Багряные звезды

Капитан что-то несет на классическом пополам с айлейдисом — Ферран не вслушивается, потому что бреда там явно больше, чем нужно. Пара знакомых слов вычленяются из контекста — там что-то про небо и звезды над Нирном, про жирную, черную землю… Капитан говорит с цветком. Цветок звенит тихо и монотонно — как и положено корням нирна, — и Ферран отгоняет мысли о нотках внимательности и учтивости в этом звоне. Цветок не может думать и отвечать — это просто чужие наркотические бредни. Капитан говорит о звездах и о земле, как обычно мешая наречия и языки — понять что-то из этой каши не по силам нормальному меру. Ферран честно пытается с переменным успехом, и хотя капитан охотно поддерживает диалог, иногда… все как сейчас. Может, из-за не всегда понятной — а то и совсем непонятной — манеры речи, Ворин Телас постоянно говорит с камнями, со стенами, с кучей других вещей, молчаливых и неживых, которым действительно все равно, сколько в рассказе намешано языков и диалектов… смотреть на него, часами говорящего с корнем нирна — невыносимо. Еще невыносимее — когда он говорит с пустотой. С этим ничего нельзя сделать — от попыток поднять, увести, завладеть вниманием он лишь отмахивается, а то и куда-нибудь посылает. — Не жги мне спину взглядами, я все чувствую. — Ворин поворачивается, смотрит рассеяно, куда-то сквозь, и почти-дружелюбно скалит зубы. — Мелди — хороший друг и прекраснейший собеседник. Он слушает и слышит, wel, в отличие от многих. Не мешай нам. Очевидно, что у капитана очередное обострение чего-то-там — говорить с ним и спорить сейчас бессмысленно… и опасно. Ферран уходит, но все еще слышит голос, несущий бред. И гребанный корень нирна он слышит тоже — он звенит громче и как-то злее. Мозг закипает. От звона ломит виски. Из носа лениво ползет кровавая капля.