Monster in me

Яркое пламя. Ослепляющее, но не горячее. В голове крутились смутные, словно о далёком прошлом, обрывки воспоминаний. Оно горело не больше секунды, но отпечаталось в памяти даже сквозь боль. А потом снова темнота, плавающая в белых пятнах временной слепоты, пришедшей после огня. Что это было? Такое же яркое. У него было странное название. Оно густо протекало по языку, искрясь и рокоча на самом его кончике. Пожар. Пусто. Слишком пусто. Наверное, так чувствует себя сброшенная шкура змеи. От меня самого словно ничего не осталось. Только ледяная корка, а под ней мёртвая гниль, но даже от неё осталось совсем немного. Её изъели паразиты. Скользкие. Склизкие. Проскальзывающие всё дальше внутрь и нашёптывающие слова. Слишком тихо, чтобы за них можно было ухватиться, но недостаточно тихо, чтобы не обращать внимания. Воспоминания возвращались неохотно. Смешивались с болью в теле, проигрывались в голове и, не успев закончиться, возвращались в начало, скручиваясь по спирали. Надрывный смех, не успев вырваться из горла, превратился в глухой, изнутри рвущий грудную клетку на части, кашель. Дышать лёжа было почти невозможно, воздух просто входил в лёгкие и выходил обратно, не насыщая. Тело непроизвольно вздрогнуло, когда в него, в место меж ключицами, упёрлось что-то похожее на палку, с холодным, металлическим, концом. Недостаточно сильно, чтобы причинить боль, но вызывая неприятное ощущение и желание сглотнуть. Увидеть хотя бы что-то было невозможно. Глаза слезились, и весь мир казался ещё более размытым, чем обычно, и скудный свет усугублял всё ещё больше. — Кто ты? — глухой, незнакомый голос задал вопрос с отстранённой интонацией, словно его совсем не волновал ответ, а давление на палку еле ощутимо усилилось. — А кто ты? — собственный голос почти неузнаваем, и даже такой короткий, зеркальный вопрос рвёт глотку резкой болью. — Я демон, — голос потерял часть своей отстранённости, наполнившись чем-то похожим на смесь удивления и раздражения. — А я человек, — улыбка сама непроизвольно расползлась по губам. Этот глупый диалог действительно был слишком странным и нереальным, вызывающим смех. Если бы только с каждой сказанной фразой палка не давила на горло всё сильнее. — Ещё одна такая шуточка, и я просто убью тебя! — раздражение в интонации вытеснило любую другую эмоцию, хоть это немного исказилось шипением. Существо, а судя по звуку, голос действительно принадлежал не человеку, растягивало шипящие буквы, и от этого в голове начинало что-то неприятно колоть. — Нажмёшь сильнее, и я умру, — иррациональное веселье только усиливается от всей сюрреалистичности происходящего. Давление заметно ослабло, но всё равно не исчезло полностью, хоть палка чуть не соскользнула с шеи от начавшегося приступа кашля. Протерев затёкшими, и от того онемевшими и заледеневшими, пальцами глаза, я силился разглядеть своего собеседника, но получилось понять только, что он худ, высок и одет в тёмное, а странная палка оказалась обычной тростью. — Согласен, знакомство что-то затянулось. Моё имя Флаг. Фигура моего собеседника не двигалась несколько долгих мгновений, ничего не говоря в ответ. Но спустя время он отмер, полностью убрав трость в сторону, приподнял руку, и на раскрытой ладони вспыхнул шарообразный источник голубоватого света. — Меня называют Блэк. Как уже было сказано, я демон. Я не из вашего мира, — эти слова сквозили чем-то горделивым. От шипения не осталось и следа. Он говорил размеренно, пожалуй даже медленно, мешая ту самую первую интонацию отстранённости со снисхождением. — Я тот, перед кем вы будете трепещать и преклоняться. А заключившему со мной контракт попадёт в руки сила, не имеющая равных. — Может, тогда Господин Демон поможет мне найти очки? Я предпочитаю бояться того, что могу увидеть. Блэк замолчал, и я почти физически чувствовал его недовольный взгляд. Но всё же, раздражённо цыкнув и «стряхнув» сгусток света со своей руки, он щёлкнул пальцами, на лету поймав эти самые очки. Можно даже сказать, что это было немного разочаровывающе. Слишком просто и как-то обыденно. — Эти? — он осторожно держал их двумя пальцами, как если бы они были смертельно опасны, выражая явную брезгливость. — Видимо, вы ещё более слабы и никчёмны, чем я думал. — Спасибо, — заученное слово благодарности отскакивает в ответ на автомате, без мыслей и реального посыла, скорее привычка, чем искренность. Но искренность никого и не интересовала. Блэк продолжал говорить, а я всё не мог перестать думать о том, какая у него глупая улыбка. Словно огромная трещина на камне. Кривая, безгубая, она абсолютно не скрывала несчитанные, уходившие в зелень клыки. Они должны были пугать, но в реальности скорее смотрелись просто странно и неуместно. Всё окружение казалось каким-то не таким. Слишком чётким, слишком ярким, слишком объёмным. Мир давил. От него болели глаза. Их хотелось закрыть и больше никогда не открывать. Линзы очков словно стали прозрачнее и яснее, чем раньше. Царапины затянулись, и даже трещина с краю правой линзы, появившаяся настолько давно, что стала неотъемлемой её частью, исчезла. Это было интригующе, хоть и особого чувства благодарности подобный жест не вызвал. — И где же кончается граница твоих возможностей? Лицо демона приблизилось, позволяя рассмотреть его поближе. Гладкая кожа, без родинок и морщин, даже пор не было видно, ещё больше создавала ассоциации с камнем. Только веки отличались. Почти чёрные, без малейших признаков ресниц, они ещё больше выделили серость самого Блэка. Такая же гладкая, как и всё лицо, неестественная расщелина рта двигалась, в такт тихому шёпоту. — Так далеко, что ты даже не можешь себе представить. Длинная, чересчур длинная усмешка абсолютно не вязалась с равнодушным взглядом. Блэк посмотрел в сторону. Там в луже крови лежал труп, на который я сперва не обратил внимания. О, разве это не забавно? Лицо мертвеца посеревшее, околевшее, овосковевшее словно затухший, оплывший огарок свечи. Сквозь восковую пелену уже невозможно понять, что он чувствовал перед смертью. Это было сродни пробуждению ото сна. Странный человек, странное место встречи. Нос ещё помнил запах огня и жара, но на небе уже темнел закат. — Сегодня ночью загорелся приют. Не так далеко от этого самого места, где мы сейчас находимся. Вы должно быть знаете об этом? От вас пахнет гарью, — отстранённый голос не очень хорошо вязался с внимательным замечанием. Его редкие, засаленные волосы были старательно зачёсаны назад. Когда-то приличная одежда была изрядно застирана. Кожаные, явно старые, ботинки запачкались в уличной грязи. Он не выглядел опасным. — Бедные дети. Но это можно рассмотреть как первые символы нового времени, — он продолжил говорить как будто всё нормально. — Хотя, наверное, «новое» это не лучшее описание. Всё новое — это просто очень, очень старое. Он сказал ещё что-то себе под нос, так тихо, что я ничего не услышал. — Вы же из того приюта? — он встрепенулся и сосредоточился на мне. Широко распахнутый взгляд и бледная толстая верхняя губа придавали ему немного удивлённый вид. Глаза как стекляшки. Со светлой радужкой, почти неподвижные. Как-то натужно, медленно моргнув на мой неуверенный кивок, он отвернулся, снова что-то бормоча. Нескладная фигура, шаркая подошвами, зашагала, рисуя неровные круги на земле. Они могли бы отдалённо походить на замысловатые узоры, не будь линии такими кривыми и прерывистыми. Я сидел на земле, а вокруг меня разрастались несуразные линии. Колено предательски болело после падения, не позволив уйти так далеко от пепелища, как мне бы хотелось. Кровь, стекавшая из носа, давно успела засохнуть корочкой над верхней губой. Незнакомец всё так же говорил что-то, и его слова были булькающей гортанной мешаниной из звуков. — Так вам, получается, негде остановиться? Знаете, у меня недалеко отсюда есть квартира. Вы можете пойти со мной. Я расскажу вам о новом времени, что скоро грядёт. Вернее, таком старом, что всё живое примет его, как свой новый облик, — приблизившись, он нагнулся ближе ко мне, и в лицо тут же ударил запах перегара. Кем бы ни был этот человек, он явно любитель алкоголя. Удобная мишень. Человек, чьи нелогичные, и опасные для него же поступки обусловлены действием спиртного. Человек, который не будет сложной помехой, и у которого может быть что-то полезное. Возможность завладеть хотя бы временным убежищем. Вновь осмотрев худую, без явных признаков физической силы, фигуру, желание принять его предложение уже не кажется столь безумным. С каждой минутой оно всё больше походило на реальный шанс. Мужчина стоял неподвижно, насколько может стоять неподвижно живое существо под воздействием алкоголя, протянув узловатую, такую же бледную как и он, ладонь. Широко распахнутый, немигающий взгляд продолжал вглядываться в меня, в ожидании. Я протянул ему свою руку в качестве молчаливого ответа. Он не соврал. Квартира действительно находилась недалеко. С небольшой помощью нового знакомого, мы минут за пятнадцать добрались до пятиэтажного дома. Даже можно сказать хорошо сохранившегося, но всё равно почти заброшенного и пустого. Большинство окон разбито, внешняя, некогда серая, сейчас заметно пожелтевшая, отделка потрескалась и отвалилась, обнажив красные кирпичные раны. Мужчина, приведший меня, сказал, что в доме почти не осталось людей, но оставшиеся пустые квартиры едва ли пригодны для жизни. Там жили только тараканы и чёрная плесень. Это было не важно. Мне просто нужно место, где я смог бы переждать несколько дней и понять, что делать дальше. Отсутствие людей даже могло сыграть мне на руку. Лестница внутри так же покалечена временем и тяжёлыми условиями как и внешний фасад здания. Проржавелые железные поручни, сгнившие буквально изнутри, выщербины и сколы бетонных ступеней. Тёмные пятна плесени на стенах и затхлый, как будто отсыревший воздух. Запах заброшенности и запустения. Сама квартира, хоть и будучи неотъемлемой частью здания, всё же была более ухоженной. На удивление большая. Существенно больше квартиры, которую ожидаешь увидеть у странного человека, предлагающего у него остановится. — Когда-то моим родственникам принадлежал завод по обработке драгоценных металлов, — сказал мужчина на мой немой вопрос, снова издав ставшее уже привычным бульканье, — к сожалению, золото сейчас не в цене. Он провёл меня почти по всем комнатам, отговорившись, что две оставшиеся — это что-то вроде кладовок, настолько забитых, что удобно себя там чувствовали только крысы, и туда лучше вообще не заходить. При этом его голос как-то странно дрогнул. Когда мы проходили рядом с одной из дверей, за ней послышался какой-то звук, похожий то ли на хрип, то ли действительно на грызунов. Отведённая для меня комната не вызвала у него никаких примечательных реакций. Небольшой куб из стен с разводами на однотонных обоях и одного не слишком большого окна. Кровать — железная рама со скрипучей сеткой и острыми ножками, прикрытая тонким матрасом и когда-то белыми, теперь серыми тряпками. Замка на двери не было, но хорошо, что она открывалась внутрь. Закрыть или забаррикадировать с внешней стороны будет сложно. Это хорошо. Эта человекоподобная рыба, такая же медленная, глупая и вскоре дохлая, кажется, была слишком наивна. Никогда не любил рыбу, одно время взиравшую своими мёртвыми глазами с серых приютских тарелок каждое чёртово воскресенье. Но сейчас встреча с этим человеком, так сильно её напоминающем, казалась большой удачей. О, я не прочь ещё раз ощутить хруст тонких рыбьих костей на своих зубах. Я решил немного подождать и посмотреть, смогу ли получить от этого знакомства ещё что-нибудь полезного. И, можно сказать, после того дня жизнь даже стала неспешно однообразной. Рыбка оказалась болтливой, а мне это было только на руку. Каждый день он пил. Алкоголь сильно развязывал ему язык, и тогда он погружался в темы своего прошлого и какой-то странной философии. Судя по всему его сильно беспокоил упадок его семьи, и у него был какой-то план, как это исправить, но он не хотел сильно в него углубляться. Говорил, что нужно время на то, чтобы я стал готов всё понять, и мне едва удавалось сдерживать ухмылку. Я так и не узнал его имени. Он не говорил. Я не спрашивал. На прямой вопрос зачем Рыба, за неимением имени укоренившаяся в моей голове кличка, предложил остаться у него дома, последовал простой ответ: «В нас есть кое-что общее. На самом деле мы довольно похожи, тебе так не кажется?» Мне так не казалось. Довольно часто он уходил в одну из своих кладовок с едой и проводил там какое-то время. Сам он говорил, что хранит там дорогие сердцу вещи и боится что их могут повредить крысы. Я списывал это на то, что там у него всего лишь склад алкоголя. Честно говоря, мне было абсолютно плевать. Только эти звуки, доносившиеся из кладовки, были не сильно похожи на крыс. Иногда мы говорили на действительно интересные темы. Только из-за них Рыба ещё дышал. — Герои, злодеи. Игрушки нового времени, — от неловкого взмаха рукой очередная бутылку с громким звоном упала со стола, расплескав свое содержимое, но не разбившись, — Жалкие детишки, строящие из себя богов! Родились, заражённые настигшим нас проклятием, а кичатся словно это великий дар! Нееет… Мы сидели в комнате, которую с натяжкой можно было описать как кухню. Старый стол, стоявший в середине помещения, качался из стороны с сторону под весом пьяницы. Когда-то может и гладкие, хорошо обработанные края сейчас оставляли занозы и кололи руки. Истрёпанная древесина впитывала в себя удары, изнашивая в ответ ткань одежды на локтях. По тёмным пятнам можно было прочитать, как любил сидеть хозяин дома. Несколько небольших мешков с крупой грубо раскинуты по углам. Шкаф для посуды ещё как-то держался, хоть дверцы покосились, мешая друг другу нормально закрываться. — Пока электричество не исчезло, этой погани не было! Не рождались обычные люди со сверхсилами. Хотя какая уж там сила, так фокусы. Нельзя с такими достигнуть истинного могущества, — заметив отсутствие бутылки, Рыба наклонился, чтобы её поднять и сделать большой глоток оставшейся жидкости. А после наклонился ближе ко мне, перейдя на шёпот и заглядывая в глаза, — их даже собаки не боятся. Бледному, нескладному лицу этого человека очень не шли улыбки, которые он всякий раз кривил своими лягушачьими губами после очередного монолога. Какие-то неправильные, они вызывали внутреннее отвращение. А ещё в них скрывалось тайное знание. Что-то, что знал он, и не знал я. Лежа ночью на жесткой скрипучей кровати, я думал, что должен был убить его уже давно, но от чего-то медлил. Каждый день я обещал себе, что этот день последний. И каждый день так и не решался всё закончить. Что ж, надо было признать, он что-то знал, и это не давало мне покоя. Любопытство соперничало с осторожностью, но без особых успехов в чью-либо пользу. Но существовал всё-таки некий компромисс. Прятавшийся за одной из дверей, ведущей в комнату, в содержание которой меня так и не посвятили. Надо было просто подождать удачный момент. И за это время я почти был готов убить его. Подойти со спины, вслушиваясь в звуки бульканья очередной бутылки, ударяющихся о паркет ножек стола, сдавленного бормотания под нос странных слов. Подойти, сжав нож, и уже через мгновение смотреть, как кровь брызгает на бутылку, льётся на стол и стекает по ножке на паркет. И смотреть, и смотреть, и смотреть… но я сдержался. Подходящий случай пришлось ждать бесконечно долгую неделю. Она прошла в утомительных размышлениях, что же мне делать дальше. Какой бы страшный секрет не скрывался за той дверью, я полагал, что он остудит моё любопытство, и можно будет двигаться вперёд. Рыба собрался выйти куда-то, сказав, что, скорее всего, это может затянуться. Это было чем-то необычным, обычно он не уходил больше чем на пятнадцать минут. Но это то, чего я ждал, и когда за ним наконец закрылась дверь, любопытство внутри причиняло почти физическую боль. Он всегда запирал кладовку, но никогда прятал сам ключ. Верхняя полка шкафа, между большой миской и одной из стенок. Я проверил, откроет ли он ту кладовку, в которую обычно Рыба не заходил, но она ожидаемо не открылась. Зато вторая дверь легко поддалась, открывая обзор на своё содержимое. Маленькая комнатка, грязная и затхлая, без обилия мебели. Вернее, там была только одна кровать. С человеком, лежащим на ней. Тошнотворный запах растекался из прохода удушливой волной. В полумраке, если не приглядываться, темные пятна на голом матрасе почти не видны. Человек загнанно дышал, то и дело переходя на хрип, но кажется был без сознания. Так вот что издавало этот звук. Он был привязан к изголовью толстой, по виду очень крепкой, верёвкой. Парень, не намного старше меня. Интересное определение «дорогой сердцу вещи». Я медлил. Не входя, но и не решаясь уйти. Металлический ключ постепенно теплел в моей руке. Любопытство должно было быть удовлетворено, но я получил совершенно не те ответы, на которые рассчитывал. От запаха гниения и разложения голова неприятно разболелась. Время шло, и шанс на внезапное появление Рыбы только увеличивался, а лежащий парень так и не пришёл в себя. Снова закрыть дверь, убрать ключ на место и сесть за стол, так словно ничего не было, не сложно. Ожидание в тишине мучительнее. Я медленно крутил в руках оставленную открытой бутылку, рассматривая мутное стекло и плескавшуюся там жидкость на просвет. Правая ладонь пахла металлом ключа. Я не боялся, но, когда входная дверь с грохотом открылась, всё равно сильно вздрогнул. Как глупо. А Рыба уже спокойно появился в дверном проёме спустя мгновение, обвёл мутным взглядом кухню, словно впервые её видел, и с грохотом сел на жалобно скрипнувший стул. — Я рад, что ты тут, — бледная, почти зеленовато-серая, рука взмахнула в каком-то непонятном жесте. Её хозяин откинулся на спинку стула, запрокинув голову к потолку и предоставив лучший обзор на странные кожные складки у шеи. — Нам надо поговорить. Было бы сложно это сделать, если бы ты сбежал. — А я должен был бежать? Просто меня не предупредили. — Ты видел его, — шёпотом, — но не сбежал. Это хорошо. Он резко подался вперёд, усиленно во что-то вглядываясь во мне. И опять эта улыбка. — Я хочу спросить тебя. Ты чувствуешь их? Они сильны. Намного сильнее всех порождений этой жалкой планетки. — О ком ты? — не то, на что я рассчитывал. Меня не должны были поймать. Это злило. — Боги! — он рассмеялся каким-то странным, жутким, нечеловеческим смехом. — Они не знают глупых проблем смертной жизни. Они живут с незапамятных времён, нет ничего старше и страшнее. Вот где настоящая сила. Вот кого мы должны молить о спасении! Вот перед кем мы должны пасть ниц и молить, молить, молить… Даг– Я трижды проклял себя за то, что оставил нож в рюкзаке, решив, что сегодня он мне не понадобится. Мне было страшно. Беспочвенно страшно. Не мог он быть таким жутким! Но его крики… они пробуждали в глубине живота почти первобытный ужас. Я попытался ударить его бутылкой, первым, что попалось мне под руку, в попытке убить. А главное заткнуть, чтобы не слышать этого! Но мой удар захватил только воздух. Он оказался быстрым. Слишком быстрым, чтобы ударить ещё раз. Или увернуться самому. Но теперь мёртвым, утопая в луже собственной крови, лежал он, а не я. У Блэка подобная картина явно вызывала отвращение. Это отчётливо чувствовалось даже сквозь самоуверенную улыбку. Кончик его трости начал делать восьмёркообразные движения, а сам он нахмурился и что-то почти бесшумно зашептал. На первый взгляд ничего не происходило. Тонкая переливающаяся паутинка, образовавшаяся вокруг трупа, почти незаметна глазу. Её вполне можно было списать на причудливую игру света. Первой изменилась кровь. Поддавшись странному влиянию этой не менее странной силы, она начала возвращаться обратно в тело, пока полностью не впиталась. Сразу после этого паутинка стала более заметной, а границы тела размылись и начали меняться. Блэк сделал подзывающий жест свободной рукой, и труп, окончательно став куском податливой, пластичной массы, немного взлетел над полом. Новые черты становились всё чётче и читабельнее, всё больше снова походя на человека. И только после полного формирования стало понятно, что это почти копия самого Блэка, хоть и более бледная. Новое существо опустилось на пол, встав с опущенной головой. Совершенно не подвижное, но живое. Это действительно было невероятным. — Впечатляет, не правда ли? Он полностью подвластен моей воле. Без неё он даже не двинется! Идеальный слуга, который не сможет ни придать, ни подставить! И это ещё не всё, на что я способен, — Блэк буквально светился самодовольством. — Я мог бы помочь тебе в достижении цели твоей жизни с помощью своих умений. Если ты заключишь со мной контракт. — И какова цена? — предложение было заманчивым. Даже более чем. — Ничтожна для живого. Твоя душа после смерти — то, о чём даже не стоит помнить. Я сам заберу её, когда придёт время. Новоиспечённый слуга сделал несколько шагов, чтобы встать рядом со своим создателем. От прежнего трупа не осталось и следа, как если бы его и не было вовсе. Я сглотнул вязкую слюну, на секунду зажмурился, но ничего не изменилось. — Я согласен. Улыбка Блэка как будто стала ещё шире. Отдав трость двойнику, он снял перчатку с правой руки. Длинные, большие когти, даже на беглый взгляд, никак не могли поместиться в тёмный кусочек ткани. — Я, потомок и наследник одного из древнейших родов демонов, заключаю контракт с человеком, соглашаясь следовать его воле до его смерти, в обмен на душу после исполнения договора, — Блэк говорил это громким, хорошо поставленным голосом, протянув когтистую руку. Рукопожатие отозвалось резкой вспышкой боли, оставив на внутренней стороне ладони круглый ожог с рунами. — Контракт заключён! Кроме метки никаких изменений, на первый взгляд, не произошло. — И этого достаточно? — честно говоря, я ожидал чего-то более… ощутимого. — Да, этого достаточно, — демон невозмутимо надел обратно перчатку и вернул себе трость. Кашель. Надрывный и абсолютно неожиданный. Это был тот парень, лежавший в запертой комнате. С более близкого расстояния и при лучшем освещении он выглядел совсем болезненно. Худой до костлявости, измождённый и иссохшийся. Тёмная, неопрятная щетина на впалых щеках, слишком короткая для бороды. Огромные круги под глазами, ушедшие своим цветом почти в фиолетовый, припухлые и от того казавшиеся ещё больше и заметнее. А на их фоне бледные слезящиеся глаза, с трудом открываемые от резкости света. И он до сих пор так же отвратительно пах. — Я хочу поговорить с ним, — слова, сказанные скорее для меня самого, чем для моих спутников, ничего не ответивших. Подняться и пройти в сущности ничтожное расстояние нас разделяющее на затёкших, подгибающихся и не слушающихся, ногах, оказалось невыносимо сложно. — Хей, ты как? — Парень рвано дёрнулся от звука голоса. Пол под ним, и он сам, перемазаны в крови. А в особенности руки. Они беспорядочно сжимались, как будто пытаясь зацепиться за что-то, но игнорируя лежавший рядом нож. Деревянная ручка также была в крови. Это был мой нож. — А ты не видишь, ублюдок? — его голос звучал осевши-хриплым. — Смотрите-ка, живой! Я думал, тебя радостно прирезали. Его глаза, немного привыкшие к свету, удивлённо расширились, увидев существ, стоявших в другой стороне от нас. — Эй, ты! Ты хоть в курсе, что это я спас твою ничтожную жизнь?! Я! Не они! — он с силой сжал ладонь, на которой не хватало одного пальца. На потемневший от старости паркет одиноко упала одна солёная капля. — Ёбанные герои! Как же я вас ненавижу! Блэк даже не обратил на него внимания. Я внимательнее разглядывал бледную копию демона, не так давно бывшую совершенно не похожим на неё человеком, и думал. Было ли это той самой «божественной» силой, на которую так уповал этот безумец? Если Блэк был способен на подобное, то что ещё в его власти? И на что теперь способен с его силой я? — Спасибо, — неловко присев на корточки перед всё ещё лежащим парнем, я говорил немногим громче шёпота. — Позволь мне придумать, как я могу тебе отплатить. В одинокое окно начинал пробиваться яркий свет, а непроницаемый туман за стеклом, кажется, понемногу рассеивался.