Всё только начинается!

Лондон. Весна 1888г. Солнце медленно, но уверено поднималось к высшей точке ясного небосклона, осыпая своими мягкими лучами, благодаря благоприятному лондонскому климату, конечно же, в летние сезоны, и иногда в редкие весенние дни, когда не бывает дождей. Что, собственно бывает довольно редко, даже в дефиците, если сравнивать, к примеру, с Индией. Но в этой стране, особливо в этом городе царит своя, неповторимая магическая и даже, не побоюсь этого слова, загадочная атмосфера. Наползающий в мгновение ока как дымчатое облако в ночной тени туман, обманчиво стелющийся изначально по самой земле, а впоследствии поднимающийся иной раз выше домов, обволакивая собой, как хитрая изощрённая ловушка, из которой нет выхода для туристов или по случаю заехавших на свою голову людей. Для многих горожан этот туман некая романтичная эстетика, для других же пугающая мистическая энергетика, в чьей густоте скрывается непонятно что и нечто совершенно ужасающее простой непривыкший человеческий глаз и суеверную душу. Но мы отвлеклись. Солнце стремилось вверх, как и большая стрелка часов к двенадцати окончательно утвердить стрелку поменьше на десяти. На удивление, в поместье не было привычного шума обыденной повседневной рутины. Не было слышно ни повара Барда, ни горничной Мэй, ни садовника Финни, и уже въевшегося в эти стены звуков и воскликов от их порой неуклюжих действий. Наоборот, словно бы всё поместье просто на просто вымерло, что звучит довольно-таки смешно и абсурдно. Рицка, что всё это время безмятежно спала, впервые за несколько дней почувствовала себя наконец восстановленной. Как морально, так и физически. Не было и намёка на вчерашнюю боль вместе со своими настораживающими отголосками. Да и сердце Рицки, на удивление, было спокойно, мягко и ненавязчиво отстукивало плавный ритм. Все ее тело казалось ей необычайно лёгким и воздушным. Кости не крутило, синяки, ссадины и порезы не беспокоили и не напоминали о себе вовсе. Но что более важно, так это то, что Рицка наконец-то смогла вздохнуть полной грудью. Тревога, волнение – все это теперь слишком чуждые для нее ощущения, которые еще совсем недавно мучили, сдавливали тугим кольцом и комом, будто бы происходило не с ней, а с кем-то совершенно иным, кому оставалось лишь посочувствовать. Совсем немного времени Рицка позволила поваляться себе в мягкой пушистой кровати, из которой так не хотелось вылезать. Она словно специально удерживала девушку, делала все что угодно: обволакивала свежим запахом чистоты и цветов… Лаванды. Да, точно, именно ей! Губы Рицки растянулись плавной и необычайно широкой в удовольствии улыбке. Глаза ее прикрыты от нахлынувшего умиротворения и, конечно же, такого легкомысленного ощущения беззаботной беспечности с ее стороны. С такими радостными и весьма вдохновляющими ощущениями, теплой волной окутывающими девушку с головы до пят, исходя из самой груди, Рицка лежала в взбуровленной кровати с зажатым, по всей известной женской привычке, между коленями одеялом, оголяя одну ногу и прикрывая другую. Белая и большая мужская рубашка, что верно служила ей пижамой, сейчас, возможно до неприличия даже двадцать первого века задралась, оголяя нежное девичье бедро от кошачьего изгиба ее тела. Для полноты картине Рицке осталось лишь замурлыкать. Сразу задается вопрос, как же подобные адскому огню, сжигающему изнутри, нещадно сдавливающие до сильной боли и удушения ощущения и чувства отныне сменились на совершенно противоположные всего за несколько часов как по щелчку? Все достаточно просто, если не сказать элементарно. Хотя эта простота должна была насторожить Рицку... А возможно, и насторожила, об этом, увы, нам не известно. Ночью, в три часа, не исключено, что уже было и начало четвертого, над поместьем Фантомхайв вспыхнуло нечто поистине устрашающее. Ослепительно яркий белый свет, отдаленно напоминающий зарницу. Казалось, сейчас обязательно должна громыхнуть гроза в сопровождении с громом. Вот только их все никак не следовало, вопреки всем ожиданиям. Однако среди густых грозных облаков, что делали ночь еще более темной и устрашающей, было нечто объясняющее сие отнюдь не природное явление, кое даже острый внимательный глаз не в силах разглядеть (по сути, попусту заметить). Словно разрезанные чем-то острым облака, где всего на несколько секунд засиял ослепительный раскол. И выпрыгнувший из него черный силуэт. Даже внимательному и специально подготовленному существу было бы проблематично заметить, что данная тень принадлежит мужчине, которая несла на руках нечто трудно различимое. Та тень предположительно была женская, получить сие вывод можно было из простого сопоставления: она была намного меньше и ошибочно казалась хрупче, нежели та, что несла ее. Едва Рицка коснулась земли, как внос вбил приятный и знакомый запах, присущий только этому месту, вмиг наполняя голову и каждую клеточку тела. Но она, не останавливаясь ни на минуту, рванула, преодолев входную мраморную лестницу, что ведет в само поместье, всего за доли секунд. Почти не касаясь ногами мрамора, перепрыгивая, Рицка – словно парила над ней. Так быстро, что опешивший и изумленный Себастьян смог догнать ее только у входа в комнату мальчика, перед которой Рицка замерла как вкопанная с широко распахнутыми глазами. Дверь тихо скрипнула ради приличия. Рицка сделала в темноту первый скромный шаг, потом второй, уже более уверенный и точный, потом еще и еще, пока как кошка тихо и беззвучно на своих подушечках не подошла к кровати. Глубокий глоток воздуха. Вздох небывалого облегчения вплоть до опавших вниз плеч и задранной вверх головы вместе с измученно растянутыми губами или же совсем обессиленной улыбкой. Мальчик, лет двенадцати с иссиня-черными в ночи шелковистыми короткими волосами, длинными ресницами и белой кожей. В его красивом лице еще с рождения просматривались аристократические черты, профиль, подкрепленные, помимо внешности, манерами и воспитанием. Он мило спал, как многие дети, свернувшись калачиком, отбросив в сторону одеяло, а теперь от ощутимого горячей кожей холода, пытается зарыться в свою ночную рубашку, что вызывает небывалое умиление. Этот ярый контраст между грозным и, даже более серьезным, чем у любого взрослого мужчины с титулом, будничным поведением Сиэля и ночным, когда он не в состоянии контролировать себя. Себастьян, не сдержавшись, пустил тихий смешок, не сумев проглотить его или удержать на губах. Мягкое прикосновение, от которого Сиэль еле-еле приоткрыл глаза и вмиг же закрыл обратно. Совсем невесомо и как можно аккуратнее нежная девичья рука провела по слегка взъерошенным волосам, поглаживая, разглаживая завихри и убирая спадающие на лицо, изрядно щекочущие мальчика непослушные пряди настолько, что тот недовольно морщился и, представьте себе, даже фыркал. Присев на край тихо скрипнувшей под весом кровати, Рицка долго всматривалась в спокойное лицо Сиэля. А в голове попутно мелькали призрачные ведения из сна. Снова и снова. Как он кричал, тянулся к ней, как в страхе расширенные глаза цеплялись за нее. Лицо его тогда искривленное диким ужасом и страхом. А это раздирающий душу крик… Рицка поспешно встряхнула головой, сгоняя и разбивая останки этого настоящего кошмара, от которого ее сердце вновь и с новой силой задребезжало по ребрам. Непроизвольно всплыл образ и того мужчины. Рицка нахмурилась. Лоб ее взволновали глубокие морщины. Глаза очерствились. Он определенно ей кого-то напоминал, но в то же время и нет. Этот неясный, нечеткий и расплывчатый силуэт, который, она, могла поклясться, видела, но, черт возьми, никак не может вспомнить и окончательно понять, кому он принадлежит. И от этого Рицка сморщилась вплоть до оскала. Нос сморщился, а верхняя губа нервно дернулась. А теперь настала пора рассуждать логически. У нее не так много зацепок, но, по крайней мере, они есть. Яблочные зеленые глаза – с этим будет проблема. Если приглядеться, у Рема иногда проскальзывают изумрудные искры. У Годжо глаза – ярко-голубые, чистейшие, как проточная вода, хоть волосы и пепельные, но короткие. А кто же еще? Кто еще подходит под этот силуэт? Ведь не факт, что это не ее воспаленное воображение или же вообще неизвестный. Но ведь всегда необходимо с чего-то начать, если хочешь прийти к результату, а не изображать видимость попытки. Мысли кусающим роем жужжат во всесносящем вихре, безжалостно бьются о череп до ряби, скребут по нему своими жалами. Жужжат, и как будто бы смеются над ней! Но наконец, острая и такая тонкая мысль что тихим змеиным шипением проскользнула в голову: ну конечно же, шрамы! Шрамы и длинные пепельные волосы! Казалось бы, на этом все! Так просто и легко вычислен человек, стоило всего лишь подумать. Однако отнюдь. Вновь под это описание попадают сразу несколько. Но, раз уж она здесь, логично и даже следует начать с одного мужчины, что явно выделяется среди других. - Гробовщик, - Рицка и сама не замечает, как губы ее сами непроизвольно задвигались в шепоте. Медовые глаза с пристальным вниманием рассматривают деревянные кессонские резные потолки, и каждый раз как в первый. Эти невероятные узоры в прямом смысле этого слова вскруживали голову, будоражили и в то же время успокаивали мысли. Приняв для себя решения выбираться из этой мягкой и дьявольски соблазнительной пуховой перины, Рицка нехотя приподнялась на локтях, осматривая одновременно непривычную, словно чужую шикарную комнату. От этого места, интерьера (называйте, как хотите) перехватывает дыхание. Настолько, что даже Рицка не смогла сдержать довольной ухмылки. Это поистине невероятно. Спальня в викторианском стиле наполнена очарованием старого мира. Дизайн этой эпохи никогда не повторяется. Конечно, его основными элементами всегда были витиеватые узоры, декоративные потолки и сложные конструкции. Но в различных регионах мира, архитекторы и местные мастера формировали свое индивидуальное представление об этом стиле. Большая, если не сказать огромная комната исполнена в насыщенном королевском синем. Шелковые темно-синие обои, что струятся по сетам, словно глубокое море, плотные и уже подобранные шторы, впускающие яркий солнечный свет в комнату через большие окна, играючи переливаясь в хрустальных каплях люстры, подобранный балдахин и прикроватный пуфик с резными ножками. Массивная мебель, обтянутая тканью в цвет: два кресла с высокими глубокими спинками, диван напротив окна перед круглым столиком из темного дерева. Идеально начищенный паркет из темного дерева, в котором действительно можно увидеть свое отражение, массивный шкаф и пара тумбочек. Большое зеркало с резной лепниной над прямоугольным туалетным столиком с длинными тонкими резными ножками. Но, конечно же, первое, на что падает неискушенный глаз, так это большой камин из голубого мрамора с белыми и золотыми прожилками, а на каминной полочке, точно подобранные к золотым прожилкам стоят два золотых светильника. Но, что больше всего сейчас привлекало внимание Рицки, вплоть до глупости счастливой улыбки, так это букет, на все той же каминной полке, из глициний с крупными кистями душистых лиловых цветов, которые спускаются вниз вместе с цветом от сиреневого к насыщенному синему, и глоксиний, невероятно красивых комнатных цветов с бархатными темно-зелеными листьями и крупными цветами-колокольчиками темно-фиолетовой расцветки. Рицка, словно кошка, тихо и невесомо встала с мягкой кровати и подошла к благоухающему букету. Тонкие пальчики коснулись нежных лепестков с играющей на губах улыбкой. Если вспомнить, глициния – это цветок приветствия, на языке цветов значит «Добро пожаловать». А вот глоксиния – это очень необычный, нежный, романтический цветок. На языке цветов значит – любовь с первого взгляда. Говорят, ничто не может быть необычнее этого чувства, оно настолько живое, искреннее, волшебное, что слов, чтобы его выразить не хватит, и поэтому для его выражения часто обращаются именно к этим цветам. Но, скорее всего, и Рицка больше придерживается именно этой мысли, Себастьяну просто понравилось это необычное и, что для него более важно, неповторимое сочетание ароматов, сливающихся в бесподобное благоухание. Поняв, что время поджимает, а Сиэль не любит слишком долго ждать, обернувшись, Рицка еще раз окинула взглядом сие великолепную комнату. И, по идее, ей должно казаться это неестественными совершенно чужим. Однако… Если бы не некоторые обстоятельства, которые все к черту перечеркивают… Но об этом позже (все постепенно, иначе будет просто неинтересно). Сейчас все же стоить сказать, что Рицка не чувствует себя здесь чужой. Наоборот, она чувствует себя на своем месте. Эти стены, этот дом, где каждый сантиметр пропитан в основном приятными воспоминаниями… Но время действительно не ждет. И Рицка, выйдя из ароматной ванны, с приподнятыми уголками губ сразу же направилась к прикроватному пуфику, на котором лежало ее любимое платье... От массивных каменных стен эхом, разрубая тишину, казалось, по всему поместью раздался тихий хлопок двери. Аккуратный и даже вальяжно размеренный стук каблуков сливался с тихим шуршанием юбок шелкового темно- синего платья. Точеная фигура, символ идеальной женственности “песочные часы”, что так был распространен в викторианскую эпоху, причем настолько, что бедные пышнотелые женщины, да и вообще женщины любой фигуры дико мучились вместе со своими служанками, туго затягивая корсеты, почти до деформации органов и потери сознания. Непроизвольно губы Рицки брезгливо усмехнулась. Что бы она, да корсеты – никогда! Благо, ее фигура это позволяет и даже сходится с “принятыми стандартами” женской красоты этой эпохи: осиная талия, приподнятая грудь, выпирающие ключицы. Ах, как же она ненавидит это самое выражение “принятые стандарты женской красоты”, из-за несоблюдения которых, могут посчитать «le singe gamin des rues»! Глупо! Смешно! И оскорбительно не только для уважаемой графини, но и для обычной девушки, которую, считай, ни за что назвали «уличной обезьяной». Но, как бы прискорбно ни было, такова эта эпоха. Но, что еще более печально, так это то, что со временем абсолютно ничего не изменится. Рицка глубоко вздохнула, так, что грудь ее приподнялась, открывая чуть более сильно, нежели она привыкла, чему способствовало небольшое, но, безусловно, аккуратное, скрывающее разврат и открывающее взору невинную женскую красоту декольте. Но я вас уверяю, все в рамках приличия, однако Рицке это все же доставляло определенный дискомфорт. Вообще, мода викторианской эпохи - мода настоящих принцесс, о которых читает каждая девочка и которой мечтает быть. Украшения, объединявшие в себе несколько стилей — готический, ампир, классицизм и романский. Популярны были ювелирные изделия из золота с черными драгоценными камнями. Сентиментализм того времени отображался в кулонах и брошках в виде сердец, змей, ангелов, голубей, а также на пике популярности были перьевые золотые ручки. Пышные, сложные рукава, тонкая, «осиная» талия и огромная, длинная юбка, напоминающая колокол. Пышные платья, корсеты и юбки, декорированные кружевом и вышивкой, которые дополняли практически все наряды дам. Тогда представления о параметрах были совсем не такими, как в двадцать первом веке. Женщины гордились своими пышными формами, а подобный фасон платьев идеально подчёркивал их фигуры. Девушки носили наряды с многочисленными лентами, кружевами, рюшами и оборками, плотно затягивала талию в корсет, который позволяет выгодно подчеркнуть талию и приподнять грудь, что делает женскую фигуру более соблазнительной. И вот начало викторианской моды можно считать временем рождения истинной английской леди. И идиотских стереотипов о женщинах. Мигрени, частые обмороки и постоянные недомогания, из-за которых дам викторианской эпохи считали неженками. Но, на самом деле, это было следствие чрезмерного затягивания. Определённо, девиз «Красота требует жертв» появился именно в это время. Однако, как бы то ни прискорбно или неприятно прозвучало, разбивая многие грезы и фантазии в пух и прах, галантные кавалеры, красивые платья, балы, стихи, прогулки в экипажах… – все это лишь фасад. Действительность была куда прозаичнее. Учениц престижных пансионов держали на хлебе и воде, и в результате в высший свет выпускали благовоспитанных, но глубоко больных женщин с промытыми мозгами или, как Рицке больше нравилось выражаться, “серыми клеточками”. Пышная и длинная юбка не позволяла и думать о «летящей» походке – в ней можно было делать лишь мелкие, изящные шажки. Но и эта сложность обернулась на “пользу” женщинам – очаровательная беспомощность в движениях и манерах буквально сводила с ума мужчин, главной добродетелью и обязанностью которых в то время было опекать и окружать максимальной заботой своих хрупких и беспомощных женщин. Но все же, черт возьми, во имя красоты! Рицка аж поморщилась от этой мысли. Она никогда не понимала, зачем мучить себя и свое тело. Во имя чего? Для кого? А все просто, если не сказать элементарно. Во имя того, кому ты и даром не нужна, когда на горизонте появляется “новое” и “более свежее” увлечение. Это глупо. Это дико. Это дурость и животные инстинкты. И она не намерена поддаваться этой дряни. Еще чего! Она всегда делала то, что хотела, никогда не подстраивалась ни под кого и не менялась просто по тому, что так надо. Нет. Для нее это подобно оскорблению, где смерть была предпочтительнее. Считайте как угодно: ярый протест, проявление непокорности или феминизма, но Рицка никогда не надевает корсет, не отбеливает кожу до цвета слоновой кости, не надевала великое количество юбок (но все же шесть как минимум приходилось надевать), не соревновалась среди местных аристократок в пышности и богатстве платья. Да, наверное, можно сказать, что платье ее, если не простенькое, но довольно-таки уступает по роскоши. Но природная красота и женственность (кои Рицка упорно старается не замечать и даже пренебрегает ими) делает все за нее и портних. Однако пышное длинное шелковое платье королевского темно-синего цвета, украшенное лишь оборкой, что держится на плечах, соблазнительно подчеркивая ключицы и плавно переходя в декольте, все равно выделяет именно графиню, именно знаменитую графиню Фантомхайв. Осиная талия, грудь, что выглядит приподнятой, словно графиня и вовсе не пренебрегает ношением корсета. А тонкую девичью шею украшает не колье, не бриллианты и невозможной красоты ожерелье, а ее скромный талисман, кулон, божественный подарок Богини Бишамон, что стал неотъемлемой частичкой самой Рицки, с которым она никогда не расстается. Можно ли сказать, что ее считают белой вороной? А черт его знает. Она действительно отличается нескромным по меркам этой эпохи поведением. Она не вздыхает по непонятным причинам, не читает любовных зефирных романов, не любит, не поддерживает пустые разговоры о погоде или же сплетни, не возводит томно к небу глаза, не ахает, когда коснулись ее руки и не отводит взгляд. Наоборот, она смотрит прямо в глаза (причем иногда некоторые испытывают ярое неудобство, когда черные, часто немного вытянутые как у змеи зрачки всматриваются в самую душу), пожимает мужчинами руки после удачного заключения контракта. Казалось бы, такая смелость, дерзость – неприемлемо! Вдобавок эта ее короткая стрижка, платье без высокого воротника, нормальные свободные и величественные шаги, а не крошечные… В общем – Рицка – образ сильной и независимой женщины. И ведь должно же ей это все мешать, эти насмешливые взгляды и неуважение. Однако отнюдь. Как бы то странно ни звучало, именно остроумная красавица графиня Фантомхайв стала законодательницей моды. Ее уважали и на равных принимали даже мужчины, имея за счастье поговорить с графиней, подискутировать и обсудить последние мировые новости политики или экономики. И боялись. Боялись как цербера королевы Виктории. Остроумного, жестокого и беспощадного. Ах, как же Рицку забавляло, когда при разговоре с ней так усердно подбирали слова и мимику лица, но мысли их были очевидны. Изрядно фыркнув и брезгливо сморщив нос, графиня быстро вернула свое самообладание, стоило ей оторваться от созерцания прекрасного пола и перевести медовые глаза на стены с картинами. Настроение ее, казалось бы, до этого сильно испорченное, причем самой же Рицкой, быстро сменилось, как по щелчку. В голове сразу же залетали воспоминания, распространяясь с теплом по всему телу. Ах, как же она любила разглядывать их в детстве! Когда ряд картин закончился, а коридор вливался в парадную залу, переход которой ознаменовывался молочными мраморными колоннами и более ярким дневным светом больших окон, в уши Рицки тихим, но возбужденными голосами влился шепот радостных возгласов, отчего уголки губ графини немного приподнялись, стоило ей представить, как Сиэль устало и раздраженно потирает переносицу пальцами левой руки, а правой в сильном, хоть и усердно скрываемом нетерпении сжимает рукоять трости. О, Рицка готова поклясться, что он надел свой парадный серо-кофейный костюм! И действительно. Все было до пугающей точности так, как она себе и представляла! Финни, Мэй и Бард оживленно перешептывались между собой с широкими улыбками, под тихое урезонивающее шипение Сиэля и смешки Себастьяна с подсмеиванием Танаки. Мгновенное ощущение безмятежности и спокойствия обуяли Рицку с ног до головы, а главное – мысль о том, что ничего не изменилось. Все по-прежнему. И что все-таки есть такое место, всего одно, но оно есть, где все остается неизменным, куда она в любой момент может вернуться с ощущением, что и вовсе не покидала его. Едва нежная шелковая темно-синяя перчатка, что доходила до кисти, скрывая ее тонкость и изящество оборкой, коснулась перил мраморной лестницы, издав всего один еле уловимый шуршавший звук ткани, как поместье моментально наполнилась тишиной. Рицка стоит гордо, величественно, слегка приподняв подбородок по своей привычке, как и с привычкой хитроватого прищура медовых глаз и приподнятый в легкой ухмылке левый уголок губ. С неимоверным наслаждением графиня осматривает поместье, которое может назвать своим, лишний раз убеждаясь в его приятной сердце неизменности, вместе с вдохом этого неповторимого аромата, коим пропитанно это место. Огромная картина над парадной лестницей, большая зала, хрустальная трехслойная люстра с золотым обрамлением, стены, мебель – все было точно так же, как и в прошлый раз ее пребывания здесь. Но самое главное – радостные и широкие приветствующие ее улыбки и искренний свет в оживленных глазах. - Здравствуй, Рицка, - по правилам, первое громкое, четкое слово уверенной и грациозной речью – за хозяином поместья. Сиэль был холоден и сдержан, как полагается графу, хоть и легкая улыбка играла на его губах. Однако тихую искорку неподдельной детской радости, как бы ни учился, сдержать просто невозможно. Его переполняли слишком непривычные, даже недопустимые, но такие естественные для ребенка эмоции счастья и, как бы то ни звучало, тепло любви. - С возвращением домой, - как главный дворецкий вслед за графом произнес Себастьян и, приложив руку к сердцу, учтиво поклонился с играющей на губах улыбкой, - миледи. - Добро пожаловать домой, графиня! – незамедлительно громко и с живой радостью воскликнули Мэй, Финни и Бард, сопровождаясь забавно-специфическим смехом Танаки. Даже сквозь толстые линзы очков, по влажным глазам Мэй было видно, что она еле сдерживается, дабы не поддаться женской привычке накинуться в объятиях. Причем по чрезмерно широкой оголяющей зубы улыбки Финни, что почесывал затылок через соломенную шляпу, было заметно, что и он готов сделать нечто возмутительное. Да что там говорить, даже скупой на эмоции бывший солдат Бард усердно качал головой, при этом не забывая глупо улыбаться. Сердце Рицки мгновенно екнуло и забилось как никогда, пуская теплые непривычные и от того такие драгоценные волны умиротворения. Губы Рицки сами по себе, непроизвольно растянулись в милой и до безумия очаровательной улыбки, вызывая яркий румянец на щеках не только графа, что поспешил слегка склонить голову, дабы не было видно его лица. - Я дома, - так просто, так довольно и счастливо произносит графиня. Но Сиэль нахмурился или же можно сказать насупился от подобных развязных манер, недозволительных прислуге. Будь то графское воспитание или же банальная детская ревность, увы не известно. Он демонстративно кашлянул, выражая свое ярое недовольство, и стукнул тростью о пол со словами, от чего неугомонная троица слегка вздрогнула: - Пора, Себастьян, подавать завтрак. И без того уже поздно. - Да, мой лорд, - усмехнулся Себастьян в почтительном поклоне, при этом его красивые глаза насыщенного цвета старого вина мгновенно скользнули по лицу графини, улавливая ее аналогичные смешки и настроение, отчего мужчина еле удержал свои губы, чтобы те не растянулись еще шире. Завтрак, как обычно, проходил в обеденной зале. Мягкие фисташковые обои, массивные кресла, обтянутые тканью цвета свежей травы с золотыми узорами и резными золочеными ножками. Идеальная белоснежная скатерть, укрывающая круглый дубовый стол, где строго по центру в фарфоровой вазе стоял букет живых желтых цветов, была уставлена разнообразными блюдами: - Сегодня на завтрак я приготовил вам “Кордон блю”. В своем классическом варианте это французское блюдо представляет собой шницель из телятины с начинкой из нежного сыра и ветчины, обжаренный в панировке,- торжественно объявил Себастьян, упиваясь чувством триумфа и самодовольства, как только увидел в медовых глазах неподдельное восхищение и восторг сразу же, как он приподнял металлическую крышку, и пар мгновенно начал подниматься от горячего и безумно аппетитного мяса вместе с его неповторимым ароматом, что, разумеется, не могло ему не льстить. - Лосось пашот в качестве закуски, и салат из грейпфрутов и креветок, наполненный многочисленными витаминами, которые для вас, графиня, необходимы, - мужчина обольстительно улыбнулся, а вот Рицка иронично закатила ухмыляющиеся глаза. – Ну и конечно, в честь вашего возвращения, французское красное вино, которое прекрасно сочетается со шницелем. Ловко открыв бутылку, Себастьян, почти не глядя, разливал рубиновый напиток, придерживая стекло идеально белым полотенцем, на которое, к слову сказать, не упало ни единой капли. Бокал графини красиво налился дополна, в то время как бокал Сиэля лишь не больше четверти. Могло показаться, что юному графу явно не понравилось действие дворецкого, в силу своей закомплексованности по поводу возраста и положением в обществе взрослого могущественного графа. Однако дело было совсем не в этом. - У господина после завтрака следует урок танцев с мадам, - поспешил объяснить Себастьян подобное поведение, завидя тихое движение бровей Рицки, кое было вызвано очевидными мыслями о том, что Сиэль, до этого не понимающий и избегающий чрезмерного употребления алкоголя (что совершенно нормально для его столь юного возраста), теперь успел пристраститься к вину. - Не имею ни малейшего желания туда идти, - буркнул Сиэль, прикрыв глаза, пока Рицка облегченно выдыхала. - Милорд планирует ослепить и покорить свою невесту, леди Элизабет, - заговорчески прошептал Себастьян, слегка склонившись к Рицке, прикрывшись рукой, - своим превосходным вальсом на следующем балу Ее Величества. - Уволь от сарказма, - цыкнул Сиэль, в то время как сдерживающая смешки Рицка и улыбающийся Себастьян хитро переглянулись, понимая друг друга без слов. Возможно, это должно казаться странным, что между ними (человеком и демоном) подобная крепкая ментальная связь. Нечего и отрицать, что Себастьян и Рицка достаточно близки. У них теплые, понимающие отношения. И Себастьян сам неоднократно ловил себя на мысли о том, что иногда, когда графини нет в поместье, вплоть до жгущего изнутри рычания хочется поговорить с этой интереснейшей особой. Увидеть ее задорный взгляд медовых прищуренных глаз, приподнятый уголок губ, услышать ее чарующий глубокий голос и поистине райский звук ее смеха. Что, признаться честно, сильно скрашивает его будни, которые плавно, изо дня в день перерастают в целую вечность. Люди часто хотят “излить душу”, и Себастьяна это выражение до жути смешит, особенно когда в нем замечаются подобные желания. Мужчина понял уже давно, что с Рицкой это поместье более живое, более дышащее и яркое. Чувства, что так не свойственны созданиям по типу его, накрывают его приятной истомой и умиротворяющим и, что более важно, редким для его сущности спокойствием. И черное и пустое, воющее тоской, когда ее нет, когда ее запах исчезает из этого мира, подобно запаху исчезнувшего мертвого человека. В первые секунды все внутри вдруг почему- то останавливалось, замирало, умирало вместе с ее запахом, и мир вновь наполняется привычным склепным холодом и серостью. На самом деле все просто. Он – хищник, в котором на уровне подсознания заложен инстинкт ощущения покидания души, с чем исчезает и запах человека. Он эгоист, а также, от тяжкой муки вечности, что заключается в ее скучном однообразии, он – любит азартные игры. Интересных людей, что красят схожие друг с другом дни. Однако, к великому сожалению, встречаются они достаточно редко. Можно даже сказать, это алмазы, драгоценные камни, что трудно отыскать в земной породе. Ну и, в конце концов, он – здоровый и крепкий мужчина, в полном расцвете сил (как выражаются люди). Вполне нормально, что его внимание привлекла такая крайне необычная, эрудированная и интересная красавица. Всего лишь простой мужской интерес, смешанный с эгоистичным желанием найти понимающего его сущность друга, опять-таки, если можно так выразиться. И, по какой-то непонятной причине (которую как ни пытался понять Себастьян, у него никак не получалось, что его крайне раздражало), дрожь пробирается под кости, лишь в его сознании предстает будоражащая картина, как красавица истекает кровью, как ломаются ее кости и покидает измученное и израненное тело последний вздох, как неестественную белую, словно воск, кожу окутывает не самое дорогое белое платье, как приколачивается крышка гроба и бросается земля. И как мир опять становится ему скучен и неинтересен. Когда она рядом, под его пристальным вниманием, сердце его покойно, размеренное отбивающее еле заметный и живой как сама Рицка ритм. Однако, как только Рицка покидает… уходит из-под его внимания в свое совершенно неправильное время, неправильную жестокую и беспощадную эпоху, где она уже не Графиня Фантомхайв, а майор Имперской Армии, ему, если сравнивать с человеческими мерками и эмоциями, скажем так, крайне необычно и неприятно. Часть его неумолимо рвется за ней вернуть за свою спину, где она будет всегда в безопасности. Конечно же тяжело и Сиэлю, особенно в первые дни. И, как ни странно, демон понимает его. Понимает ребенка, который, будучи к ней сильно привязанный, что всячески скрывает всем своим видом, разлучается со своей любимой старшей сестрой. Однако душа его трепещет… И даже нет желания подтрунивать над ним. Когда-то Себастьян даже с завистью смотрел на спящего мальчика. Быть привязанным к кому-то – это своего рода спасение. Вот только на протяжении крохотного срока – человеческой жизни. Для иных существ подобная привязанность настоящее наказание, безжалостная пытка, длиною в вечность. Так думал и сам Себастьян, пока не понял, насколько это утверждение ошибочное. Что же это? Причуды и побочные действия контракта? Прихоть и развлечение хищника? Или же нечто иное… - Раз так, - хитро протягивает Рицка, делая глоток чудесного вина, - я могу позаниматься с тобой. - Точно, миледи, - подхватил ее задорный замысел Себастьян, а вот Сиэля заметно передернуло, - вы ведь занимались бальными танцами. - Это было давно, - Рицка сделала очередной глоток, - но детей иногда тренирую, так что сноровка достаточно неплохая. - Исключено, - откашлявшись, попытался придать своему тону серьезность Сиэль, - мадам уже почти здесь. Будет крайне невежливо отказывать ей. - В таком случае, - улыбнулся Себастьян, - ваш урок танцев будет проходить согласно новому расписанию на сегодняшний день. В дальнейшем утро протекало размеренно. Выпив чашку настоящего цейлонского чая, Сиэль, нехотя, но ответственно и даже с воинствующей решительностью направился в танцевальный зал в сопровождении Себастьяна. Затем, оставив графа постигать хореографию, дворецкий поспешил распределить прислуге задания, которые, к слову, приходилось не раз ему же и переделывать или же устранять их побочные действия. А вот Рицка… Как только перед ней предстал потрясающий, невероятный, да что там, идеальный и невероятный вкусный десерт “Бисквит Королевы Виктории”! Это самый знаменитый десерт в Англии, ведь он был фаворитом самой королевы на протяжении всего времени ее правления. Здесь преобладает невероятный букет вкусов: нежные, слегка влажные коржи, приятная кислинка из-за цедры, ваниль. Цитрусовый аромат сопровождает этот простой торт, освежая своей цедрой бисквит и балансируя лимонным соком сладость сливочного крема. Воздушные и сочные, пружинистые коржи прекрасно сочетаются с клубникой и взбитыми сливками. Это классическое сочетание настолько идеально, что влюбляет своей простотой и сбалансированностью вкуса, и Рицка чуть ли не мурлычет от удовольствия, лакомясь уже не первым кусочком и запивая не менее прекрасным чаем. Но дела все-таки не ждут. Как только Сиэль выпорхнул из хореографического зала, он сразу же грузным шагом и ругательствами вошел в рабочий кабинет, тихо хлопнув дверью, где его уже ждала Рицка, увлеченно изучая свежие бумаги, присев на край стола. Пройдя по мягкому ковру мимо книжных стен к своему рабочему месту, граф, с тяжелым вздохом уселся за тяжелый рабочий стол в кожаное кресло, измученно потирая переносицу пальцами. - Устал? – тихо, словно кошка, Рицка подошла к вымотанному мальчику. Нежные тонкие пальцы аккуратно коснулась его головы, ласково поглаживая, перебирая прядки, отчего Сиэль чуть-чуть приподнялся со стола, повернувшись к ней, тянувшись еще ближе. Непроизвольно, Рицка ухмыльнулась. Только она собралась сесть в удобное кресло, вдруг маленькая рука ухватилась за нее с встревоженным видом. Как маленький щеночек, вдруг мелькнуло в ее голове, и брови мгновенно взмылись вверх. А затем произошло и вовсе странное для всех, кроме нее одной. Мальчик сам потянулся к ней, резко обвил ее шею своими руками, а носом уткнулся в плечо. Строгий, жестокий и беспощадный граф Фантомхайв, цепной пес королевы Виктории по правую руку, а сейчас как никогда уязвимый, хрупкий, нуждающийся в любви и ласке ребенок, сидящий у Рицки на коленях. Пока никто не видит, пока никто не знает… Нет. Об этом никто никогда не узнает, кроме свидетелей: массивных шкафов из красного дерева с ценными книгами, мебели и стен этой комнаты. «Я делаю это не во имя рода Фантомхайв. Я делаю это по собственной воле! Я хочу, чтобы те, кто предал род Фантомхайв испытали то же унижение и боль, что и я. Шах и мат» Высокомерный и, безусловно, проницательный мальчик, граф Фантомхайв. Немного заносчив и горделив. Достаточно строг, привык к роскошному образу жизни, поэтому с некоторыми причудами, иногда вызывающие усмешку у Рицки. Можно сказать, что он - эпилептоид. Человек с феноменальной памятью, болезненно щепетильный в мелочах, перфекционист, одержимый деталями, нюансами всего, что его окружает. Рицка изучала данный тип. Психология – очень интересная наука, которая заинтересовала ее моментально. Ей нравится наблюдать за людьми и, что уж там скрывать, манипулировать ими, читая, как открытую книгу. Поэтому, когда она после прочтения очередной книги начинала, скажем так, практиковаться, она непроизвольно стала анализировать людей. В том числе и Сиэля. Рицка уверена, если выражаться научными терминами, что данный тип личности характеризуется наличием формы болезненно – пониженного эмоционального состояния, которое проявляется в мрачной раздражительности, чувстве неприязни к окружающим людям. Такой человек относится именно к интровертированному типу личности, которая выражается, как в моторики и проявлении эмоции, так и в мышлении и личностных особенностях. Подростки чаще всего находятся во мрачном расположении духа. Эпилептоиды – настоящие реалисты с практическим типом мышления. В отношениях с окружающими людьми они могут проявлять куда большую комфортность, чем может показаться со стороны. Они способны запросто адаптироваться в изменившихся обстоятельствах, если смогут продумать, как действовать дальше, какую выгоду для себя получить. Как Сиэль. Да что там скрывать, и Рицка тоже. Ей намного удобнее и практичнее просчитывать каждый шаг и чувствовать себя уверенно, всегда опережая на шаг вперед. Чему, собственно способствуют шахматы. Интересно, а как давно они не играли с Сиэлем? Стоит упомянуть про еще одну схожесть, а именно достаточно яркую реакцию, связанную с увлечениями. Если их сравнивать и находить нечто схожее, Рицка и Сиэль испытывают сродни наркотическому и алкогольному опьянению, когда играют в азартные игры. Они наслаждаются тягой к обогащению. Помнится, и Винсет был падок на азарт. Вообще эпилептоидам более чем нравится коллекционировать разные вещи, предметы антиквариата. Еще одним увлечением для них становится именно спорт, благодаря которому удастся развить физическую силу. Но это относится больше к характеру Рицки (что не является эпилептоидическим, а вот что у нее за характер и к какому типу личности она относится – черт ее знает!), нежели Сиэлю, который не любит физические нагрузки. Также ребенок в компании друзей не собирается быть лидером, а хочет быть властелином, который устанавливает собственные правила для взаимоотношений и игр. Ему хочется командовать остальными. Однако ребенок проявляет чересчур бережное отношение к своей одежде, игрушкам. Рицка как сейчас помнит, как Сиэль бережно относился к своим игрушкам: бережно укладывал, расставлял их на полках и каждую на свое место. На полках у него всегда был порядок. Он тщательно складывал вещи, даже с удовольствием. Рейчел тогда очень радовалась и хвалилась своим мальчиком, а Винсент, хоть и ничего не говорил на людях, но вот с Рицкой они часто разговаривали о том, что из него выйдет отличный граф, а не пустышка. Как же Винсент был горд за своего сына! Также можно отметить наличие мелочной скрупулезности у Сиэля, которая касается ведения записей, обращения с книгами. Конечно, в этом случае можно поспорить. Сиэль как граф должен быть аккуратен и идеален во всем. И ему это удается, в отличие от многих герцогов и других графов. Но вот, что немного настораживает Рицку, так это неведенье. В большинстве случаев можно отметить пик проявлений эпилептоидной психопатии именно в период полового созревания, где-то от 12 до 19 лет. Эпилептоиды в данном возрасте характеризуются наличием неуступчивости, жестокости, себялюбия и властности, безразличие к слабости. Кто скажет, что это совершенно не похоже на Сиэля? Он ощущает себя вполне комфортно в обстоятельствах жестких правил и ограничений. Ему нравится быть полезными для руководства, хочется добиться каких-либо преимуществ. Ему хочется сразу же установить диктат над другими людьми, чтобы получить какую-либо выгоду. У Сиэля присутствует упорство, повышенное терпение и желание довести любое дело до конца, но в то же время, ему достаточно сложно решиться на перемены, учитывая, что дома или на работе уже создан идеальный порядок. Но все это не так напрягает Рицку, как следующее, вплоть до хмуро сведенных бровей к переносице (собственно, еще одна причина, почему она насторожилась за завтраком). Обычно, у подобных людей с неимоверной силой пробуждается сексуальное влечение. Оно способно вступить в настоящее противоречие с повышенной заботой эпилептоидов о собственном здоровье. Но, если учесть, насколько Сиэль брезглив… Рицка глубоко вздохнула. Уж никак ей не хочется представлять этого милого и доблестного мальчика, таким как Урие, когда вырастит. Все девушки для него - бабочки, которых нужно держать в ладони, пока они не сломаются. Двумя словами Уриэ можно охарактеризовать так - нарцис и бабник… Она чуть ли не поморщилась от подобных мыслей, возникших в ее голове. Представить, как Сиэль соблазняет одну за другой ради утоления своих мужских потребностей, нашептывает различные слова разной степени откровенности с самодовольной ухмылкой, зная, что последует далее, а вернее, просто использует их как расходный материал... Рицка еле сдержалась, чтобы не передернуть плечами. Однако все же есть одно облегчающее ее сердце обстоятельство. Сиэль ужасно боится поймать какую-нибудь «заразу», поэтому навряд ли ему захочется баловать себя именно случайными связями. Но, слава Богу, чаще всего люди с данным типом личности стараются завести именно постоянных партнеров. Среди негативных черт можно упомянуть нездоровый педантизм, мелочность, из-за чего люди с данным типом личности крайне невыносимы в общении. Эпилептоиды отличаются стремлением к безупречному порядку, перфекционизму. Им важно, чтобы все вещи были на своих местах. Можно услышать немало придирок, различных требований к близким людям. Поэтому найти верную и понимающую супругу, которая будет выносить этот непростой характер, тем самым сохранит брак. И, признаться честно, у Рицки слетает тяжеленный камен с плеч, ведь наиболее гармонично сложатся отношения между эпилептоидом и сангвиником, который не будет застревать в переживаниях, обидах после слов близкого человека. А Лизи как раз обладательница такого характера. Рицка уверена, что она как раз и будет смягчать напряженность, а Сиэль в свою очередь будет испытывать благодарность, что его сумели удержать. Хоть они еще совсем юные, даже можно сказать маленькие, но Рицка уже видит их связь и привязанность друг к другу. Причем не навязанную обществом, а их личные ощущения и чувства, что среди знати бывает очень редко. Пример тому могут послужить, разве что, покойные Винсент и Рейчел… Да и супруги Мидфорд в принципе тоже. Но также Рицка уже настраивает себя на то, что ей, да и Себастьяну, придется не раз вправлять мозги Сиэлю. Мрачные краски, которые способны испортить романтическую любовь, конечно же будут, как и хрупкие девичьи слезы. Они касаются, прежде всего, именно проявлений ревности. Сиэль ревнивец еще тот, что уже часто проявляется даже на балах, когда Рицка даже по работе разговаривает с молодыми представителями мужского пола или же кто-то из них предлагает Рицке станцевать. Эпилептоид не будет прощать измены, даже, если она существует только в его воображении. Самый невинный флирт вызовет у таких людей бурные чувства, заставляя считать возлюбленных предателями, которые не заслуживают доверия. - Хочешь, - тихо спрашивает Рицка, смотря прямо в искрящийся глубокий сапфир его глаз, не переставая гладить его по мягким волосам, - я попрошу Себастьяна принести что-нибудь сладенькое? – Но мальчик усердно замотал головой. - Не хочу никого видеть, - пробурчал Сиэль, крепче прижавшись к ней. А потом вновь резко поднял голову и спросил с искрящейся и подкупающей надеждой: - Мы ведь поговорим с тобой сегодня? - Обязательно, - улыбнулась Рицка, целуя его в лоб. Мальчик смущенно отвел глаза, но лишь сильнее прижался к ней. Однако в следующее мгновение он, тяжело вздохнув, слез и уселся на свое рабочее место, пытаясь сосредоточиться на бумагах, которые еще недавно рассматривала Рицка. Графиня усмехнулась. Вот она, гиперответственность во всех ее проявлениях. В течение нескольких минут Сиэль сосредоточенно вглядывался в бумаги, вот только было заметно по его нахмуренному выражению лица, что что-то его смущало, вернее напрягало. Губы Рицки сами растянулись в доброй ухмылке. Выждав пять минут, она снова подошла к графу, аккуратно взяв из несопротивляющихся рук те самые злощастные листки. - Чтобы вновь повысить продаваемость, - начала Рицка, усевшись в свое излюбленное кожаное кресло, закинув ногу на ногу и облокотившись на подлокотник, - можно ввести новые вкусы. Малина, клубника, фисташка – это все хорошо и пользуется спросом. Вот только людям необходимо что-то новое. Им интересно что-то непривычное, необычное. - Продолжай, - заинтересованно кивнул Сиэль. - Можно использовать, ну, например, совершенно необычные и новые вкусы. Например, карамель с лавандой для обеспеченного населения и более дешевые с одуванчиками. - С цветами? – удивленно вскинул брови Сиэль. – Крайне чудно. - Именно, - ответила Рицка. - Конечно, многим придется не по вкусу, но ажиотаж будет большим. И чтобы не приелось и затраты на производство не превышали доход, можно ввести как лимитированную, ограниченную коллекцию. Это увеличит нашу прибыль вдвое, а при лучшем раскладе и втрое. Люди, боясь, что не успеют попробовать, будут скупать в больших количествах первые недели три. Дальше, если рассматривать перспективы на длительный срок, можно ввести не классический вид, а фигурки, такие как розы, зайчики и все в этом роде. Необычная форма уже сама по себе будет привлекать и подкупать. Я тебя уверяю, подобные наборы, которые также можно ввести, например, в привлекательной упаковке или коробке вместе с подходящим чаем, будут популярны и, кстати, не один век. - Недавно я как раз заключил сделку с поставщиками индийского и китайского чая, - задумчиво кивнул Сиэль. Ему явно понравились идеи, предложенные Рицкой, что было заметно по его довольному прищуру и легким изгибом губ. – Также можно ввести аналогичные английские, индийские и китайские наборы, соответственно тематически оформленными. - Верно, - улыбнулась Рицка уголком губ. - Что ж, тогда решено, - облегченно выдохнул граф. – Я подготовлю бумаги на подпись. – А затем губы его изогнулись в хитроватой улыбке. – Скажи, - Сиэль уперся подбородком в сложенные замком руки, - как ты относишься к кондитерским. Стрелки часов неумолимо бежали, как и солнце клонилось к горизонту все ближе и ближе. А они все обсуждали. Пару раз заходил Себастьян, напоминая, что обед готов, вот только Сиэль выпроваживал его под смешок Рицки. Так что обед достался чрезмерно радостной прислуге, и у всех троих, между прочим, текли слюнки, когда им было разрешено съесть наивкуснейший крем-суп из шампиньонов, нежный ризотто и даже десерт – орешки в меду. Но полностью расслабиться и безмятежно насладиться обедом им было не суждено. Почему-то Себастьян нагрузил их объемной работой, которую они обычно проделывают перед приемом важных гостей. И на все недоумевающие вопросы с их стороны, ждут ли они кого-то, Себастьян привычно с загадочной улыбкой говорил, что так надо. А каждое слово Себастьяна оспаривать просто глупо и бессмысленно. И действительно, к ужину, словно под заказ, когда ночь окутала небо своим бархатом с рассыпанными по нему блестящими звездами, которые изредка прикрывали черные облака, а диск бледной луны начал выползать из своего укрытия, к поместью Фантомхайв прибыл экипаж с неожиданно нагрянувшими гостями. Дверца тихо скрипнула под лошадиное фырканье, и из экипажа вальяжно, как к себе домой, вышел высокий мужчина с короткими черными волосами, что почти никогда не открывает глаза, а когда он несколько раз их открывал, что было довольно редко, можно было увидеть что они темно-карие. Остроносые специфические туфли, обтянутые золотой тканью, коснулись камня с тихим цокотом, насыщенного зеленого цвета шелковый танчжуан (разновидность маньчжурской куртки с прямым воротником), большими рукавами которого он всегда держит сложенные руки. Следом за ним вышла с виду безразличная, но с нестандартной для этих мест красотой девушка среднего роста, с черными волосами, которые завязывает в прическу, напоминающую кошачьи ушки. У нее янтарные большие глаза, пышные формы и специфический (хотя уместнее сказать вульгарный) вкус в одежде. В основном она носит чересчур короткую юбку с разрезами по бокам до бедра и топ с длинными рукавами, с золотым узором на китайский манер. Это был не кто иной, как известный китайский дворянин Лау со своей излюбленной спутницей Лан Мао, которого, как и полагается с дорогими гостями, встречали в холле выстроенная в ряд с поклоном прислуга. И граф и графиня, в сопровождении Себастьяна, что тоже почтительно склонился в поклоне с легкой улыбкой, приложив всего на доли секунды руку к груди. Стоит немного рассказать о столь внезапно нагрянувших гостях. Лау, как может показаться, - легкохарактерный и беззаботный человек. Он почти всегда улыбается и легко сводится с людьми благодаря своей открытости. Тем не менее, Лау не так прост, как кажется. Его вечно прикрытые глаза всегда хитро прищурены, а лукавая улыбка принимается за открытую и доброжелательную улыбку. Так что трудно понять, что у него на уме. Он действует свободно, говорит, что думает, правда не всем дано понять истинный смысл его слов. Но, как говорится: «Восток – дело тонкое». А еще Лау обладает очень странной предрасположенностью к чтению людей. Можно сказать, что мужчина буквально видит людей насквозь. Наверное, именно потому он уважаем мафией, имея дела на черном рынке, но, как благородный и доблестный гражданин Англии, ведет честный бизнес, не только поставляя чай, а также и полезную информацию для Сиэля и Рицки. Что касается Лан Мао, с ней тоже все совсем не так просто, как кажется. С первого взгляда девушка может показаться изнеженной и хрупкой, словно фарфоровая кукла: одно неверное движение, и она сломается. Но такое впечатление длится лишь до тех пор, пока вы не увидите Лан Мао в действии. Как говорят знающие люди, Лан Мао – маленькое орудие убийства с ангельской внешностью. Она, словно кукла, ни тени улыбки, чистый взгляд. Беспрекословно выполняющая любой каприз Лау, девушка будто стала его молчаливой тенью, вечно стоящей за спиной (а точней, сидящей на коленях). Она чётко прослеживает каждое движение людей и оценивает ситуацию, но действует в большинстве своём по приказу. Подчиняется лишь одному человеку как преданный пёс. Никогда не возразит и не воспротивится, молча кивнёт и выполнит всё по высшему разряду. А красота Лан Мао является её оружием, которым она пользуется с изящным мастерством, поэтому и оберегать эту красоту нужно, как редкий бриллиант. Чаще всего на самой Лан можно увидеть коротенькие китайские платья, открывающие её стройные ножки, которые девушка часто пускает в ход, буквально ослепляя и усыпляя бдительность мужчин, которые в погоне за низменными желаниями сами открывают свою шею и спину. - Какой неожиданный визит, Лау, - сказал Сиэль, изрядно нахмурившись от столь внезапного нарушения его спокойствия. – И что же вас привело в поместье Фантомхайв? - Ах, граф, - воодушевился Лау, казалось, только и ожидая этого вопроса, что выдали его еще сильнее растянувшиеся губы, - вы не поверите, но мне стало скучно, поэтому я и решил заглянуть к своему другу. - И вправду, поверить сложно, - устало выдохнул Сиэль. - Человеческие чувства порой творят с нами невероятные вещи, граф. А чувство тоски так и подавно, - тут губы мужчины еще сильнее растянулись. – Но кто знает, может, данное чувство было вызвано вчерашней зарницей в небе, - а затем, его глаза слегка приоткрылись, также как и у опешившего Сиэля, который еле удержал свое самообладание, чтобы не развернуться к Рицке с немым вопросом и обеспокоенностью на лице и непроизвольно нарастающей паникой и мыслями о том, что Лау, как свидетеля того, чего никому нельзя знать, следует немедленно устранить. - И как удачно, что я к вам заглянул, - задорно продолжил Лау. – Графиня, - приветливо улыбнулся он, в тихом поклоне головы, лишь немного задействуя верхнюю часть корпуса. – Без вас было скучно и неинтересно. А вот Лан Мао, с виду вечно холодная, отстраненная девушка, на удивление, сейчас стоит перед графиней как малый ребенок с большими карими глазами, исполненным восхищением и уважением, с каким смотрят на своего кумира, и вдруг делает резкий и глубокий традиционный поклон, на что Рицка делает ответный с приподнятым уголком губ, но поклон ее был сравним со сдержанным поклоном Лау. Интересно, как много известно этим двоим? - Ну что ж, - демонстративно откашлялся Сиэль, привлекая внимание, - прошу к столу. Все в той же обеденной зале стол ломился от разнообразия изысканных блюд. И по счастливой случайности и невероятному совпадению сегодняшний ужин в основном состоял из морепродуктов: жареный палтус под соусом из анчоусов, оладьи из фарша лосося, украшенные омарами и раками, запеченный со свежими овощами херес, блюдо с мидиями, гребешками и устрицами, а также жареная морковь на гарнир. Ну и, конечно же, все это подавалось вместе с любимым вином дворян “Шардоне”. Но и десерт был выше всяких похвал: пекинские яблоки в карамели подавались с традиционным зеленым китайским чаем, что особенно был кстати после такого насыщенного ужина. - Все как всегда великолепно и безупречно, граф, - смакуя каждый кусочек, сказал Лау. - Благодарю, сегодня Себастьян разошелся в кулинарных изысках, - ответил Сиэль как само собой разумеющееся. На что Себастьян почтительно поклонился. - В этом нет ничего удивительного, - расплывшись в улыбке, обратился мужчина, - когда возвращается графиня, всегда праздник. Кстати об этом, графиня, - воодушевился Лау, - по счастливому совпадению со мной оказался подарок, который я хотел вручить вам при нашей встрече, - с этими словами Лан Мао сразу же вытащила красивую бордовую упаковку с золотыми иероглифами, двумя руками протягивая ее графине с поклоном. Приняв дорогой подарок, уголок губ Рицки приподнялся, когда в прекрасной коробочке, которая уже являлась произведением искусства, красовались длинные китайские сигареты. - Я знаю, вы являетесь ценителем. Мои сигареты пользуются большой популярностью в Китае, в Англии это уникальный и редкий дорогостоящий товар, который далеко не все герцоги могут себе позволить, - с нотками самодовольства и с гордостью в каждом слове проговорил Лау. - Благодарю вас за такой нескромный подарок, - восхищенно улыбнулась Рицка, хитро прищурившись. - Опять ты с этой дрянью, - проворчал Сиэль. Уж больно мальчику не нравилось вредное пристрастие Рицки. - Ну что вы, граф, - усмехнулся Лау одной интонацией, - вы просто еще слишком молоды, чтобы полностью оценить табак. - И не надо ему, Лау, - серьезно проговорила Рицка, но уголок ее губ взмылся вверх. – Как говориться, в здоровом теле – здоровый дух. - О-о, - протянул мужчина, - раз уж вы об этом заговорили, графиня, мне кажется, вы слишком вымотаны усталостью. - Разве? – как ни в чем не бывало, просто сказала Рицка, делая глоток ароматного чая. - Ах, не жалеете вы себя! – изобразил тревожность в голосе Лау. Хотя, опять-таки, кто знает, что у него на уме. – Мир и вправду опустеет без такой красоты! Верно я говорю, Лан Мао? – спросил мужчина, поглаживая бедро своей кивнувшей спутницы. А после добавил весьма двусмысленно, сверкнув показавшимися сквозь щель приоткрывшихся век карими глазами. – Вам надо беречься, если не ради себя, то для мира. - Моя личность, как вы глобально выразились, ничего не представляет для мира, - Рицка и сама от себя не ожидала, насколько ее голос может быть спокоен и непринужден. Возможно, все дело в успокаивающем зеленом чае. – Но поспешу вас заверить, со мной все в полном порядке. - А вот тут, графиня, я попрошу со мной не спорить, - Лау воодушевился настолько, что даже отвлекся от нежной кожи Лан Мао. – У вас слишком напряжены и без того проступающие крепкие мышцы. В какой-то момент, вам тяжело будет поднять руку и сделать простой шаг от резкой и мучительно-продолжительной боли, что может вспыхнуть подобно молнии в самый неподходящий и ответственный момент. Могу поклясться, что совсем недавно вы испытывали данные неудобства. Острая ноющая боль пронзает все ее тело, особенно бок. Черт, ей кажется, она сломала ребро или пару. Сердце бешено бьется, выскакивает из груди и отдается пульсом в висках, чуть ли не до тошноты подступая к горлу. Сумасшедшая усталость подгибает ноги и мешает поднять сильную руку, не прикладывая титанических усилий. Все, сейчас все закончится, думает про себя Рицка и ядовито ухмыляется. Короткое затишье в несколько секунд, заставляющее тяжело и жадно глотающую воздух Рицку напрячься еще сильнее, насколько она только может. Грудная клетка ее высоко вздымается вместе с плечами. Она еле стоит, слегка сгорбившись, ссутулившись, немного наклонившись вперед. Изможденная, с закрывшимися на секунду глазами, Рицка еле делает круг головой, разминая позвонки и делая глубокий вздох, пытается вскинуть меч к правому плечу. Но из слишком ослабленных рук его легко и явно без особых усилий выбивает Кроули, отчего катана острым клинком впивается в землю всего в паре в метров от нее. Свежие воспоминания быстрой лентой проскользили в голове, неприятно задевая ее. Рицка поднимает свои глаза и замечает одну интересную, и одновременно настораживающую деталь. Уж слишком часто сегодня Лау приоткрывает глаза. Что просто не может не вызвать ухмылку краешек губ. И мужчина добавляет, словно вбивает в нее определенные мысли, добивая ее: - А ведь в следующий раз, графиня, вы не отделаетесь так легко. Организм, как слажено настроенный механизм, за которым если не ухаживать, он попросту может сломаться. И все же ухмылка целиком трогает губы Рицки. Вопросы сразу стали накапливаться одним за другим, плавно вытекая один из другого. Иногда Рицке кажется, что Лау может читать мысли, иначе просто никак нельзя объяснить его знания. - И что же вам кажется со мной не так? – заинтересованно спрашивает Рицка с хитрым прищуром. Конечно, он ее чертовски заинтересовал! Как, впрочем, и всегда при их разговоре. Он всегда выдает самые необычные и мало кому известные вещи, в которые почти невозможно попасть пальцем. Что же это, наблюдательность, сверхчеловеческая проницательность? Увы, не известно даже Себастьяну. - Мне кажется, - продолжил Лау, чуть-чуть поддавшись вперед, - у вас большие проблемы со спиной. Если выражаться мягко, конечно же. У вас хрустят кости, что не секрет для внимательного и хорошего китайского доктора. Также у вас зажаты мышцы, как каменный панцирь. Но вот, - тут Лау сделал паузу, вскинув брови, - я ума не приложу, что делать с вашей спиной. И иглоукалывание страшно применять. В один момент ваш позвоночник просто переломится пополам, как соломинка. - Именно поэтому я никогда ни к кому не поворачиваюсь спиной, - с растянутыми в ухмылке губами, Рицка также подалась вперед. Безусловно, ей понравилась эта двусмысленная игра, начатая Лау! - Ах, что и требовалось ожидать от вас, графиня! – восторженно воскликнул он. – Но, - продолжил мужчина, - раз уж я не могу повлиять на ваше физическое здоровье, я могу помочь вам с внутренним или, как часто говорят, душевным состоянием. Ведь, как вы сами недавно сказали: «В здоровом теле – здоровый дух»! - Именно поэтому мое физическое состояние такого, - Рицка чуть ли не рассмеялась тихим грудным смехом, сверкнув медовой искрой, с нетерпением ожидая, как Лау отреагирует. – Вам так не кажется? - Фи, отнюдь, графиня, - чуть ли не поморщился Лау, и, признаться честно, Рицка действительно не ожидала подобного. – Не стоит на себя наговаривать, иначе потом сами поверите в это. - Разве? – искренне удивилась Рицка, расплывшись еще сильнее в ухмылке. А потом, пара тихих смешков все же слетели с ее растянутых губ. – Ах, Лау, и все же вы допустили ошибку. - Неужели? – разулыбался мужчина. – Что-то я не замечал, как вы пользуетесь своим положением в обществе и повышаете его, унижая и уничижая более слабых и беззащитных. - Не в этом плане, - начала Рицка, но мужчина не дал ей договорить. - Как раз именно в этом, - уверенно заявил Лау. – Защищать слабых, восстанавливать справедливость в мире – все это как раз и говорит о сильном и здоровом духе. - Даже в прогнившем насквозь? - Все мы чем-то жертвуем. По локоть в крови руки куда лучше, чем то, что скрыто в корыстных и дрянных людях. Преступление – это всего лишь способ. Иногда, показывая смерть, которая имеет смысл, можно помочь открыть глаза на правду, не так ли, графиня? Как странно, в какое занимательное русло вышел их разговор. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. - Не могу не согласиться. - И раз уж наш разговор зашел о прогнивших людях, - как ни в чем не бывало воскликнул Лау, - слышали ли вы о предстоящем бале герцога Саффорка? И все же Лау, тот еще ларец с секретом. Плавно манипулирующим людьми и вытягивая из многих информацию в беспечном разговоре. И главное человек, даже не сможет заметить, что взболтнул что-то лишнее. - Тот еще старпер, - неожиданно выдал Сиэль со спокойным лицом, делая глоток чая. - О да, - задорно подтвердил Лау, - любит молоденьких девиц и шантажирует их своим состоянием. Мерзкий тип, привыкший за деньги покупать абсолютно все и всех. В том числе не церемонится и со своими родственниками, вечно напоминая им, кто хозяин, и где их место. Так вот, - продолжил мужчина, - на днях он устраивает пышный прием, однако вопрос, по какому поводу. - Ему что-то нужно, - подтвердила Рицка, - это очевидно. И скорее всего, это решение было принято не так давно, вызванное чем-то непредвиденным. - Не могу с вами не согласиться, графиня. - Однако я не слышал ничего о данном приеме, - сказал Сиэль, поставив чашку на блюдце с тихим стуком. - Такие люди как он не терпят отказа, они привыкли, что все всегда идет только по их планам и никак иначе. Они любят ставить перед фактом. Так что смею предположить, приглашения будут разосланы за день до мероприятия. - И отказаться мы никак не можем? – больше утвердительно произнес Сиэль, дернув бровью. - Увы, граф, именно так, - ответил Лау. – Однако смею ваз заверить, что намечается нечто поистине интересное. И Рицка тихо ухмыльнулась. Ведь если об этом говорит Лау, значит, их действительно ждет что-то безумно увлекательное. Можно сказать, у него нюх на всякие интригующие и занимательные вещи. Ему скучно ровным счетом, как и Рицке. Так что Лау чувствует подобное заранее. - Что ж, - сказал Сиэль, - значит, в ближайшее время мы будем ожидать вестей. Время близилось к полуночи, отягощая веки, чему Сиэль был безумно рад. Он слишком устал за сегодняшний насыщенный день. Так что как только Лау вместе со своей спутницей покинули особняк, Сиэль вздохнул с облегчением. Что сказать, для ребенка это действительно тяжело выносить поздние посиделки и разговоры, особенно после насыщенного дня с четким режимом и расписанием. Мягкая кровать, что так давно манила, тихо скрипнула, когда Сиэль наконец-то лег и смог полностью расслабиться, сняв нарядные одежды и облачившись в шелковую ночную рубашку. Но закрывать уставшие глаза не спешил, наоборот боролся с собой, дожидаясь тихого дверного стука. - Я не сплю, - громко сказал Сиэль, присаживаясь на кровати. - Разбудила? – с тихой улыбкой спросила Рицка, смело шагая в комнату. - Уйди, Себастьян, - строго проговаривает Сиэль и, как может показаться, пренебрежительно грубо. На что дворецкий, что все это время следовал за графиней как тень, тихо усмехнувшись, слегка поклонился, когда глаза цвета насыщенного старого вина поймали мимолетную девичью улыбку и тихий кивок. - Доброй ночи, - только и сказал Себастьян, задув свечи. И исчез за тяжелой дверью, что сразу же скрипнула и тихо хлопнула. - Не слишком ли грубо, Сиэль? - после непродолжительного молчания с приподнятым уголком губ спросила Рицка. Но мальчик лишь замотал головой. - Я наслаждаюсь всего мгновение, по сравнению с его жизнью. Себастьян просто развлекается, играя новую интересную роль, внося разнообразие. Так почему бы не попользоваться, тем более, если вознаграждением за все мороки ему станет моя душа, - просто ответил граф, падая в подушки и утягивая за собой тяжело вздохнувшую Рицку. Отчаяние или же принятие неизбежного? Нет. Такова сложившаяся судьба. И каждый со временем будет отвечать за содеянное. – Не уходи, - вдруг говорит Сиэль, сильнее прижимаясь к Рицке как маленький беззащитный щеночек, снова промелькнуло в ее голове, вызывая улыбку. - Ты обещала мне. - Конечно, - с тихой улыбкой ответила Рицка, поглаживая обвившего ее шею руками мальчика по волосам. – Спрашивай, что хочешь. - Расскажи мне все, - с мольбой и интересом в глазах попросил он. – Какой твой мир? Твой век? - Что ж, - вздохнула Рицка, - огромные города, - начала она, - стеклянные дома свыше двадцати этажей… - Прямо стеклянные? – восхитился Сиэль, что аж брови его подпрыгнули вверх. - Не все, конечно, но их достаточно много, - улыбнулась Рицка, продолжая гладить по нежным волосам. – Яркие огни, что затмевают сияние звезд, манящие вывески, витрины, реклама, навязывающая нужные и ненужные и иногда абсолютно бесполезные вещи. По улицам ездят автомобили, вместо повозок с лошадьми, работая на механическом моторе. Появится разная техника, тоже механические устройства: компьютеры, где можно будет найти любую информацию вместо книг, телефоны, с помощью которых можно связаться и поговорить с любым человеком в любой точке мира, телевизоры, показывающие людей, фильмы с их участием, новости… Сиэль слушал Рицку с неимоверным интересом, ловил каждое ее слово. В его воображении сами по себе вспыхивали яркие и невероятные картинки огромных зданий, людей в странных и совсем непривычных одеждах. - Но разве что-то может заменить книги? – искренне удивился мальчик. - В этом и проблема, - усмехнулась Рицка. – Вместе со всеми достоинствами также и появляются минусы прогресса. Казалось бы, наоборот индустриальное развитие и доступные возможности должны дать стимул к образованию. Но нет, наоборот регресс. Людям просто становится это не нужно, лень узнавать что-либо. Если не все, то большинство перестает интересоваться, читать и развиваться интеллектуально. Предпочитают телефоны реальности, и они заменяют им жизнь с их узким кругозором. Но для государства такой народ – мечта, не правда ли? – усмехнулась Рицка. - Им легче управлять? – прямое утверждение, а не вопрос. Сухой вывод. - Им легче управлять, - подтвердила Рицка. – Более того, наоборот политика современных уцелевших государств не воспитать личность, а потребителя, ориентированного на получения удовольствия и внушаемых товаров. - Получается, мало, что изменится? – усмехнулся Сиэль. - К великому сожалению. Нет, конечно, будут люди, которые будут бороться и восставать против системы, но таких единицы. А классовая уничижительная система только будет разрастаться, поглощая и разрушая своими масштабами. - Все останется по-прежнему, - с некой досадой констатирует Сиэль. - И все это, представь себе, под политикой демократии, - тихий смешок слетел с ее губ. И глаза у Сиэля засверкали. А после добавила нежным голосом со строгими нотками. – Все станет куда хуже. - Это, конечно, все интересно, - перебил ее рассказ о будущем граф, - но меня больше интересует твоя жизнь. Себастьян говорил, что ты скоро будешь подполковником… - Кто знает, - просто пожала плечами Рицка, не акцентируя на этом внимания. Говорить, в каких она отношениях с Курэто – бессмысленно. Он и так знает. Так что даже если ее разорвет, вряд ли она получит подобного “поощрения”. - А еще он мне рассказывал о том, что тебя окружают демоны, - странным голосом сказал Сиэль, поглядывая на нее одним глазом, в то время как другим уткнулся в подушку вместе с носом и значительной частью лица. Интересно, Рицка не ослышалась? Он упрекает ее в легкомыслии? Действительно забавно. - Идет война с вампирами, так что это вполне естественно, - все же попыталась увильнуть она. - Нет, - упрямо замотал головой мальчик, - я говорю о настоящих дьяволах. И, как я понял из рассказа Себастьяна, они выше даже его на ступень. - Это временное явление, - опять-таки попыталась отмахнуться Рицка. - Однако ты, когда писала о Гримуаре, ни словом о них не обмолвилась, - тихо проговорил Сиэль странным тоном, то ли обиженным, то ли взволнованным, то ли голосом, сочетающим сразу все. - Я же говорю, это не так важно. - А мне кажется важно. Почему они тогда не оставляют тебя? - Ели бы я только знала, - задумалась Рицка и тяжело вздохнула. – Но скорее всего, им, как и Себастьяну, просто скучно и они хоть как-то пытаются разнообразить жизнь. Повисло недолгое молчание. - Нашу семью всегда окружат демоны, - с явной усмешкой вдруг сказал Сиэль и тихо засмеялся. - Поверь, - с тихим смешком ответила Рицка, - они не так страшны, как люди. - Ты так говоришь, потому что тебя всегда окружало то, что слишком тяжело для осознания человеческим мозгом, - то ли утверждает, то ли спрашивает мальчик. – Ты, как же говорят… - замялся он, - варишься во всем этом. Магия, вампиры, демоны, боги, не удивлюсь, если и ты окажешься феей, - улыбнулся Сиэль чистой улыбкой, что проявлялась на его лице крайне редко. - Нет, - замотала головой Рицка, и ненавязчиво добавила с тихой, но яркой улыбкой, плавно граничащей с ухмылкой, продолжая гладить мальчика по волосам и одновременно всматриваясь в него привычно хитрыми глазами, сверкнувшими лукавой задорной медовой искрой, - я – ведьма. Сиэль чуть вздрогнул и даже слегка привстал, чуть ли не приоткрыв рот. Сощурив глаза и наклоняя голову то вправо, то влево, он словно рассматривал ее, внимательно всматривался в каждый жест, что-то подмечая про себя и делая некоторые выводы, проводя тонкий анализ. Брови его то сдвигались к переносице, то подпрыгивали вверх. А затем, легкое смятение и удивление смахнулось также неожиданно, как и появилось на его лице. Граф опять упал и прижался к Рицке с мимолетной улыбкой и легким вздохом. - Тогда это все объясняет. Возможно, это покажется удивительным, и подобная реакция может вполне вогнать в ступор. А вот Рицка же наоборот, чуть ли не усмехнулась. - Главное, чтобы тебя не сожгли, как в средневековье, - со смешком добавил Сиэль без задней мысли, но опять сильнее прижался к ней, когда Рицка ответила легко и непринужденно: - А вот это весьма вероятно. - Ты шутишь?! – чуть ли не вскрикнул граф. - Вовсе нет, - спокойно ответила Рицка как само собой разумеющееся. – Своего рода это традиция в Японии. Но в последнее время стали хранить выдающихся полководцев, как бы прикрепляя душу к месту, рядом с телом, чтобы его душа могла переселиться и продолжить воевать за свое государство. - Но ведь если сжечь, тогда человек совсем исчезнет! Его же попусту сотрут из памяти, словно его и вовсе никогда не существовало! - Вот именно, - усмехнулась Рицка с мелькнувшей медовой искрой, по-змеиному ведя головой, - а теперь подумай, почему существует большая вероятность, что меня сожгут. Сиэль явно хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Хотя их поток, как и мыслей, был достаточно обильным. Как же много он хочет сказать! И причем совсен не лестного! Но, увы, не мог вымолвить ни слова. Яд все капал с языка, сочился вместо вертевшихся слов. Точно, несправедливость как была, так она и останется. И никуда ты от этого не денешься. Ему хотелось громко закричать, заставить Себастьяна не выпускать ее. Туда, где, подумать только, ее жизнь ничего не стоит! Где никто не будет скорбить по ней. А наоборот, как шакалы ждут ее смерти. Хищно облизываются, распуская слюни и готовя клыки растерзать ее в любой момент. Сиэль сильно стиснул зубы, что челюсти крепко сжались. Дрянные ублюдки! Вот только, что заставляет его сердце успокоиться, так это то, что Рицка не так проста, как думают. С улыбкой вонзит нож в спину. И все до этого бушующие яростью чувства притупились гордостью. Что сказать, истинная Графиня Фантомхайв! Та самая фамильная порода! Стать и гордость! Собравшись с мыслями, усердно упорядочив их, Сиэль наконец смог выдавить из себя спокойную речь: - Рицка, если… почувствуешь… нет, если… - но мальчик опять замялся. Но все же продолжил с тяжелым вздохом, буквально заставляя язык произнести эти слова, которых, признаться честно, он боится даже прокручивать в голове, - умирай лучше здесь. В окружении семьи. Я пойду к Гробовщику, и с честью, а не как дворовую собаку, ты упокоишься на семейном кладбище, рядом с отцом… - Католик, - усмехнулась Рицка, вгоняя Сиэля в тихий румянец, - хоть и заключил контракт с демоном. - Вовсе нет, - смущенно ответил граф, - простой эгоист, который хочет, чтобы моя сестра всегда была рядом. Опять повисла тишина. Но для каждого своя. Для Сиэля это дико смущающе, для Рицки же теплота сердца. И все же люди смешные. При жизни заботятся о своей смерти, и даже потерявшим душу важны традиционные формальности. Эта их сентиментальность иногда бывает очень забавной. - Но я не хочу этого. – Вдруг твердо и воинствующе воскликнул Сиэль. – Ни слова больше о подобной глупости! Рицка, - брови ее взмылись в мольбе, - не уходи! Останься здесь, в своем доме, в правильном времени, где тебя уважают! Где ты нужна! Зачем тебе уходить? - Прости, - с искреннем сожалением тихо сказала Рицка. Конечно, она понимает, насколько нужна ему, насколько мальчик нуждается в ней, нуждается в любви, ласке и заботе. Но она не может. И от этого ей становится мерзко и ужасно, словно холодная скользкая змея сдавливает грудь и душит горло. – Как бы я этого ни хотела, я не могу. Мои желания ничего не значат по сравнению с обязанностями. И опять это гребаное напоминание. Это крест, который она должна нести до самого конца. Ведь каждому воздаться по делам его. - У тебя кто-то появился? – вдруг неожиданно говорит Сиэль, вгоняя Рицку в полнейший ступор. - В каком смысле? – не поняла она, слегка приподняв в недоумении бровь. - Ну… - замялся граф. Вот ведь, и здесь язык не поворачивается! Ну не может он представить, что Рицке, если корректно выражаться, вскружили голову, а тем более выдавить из себя… - у тебя есть… мужчина? Рицка замерла с широко распахнутыми от удивления глазами. Но вот губы ее растянулись мгновенно, и смешки не удалось сдержать. - Конечно нет, Сиэль! - открыто засмеялась она, смущая Сиэля еще сильнее. – Мужчины меня не интересуют! Я слишком умна для этого! – и вновь задорный смех. И Сиэль облегченно выдохнул. Конечно, можно достаточно двусмысленно распознать ее слова, но это же куда лучше! Верно, как вы уже знаете, Сиэль – страшный собственник, который ни в коем случае не хочет делиться и уступать. Все мужчины, которые крутятся вокруг нее на приемах, нетактично и бесцеремонно ведут себя, совершенно не понимая не то чтобы намеков, открытого текста, смотрят на нее с нездоровым блеском в глазах. Некоторых даже не смущает его присутствие и наличие Себастьяна! Правда он, зачастую в таких случаях, особо не церемонится. И, признаться честно, Сиэль иногда понимает брата Лизи. Но Лизи его невеста! Так что это вполне нормально, что Сиэль относится к ней с подобной, но умеренной страстью, в пределах приличия, конечно же. А вот Рицка… Это совершенно другое! Красивая, грациозная, умная, да еще и в том возрасте, на которой особи мужского пола слетаются как пчелы на мед! Нет! Такого Сиэль терпеть не может! Как не может терпеть и всех гнетущих мыслей о том, как смотрят на нее там, где нет Себастьяна, где она совершенно одна и без защиты, которую ей обеспечивает Сиэль! - Вот и славно, - фыркнул в подушку граф, желая побыстрее избавиться от мерзких мыслей. А сделать это можно лишь переведя тему совершенно в другое русло. - Ты хочешь завтра пойти к Гробовщику? – спрашивает Сиэль под ее кивок. Грудная клетка его опять высоко вздымается и тяжело падает. Не то, чтобы он не доверял Гробовщику… Хотя он тот еще скользкий тип! Но в конце концов он их информатор. Вот только есть в нем что-то… что-то настораживающее, что-то, что Сиэль никак не может понять. Но он точно знает одно. С ним нужно быть настороже. – Зачем тебе туда идти? - Понимаешь, - глупо усмехнулась Рицка. Что ей сказать? Ведь она и сама не знает, зачем ей идти к нему! Сослаться на сон – глупо и необоснованно. – Мне нужно с ним поговорить. Рицка и сама понимает, что прозвучало это не очень убедительно. Как и Сиэль. Но граф лишь вздохнул, крепче прижимаясь к Рицке. Препятствовать и говорить что-то против он никак не может. Ведь если Рицка так говорит, значит, на то есть действительно серьезные причины. И что-то там, глубоко внутри ему подсказывает, что это желание разговора вызвано чем-то далеким, явно не из этого времени. - Как скажешь, - смирился мальчик, чувствуя, как его тяжелые веки уже слипаются. – Только будь осторожна. Единственное, на чем я настаиваю, так это на том, чтобы с тобой поехал Себастьян. - Хорошо, - улыбнулась Рицка, целуя его в лоб. Рицка уже собиралась пожелать спокойной ночи и уйти, дать Сиэлю наконец-таки уснуть, вот только граф вновь схватил ее за руку и, смущенно отведя глаза, спросил неожиданно и так по-детски: - Побудь со мной, пока я не усну… И Рицка не смогла сдержать улыбки. Она без лишних слов прилегла на самый краешек кровати, чтобы потом тихо и незаметно оставить его, мягко притянула к себе мальчика, целуя его в макушку, укрывая теплым одеялом. И все же в голове не укладывается строгий граф Сиэль фантомхайв и нуждающийся в материнской любви и заботе тихо посапывающий мальчик, что взвалил на свои хрупкие плечи непосильную ношу. Ждать долго, пока он не уснет, Рицке не пришлось. Прошло всего несколько минут, прежде чем его тихое дыхание выровнялось, расслабилось тело, а на умиротворенном лице покоилась тихая улыбка. Дверь тихо скрипнула, заставив Рицку приподняться. Из дверного проема с тихим поклоном ее уже ждал Себастьян, поднеся тройной подсвечник к лицу так, что огонь полыхал ближе к глазам цвета старого вина. Кто знает, почему и по какой причине демон сделал именно так. Быть может, чтобы сияющие в темноте нечеловеческие глаза не испугали и не повергли в ужас девушку, как обычно бывает с непривыкшими к подобному людьми. Кинув последний взгляд на мирно спящего Сиэля, Рицка с чувством неимоверного опьяняющего спокойствия, закрыла дверь с тихим скрипом, за которой скрылась и она, и Себастьян, и тусклый свет свеч, погружая комнату в бархатную темноту. Что-то подсказывало Рицке, что завтрашний день будет совсем не так прост...