***
Не могу сказать, когда он стал для меня настолько важен. До того момента, когда я решила отойти от своего плана и поцеловать его, мне казалось, что я ещё могу отделаться от него. Но, сидя на интервью и рассказывая про события шоу, нельзя же думать про Максима Свободу? Поправочка: постоянно думать про Максима Свободу. До обеда наше с ним расписание не совпадает, но когда все ребята садятся обедать (нас всё-таки стараются приучать к режиму и правильному питанию), мы оказываемся за одним столом. Рядом. Я чувствую себя так, как будто влюбляюсь первый раз. Ныряю в него полностью и забываю о том, что иногда нужно выплывать на сушу. Не захочу выплывать, даже если начну задыхаться. Мне хочется, чтобы наша история проходила чуточку иначе. Без камер, без двух десятков людей вокруг и невозможности открыто говорить о том, что Максим Свобода целует меня так, что у меня не остаётся шанса поступить иначе. Но ведь это и есть мы. Мне бы очень хотелось избежать разговора с Серёжей сегодняшним утром. Благодаря Пиэлси мне удалось рассказать Серёже, что я сейчас чувствую. Мне было бы лучше, если бы он закричал и бросил трубку, но этого не произошло. — Прости меня. Я не хочу делать это по телефону, когда ты так далеко от меня. — На этом моменте мой голос отказывался от своих обязанностей, я молчала и плакала. — Прости, я не хочу возвращаться. — Всё? Молчание. — Мы можем поговорить, когда проект закончится? — Конечно. — Тебе так мало времени нужно было. Две недели, да? — Ты действительно не замечал, что это произошло ещё очень давно? — А если бы не он? — Я не знаю, Серёж. Но он есть. — Я не хочу тебя отпускать, малышка. — Мне очень жаль, прости. Пожалуйста. Я разговаривала с ним там же, где и Макс тогда. В той самой комнате, куда меня тогда завёл Пиэлси. Это помещение, задуманное как зона отдыха персонала, решает столько судеб, что оно уже должно осознавать уровень своей значимости. Серёжа пересказал мне тот их разговор, но ничего нового я не узнала. Мы закончили разговаривать ровно в тот момент, когда в комнату зашёл Пиэлси. Он сказал, что наше время уже кончилось. И как же он был прав. Я сижу около Максима за столом и наблюдаю за тем, как он старательно жуёт свой салат. Мне никогда не приходили мысли об измене или о том, что я могу влюбиться, находясь в отношениях. Но сейчас я пытаюсь понять — а что же делать, если ты нашёл родственную душу и не можешь оторваться от неё? Как можно винить человека в том, что он вдруг увидел кого-то, и в нём ёкнуло то самое? Тем более, если он не сразу бросился в омут страстей, а переждал на бережочке, осторожно наблюдая за этим «новым». Так что же делать после того, как ты переждал столько, сколько смог? Когда у тебя нет пути назад, к той девушке, которая жила без этого светловолосого Владивостокского кота. И даже когда ты рассказываешь всю правду человеку, которого придётся потерять в той или иной степени, тогда ты имеешь моральное право радоваться? Хотелось бы знать. То, что я испытываю облегчение от разговора с Серёжей, характеризует меня как плохого человека? — Крис? — тихонько зовёт он. — Всё нормально. Я утыкаюсь ему в шею и вдыхаю запах моря. Моего моря.***
Мы с Пиэлси договариваемся, что к восьми часам в той самой секретной комнате всё будет готово для нашего свидания. Я не могу найти слов благодарности для него, потому что он рискует не столько собой, сколько своей знакомой. В случае, если нас застукают, я, конечно же, беру всю вину на себя. Хоть и ума не приложу, как могла бы это провернуть одна. Мы с Максимом проводим весь оставшийся день рядом — едим, разговариваем, пьём чай, смеёмся, поём «Девочку с каре», танцуем. Мне даже начинает казаться, что ему не нужно никакое свидание, но я расслабляюсь, когда он садится ко мне на кровать и шепчет на ухо: — Ещё нет восьми? А то я очень хочу тебя поцеловать. Я округляю глаза как дурочка и оглядываю спальню. Кажется, что все слышали это, но рядом никого нет, кроме него. Он хитро улыбается и смотрит на меня. — Наверное, мы можем не ждать эти пятнадцать минут, — говорю я. — Думаю, что да. Завтра у нас практически свободный день, потому что после концерта в реалити показывают, как мы отдыхаем, встречаем гостей и веселимся. Благодаря этому дню без репетиций мы с Максимом можем позволить себе отлучиться на пару часиков. Хотя, конечно, мы не можем. Но нам этого очень хочется. Я встаю, беру его за руку и веду к выходу из квартиры. Он послушно идёт за мной, периодически толкая меня в плечо и смеясь. Мы подходим к двери в комнату отдыха и видим, как оттуда выходит Даша — та самая девушка, которая знакома с Серёжей и работает на нашем проекте. — Привет, — здороваюсь я. Мы видимся с ней второй раз. Наша первая встреча произошла тогда, когда мы обсуждали детали сегодняшней встречи. — Привет, ребята. — Она многозначительно смотрит на нас. — Я надеюсь, что всё пройдёт хорошо. Все уже разошлись, а я вернусь через пару часов. Я постучу. — Прости, что втягиваем тебя. — Не волнуйтесь, всё нормально. Серёжа умеет уговаривать. — Спасибо, — отвечаю я, широко улыбаясь, и завожу Максима внутрь, не давая опомниться. Мы внутри. Он смотрит сначала на меня, но потом переводит взгляд на стол — там стоит небольшая бутылка коньяка, стаканы, лежат шоколад, фрукты и какие-то закуски. Вижу по его взгляду, что он оценил Дашины старания. Я на минуту зависаю и перечисляю правила, которые нам сегодня предстоит нарушить. Общение с сотрудниками — это раз. Выход за границы квартиры куда-то, кроме балкона — два. Распитие спиртных напитков (самое страшное) — три. Наше долгое отсутствие, а, следовательно, невозможность быстро записать какое-то интервью или поехать на студию (мало ли) — четыре. Нам хана. — Крис! Ты что? Как это? — Я подумала, раз мои желания слишком детские, то твоя бутылка коньяка подойдёт для подарка? — Боже, Крис, ты такая… Мне хочется прижаться к нему и не отпускать, но я почему-то не делаю этого. Я закрываю дверь на защёлку и подхожу к столу. — Надеюсь, ты рад? — Крис, ты чудо. Он подходит ко мне сзади, обхватывает за шею и целует в макушку. Может спуститесь чуть ниже, Максим Дмитриевич? Я разворачиваюсь к нему, и мне вдруг становится неловко. Я не продумывала эту встречу полностью, поэтому не могу понять, что сейчас делать. Не могу понять, поэтому говорю: — Нальёшь? — Садись, — отвечает он, расплываясь в улыбке. — Хорошо, что я не сказала тебе заранее. А то подумала бы, что ты только из-за коньяка согласился. — Предусмотрительно. Он открывает бутылку, вдыхает аромат напитка и опять улыбается. — Кошелева, надейся, чтобы нас не выгнали. — Только маленько наливай. — Я тебе наливаю очень маленько, не рассчитывай. Максим протягивает мне стакан и сам садится рядом. Я подгибаю ноги и полностью поворачиваюсь к нему. Мне так нравится видеть его довольным, пусть даже и под угрозой ухода с шоу (или что там с нами могут сделать?). Пусть даже он и смотрит на этот стакан с большей нежностью, чем на меня. — Хочу выпить за тебя. Хочу, чтобы ты выиграл и всех уделал. — Крис, — улыбаясь, произносит он. — Макс, — отвечаю я. Он выпивает свою порцию коньяка, не закусывая, и отставляет стакан. Я пью. Жмурюсь. Хоть у меня и было налито раза в три меньше, кладу в рот кусочек яблока. Чувствую тепло от алкоголя. Мне не приходилось напиваться часто, но в те разы, когда мы с друзьями устраивали вечеринки, бокала вина мне хватало, чтобы начать нести всякую несусветную чушь. Надеюсь, этого не произойдёт, если Максим вдруг поделится со мной своим драгоценным коньяком. — Какие планы? — спрашивает он и притягивает меня за талию к себе. Я опять слышу его дыхание и чувствую его на себе. Максим дотрагивается до моей шеи, и мне уже плевать на то, что я собиралась с ним говорить о чём-то. О чём? Я протягиваю ноги так, чтобы они лежали по обе стороны от Максима. Он ухмыляется и легонько касается моей кожи своими пальцами. — Не дразни меня, я же хотела поговорить, — говорю я, но, кажется, тело говорит о другом. Кошелева, соберись. — Так говори. — Он наклоняется ко мне и произносит слова так, что невесомо касается моих губ. — Крис, говори. — Ненавижу тебя, — смеясь, отвечаю я и держусь из последних сил. Он тянется через меня за коньяком и отпивает прямо из бутылки. Кажется, он и правда не собирается делиться со мной, поэтому я укоризненно смотрю на него и забираю бутылку. Делаю небольшой глоток. Вкус стал ещё более горьким. Но я стараюсь не жмуриться, и, кажется, у меня получается. А то опять будет говорить, что я маленькая. Отставляю бутылку. — Как дела с Серёжей? — спрашивает он. — Мы разговаривали сегодня. — И что решили? — Я сказала правду. — Что ты рискуешь ради нашего свидания местом в проекте? — Почти. — Я улыбаюсь. — Я попросила прощения. Кажется, этого достаточно, чтобы он понял суть разговора. — Наверное, нужно поговорить про то, что сейчас происходит. — Тогда лучше выпить. — Ма-а-акс, — протягиваю я, смеясь. — И что мне с тобой делать? Ещё один глоток. Сознание не намерено больше оставаться со мной. — А что это было с Майер такое, а? — А что было? — Вы обнимались! И танцевали. И на нашем балконе запирались! — Никто не запирался нигде, Мартышка. Ты поверила, что она мне нравится? Я хмурюсь, потому что даже одна эта мысль меня раздражает. Бесит. Делаю ещё глоток. — Крис, давай пока не будем пить. Хорошо? — Ты специально хотел сделать мне плохо? С этой Майер? — Я был в растерянности. — Почему? — Потому что мне очень нравилась девушка, у которой был парень. И мне казалось, что я ей тоже. Хотя бы немного. Я понимал, что мне нельзя действовать. Но очень хотелось. Но я не хотел разрушать вас. — Это не так. Ты не разрушил бы ничего. Ты спас меня, Максим. Утонув в тебе, я, наконец, выбралась. — Вы были помолвлены? — Нет, Максим. Я не понимаю, зачем он это сказал. Я не решилась спросить у него сама. Мы смотрим друг на друга, оба пытаемся скрыть своё желание поцеловаться прямо сейчас. Срочно. Я забываю об уговоре и отпиваю ещё немного. Он, кажется, уже не против. — Ты такая красивая, моя девочка с каре, — говорит Макс, и вдруг в помещении гаснет свет. Мы оказываемся в полнейшей тьме — здесь нет ни одного окна. Я больше не вижу его лица, а только чувствую прикосновения его рук к моим, покрывшимся мурашками от страха. Мне хочется прижаться к нему и зажмуриться, чтобы больше не видеть эту темноту. — Ой, — вскрикиваю я. — Страшно. — Это же просто свет, Крис. — Да, верно. Но… Он чувствует мой страх — моё пьяное сознание боится темноты, и я начинаю дрожать. Максим, не говоря ни слова, нащупывает моё лицо и невесомо целует. — Тише, — говорит он шёпотом. Целует в губы, и я чувствую, что это моё спасение. От темноты, от страха, от всего, что меня пугает. Тянусь за его губами, чтобы получить ещё немного спасения. Но он отстраняется и легонько покусывает мою шею. Я вздыхаю. Не так, как обычно, слишком громко. Он улыбается, я чувствую это кожей. — Ты знаешь, с кем будешь петь на следующем концерте? — Нет, конечно. Откуда? — Я же знаю, — говорит он. — Мы поём? Вместе? Да? Макс? — А ты хочешь? — Петь с тобой? — Ну, мы же про концерт. О чём ты думаешь, Крис? — Нельзя дразнить. — Можно. Кусает мои губы. — Я хочу петь с тобой. — Девочку с каре? Тянет легонько за волосы, чтобы… чтобы я потеряла дар речи? — Да-а-а. — Тогда будем петь. Включается свет. Вижу его довольное лицо. — Вот ты и не боялась совсем. — Спасибо, я была рада так не бояться. — Может, тогда выключим свет? Я не успеваю ему ответить, как раздаётся стук в дверь. — Уже? Два часа прошло? — Не знаю, — говорю я и встаю. Иду к двери, открываю её и готовлюсь просить у Даши ещё часик времени. Но за дверью не Даша. — Крис? Кто там? — спрашивает Макс, видя моё испуганное лицо, и подходит ко мне. — Добрый вечер. Выходите отсюда оба.