***
Вечером нам приносят кучу бургеров, суши, мармелада и другую вредную еду, которую мы попросили. Все ребята собираются в кухне и накидываются на самое вкусное, что мы ели за эти две недели. Максим сидит напротив меня. Мне так важно знать, где он находится, что, даже находясь в курсе его местоположения, я ищу его глазами. Мы оба в каком-то недоумении от произошедшего, но нас спасает то, что наши взгляды могут сказать всё за нас. Мы выражаем свои чувства в каких-то маленьких и незначительных ни для кого действиях. Между нами на столе стоит упаковка с картошкой фри, и мы одновременно тянемся к ней, не сговариваясь. Я встречаю его взгляд, который говорит «давай, поиграй со мной» и начинаю смеяться. Он тянет эту упаковку на себя, не давая мне взять свою законную картофелину, и вскидывает брови. Я не отступаю и забираю у него вазу с его любимым мармеладом. Удар ниже пояса — он округляет глаза, когда видит, что я начинаю есть его мармеладных мишек. — Кошелева… — Не балуйтесь едой, ребятки, — проходя мимо, говорит Серёжа. Смотрю на него, пытаясь понять, насколько он рассержен. Но по нему не скажешь, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Когда я заканчиваю есть, вижу, как Максим обходит стол и подходит ко мне. Чувствую его прикосновение — он обнимает меня за плечи и прижимается всем телом. — Ты же помнишь, что нас снимают? — спрашиваю я, а сама вдыхаю его запах и закрываю глаза от удовольствия. — Плевать. Если он рядом, то мы со всем разберёмся. 1 мая, вторник Когда сегодня на собрании нашей команды нам всем раздают номера — выясняется, что дуэта с Максимом у нас не будет. Мы переглядываемся. Макс пытается поднять эту тему, но ему отвечают, что на ближайшем концерте нашу песню исполнить пока невозможно. У него общий номер с тремя ребятами с песней на английском — и это худшее, что могло произойти для него, хоть и должно было когда-то. Он не любит петь на английском и не хочет этого. Я пытаюсь ободрить его, но сразу после разбора номеров он говорит, что хочет курить, и уходит. 2 мая, среда Мы уходим ото всех в репетиционный зал, чтобы дописать песню, пока ребята завтракают. Макс сам это предложил, и это его самый ранний подъём за всю историю проекта. Нам хочется поскорее довести «Девочку с каре» до идеального состояния, чтобы показать Фадееву. Я лежу на его плече, пока он в наушниках пишет музыку на своём планшете. Слышу тихое жужжание нот и напеваю слова песни. Максим сегодня надел мягкий вишнёвый костюм, собрал хвост и теперь кажется таким домашним, что я опять забываю про камеры и на протяжении минут двадцати лежу на нём. То на плече, то ложусь на спину и кладу голову ему на колени, иногда позволяя себе дёргать его за кофту или теребить его небрежный хвост. Надеюсь, что Серёжа перестал смотреть реалити. — Послушай вот это, — говорит он мне и протягивает наушники. Я слушаю. — Всё, огонь. Огонь же? — Наверно, — отвечаю я и улыбаюсь. — Когда нам разрешат её петь — это будет самый лучший концерт. — Даже лучше, чем сольник? Он загадочно улыбается, и в студию входит Серёжа. — Как успехи? — спрашивает он и садится рядом. Я тоже вынуждена принять сидячее положение и оторваться от Свободы. — Макс музыку написал, — отвечаю ему. — Надо поговорить. Я, как и обычно в таких ситуациях, тянусь вытаскивать батарейку из микрофона. — Серёж, о чём? — спрашивает Максим. — Короче, вчера, пока вас не было, некоторых из нас собрали здесь. Может быть, вам тоже скоро это скажут, раз доверили мне. Я, как известно, могу и вам доложить. — Ну, так что? — не выдерживаю я. — Нам сказали, что на ближайшее время цель нашего реалити — показать зрителям, какая вы идеальная парочка. И мы должны способствовать тому, чтобы вы вот как обнимались, болтали, но сохраняли завесу тайны. У меня нет слов, я смотрю на Максима в надежде, что он сейчас опровергнет это или сделает что-то. — Типа для рейтингов? — говорит он. — Да, вроде того, братан. Только непонятно, почему мы должны это делать. Вроде как нам всем тоже хочется выиграть. — Он пожимает плечами. — Но ты, надеюсь, не собирался этого делать. — Нет, конечно. Это уже вообще край. Тем более, вы и так контент создаёте им. Не понимаю, зачем нас приплетать. — Всё будет хорошо, — говорит Максим, целует меня в макушку и обращается к Серёже. — Пошли покурим? Они оба уходят, оставляя меня в пустой комнате. Поверить не могу, что меня ввязали в эту игру.***
В спальне уже погасили свет. Я лежу на кровати, укрывшись одеялом, а Макс сидит рядом на полу. — А что ещё ты можешь рассказать? — спрашивает он. — Я не знаю. Понимаешь, просто у меня ничего нет. — Нечего скрывать? — Мне не из чего высасывать. Я не представляю, что такого интересного произошло в моей жизни, чтобы это можно было рассказать, и люди такие: «Воу! Вот этого мы не ожидали!». — Да, блин, в жизни ни у кого ничего интересного не произошло. Тебе нечего вообще скрывать? — А что? Детей внебрачных в девятнадцать? Я не знаю, что? — говорю и развожу руками. — Да я не про то. Ну, я же скрывал, например, что я злой. Ты вот, может, какую-то свою черту скрываешь просто? — Я же не знаю. Мне никто об этом не рассказывал. Я ни у кого не спрашивала: «Слушай, какая у меня есть черта такая, противная, ну вот скажи мне?». — Может ты вообще противная. Я показываю средний палец и отбираю свой блокнот, который он намеревается открыть. Потому что в нём находятся рисунки, посвящённые только ему. Тебе пока рано смотреть на них, Свобода. Он выжидающе смотрит на меня с моим маркером в руке. Кидаю в него другой альбом. — Огниво! — восклицает он. — Это типа перо вообще такое? — Эх, сколько же я денег потратила на эти маркеры. Ты не представляешь. — Дорогие? — Отрывается от своего рисования и смотрит на меня. — Тридцать две тысячи потратила. — В смысле, на сколько маркеров? Я приоткрываю большой заполненный пенал, он с горящими глазами заглядывает туда. — И они все такие? — Да. — Балдёж! Слушай, так это же прям перо. Первый раз в жизни таким пользуюсь. Никто и не замечает, что Макс ещё больше ребёнок, чем я в свои девятнадцать. Такой прекрасный любопытный ребёнок. Беру свой любимый маркер и показываю ему, как он пишет на бумаге. Максим отбирает его и начинает рисовать теперь им. Я молча наблюдаю. — Привет. — К нам подходит Руслан. — Как поживает ваше физическое «я»? — Да хер его знает, — отвечает Максим, продолжая рисовать. — Главная мразь страны рисует цветочки, — говорю я. Не могу оторвать от него взгляда, не могу посмотреть на Руслана, который адресует мне реплику. Просто не могу. Смотрю на его руки, на то, как он водит маркером по бумаге. Мне хочется его прямо сейчас, но у нас с ним тоже появилась договорённость — мы оба стараемся максимально не показывать, что между нами что-то есть. Не знаю, получается ли, но нам не хочется быть частью чьего-то плана. — Не, просто по глазам же видно, что я злой. — А почему ты злой? — Меня не удовлетворяет мир, — отвечает Макс и показывает мне блокнот. — Это красиво? — Фиолетовый — цвет психов. — Да? Так я же даже не смотрел, что выбираю. — Ты сначала нарисовал цветочки, а сейчас, таким ярким красным, кровавым цветом рисуешь окно — хочешь выбраться. Они перебрасываются парочкой фраз, а я стараюсь перестать улыбаться, когда Максим облокачивается на мою кровать, но всё ещё находится в паре сантиметров от моих ног. — Я не понимаю, почему за тебя топят, почему у тебя первый рейтинг? — спрашивает он. Опять развожу руками. — Я знаю, почему, — говорит Руслан. — Они не считают тебя девушкой, они считают тебя девочкой. — Ну, вообще да. Умная мысль со стороны Руси. — Тут же у тебя нет никаких любовных историй? — спрашивает Руслан. Кажется, он один из первых начал достигать цели проекта и сводить нас. Удачи, Руслан! Макс отворачивается. — Нет, — отвечаю, как можно более уверенно, и мимолётно смотрю на него. — Ну вот. Руслан на протяжении всего разговора стоит около нашей ямы, но, кажется, ни Макс, ни я его уже не замечаем. — Ты реально не рассматриваешь возможность с кем-то здесь задружиться? — спрашивает Свобода. — Нет, ну типа будет вообще супер мега круто, если, допустим, с тобой или с Софией мы продолжим общаться. Дэни мне очень нравится. Мальчик он просто шикарный. Максим держит большой палец вниз и корчит гримасу. — Очень хороший мальчик! — восклицаю я и начинаю кидать в него свои маркеры. — Ну, чем? Чем? Объясни! Можешь мне объяснить, пожалуйста? Ну, растеряешь дорогие маркеры. — Он реально всё делает искренне, смотрит и говорит. Без задней мысли. — Я знаю, знаю, что он говорит и думает хорошие вещи, добрые, спокойные, — отвечает Макс и помогает собирать мне маркеры, которые оказались на полу. — И тебя это бесит. — Что меня бесит? — Что ты так не можешь. — Я так могу. Я так и делаю. — Да, просто ты говоришь о плохом, а он видит хорошее во всём. — Просто он ещё не понимает, какой этот мир на самом деле. 3 мая, четверг Ближе к вечеру к нам приходит Катя Варнава, чтобы провести с нами рубрику «вопросы-ответы». Все собираются в общей зоне, мы сидим отдельно — через пять человек друг от друга. Как вам такое? Тут на экране высвечивается очередной вопрос, и Катя читает: — Родион, видишь ли ты себя парнем Кристины Кошелевой? — Я вообще себя вижу уже чьим-нибудь парнем. Когда-нибудь. Ну, Кристинка, конечно, клёвая. Но я тихонько просто стою в сторонке. Мне вообще судом запретили к ней приближаться. Родион пытается отшутиться, но я начинаю вспоминать слова Софы, когда ей показалось, что он проявляет ко мне симпатию. Я, кажется, не замечаю никого и ничего вокруг, кроме Свободы. Вижу его довольное лицо и улыбаюсь сама. Он первый раз настолько светится, что я стараюсь запомнить каждую секунду этого момента, каждое его движение. Он выглядит как гордый кот, который владеет своей кошкой и не планирует её никому отдавать. И я не собираюсь тебя никому отдавать, даже не надейся.***
Очень хочется спать. Я сижу на расстеленной кровати — передо мной на полу сидит Максим с планшетом в руках. — Может, спать? — говорю я. — Ну и вали. А я буду писать. Громко вздыхаю. — Нет, ну, если ты не ляжешь спать, то я буду писать. — Что? Ещё раз. — Он не слышит меня из-за наушников. — Давай писать! — Так, мне ещё раз нужно, что ты там предлагала? Какие строчки? «Яблоки фуджи все отравили», а потом? — «Зеркало в луже». Я не помню последнюю строчку. Её придумал ты. Мы пишем текст вместе, как он и обещал мне как-то раз. Я чувствую себя особенной из-за того, что он пускает меня в свою голову, в свой процесс работы над его музыкой. Этот процесс кажется даже более интимным, чем любые поцелуи, потому что я чувствую, что он доверяет мне. И что же мне делать, если я теперь не знаю, как от тебя оторваться?***
— Крис уснула? — спрашивает Пиэлси, делая очередную затяжку. — Ага, чуть ли не на моей кровати. — Это был бы вообще разрыв, Макс. — Было бы неплохо. — Так ты мне объяснишь — ты забыл про всё, что узнал? Или как? Просто до того момента, как я знал только часть вашего разговора с парнем её, всё окей было. Я бы ваши задницы прикрывал из добрых побуждений. Но если она тобой играет — прости, конечно, но я всё. — Понимаю. — Не хочу тебя накручивать, братан, но она как-то на удивление спокойно отреагировала на мой разгон тогда, в репетиционке. — Слушай, я искренне рад, что мы выглядим очень мило, но это не то, что ты думаешь. Правда. Я просто подумал, что могу тоже поиграть, если они со своим пареньком так делают. — Серьёзно? И ты всё равно рисковал, идя в эту чёртову комнату? И когда пил с ней коньяк? — Мне очень жаль, что так вышло. Но нужно было дать ей понять, что я готов ради неё рисковать. — Блин, да зачем всё это? — Мне интересно, что они будут делать дальше. Куда она может зайти ради этого. Вот и всё. — Вы целовались уже? Максим кивает. — А-а-а…? — Нет. — Повезло тем, кто камеры подключал. — Серёжа смеётся. — Слушай, ты же с ней очень близок. Даже слишком. Тебе самому-то должно быть виднее. — Как мне может быть виднее, если она может меня обманывать? А я знаю об этом и не забывал никогда. — Может вам поговорить уже и не мучать друг друга? — Может. — Тебе же тяжело. Я вижу. — Всё нормально. — Ой, ну да. Как же. Просто, Максим, вспомни о том, что она тоже рисковала тогда, вместе с тобой. Неизвестно, по какой именно причине. Но она тоже человек. Маленький и девятнадцатилетний. Поговорите, пока это не зашло ещё дальше. — Понимаешь, я только начинаю расслабляться, так она как вкинет: «Я тут заметила, что мы с тобой на первых местах в рейтинге. После того, как начали общаться». И что теперь? — Я всё ещё стою на своём — вам надо поговорить. — Надо. Наверное. — Я же вижу, что она тебе нравится. Зачем ты тогда просил меня за ней приглядывать, пока вы не общались? Я же не дурак, могу сложить два плюс два. — Я попробую поговорить. Наверное, да. Просто бесит. Не могу. — Понимаю, но будь аккуратнее с этим всё равно. Не заиграйся. Все мы люди.