А завтра будет Греция.

Первая неделя работы прошла великолепно. Гер и Кику посетили кучу различных красивых мест Греции, ходили в кафе и общественные парки, веселились. Камера Карпуси наполнялась снимками жизни и быта Греции, а в механической малышке Хонды все чаще мелькали фотографии Гера. Вот, например, грек ласково гладит кошку, что умиротворенно мурчит на его коленях. Тогда Кику смог сфотографировать этот прелестный момент незаметно, чем был несказанно доволен. Хонда не хотел, чтоб его новый друг узнал, что его тайком снимают на камеру. Впрочем, сам Карпуси знал, что скромный японец любит фотографировать его. Знал и, почему-то, молчал. Сердиться на Кику из-за этого он не мог, получалось только снисходительно улыбаться. Ну, и делать вид, что ничего не замечаешь, конечно. Хонда мог видеть, что Гер не такой уж и флегматичный, каким кажется. Вот, например, если его разозлить, то он совершенно меняется в лице. Так, когда один турецкий торговец на агоре, что раз в неделю привозит со своей родины рыбу и овощи, начинает подшучивать над Гером, то тот хмурится и начинает пылко, по своей мере, ругаться с мужчиной. Хонда видел это всего один раз, но даже этого раза хватило, чтоб узнать грека с другой стороны. И хмурое выражение лица грека совсем не делало его некрасивым. Даже наоборот, Карпуси становился каким-то... Живым. И именно тогда в голову Кику стали приходить разные мысли. "Геракл обычно такой сонный, будто неживой или же уставший. А изменится ли он так же, как меняется, когда ругается, если вдруг полюбит кого-нибудь?" Но, как известно, будучи до невозможного скромным, Хонда старался гнать все эти мысли подальше. Однако так думать было как-то даже волнительно-сладко. И не сколько от мысли о влюбленном Гере, сколько от мысли, что предметом его воздыханий может стать сам Кику. Безусловно, японец понимал, что думает, да и ведет себя как влюбленная во взрослого мужчину школьница, но ничего не мог с собою поделать. "Главное, чтоб Гер ни о чем таком с моей стороны не узнал", — твердил все время как мантру Хонда. Любые случайные прикосновения, да и просто встреча взглядами заставляла брюнета краснеть, смущаться, отводить взгляд. Поначалу это не было таким заметным, но ведь, как известно, дальше — больше. Кику уже не задумывался, как выглядят со стороны его шугания от шатена, а Гер, движимый какими-то своими идеями и догадками, старался чаще прикасаться к японцу, встречаться с ним взглядами при любом удобном случае. И если японца можно было читать, как открытую книгу, то мысли и желания грека — потёмки, скрытые за флегматичным, сонным, но от этого не менее изучающим взглядом. Постепенно Кику начал ощущать себя кем-то наподобие лабораторной мышки под пристальным взглядом учёного. Сначала это оставляло осадок на душе японца, но потом он смирился, это превратилось в своеобразную обыденность. Чаша медленно, но верно наполнялась.

***

— Смотри, Кику, ты считаешь этот снимок красивым? — Вполне. Я думаю, даже Людвиг его оценит. Превосходный закат! Гер чуть улыбнулся. Этот снимок он успел сделать вчера вечером, когда солнце переходило от Европы к Америке куда более величественно, чем обычно. Большое, красное, теплое, казалось, оно занимает почти полнеба. И большие кучерявые облака, окрашенные в нежные розовые, веселые оранжевые и прозрачно-лиловые цвета дополняли величие картины. Нет, этот снимок невозможно было не похвалить! Грек и японец сидели на удобном диванчике в гостиной. В домашнем камине, потрескивая, горел небольшой огонь. Сегодня они снова успели сделать кучу снимков, как обычно сходили на агору и закупились продуктами. Гер даже умудрился вытащить из Хонды обещание отметить такой удачный день выпивкой. Полупустая бутылка вина, два наполненных бокала, фрукты, ночь и камин, дарящий настоящее тепло: всё это создавало непередаваемую атмосферу уюта и семейной идиллии. Гер и Кику даже говорили полушепотом, боясь спугнуть такой хрупкий момент. Хонда уже успел выпить достаточно, чтобы быть в легком дурмане. Алкоголь развязал язык, и японец, сам себе удивляясь, мог спокойно реагировать на всё, что говорил и делал грек. До поры... — Кику, а покажи, что ты успел снять за все это время? Разум сразу прояснился, руки вспотели, а глаза заметались в поисках спасения. А Гер продолжил: — Я отчетливо помню, что ты тоже успевал делать фотографии, — он посмотрел в лицо Хонды, следя за его реакцией. — Я бы хотел посмотреть. — Эм... — не знал, как выкрутиться Кику, — там почти нет фотографий. — Тогда я посмотрю, что есть, — мягко настаивал Гер. Хонде не хотелось ссориться с новым другом, поэтому, чуть охмеленный, он с опаской протянул греку свою механическую малышку. И ждал. С просмотром каждого снимка, на котором запечатлен он сам, Гер совершенно не менялся в лице, смотря на всё это с легкой, чуть снисходительной улыбкой. Затем, досмотрев, протянул камеру владельцу, второй рукой легонько ероша темные мягкие волосы японца. — Ты и правда профессионал своего дела, Кику Хонда. Кадры очень удачные. Парня будто шибануло чем-то тяжелым. В горле пересохло, а глаза непроизвольно расширились от удивления и некого трепета. "Кику Хонда"... О, Боги, как же это было приятно, слышать свое полное имя из уст Гера. Парень противился жгучему желанию закусить губу. Сидел неподвижно, будто ожидая чего-то феерического, что могло бы до конца добить его. И это случилось! Грек осторожно прикоснулся своими губами губ Кику, мягко, не настаивая, а будто прося разрешения. И, вновь опьяненный, но уже от действий шатена, Хонда позволил. Он покорно приоткрыл губы, легонько втягивая прогретый камином воздух. Гер позволил себе дикую вольность и сдался желанию попробовать эти губы на вкус. Легонько вобрав в рот нижнюю губу брюнета, он чуть ощутимо прикусил ее. Кику задрожал. Ладонь, до этого перебиравшая волосы, опустилась вниз, к шее, и придвинула ближе. Вторая рука грека обвилась вокруг талии японца. Шатен упоительно целовался. Это Кику понял, когда юркий язычок проник вглубь рта и начал сначала медленно, а затем все активнее вовлекать язык Кику в некий танец, но до такой степени интимный, что у японца закружилась голова от нахлынувших ощущений. Гер понял, что что-то не так, когда почувствовал, что тело в его руках обмякло. Кику просто потерял сознание! Переживания, вино, переполненная чаша и первый поцелуй — такое совмещать нельзя. И грек, мягко улыбаясь, отнес на руках податливого теперь Кику в его комнату. Переодел в пижаму и, как маленького, уложил в кровать. Хонде этой ночью снился до одури приятный сон.