Выключаем свет

Первая неделя 18 апреля, среда Я сижу в репетиционном зале и вдруг понимаю, что ни разу сегодня не оставалась наедине с собой — мы весь день разбираем концертные номера, поём и репетируем. Это напоминает мне этап кастингов, когда мы не успевали даже поспать. Нас объединяли в команды, чтобы мы придумывали крутые номера. Я чувствовала себя странно, потому что не пишу авторские песни, не создаю музыку, в отличие от других ребят. Было сложно, но каждый понимал, что это его шанс быть услышанным и увиденным на всю страну. Музыка двигала нами тогда, она движет нами и сейчас. Максим с Женей Майер стоят напротив зеркала и обсуждают детали своего совместного номера, пока я сижу на диване и жду Родиона, с которым уже мне нужно будет обсуждать эти детали. — А ты будешь без каблуков? А то я буду комплексовать. — Да нет, смотри, — она опирается на плечо парня и поднимается на цыпочки. — Видишь? Я на каблуках примерно одного роста с тобой, даже ниже. — Ну ладно, Майер. — А мы неплохо смотримся, Свобода! — Не надо, у тебя три брака, я на такое уже не ведусь, — отвечает он, и они начинают звонко смеяться. Ещё два дня назад я могла бы сказать любому, что Максиму не нравятся такие девушки, как Женя, потому что он довольно замкнут и достаточно избирателен. Но сейчас я не могу перестать видеть флирт между ними. И ей это нравится больше, чем ему. Она пришла на прослушивание с провокационными и сексуальными номерами и до сих пор несёт это с собой. Мы практически не общаемся с ней, потому что обе понимаем — мы совершенно разные. Поэтому мне и странно смотреть на хихикающих Майер и Свободу. А Макс подошёл ко мне, когда я перед прослушиванием репетировала свой номер и выглядела, наверное, слишком растерянно и глупо. Поэтому он, кажется, и подошёл. Когда ты встречаешь такого человека, как Макс, сразу понимаешь, что он полностью состоит из музыки, своей интригующей, талантливой музыки. Когда мы оба прошли в команду Фадеева, мы пожелали друг другу удачи и разъехались по домам. И даже несмотря на то, что иногда он писал мне, сейчас становится неловко отвлекать его своими разговорами или просьбами. Хотя на данный момент Максим — самый близкий мне человек на проекте. В комнату заходит Родион и садится рядом. — А ты училась где-то петь? — неожиданно спрашивает Майер, приближаясь ближе к нам. Ей просто нужно быть в центре внимания. — Нет, — чуть слышно произношу я, мне опять становится неловко от того, что у меня нет музыкального образования. — Никогда? — переспрашивает она. — Нет. — Она просто прекрасный самородок, — говорит Родион.

***

Вечером мы собираемся в общем зале вместе с Катей Варнавой, которая сегодня решила поделиться неизвестными для нас фактами из биографии некоторых ребят. В ходе разговора подтверждается, что Дени — романтик. Он как-то раз сам испёк своей девушке маленькое шоколадное сердце. Серёжа был в браке семь лет. И, кажется, этот опыт его очень сломал. Но самый странный факт мы узнали о другом парне. — Кто в новогоднюю ночь переспал с двумя девушками в одном доме, но в разных комнатах, и умудрился не спалиться ни перед одной из них? — спрашивает Катя и выжидающе смотрит на нас. — Так, ребята, ну и кто это? — Руслан! — Может, Хабиб? — А почему Макс молчит? — Я не знаю, почему Макс молчит. Может он сам расскажет про себя? — говорит ведущая. — Ма-а-акс? — Ну, да, да. Было такое. Все ребята воодушевлены и возбуждены. А я вижу, что Макс чуточку смущён, хоть и старается не показывать это. Его лицо уже даже начинает краснеть, а мне становится так смешно от того, что он такой крутой и милый одновременно, и я не могу остановить смех. 19 апреля, четверг Я опять просыпаюсь одной из первых, даже до официального будильника, и уже сейчас решаю провести этот день максимально продуктивно. Я умываюсь, находясь в ванной только наедине с камерой, собираю волосы в свободный хвост и иду на кухню за кофе. Какао здесь нет, как и корицы с лавандой. Хорошие отношения у нас с лавандой начались после того, как мама иногда добавляла себе эту траву в кофе по утрам. А мне хотелось быть взрослой, и я кинула себе веточку в какао. С тех пор у нас дома всегда лежит пакет с лавандой, и только один этот факт меня успокаивает. На кухне уже завтракает Софа, я желаю ей приятного аппетита и достаю кружку из шкафа. — Как тебе на реалити? — спрашивает она у меня. — Знаешь, пока непонятно. Вроде очень круто, что можно музыкой заниматься, но так неловко от этих камер иногда. — Кстати, Серёга сказал, что у нас будет свободный день перед концертом. Типа не будут нас снимать. Только тс-с, — девушка улыбается и прикладывает палец к губам. — Вау. Серьёзно? — Ага. — Офигенно! Вот бы ещё телефоны дали хотя бы на пару минуточек, я бы позвонила маме с папой. Но день без камер — это вау. Я сажусь за наш стол и вижу, как на кухню заходит Свобода. Он укутан с головы до ног в огромное одеяло и выглядит как утреннее облачко. — Доброе утро, — говорит Софа, а я улыбаюсь от этой картины. Он присаживается на край нашего длиннющего дивана и смотрит на нас. Его утро — это особое явление. Все это уже знают и принимают. — Крис, пошли курить, — хрипло произносит он. По утрам он говорит очень тихо. Его хрипотца едва доносится до ушей нормальных людей, но я уже привыкла и понимаю этого утреннего Максима, ещё витающего в своих снах. — Можешь идти, я сейчас, — отвечаю я и спешу в спальню. Мне хочется взять блокнот с собой. На всякий случай. По пути к своему балкону я хватаю ещё кружку с кофе и бегу из квартиры. Мы встречаемся у входа на балкон. Он пропускает меня вперёд, а я сразу понимаю, что в десять часов утра на улице в апреле не бывает тепло. Многозначительно проговариваю «ой» и смотрю на парня. — Холодно? Я киваю. — Садись, — отвечает он, снимает с себя одеяло и накрывает меня так, чтобы руки оставались свободными. — Как ваш номер? — спрашиваю я. Он садится рядом, закуривает. — Скажем так, мне было бы намного легче, если бы я пел с тобой, например. Но номер будет хороший. — Я бы тебе точно не могла помочь написать песню или музыку. Я как куколка поющая. — Ты реально? С твоим голосом можно вообще не париться о своей эффективности. А вообще, — он задумывается, — ты пробовала писать? — Ну, так. Раньше пробовала стихи, как и все. — Ты знаешь, никогда не поздно взять и выложить свои мысли на бумагу. Вот прямо как твои рисунки. Ты же в какой-то момент начала рисовать. Так и тут. Я подумаю над этим. Напишем вместе хит. Такой, чтобы прям огонь. Я улыбаюсь и открываю блокнот. — Можно? — спрашиваю его. — Ой, это Софа? — Да, вчера нарисовала. — Я же сказал, что буду рад своему портрету. — Окей. Он сидит напротив в футболке и длинных штанах, его сигарета запускает ему в рот последнюю порцию дыма и летит в пепельницу. Его волосы такие взъерошенные, что карандашу придётся очень не просто. — Чего тебе не хватает здесь? Из вещей. — Какао и упаковки с лавандой. — У тебя уже был готов ответ? — Ну, да, — смеюсь я. — Вот пью кофе с сахаром. — Мне теперь после твоих детских желаний даже не рассказать о своих хотелках. Макс отпивает кофе из моей кружки и закатывает глаза. — Ой, да ладно тебе. — Хочешь сказать, если бы в этой кружке было какао с твоей лавандой, мне бы понравилось и стало лучше? — Конечно! В тысячу раз! — Тогда запишем твои желания в список для Кати. Я и забыла совсем, что каждый из нас может написать своё желание в нашу внутреннюю социальную сеть, которое должны исполнить. А точнее принести. Желания могут быть только материальными. — А тебе чего не хватает? — Коньяка. — Мощно. — Особенно после твоих какао. Я вывожу на лист блокнота его глаза, губы, дохожу до безразмерной футболки, до свободно лежащих кистей рук. Он сидит в очень расслабленной позе, ему становится лучше, он просыпается. Мы не разговариваем, слышен только звук скрипящего карандаша по бумаге и шум за окном. Эта относительная тишина успокаивает нас обоих, моя душа полна умиротворения. Не помню, когда последний раз мне было так приятно молчать. Смотря на Максима, я ловлю себя на мысли, что рада отсутствию здесь камер. Серёжа может не так всё понять, а я не хочу этого. Правда, не хочу. Мы и без этого ругаемся каждую неделю. Теперь остаётся надеяться, что время и расстояние поможет нам разобраться в себе и в нас. — Ты в курсе, что это мой балкон? — я нарушаю десятиминутную тишину. — Чего? — Ну, я его первая нашла и захватила. А вы с Пиэлси ворвались со своим курением ко мне сюда. — Ты хотя бы имеешь уважение к взрослым людям? — Тебе что, восемьдесят? — А тебе восемнадцать есть? — Такой противный, сидит на моём балконе и возмущается. — Я выкупаю половину твоего балкона. — Ладно, устраивает. Готово. — Уже? — Ну, да. Это просто зарисовка. — Я настолько классно выгляжу? — он улыбается и широко распахивает глаза. — Не факт, просто я тебя так вижу. — Спасибо, великий художник. — Ты прекрасно позируешь. — А ты скоро будешь писать глубокие песни. Теперь пошли просить у джина твою лаванду. Жаль, нельзя попросить у него бутылочку коньяка. — Ма-а-акс, — протягиваю я, он еле уловимо улыбается, и мы возвращаемся в суету нашей квартиры на тридцать четвёртом этаже.