Багряные звезды

Личность Нейтари-авантюриста стекает с него зеленью иллюзии, сочится сквозь пальцы почти-настоящей водой… Изменений было не слишком много: цвет радужки — бледно-красный на оба глаза, — несколько застарелых язв на скулах, чуть более светлый тон кожи, — но всего этого достаточно, чтобы остаться неузнанным. Быть Нейтари — сыном никс-суки, вороватым ублюдком — просто. Он не герой, не возвратившийся из Реки Снов святой — он самый обычный ф’лах, бродяга без корней и дома, каких на Вварденфелле больше, чем квам-блох… От таких как он не ждут ни особой выучки, ни сложных магических трюков. Фонит иллюзией? Точно простенькое заклинание на привлекательность — зачем ему что-то еще? Цацки блестят чарами? Значит украл где-то и несет перепродать… На таких как Нейтари смотрят в стократ пристальней и держат ухо востро — выискивают, высматривают воровские повадки, перекладывают к сердцу поближе кошель, — и не видят истинной сути. Ворину нравится быть Нейтари — чужие подозрительность и презрение становятся дополнительным слоем защиты… Контраст между Нейтари и Ворином — тоже. Когда бледно-красный сходит с угля и багрянца, когда язвы от давно излеченного мора становятся следами ожогов, когда стоунфоллзкая бледность сменяется дешаанским пеплом — Нейтари становится чем-то большим и временно растворяется, стирается, точно угольные штрихи. Ворину нравится эта маска — но и снимать ее нравится не меньше. Достаточно сбросить иллюзию и надеть поверх нетчевой куртки мантию, расправить плечи и вытравить из взгляда затаенный страх — и любой увидит совершенно другого мера. За голову Нейтари назначена неплохая награда — весь Вивек гудит разворошенным ульем дресовских ос. Ординаторы ищут его, смотрят под каждый камень… Что ж, Нейтари стек на пол зелеными искрами, растворился внутри Ворина Теласа — так глубоко они заглянуть едва ли сумеют. Каноник Ворин поправляет заколку из золоченой кости, проводит пальцами по векам, будто смахивая остатки развеявшегося заклинания… В последнее время он редко вынужден так резко менять роли, но с Нейтари он сжился давно, а каноник Телас — куда больше, чем просто маска. Ему легко переключиться — и легко изменить повадки вольного вора на готового ко всякой пакости священника. Еще пара мелких деталей и десять вдохов-выдохов — и можно подниматься наверх без страха в чем-нибудь проколоться... У тощей канализационной крысы другие планы — она нападает сбоку, метя в шею. Ворин не глядя хватает ее за голову, сдавливает, немного не рассчитав силы — лопнувшая кость вонзается в ладонь, кровью и мозгом брызгает на рукав… Он шипит, перехватывает тушку другой рукой и вгрызается в шерстистый бок — крысиные ребра трещат на зубах, кровь пачкает подбородок и красный платок Нейтари, капает на грязный канализационный пол... Ни для кого не секрет, что каноник Ворин Телас — Неревар Возрожденный, вернувший часть украденной Даготом божественности через победу над корпрусом — и ни для кого не секрет, что корпрусным тварям горячее и сырое мясо кажется вкуснее всего. В крысе мяса почти нет — Ворин расправляется с ней в несколько жадных укусов, а после вытаскивает осколки кости из начавшей регенерировать ладони, слизывает подсохшую кровь и остатки мозга. Этого мало, чтобы утолить голод, но лучше, чем ничего. Ворин жмурится, облизывает пальцы... ...И Нейтари — самый обычный н’вах откуда-то с запада, никогда не болевший ничем тяжелее пепельной язвы, — совсем исчезает под толщей темной и неподвижной воды. Даже если ординаторы решат вскрыть Ворину череп, снять мясо и жилы с костей, влезть в его кожу — едва ли они найдут его след. Едва ли они вообще что-то найдут кроме Песни, и яда, и древнего моря в иссохших ладонях... Впрочем, никто уже не рискнет. Давно прошли те времена, когда Ворин — просто Ворин — сжимался под пристальными взглядами, старался стать меньше и незаметней, чем привлекал еще больше внимания. Давно прошли те времена, когда он вздрагивал от любого окрика, когда в лицо и в спину ему цедили сквозь зубы ругательства, когда даже чужой эгоизм мог считаться за редкую ласку… Ворину Теласу уже не так и нужны маски ...за хортатором не видно смертного, за Нереваром не видно Ворина… и он может не прятать ощутимую часть своих граней. Не он, но перед ним склоняют головы, не он, но ему молятся и просят-просят-просят… Ординаторы не преследуют его, не гонят подальше от поселений из-за болезни, не пытаются сжечь за ересь — и Ворин делает вид, что не помнит тех месяцев, что провел в бегах. Он помнит, но по-настоящему зла не держит — не будь в нем Песни, и яда, и древнего моря, он бы и сам преследовал н’ваха, покусившегося на святое… Нейтари бы мстил, мстил каждому, бросившему камень в спину — и не важно, был ли словесным тот камень или же настоящим. Но Нейтари — сын бродячей никс-суки, без Песни, без яда, без недвижной воды в душе, но со свободой и ветром в сердце. Ворину нравится надевать эту кожу — в ней ему куда легче, чем в цепях из древних долгов и чужих надежд... Но сейчас он ее не наденет. Песку, поднятому со дна, следует вновь осесть. Вивек все еще гудит разворошенным ульем, но канонику Теласу до этого нет никакого дела. Храм признал его возродившимся хортатором, вернул ему статус и уважение, склонился в почти богобоязненном почтении — и он принял несказанные извинения… Ворин Телас идет по нижнему поясу Арены плавно, неслышно, но для тех, кто его увидит, явление его подобно грохоту грома. Пусть его мантия ношеная, застиранная, пусть его лицом можно пугать детей — на нем регалии Храма, его волосы собраны дорогой костяной заколкой, а сам он смотрит из-под полуопущенных век так, будто в самую душу. Он не кричит о себе, но те, кто знают, куда смотреть, все равно все видят — и Луна-и-Звезда помогает им. Ворин слышит лязг индорильских доспехов — и улыбается, почти скалясь, почти обнажая зубы... Он не идет — он шествует сквозь толпу — и когда ординаторы оказываются совсем близко, не сбивается, не давится вдохом, как сбился бы несколько лет назад. Ворин останавливается и отступает плавным, текучим шагом, дает дорогу, бросая чуть заинтересованный, но в целом скучающий взгляд. Ординаторы тоже скользят по нему взглядами — цепкими, чувствующимися даже сквозь линзы темного стекла, — а после немного склоняют головы и салютуют трибуналитским приветствием. Ворин им отвечает — улыбкой на полтона теплее, одобрительным взглядом, благословляющим жестом… Так, как ждут от него, от воплощенного Неревара и от каноника, который в обозримом будущем может подняться еще выше... Ординаторы идут дальше — и не видят на дне его глаз радостного Нейтари. Это — почти опасно, но Нейтари действительно врос глубоко, так глубоко, что не выкорчевать, не забыть вкус ветра, и пыль на сбитых ногах, и дикие звезды над головой... Нейтари действительно врос глубоко, и Ворин мечтает, глупо и безнадежно, что если наступит день, когда он сможет утопить в недвижимой черной воде посмертную маску хортатора, когда сможет переложить ответственность перед Землей, Законом и Богами на более крепкие плечи… Тогда он наконец перестанет играть в Нейтари — авантюриста без будущего и прошлого, но с ветром и звездами в душе и сердце. Потому что не нужно играть в того, кто ты есть.