Багряные звезды

Дни твои проходят в тяжелом труде, а ночи — в драках, зализывании ран и беспокойном сне. Да, матери и тебе позволили жить в старом, прогнившем сарае — держать данмеров в одном бараке с аргонианами слишком расточительно: сокращение поголовья говорящего скота не входит в планы хозяев. Все, что не выгодно, не входит в их планы. И все же драться приходится часто — и по разным поводам. Хозяева не отличаются заботливостью к своим вещам, но и небрежностью тоже — иногда посылают лекаря, иногда приказывают добить тех, кто при смерти. Болотная лихорадка не щадит никого, и смерть от нее мучительна. Ты смотришь на ящериц с облезлой, иссеченной бичами шкурой, на их незаживающие, ярко-розовые раны и гной, сочащийся из-под наручей — и бинтуешь свои ноги плотнее, чтобы вода и гнус не тревожили твои собственные язвы. Ящерицы легче переносят воду и им не так сложно работать на плантации риса — они щерят свои мелкие зубы и шипят на тебя всякий раз, как видят. Ты скалишься им в ответ и ждешь ночи — днем бесполезно затевать драку и врагов все равно больше. Прохладными ночами им тяжелее двигаться — и ты этим пользуешься. Они редко когда ловят тебя в своих бараках — жажда жизни заставляет быть быстрым и осторожным. Утром они проснутся и найдут свои вещи под лежаком того, кто обшипел тебя и пытался избить накануне — и уже его шкура разодрана их когтями и зубами, а головные гребни надломаны. Его словам еще долго не будет веры. Мать качает головой, но ты видишь, как она улыбается взглядом — и берет с собой. Ты слишком юн, и тебе позволяют работать с женщинами — хотя разницы особо и нет. Разве что женщины-ящерицы боятся распускать руки и языки под взглядом матери — они уважают ее и называют посланницей Ситисит, исцеляющей раны и облегчающей смерть. С мамой работать как будто легче — и злое солнце будто не так уж и жжет, и гнус будто не искусал руки и лицо в кровь, и вода, соленая и холодная, будто не выкручивает кости и не тревожит язвы. Вдалеке хозяин и его дочь на золотистых осах осматривают владения — их лиц почти не видно, но ты все равно стараешься их запомнить. Хозяина ты ненавидишь, а его дочь… Говорят, она немногим старше тебя, но уже очень красива. Может, не только внешне. Ненавидеть ее — пока — получается плохо, но маме об этом знать необязательно. Вас отпускают глубокой ночью — и пока вы идете, текуче уворачиваясь от злых и гневливых взглядов надсмотрщиков, мать обещает рассказать историю. Ты любишь ее истории, но она в последние годы редко рассказывает — только стоит на коленях перед дощечкой с нацарапанной на ней гвоздем Мефалой и беззвучно молится. Она говорит о звездах и о свободе, о даэдра, живых богах и древних героях, о благородстве и священной мести — и ты впитываешь это, как тряпка впитывает кровь с гноем. А после думаешь и представляешь, когда не можешь уснуть. Ты и не знал иной жизни, чтобы мечтать о чем-то определенном, но рассказы матери дарят надежду и что-то, чему у тебя нет названия. Ты мечтаешь о крыльях, чтобы перелететь через невозможно высокие стены, о священном оружии, разящим врагов, о крепких доспехах, чтобы чужие бичи и палки больше не ранили спину. Ты мечтаешь о звездах, среди которых бродят великие герои прошлого, и о том, как однажды достигнешь их и скажешь им правду, покрытую ранами и гноящимися язвами. Ты мечтаешь, что спросишь хортатора Велота о том, зачем он увел велоти с прогнившего, скованного догмами Саммерсета, но не снял с них покрытые слизью цепи. Ты мечтаешь, что спросишь хортатора Неревара о том, почему он освободил Морровинд от захватчиков с Севера, но не запретил велоти делать рабами других велоти. Ты мечтаешь, что спросишь Живых Богов о том, почему они не призовут к ответу людских правителей, переставших чтить древние договоры. Ты мечтаешь о том, за что любого свободного данмерского ребенка оттаскали за уши, но ты научился молчать и слушать. Ты мечтаешь об этом так, как это возможно только в двенадцать лет — искренне и с затаенной, еще не истаявшей надеждой. Ты наивно мечтаешь встретить героя, или, быть может, занять его место, в двенадцать лет… …а спустя двадцать — проклинаешь себя за это.