***
— Убей, — говорит Третий, кивая на кролика, что забавно дёргает влажным носиком. — Когда у тебя будут задания в других странах, придётся чем-то питаться. Одними ягодами сыт не будешь. У Сасори, только что закончившего Академию, сжимается сердце. — Ты должен понимать: это не кролик. Это материал, сырьё, продукт. Это твоя пища. Твой шанс не погибнуть от истощения. Сасори не уверен, что хочет есть мясо. Господи, да почему нельзя прожить на одних фруктах, ягодах и боевых пилюлях? Он согласен носить с собой свитки с пищей, благо, бабушка научила его фуиндзюцу, согласен даже не есть пару дней, но убивать… убивать, чтобы набить нутро, он не хочет. — А если я выберу голодную смерть? Он знает ответ наперёд — у шиноби не бывает выбора. — Ниндзя может считаться хорошим только в том случае, если он выполняет беспрекословно требования своего командира. Ты хочешь быть плохим ниндзя? Жизнь такая дрянь. Людские иерархии — дрянь. — Чем дальше ты продвигаешься по службе, тем больше у тебя возможностей. Неправда. Чем твой статус выше, тем сильнее у тебя связаны руки. И если оружие — шиноби — можно не винить в убийстве, как и кунаи да сюрикены, то в ответ за отнятые жизни становятся те, кто этим оружием размахивает. — Убей его, Сасори. Это приказ. Разница только в том, что сейчас ему отдают приказы вышестоящие. Если он станет джоунином, Каге или даймё, он продолжит убивать, но с помощью других рук. Или будет совершать необходимые меры сам. Сасори задерживает дыхание и закрывает глаза, когда кунай в его кулаке резко опускается вниз.***
— Убей, — говорит Третий, кивая на пленённого ребёнка. Где-то Сасори уже видел знак, что вышит у него на одежде. Кажется, какой-то из кланов Конохи. Пленник поднимает на них пронзительные серые глаза, и внутри всё сжимается. Это девочка. Пяти лет, не больше. Сасори мысленно оценивает по-детски невинную красоту, с которой ярко констатирует стальной прямой взгляд. Он согласен брать в плен, изучать техники контроля сознания, стирать память, но убивать… убивать он готов взрослых. Не невинных детей. Руки уже не дрожат. — Но, Казекаге-сама, — дрожит голос. — Она же… Совсем дитя. — Она наш враг, — с нажимом говорит Третий. Сасори не уверен, что хочет быть человеком, который называет детей врагами. Хоть и прекрасно знает — каждый ребёнок из чужого селения, на одежде которого вышита клановая символика, в будущем может стать опасным и сильным противником. — Я хочу убить её с помощью марионетки, — глухо произносит Сасори. Чтобы не чувствовать жар её крови на своих руках. — Нет, — твёрдо отвечает Третий. Он хочет, чтобы Сасори испачкался её кровью. Хочет, чтобы его ученик ощутил, как жизнь покидает маленькое тельце. — Сасори, — зовёт Казекаге. Нет, постойте, позвольте угадать самому: это приказ? Сасори поджимает губы, отточенным движением всаживает кунай в яремную вену и чувствует, что вместе с девочкой что-то болезненно истекает кровью и в нём, внутри.***
— Убей, — самому себе говорит Сасори, глядя в испуганные янтарные глаза Третьего. Страх в них плескается вместе с удивлением. У него не дрожат руки, не дрожит голос. — Он будет главным козырем в твоей коллекции. Он станет её венцом. Сасори уверен, что сильнее марионетки не будет. Третий Казекаге станет лучшей куклой, уж он постарается на славу. В точности передаст цвет его кожи и глаз, облачит его тело в любимую накидку, тысячу раз перепроверит каждый сантиметр, каждую деталь. Потому что Третий Казекаге должен быть настоящим совершенством. — Что ты сделал с собой? — спрашивает он, смотря на искусственное тело своего бывшего ученика. — Оружие, — просто отвечает Сасори. — И вы им станете, сенсей. Вы материал, сырьё, продукт. Мой шанс не погибнуть от творческого истощения. Третий Казекаге обещал защищать его. Обещал в тот самый день, когда маленький Сасори спросил, почему его родители погибли. — У вас нет выбора. При жизни своё обещание он выполнял худо. Но Сасори готов его простить и начать всё с чистого листа: Третий будет его защищать, когда они оба станут полноценными марионетками. — Умирайте, — с лёгкой ухмылкой говорит Сасори. — Это приказ. Тело Казекаге парализует яд, он больше не может двигаться и говорить. Когда-то Сасори думал, что гибель Третьего расстроит его, но сейчас… сейчас он не чувствует ничего. Он столько раз убивал по приказу этого человека, что внутри ничего не осталось. Нет, Сасори обманывает себя. Что-то он чувствует. Превосходство. Удовлетворение. Спокойствие. Казекаге отличается не только своими уникальными способностями и мощью, но и тем, как много он значит для Сасори. Третий станет не просто боевой марионеткой — он станет памятью о возникновении силы и рождении пустоты в душе мальчика Красного Песка. Сенсей ещё дышит, надо же. Упрям, как и все жители пустыни, привыкшие сражаться за жизнь в тяжёлых условиях. Сасори немигающим взглядом стеклянных глаз смотрит на Третьего и без капли сомнения всаживает ему в сердце кунай.