//
Чжунэ вынырнул из пучины своего состояния только тогда, когда шины тихо проскрипели на обочине у дома. Большую часть дороги его так и занимали мысли – но не оформившиеся, тяжело ворочащиеся в сознании вперемешку с целым салатом чувств, полный набор которых он так и не смог определить. Был и страх, и недоумение, и переживание, и злость – но Чжунэ не по силам было ни дать им выход, ни найти им причину, и эта поездка в такси с молчащим Чжинхваном, почти каменным весом лежавшим у него на груди под рукой, оставила его в неопределенном, неудовлетворенном состоянии. Чжунэ не любил признавать свои ошибки, но сейчас он просто не понимал, что происходит. И что все-таки, собственно, произошло? Он нахмурился, выбираясь из машины, и напоследок в очередной раз попытался прокрутить события вечера в голове и отыскать ниточку, ведущую к ответам. Безнадежно. Чжунэ расплатился с водителем и пошел было вперед, но заметил, что Чжинхван за ним не последовал. Он даже не поднимал взгляд, и сердце у Чжунэ снова упало в пятки, куда-то даже ниже непонимания и раздражения – ему было страшно и неудобно видеть хёна таким. Усилием воли он отпихнул гложущие его эмоции, и на ум пришли слова доктора в спорткомплексе: она сказала, что у Чжинхвана шок. Прошедший приступ паники. Чжунэ тогда запомнил эти слова, но они ему ничего не дали. Для него шок – это что-то обычное, мимопроходящее: например, когда в шоу на выживании, которое он смотрел каждую неделю, выбывал любимый участник. А паниковал он сам по любому поводу, будучи полным простофилей в общении с людьми и часто творя что-то странное на их взгляд, но это никогда не показывалось на его лице. И уж точно не превращало его в неспособную двигаться статую со стеклянным взглядом, которой сейчас был Чжинхван даже после долгой поездки домой. Чжунэ чувствовал, что всё намного, намного серьезнее. Но из опасения ошибиться, сделать только хуже он колебался, протягивая руку и тут же опуская её, не осмеливаясь дотронуться до Чжинхвана. Но не могли же они стоять на ветру в десяти шагах от дома всю ночь, и Чжунэ пересилил себя, обнял хёна за плечи и завёл, поддерживая, в дом. Даже через ткань плечи парня под его пальцами казались ледяными, и он ускорил шаг. Чжинхван не сказал ни слова, даже когда они зашли домой и Чжунэ суматошно скинул обувь, запутался в куртке и наконец вспомнил, что можно включить свет. От тяжелого повисшего молчания Чжунэ начал нервничать еще больше, и его руки, когда он решился помочь парню развязать шнурки на кроссовках, тряслись ничуть ни меньше, чем у самого хёна. – Чай? Кофе? – севшим голосом, прокашлялся и предложил Чжунэ, неуверенно переминаясь с ноги на ногу на пороге в комнату. Чжинхван качнул головой, самостоятельно садясь перед ним на кровать. – Ну, может... хоть поешь? Еще одно отрицательное мотание. Неловкая грузная пауза, совершенно невыносимое бездействие. Наконец Чжинхван заговорил, и Чжунэ замер, стараясь не упустить ни единого его едва слышного слова. И все равно поверить не смог своим ушам. Так вышло?! Ты виноват?! Ты не специально? Ты хоть себя слышишь, что говоришь?! Он едва подавил резко поднявшуюся в нем волну гнева – и то потому, что побоялся снова испугать Чжинхвана, который мог снова дернуться от него в сторону, сбежать в слезах. Нет, это не должно повториться. Поэтому Чжунэ выпустил пар, плюхнувшись на кровать, нахмурив брови и резко выдохнув, несогласный с его словами. Но тут же смягчился, когда Чжинхван взял его за руки – и внимательно вгляделся в подбирающего слова хёна. Повисающие в тишине фразы с трудом продирались через терновый лабиринт переполняющих сознание Чжунэ эмоций. Он не мог ни поверить услышанному, ни принять, ни сообразить, что делать. И снова недоумение, и снова переживание, и снова злость. Чжунэ готов был взвыть от того, насколько он чувствовал себя тупым за неспособность осмыслить и предвидеть панику хёна, от того, что тому столько лет пришлось жить с ужасным отцом, и Чжунэ до смерти хотелось свернуть тому голову за то, что тот посмел дотронуться до его Чжинхвана, и от того, что он сам, значит, так или иначе, спровоцировал то, что сегодня случилось. Но он молчал, не зная, как реагировать. Рассказ Чжинхвана не дал ему ответов и на вопрос о том, как быть. Чжунэ никогда не был силен в утешениях – и вряд ли он мог забрать у Чжинхвана то, что сидело в нем так глубоко и так ярко. Но если бы он мог – он бы всё отдал за это. Конечно, всё. Откоалить – как заклинание, разрушающее проклятие. Чжинхван попросил, а Чжунэ наконец знал, что делать. Он притянул к себе, заворачивая, пряча в своих объятиях скованного, кажущегося еще меньше хёна. Чжунэ старался изо всех сил его защитить – так, как он только и умеет, – хотя в этой защите уже зияла брешь неуверенности и страха снова причинить боль. Чжунэ не думал, что он недостоин находиться рядом с Чжинхваном после прошедшего. Совсем наоборот. Он рьяно поклялся – снова – уберечь его во что бы то ни стало. И если один раз не справился, Чжунэ приложит в десятки раз больше усилий. Никогда не покинет его сторону. И никогда больше не увидит этот потерянный стеклянный взгляд. Чжинхван дал ему новый шанс, и Чжунэ оправдает доверие! Но сейчас он действительно не хотел ни на секунду отпускать хёна, пускай ему всё еще было страшно сделать что-то не так. До смерти страшно. Поэтому он ограничился крепким коконом, уложив себя и хёна на смятое одеяло и закинув ногу поверх его ног. Осторожно прижался губами к его прохладному виску: не в попытке соблазнить, но в попытках успокоить. Зудящие целый вечер мысли в голове нехотя отступили, и Чжунэ почувствовал себя увереннее, в своей тарелке. Чжинхван греется в его объятиях, и хуже вечерних событий уже ничего не будет. Сейчас коала уснет, а проснувшись, придет в себя. Мы оба придём в себя, и всё останется позади. Так ведь?//
Молчание Чжунэ добивало. Чем больше он говорил, тем тяжелее было выдерживать эту немую паузу. Этот тяжёлый потемневший взгляд, по которому Чжинхван совершенно не мог понять, о чём именно тот думал в данный момент. О чем размышлял, сидя напротив, держась с ним за руки, слушая признания в его грустной истории детства, которую он не пожелал бы никому. Кажется, тонсену повезло в этом плане намного больше, и Чжинхвану оставалось только порадоваться за него, когда все эмоции вновь вернутся. Ему было неловко от такого молчания, и он не мог понять, затишье ли это перед бурей или же все обойдется, его поймут, его психологические замашки воспримут правильно и примут его таким, какой он есть. Обнимашки были чудовищно в кассу. Это было именно то, что нужно – не просто прикосновения, лёгкие и практически незаметные в таком его состоянии, а полноценные объятия, в которых можно было затеряться и спрятаться от всего остального мира. Именно такое было ощущение, когда Чжинхван уткнулся носом в чужую грудь, закрыл глаза, капюшон толстовки, который он так и не снял, как и всю толстовку, закрыл остальной обзор, и таким образом пусть остальному миру был заказан, исключение только для Чжунэ. Парень сцепил на чужой спине пальцы и наконец-то почувствовал себя в безопасности, кажется, впервые с тех самых пор, как он попал на тренировку джиу-джитсу. Он не очень понял, как именно Чжунэ успел его уложить, но был очень рад, когда оказался в горизонтальном положении. Его коалий организм был просто счастлив, что ему наконец дали возможность отдохнуть. Одну руку пришлось все же вытащить, чтобы куда более увесистый парень не отлежал ему переднюю лапку. Как только голова оказалась на чужой руке, а веки сомкнулись, Чжинхван отключился. Такой стресс только способствовал как можно более скорому отходу в мир успокаивающего сна. Он заметно расслабился, даже немного растекся в чужих объятиях, быстро превратившись в мягкую плюшевую коалу. Ему не снилось ничего, и это не могло не радовать. Ему не хотелось бы очнуться в прежнем состоянии, и этого уже точно не было бы. Разум полностью отключился, оставив тело в полной безопасности в медвежьих обнимашках Чжунэ. Что примечательно, потревоженный стрессом организм тоже вышел из-под контроля подсознания, именно поэтому Чжинхван все время провалялся совершено спокойно, в очередной раз оправдав определение в сторону себя, что чем больше он устает, тем лучше и спокойнее спит. Выходить из такого расслабленного состояния не хотелось, совершенно не хотелось, но все же биологический ритм, сформированный годами, никто не отменял, поэтому Чжинхван выжал из организма свой коалий максимум – полтора часа, а позже проснулся, немного разочарованный, что это произошло. С одной стороны, все в порядке, он всего лишь очнулся на постели с Чжунэ у него дома, в его комнате, с ним рядом, все не так уж плохо. С другой стороны, воспоминания о произошедшем вечером все ещё блуждали неприятным осадком на поверхности памяти. Тяжело вздохнув, парень потянулся до дрожи в конечностях, чувствуя, что морально он отдохнул, а вот к телу как раз пришли в гости последствия непривычной для него активной физической нагрузки, в виде достаточно приятной ноющей боли в мышцах. В общем, состояние после словленного в самый неподходящий момент триггера было вполне даже сносным. "Так, Чжунэ. Вот он, валяется, башня моя Пизанская. Рухнула всё-таки..." Почему-то в нем проснулось чувство непреодолимой нежности к собственному парню, скорее всего продиктованное его устойчивостью к чжинхвановским истерикам, совершенно неожиданными для одного и постыдными для другого. И все же вот он, Чжунэ, пережил эту чертовщину, получил объяснения, валяется рядом, как будто все в порядке, и явно по потягушкам обнаружил, что он очнулся. Но вставать, правда, Чжинхван совершенно не хотел, пусть у него и теплилось воспоминание о том, что неплохо было бы перекусить, да и хотя бы воды выпить, но слишком не хотелось шевелиться и уползать дальше мягкой кровати. Сейчас ему совершенно не было до этого дело, несмотря на всю свою бесконечную и трепетную любовь к вкусной еде. А ещё ему хотелось не думать о том, что произошло на тренировке. Забыться и не испытывать чувство вины, что он своими страхами устроил такой стресс своему тонсену. Наверное, им в первую очередь двигало чувство вины перед младшим, и именно поэтому он без лишних слов "напал" на него со сначала лёгким, почти невесомым поцелуем, приподнявшись на локте для удобства и никак не объясняя своё поведение. Зато теперь Чжунэ точно не отвлечется от него ни на телефон, в который заметно втыкал до того, как обнаружил, что хён проснулся, ни на что-либо ещё. Вряд ли Чжинхвану удастся задержаться здесь на ночь. Как-то раньше они договаривались о его приходе, младший уточнял у родителей, где те будут и как скоро вернутся домой, а сейчас все происходило слишком спонтанно, что этот срыв, что сон, отнявший столько времени, но жизненно необходимый. А это значило, что они должны хоть как-то загладить неудавшийся вечер, воспользоваться оставшимся временем, пока не вернутся родители тонсена, чтобы попрощаться друг с другом на хорошей волне, оставив чрезвычайное происшествие в чертогах памяти. Целовать пухлые губы Чжунэ – это особый вид удовольствия, достаточно редкого, что была возможность оценить его по достоинству, когда оно появлялось. Чувствовать некую власть над ним в такие моменты тоже было приятно: все же мужская гордость не могла не страдать, когда Чжинхван каждый раз чувствовал себя слабым и беззащитным. Вроде и приятно, но в то же время... Он всё же тоже мужчина, пусть и ростом не вышел. Хорошо ещё, что младший не сопротивлялся, давал спокойно себя целовать, проявлять инициативу. Одной рукой Чжинхван гладил его по волосам, изредка зарываясь в них пальцами, и чувствовал себя при этом вполне довольным жизнью, как бы это чудно ни было после пережитого опустошающего изнутри стресса. Постепенно, непредумышленно, парень начал вкладывать в этот поцелуй всего себя, им овладело проснувшееся чувство острой потребности во внимании, понимании и утешении. Все же не до конца его отпустило, хотя и ему самому порой казалось, что все это уже далеко в прошлом. Ошибся. И увлекся. Увлекся слишком сильно чужим сбившимся дыханием, сильным рукам и неудержимому теплу. Именно поэтому, когда дверь неожиданно распахнулась, Чжинхван буквально подскочил, сел на кровати и в полной растерянности уставился на вошедшего, не имея ни малейшего представления о том, как ему реагировать. Единственное, что смог выдать, это достаточно жалкое: – Директор Ку?..//
Чжинхван редко проявлял инициативу, больше уступая атакующему настрою Чжунэ. Но сейчас Чжунэ опасался сделать что-то не так, а то и снова спугнуть хёна; поэтому когда тот сам неожиданно поцеловал его, явно потянувшись за ласками, с сердца Чжунэ упал огромный камень. Расслабившись, он подставился под нежные пальцы Чжинхвана, гуляющие по волосам, и горячо обнял его, не напирая, когда тот придвинулся ближе, чуть давя на него своим не особо ощутимым весом. Зажмурился и невольно расплылся в улыбке от исследующих его губы инициативных поцелуев – на что Чжинхван недовольно фыркнул и решил показать, кто из них хён, переводя невинные касания в те, что заставляли жар распространяться по всему его телу, дыхание – прерываться, а руки – искать большего. Чжинхван целовал его, бережно гладил до умопомрачения, и Чжунэ мог только благодарить вселенную, что для выражения любви и утешения не нужны слова.//
Насвистывая простенькую мелодию себе под нос, Ку Бёнсо вставил ключ в замочную скважину и повернул его до знакомых щелчков. Рабочий день был долгим, тяжелым, и добраться наконец до дома – несказанное счастье. Сейчас бы поужинать с семьей, выпить баночку пива и лечь спать, расслабляясь уже по мере стягивания шарфа с шеи и разуваясь, размышлял Бёнсо. Вернулась ли уже Ынхве? Он окинул взглядом расставленную в коридоре обувь в поисках туфель жены. Их не было, но чья-то другая, чужая обувь привлекла его внимание. Ботинки – явно мужские, и Бёнсо мог бы подумать, что Чжунэ обзавелся новой обувью. Но его сын предпочитал носить кроссовки, которые надевал даже в офис во время своей стажировки. Был и второй вариант, менее предпочтительный, но, к сожалению, более реальный – Чжунэ опять кого-то привёл домой. Вот только... Слишком уж маленький размер: практически детские ботинки сиротливо прижались к огромным белым неряшливо расшнурованным кроссовкам Чжунэ. Школьник? Где Чжунэ мог познакомиться со школьником? И зачем привёл его в дом? Он вошел в гостиную, чтобы поздороваться с гостями, но там их не оказалось. Спустя пару секунд недоумения и подозрений Бёнсо услышал негромкий смех сына и отчётливый звук поцелуев, доносящиеся из-за закрытой двери его спальни. Обомлев, мужчина прижал руку к сердцу, унимая его после краткого момента шока. Нет, конечно, Чжунэ был однозначно своенравным в плане своих симпатий: это они с Ынхве поняли, когда однажды во время маленького семейного праздника по школьному поводу Чжунэ слишком увлекся вином и целый час, не замолкая, выбалтывал им свои расстройства по поводу всех, с кем он пытался встречаться – не забыв упомянуть, неловко вспоминать, парней, что послужило темой для еще одного часа безостановочного и иногда бессвязного монолога их эмоционального сына. После этого вечера, однако, Чжунэ наглухо упрямо отказался обсуждать что-либо личное, видимо, открывая свои мысли только с помощью вина, которое Ынхве предусмотрительно переставила в дальний шкаф. Однако тогда они с женой постарались понять сына и оказать ему поддержку, чтобы он не чувствовал себя нелюбимым. Но то, что сейчас происходило... совращение школьников Бёнсо точно не мог и не собирался принимать и понимать! Чжунэ заслуживал если не крепкой порки, то выговора, и сейчас он получит как следует. Вскипев и одновременно страшась того, во что он может вмешаться, но чувствуя свою обязанность как отца пресечь недостойное поведение сына, Бёнсо без стука распахнул дверь в его комнату, увидев ожидаемую травматизирующую картину: какой-то невысокий молодой человек в объятиях слишком интенсивно целовал его сына. Хуже того: когда от громкого звука парень подскочил, развернувшись к нему – Бёнсо искренне пожелал его бы не знать. Вот только он хорошо помнил лицо молодого, но многообещающего руководителя одного из малых отделов своей компании. Уж лучше бы это был школьник!//
Когда Чжинхван резко подскочил на нём, попытавшись сдвинуться на кровать, Чжунэ охнул от выбитого из лёгких дыхания: жест был чересчур грубым для их сегодняшнего нежного и осторожного взаимного утешения, хотя в любой другой раз Чжунэ нашел бы его весьма возбуждающим и многообещающим. Но замерший и обернувшийся куда-то к двери Чжинхван явно не планировал его этим соблазнять. – Директор Ку?.. – в его упавшем голосе звучал шок. Чжунэ побледнел, осознав, что случилось. – Ух ты, пап, привет? – Он попытался приподняться и встретить отца привычным излишне бравурным приветствием, но вскоре почувствовал повисшую в комнате паузу и задержавшего дыхание Чжинхвана в своих руках, которые всё еще неосознанно блуждали под футболкой хёна, и скатился в итоге в смущенный вопрос. – Уже...дома? Он встретился взглядом с ничего не выражающим отцом, который даже не удосужился ему кивнуть. Несколько томительных секунд, в которые Чжунэ попытался придумать шутку, которая разрядит обстановку. Не вышло. – Ку Чжунэ – за мной, – приказал необычно строгим голосом отец, и Чжунэ беспрекословно подчинился, прежде чем смог это осознать. Ссадив парня окончательно с себя и проведя ладонью по его волосам напоследок в легкомысленном жесте, чтобы дать понять хёну, что ничего особо страшного не произошло, он поднялся с кровати и двинулся следом за родителем. Отец шагнул обратно за порог спальни и повернул голову вбок. – Ким Чжинхван-щи, оставайтесь здесь. Чжунэ нахмурился, чувствуя подвох. Темпераментность Чжунэ передалась от матери, но редкие выходы отца из себя пугали его гораздо больше привычных перебранок с мамой. В такие моменты лицо родителя багровело, а взгляд становился тяжелым и осуждающим – поистине директорским. Чжунэ отвел взгляд, хотя и не перестал раздраженно вздыхать. Отец привел его на кухню, где налил себе стакан воды, выпил залпом и отставил, растягивая повисшую в воздухе тишину. Чжунэ стоял, не зная куда деть руки, и решил идти сразу в бой. От него ждали объяснений? Или отец просто был не в духе? Ну да, они увлеклись, Чжунэ не уследил за временем, чтобы отследить, когда родители придут домой, да он и не планировал сегодня приводить Чжинхвана к себе. Просто всё сегодня пошло наперекосяк. Но что с того-то? – Почему... – Можешь объяснить мне, что это за безобразие? Обманчиво ровный тон Чжунэ ненавидел больше всего, потому что никогда не мог разглядеть за ним эмоций и, соответственно, расшифровать скрытые за ним намерения. И так же он ненавидел объясняться, потому что не знал, как подобрать требуемый от него ответ, всегда выдавая нечто нелепое и непоправимое, которое он затем маскировал широкой улыбкой и громким смехом. Но сейчас это вряд ли прокатило бы. Не то чтобы это был первый раз, когда кто-то из родителей застукал его дома за не самыми невинными занятиями (именно поэтому, повзрослев, Чжунэ предварительно убеждался, что родителей дома не будет), поэтому он искренне не понимал, почему на этот раз отец решил устроить ему выговор прямо во время его встречи с Чжинхваном. И вообще, во-первых, почему он зашел в его спальню, еще и без стука?! Чжунэ прищурился и, защищаясь, парировал с вызовом: – А с каких пор тебя волнует моя личная жизнь? Мускул на лице отца дернулся, будто тот не мог поверить в услышанную от сына наглость. – С тех самых пор, когда ты решил, что тебе с рук сойдет всё, что взбредёт в голову! Ты подрываешь репутацию моей компании: сначала тем, что отказываешься становиться наследником сразу же после своей стажировки, более того, в принципе работать в ней. Я стал посмешищем для всех конкурентов! А теперь ты еще и вздумал крутить шашни за моей спиной с моими же сотрудниками! У тебя совесть вообще есть, сын? Чжунэ изумленно моргнул. Он не думал, что должность Чжинхвана вызовет какие-то проблемы со стороны его отца. Похоже, он сильно ошибался. – Я не кручу шашни с твоими сотрудниками! Это другое! – горячо воспротестовал он, всплеснув руками. – Ты каждый раз так говоришь про своих пассий, – отец мрачно окинул его взглядом. Чжунэ физически почувствовал окатившее его кипятком отцовское разочарование, но не смог ничем парировать. Чувствуя себя гораздо ничтожнее и меньше отца, хоть и возвышаясь над ним на несколько сантиметров, он угрюмо промычал нечто неразборчивое в ответ, когда тот продолжил: – А через месяц приводишь домой другую девушку...или, более того, парня. Который, к тому же, накинулся на тебя сразу, как только вы оказались в спальне! – Ты не так понял, – бессильно выплюнул самую банальную фразу, в которую в жизни никто никогда не верил, Чжунэ. Нахмурившись, он отчаянно пытался подобрать правильные слова, которые, как назло, разбегались от любой его умственной потуги. Только и получалось, что активно взмахивать руками в возмущении и досаде. Как он мог объяснить свою терзающую влюбленность в Чжинхвана, которой было уже год и которая началась далеко не с того, что он узнал о том, что тот работает в архитектурной компании отца? Как он мог описать то, что отец увидел в спальне сына: комфорт, утешение, редкую внимательность и привязанность Чжунэ к Чжинхвану, которую он никогда не испытывал раньше и которую теперь легко променял бы на место наследника в отцовском бизнесе, если бы еще раньше не осознал, что это не его путь? – Что – не так понял? Тебе 22, Ку Чжунэ, не разочаровывай меня и мать, когда ты уже повзрослеешь? Судя по тому, что я увидел, он точно не тот тип рамена предложил тебе заварить, – саркастичный голос отца звенел, колебавшись на границе между холодным отчитыванием и горячим гневом. Но произнесенные следом слова ударили по Чжунэ гораздо сильнее сказанного тона. – Честно скажи – ты ему что-то обещал? Быстрое продвижение по карьерной лестнице? – Да нет же! – изумленно и не менее яростно выпалил Чжунэ. Серьезно?! – Тогда что? – жестко оборвал его отец, выжидая ответа. Чжунэ молчал, мучительно закусив губу и бросив взгляд на прикрытую дверь в коридор. Но это ведь всё действительно было неправдой! В школе и университете да, он порядком поднадоел родителям с внезапными попытками встречаться и спать с теми, кто выказывал в нём интерес, но никогда не сближаясь, когда чувства становились серьезнее. Сейчас же он чуть ли не год никого не водил, с тех пор как заметил Чжинхвана и безответно в него влюбился. И подумать, что Чжинхван сам подкатил к нему в попытках лёгкой добычи в своей карьере – бред полный! В голове царил полный раздрай. "Я люблю его. На полном серьезе" "Если я что и обещал, то защищать его. А сейчас ты рушишь всю радость, которая только у меня есть" "Наши чувства взаимны, и это надолго. Так и знай" "Ничего это не он на меня накинулся! Мы встречаемся, хочешь ты этого или нет" "Это мой собственный путь. Я его выбрал, я выбрал Чжинхвана, и вам с мамой придется с этим смириться" Он не мог, как ни силился, произнести ни одну из этих фраз, словно на его губы наложили крепкую печать. И ненавидел себя за это. – Нет! – упрямо повторил он. Слабое слово, которое не могло выразить всё, что он хотел бы сказать, но других слов, логичных и убедительных для отца, не находилось, как Чжунэ ни старался искать их в своей гудящей от раздражения и обиды голове. Только душащие глотку вспыльчивые возмущения или смущающие признания, которые он не говорил еще даже самому Чжинхвану. Входная дверь хлопнула. Чжунэ встрепенулся, метнув взгляд назад. Все должно было быть не так! Он хотел однажды привести Чжинхвана домой – гордо представить своей семье, довольно улыбаясь от хорошего настроения и многообещающего вечера. Может быть, немного нервничая – всё-таки, впервые знакомил бы своих родителей с человеком, которого на самом деле любит. Он хотел пошутить бы за столом о том, что в их случае отцу не нужно придирчиво спрашивать, хорошая ли работа у его парня. Чжинхван бы очаровал его мать умением готовить, а Чжунэ наверняка не мог бы оторвать от него взгляда, смущенно посмеиваясь и с уверенностью отвечая невпопад на поддевающие вопросы улыбающихся и одобряющих их свидания родителей. А теперь его отец уверен, что Чжунэ – безалаберный ловелас, наплевавший на семью и бизнес, подцепивший сотрудника его архитектурной компании и не думающий вообще о последствиях для всей их семьи. А еще и то, что тот способен позволить кому-то переспать с ним, чтобы замолвить слово перед отцом-начальником! Чжунэ еще со школы силился сбросить имидж богатенького тупого сынка, встречающегося со всеми подряд, но так и не смог. Он ненавидел его всей душой, как и те осуждающие, завистливые или оценивающие взгляды от окружающих, которые его не знали – или хуже, знали только по слухам. Но услышать, что его собственные родители думают о нём то же самое? Понимать, что Чжинхван, скорее всего, тоже услышал это и сбежал? Чжунэ не выдержал. – Говоришь, я – сплошное разочарование? Каждый месяц с новой пассией?! Так может, вам с мамой и не нужен такой бездарный сын? – выпалил он слишком громко, скорее даже наорав, но он в принципе никогда не умел возмущаться тихо. Чжунэ вообще в своей жизни много чего не умел делать правильно, судя по всему. Сегодня он подвел как своего парня, так и отца. Но потерять Чжинхвана ему было страшнее всего. Вдруг он опять сбежал, рыдая? На улице темно и может произойти чёрт знает что. Чжунэ никак не мог оставить его одного. Только подумать, он буквально пару часов назад поклялся себе защищать Чжинхвана! И он обязан сделать это, даже если придется восстать против отца. – Ку Чжунэ! – предостерегающе повысил голос отец, ударив кулаком по столу, но Чжунэ мотнул головой и с вызовом вскинул подбородок, встречая сверлящий взгляд своим упрямым и непробиваемым. – Чжинхван...никогда меня ни о чем не просил! А ты дальше своего носа ничего не видишь, сразу накинулся. А я, между прочим... Я наконец-то его добился. И от своего не отступлюсь! Ясно? Сам знаешь, чьи у меня гены. Так что лелей свою компанию сколько хочешь, ей ничего не грозит! И такой ужасный наследник и сын, как я – тем более. Выпалив заметно глупое в своей обиде обвинение, Чжунэ схватил телефон, сорвал с крючка куртку, кое-как сунул ноги в кроссовки, наступив на задники, и вылетел из дома – не хлопнув дверью, но с чувством и силой саданув по железным перилам кулаком, чтобы выпустить пар. Следующее бессчетное количество времени Чжунэ бегал по улицам. Умом он, может, и понимал, что Чжинхван уже наверняка сел на метро и уехал домой, но он просто не мог перестать его искать. Так и скитался по всем окрестностям, пока не стало совсем темно и Чжунэ не осознал, что проголодался. И где ему вообще сегодня ночевать? Отец явно не хотел видеть его дома – и наверняка, уже вернувшаяся с работы более темпераментная мать, выслушавшая рассказ о случившемся, тоже. Да и сам Чжунэ не испытывал никакого желания возвращаться, когда о нём в семье думают настолько низко. Чжунэ проверил телефон. Пропущенные звонки от матери: наверняка чтобы высказаться на вершине эмоций. Какаоток он не стал проверять, и так тошно. Он попытался дозвониться Чжинхвану – идиот, надо было раньше догадаться! – но телефон отозвался только безжизненным «абонент недоступен». Чжунэ чертыхнулся и сдался. Уставший, голодный, в полном беспорядке как внешне, так и внутри, он кое-как ключом открыл дверь к себе на работу и ввалился в квеструм. Первым делом попытался утолить голод найденным в ящике напарника печеньем, но от живых воспоминаний сегодняшнего дня, начиная с их крайне неудачной попытки в джиуджитсу, рыданиями Чжинхвана и заканчивая ссорой с отцом, кусок в горло не шел, и Чжунэ швырнул смятую упаковку с недоеденным печеньем в урну, подтащил администраторское кресло от стойки к дивану в общей комнате у входа и плюхнулся на импровизированное место для ночлега. Изворочавшись в темноте от переполняющих эмоций и мыслей, он наконец заснул среди наваленных подушек, где через три часа его и нашел пришедший на утреннюю смену Юнхён.//
Кажется, впервые Чжинхван ощутил себя таким дураком. Впервые он почувствовал, что его мир рушится на части. Точнее не так, впервые он чувствовал это так сильно, что каждая клетка тела отозывалась ноющей болью. Но правда, как он мог быть настолько слепым? Как он мог быть настолько глупым, чтобы не сложить два и два в своей голове и своевременно не принять необходимые меры? То, что отец Чжунэ – его директор, он должен был понять после первой же ночёвки здесь. После первого же раза, как его парень назвал этого человека "директор". Не так много людей в Корее с фамилией Ку. Фамилия Ким встречается в тысячу раз чаще. А много ли мужчин с фамилией Ку являются директорами преуспевающих и немаленьких фирм, судя по богатству дома? Да он в тот же вечер должен был спросить Чжунэ об этом в лоб! Но нет же, он верил, что все в порядке, что если и придется встретиться с его родителями, то это не будет чем-то криминальным. Да, неловким, да, может быть, это будет скандал, но чтобы так... Архитектор всю свою сознательную жизнь старался сделать так, чтобы его работа и личная жизнь пересекались как можно меньше, чтобы не вляпываться в скандалы, чтобы это не мешало ничьей работе. А тут такое. А тут он, оказывается, готов был снова переспать с сыном собственного директора... Куда катится его жизнь? Тот наверняка сейчас решит, что они встречаются не по любви. Чжинхван – чтобы иметь выгодное положение в компании и получить ещё одно повышение, хотя не справляется и с этим... Чжунэ... Ну, наверное, просто для собственного удовольствия, и все это было бы абсолютной неправдой. Вряд ли первой мыслью его отца будет то, что они встречаются по взаимной любви. А чужие ладони, всё ещё находящиеся под одеждой Чжинхвана, явно не способствовали правильному пониманию ситуации. "Это просто ужасно". Если бы он знал все заранее... На самом деле, отказаться от отношений с Чжунэ он бы точно не смог, слишком уж качественно тот способствовал хорошему отдыху. Да, такие ситуации были примером того, как отдыхать у них не выходило совершенно, но в остальное же время... В остальное время его внутреннему маленькому ребенку нравилось тонуть в чужих объятиях, нравилось целовать чужие пухлые губы и гладить порой немного жёсткие волосы. Да черт возьми, в конце концов, даже секс с ним был хорош, хотя это и было один раз, а он, в свою очередь, впервые переспал с парнем, да ещё и внезапно оказавшись пассивом. Потерять это все? Отказаться от морального комфорта чужой болтовни и уютного поедания еды при каждом удобном случае? Это все было слишком жестоко. Чжинхван смог бы отказаться от работы, которая ему нравилась. Не уйти со скандалом, а просто перевестись по собственному желанию в другую компанию на аналогичную должность... Там, может быть, и коллектив окажется лучше, чем сейчас, где над ним не будут все время издеваться. И тогда это не было бы проблемой сейчас. Он не чувствовал бы сейчас вину перед обоими мужчинами семейства Ку, было бы неловко, немного стыдно за чужие руки в неположенных местах, как и просто за то, что их застали, как подростков... Но уж точно не было бы такого чудовищного давления не высказанных слов и предположений, не было бы этого просто невероятно тяжёлого взгляда отца Чжунэ. "Спасибо моему собственному отцу, что мне вдвойне тяжело сейчас". Мозг просто разрывался и плавился на части, как и душа, Чжинхван понятия не имел, что сказать и что сделать, и более того, ему было страшно. Сейчас, как бы он ни хотел этого, отец Чжунэ мог лишить его всего – и работы, и парня, вынудив сходить с ума в своей съемной комнате. И, наверное, у мужчины хватило бы влияния создать ему непреодолимые трудности при новом устройстве на работу. Чжинхвана правда нельзя было удивить. Если сейчас все кончится, ему придется рвать всю свою прошлую жизнь, скорее всего, возвращаться к матери и пытаться сделать хоть что-то... Слишком мрачные перспективы, о которых даже не очень хотелось думать. Чжинхван поймал взгляд Чжунэ, когда тот окончательно убрал с себя коальи лапки, но не нашёл в себе силы сказать хоть что-нибудь. Просто проводил их взглядом, пригвожденный к месту требованием остаться здесь. И только когда он начинает слышать перебранку с кухни, его отпустил столбняк. Он закрыл на пару секунд глаза и лицо ладонями, падая головой в подушку, пытаясь прийти в себя. Пролежал так непродолжительное время, а позже подскочил, поправил на себе чужую толстовку – он бы оставил ее Чжунэ, но без нее банально замёрзнет на улице, даже не доходя до метро. В голове постепенно начинал выстраиваться план действий, и это не могло его не радовать. Хоть как-то начал соображать, а не просто висеть мертвым грузом на взаимоотношениях внутри этой семьи. У него сейчас не было иного выбора, кроме как уйти. Убедить отца Чжунэ в чем-либо вряд ли представлялось возможным, и его присутствие разве что сильнее рассорило бы отца и сына, но не более того. Ничего положительного из этого точно не вышло бы. Именно поэтому он наспех привёл чужую постель в порядок, хотя с удовольствием остался бы в ней на ночь, тихо открыл дверь в комнату и крадучись прошёл по коридору, против воли слушая ссору на кухне. Кажется, он решил пройти мимо на самом интересном месте. Именно поэтому он быстро проскочил дверной проем, отошёл на шаг и замер, прислушиваясь, а потом снова закрыл лицо руками, понимая, что его снова начинает накрывать истерика. И это очень плохо, схватить подобное второй раз за день. "Я?! Ради продвижения по карьерной лестнице?! Я, видимо, хорошо так подхожу на роль проститутки, раз иного мнения и нет". К его огромному сожалению, Чжунэ не кинулся отстаивать правду, как будто вбивая последний гвоздь в крышку его гроба. Больно. Парень быстро надел на себя обувь, с трудом справляясь со шнурками, вышел за дверь, слишком сильно закрыв ее из-за нахлынувших эмоций, а не тихо, как планировал изначально. А позже бросился к метро просто бегом. Чудо ещё, что он не забыл свои вещи, с которыми ходил на тренировку. Он едва не наткнулся на турникет, бегом сбежал по эскалатору, не в силах остановиться, и забился в угол вагона, где снова попытался закрыть всего себя от окружающего мира. А ведь завтра ему идти на работу, как любому нормальному человеку, как будто и не было всего этого кошмара. Его не должно существовать для кого-то ещё, кроме него самого, особенно на работе, там и без этого более чем достаточно проблем. Чжинхван практически не спал эту ночь, бесконечно ворочаясь в постели и пытаясь хоть как-то расслабиться. Не выходило. Телефон был предусмотрительно выключен, потому что он просто не был в силах с кем-то разговаривать. И, кажется, тот момент, когда его наконец-то сморило сном, почти совпал с тем, как бодро отзвонился будильник, поднимая его на работу. Он подскочил просто по инерции, понимая, как у него адски разрывается голова и как болит все тело после вчерашней физической нагрузки. Архитектор выпил обезболивающее, борясь со слезами, ничего не смог объяснить соседу по квартире, обеспокоенно крутившемуся вокруг, и не помнил, как доехал до работы. Он даже не помнил, что делал первые несколько часов. Кажется, на автомате писал отчёт – во всяком случае, именно за этим Чжинхван себя обнаружил, когда более менее пришел в себя. Правда, эту деятельность он незамедлительно прекратил, взял лист бумаги и срывающимся быстрым почерком написал заявление на увольнение. Это был самый правильный вариант. Работу он себе найдет, другого Чжунэ – нет. Отнести это заявление в нужный отдел не было проблемой. Проблемой стало то, что спустя какое-то время его вызвал директор. Попало ли к нему уже это заявление? Или ещё нет, и его просто вызывают на ковёр? Чжинхван понятия не имел. Секретарь дружелюбно поведала, что директор был на рабочем месте и даже без всяких совещаний и важных посетителей обошлось. Собрать всю свою волю в кулак и войти было чудовищно сложно. Труднее оказалось только в кабинете, из которого тут же захотелось выйти и никогда больше не заходить. "Чжинхван, соберись. Господь, дай мне сил спокойно уволиться, пожалуйста. Дай мне сил пройти испытание семьёй Ку". – Почему вы решили уволиться? Кажется, это все же был стандартный вопрос, никак не связанный с тем, что произошло вчера в доме директора. Наверное, просто такое начало. Дежурные вопросы о том, с чего вдруг внезапно сотрудник решил уволиться. Но Чжинхван решил ответить честно и прямо. – Я не смешиваю работу и отношения. Теперь, узнав, что Чжунэ – ваш сын, я могу либо порвать с ним и продолжить работу, либо уволиться и продолжать встречаться с ним. Я выбираю второе. Невероятно, но кажется Чжинхван даже выдержал испытующий взгляд директора Ку, которым тот неотрывно прошивал его насквозь. – То есть, вы на полном серьезе бросите ради него работу? – Чжунэ... Он как чаучау. Большой, клёвый, но дурак. И ведь чаучау любят, несмотря на это. Вот и я точно так же люблю вашего сына, как бы вас это ни не устраивало. Если я останусь, то после первого же его прихода сюда вся фирма узнает, что я сплю с вашим сыном, и тогда проблемы будут у вас, у него и у меня. Это никому не нужно, поэтому я собираюсь сразу пресечь такие происшествия. Кажется, Чжинхван даже не смог сдержать лёгкую улыбку, в глаза отцу своего парня обзывая его сына дураком. Но ведь это серьезно было так! Просто нужно было действительно признаться, в том числе самому себе, что тот немного туговат на мозги. Не так уж это было и плохо, в конце концов, при правильном воспитании чаучау – очень хорошие и добрые псы. Что мешает приложить немного усилий в том числе самому Чжинхвану, и получить на выходе большого ласкового парня, с которым не будет – в очень сильном идеале – никаких проблем. Даже если его родители были бы против, эта проблема уже решаема, потому что им не по четырнадцать лет. – Думаю, я понял вашу точку зрения. А теперь верните мне сына и можете быть свободны. "Что?" – У меня дома его нет, – после паузы ответил Чжинхван. – Мой адрес он не знает, где вы его потеряли, директор Ку, я тоже не в курсе. Попробуйте заглянуть к нему на работу, думаю, вы сможете найти его там. Или он вернётся сам, когда достаточно устанет от рамена на завтрак, обед и ужин. Разговор длился всего пятнадцать минут, а у архитектора было ощущение, что прошла вечность, а с него самого раз семь содрали шкуру, так сильно его раздирало изнутри. Сложно было разговаривать с директором, сложно было сохранить самообладание, узнав, что Чжунэ куда-то ушел из дома и так не объявился, сложно было потом с непроницаемым лицом сидеть в своём кабинете, никак не реагируя на выпады подчинённых. Его уволят, если он не передумает, а до этого у него есть время. Как к нему относится теперь директор, понять было не то что невозможно, он просто не мог этого сделать, борясь с самим собой, а не с ним, в первую очередь. Чжинхван больше не сказал никому и ничего за целый день, привычно для себя оставшись на работе допоздна, потому что, как и всегда, работа всего отдела лежала на нем одном. Телефон безжизненной тушкой валялся дома, да и вряд ли бы он хоть чем-то помог сейчас. У Чжинхвана просто все внутри рвалось на части, и от этого ему вполне физически было больно. Он не знал, как это прекратить, и не знал, как ему решить эту проблему с семьёй Ку правильно. "Я не хочу видеть Чжунэ сейчас, даже если так надо. Я и для себя одного не могу решить, что делать и как поступать, а его присутствие и вовсе сведёт меня с ума".//
Следующий день – нет, два долгих выматывающих его до бесконечности дня – Чжунэ ходил мрачнее тучи. То и дело срывался на напарника, который казался ему слишком радостным, слишком назойливым и слишком сочувствующим; только когда Юнхен сказал, что приходящие посетители боятся администратора больше, чем маньяков в их квестах, Чжунэ поумерил пыл, смягчил тон приветствия и начал выдавать хотя бы кислую улыбку. К тому же, когда он пулей выскочил из дома за Чжинхваном, то забыл кошелек. И сейчас был страшно голоден. Если бы Юнхен был чуточку милосерднее к нему, он бы сегодня угостил его обедом, но тот заявил, что Чжунэ и так его обкрадывал эти два дня, так что сегодня он "либо что-то со своей ситуацией сделает, либо останется вечно голодным". Подумаешь, внутренне фыркнул Чжунэ, вот и познался друг в беде. Хотя не то чтобы они были друзьями, Чжунэ вообще трудно было быть кому-то настоящим другом, и, наверное, Юнхен тоже опасался находиться с ним рядом в таком его состоянии. Но голодный желудок в итоге пересилил бурлящий злостью разум, и Чжунэ после долгих раздумий (большую часть которых он пытался остыть или дозвониться до Чжинхвана) решил вернуться домой. Конечно, он не собирался возвращаться домой с виноватым лицом и опущенной головой – Чжунэ все еще считал, что он прав. И он решил поставить родителям ультиматум. Но выслушают ли они? Попытаются ли или заставят расстаться с Чжинхваном, который все равно ни капли не мешал репутации отца, что бы тот ни говорил? Чжунэ не знал, каким будет исход сегодняшнего разговора, но он обязан был поговорить с родителями, и это было тяжко. Тревоги добавлял и отключенный телефон Чжинхвана. Чжунэ попытался отослать ему сообщения "ты добрался домой?" "извини за вечер" "и за день" "я не хотел, чтобы так вышло" "чинани, ответь" "коаала" "пожалуйста?", но они все не были доставлены. Это изводило Чжунэ, и он уже не мог прятаться в квеструме и бездействовать в попытках обдумать, как поступить. План он так и не придумал, но знал, что должен разрешить всё, причем в свою пользу, и без лишней оглядки решил идти в битву как есть. Впрочем, ничего нового. Отец и мать, на удивление, уже были дома и сидели в гостиной: отец с планшетом в руках, мать с чашкой свежеприготовленного кофе перед телевизором. – Пришел? – не глядя на него, спросил отец. Чжунэ закрыл за собой дверь, скинул обувь, задрал подбородок и прошагал к дивану, бросив куртку на подлокотник. – Повесь на место, – прервала его мать, как только он открыл рот, и Чжунэ пришлось спешно повиноваться, хоть это и сбило полностью его план словесно напасть на родителей, как Брюс Ли. Отвернувшись к вешалке, Чжунэ неосознанно для себя нахмурился. Хоть он и не ожидал найти отца и мать таким же мрачными, как он, но он явно не ожидал, что они будут вести себя настолько спокойно. Строго, но спокойно, а не зло, как в первый день. Как будто услышали об очередной его стычке в школе от учителей и с разочарованием собрались провести воспитательную беседу (в течение которой Чжунэ обычно отвечал односложными "ага" и "всё понял", смиренно и раздраженно ожидая конца) и определить наказание. Опять. Опять к нему относятся как к нашкодившему ребенку, неспособному отвечать за свои поступки. Между прочим, проступка ведь никакого и не было! Они с Чжинхваном ни в чем не виноваты. А отцу следовало бы выслушать его сначала, а не клеймить его парня черт знает кем. Но что поменяло их мнение? Может, отсиживание Чжунэ на работе днем и ночью? Он никогда раньше не уходил из дома. Может быть. Чжунэ вернулся в гостиную и встал перед родителями. Прокашлялся, отгоняя подбирающийся по спине страх и опасение, чтобы они не отговорили его от его решения. Будь что будет. Но, хоть он и приготовился объявить решительно о своем выборе, слова вылетели из его рта совершенно самостоятельно, будто за него сказал кто-то другой: – Даже если вы против моих отношений с Чжинхваном, я не перестану с ним встречаться. Я твердо решил. Окончательно. Потому что я л...люблю его! – хоть он и запнулся, но признание вышло твердо. И всё же Чжунэ внутренне скривился, – И если вы это не примете, то я заберу свои вещи и буду снимать с ним квартиру. Зарплаты на такую же, мне, конечно, не хватит, но гошивон-то точно смогу! Слышать от того, кто привык жить в удобстве, было наверняка непривычно, но Чжунэ не заметил искорку веселья во взглядах, которыми обменялись его родители. Он был слишком занят своим ультиматумом. – И пап, ты не должен увольнять Чжинхвана! И повышать из-за меня не надо. – с каждой фразой говорить становилось все легче, и Чжунэ уже торопился высказаться, пока его словесную плотину прорвало, чтобы успеть все объяснить родителям, прежде чем выслушать их упреки. – Ну, то есть, его обязательно надо повысить, потому что он классный специалист и руководитель, он даже меня вечно заставляет не отвлекаться во время работы, но он со мной спит не из-за карьеры! То есть, встречается, не то чтобы мы только и делаем, что спим друг с другом, чёрт. Ну, вы поняли, – кажется, у него не покраснели разве что глаза, которые то и дело бегали по сторонам, когда Чжунэ понял, какую чушь начал от волнения нести. Даже отцу уже было трудно сдерживать смех, когда Чжунэ кинул на родителей сконфуженный взгляд.//
После разговора со своим сотрудником и долгих раздумий Бёнсо согласен был дать им зеленый свет, если всегда беспечный сын доказал бы серьезность своих намерений и готовность решать все связанные с ними проблемы, которых было немало. И после такой эмоциональной тирады у него просто не осталось сомнений в том, что этот случай – исключительный. Чжунэ был той еще головной болью порой, но его страсть к чему-то, что ему по-настоящему нравилось, нельзя было не замечать. – И что, вместе с Чжинхваном будете жить в гошивоне? – спросил он с любопытством, решив выяснить, насколько далеко его сын готов зайти ради своей новой влюбленности. – Да! То есть, я не знаю, где и как он сейчас живет, но я хочу жить с ним. Так что я его к себе привезу, – бескомпромиссно заявил Чжунэ. – Даже твоя коллекция пластинок и весь гардероб не поместится в гошивон, как ты собрался еще там с кем-то жить? – вставила мама с заметной улыбкой, тоже раскусив сына.//
Выбор застиг Чжунэ врасплох. У него и вправду слишком много вещей для гипотетической однокомнатной студенческой квартирки, но...но не от Чжинхвана же отказываться, верно? И мысли о таком у него не могло быть. – Я...я оставлю пластинки здесь, возьму с собой только проигрыватель и одну пластинку. Майкла Джексона. Две. Нет, три, еще Коэна, – решил он. – А насчет гардероба...даже половины моей одежды мне хватит. А Чжинхван все равно постоянно носит мои вещи! Ему места и не надо для своих. Он окончательно смутился, спонтанно признавшись в такой детали, которая всегда сносила ему крышу в его отношениях с миниатюрным парнем, который вечно со спросом и без спроса заворачивался в не по размеру большую одежду Чжунэ. Хоть Чжунэ и громко возмущался, делал он это, скорее, для справедливости и вовсе не всерьез. Что удивительно, этот его малосвязный эмоциональный ультиматум, кажется, окончательно покорил мать. Она шутливо хлопнула отца по плечу, и тот усмехнулся: – Что же с тобой делать-то. Ынхве, ты когда-нибудь видела, чтобы наш оболтус был настолько по уши влюблён? – Впервые вижу, – и мать ласково взглянула на него и улыбнулась. Чжунэ невольно широко улыбнулся в ответ, не уверенный еще, откуда взялась такая перемена в их настроении и какой будет итог. – Рамена? – предложил отец с усмешкой, поднимаясь с дивана. Чжунэ кивнул, но закатил глаза: последние дни он только и делал, что питался раменом на юнхёновские деньги. И все равно он сейчас был так жутко голоден, что привередничать не хотелось. А невероятно вкусную домашнюю мамину еду, он готов был признать, не заслужил. Итог был самым что ни на есть положительным. У Чжунэ до сих пор кружилась голова, когда он вернулся в свою комнату (слишком чистую, прибранную за его отсутствие, скорее всего, матерью). Он не мог поверить в то, что так легко смог расправиться с тем, что еще несколько дней вызывало у него невыносимую ярость. Родители дали своё одобрение их отношениям. Это ведь не только его заслуга, вряд ли он сумел убедить родителей так быстро в том, что ему жизненно необходим Чжинхван? Они что-то обсудили наедине, пока его не было? И еще отец сказал ему не торопиться пока с гошивоном и что они вернутся к этому вопросу чуть позже. Чжунэ был окончательно запутан, но переполнен радостью. Вот только Чжинхван все еще не отвечал. И адреса его Чжунэ не знал. Он попытался выспросить у отца, раз тот вдруг показался в хорошем настроении, но тот сказал, что это конфиденциальная информация и раскрывать её должен сотрудник по своему согласию. Тьфу, быть директором и не помочь своему сыну? Чжунэ хмуро фыркнул, упав спиной на кровать и пялясь в телефон. Чжинхван все еще не прочел сообщения, а он понятия не имел, как с ним связаться теперь. Чжинхван же не мог...обидеться на него? Или испугаться? Или отказаться от него? Чжунэ бы этого не вынес. Он должен был что-то придумать...как-то загладить всё произошедшее.//
Два дня почти ночевать на работе – это было то ещё испытание. Только на вторую ночь Чжинхван смог урвать ночной сон, и то задержался на работе снова, правда, всего на пару часов. Работа за эти дни стала для него полноценным адом, потому что эти чертовы коллеги по работе сразу же словили на уровне интуиции, что у него в личной жизни произошло чрезвычайное происшествие, которое сказалось на его общительности настолько, что он просто молчал все это время, не общаясь со своей проектной группой вообще, не пытаясь, как обычно, призвать их к порядку, уважению к себе и усиленной работе над проектом. Он просто делал сам, проводя дни у компьютера. Телефон был благополучно забыт и лежал разряженный дома, было просто не до него. Архитектор пытался изо всех сил утопить себя в работе, чтобы не думать о том, что ждёт его с Чжунэ отношения. По-хорошему, нужно было связаться с ним, узнать, чем именно закончился его разговор с отцом, встретиться, поговорить... Но когда Чжинхван вспоминал о таком средстве связи, как телефон, того вечно не было под рукой, и поэтому разговоры откладывались в долгий ящик. А ещё он боялся. Боялся, что когда позвонит, то услышит холодный и слегка скучающий равнодушный голос – такой, каким пытается казаться Чжунэ всем окружающим, кроме него. Услышит, что тот после всего пришел к выводу, что ему не нужен такой слабый, трусливый и мягкий парень, что между ними все кончено. Так ужасно было бы, если их отношения начались с невзаимности, просто по глупости, а закончатся такой же невзаимностью. Местью тому, кто изначально все это начал, думая головой, а не сердцем. И сейчас он наоборот, как назло, думал не головой, а поддавался своим страхам и переживаниям. Подумал бы головой – давно все было бы в порядке. Чжинхван в очередной день сходил с ума на работе, беспрерывно глядя в экран и больше ни на что не отвлекаясь. Его не смущали разговоры коллег, в том числе достаточно обидные. Он просто не слышал их, сидел в своём мирке из чертежей и компьютера, никуда из него не выходя. У него даже не было обеда, а все свои немногочисленные припасы "к кофе" были исчерпаны в ночь, проведенную на работе. Вместе с кофе. Ему было не до походов в магазин, и тело устало от постоянного сидения на одном месте. Если сначала мышцы ныли от достаточно серьезной физической нагрузки на занятии по джиу-джитсу, то теперь страдали то постоянного сидения. Нет, он иногда ходил все же за водой, ездил домой, но общеамебное состояние сохранялось, несмотря на эти вялые телодвижения. Коала как будто впала в спячку, из которой не могла проснуться. Не хватало какого-то жизненного толчка, который бы вернул его в нормальное русло. Оставалось только тихо радоваться, что никто, даже сосед по квартире не был в курсе, сколько беззвучных слез Чжинхван пролил на свой эвкалиптовый лес, изображенный на постельном белье, в первый день, из-за перенапряжения и морального коллапса. А потом и на следующий, когда он таки попал домой, от усталости и не имения планов на собственную дальнейшую жизнь. Три дня назад все ещё было так просто и понятно, а сейчас все сводило с ума, и он не был уверен в завтрашнем дне от слова совсем. "Надо найти телефон и позвонить Чжунэ". Чжинхван поставил точку в последнем на сегодняшний день отчёте, отправил его по нужному электронному адресу, после чего выключил экран монитора и повернулся к окну. Его коллеги уже давно ушли, наверное, как и все сотрудники. Он один остался здесь позже на полтора часа, чтобы в очередной раз сдать проект, над которым вместо всей группы трудился в одиночку. За окном уже темнело, город постепенно начал краситься в свои ночные цвета. Впервые он уйдет домой так рано, впервые голова была более-менее ясной, а не убита усталостью и свечением экрана компьютера. Хотелось закрыть глаза и хорошенько откоалиться, но только после соответствующего ужина. Кажется, за последнее время в холодильнике наблюдаются разные продукты питания, был шанс приготовить нормальный ужин и наесться. Если конечно, при этом он дозвонится до своего парня – раз. Услышит, что все в порядке – два. Не сорвётся на срочное свидание с ним – три. От того, что в голове вполне себе созрел подобный план, парень начал даже чувствовать себя лучше. Чжинхван накинул на себя толстовку с чужого плеча – за время их отношений он успел взять себе две, одну полностью закрытую, другую же, сегодняшнюю, на молнии. Из этой всегда была возможность вытряхнуться без посторонней помощи. Застёгивать ее не было никакой необходимости – на улице было достаточно тепло, – поэтому парень прихватил свою сумку и отправился на выход, обнаружив, что таких любителей задерживаться, кроме него, нет. Он и сам не знал, плохо это или хорошо. Или просто он дурак, что терпит эти издевательства над собой ради работы, которая ему нравится. На улице около офисного здания тоже уже практически никого, охранник курил в специально отведённом для этого месте, пара машин стояла на парковке, которые так и не дождались ещё своих хозяев. И все ничего, если бы Чжинхван внезапно не обнаружил одного крайне нелепо выглядевшего человека на скамейке через дорогу. Прищурившись, Чжинхван опознал в этом человеке с цветами и большой плюшевой игрушкой Чжунэ. На самом деле, увидеть его здесь было здорово, но учитывая, что тот пришел не с пустыми руками, это очень смущало. Зная тонсэна, тот не уйдет, если не заметит его сейчас, и не отстанет, если Чжинхван попытается сбежать, да ещё и не приняв все это. Тяжело вздохнув и немного покачав головой, парень быстро перешёл через дорогу, воспользовавшись тем, что оставалась ещё пара секунд до того, как тот переключится на красный, убедился, что его заметили. Подумал было, что лучше подойти, но, наоборот, притормозил, потому что рисковал попасть под вспыхнувший во всех возможных местах энтузиазм младшего. С одной стороны, приятно видеть подобное, это могло значить, что переговоры Чжунэ с родными прошли удачно. Да даже если не совсем, все равно видно, что тот не собирается отказываться от него. Разве нужно что-то больше? Ничего. Чжинхван уступил ему, позволяя делать с собой что угодно – в концов, это может закончится только переломанными ребрами и постыдными публичными поцелуями. Небольшая плата за то, чтобы быть с человеком, которого он любил.//
Конечно, родители ему высказали всё как следует, не только свое благословение. Просто Чжунэ, как обычно, пропустил все выговоры и условия мимо ушей (в разумных пределах, иначе бы прилетело, но в голове и так было слишком много мыслей) – это было не так важно, как то, что Чжинхвана обещали не увольнять, а Чжунэ не заставили расстаться с ним. – А что люди скажут? – всё-таки вздохнула, глядя на упёртого сына и сокрушаясь, мама. – А людям придется принять всё как есть! – непреклонно заявил Ку Чжунэ, храбро вскинув подбородок навстречу непростому будущему с коалой в своей жизни. – Иначе пройдусь по их головам. А я пройдусь. Чжунэ пообещал взять на себя всю ответственность за любые проблемы, какие только возникнут. А также сделать всё возможное, чтобы в компании никто не узнал про отношения сына директора и сотрудника. Но Чжинхван уже который день был пугающе недоступен, поэтому Чжунэ стоял сейчас перед входом в здание, где работал Чжинхван, с вызывающе гигантской игрушкой коалы, букетом и убийственно серьезным лицом, наплевав на всякую секретность. Между прочим, уже второй вечер его поднимают на смех все выходящие сотрудники, которые замечают странного парня через дорогу. Когда в первый день Чжинхван так и не вышел из здания, хотя на улице уже стояла глубокая ночь, Чжунэ рьяно попытался отстоять права работников отцовской компании, полчаса высказывая возмущения отцу в трубку, пока тот не угомонил его фразой «ты хочешь, чтобы я его все-таки уволил?». Очевидно, Чжинхван решил заночевать на работе. С курса своего плана Чжунэ это все равно не сбило. Может, он и облажался. Крупно облажался. Он нисколько этого не хотел, но благодаря Чжунэ на долю Чжинхвана выпало столько неприятностей и переживаний. Чжунэ загладит свою вину, пусть неумело, но он пересилит себя и выскажет, насколько Чжинхван ему важен. Лишь бы только парень его выслушал. Впервые Чжунэ было страшно кого-то потерять. Ему было страшно и от того, что он ставит другого человека, не себя, на первый план в своей жизни, стремлениях и желаниях. Мать сказала ему, что он взрослеет. Чжунэ считал, что серьезные отношения отнимут у него его драгоценную свободу и возможность выбирать свой путь, но сейчас, стоя на улице под косыми взглядами и улыбками прохожих, сжимая слегка уже вспотевшими и замерзшими на ветру ладонями букет и игрушку, он парадоксально чувствовал себя гораздо свободнее, чем раньше. Как будто теперь ему всё по силам, в обнимку с миниатюрной коалой. Вернее, как будто это и есть его собственноручно выбранный путь – он наконец-то чётко видит цель и знает, куда ему нужно. И кто ему нужен. Без кого совсем никак. Да, совсем. Чжинхван появился темным силуэтом в дверях компании тогда, когда Чжунэ уже потерял надежду увидеть его сегодня. В душе немедленно проскочило волнение, и он не отрывал взгляда от миниатюрной фигурки, заметившей его и колеблющейся у перекрестка. Подойдет ли? Или сделает вид, что не заметил? Хочет ли он еще встречаться с Чжунэ или всё произошедшее – было для Чжинхвана слишком непосильным? Может, сам Чжунэ – слишком для него? Шипы цветков под плёнкой остро впивались в ладони – он сам не заметил, как сильно сжал кулаки, нервничая; выдохнув только тогда, когда Чжинхван ступил на белую полосу перехода. – Чинани! – раскаянно выпалил Чжунэ, подшагивая к приближающемуся с нечитаемым выражением лица хёну и раскрывая объятия, чтобы сграбастать того в охапку – потому что всем юношеским переживаниям требовался выход, а самому Чжунэ требовалось тепло коалы и подтверждение, что у них всё в порядке. Он стушевался только тогда, когда осознал, что руки у него заняты букетом и игрушкой. Осмыслив за несколько секунд выход из ситуации, Чжунэ всучил подарки Чжинхвану. – Давай ты их подержишь, а то мне жутко хочется тебя обнять! К его изумлению, игрушка в руках мини-хёна казалась чуть ли не больше его самого, а букет вообще чуть ли не вываливался. Чжунэ поспешил его зафиксировать, прижав Чжинхвана как можно крепче к себе и чувствуя, как его потихоньку начинает отпускать со взвода, в состоянии которого он находился последние дни. Как бы ему ни хотелось так и остаться стоять, не выпуская гораздо более теплого парня, только вышедшего из здания, у Чжунэ была важная миссия. Он выпустил Чжинхвана из своих объятий и отшагнул на полшага, крепко взяв парня за ладони и глубоко вдохнув. – Прости меня? — начал он, одновременно и уверенным и просящим тоном. — Вернее, и то, что я потащил тебя на свою тренировку, и за отца своего...он не со зла и не на тебя, он за компанию свою перепугался. Тебе ничего не будет, я поставил родителям ультиматум! Тебе же ничего не было? — он подозрительно улыбнулся и повертел Чжинхвана в руках, отыскивая лицо среди цветов и мохнатых ушей. — Я даже не думал, конечно, что ваши должности такой проблемой объявятся. Может, по моему возрасту и беспечному характеру не скажешь, но... — он замялся, встретив любопытный, но по-прежнему ничего ему не проясняющий взгляд Чжинхвана. Пан или пропал, Ку Чжунэ, пускай от неловкости уже горят уши и полностью залилась краской шея, собери всю свою храбрость! Чжунэ бухнулся на асфальт коленкой (вернее, в мыслях он спонтанно решил "опуститься на одно колено", но исполнение импровизаций у него всегда хромало, хотя и производило впечатление на окружающих, это без сомнений. И плевать на осеннюю пусанскую грязь. Чжунэ, все еще держа Чжинхвана за руки, накрыв их ладонями, и не расцепляя взгляда, перевел дух. — Но я очень не хочу, чтобы ты меня бросал. И чтобы сбегать пытался без ответов на звонки и сообщения — вообще ненавижу это, не надо, пожалуйста! Спохватившись от ошарашенной попытки Чжинхвана как-то унять его энергичный эмоциональный порыв(и окончательно потеряв нужные слова), Чжунэ начал шариться в карманах. — Погоди, Чжинхван-а! У меня тут записано...что я хочу сказать. Он достал телефон, чуть не уронив его в спешке. Но один только взгляд на открытые записи и строчки, которые он мучительно выписывал несколько дней, принес ему необходимые спокойствие и уверенность. Зачитывать все-таки было проще. Стоя на одном колене, Чжунэ широко улыбнулся Чжинхвану и громко произнес, подглядывая на экран: — Моей коале и полутораметровой причине целого года моей безответной влюбленности! Я люблю твою храбрость...и легкую подвыпитость, которая позволила мне не совершить самую главную ошибку в моей жизни — уйти из клуба тем вечером не с тем человеком. Я люблю открывать тебя каждый день с новой стороны и замечать все больше мелочей — например, твое тату на спине, о котором я тебя еще спрошу. Я люблю смотреть, как ты готовишь мне ужин, и обожаю подъедать его даже с твоей тарелки. Особенно с твоей! Я люблю то, как ты тонешь в моих толстовках и футболках, и я даже лото отдать тебе все свои любимые вещи, если только я буду рядом, чтобы спасти тебя, когда ты решишь действительно в них утонуть. Тут Чжунэ громко фыркнул, вспомнив, как забавно Чжинхван барахтался в его комнате и как растрепанно и осоловело выглядел, вытащенный из теплого капкана. Уши у него все еще горели будь здоров, но странное дело — с каждым разом начинать фразы со слов "Я люблю" становилось гораздо проще. Да... Он должен был научиться говорить эти слова гораздо раньше. — Я люблю твое здравомыслие, которое значительно отрезвляет мою глупость и способность ляпать вслух что-то разрушительное. Я люблю смотреть с тобой фильмы и слушать грампластинки, потому что ты любишь смотреть и слушать их со мной. Я люблю держать тебя за руки и понимать, что мне хватит одного пальца, чтобы держать тебя за целую ладонь. Я люблю обнимать тебя, наблюдая, как ты коалишь посреди свидания, или засыпать с тобой вдвоем после того, как свиданием утомил тебя я... Я люблю в тебе эту твою неприступность, но мечтаю, чтобы от всего мира мы теперь прятались вдвоем, — наконец выдохнул Чжунэ и заискивающе глянул снизу вверх на Чжинхвана с коалой и букетом в руках, ощущая, как джинсы на коленке уже радостно промокают насквозь. Кажется, он снова переборщил?.. Но ему нестерпимо хотелось высказаться. После произошедшего он боялся, что у него не будет уже шанса. Но Чжинхван всё-таки его выслушал...и теперь только ему решать, что с Чжунэ делать после таких его промахов. Чжунэ может только биться за него со всеми и убеждать, что он — лучшее, что может случиться с ним. — Люблю я тебя, Чжинхван-хён, — просто подытожил он. И широко улыбнулся, зажмурившись.//
Чжинхван остановился в двух шагах от Чжунэ, не зная, как реагировать на его щенячью радость, гигантскую игрушку и весьма немаленький букет. Тот, как всегда, перестарался. Тем более, что Чжинхван все же не барышня, чтобы ему требовались цветы и мягкие игрушки. Хотя надо было отдать должное, огромная симпатичная зверюшка была просто идеальным дополнением к его спальному набору. Если она на полном серьезно поместится у него дома, то по утрам, собираясь на работу, он будет укрывать игрушку своим одеялом, с трудом сдерживаясь, чтобы не остаться спать вместе с ним в обнимку с деревом – подушкой. Чжинхван с некоторой растерянностью принял эти подарки. Их трудно было держать одновременно. Слишком уж большие для его, а игрушечная коала тут же начала достаточно сильно оттягивать руку. Вроде он ходил в спортзал, вроде игрушка плюшевая, а не металлическая, и все же... Все же, если бы Чжунэ его не обнял, ему бы пришлось через пару минут положить все на ближайшую скамью. И да, лохматое ухо активно щекотало ему лицо, заставляя периодически морщиться. Наверное, дело было ещё и в усталости из-за напряжённой работы в течение последних нескольких дней. Удивительно было и то, что тонсен, который вечно был непробиваемо уверен в себе, которого разве что дом с привидениями мог вывести из себя, да и то ненадолго (одна кормёжка – и все в порядке), заметно нервничал, стоя перед ним. Чжинхван покрепче прижал к себе игрушку, чувствуя, что ему чудовищно неудобно работать с такими террабайтами любви Чжунэ, но пройдет ещё немало времени, прежде чем они вместе найдут ему способы выражения любви, которые будут целиком и полностью устраивать их обоих. А пока придется только выглядывать из-за лохматого уха игрушки, наблюдая за тем, как младший перед ним распинается со всей своей свойственной ему эмоциональностью. Он даже еле успел ответить отрицательным мотанием головы на его вопрос о том, не досталось ли ему на работе, прежде чем тот снова скрылся где-то за головой игрушки. С другой стороны, из-за игрушки не так уж и видно, что Чжинхван на самом деле улыбается. – Чжунэ! Когда тот внезапно свалился, Чжинхван здорово испугался, но как только восстановил обзор, то выдохнул с облегчением, понимая, что все в порядке, просто кто-то в очередной раз решил перегнуть палку. С этим придется смириться. К счастью, уже было достаточно поздно для офисных работников, а случайных прохожих здесь не так уж много, чтобы их кто-то смутить или застыдить, особенно Чжунэ. Чжинхван поудобнее перехватил игрушку и букет, пользуясь тем, что его руки на время отпустили, так что теперь, опустив цветы вниз, он мог спокойно наблюдать за всем происходящим, правда, совершенно молча. "Вот она, ещё одна черта твоего характера. Стоит только пропасть на пару дней, как ты сходишь с ума. Как ребенок, потерявший маму в супермаркете. Я постараюсь так не делать. Телефон бы для начала найти где-нибудь дома". Зачитывание с "бумажки"-телефона – тот ещё милый подвиг. Заодно сразу понятно, что почему-то младшему тяжело говорить об таких вещах вслух, но если тот сможет зачитать хотя бы, а не просто сунет его точно так же в руки, то это будет победа. Если нет, то Чжинхвану придется остановить его и потребовать, чтобы тот сказал все это сам. Записки влюбленного – это мило, прекрасно, можно вставлять в рамку и вешать на полку, но если тот не может сказать свои слова сам... Придется попросить тонсена стать смелее, ещё смелее. В конце концов, это будет лучшая мотивация, чтобы тот рос над собой. В моральном смысле, разумеется. Может быть, это и будет несправедливо, зато это будет правильно. Он немного фыркнул, когда услышал про полтора метра, отметив про себя, что ему хотя бы не молча дали все это прочитать. Трудно было сохранять нейтральное выражение лица, пока Чжунэ зачитывал перед ним свою подготовленную речь, стоя на колене, пока у Чжинхвана начинала болеть от напряжения рука, а душа трескалась от этой умилительной картины. Парень склонил голову набок, закрывая глаза, продолжая внимательно слушать младшего и стараясь отдохнуть прямо так, на ходу. Ближе к концу он снова поднял голову, намереваясь ответить на всю эту тираду, но то, что было сказано уже без подсказок, глаза в глаза, заставило его остановиться, замереть на секунду. Теперь уже точно понятно, что делать. Пользуясь тем, что тот закрыл глаза, Чжинхван положил на ближайшую скамью букет, с большой радостью посадил на нее игрушку, встряхнув рукой, проследил, чтобы та не упала, а позже повернулся к тонсену, поймав странный взгляд. Если тот на полном серьезе испугался, что он сейчас просто оставит подарки и уйдет, порвав все, что между ними было, то он дурак. Чжинхван спокойно подошёл к нему, помня о том, что, помимо всего прочего, Чжунэ, как хорошо выдрессированный барбос, без всякой задней мысли выполняет простые команды. Остановился в шаге от него, тяжело вздохнув. Нет, просто от усталости. – Встань, пожалуйста. Чжинхван проводил это действие взглядом, поняв, что теперь ему снова неудобно задирать голову наверх, но тут уже ничего не сделать. Никакие стельки и толстая подошва его не спасут. – А теперь запомни. Мой рост – один метр, шестьдесят пять сантиметров. Это был самый странный ответ на признание в любви, потому что в нем не было речи о том, чтобы тот проваливал. Не было и конкретного ответа, но Чжинхван намеревался его дать – в противном случае, его бы с него стрясли. Проще было не доводить до этого, он хорошо помнил, как Чжунэ припер его к стенке с бешеными глазами в самом начале. Именно поэтому, не дожидаясь, пока тот переварит ответ, Чжинхван уже почти привычным движением притянул его за шею к себе, мягко касаясь чужих губ и с довольной улыбкой вспоминая их вкус. Это было лучше любого ответа, лучше любых слов – чувствовать, что вернулся тот, кого так очевидно не было рядом. – Прости меня. Парень отстранился, отходя на шаг, но просто из желания, чтобы тот его выслушал – ни о каком побеге не может быть и речи. Уже не может. "Он заслужил знать правду". Чжинхван взял его за руку, если это вообще можно было так назвать, с его-то миниатюрными лапками, тяжело вздохнул и с трудом поднял на Чжунэ взгляд. – Прости, что я у тебя такой трус. Если бы у меня была смелость, я бы сказал тебе сразу, что может произойти на тренировке, чтобы этого не случилось. Я бы сразу тогда написал тебе, в самом начале, а не думал об этом неделю. Я бы не сбежал сейчас. Я бы давно тебе сказал, что я религиозный фанатик и с трудом пытаюсь это все подстроить под то, что происходит в действительности. Я трус, и поэтому я не мог тебе признаться, что начал эти отношения из-за мести девчонке, которая сделала мне больно. Но уже тогда, когда ты заковал меня в наручники, мои чувства к тебе были настоящими. И они становятся только сильнее, пока ты рядом со мной. Я люблю тебя, Ку Чжунэ. Не удержавшись, он порывисто обнял своего парня, привычно прижимаясь к нему щекой и закрывая глаза. Как-то даже самому полегчало, когда он признал свою ошибку. Они оба признались в этом, как и в том, что все ещё любят друг друга. Что-то может быть важнее? Ну, разве что любовь к матери, а остальное – мелочи. – Моя пизанская башня... Любимая пизанская башенка. Архитектор сцепил руки за его спиной и довольно улыбнулся. Вряд ли он сейчас осилит ещё и свидание, с огромной игрушкой и букетом, которые он, если повезет, успешно дотащит до дома, не откинув лапки от переутомления. – Ты сказал, что поставил ультиматум родителям... Какой? И как они к этому отнеслись?//
Он же не может просто взять и...уйти?! Чжунэ вскинул голову, изумленно провожая Чжинхвана взглядом, когда не услышал от того немедленного ответа (или хотя бы через пару секунд, Чжунэ был готов ждать даже столько) и распахнул глаза под шорох букета, который тот уже начал сгружать вместе с игрушкой на скамейку позади. – Хён! Эй! Мало того что старший тянул время, воздружая между вопросом и ответом тяжелую паузу, так он еще и отвернулся, нарочито медленно поправляя все время норовившую наклониться игрушку, отчего Чжунэ начал нервничать в сто раз больше. Он видел только его спину и не мог понять, что сейчас будет – ему откажут? Уйдут? Высмеют за такое слащавое признание? Так и знал, что с цветами и опусканием на колено – это было чересчур! Никогда больше так не стоит делать. Тоже мне, признался в первый раз... Чжунэ мысленно чертыхнулся, заталкивая проклятый телефон с написанными подсказками обратно в карман. Переживания и разочарования в себе разогнали кровь по телу, заставив сердце биться сильнее. Не то чтобы Чжунэ был против – от многочасового дежурства на улице он замёрз как цуцик и еле ворочал языком в принципе – но это также взвинчивало его до предела. – Чинана, повернись, я не вижу тебя, – полужалобно-полудосадно попросил он, резко вытягивая руку и порываясь развернуть его за куртку. Но даже когда хён повернулся и подошел к нему, мгновенного ответа Чжунэ не получил, хоть и жадно вперился взглядом в его лицо. По просьбе он вскочил на ноги, но от услышанного завис на добрую минуту. – А теперь запомни. Мой рост – один метр, шестьдесят пять сантиметров. Да хоть сто восемьдесят! Что это значит-то?! Видимо, на нахмуренном лице Чжунэ отразилось всё непонимание мира, потому что Чжинхван со снисходительной улыбкой решил дать ему более очевидный ответ – и никогда еще, по правде говоря, Ку Чжунэ не целовал кого-то с таким упоением и облегчением. У них было всё в порядке, как раньше. Хотя было ли раньше в порядке? Изумленный Чжунэ хотел было возмутиться, когда услышал, что в самом начале Чжинхван его совсем не любил. Оказывается, Чжунэ, как дурак, был всего лишь приманкой для его мести, и он готов был поспорить, что все поздние прохожие на этой пусанской улице услышали, с каким звуком у него от обиды треснуло сердце. Но Чжинхван продолжал говорить – крепко держа его за руки, с тревогой и раскаянием глядя снизу вверх, и Чжунэ с с удивлением обнаружил... как легко у него вышло подавить гнев в себе. Как будто у хёна не только был ключ к его душе, но он еще и умудрился пробраться туда и прибраться, раскладывая все его эмоции по понятным полочкам и перекроив Чжунэ на свой лад – на более лучший, спокойный и счастливый лад. Ему сейчас совсем не хотелось выяснять старые отношения с Чжинхваном, ведь что можно еще выяснять, если главное – вот оно, только что сказано, прижато к себе замерзшими руками? А если и стоять против кого-то – то не против друг друга, а вместе и против всех, кто против них, решил Чжунэ. В общем, он был не против. А ещё он не умел изъясняться понятным языком. К счастью, Чжинхван его каким-то образом понимал, а больше ничего и не нужно было. – Да неважно, какой ультиматум, – широко улыбнулся Чжунэ, вдоволь крепко наобнимавшись с парнем. Затем благодарно взъерошил ему волосы своей гигантской пятернёй. – Главное, что на работе я пообещал с тобой не пересекаться, если вдруг приду к отцу. А к вашим отделам меня вообще на пушечный выстрел не пустят, чтобы не распускать слухи лишний раз. Он поймал красноречиво брошенный через дорогу на компанию взгляд и слегка смущенно фыркнул. – Ты не отвечал на мои звонки! Где еще я тебя мог встретить? – обвиняющим тоном возмутился Чжунэ. – И вообще, ты не вылезал даже с работы какой день, что ты там забыл, работая сверхурочно?! Внезапно он обратил внимание, насколько устало Чжинхван выглядит в его объятиях. Прочно укоренившиеся тёмные круги под глазами, полуприкрытые веки и рассеянный взгляд, блуждающая на губах вымученная улыбка и опущенные руки. То-то он таким тихим и немногословным был, не реагируя на привычные попытки Чжунэ его растормошить. Да уж, сейчас он только его добьет, если заставит куда-то пойти. Чжунэ остудил свой пыл и сбавил громкость. – Говори свой адрес, я тебя провожу, – скомандовал он, разворачиваясь и подхватывая со скамейки свои же подарки (нет, реально гигантские, тем более для Чжинхвана, переборщил слегка...) и разворачиваясь в сторону метро. На его удивление, парень тут же суетливо отнял их, испуганно прижав к себе. – Почему ты так не хочешь говорить мне, где живёшь? – снова возмутился Чжунэ. Чжинхван только устало зыркнул на него из-под ресниц, тогда он сдался. – Ладно-ладно...просто кинь смску, как доберешься до дома. И немедленно иди отдыхай. Иначе потребую у отца выписать тебе отпуск в приказном порядке! Если бы миниатюрный хён (поправка – один метр, шестьдесят пять сантиметров) мог задушить высоченного Чжунэ, кажется, он бы это сделал именно после этой фразы. От души просмеявшись, Чжунэ с нежностью, облегчением на душе – что между ними всё как надо, – и любовью глянул на своего парня, с которым наконец-то всё разрешилось. Снова нашёлся. И после обоюдных признаний – хотелось бы верить, не потеряется больше никогда. Когда за Чжинхваном приехало такси, Чжунэ стушевался, не зная – целовать ли его на прощание или обнимать. Статус их отношений после признаний внезапно казался каким-то новым, необычным, а беречь его казалось безумно важной задачей. В итоге он просто неловко махнул рукой, выдав короткий смешок и широкую улыбку. – Увидимся. Просто...позвони мне, как выспишься, ладно? Такси уехало, а Чжунэ проводил машину взглядом, надеясь, что ему не придется ждать следующую встречу еще неделю или искать Чжинхвана по всем известным ему местам. Но сейчас он почему-то был уверен, что всё будет не так, как раньше. Он дождется раньше, чем успеет сойти с ума или свести своим энергичным переживанием всех окружающих. Он глянул в небо, мысленно прокрутил сказанное ему "Я люблю тебя, Ку Чжунэ", и издал боевой клич, вскинув кулак вверх. И плевать ему было на поздних прохожих, как обычно.