Багряные звезды

Ты видишь сон: огненная пещера, бездна, застывшая черным стеклом, корона перьев на твоем челе. По правое плечо от тебя не супруга нынче, но верный слуга и друг. Телом он здесь, но душою погружен в транс — он падает на колени перед гладким куском обсидиана и выбрасывает из мешка шаманские штуки. Ты не понимаешь их значения, пока они не складываются в узор. Твой друг шепчет что-то на наречии Уршилаку, ты не понимаешь слов, но знаешь — там молитвы Азуре равно смешаны с проклятиями. Кости, бусины, перья, металлические пластинки разбросаны будто бы в беспорядке, но в хаосе ты слышишь бой барабана рока. Позвонок раба-двемера упал на эбеновую пластинку, мелкие ребра белых бентам-гуаров сложились в литеру нехт… Скверный расклад — пот течет по лбу твоему и вискам, но волосы не липнут — их там нет… Твой друг взрезает ладонь и привычно опаивает духов кровью, показывая, что все в порядке, но беспокойство очевидно. Скверные вещи сулит гадание, и остается лишь верить в ошибку выбросившей кости руки… ....Перед глазами двоится — не стоило жевать почти необработанную траму, но кости так сильно выкручивало и ломило… В грудине, там, где когда-то билось сердце, колет, но это лишь обманка, фантомная боль, остаток дурного сна… но когда твои сны были хороши? Ур-Дагот мертв, но много осталось тех, кто жаждет твоей крови и слепой верности. Надо попить воды… ...Ты видишь воду: звездная пучина, бесконечная бездна, замерзший огонь, корона костей на твоем челе. Ты смотришь внимательнее — это не корона, но открытый хитиновый шлем. Огненный перьевой гребень так не похож на твой собственный, но ты знаешь — это временно. Скоро ты вплетешь перьевую корону в волосы, закрепишь не костяными, но эбонитовыми заколками, и Дом склонится перед тобой. Перед тобой — Индорил Альмалексия, хан ханов. Волосы струятся по нагим плечам, узоры хны вьются по гибкому телу — ты желаешь ее как женщину, как королеву, как сошедшую с неба богиню, она же желает тебя как слугу и верного генерала. Альмалексия смотрит — огненная не-птица, божественный кровавый крылан, чьи перья — века и тысячелетия. Ты молишься на нее и ей, но ей не нужны ни твои молитвы, ни твое сердце — на каждое предложение она отвечает: "нет". Ты уходишь, вновь униженный разницей в статусе и происхождении, маховые перья священных крыланов щекочут спину. Ты уходишь, чтобы вернуться снова. На этот раз — с армией… ...Морнхолд-Альмалексия кипит жизнью, и если бы не страх перед шпионами Дрес и жгущая боль под кожей, ты бы влился в поток ее меров-крови и познавал так же, как познавал Вивек. Но ты не хочешь — и не можешь. Времени нет. Мать Морровинда зовет тебя, и ты идешь на зов — она никогда не отличалась терпением. Ты не знаешь, как она тебя встретит — ваш статус друг к другу неясен. Нынче она супруга Векха и любовница Сетха — ваш с ней брак был прерван твоей смертью, но смерть для хортатора лишь досадное недоразумение… Ты не хочешь снова брать ее в жены, хоть давно не держишь ни на кого зла за то, что случилось под Красной Башней. Она, очевидно, не хочет тоже. Наяву Альмалексия смотрит — живая лава, зачарованный меч, сжигающий дотла — и ей не хватает привычных по снам узоров хны, эбеновых пластинок на нагой груди, длинных багряных и черных перьев… Она изменилась, но ты — тоже, и волосы липнут к твоим вискам, а перья кровавого крылана не щекочут спину через одежды мира. Прошлое умерло, прошлое отгорело, но ты вспоминаешь случившееся в иных жизнях так, будто это случилось совсем недавно… под веками режет и жжет, но это не слезы. Альмалексия смотрит и приказывает помочь, но в приказе ты явственно слышишь просьбу и отголосок страха. В голове слышится стук зачарованных костей, металла и бусин, в голове слышится бой барабана рока — Айем тоже слышит его и поджимает губы. Ничем хорошим это не кончится, но ты все равно соглашаешься. Свитки уже просчитывают вероятности.