Идея с кукольным телом появилась спонтанно, и первое время Сасори относился к ней как к недосягаемой мечте: призрачной и едва осязаемой. Но время шло, его навыки совершенствовались, а кропотливые эксперименты приносили щедрые плоды. И в тот самый момент, когда он сделал первую в истории кукловодов человеческую марионетку, он доказал самому себе, что ничего невозможного не бывает.
Жгучий азарт захватил с головой. Быть может, когда-нибудь у Сасори получится и из себя сделать куклу? Собственное тело превратить в идеальный инструмент, которому не будет страшно время?
Сасори экспериментировал на бездомных и пленных, но переместить их сознание в марионетку никак не получалось. В конечном итоге, единственный успешный результат прожил не более десяти минут, а затем скончался в новом теле.
Именно тогда Сасори предположил, что многое может зависеть от контроля чакры и от здоровья. Значит, ему были необходимы крепкие и сильные люди. Но эгоистичное любопытство взяло верх надо всем, и потому Сасори первым делом захотел узнать больше о самом себе. Может, у него и вовсе не было шансов запечатлеть себя в вечности?
Как бы то ни было, он должен был узнать о своей родословной и, по возможности, найти историю болезней своих родственников. С последним, к его облегчению, проблем не было: за здоровьем шиноби всегда велись тщательные наблюдения. Группа крови, хронические или генетические заболевания, полученные травмы во время миссий — за всем ирьёнины следили и не забывали оставлять записи. Немного хитрости, терпения и техник манипулирования сознания, и Сасори сумел не только проникнуть в архив, но и без проблем отыскать записи о своей семье.
Руки его замерли над коробкой, в которой хранились доказательства того, что люди, которых Сасори никогда не видел, существовали. В груди ворошились странные чувства, и одно из них, кажется, было… волнением?
Он покачал головой, как будто отмахиваясь от ненужных мыслей, и — почти — уверенно раскрыл коробку, дотронулся до первого узкого свитка. Сасори некоторое время смотрел на него так, словно впервые видел нечто подобное. Неужели внутри — частица того, с кем он кровью был связан?
Не отрывая взгляда от свитка, он ощутил необъяснимую, почти фантомную теплоту.
Нет-нет, Сасори, возьми себя в руки, это всего лишь история болезней давно погибшего человека. Это просто записи. Не выдумывай.
Резко выдохнув, он без тени сомнения и без внезапного порыва сентиментальности развернул свиток. Затем ещё один. И ещё, и ещё…
Его интересовало всё, что было связано с неврологией, сердцем и сосудами, и какие-то важные сведения он записывал в свою тетрадь. Ему необходимо было знать, что могло достаться ему по наследству. Но как бы он ни пытался навязать себе мысли, что это лишь бумага с болезнями, ему смутно казалось, что все эти разложенные рядом с ним свитки — призраки его родственников. Призраки людей, которых он мог бы назвать семьёй.
Бороться со своими ощущениями он перестал в тот момент, когда прочитал на одном свитке знакомое имя. Сердце пропустило удар, пока глаза впивались в иероглифы, а пальцы сжимали плотную бумагу.
Имя его матери.
Сасори, сглотнув вязкую слюну, аккуратно отложил свиток в сторону. Он пока не был готов его раскрывать. Потом, в самую последнюю очередь, придёт время мамы.
У всех родственников с её стороны в записях царил идеальный порядок, и когда Сасори убрал все истории болезней обратно в небольшую коробку и поставил её на место, он решил, что сегодняшним вечером познакомится ещё и с родственниками по линии отца. С фантомной семьёй матери он мысленно пообщался, узнавая их группу крови, имена и всматриваясь в лица — к некоторым историям болезни были прикреплены фотографии. Обычные коренные жители Сунагакуре, неплохие, но ничем не выдающиеся шиноби, создававшие семьи с гражданскими. Примерно того же Сасори ожидал увидеть в записях другой семьи, со стороны отца, ну, разве что немного поспособнее должны были быть эти родственники — как-никак, Чиё-баа — ирьёнин и кукловод, а это уже немало.
Каково же было удивление Сасори, когда он обнаружил только… три свитка. Отец, родители бабушки и двоюродного дедушки. И всё. Возможно, конечно, что их родители были сиротами, или эпоха Скрытых деревень только зарождалась и они были первыми шиноби в их роду. Но где тогда информация о муже Чиё-баа?
Сасори нахмурился. Она говорила, что он погиб на войне ещё до рождения её сына, но почему же данных о нём нет? Может, он был из другого селения? Или гражданским? Но почему тогда бабушка всегда так неохотно говорила о нём?
Быстро просмотрев историю дальних родственников, Сасори выписал необходимую информацию и затем убрал всё на место. Пора было уходить. Захватив с собой свитки с именами родителей, он бесшумно покинул стены архива.
***
Немного хитрости и упорства, и вот он, проникнув в больницу, смотрел на фотографию бабушки, прикреплённую к её истории болезней. Нетерпеливо он пролистал до записей о беременности и шикнул, увидев пометку о том, что информация об отце ребёнка засекречена и находится в закрытой секции.
Сасори ухмыльнулся и, убрав всё на свои места, отправился к себе в мастерскую.
С трепетом и осторожностью, при свете широких свечей он развернул свиток, на котором значилось имя его отца. Кончики пальцев мягко скользнули по его фотографии, и по телу пробежала дрожь. Сасори внимательно вчитывался в каждое слово.
Дойдя до конца записей и проигнорировав последнюю строчку о причине смерти, он отложил свиток и прикрыл глаза. Он вспоминал всё, что ему рассказывала бабушка о собственном сыне, и постепенно все сведения собирались в одну неясную картинку. С быстро бьющимся сердцем Сасори анализировал.
У отца, как и у него самого, был большой запас чакры.
Оба уже в юности показали невероятное мастерство в области фуиндзюцу, и оба удивительно редко болели. Бабушка порой с сокрушением шептала, что если бы не преждевременная гибель на фронте, её сын прожил бы долгую-долгую жизнь, потому что… фраза её обычно обрывалась, и губы начинали дрожать.
Сасори скользнул взглядом по фотографии отца. Только у них двоих во всей Суне были алые волосы.
Информация о муже Чиё-баа была засекречена. Неужели из-за того, что он принадлежал к другому клану? К другой деревне?
Дыхание Сасори перехватило.
***
— Чиё-баа-сама? — позвал он в один неспокойный вечер, когда за окном свистела песчаная буря.
Бабушка кивнула внуку, но не оторвала взгляда от шкатулки со множеством отделений. Чиё никак не могла найти шурупчик нужного ей размера. Деревянная, потрепанная битвой рука марионетки лежала на её коленях.
— Мы бесклановые? — спросил Сасори.
Глаза Чиё на долю секунды стали шире, а лицо побледнело. Но быстро она взяла себя в руки.
— Ты лет с шести перестал задавать вопросы и ответы на всё находил сам, — снисходительно произнесла она и слабо улыбнулась. — Не сомневаюсь, что и этот случай не исключение.
Сасори некоторое время молчал, собираясь с мыслями. Вероятность того, что он ошибался, крайне мала, но всё же она была. И он мог оказаться в глупой ситуации. Сасори буквально слышал скрипучий смех бабушки, когда она услышит его теорию.
— Чиё-баа-сама, я — Узумаки?
Движения бабушки стали медленными, почти неохотными. Кончиком пальца она перебирала шурупы в шкатулке, и стук их маленьких металлических тел друг о друга вместе со свистом бури заполнял комнату.
Сасори терпеливо ждал.
Чиё перестала возиться с содержимым шкатулки, тяжело вздохнула и посмотрела на внука с невыразимой тоской во взгляде.
— У нас наконец появился перерыв, война на некоторое время остановилась. Почему ты не хочешь подружиться с ребятами и…
— Чиё-баа-сама, — перебил её Сасори, не в состоянии больше ждать. — Просто ответь, пожалуйста, я…
— Да.
У Сасори внутри — взрыв.
— Отчасти, — голос её стал глухим и ломанным. — Твой родной дед был чистокровным. Об этом знали только я и Казекаге. На то были свои причины.
Чиё опустила глаза, и Сасори понял, что больше она ничего не скажет.
Но и того, что он узнал, было даже больше, чем он смел ожидать.
