Сборник «Уртемиэль и проблемы людей»

Процессия медленно бредет, мешая ногами грязь, звякая кандалами, погромыхивая ярмами. Грузный усатый погонщик тоже устал, и искрящаяся плеть покоится в его руках, пусто подрагивая в своей немолчной визжащей песне. Дождь накрапывает с серого неба проплешинами сухости. Рабы не стонут и не жалуются — им вырвали языки. Мощный порыв ветра взметает их лохмотья и рваные мантии, кто-то оскальзывается и падает в кислую грязь. Крыши лачуг скрипят, грозя оторваться и обрушиться, перекрыв собой половину улицы. Рабы со страхом и холодом жмутся друг к другу, погонщик кричит, и ликующе свистит плеть. Когда они заходят за угол, ветер стихает. Но глубоко под землей, рассекая собой мрачную темноту, в душном гроте вспыхивают четыре пары глаз. Первые челюсти невыносимо напрягаются, чтобы разорвать тягучие полуистлевшие оковы и прошептать давно забытое имя. — Уртемиэль.

•

Он делает вдох во второй день от Молиориса, раскрывая изорванную гладь крыл и поднимая изящную морду. — Он здесь, — слышится в башне, и ветер завывает в щелях разваленного замка. — Он здесь. Налитые золотом глаза смотрят, как четыре безликих драконьих тени ступают вокруг него, смыкаются ромбом, кружат, юлят, задевая хвостами. Дракон Красоты остается недвижен, склонив увенчанную длинными рогами голову к полу. Он знает, что они чуют, кто он такой. — Покайся, тенеприслужник, — горячо шепчет Лусакан, обводя его телом, приникая к сердцу. — Покайся, греховная душа, — строго говорит Разикаль, разрывая когтями кромку его крыла. — Кто ты? — резко вопрошает Тот, всплескивая черными перепонками. — Дракон Красоты. Братья рычат недоверчиво, непринятием, хлещут хвостами, вьются вокруг. — Кто ты? — громче повторяет Разикаль, с шорохом потираясь шеей о его плечо. — Муж сестры родной. Она крупно вздрагивает и отступает, пряча точеную голову под крыло. — Кто ты?! — почти кричит Зазикель, мешая дыхание с дымом и искрами. Уртемиэль поднимает взгляд, острой бритвой прошивающий глаза скользящего напротив Дракона Хаоса. — Братоубийца. Древние Боги вздрагивают при этом слове, скалят потертые зубы, по-кошачьи метут хвостами. — Зачем ты вернулся, насильник? — Куда ты вернулся, предатель? — К кому ты вернулся, растлитель? — К чему ты вернулся, могильник? — Надо мной уже был Страшный Суд. Перечислением моих поступков вы меня не очерните, — лапы Уртемиэля дрожат, лишенные силы, глаза покорны, и хищники это чувствуют. — Да. Ты уже черен так, что чернее не быть, — презрительно замечает Лусакан. — Как ты смеешь так говорить с нами? — шипит Огонь, уверенно приближаясь и наступая Красоте на крыло. — Мы тебе больше не братья, не семья. Ты отринутый, проклятый и позорно бежавший с Суда. И теперь где ты? Ты ничтожество, грязь под лапами, боль в хвосте! Уртемиэль покорно сносит оскорбления, на миг кажется, что его мышцы напряженно подрагивают. — МОЛИСЬ НАМ! — оглушительно ревут четверо Древних Богов, одной силой голоса опрокидывая брата на пол, сотрясая руины и сгоняя тучи с небес. В полном молчании Дракон Красоты, дрожа, подползает к Лусакану, утыкается твердым клювовидным наростом на морде в камень. Его взгляд выражает лишь безмерную, отрешенную усталость. — Великий владыка ночных полотен, Твои звезды рассыпаются по миру, селясь в глаза и души, и даруют нам право владеть этим миром. Я смиренно прошу о милости Твоей, стоя перед Твоим взором, как одна из звезд в огромном океане темного неба... Я преподношу Тебе в дар боль моей судьбы, тысячелетия моих скитаний и пустоту моего сердца. Дракон Ночи глухо рычит в ответ, а затем одним сильным ударом валит его на бок. — Нет, я ничего тебе не дарую, убийца. Тяжко дыша, Уртемиэль перекатывается к лапам Разикаль. Он долго смотрит в ее темные глаза прежде, чем опуститься головой на плиту. — О Разикаль, самая темная из тайн, сколько наивных душ сгинуло в Твоем холодном пламени? Твои лапы черны не от крови, но от бесчисленных ожогов, которыми Ты наградила себя, когда сама пыталась познать Тайну. Сим нижайше я прошу о благословении Твоем, стоя перед вечным таинственным огнем. Я преподношу Тебе в дар раны моего тела, ветер моих слов и тягость моих чресел. Разикаль передергивает от отвращения, и резким выпадом она смыкает резцы чуть ниже его рогов. — Я ничего тебе не дам, подстрекатель. Дракон Красоты, разрозненно и свистяще шипя от боли, бредет к Тоту и обрушивается на камень прямо у его когтей. — Пламя, сжирающее все на своем пути, пожинающее все плоды и все равно чувствующее бесконечный, негасимый голод. Все трепещут перед Твоей свирепой, неукротимой силой, и никто не жаждет в ней сгинуть так, как я. Я молю Тебя о снисхождении, о успокоении боли и упокоении. Я преподношу Тебе в дар жар моих глаз, кислоту моей глотки и удар моего крыла. Тот рычит самой утробой, рокотом вулкана — его пасть раскрывается, чтобы опалить глаза Красоты ожигающим вздохом. — Пойдешь прочь без моих даров, демон. Скуля побитым псом, Уртемиэль отползает от Тота, лапой прикрывая кипящие глаза, слепо тычется в шпоры Зазикеля. — Зизикель, Ты, о хаос, танцующий на руинах памяти, иерархии и скуки, все время мечущийся, не знающий первозданного покоя и мягкой любви матери, взращенный из яйца, найденного на дне ущелья, сегодня я стою перед Тобой крупинкой в Твоем урагане. Я прошу у Тебя мудрости перед Твоим стремительным взглядом. Я преподношу Тебе в дар мое презрение, мое унижение и мою смерть. Хаос непонятливо скрипит, одергивая шею. — Ты говоришь неверные слова, Уртемиэль. Неужто ты успел забыть мою молитву? Красота приподнимает суставы крыльев, не давая завершить ритуал. Сколько бы тысячелетий ни прошло, он знает каждое слово молитв наизусть — они высечены на его костях. — Нет, Зазикель-Более-Именуемый-Никем. Прежде, чем брат успевает понять, что происходит, Уртемиэль вскидывает крылья, обхватывая ими его тело, прижимая к себе вдруг яростно перекатившимися под чешуей мышцами. Кожистый кокон, свившись плотнее двух влюбленных, катится по плитам пола, орошая его черными каплями — в чьем-то нутре свистом зарождается пламя, плавящее камень, но громкий, нечеловеческий хруст заставляет его захлебнуться жгучей магмой. Замирая, три бога смотрят в темный полукруг, подсчитывая исход сражения, хотя исход им ясен и без взгляда. Шурша крыльями, Уртемиэль снова складывает их за спиной, на напружиненных лапах поднимаясь от недвижного тела. С его азартно распахнутых челюстей капает вязкая слюна вперемешку с кровью, а взгляд горячих, прожигающих глаз столь безумен, что даже Тот в ужасе отшатывается, клацая зубами. — Вы думали, что я никто, — надрывно шепчет Красота. — Что я все потерял, все забыл. Что века скитаний вдали от вас сделали меня посмешищем, не способным даже защитить себя от унижений. Но вспомните, за что вы хотели изгнать меня. Вспомните и содрогнитесь. Содрогнитесь, ибо Зазикель больше не скажет вам ни слова! Его кровь на моих клыках, и теперь я занимаю его место по праву сильного! Жрецы перестали слышать вас? Я воткну когти им в уши! Вы не можете говорить? Я разорву вам пасти, чтобы было легче! Он расшагивает туда и сюда, слишком обманчиво тонок, водит оскаленной мордой, возбужденно овевая крылами стены, наступая точно в собственные хлюпающие следы. — Теперь я буду править Тевинтером так, как не смогли вы! А вы сами... — Я прошу пощады, мой брат, — первым рокочет Тот, и со стороны отчетливо видно, насколько сложно гордецу было произнести эти слова. — Бра-ат? — медово выводит Уртемиэль, по-кошачьи изящно вскакивая на каменный стол. — Не вы ли возвестили, что мы больше не семья, Тот?.. Скажи мне, который из безумцев захочет назвать братом... — он едва касается холодным языком его рога, выдыхая черненый дым. — ...братоубийцу? Огонь молчит в ответ, и Уртемиэль чувствует его пламенный страх, пахнущий холодной золой. Он отступает ровно на два шага, пока не оказывается возле Разикаль, небрежно обнимая ее тонкой шеей. — Разикаль, — тихо шипит дракон, вдыхая запах ее чешуи. — Моя Тайна... Тайна мироздания, дарующая силу... — его закрылки приподнимаются, задние лапы тихонько приплясывают. — Ты подаришь мне ее вновь, ибо только она сделала меня тем, кто я есть. Лишенная поддержки, Госпожа Тайн пятится, но натыкается на пять острых когтей, сжимающих ей спину. Красота вновь смотрит в ее потрясенные глаза и глумливо скалится, проводя окровавленной пастью по ее ноздрям. Лусакана же он не удостаивает даже вздохом, стремительным прыжком возводя себя на одну из скошенных колонн. — Век Дракона закончен, благословенный Тевинтер! — его голос струится между камней, утекает в воду, звенит тетивой в воздухе, пробираясь в каждую одурманенную голову. — Ибо начался Век Боли! Уртемиэль высекает когтями искры, чертит по камню кровью, выминает свой витиеватый знак на полуистлевшем мху. Затем он сдержанно поднимает голову и обращает пылающий взор в сторону единственной страны, способной дать достойный отпор. Красота требует жертв. Так несите их.