Дерево на ветру

Несколько минут — она не могла сказать точно, сколько именно — Хазан простояла в полуосвещённом коридоре, с ужасом схватившись за голову. Что же это она сейчас натворила? Зачем, потеряв рассудок, набросилась на соседа, аки маньяк, и более чем откровенно предложила себя ему? Тем более что он... Он не взял. — Какой позор, — простонала тихо, и только после этого сошла с места, на котором до этого стояла как пригвождённая. Внутри всё горело от чувства отвращения к себе. Хазан с тоской посмотрела на молчаливую сосенку. Теперь каждый взгляд на неё, каждая мысль о подарке будет напоминать о том, как Ягыз отверг назойливую соседку, оказавшуюся редкостной тупицей. — Редкостной, — повторила Хазан для пущего усвоения, — редчайшей. Ей вдруг захотелось выбежать из дома вслед за Языгом, нагнать его, где бы он ни находился, схватить за ворот пуховика и, приложив немало усилий, вытрясти признание, почему с ней так поступили. Почему человек, который не оставил её, даже когда она пыталась его оттолкнуть, который заботился, защищал, преодолевая собственную боль и закрытость Хазан, был рядом с ней несмотря ни на что, смог развернуться и уйти сейчас, когда казалось, что всё плохое осталось позади? — Не просто уйти, — ответила Хазан своим мыслям. — Сбежать. Раздался глухой стук, как будто кто-то покусился на целостность входной двери. Хазан насторожилась. А вдруг это домушники следили за домом несколько вечеров подряд, а сегодня решили-таки влезть и обчистить социального работника, как будто бы у той было что чистить? Или ворюги просто ломятся к ней наудачу? Находиться одной в тёмном коридоре стало для Хазан по-настоящему жутко. Осторожно скользя по полу, чтобы издавать как можно меньше звуков, она направилась к ящику с инструментами за каким-нибудь увесистым девайсом, однако впотьмах напоролась на чемодан, и к ящику летела уже носом вперёд. Затормозить успела лишь каким-то чудом. Чертыхаясь на всех известных ей языках мира, Хазан нащупала в ящике первое, что попалось под руку — гаечный ключ, — и, размахивая им, распахнула дверь. Пространство снаружи встретило её пасторальным спокойствием, холодом и мелкими снежинками в лицо. На улице было безлюдно, и только беглый сосед стоял на крыльце, прислонившись лбом к металлической табличке с номером дома, и кулаками лупцевал ни в чём не повинную стену. — А какого?.. — Хазан несколько секунд подбирала цензурное окончание для мысли, однако потерпела сокрушительное фиаско. Почувствовав, что у него появились зрители, горе-боксёр оставил своё увлекательное занятие и повернул голову. Хазан застыла на пороге с раскрытым ртом, крепко сжимая в руке карательное орудие. — В принципе, я заслужил, — философски изрёк Ягыз, косясь на ключ. Ей действительно захотелось огреть его по глупой башке что есть дури, но вместо этого она тихо выдохнула: — Дурак, — и развернулась, чтобы уйти в дом. И куда подевалась решимость выяснить, что вынудило соседа пуститься в бега от её африканской страсти? Столкнувшись с ним нос к носу, Хазан растеряла весь свой боевой дух, превратившись в маленького обиженного ребёнка. — Хазан! — Ягыз молниеносно схватил её за руку, удерживая, и так же молниеносно выпустил, словно обжегшись. — Ты ненавидишь меня? — Нет! — выпалила она в ответ. — Себя ненавижу! Слёзы уже вовсю подступали к глазам, голос дрожал. Хазан почувствовала, что ещё какая-то секунда наедине с соседом заставит её разрыдаться. — Не говори так! — взмолился Ягыз. — Почему? — собрав весь имеющийся в организме сарказм, поинтересовалась Хазан. — Человек, который клялся в любви, оттолкнул меня. Почему бы и не возненавидеть себя за это? В свете уличного фонаря и лампочки над крыльцом было отчётливо видно, как лицо соседа перекосило от гнева. Самые противоречивые эмоции боролись в нём, выплёскиваясь наружу обрывками слов: — Не смей!.. Никто тебя!.. Я не отталкивал!.. — А как это назвать? — Ты не понимаешь! — Это другое? — уровень сарказма в голосе Хазан превысил все допустимые пределы, своей вспышкой зашкаливая показатели соседской ярости и возмущения. — Да, другое, представь себе! — заявил Ягыз привычным тоном избалованного Шехзаде, и Хазан сразу вспомнились былые чувства и та глупая ненависть, которую она когда-то испытывала, или думала, что испытывала к соседу. — Ты даже на секунду не можешь представить себе, что я чувствую! — Зато уж ты наверняка можешь представить себе, что чувствует девушка, которую отверг — кто бы ты думал? Человек, которому она впервые в жизни решила отдать сердце! — Хазан… Внезапно Ягыз навалился на неё всем телом и прижал к дверному косяку, а её руки, в том числе и правая с зажатым в ней гаечным ключом, оказались в сильной хватке его ладоней. Сердце Хазан вяло дёрнулось в грудной клетке и осыпалось куда-то в бездонные недра живота, рассыпаясь там миллиардами бабочек. — Хазан, прости меня, — зашептал безжалостный сосед, обдавая горячим дыханием мочку её уха и открытый участок шеи, по которому незамедлительно принялась маршировать стройными рядами армия мурашек. Хазан осоловело любовалась прекрасными чертами лица Ягыза, мало вникая в то, что шептали ей его губы. — Прости, пожалуйста. Я безумно люблю тебя и так же безумно боюсь совершить ошибку и потерять… Ноги уже почти не держали её, но по какому-то недоразумению она всё ещё оставалась в вертикальном положении, зажатая между дверьми и телом соседа. Ослабевшие пальцы правой руки медленно разжались, и гаечный ключ с диким грохотом обрушился на крыльцо. Хазан вздрогнула и сильней прижалась к Ягызу. — Мимо, — хмыкнул тот и отпихнул ключ ботинком к стене. — Это какое-то заколдованное место, — пролепетала Хазан, едва шевеля и извилинами, и губами. — Снимала бы я турецкие сериалы, назвала бы свой очередной проект «Крыльцо любви». — Неплохо, — одобрил Ягыз, заключая её в широкие объятия. — Думаю, продюсеры оторвали бы тебя с руками. — Почему ты сбежал? — она подняла на него свои огромные чёрные глаза. — Потому что дурак, сама же сказала, — пожал он плечами в ответ. Хазан дёрнулась, чтобы освободиться от его хватки, но Ягыз лишь стиснул её покрепче. — Стой, не уходи. Я… Я всё объясню. — Давай зайдём в дом. — Можно? — он с недоверием уставился на соседку, а когда Хазан кивнула — нехотя разжал руки.

***

— Однажды в пылу затянувшегося юношеского максимализма я решил, что никогда не женюсь. Учёба, трудности в семье, переезд, выматывающая работа без перерывов и выходных… На этих американских горках под названием «жизнь» совсем не было места для остановки и поиска попутчицы. Да, вокруг постоянно всплывали какие-то девушки: дочери друзей отца, однокурсницы, коллеги по работе. Но все они, рано или поздно, скрывались с горизонта, и я не испытывал по этому поводу ни малейшего сожаления. Они сидели на диване в гостиной, освещённой лишь парой ароматических свечей из «Икеи», которые Хазан решила распаковать, чтобы не смущать соседа (или себя) яркими огнями люстры. Непривычно тяжёлое цветочно-фруктовое благоухание дурманило её, или же это близость Ягыза волновала до головокружения. Казалось бы, они просто разговаривали, как делали уже десятки раз, но тот вкрадчивый тон голоса, которым он открывал ей сердце, вызывал в ней невообразимую гамму чувств: от безумной эйфории до полнейшего смятения. — Так я жил, строил карьеру, ставил перед собой какие-то цели, достигал их и шёл дальше, практически полностью смирившись с одиночеством. Мне представлялось это нормальным: жить для себя, ни к кому не привязываясь и никого собой не обременяя. Мой бизнес рос, я менял машины, дома, девушек… Ненадолго задержав дыхание, Хазан пыталась убедить себя, что испытывать ревность к каким-то абстрактным «девушкам», мелькающим ярким калейдоскопом в жизни соседа невесть когда, это, мягко говоря, плохая идея, но ничего не могла с собой поделать. — Шло время, и я всё чаще задавался вопросом, куда я иду? Что ждёт меня впереди? Оставшиеся в Турции родственники поначалу вяло интересовались моими планами на жизнь, но, не получив вменяемого ответа, сдались. А я просто не знал, что им сказать. Я очень устал от этой бесконечной гонки за улучшениями и решил остановиться. Сменил машину на ту, что нравилась мне, а не была престижной для руководителя моего уровня, купил дом поменьше и попроще, но гораздо уютнее тех высокотехнологичных хором, которыми владел раньше. Как вспомню, так ужасаюсь, как я смог существовать в четырёх этажах абсолютно пустой и холодной элитной недвижимости? Затем я распродал все ненужные мне компании, решив сосредоточиться на одной, той, ради которой я изначально и полез в предпринимательство. Оставался только… Ягыз кротко посмотрел в её сторону и отвёл взгляд, рассматривая ярко-оранжевый огонь свечей. — Оставался только вопрос, кому всё это было нужно. Я оглядывался по сторонам и понимал, что постепенно становлюсь тем, кого сторонился в юности. Вечно в совещаниях и разъездах, задёрганный и хмурый, принимающий знаки внимания от женщин, ищущих кошелёк потолще. Я и превратился в тот самый кошелёк, эдакое набитое купюрами бездушное кожаное изделие, с недоверием относящееся к каждому, кто берёт его в руки. Чтобы хоть как-то изменить свою жизнь, я постарался завести себе хобби, сменить круг общения, вынырнуть из болота под названием «мой мир». Но, знаешь, меняться сложно, ой, как сложно. Даже собственного желания и усилий не всегда достаточно, но думать, что кто-то сможет помочь тебе сделать это — самая большая ошибка… — Что ты хочешь этим сказать? — Я всё ещё на распутье, Хазан. Но я пытаюсь преодолеть пережитки прошлого и стать лучшим человеком, ради себя и своего будущего. Ведь если я останусь прежним, мне просто будет не под силу сделать счастливой тебя. Если бы я тогда не ушёл, то снова стал тем самым Ягызом Эгеменом, который всё общение с девушками сводит к постели, чтобы наутро поскорее уехать на работу, лишь бы только не думать, куда может завести такая жизнь, и не анализировать свои поступки. — То есть ты, называй это как хочешь, но я буду говорить прямо — струсил, сбежал, оттолкнул меня в тот момент, когда я нуждалась в тебе, только потому, что нарисовал в голове себя идеального и решил следовать этой картинке? — Хазан… Я понимаю, как это выглядит… — Боюсь, не понимаешь! — она резко поднялась с дивана, стараясь глубоко дышать, чтобы унять бешено колотящееся сердце. — Ты не оставил меня у особняка, не бросил в родительском доме, ты всегда был рядом, чтобы… Чтобы что, Ягыз? Он понуро опустил голову: — Я испугался. Просто испугался того, что может последовать за… этим. Хазан непроизвольно вскинула одну бровь. — Вот как, — вырвалось у неё. Ягыз тотчас поднял обжигающий пламенем, потемневший взгляд. — Именно так. И, раз уж зашла речь, скажи, разве я не имею права на свои опасения? Хазан уставилась на него во все глаза: — Что? — Ты ясно дала понять, что отношений у тебя не было, — он поднялся, возвысившись над ней на целую голову. — Во всех смыслах, верно? Она продолжала молча таращиться на него, даже в полумраке отмечая то, как сильно заалели его уши. Приняв её молчание за положительный ответ, он, немного запинаясь, продолжил: — Ну а у меня… не было отношений с теми, у кого не было отношений. И тоже во всех смыслах. И я просто не знаю, что делать с невинной девушкой… — на этих словах глаза Хазан полезли из орбит. — Нет-нет, то есть, я знаю! Проклятье!.. Он вновь плюхнулся на диван, обхватил голову руками, словно пытаясь укрыться от изумлённого взгляда карих глаз. Хазан осторожно присела рядом. Казалось, Ягыз собрался освоить технику впадения в анабиоз, чтобы проснуться лет так через «дцать», когда все его проблемы решатся сами собой. — Ягыз, — тихонько позвала Хазан, но он не отозвался. — Ягыз. Она осторожно прикоснулась к его руке и попыталась убрать её. Ягыз только сильнее сжал ладони, защищаясь от настойчивой соседки. — Ну, Ягыз! — Хазан начала терять терпение. — Посмотри на меня, пожалуйста. Он наконец сдался и повернул к ней голову, одарив страдальческим и одновременно настороженным взглядом. — Может быть, ты меня не хочешь? — поинтересовалась она самым невинным из всех возможных голосов. Его лицо красноречиво взорвалось от возмущения и смущения. Краснея и отводя глаза, он принялся бормотать: — Поверь мне, с этим нет никаких проблем. Мне чуть ли не пришлось лезть в сугроб после нашего последнего… контакта. Чтобы остыть. — Значит, проблема не в этом? — Хазан придвинулась ближе, соприкасаясь своим бедром с его. Ягыз попытался отстраниться, но коварное сиденье дивана, продавленное под тяжестью их тел, не давало этого сделать. — Н-нет… — неуверенно выдавил Ягыз. — Хазан, что ты делаешь? — Ничего, — она провела ладонью по его щеке, затем по губам, обводя их по контуру пальцем. — Абсолютно ничего. Он и глазом не успел моргнуть, как Хазан забралась на него, обхватив бёдра коленями. — Просто, понимаешь, иногда девушке важно почувствовать себя любимой, — не обращая внимания на вмиг перекосившееся лицо соседа, она поёрзала на месте, словно хотела устроиться поудобнее, — желанной… Ягыз издал странный скулящий звук. Его тело отозвалось мгновенно, и Хазан ощутила, как твердеет плоть, заключённая под ширинкой джинсов. — Важно получить немного тепла и ласки, — она наклонилась вперёд, собственнически впиваясь поцелуем в губы Ягыза, — немного понимания… Он сдался под этим напором, растаял, расслабился, обмяк почти весь, не считая напряжённого члена, изнывающего под её задницей. Хазан неторопливо двигалась, потираясь о торс соседа, не отрывая своих губ от его, скользя руками по плечам и груди. Ягыз будто утратил всякую связь с реальностью. Закрыв глаза, он полностью покорился безумному и нежному натиску Хазан, отдав ей в полное владение своё тело и разум. — Но если ты говоришь, что пока не готов, — она вдруг остановилась и внимательно посмотрела ему в лицо. — Что? — Ягыз беспомощно захлопал ресницами, пытаясь вникнуть в то, что она говорила. — То я пойму. Давай немного подождём, — Хазан состроила простодушное личико. — Подождём? — от удивления и резкого перепада градуса их соприкосновений сосед вообще перестал что-либо понимать. — Кого подождём? Зачем? — Ну, не знаю, — она совершенно по-хулигански пожала плечами, словно и вправду не знала, кого и зачем им надо ждать. — У тебя ведь был какой-то план относительно наших отношений? — Был… — растерянно выговорил Ягыз. — И какой же? Свидания? Рестораны? Парки? Скверы? Театры? — Ещё кино и цветы, — то, как наивно он сознался, почти растрогало Хазан, но она решила быть непреклонной. — Как мило! Я уверена, это растопило бы сердце каждой невинной девушки! Что уж говорить обо мне… — Хазан, ты смеёшься надо мной? Она едва не прыснула от смеха: — Нет, с чего ты взял? — Да я просто уверен в этом! Это такое наказание? — Брось! Ты преувеличиваешь, — Хазан ловко спрыгнула с его паха, оставляя соседа в полном смятении и замешательстве. — Мы ведь и раньше целовались, что такого? — Да, но… — Ягыз застонал и откинул голову на спинку. — Если тебе нужен сугроб, за дверью этого добра навалом, — хихикнула Хазан и скрылась за дверью своей спальни.