Отпуска нет на войне

Все идет не так с самого начала, Шерлок это видит, хуже того — он чувствует. Джон сам не свой, он совершает массу лишних движений, он то и дело облизывает губы и держится скованно, без присущей ему плавной уверенности. Пока он идет от моста до первой арки, Шерлок почти не дышит и не двигается с места, напряженным взглядом впиваясь в монитор. Ощущение катастрофы наваливается и давит, заставляя сердце пропускать удары. Он не дойдет, думает Шерлок. Сегодня он не дойдет даже до второй арки. Почему? Внесенные изменения были рациональны и гармонично накладывались на базовую конструкцию. Дисбаланса функций не было, ошибок не было, так почему же Джон на полигоне выглядит таким… вырванным из привычной среды? Из-за того, что случилось с ними ночью? Не может быть. Нет. Шерлок еще раз скрупулезно вспоминает мельчайшие детали их утреннего общения. Джон был очень ласков, но молчалив. Он не пожелал вступать ни в какие разговоры, и вместо этого они просто в очередной раз занялись сексом. Это было против правил, во всех инструкциях КЭО предписывалось за сутки до полигона совершать не более одного полового акта, но Шерлок не мог удержаться. Джон, по всей видимости, тоже. На самом деле Шерлоку бы стоило обдумать и проанализировать полученный новый опыт, потому что, если честно, он до сих пор находился в смятении. Но то, что происходит сейчас с Джоном, безмерно важней, потому что — Шерлок знает это — тому сейчас очень плохо. Плохо, страшно, потерянно, а Шерлоку страшно и больно от мысли, что это происходит по его вине. Вызов звенит, когда Джон уже вошел в первую арку. Шерлок его игнорирует, но один из операторов, высокий и светловолосый, с лычками сержанта, голосом зовет его к своему монитору. Неохотно Шерлок все-таки подходит. На экране — испуганное лицо, мужчина, человек, генномодифицирован по инженерному типу. Мужчина облегченно выдыхает, видя Шерлока, и принимается тараторить: — Пришел приказ отменить сегодняшний полигон для ДУ#сн-136! Срочно отмените полигон для ДУ#сн-136! — В чем дело? — резко интересуется Шерлок, напрягаясь. Лаборант, растерянно оглядываясь на кого-то, не попадающего в поле зрения монитора, бормочет: — Этой ночью, два батальона на Рогнеде-10… Все погибли, двое из серии ДУ#кп… У нас нет резервной копии для ДУ#сн… Это были последние, понимаете? Все наработки по ДУ#сн, остался только ДУ#сн-136 с этим профилем сознания… Еще на первых сбивчивых словах лаборанта Шерлок закрывает глаза. Вот в чем дело. Джон и правда вырван из привычной среды, он не чувствует поддержки односерийников, к которой привык, он растерян и испуган, он один, впервые за столько времени совсем один… И может погибнуть навсегда. — Кретины, — рычит он, наклоняясь к монитору. — Безголовые бездари! Какого черта вы не сделали копию! Какого черта вы отправляете на испытания модель, все односерийники которой находятся в зоне боевых действий?! Какого черта вы не почесались раньше, вы в курсе расписания полигонов! Пошел вон от монитора, где твой идиотский начальник?! Побледневшего лаборанта выносит с экрана, и на мониторе возникает пожилой и тоже изрядно напуганный человек, мужчина, генномодифицирован по визуально-логическому типу. — Остановите полигон, я требую! — почти кричит он высоким голосом, этот голос дрожит от самого неподдельного ужаса, и на Шерлока накатывает волна звенящей пустоты. — Кретин, — говорит он без выражения и отворачивается от монитора. — Тупой кретин. Джон уже вошел в арку. Пока она не отработает, я ничего не могу сделать. Я совсем ничего не могу сделать. Человек что-то говорит, быстро, горячо, кажется, даже кричит и угрожает, но Шерлок уже у монитора, на который транслируется изображение из первой арки. Киберы зажали Джона в каменном мешке — с одной стороны стена, с двух других — невысокий вал. Он сидит на корточках, отстреливаясь от неторопливо перебирающих паучьими ногами киберов, и Шерлок четко понимает, что Джон обречен. Из мешка ему не выбраться, а если и произойдет чудо, то до конца арки осталось еще пять ловушек посерьезней. Киберы абсолютно автономны, с пульта операторской не управляются. Бомбовые гнезда, автоматические пушки, гравитационные аномалии — арка замкнута сама на себя по условиям любых испытаний, механизмов влияния даже не предусмотрено… На этой мысли Шерлок делает шаг вперед и буквально вытряхивает ведущего оператора из кресла, в мгновение ока занимает его место и упирается затылком в текучую волну подголовника, погружает пальцы в контактную пластину. И где-то там, в недрах полигона, под метровым слоем выжженного песка и камней оживают роботы-строители. Медлительные неуклюжие черепашки, днем спящие в подземных норах, по ночам они выбираются на поверхность и наводят порядок: ровняют, чистят, ломают недоломанное или строят заново. Разумеется, они тоже автоматизированы. Вот только они, в отличие от полигонных киберов, могут получить программу в любой момент, и в любой же момент они начнут эту программу выполнять. На самом деле Шерлок не так уж хорош в программировании строителей, он никогда сам не составлял ландшафт-заданий, его делом было только описать алгоритм поведения на полигоне, примерно раскидав препятствия и промаркировав их по уровню сложности и коэффициентам. Но сейчас он уверен, что будет дольше объяснять оператору, что от него требуется, чем поймет принцип работы роботов и сделает это сам. Главное — не думать о том, что в любую секунду Джон может погибнуть, и это будет последняя смерть. Навсегда. Шерлок на секунду зажмуривается, а потом стальные плиты полигона с лязгом разъезжаются прямо под самым крупным скопищем киберов, и несколько штук, беспорядочно стреляя во все стороны, валятся в черную пропасть вместе с песком и камнями. Оставшиеся разбегаются от ширящейся пропасти, но оттуда уже лезут упорные и деловитые черепахи. Киберы их обстреливают, то группируясь, то разбегаясь, моментально находя слабые точки, и это очень плохо, потому что строительные роботы ничем не защищены. Черепахи глохнут, горят, уткнувшись тупыми носами в песок, а за ними прут новые и новые, тяжело перекатываются через своих поверженных товарищей и идут вперед, давят легких киберов укладочными гусеницами. Шерлок даже увлекается, его захватывает азарт этой неторопливой битвы, и только пронзительный сигнал тревоги выбрасывает его из мира виртуального боя в мир реальной смерти, где сердце обрывается, а спина и грудь мгновенно покрываются холодным потом. Джон еще жив, он только ранен, видимо, во время всей этой вакханалии попытался выбраться из укрытия и получил выстрел в спину от недодавленного кибера. — Я не хочу, чтобы он умирал, — бормочет себе под нос Шерлок на пути в медицинский блок. — Я не хочу, чтобы он умирал, — говорит он лейтенанту Хупер, и та покорно отступает, оставляя его с окровавленным и изломанным телом. — Я не хочу, чтобы ты умирал, понятно? — шепчет он, хирургический дроид все так же перегревается, но Шерлок этого почти не замечает. — Живи, — приказывает он, вынимая из пробитого легкого осколки лопатки. — Нет, ты никуда от меня не денешься, — смеется он, сшивая сосуд за сосудом, волокно за волокном. Шерлок прекрасно понимает, что жизни Джона уже ничего не угрожает, и сейчас, когда основные повреждения локализованы, его можно просто положить в регенерирующий кокон, который за несколько суток сам справится с остальными проблемами. Но он не может остановиться. Кровь шипит на жалах дроида, слоистый пластик залатывает бреши в кости, ошметья легкого возвращаются в свою первоначальную форму, сожженные кожа и мышцы заменяются форм-гелем, который на глазах темнеет, обретает необходимую структуру и плотность. Это немножко безумно, но Шерлок считает, что Джон заслужил следы войны на своем теле. Шерлок считает, что есть что-то чудовищно неверное в том, чтобы жить с сознанием, искалеченным ста тридцатью пятью смертями, и выглядеть при этом гладкокожим неуязвимым парнем. В конце концов, Джон — человек, теперь уж точно. Теперь, когда все кардинальным образом изменится. Когда все заканчивается, Джон отправляется в реанимационный бокс, а Шерлок — в операторскую. Там уже никого нет, время обеда, и это очень хорошо, потому что в операторской установлен единственный достаточно мощный терминал виртуальной среды на Базе, который подойдет для того, что Шерлок задумал. Ему уже не восемь лет, и задача перед ним стоит не такая уж сложная, так что он рассчитывает уложиться в обеденный перерыв. Ошибкой было то, что они пытались заставить искусственный мозг сформировать личность. Дурацкий подход, очень в духе вообще всей современной генетики. Клону не нужна личность. Солдату она противопоказана. Блокируя всем моделям подряд свободу волеизъявления, эти горе-конструкторы зачем-то упорно пытались вырастить то, что этой свободой обладает по умолчанию. Впрочем, попытки создания искусственной личности закончились двадцать лет назад, когда Шерлок потерял своего телохранителя. С тех пор к этой теме не возвращались, и он даже подозревал, почему, и от этих подозрений его мутило гневом. Палевые лепестки виртуальной конструкторской среды обвивают его коконом, расплываются зыбким туманом и собираются в плотные, яростно вращающиеся жгуты… Ровно час понадобился Шерлоку. В тот момент, когда двери операторской разъезжаются и внутрь вваливаются сытые работники, он уже упаковывает готовый результат в инфосбор, а еще через пять минут заходит в медицинский блок. Джон еще спит после операции. Он выглядит совсем одиноким и потерянным на белых простынях, бледный, со сжатым в тонкую полоску ртом. Шерлок наклоняется и трогает губами влажный лоб, целует в скулу. А потом идет к маленькому терминалу бокса и включает его, выводя режим видеосвязи. — Добрый день, дорогой братец, — говорит он, когда на мониторе появляется лицо Майкрофта. — Добрый день, — сдержанно отвечает тот, тревожно хмуря рыжеватые брови, но Шерлок без лишних слов вставляет инфосбор в слот терминала и запускает передачу данных. — Кажется, ты очень тонко намекал на это, — говорит Шерлок, и сдерживаемый гнев клокочет под ключицами, грозясь вырваться наружу. Майкрофт хмурится еще сильней, его опущенные глаза бегают, а рот постепенно принимает форму буквы «О». — О, — говорит он наконец и снова смотрит Шерлоку в лицо. — Я рад, что ты в конце концов решил заняться этим делом. С момента прошлого прорыва в этом секторе генетических разработок царило дилетантство и неразбериха. Теперь с этим покончено, я очень рад. — Теперь покончено со всем нелепым идиотизмом, что ты устроил, дорогой брат! — рявкает Шерлок, не выдерживая. — Только тебе могла прийти в голову эта гениальная идея: делать из людей биороботов для своей паршивой, никому не нужной войны! — Еще месяц назад эта идея так тебя не возмущала, — тонко усмехается Майкрофт и тут же спохватывается, видя выражение лица Шерлока. — У меня не было выхода, — мягко говорит он. — Мы не могли позволить себе и дальше истощать ресурсы собственного населения… — Мы могли просто выйти из войны! Кого волнует, что происходит за сотни световых лет от Бриттани? Тебе мало внутренних проблем? Разобрался бы лучше с Авалоном, чем лезть в чужие склоки! Майкрофт вздыхает и печально улыбается, качая головой. — Ты прирожденный Главный Конструктор, — говорит он наконец с сожалением. — Ты гениальный генетик, Шерлок. Но ты ничего не понимаешь в политике. Извини, но это не та сфера, в которой я стану прислушиваться к твоему мнению. Шерлок медленно выдыхает и откидывается на спинку кресла. — Мне плевать, — говорит он устало. — Я подаю в отставку. — Не глупи, Шерлок, ты не можешь подать в отставку. Ты создан для своей должности. Мы не можем позволить себе еще тридцать лет выращивать нового Главного Конструктора. Это твоя должность, и в свое время ты ее займешь… — Нет, — перебивает его Шерлок. — Я подаю в отставку с поста генетика-испытателя Базы. Я возвращаюсь в Камелот. База будет закрыта в течение ближайшей недели. Все действующие модели будут возвращены с мест службы на Бриттани в течение... Сам придумай срок, это твоя «сфера». Он кривится и продолжает, не давая вставить ни слова. — Институт в течение этой же недели получит окончательно доработанную схему искусственного сознания. Месяц ее будут тестировать на существующих моделях. Новые солдаты выпускаться все это время не будут. Через пять недель в серию пойдут новые образцы. Ты заменишь биороботами всех людей, Майкрофт. — Они не люди, Шерлок. — Ты заменишь всех. До одного. — Ну и куда мы денем около трех миллионов новых жителей с подавленной свободой воли, не умеющих ничего, кроме как воевать? Это смешно... — Твои проблемы. Организуй реабилитационные центры. Отправь осваивать Южный. — Шерлок, ты не понимаешь… — И не собираюсь ничего понимать, Майкрофт. Если тебе нужен Главный Конструктор, то ты получил его. Я вступаю в должность. За это ты выполняешь мои требования. Майкрофт молчит, глядя на Шерлока со странным выражением лица. — А что будет с Джоном? — спрашивает он негромко. — Ты подумал, каково ему будет лишиться всего, что составляло его жизнь? — Поверь мне, я подумал обо всем. — Шерлок, ты уверен? Он не поблагодарит тебя, когда очнется. — Я больше не позволю ему умирать, — рычит Шерлок. — Он сам выбрал такую жизнь… И тут Шерлок срывается. — Он выбрал смерть! А я выбираю — жизнь! Больше ни один человек не погибнет на войне, даже если ему очень захочется! Это говорю я, Майкрофт! Это я так решил! И передай мамуле, что я в состоянии справиться с последствиями! — Не забывайся, Шерлок… — Он прав, милый, — доносится издалека голос Королевы. — В конце концов, когда-нибудь ему все равно пришлось бы взять на себя ответственность. — Он еще слишком мал… — Он никогда не повзрослеет, если ты будешь продолжать его опекать. На мониторе появляется лицо мамы — немного грустное, бесконечно доброе. Она улыбается, и от улыбки ее глаза сияют. — Шерлок, дорогой, — говорит она так ласково, что горло сжимается. — Поступай так, как считаешь нужным. Просто помни, что от твоих ошибок теперь будешь страдать не только ты. — Да, — выдавливает из себя Шерлок. Ребра ходят ходуном, а дыхание срывается, как после долгой пробежки. — И возвращайся скорей в Камелот. Разумеется, вместе с Джоном Уотсоном. — Да, — говорит Шерлок и отключает связь. Падает в кресло, зажмуривая глаза. Его колотит, и кажется, что еще чуть-чуть — и будет совсем невозможно вздохнуть. — Ничего себе, — раздается из-за спины хрипловатый голос. Шерлок открывает глаза и видит склонившееся над ним лицо Джона. — Значит, ты меня все-таки вытащил, — неловко говорит тот, и Шерлок сглатывает. — Я так понимаю, мою серию больше выпускать не будут? — Никакие серии больше выпускать не будут, — бесцветно говорит Шерлок. — До тех пор, пока не внедрят систему искусственного сознания. — Его же не существует. — Уже существует. — О, — Джон боком присаживается на край стола, внимательно разглядывая Шерлока. — Выходит, ты — Главный Конструктор? Шерлок борется с желанием закрыть глаза и через силу выдавливает: — Проблемы? Джон усмехается. Трет глаза здоровой рукой. Его левое плечо и часть груди плотно закованы в пенный фиксатор. — Ты только что перевернул историю, Шерлок, я уж не говорю о том, что ты перевернул мою жизнь. А еще ты спас меня от смерти. И лишил работы. И оказался не просто королевским офицером, что уже само по себе было немного чересчур, а еще и сыном Королевы, и Главным Конструктором. И я теперь, черт возьми, понятия не имею, что со всем этим делать дальше. Так что да, у меня проблемы. Еще какие. — Я знаю, что ты будешь делать дальше, — напряженным голосом говорит Шерлок. — Ты поедешь со мной в Камелот. Я покажу тебе, как город изменился за двадцать лет. Я отведу тебя в парк «Глория Скотт», там есть пиратский остров на озере, а в бухте стоит на приколе настоящий деревянный мачтовый корабль со Старой Земли. Мы будем ходить по старым улицам, а ты будешь удивляться на каждом шагу, видя выглядывающие из-за привычных домов новые здания. Я буду строить новые модели, а ты станешь работать в центре реабилитации бывших солдат. Я буду показывать тебе каждый день, каково это — жить, а ты каждый день станешь рассказывать им, что больше не нужно умирать. Когда ты увидишь, как они радуются, а они будут радоваться, потому что они понятия не имели, на что шли, подписывая договор и получая свои несчастные тысячу кредитов, и теперь будут счастливы избавиться от необходимости воевать до скончания веков… Когда ты увидишь, как они радуются, может быть, ты сумеешь меня простить. Джон молчит. Молчит и смотрит на Шерлока устало. И наконец вздыхает. — Мне не за что тебя прощать. Я благодарен. Даже не за то, что ты меня спас, хотя это, конечно, было очень кстати… Шерлок смотрит на него вопросительно, с тянущим ожиданием в груди, и Джон кивает. — Впервые за двадцать лет я почувствовал себя человеком. Я оказался один. Этот гул в голове, даже когда нас оставалось всего двое или трое. Было ощущение принадлежности. Я был не один. Я был одним из улья. Это так просто — расслабиться и выполнять приказы. Это почти эйфория. — Этой ночью ты остался один. — Именно так. И только оставшись один, я вспомнил, каково это — быть человеком. Мне впервые было страшно. Мне не на кого было положиться. За моей спиной больше никто не стоял. — Я стоял за твоей спиной. — Да. Спасибо тебе. Но я не поеду с тобой в Камелот, извини. Шерлок чувствует, как внутри что-то больно и гулко обрывается, и закрывает глаза. — Почему. — Потому что это слишком большое искушение для меня сейчас — иметь тебя за своей спиной, Шерлок. Ты дал мне возможность вернуть себя. Я не могу от нее отказаться. — Понятно. — Но когда я буду готов, я приеду. Если ты еще будешь хотеть меня видеть. — Когда. — Не знаю. Послушай, ты не представляешь, как мне хочется… как мне хочется взять тебя за руку и отвести в твою комнату, уложить в кровать и повторить все… все еще много-много раз. — Не получится. Ты ранен. — Именно, Шерлок. Я чертовски серьезно ранен. И если я сейчас сделаю то, чего мне хочется больше всего, я могу никогда не поправиться. — Я понимаю. — Нет, ты не понимаешь. Тебе сейчас больно, ужасно жжет в груди и на глаза наворачиваются слезы, — Джон тянет носом воздух и пытается улыбнуться. — Тебе хочется кричать и приказывать, но ты держишь себя в руках из последних сил. Я немножко слышу тебя, Шерлок. Совсем чуть-чуть. Уж не знаю, откуда взялся этот эффект… — Опять проецируешь. Джон мотает головой и тяжело поднимается. — Извини. Прости меня. Он идет к выходу из бокса, медленно, прихрамывая, а Шерлок смотрит ему вслед и не может оторваться. — Обещай, что вернешься, — говорит он, когда перед Джоном раздвигаются двери. — Я постараюсь, — отвечает Джон, не оборачиваясь, а потом белые створки бесшумно сдвигаются за его спиной.

Конец первой части.