***
Мы возвращаемся в башню почти вовремя, а Максима сразу забирают на интервью. Я иду на кухню, чтобы уже наконец-то пообедать. Сижу и вижу, как Диана берёт из холодильника йогурт и направляется ко мне. — Ну, что, Кристина, как дела? — Да всё нормально, — отвечаю я и излучаю ноты непонимания. С чего это мы вдруг общаемся? — А у вас с Максом как, что-то наклёвывается уже? Понимаю её намерения и стараюсь не засмеяться ей прямо в лицо. Диана получила указание от продюсеров — Диана побежала выполнять. Ну, ладно. — Что? С каким Максом? С её лица тут же пропадает широченная улыбка. — Как с каким? Ну, Свобода же. — А-а-а! Свобода, — восклицаю я. — Ну, да. Вы же, ну, общаетесь? — Она возвращает себе на лицо свою очаровательную улыбку. — Знаешь, я только тебе признаюсь, хорошо? — О, правда? Конечно, давай. — Ты не скажешь никому? — Нет, конечно, ты чего? Я могила. — Надеюсь, он меня не убьёт за это, но он вообще-то хотел с тобой поближе пообщаться. Просто стеснялся подойти. — Да ты смеёшься? — Нет, Диан, правда. Я подумала, что ты как раз подошла, и вот… Такое совпадение. — А он сам тебе это сказал? А когда? Подожди, а как же вы? Я же хотела… — Что хотела? — Да уже ничего, — отвечает она и пытается не потерять свою улыбку вновь. — А, ну тогда ладно, удачи, Диан, — говорю я и иду мыть посуду, пока она, кажется, старается сопоставить полученную информацию сейчас и тогда. Бедная. Улыбка не сходит с моего лица. И что вы теперь будете вставлять в свой эфир?***
Нас собирают в общей зоне, чтобы вместе первый раз посмотреть одну серию реалити. Макс как раз к этому времени возвращается с нашего балкона. Как же я скучаю. По балкону, конечно. Мой Максим и так здесь. Он садится рядом со мной и берёт одну пачку попкорна, которую я ему приберегла. — Слушай, ко мне тут Диана, кажется, пыталась подкатывать, пока мы курили. Я не могу сдерживать смех. — Чего ты? Она вообще сказала, что это ты ей рассказала о моих чувствах. Что я без ума и всё такое. Не могу перестать смеяться, боже. — Ты ей правда так сказала? — Ой, — сквозь смех пытаюсь ответить я ему. — Потом, давай потом? Катя Варнава говорит, что мы будем не только смотреть, но и обсуждать серию. И для нас это словно глоток свежего воздуха. Увидеть себя со стороны и понять, как ты выглядишь в глазах тысячи зрителей — просто бомба же, да? Первый раз начинаю так сильно волноваться из-за своей причёски или голоса. Надеюсь, что я не слишком пискляво говорю в кадре. Мы все сидим на диванах с пачками попкорна и ждём, когда нам включат самое увлекательное кино из всех возможных. — А что за серия? Новая? — спрашивает Руслан. — Серия за первое мая, — отвечает ей Катя. — А, это получается вот-вот. Три дня назад. — Да, совсем свеженькая, с пылу с жару. Мы с Максимом уже начинаем есть свой попкорн к тому моменту, как свет гаснет и загорается наш большой экран. Вдруг понимаю, что мне хочется увидеть нас с ним в одном кадре, посмотреть, как мы смотримся вместе. И плевать, как я выгляжу там. Хочу увидеть свой взгляд и убедиться. Заглянуть в его глаза и окончательно понять его душу. Вижу своё интервью — я говорю, что ко мне здесь относятся как к ребёнку и меня никто не рассматривает как человека, с которым можно построить отношения. Не уверена, что говорила это три дня назад, но им лучше знать. По лицу видно, что мне неудобно сидеть одной перед камерой. Но, кажется, никто этого не замечает. Ничего особенного не происходит — ребята болтают обо всём на свете. Но через несколько минут я вижу кадры ночной съемки, и замираю на первой же фразе. На экране Женя и Максим. Она распласталась по креслу, смотрит в окно, а рядом стоит он, улыбается и пьёт что-то из своей бутылки. Выглядит как довольный кот. Как же я хочу, чтобы мне показалось. Но, как только экранная Майер открывает свой рот, я застываю с чёртовым попкорном в руке. — Чё, ты предлагаешь в комнату пойти? — спрашивает она, заигрывая. — Спасти друг друга? — Будешь готова — дай мне знать, пожалуйста. Я уже не могу. Правда. Майер неистово хохочет. Трогает его. Он смотрит на неё сверху вниз, как будто правда ждёт, что она сейчас встанет с кресла и кинется в его объятия. Я прикрываю рот чуть дрожащей рукой. — У тебя же нет мужика? — У меня нет мужика, да. — Ну вот, чисто по-дружески. Ну чё ты ржёшь, я вообще прям красавец в этом деле, я тебе отвечаю. Нет, нет, нет. Я пытаюсь прийти в себя, Макс произносит моё имя и касается моего плеча. Не могу терпеть это прикосновение и его самого. Отталкиваю, что есть силы. Абсолютно все ребята молчат и, вероятно, смотрят на нас. Они этого добивались? — Я тебе тоже отвечаю, что я не подведу, — продолжает говорить экранная Майер. — Ты всё шутки шутишь. — Я? Ты что, не веришь мне? — Я тебе верю, но мне уже не обязательно, чтобы ты была красавицей. — Угу. Значит, мы сначала сестричку пели, а теперь (…) вместе. Вместо этого слова звучит противное шипение. Вот бы весь их разговор закрыть этим чёртовым звуком. — Короче, Женя, давай. — Ну, не знаю. Ещё пару раз штрудель мне в руках принесёшь — может быть, сдамся. Кадр сменяется другим, а у меня перед глазами остаётся его довольная улыбка. Лицо чемпиона, который только что стал на шаг ближе к своей цели. Я встаю, опрокидывая пачку попкорна на пол. Все смотрят на меня. — Удачи, — говорю я, обращаясь к нему. — Крис. — Он тянется к моей руке, но встречает только толчок и видит мою спину. Я сваливаю из этой квартиры, но идти некуда. Выхожу за дверь и теряюсь. За мной, кажется, бежит стадо операторов. Сажусь на пол за столб и обхватываю колени руками. Выдыхаю. Мне нужно собраться. Мне нельзя плакать. Слышу, как открывается входная дверь квартиры. Если это ты, то точно получишь. — Кристина. Это Серёжа. Он может быть уверен в своей безопасности процентов на девяносто. Я, конечно же, молчу, стараясь не выпустить из глаз свободолюбивые слёзы. Свободолюбивые. Вот бы кто-нибудь оценил мой подкол. Серёжа поднимает меня и, обхватив за талию, ведёт в танцевальный зал. Закрывает дверь и отпускает моё тело на холодный пол. Смотрю на него. Я бы не сопротивлялась сейчас никому, кроме Свободы. Отведите меня хоть на край света, главное — подальше от него. — И что теперь? — спрашиваю его, ощущая, как глаза наполняются слезами. — Пока ничего. Посидим тут, ты придёшь в чувства. Пусть ждут, раз такие умные все. — Спасибо. Серёжа расплывается в моих глазах. Я молча плачу, как будто могу себе это позволить. Пытаюсь вытирать слёзы рукавом толстовки, собирая вместе с ними остатки туши. Глаза щиплет, голова болит, душа кричит о помощи. Он прижимает меня к себе и крепко обнимает. Теперь слёзы попадают и на его толстовку. — Я хочу позвонить. Можно мне позвонить? Прошу. — Кристина, ты же знаешь, что у нас нет телефонов. Ты забыла? — говорит он и задумывается. — Может, тебе сходить умыться? В душ? Хорошая идея же, да? — Ну, да? Если он что-то задумал, то мне нужно подыграть ему. Доверяюсь ему, потому что он ничего не обещал мне и не клялся, что будет всегда рядом. А просто был. — Готова? Есть силы идти? — Да, — отвечаю я, всхлипывая и вытирая лицо. Всё ещё надеюсь, что на лице не осталось следов моей грусти, но кого я обманываю? Мы встаём с пола, Серёжа открывает дверь и берёт меня за руку. Оказываемся в коридоре перед дверью в квартиру, и я сжимаю кулак свободной руки. Как же ненавижу эти камеры. Заходим внутрь и, минуя общую зону, идём к ванной комнате. Серёжа пропускает меня вперёд. Внутри пусто. — Пойдём умоемся, — говорит он. Подводит меня к раковине и открывает кран. Я пытаюсь сообразить, что нужно делать. В голове на повторе орёт эта идиотская серия. Наконец, умываюсь и смотрю в зеркало. Отворачиваюсь. Серёжа открывает двери душевой, кидает на пол полотенце. — Садись, — командует мне. Я захожу туда, аккуратно сползаю вниз и оказываюсь вне зоны камер. Благодарю его за то, что он такой находчивый. И заботливый. Он вытаскивает батарейку, кладёт мне в карман. Со своей делает то же самое. — Держи. — Протягивает мне телефон. — Я буду снаружи. Через десять минут вернусь. Прошу тебя, будь осторожнее. Он уходит, а у меня в руках остаётся его телефон. Держу его второй раз за три недели — когда такое вообще было возможно? Набираю знакомый номер по памяти — пока не удалось забыть его. К счастью или к сожалению, пока неизвестно. Гудок. Тишина. Гудок. Тишина. Решаю оставить эту затею, но слышу сонный голос на том конце. — Алло. — Серёж, это я… — Кристина? Что случилось? — Я не знаю, зачем я звоню. Просто… — Он что-то сделал, да? Я так и знал, Крис, что это всё плохо закончится. Крепко закрываю рот рукой, чтобы не закричать. На слёзы уже не обращаю внимания, просто позволяю им закрывать меня от этого мира своим потоком. — Тише, малышка. Глубоко вдохни, выдохни. Давай. Я следую его указаниям. — Вот так. Давай вместе. Ты где сейчас? — В душевой кабине, — отвечаю я и сама начинаю улыбаться от этого факта. Почему я в душевой кабине? — Вау, вот это было неожиданно. Тебе не холодно? — Нет, всё хорошо. — Отлично. Теперь вот что, послушай. Ты там уже три недели. Ты выдержала это всё целых три недели. Ты справишься. — Но я хочу домой. — Я знаю, но если ты будешь такой же сильной, какой и была всегда, ты понимаешь, что тебя ждёт? Ты исполнишь свою мечту. Ты же хочешь этого? — Да. — Ну вот. Ты будешь там до самого конца и покажешь всем, какая ты. Мы с тобой докажем всем людям, какая ты сильная. А сейчас сходи в душ, переоденься. Выпей воды и ложись спать пораньше, если можно. Я приеду на концерт завтра и буду рядом с тобой. И не плачь, а то голова будет болеть. Хорошо? — Да. — Обещаешь мне? — Да. — Тогда всё, давай. Я знаю, что нельзя долго разговаривать. Я понимаю. Всё будет хорошо. Помни, что я рядом, и не глупи там. — Хорошо. — Я буду тебя ждать. Я сижу в этой кабине с телефоном в руках и уже почти не плачу. Отключаю вызов и слышу, как открывается дверь. — Спасибо, Софа, — говорит Пиэлси и подходит ко мне. Он протягивает небольшую таблетку и стакан с водой. — Выпей, пожалуйста. Запиваю таблетку водой и отдаю стакан обратно вместе с телефоном. Не спрашиваю, что за лекарство. Да и какая разница. Он садится напротив меня на корточки. — Что хочешь? — В душ и спать. Было бы неплохо. — Сейчас принесу тебе пижаму твою, сходишь в душ и выйдешь отсюда. Я буду снаружи, не волнуйся. Поняла? — Да. Он возвращается с пижамой и тёплыми носками. Я к этому моменту всё ещё сижу на полу душевой кабины. Не уверена, что хочу отсюда выбираться. Здесь тепло, нет камер, нет людей. А главное — Максима тоже нет. Вместе с его идиоткой. Тут, конечно, немного тесновато, но лучше так. — Давай вставай, — говорит Серёжа и опять поднимает меня с пола. Убирает полотенце, на котором я сидела, и прислоняет меня к стенке кабины. — Десять минут, Кошелева. И я вернусь, если не выйдешь. Поторопись, если не хочешь, чтобы я ворвался к тебе в душ. Серьёзно говорю. — Он сам не может скрыть улыбки, хоть и старается быть серьёзным. — Я пошёл. Снимаю свою одежду и кидаю прямо на пол, закрываю двери душа и включаю воду. Боюсь отсюда выходить. Боюсь видеть его безразличие. Стараюсь долго не стоять под водой — не хочется, чтобы Серёжа и правда зашёл сюда. Надеваю пижаму, носки и беру свою одежду. Смотрю в зеркало — выгляжу как обычно. Хорошо, что никто не может заглянуть мне внутрь — там дела обстоят похуже. Надо бы при случае хотя бы свою душу вернуть обратно, а то мало ли, что он с ней сделает. Стою у двери, не решаясь выйти. Нахожу силы тихонько постучать — дверь открывается. Серёжа аккуратно поддерживает меня, кидает одежду мимоходом на кровать и идёт к выходу. — Куда мы? — Спать. Ты же хотела? — Да. — Ну, всё. Будешь спать. Хочешь ещё чего-нибудь? Воды, чаю? — Нет, спасибо, — говорю и вижу среди десятка обеспокоенных взглядов его. Он сидит у окна в кресле, как обычно, держит бокал с соком (его маленькая иллюзия спиртного). Не видит нас и излучает лучи грусти. Хотя не уверена, что теперь могу утверждать, что знаю его настоящего. Выходим в тот небольшой холл, откуда можно выйти на балкон и в ту комнату. Серёжа направляется именно туда — в комнату отдыха с новенькой системой слежения. На диване лежит подушка и одеяло. — Так, ложись сюда, Кристин. Не волнуйся, спи крепко. Я тебя разбужу, когда будет нужно. Дверь закрою, и никто к тебе не зайдёт. — Спасибо. Огромное. Он дожидается, пока я залезаю под одеяло и кладу голову на подушку. Никогда ещё возможность побыть наедине с собой не была такой пленительной. — Всё, выключаю свет. Добрых снов, Кристина. Ты умница. Свет гаснет — комната погружается во тьму. Слышу щелчок дверного замка. Меня клонит в сон, и я начинаю понимать, что выпила успокоительное. Надеюсь, оно подействует на меня очень хорошо и прямо сейчас. Не вижу перед собой ничего — только страшный чёрный цвет покрывает меня и всё вокруг. Скорее бы уснуть. Закрываю глаза. Жду, что мне станет лучше, но сейчас это невозможно. Мне темно и страшно. Ну где же ты?