям, к кому-то определенному, к тому, у кого серебряные волосы и синие глаза, пламенеющие гневом, и кому не терпится нажать на курок. — В отличие от людей, я всегда держу свое слово. Колкое, едкое замечание. Накалившее до искр и без того разгоряченный воздух. Брови сильно сведены к переносице. Напряжение гуляет по венам, гулко отдаваясь в головах. Одни длинные густые ресницы резко распахиваются, показывая опасно сверкнувшие синей морозной искрой и злобой глаза, и другие, почти полуприкрытые, с искрящимся черным вытянутым зрачком. Повеяло невероятной мощью и угрозой. Казалось, воздух наполнился тяжелым металлом. Жестокие бордовые глаза встретились с такими же твёрдыми, полными решимости темно-синими. Вампир вдруг хмыкает. Шинья же сжимает челюсти до скрежета. — До встречи, Рицка! — резко, как по щелчку переменившись в своем настроении и поведении, воскликнул Кроули, намеренно игнорируя этого раздражающего человека как пустое место, которое не просто не достойно его внимания, а на которое неохота тратить даже крупицу своего времени. Все его внимание, чувства, эмоции были сконцентрированы лишь на одном человеке. На девушке, прекрасней которой он не видел, и которая полностью овладела его мыслями и всем его сознанием, даже не подозревая об этом. — Надеюсь, ты будешь в добром здравии, и в следующий раз мы продолжим с тобой нашу увлекательную игру, — двусмысленно произнес мужчина с вырвавшейся из-под тщательного контроля ухмылкой, присоединив принесенную Чесс руку, и его губы поспешили изобразить легкую улыбку. — Не сомневайтесь, — бодро выкрикнула Рицка с резво взметнувшимся вверх уголком губ.

Calling to the afterlife Can you hear us when we cry

Последние слова, последний взгляд, последние улыбки и неудержимые смешки…

Call out to the afterlife Can you show us how to fly

Секунда… две… Резкий порыв ветра чуть ли не сбивает с ног, беспощадно трепет и бьет по лицу волосы и заставляет жмуриться. И тишина, гулом отдавшаяся в ее сжавшемся сердце… Город опустел с появлением первых светлых бликах на небе. Майор рефлекторно встала в твёрдую позицию, скрестила руки на рукояти воткнутой в землю катаны, позволив себе опереться на нее. Осанка ее ровная, натянутая, как струна, подбородок немного вздернут, веки слегка прикрыты не в силах сопротивляться усталости. Вокруг нее так же резко поднялась суета, как внезапный порыв ветра всего несколько секунд назад. Кто-то что-то выкрикивал, кто-то чуть ли не плакал, а кто-то хлопал по плечу, от пронзившего импульса боли Рицка слегка поморщилась. Кто-то побежал к пункту связи, сообщить о том, что город освобожден и что задание выполнено успешно. Кто-то сказал, что домой они доберутся быстрее. Тома попытается завести машину, и, скорее всего, у него это получится. И тогда они все с чувством выполненного долга вернуться домой и хорошенько выспятся. А пока Рицка на минуту осталась одна, смотря куда-то вдаль. Ровно туда, где последний раз видела этого невероятного мужчину. И губы ее тронула легкая улыбка. Она забыла обо всем. О боли, жуткими иглами пронизывающей ее тело, о, скорее всего, переломанных костях, и о жуткой усталости, подгибающей колени. Хотя тьма уже отступает, и землю вот-вот окрасят первые и самые яркие солнечные лучи, она стояла и не понимала, а скоро ли рассвет?

Deep into the darkness We all got lost

И неизвестно, сколько бы она еще так простояла, отстраненно ото всех, а, может быть, даже и упала на колени, не в силах удержаться, если бы не почувствовала на макушке приводящую в чувства большую теплую ладонь, слегка взъерошившую ее короткие волосы. — Ты молодец, — как можно ободряюще попытался улыбнуться Шинья, пронизывая и, видимо, осматривая ее с ног до головы глубокими синими глазами на наличие серьезным повреждений. И остановился глазами на стекающей с рассеченного лба тонкой красной дорожке. Рицка, сразу же поторопившись стереть окрасившейся в красный перчаткой почти запекшуюся кровь, попыталась изобразить что-то нечто ободрительное и дружелюбное, но у нее это всегда плохо получалось, особенно сейчас, когда она чуть ли не падает от усталости. Она уже хотела сказать, что ничего страшного с ней не случилось, и что все совершенно зря так переживали, но слова ее застряли где-то на вздохе. Мужчина крепко прижал ее к своему телу, чуть ли не вдавливая ее в себя изо всех сил и сжимая в своих руках эти почему-то вдруг показавшиеся ему крошечные плечи. Спина его округлилась, когда он прижался лбом к ее самому уязвимому и чувствительному участку кожи, к основанию шеи, шумно и так жадно вдыхая ее аромат всей грудью, как крайнюю необходимость, как дозу зависимый человек, словно бы вместе с этим запахом к нему возвращалось чувство спокойствия. Словно еще несколько минут назад его подло сдавила мысль и даже страх, что он больше никогда его не почувствует. — Заставила же ты всех нас понервничать, — изо всех сил усмехнулся Шинья, и уголки его губ еле-еле взметнулись вверх, кротко вздрогнув. — Всех вас или тебя? — с хитрым прищуром спросила Рицка, растянув губы в легкой насмешке. — Знаешь, — улыбнулся Шинья своей самой привычной, самой долгожданной и обольстительной улыбкой, от которой у Рицки перехватывает дыхание и одновременно успокаивается сердце, — мне кажется, никто не испытывал даже намека на то, что испытывал я. — Это потому, что в расчеты опытного снайпера не входил густой и внезапный туман? — подначивая с хитрецой спросила она. — Это потому что я знаю, с кем имею дело, — чрезмерно серьезным тоном проговорил Шинья, и причем явно с трудом, явно задумавшись над чем-то неприятным, над тем, что сильно его озадачило и обеспокоило. Но затем вновь губы его растянулись в привычной легкой и непринужденной улыбке, от которой Рицке на душе стало намного спокойнее, которую она каждый раз ждет с замиранием сердца. А дальше все было как в тумане. События мелькали, быстро менялись одним за другим. Они сели в машину, когда военные по очистке и проверки территории оперативно прибыли на место. И сладостная мысль, заставляющая прикрыть глаза и вальяжно развалиться в кузове полуприкрытого грузовика, улыбкой отобразилась на их лицах. Сквозь задранную его часть, через которую можно полностью ощутить, почувствовать потоки прохладного ветра остужающего разгоряченные тела и обволакивающего блаженной прохладой, и увидеть ослепляющие ярко-оранжевые лучи восходящего солнца. Только Рицку что-то беспокоило, удерживало, чтобы не прикрыть молящие об этом свинцовые веки, и все же заставило ее залезть в карман кителя. Какое-то странное, неведомое чувство, ощущение, тянущее вниз и скрежещущее по ребрам, медленно и от того так мучительно подбираясь к самому сердцу, дернуло ее вытащить небольшой однолинзовый бинокль и посмотреть в карманную подзорную трубу. Она еле сдерживается от шумного вздоха, спирающего дыхание. Что-то застревает, так и не слетев с приоткрытых пухлых губ. Взбесившиеся чувства завертелись внутри и стянулись тугим узлом, отдаваясь импульсом по всему телу. Озадаченность, ошеломление, неожиданность… Внезапные чувства одурманивающие, опьяняющие, от которых чуть ли не кружится голова, доставляющие неожиданный трепет и учащенное биение сердца, чувство внезапной радости и вместе с тем смущения… Все это накрывает Рицку подобно быстрой и огромной бушующей волне, когда она увидела, как на достаточно далеком расстоянии, в лучах восходящего солнца, прямо на руинах, сидел невероятно красивый мужчина с идеальными чертами лица в весьма вальяжной позе, уперевшись локтями в широко расставленные колени, с искрящимися рубиновыми глазами в тон бордовой челки и, улыбаясь легкой улыбкой, махал ей рукой в белой перчатке. Он ждал ее. И Рицка не смогла удержать отказавшиеся подчиняться губы, так счастливо играющие в улыбке. Так живо, так искренне и так неожиданно для самой себя, что он просто не сможет забыть этой улыбки. Никогда. Какое-то странное тепло вместе с кровью распространяется по венам, и от этого тепла появилось весьма приятное чувство. Четкая мысль ненавязчиво скользит шелковой лентой, заставляя уголки губ приподняться еще выше. Они оба понимают, что когда-нибудь, они обязательно вернуться к этому разговору. Когда-нибудь, когда она со всем разберется, и когда она, наконец, разберется с собой, со своими мыслями, со своими чувствами и приведет их в порядок и гармонию. А может, лучше вообще этого не делать? Рицка усмехнулась этой смешной, но требующей внимания мысли. А ведь действительно, может ей никуда и не влезать? Как говориться: «Меньше знаешь, крепче спишь». Но Рицка не была бы Рицкой, если бы не влезала и пофигистически оставалась ко всему слепо безразличной. Как тут останешься в стороне, когда ты непосредственно в центре всех событий? Да и к тому же, ухмыльнулась она, и левый уголок ее губ резво взметнулся вверх, ей скучно! Но даже если бы она и приняла такое странное и категорически неправильное решение, остаться в стороне она уже никак не может. Она уже давно погрязла в этой самой болотной, утягивающей на самое илистое дно пучине. Ее просто не оставят в покое. Уже слишком поздно. Она уже влезла. А, как известно, каждому свой крест и расплата за каждое свое действие или принятое решение. Ничего и никогда в мире не проходит просто так. Ничего не забывается, ничего не упускается. Каждой душе воздастся сполна за то, что она совершила. А пока она чувствует, как теплая рука большим пальцем поглаживает ее кисть, как будто бы пытается привлечь ее к себе. И действительно, можно было бы так подумать, если бы не ровное размеренное дыхание Шиньи, склонившего голову ей на плечо. Глядя на него Рицка неосознанно улыбнулась и, поддавшись вдруг внезапно нахлынувшему порыву нежности, начала медленно гладить по шелковистым серебряным волосам, не отводя медовые глаза от быстро мелькающей ярко-зеленой полосы в лучах встающего ярко-оранжевого утреннего солнца.

Едва ли человек достигнет цели, Когда в нем постоянно мысль одна Сменяет мысль другую, и на деле Они ослабят ум его тогда, Поскольку утвердиться не успели... Так завистью пылала кровь моя, Что если было хорошо другому, Так видел бы как зеленею я. И вот семян своих я жну солому.

Переступив границу зрелых лет, Я в темный лес забрел и заблудился. И понял, что назад дороги нет... А если стал порочен целый свет, То был тому единственной причиной Сам человек: лишь он – источник бед, Своих скорбей создатель он единый.

Рицка задремала, лишь на секунду прикрыла глаза, и распахнула их, когда машина уже остановилась. Измученные, уставшие, но такие счастливые военные медленно выползли из кузова, делая к дому тяжелые шаги, казалось, налитыми свинцом ногами, но все равно их желание дойти домой было настолько велико, что даже ползком они бы все равно добрались, во что бы то ни стало. Одна Рицка почему-то все стояла, не решаясь, да и не имея особого желания входить в свой собственный дом. Почему-то сейчас ей не казалось это место своим. Возможно все из-за демонов, чья сильная темная аура вымещает чувство спокойствия, умиротворения, безопасности, и ощущение, что этот дом по-прежнему ее. В душе поселилась тревога, настороженность, напряженность и даже отголоски страха. Острое чувство одиночества, безысходности и обреченности, щемящее сердце до тошноты и душащих слез. Но в этом ли только дело? Она поняла, что не хочет возвращаться туда. Прозрачная гладь озера красиво переливается яркими утренними лучами, искрясь и светясь. Птицы весело чирикают, переговариваясь между собой, зеленые ели казались еще ярче. Такими яркими розовыми, как никогда, как и дом непривычного яркого оранжево-розового цвета. Воздух свежий, наполненный запахом шишек, смолы и утренней росы на мягкой траве. Казалось бы, спокойное, наполненное безмятежной умиротворенностью, словом, идеальное утро... Однако ее кожа была словно наэлектризована, а по спине ползли зловещие мурашки, как будто Рицка ожидала удара ножом. — И что это за печальное выражение лица? — вдруг раздается за ее спиной ухмыляющийся голос. Вздрогнув, Рицка резко разворачивается и сталкивается с неестественно яркими ухмыляющимися рябиновыми глазами. Шики стоял позади нее. Она была права: он стоял в весьма вальяжной позе с ухмыляющимся выражением лица и горящими в лучах солнца яркими глазами в тон. — Не пойми меня неправильно, оно мне нравится вплоть до мурашек. — Просто устала, — с шумом выдыхает Рицка, попутно закрывая глаза, и плечи ее резко падают вниз. — Я всего лишь человек. -Устала? — с явным смешком переспросил Шики, и ей кажется, что его рябиновые глаза запали ей в самую душу, словно сканируя ее и выворачивая не только ее, но и все ее мысли, все ее чувства наизнанку. Даже то, о чем она сама еще не знает, не подозревает и в чем не признается сама себе. И от этого взгляда Рицке захотелось съежиться, передернуть плечами или обхватить себя руками за плечи. Но Рицка наоборот рефлекторно встает в твёрдую позицию с неистовым упрямством в глазах. Осанка ровная, натянутая, как струна, подбородок немного вздернут, веки немного прикрыты. — Не думаю, что подобное озадаченное выражение лица можно назвать усталостью. — Он слегка наклонился к ней еще ближе вперед. Вглядываясь и пробираясь глазами в самую глубину души. — Это муки, Рицка. Вот только какие: муки совести или муки выбора? Рицка слегка нахмурилась, упершись в него явно непонимающим взглядом, чем, кажется, только раззадорила его реакцию до открытого смешка. — Шики, давай не сейчас, — возможно, слишком грубо перебила она, чуть ли не огрызнувшись. — Я слишком устала чтобы… Я просто задумалась. Только и всего. — Задумалась? — утвердительно переспросил он с явным недоверием в голосе вместе со смешком, и его брови высоко взметнулись вверх вместе с уголками его губ. — И о чем же, если не секрет? — все же спросил падший ангел, улыбаясь снисходительной улыбкой. — О том, что сегодня произошло, — проговорила с неизвестно откуда взявшимся раздражением Рицка, прикрыв глаза, и ужаснулась своему полу шепчущему охрипшему голосу. — Это называется анализ. — Это называется ложь, — не грубо, не уличая, а как само собой разумеющееся произнес он. — Военная привычка, знаешь ли. — Нет, ты злишься, потому что я говорю то, чего ты не хочешь признавать и принимать. Напрочь отгоняешь от себя неправильные на твое усмотрение мысли. Твой организм так защищается. Для людей это нормально. Хотя это весьма забавно, — мягко улыбнулся Шики, — смотреть, как ты отчаянно пытаешься скрыть свои истинные мысли и чувства от самой себя, за которые, собственно, тебя так безжалостно угнетает и мучает совесть, заставляя твое сердце рваться на куски. — Не хочу тебя разочаровывать, — уголок ее губ слегка приподнялся вверх, — но я не разрываюсь от внутренних противоречий. Прости, но у меня тем более нет мук долга и угрызения совести. Если честно, я даже не знаю, с чего ты это взял, — расслабившись, усмехнулась она. — Такого быть не может, — все его выражение лица словно показывало, что именно этого он и ждал. — Хорошо! Тогда скажи, о чем ты думала в тот момент? — Ни о чем, — просто ответила Рицка, вновь прикрывая глаза то ли от ярких лучей солнца, то ли от его пытливых глаз и снисходительно растянутых губ. — Я не думаю, я действую согласно инстинктам и приказам. И сейчас я очень устала и хочу спать, а ты начинаешь действовать мне на нервы. — Рицка уже хотела вновь посмотреть на него, поднять недовольные мрачные глаза в качестве подтверждения своих слов, доказывая, что он совершенно не прав, и что ему явно не следует пытаться залезть к ней в голову, и обомлела, когда не увидела его подле себя, а голос его прозвучал то ли наяву, то ли в ее голове, отдаваясь в ней эхом. — А может, все потому, что ты хотела уйти с ним? И сердце ее пропустило удар, а затем бешено забилось, заколотилось, прилипая к стенкам ребер. Рицка оцепенела, приоткрыв в изумлении рот, не в силах сдвинуться с места и сказать хоть что-то. Глаза ее широко распахнулись. Ударившее в сплетение осознание, от которого стало трудно дышать, с грохотом промчалось как гром среди ясного неба, резко вбилось стрелой в пульсирующие виски. И от такой очевидности, которая, оказывается уже давно была у нее на виду, у Рицки закружилась голова. Она чувствовала, как из-под ее ватных ног уходит земля. И первая мысль, которая вынудила ее, наконец, задуматься над этим, которая поселила в ее душе сомнение, смятение и трепет, заставивший колебаться, прозвучала в ее голове так же четко, как последняя фраза Шики. Действительно… А хотела ли она?