На Мозгоеде облачно, в мыслях туманно

Любой вампир знает, что его память — не только личный тайник, но и то, что Повелитель, если в том будет надобность, может перерыть в поисках необходимой кому-то из них информации. Лен привык, что подданные относятся к этому именно так, а больше ни с кем он толком знаком и не был. Поэтому обида Вольхи его обескураживает. Да, безусловно, у догевцев не было от него никаких секретов (он, если бы и не хотел это знать, не может заставить голоса в голове замолчать), и то, что они предпочитают с ним встречаться только по крайней нужде, для него тоже не секрет. Конечно, все население долины его обожает, тоже не тайна, но им и не нужно ничего объяснять. Лен сам все понимает. И бродит по долине в одиночку. Адептка, ни сном ни духом не ведавшая о его телепатии, назвала его вором. Он растерялся. Голосом ему высказывать правду осмеливалась только Келла, но такую — никогда. Даже она. В памяти Вольхи — удушливый дым, ревущий жадный огонь, крышка люка, которую они вместе пытаются поднять, маленькая рыжеватая девочка-селянка, по покрытым сажей щекам которой текут горячие слезы, и невидимый светловолосый вампир, безмолвно наблюдающий за этим. Он смотрит на тяжелую дверцу и тощие руки маленькой девочки, оставшейся одной во всем мире. Кажется, еще немного — и все это рухнет, придавит Вольху, как огромная могильная плита, вдоволь подразнившая надеждой на спасение невинного ребенка, бросившегося искать защиты в доме. Слишком много на нее свалилось тогда. И как только пережила? Келла бы фыркнула: люди же живучие, как крысы, иногда даже Повелители диву даются, из каких передряг этим существам удается выкарабкаться. Лен знает, что у него всего лишь одна причина не ненавидеть людей — старый Ксандр Перлов, когда-то спасший его буквально из пламени костра, когда тела его родителей изрубили на куски безжалостные захватчики. Но бросить бесстрашную адептку, пусть и в воспоминании, он не может. И помогает Вольхе-воспоминанию выбраться из погреба. И между делом с удивлением и даже какой-то радостью подмечает, что она хранит в самом заветном уголке памяти то самое озеро и его самого, ныряющего в тинистую воду. Как бы ему ни хотелось рассмотреть поближе, он осторожно отдаляется, возвращаясь в ее привычный водоворот безумных мыслей и идей, одна веселее другой. Ей-ей, если бы не монстр, разгуливающий по его долине и явно желающий закусить очередным явившимся по его шкуру магом, он бы наслаждался происходящим в полной мере, как события и компания того заслуживают. Но он должен оберегать Вольху, пока она на его территории. И уже не только потому, что тогда люди снова пойдут войной на Догеву. Он смотрит на ее золотящиеся на солнце волосы. И радуется, что его собственная память от нее хорошо сокрыта.