Моя любовь к истории

      Как зашел в квартиру, вспомнил, что нужно еще перед друзьями оправдать такой внезапный уход. «Извиняй, Макс! Живот прихватило. Алексей Юрьевич отвез меня домой, так что все хорошо!» Накидал короткое сообщение. Но я знаю, что друга такое объяснение не устроит. Но это уже не важно. На самом деле, ничего сейчас не важно, кроме того, что произошло в машине учителя. Все закончилось хорошо.       Но эйфория смылась с меня вместе с водой, когда я принимал душ. Крылатые пони споткнулись и скатились по мерцающей радуге в лужу реальности. Историк прав — нам нельзя показывать наши отношения. Мы мало того что живем в очень гомофобной стране, да еще имеем приличную разницу в возрасте. И я вообще молчу о том, что отношения учитель-ученик неприемлемы по всем фронтам. Слишком много препятствий. Даже после окончания не факт, что у нас что-нибудь получится. Мама ждет от единственного сына осознанных взрослых решений, а еще внуков в будущем. Но я никогда не хотел делать то, что от меня ожидают: упорство и желание построить в жизни свой путь не давали мне идти на поводу даже у собственной матери. Люди такое называют элементарным упрямством и юношеским максимализмом, но черт с ними, с людьми, главное — не обращать на них внимание. «Ну неужели! Господин соизволил оправдываться! Тебе лучше?» Максим ответил на мое сообщение. «Да, уже все нормально. Дальше развлекайтесь без меня! Завтра увидимся» Сдобрил сообщение «смайлами». Надеюсь, не переборщил. «Не сомневайся. Пока ты там дристаешь, Саша вовсю мочит зомби, а Кирилл флиртует с девками рядом со «сладкой лавкой». И я твою куртку взял, завтра в школе верну!»  — Вот и славно!       Я разлегся в кровати морской звездой. В животе все равно порхали бабочки. Вот, оказывается, каково это.       Снова не выйдет заснуть. Хоть и чувствуется нервное истощение. Слишком много эмоций за один день. Черт возьми, почему я запал на взрослого мужчину? Что со мной не так? Никогда не отличался жаждой экспериментов. Но если мне взаправду так нужно его присутствие в своей жизни, если оно для меня как глоток свежего воздуха, как можно из-за предрассудков лишать себя этого?       Накинулся на него как какой-нибудь подросток. Щеки с ушами загорели при мысли, что я не сдержался и полез к нему на колени. Если после этого он подумает, что я всего лишь дите неразумное, то будет прав. Проблема в том, что я слишком долго об этом думал, слишком долго этого желал. А получив — накинулся словно дикий зверь. Но он ответил мне! Я чувствовал его возбуждение. Боже, стыдно-то как. «А если я не против?» — я действительно сказал это?!       Зарываюсь под одеяло и укрываюсь с головой. Какой же придурок. Мне вот-вот стукнет восемнадцать, а веду себя так, словно затащить учителя в постель — это все, о чем могу думать. Это он во всем виноват. Это историк вытащил все это из меня. Так что пусть берет на себя ответственность. Мне теперь сложно сосредоточиться на экзаменах и зубрежке, в голове его лицо и бархатный голос. Если он хотя бы иногда сможет удовлетворять мою потребность в нем (причем дополнительных уроков и разговоров уже явно мало), то, думаю, я смогу сосредоточиться на учебе.       Мне все же удалось заснуть, и спал я как убитый, судя по тому, что будильник оказался громким и пугающим гудком с парохода на розовой реке, уходящей в закат розового солнца. Кажется, с борта мне махал плюшевой лапой огромный розовый кролик. — Что за дичь… *** — Ну что там? — у входа в класс меня встретил друг с озабоченным лицом. — Тебе лучше? Его просто так не обманешь. Это же как должно человеку поплохеть, чтобы он сорвался с места посреди сеанса кино, да еще и не вернулся потом? Я тоже хорош — нужно было написать ему сразу же, как вышел из торгового центра.  — Нормально все, — отмахиваюсь, садясь на свое место, — спасибо, мамочка, что так печешься обо мне.       Я состроил миленькую рожицу и надул губки. Меня огрели по затылку и обозвали придурком. Но все, кажется, прошло хорошо. Так, первое испытание пройдено, теперь на очереди второе — урок истории. Звонок должен прозвенеть через пять минут. Волнения нет, просто хочется убедиться, что все это не было фантазией или сном. Мозгом я понимаю, что вчера произошло, но я за ночь поостыл, и теперь необходимо обновить воспоминания. — Макс. — М? — А к чему снятся розовые кролики, машущие тебе лапой на пароходе, уплывающем по розовой реке в закат? — Че… — его глаза округлились, а губы скривились в недоумении.       Но он не успел мне ответить, так как послышался звонок. Историк зашел уверенной походкой, скинул на стол неизменную папку и занял свое обычное положение — облокотился об учительский стол. — Садитесь-садитесь. Что же, сегодня у нас наиинтереснейшая тема: «Карибский кризис». Кто знает, что это вообще за зверь такой?       Все как обычно: резво, живо, интересно и занимательно. Я рад, что у него хорошее настроение и что ничего, казалось бы, не изменилось в его поведении.       Вот только прошло уже полчаса урока, а он лишь скользнул по мне взглядом. А когда я поднял руку чтобы ответить, то он выслушал меня и, похвалил — посадил обратно. Но ничего… Ничего при этом не выразив глазами, как это делал обычно, все точно так же, как и с другими учениками. Может, я себе все выдумал? Сверлю его взглядом, но мне так и не удалось поймать хотя бы намек на внимание к своей персоне или же особое отношение, как было до этого. Напрягает. Как же это напрягает. — Все свободны.       Я хотел задержаться, чтобы спросить его о дополнительных занятиях, а еще: «Какого черта сейчас было?!», но он меня опередил, при всех выкрикнув, перебивая шум болтовни, что сегодня мы занимаемся в сто двадцатом кабинете. И даже тогда он смотрел не на меня, а в журнал.       Максим вытащил меня из этого кабинета под предлогом, что хочет по-быстрому сгонять в туалет перед следующим уроком. Вопрос «а причем тут я?» он проигнорировал. И почему мы, как девки, вечно таскаемся в туалеты парой, ей богу, смешно. Я очень надеялся, что его нетипичное поведение на уроке мне только показалось. Чего же я ожидал? Что он подмигнет мне или губу прикусит, мол, «я все помню»? «Не будь наивным! Он же говорил, что в школе нельзя палиться. Значит, все нормально!» — успокаивал я себя.       К концу последнего урока мне удалось полностью раскрутить и послать далеко все то, что я себе накрутил за первый урок. Самоубеждение — великая вещь. Поэтому я в приподнятом настроении шел к сто двадцатому кабинету — в самый конец коридора. — Я пришел! Алексей… — на моем месте сидит какая-то девушка, кажется, из параллели, и он ей уже вовсю что-то рассказывает, — Юрьевич. — О, Дмитрий. Я позвал тебя сегодня чтобы сказать, что наши дополнительные занятия тебе больше ни к чему, — говорит как ни в чем не бывало, без всякого выражения на идеальном лице, кроме вежливости. — Ты нагнал программу и хорошо подтянулся по истории. Молодец! — Везет, а мне еще черте сколько заниматься… — пробубнила девушка, оглядывая меня с ног до головы. — А… Алексей Юрьевич, можно вас на пару слов в коридор? Сказать, что я был в шоке — ничего не сказать. — Хм. Ну пошли.       Я вышел вперед него и за долю секунды попытался привести нервы в порядок, да не вышло. — Почему?! — прошептал я возмущенно, как только дверь в класс закрылась и мы остались в пустом коридоре. — Что «почему»? — просто спросил он, сложив руки на груди и подперев стену.       Сегодня клетчатый жилет с перламутровыми пуговицами соблазнительно обтянул тонкую талию. Хотелось притянуть его вплотную к себе и целовать до изнеможения. Заметив мой плотоядный взгляд, он расплел руки и отошел на шаг, берясь за ручку двери. — Вчера… там, у моего дома мы… Мне закрывают ладонью рот и громко произносят: — Не за что. В этом не только моя заслуга, Дима. Надеюсь, ты продолжишь в том же духе. Удачи. Зыркает на меня, говоря «заткнись», и заходит обратно в класс.       Вот те на, приехали. Розовый плюшевый кролик удалялся в закат на пароходе, маша своей большой плюшевой лапой, а я остался на берегу совсем один. Я его не так понял вчера? А может, он передумал из-за моей выходки с последним поцелуем? А что, если все это одно сплошное недоразумение? — Ха… ха.       Хотелось скатиться спиной по стенке и распластаться по истоптанному линолеуму, как это делают герои фильмов, когда в шоке или когда им разбивают сердце. Являясь одним из числа представителей последних, мне еще хочется побиться кулаками об стену, покричать, порыдать и вдобавок напиться. Полный набор стандартных мелодрамных клише. Но решение, которое я в итоге принял, наверное, было чертовски взрослым и одновременно детским. Взрослым — потому что решил не оставлять все как есть, а выяснить у него лично, почему он так себя сегодня ведет. А детским — потому что решил в туалете подсидеть до окончания дополнительных занятий и, дождавшись, когда девушка выйдет, ворваться в класс, застав его врасплох.       Мне уже все равно как выглядит то или иное мое действие, главное — к какому результату оно приведет. Мне важен любой исход, но маяться весь вечер и последующие несколько дней перед уроком истории в неизвестности я не намерен. Почему после всего, что случилось, он делает вид, будто я обычный ученик? Нет, я не прошу особого отношения у всех на виду, но хотя бы прежнее. Неужели он не понимает, что мучает меня этим?! — Чего застрял? — кряхтит уборщица пробираясь шваброй в кабинку, где я засел в ожидании. — Живот болит. — Так домой надо идти, а не прибавлять мне тут работы!       Перепалка с уборщицей немного меня отвлекла. Поэтому, как только она вышла, я посмотрел на часы и кинулся к нужному классу.       Как раз застал идущую по коридору блондинку — его новую ученицу. Она посмотрела на меня, но ничего не сказала. А я тем временем ворвался в кабинет и чуть было не столкнулся с собиравшимся было выходить учителем. Папка выпала из его рук, на пол повалились документы. В панике нагнулся, чтобы все это собрать и понял, что тот все еще стоит. Поднял снизу на него глаза. — А я уж думал, что не догадаешься, — сказал он, поправляя очки. — Что? — Подождать окончания занятий, чтобы поговорить, — пожимает плечами.       Я, не веря в происходящее, все же собрал разбросанные бумаги в папку и положил ее на парту. — Вчера я… Меня остановили жестом. — Никто в школе не должен даже мысли допустить, что нас связывает что-то большее, чем отношения учитель-ученик. Раньше я слышал шутки на этот счет от твоих одноклассников, но мне было все равно, потому что между нами ничего не было… Теперь уж я решил прервать его речь: — Значит, сейчас есть? Он с недоумением уставился на меня, словно я спросил то, что настолько очевидно. — Ты издеваешься надо мной? — Я? Это же вы сегодня вели себя как… как… — Как должен вести себя учитель? — он упер руки в бока и подошел ко мне вплотную. Я потонул в его запахе. — Я же тебе русским языком пытаюсь объяснить, что в школе нам нужно быть осторожными.       Меня отпустило. Я закрыл лицо ладонями со стыда. Какой же я идиот! Бог дал мне бракованные мозги, а еще ориентацию подменил по ходу дела. — Эй, ты чего? — мне попытались разжать руки. Но я сопротивлялся, потому что весь покраснел. — Да посмотри ты на меня!       С силой, но мое лицо открывают свету и удивленно рассматривают. Потом белозубая улыбка появляется на родном лице и он смеется, прижимая меня к себе. — Горе ты мое луковое.       Я обхватываю его руками и крепко сжимаю, зарываясь в вырез жилета. Сильная грудь вздымается и опадает в такт дыханию. Я успокаиваюсь полностью и отстраняюсь, чтобы извиниться. — Нам повезло, что сюда никто не вошел. Но знай, так я рискую в первый и в последний раз, пока ты тут учишься, — подняв указательный палец, серьезно пояснил он. Я обреченно вздохнул и пожал плечами. — Хорошо. Я понимаю — всем будет несладко, если это станет явным. Но… — Но? — изогнул бровь и снова упер руки в бока учитель. — Может, хотя бы телефонами обменяемся? — с надеждой прошу.       Он вздыхает и задумчиво меня оглядывает. Видимо, эта идея ему не нравится. А может, он думает, что я начну доставать его бесконечными звонками и смс по типу: «Я скучаю, Зай» или же «Доброе утро, как спалось?». Я мысленно поморщился подобным выражениям любви у парочек пубертатного возраста. Поэтому решил уточнить: — Алексей Юрьевич, я так понимаю, мы теперь будем себя вести даже более официально друг с другом, чем было раньше? — Правильно думаешь, — кивнул он. — Тогда мне просто необходим ваш номер, чтобы я мог хотя бы слышать ваш голос в неофициальной обстановке, — начал пояснять я, — всего-навсего пара звонков в неделю, чтобы спросить, как прошел день. Казалось, что мои доводы на него действуют, потому что учитель расслабился и улыбнулся самую малость — уголком губ. — Ладно, думаю, это вполне разумно.       Внутри меня с грандиозными хлопками и визжанием взрывались красочные фейерверки. Но внешне я оставался совершенно спокойным. Мы обменялись номерами, и я уже был готов выскочить из класса, но остановился, обратившись к нему: — Раз это первый и последний раз, то я просто обязан сделать кое-что. — Ты это о ч…       Я целую его быстро, проходясь поверхностно языком по губам и отстраняясь со смачным чмоканьем. Он в шоке, а я доволен. — До связи, Алексей Юрьевич! — подмигиваю и ускользаю за дверь, оставив его в недоумении.       Один-один! И заставил же он меня сегодня поволноваться. Обидно, конечно, что я лишаюсь единственного шанса побыть с ним наедине. Но он ведь ничего не говорил об отношениях вне школы, да? А что мне мешает напроситься к нему домой? Вроде бы ничего. Потому что черта с два я полгода буду дрочить темными ночами на его светлый образ, не имея возможности даже нормально поговорить или же прикоснуться.