Моя любовь к истории

      Так проходили дни и недели. Я привык к дополнительным занятиям, у меня начали оставаться силы для подготовки к экзаменам и даже немного на видеоигры. Алексей Юрьевич читал мне лекции, я слушал, потом пересказывал. Мы с ним немного сблизились. В один день он даже рассказал о том, что когда-то преподавал в школе в Англии. Этого факта не знает никто, кроме директора. Оказалось, историк не так прост как кажется. После лекции мы уже не просто расходились по домам. Мы начали общаться. Иногда я задавал дополнительные вопросы, иногда вредничал и спрашивал такие вещи, как: «как Вы могли выбрать такую профессию?» или «почему Вы не остались преподавать английским детям, а предпочли захудалую русскую школу?». Он отвечал с долей шутки. В любом случае мы как-то неожиданно начали понимать друг друга. Лекции проходили незаметно, меня хвалили.       Что что-то не так, я понял только тогда, когда вместо того, чтобы пойти с Максом в боулинг, я предпочел остаться дома и почитать статью, которую мне посоветовал историк. Самое страшное — мне действительно понравилось! У меня появилась какая-то глупая потребность угодить ему. Его улыбка, когда я веду с ним спор или же выдаю факты из прочитанной ранее литературы, как медом по сердцу. Я корил себя за такое поведение. Каждый раз напоминал, что все это мне в наказание за непереименованный файл, по ошибке отправленный ему. Но все это уже совсем перестало походить на наказание. Мы часто обсуждали то или иное событие или факт. Спорили и смеялись оттого, что все время ушло на разговор, а не на лекцию. Но он вроде и не возражал. Само собой, Макс заметил то, как мы тепло общаемся с учителем. — Вы что, корешами заделались? — спросил он после того, как Алексей Юрьевич, проходя мимо в коридоре, подмигнул мне. — Типа того, — пожимаю плечами. — Это странно, чувак. Дружить с учителем, конечно, выгодно, но… — Я не дружу с ним! И вообще не преследую никаких целей. Макс скептически посмотрел на меня, подняв рыжую густую бровь, но промолчал.       Возможно, все оттого, что я рос без отца? Но на меня повлиял дед. Твердой мужской рукой был именно он, так что это не то. С Максом точно не поговоришь об адронном коллайдере или о пирамидах на Марсе. А с историком можно обсудить буквально все. Тем более наши лекции и дискуссии ничем не заменишь. О Боже, кажется, я начинаю любить этот предмет. Никогда бы не подумал.       На уроках он уже не зацикливался на том, как бы меня подловить и задать вопрос покаверзнее. Больше всего меня удивила собственная реакция на то, что учителю попытался нагрубить Ник с последней парты — известный хам. Я заткнул его на полуслове, и весь класс повернулся в мою сторону с выпученными глазами. С тех пор меня дразнили и подкалывали как могли. Я тоже молодец — так среагировать на типичное поведение Ника. — Что будешь сегодня делать после своих дополнительных? — спросил Макс. Мы стояли под лестницей и грызли чипсы во время большой перемены. — Домой, учить. На конопатом лице отразилось недоверие и раздражение. — Слушай, что этот историк сделал с моим Димой, а? — Я не твой и ничего он со мной не делал, — скривился я. — Еще как сделал. Когда это тебя так интересовала история? И вообще, мы с тобой уже пару месяцев толком никуда не ходим. Давай сегодня ко мне, посмотрим Железного человека. Идея казалась заманчивой и я действительно стал меньше развлекаться, а все из-за Алексея Юрьевича. Что-то он все же со мной сделал. Мне не хотелось его разочаровывать ни в чем. Каким-то неведомым образом его одобрение стало для меня важнее всего того, что интересовало до близкого с ним знакомства. Даже учителя заметили во мне изменения, и я сам слышал, как историка хвалили и ставили в пример. Говорили, что он умеет мотивировать. А чем же тогда мотивировали меня? Сначала я просто боялся, что он меня завалит из-за того случая с докладом. А сейчас, когда по истории в журнале у меня стоит твердая четверка, я серьезно озаботился всем, что происходит. — Хорошо, я приду, — согласился я, решив сегодня расслабиться и отвлечься от неясных расплывчатых мыслей. Слишком много места занял историк в моей голове, вытеснив игры, друга и даже порно. Кстати, надо бы сегодня ночью устроить себе сеанс. — Аллилуйя! — вознес к небу руки Максим.       Давно заметил, что иду на занятия к историку с рвением. Не скажу, что сейчас история стала для меня важнее, чем была до этого. Да, у меня выходит пересказывать прочитанное, делать выводы и анализировать события. Он очень доходчиво все объясняет. А я все время разглядываю, во что он одет. Сегодня это серый пиджак с укороченными брюками, обнажающими веселые носки в елочку, клетчатая рубашка, как всегда застегнутая под самое горло. Волосы уложены назад матовым гелем, неизменные очки на переносице, игривый взгляд и белозубая улыбка. Ну не должны учителя быть такими привлекательными. Меня это сбивает с толку. Я не могу воспринимать его серьезно, только как друга или наставника, но никак не строгим учителем такого скучного предмета как история. — Привет, Дмитрий, сегодня мы в сто пятом, здесь почему-то прохладней, чем в других кабинетах, но только он сейчас свободен.       Я, ёжась, угукаю и кидаю рюкзак на первую парту. Мы всегда с ним на близком расстоянии. Я все время чувствую его парфюм, и мне совершенно некуда деться от его испытывающего взгляда: ни расслабиться, ни отвлечься. Скорее всего, именно из-за этого мне удается сосредотачиваться и не упускать деталей. — Что-то ты грустный, случилось чего? — спрашивает, пристально всматриваясь в глаза. — Просто устал. — У школьников столько энергии, я не верю, что можно так устать от пяти уроков, — усмехается, облокачиваясь сзади о парту и сверля меня взглядом. — Я старше остальных на целый год, так что энергии у меня меньше, — пытаюсь пошутить я, а заодно выдаю факт, о котором обычно помалкиваю в иных ситуациях. Но историк лишь усмехается. — Я в курсе, что в седьмом классе ты оставался на второй год, — выдает он, — но это не повод считать себя стариком или умудренным опытом.       Я на это молчу. Он не собирается спрашивать меня о причинах того, почему я оставался на второй год. На самом деле, после смерти отца мама впала в депрессию, и я несколько месяцев не мог оставить ее одну, чтобы не остаться еще и без второго родителя. Школу я, естественно, забросил.       Когда с горем пополам возобновил учебу, понял, что не успею нагнать пройденный материал до экзаменов и, естественно, завалил все. История не самая радужная, но преподаватели в курсе, значит, и он знает. — Сегодня мы с тобой остановимся на февральской революции. Это будет на экзамене.       Я обратился в слух, приготовив тетрадь для некоторых заметок и начал следить за его мимикой во время повествования. Снова и как всегда. Мне нравилось, как движутся его губы такой необычной формы — верхняя изогнута сильно, словно два крутых холмика, а нижняя тонкая, все время влажная, потому что он часто ее облизывает. Залипнув на ней я и не заметил, как слова начали проходить мимо ушей, а сознание унеслось в неведомые дали. Вот мы с историком бредем по парку, он кладет ладонь мне на плечо, как делает это каждый раз, когда прощается или же очень увлечен рассказом. Это прикосновение отзывается во мне волной мурашек неизвестного происхождения. Макс тоже часто контактирует со мной, но его прикосновения не вызывают подобной реакции. Почему? Я совсем запутался и ничего не понимаю! — Ты какой-то задумчивый сегодня, — прервался Алексей Юрьевич, — не влюбился случаем? — глаза хитро сужены, вопрос как говорится не в бровь, а в глаз. — Нет, — краснею я до самых кончиков ушей. — В твоем возрасте я только о девушках и думал, — усмехается, поправляя очки. Этот его жест я вижу очень часто, и мне он нравится от чего-то. — А сейчас? — решаюсь задать наглый вопрос я. — Эм… — и снова мой любимый жест. — Сейчас у меня банально нет времени думать о таких вещах, ведь я проверяю ваши доклады, пишу программы для уроков, а еще занимаюсь кое с кем в то время, когда мог бы отдыхать.       Почему он все время меня смущает? Я не нашелся, что ответить, и возникла неловкая пауза, во время которой он испытывающее на меня смотрел, но не услышав ответа, начал читать лекцию. Не удалось сдержать вздох облегчения. ***  — Эта часть лучше предыдущей, — констатировал Макс, после просмотра фильма.       Мы потушили в его комнате свет и запаслись печеньем и газировкой. На заработанные за лето деньги он купил плазму себе в комнату, так что мы довольно-таки часто играем с ним в приставку или же устраиваем киносеансы. Мне всегда нравилось такое времяпрепровождение. От мысли, что после поступления, такие посиделки сойдут на нет, становилось грустно. — Как дела у историка? — внезапно заданный вопрос заставил меня стушеваться. Будто спросили о чем-то очень личном. Но я одернул себя. — Нормально, все так же, — раздраженно отмахнулся я. В последнее время Макс от меня не отстает со своими вопросами о наших занятиях по истории. — Неужели ты такой тупой, что пары месяцев дополнительных занятий недостаточно? — гикнул он, откидываясь на спинку дивана и забивая рот печеньем. — Не знаю, мы вроде как достигли взаимопонимания. Да и я подтянул предмет. — Тогда что он от тебя хочет? Конечно, бесплатные занятия — это хорошо, сейчас никто так не делает, всем лишь бы бабки содрать с людей. Но ты же не собираешься поступать на исторический. — Ой, да какая разница, мне не в напряг, отстань, — отмахнулся я, закрывая тему.       Я и сам не знал ответа на этот вопрос, а когда задумывался, в голове возникала такая каша, что легче плыть по течению и не анализировать.       Распрощавшись до завтра с другом, я вышел в холодный ноябрьский двор, окруженный многоэтажными домами. В окнах горели желтые и синие огни, в воздухе пахло снегом, который по прогнозу должен выпасть не сегодня так завтра. Мне до своего подъезда идти всего десять минут. Кутаясь в ветровку не спешу домой, прогулочным шагом бреду вдоль вереницы припаркованных машин, детских площадок, разбитых фонарей и покосившихся скамеек. В голове пусто, отрывочно витают в мыслях фрагменты просмотренного фильма, иногда проскальзывают туда тонкие пальцы историка и его серые глаза в оправе очков. Он старше меня на четырнадцать лет. Испытываю ли я к нему то, что испытывают к старшим братьям? Что-то такое есть, но это не все. Стал ли он моим кумиром? Да, мне нравится как он одевается, разговаривает и ведет урок. Но я скорее обращаю внимание на разные мелочи, которые учеников обычно не волнуют. Жесты, мимика, запах, настроение — ловлю любые перемены в нем. Мне, определенно, нравятся дополнительные занятия. Он открывает во мне скрытый потенциал — стоит это признать.       Дома никого. Мама на ночной смене. Она работает медсестрой и, чтобы больше заработать, берет только это время, поэтому мы с ней можем нормально поговорить только в выходные.       Сажусь за ноутбук и направляю курсор на игру, как вспоминаю сегодняшнее обещание самому себе. Давно не смотрел порно. Захожу в группы, где полно видео с пометкой «восемнадцать плюс» и пытаюсь выбрать. Никогда особо не заморачивался, обычно хватало первых двух минут чтобы возбудиться от стонов актрисы и последующих трех, чтобы кончить, даже не вглядываясь в их действия, а только снимая накопившееся напряжение. Коротко стриженная брюнетка с татуировкой на спине и высокий мускулистый парень с длинной челкой и почему-то в очках. «Ролевые игры» — гласил раздел, а название видео: «Непослушная ученица». Стало любопытно. Очки в черной оправе отчего-то напомнили историка.       Как обычно — тюбик крема для рук, салфетки и полотенце на бедрах на всякий случай. Комнату освещает лишь свет от экрана, яркость на среднюю, весь звук вливается в уши через наушники. Стоны, хлюпы, шлепки влажных тел. Девушка наигранно кончает уже в третий раз только за первые десять минут видео, а мужчина основательно ее жарит во все отверстия, не забывая ложбинку между сжатой в руках грудью. Я пока не на пределе, лениво вожу по члену, представляю, что это мои руки сейчас резко разворачивают от себя девушку, с силой давят на спину так, чтобы та выставила на показ широко разведенные ягодицы, блестящие в свете искусственного профессионального света. Камера берет крупным планом сокращающийся розовый сфинктер, затем мужчину в профиль и то, как он смотрит на все это с легкой предвкушающей улыбкой. И тогда я невольно замираю, сжимая член, к которому кровь прилила с такой быстротой, что пришлось сильнее стиснуть пальцы вокруг, чтобы не кончить тут же. Алексей Юрьевич сейчас с экрана моего ноутбука собирается отыметь татуированную деву сзади. Точно такая же улыбка и нос и, черт возьми, скулы похожи. Быстро тянусь, чтобы закрыть браузер ко всем чертям, но рука замирает вместе с его протяжным стоном оттого, что возбужденная плоть проходит в узкое колечко мышц сфинктера. Он закусывает губу, и я все. Кончаю, сжимая член в ладони и чувствую как сперма выплескивается довольно-таки высоко из-за пережатых мышц, как она попадает на экран, где сейчас крупным планом показали лицо порноактера и сердце пропускает удар. Выпускаю наконец задержанный воздух из легких, быстро привожу в порядок себя, запачканные вещи, выключаю все и зарываюсь с головой в одеяло. Увиденного не развидеть. Но не это убивает, а то, что я представил в голове. Что там делал историк? «Я кончил на историка», — пронеслось в голове. Сердце все не унималось — нормальный сон мне не светит. Эти мысли если не убьют меня сегодня ночью, то точно сведут с ума. «Я ведь не из этих, нет?» — спрашиваю сам у себя. «Мне вовсе не нравятся мужчины. Я ведь и в бассейн ходил, видел их там голыми, но совершенно ничего не чувствовал. А что же сейчас?» — я откинул одеяло с головы, так как кончился воздух. «Нет-нет-нет. Я просто слишком много общаюсь с ним и думаю тоже… много», — с силой качаю головой из стороны в сторону в надежде отогнать все мысли. Но они и не думают отступать. «С ума сойти, я кончил, представляя Алексея Юрьевича — нашего историка, с которым я занимаюсь дополнительными занятиями», — почему-то хотелось как можно более точно осознать произошедшее и не то чтобы это способствовало успокоению, наоборот. «Как мне теперь ему в глаза смотреть?» — это было последней связной мыслью перед тем, как все начало повторяться снова и снова: кончил на историка — мне нравятся мужчины? — что же делать? И пока за окном не забрезжил рассвет, впуская в комнату размытые дымкой облаков серо-желтые лучи солнца, мысли всё крутились в моей голове.