Я уже забыл, кем был до нашей встречи. Стёр из памяти всё, что не связано с тобой. В моих глазах лишь ты один. Я не могу вспомнить что-то до тебя. © Kai “Amnesia”
Чонин сидит на заднем сидении автомобиля отца, глядя в окно. Дорогая иномарка плавно тормозит у больших ворот поместья Бён, которое Чонину раньше доводилось видеть только снаружи, а потом так же плавно въезжает на территорию, когда эти самые ворота открываются. Ким едва сжимает кулаки, пытаясь успокоиться и взять себя в руки, потому что даже толику раздражения, гнева и недовольства выражать нельзя. Сдерживать это все чертовски сложно, ведь на протяжении всех предыдущих дней, находясь в академии, рядом с Кёнсу, Чонин всеми силами пытался отодвигать на задний план реальность и мысли о предстоящей свадьбе. Он ничего не говорил До про то, что уже на днях, скорее всего, узнает дату предстоящего события, просто потому что не видел смысла лишний раз прерывать их идиллию, которую они оба чутко охраняли. Чонин просто не хотел ещё одной ссоры, ещё одного побитого взгляда омеги, он просто не способен выносить слёзы в больших глазах, но тем не менее Ким пообещал себе, что о дате сообщит Кёнсу первым. Он не хотел повторения истории с помолвкой, хотя сильно сомневался, что попадет в ещё какой-нибудь важный день для парня. Но кто знает, судьба, похоже, обожала шутить над ними обоими. Чонин улыбнулся кончиками губ, вспоминая их утро после того, как альфа остался ночевать у Кёнсу. До ненавязчиво конфисковал у него толстовку. Чонин никогда не думал, что подобные банальности могут хоть как-то его трогать, но от одной мысли, что Кёнсу носит его одежду, становилось неимоверно тепло на душе. А ещё носит часы, подаренные им, и даже то кольцо. Чонин уже не раз замечал его на пальчиках омеги, правда, До сверху добавил свое колечко на фалангу, видимо, кольцо альфы действительно было большим и не хотело держаться на изящных пальчиках. — Господин? — голос водителя вырывает Чонина из мыслей. Оказывается, не он один задумался, раз машина уже давно остановилась, а Ким Юнсон ещё не поторопил сына. Альфа поворачивает голову на молчавшего всю дорогу отца, который что-то листает в своем планшете, даже сейчас он продолжает решать какие-то рабочие вопросы. — Мы на месте. Чонин оглядывается. Их машина остановилась у небольшого, по меркам этого поместья, традиционного дома. Перед зданием виднеется лужайка, заметённая снегом, а дорожки и мостики, конечно же, расчищены. На этих самых мостиках и дорожках выстроен в ряд персонал, полностью одетый в традиционную одежду, что немного удивляет Чонина. Он поворачивается к отцу, хочет задать вопрос, но альфа опережает его. — Ты помнишь, о чём мы говорили, Чонин? — спокойно спрашивает Юнсон. Чонин усмехается, коротко, а потом снова на его лице появляется крайне серьезное выражение. — Да, помню, — твердо отвечает альфа. — Тебе не стоит беспокоиться, отец. В последнем предложении Чонина звучит толика иронии, но Юнсон предпочитает пропустить это мимо ушей. Оба альфы выходят из машины, и выстроившийся персонал тут же кланяется им. Юнсон едва окидывает всех взглядом, а потом останавливается на высокой фигуре Бён Ильхуна, кажется, который встречает их собственной персоной. Значит, Бён Джунсо прислал своего старшего сына, чтобы встретить столь уважаемых гостей. — Господин Ким, — улыбается Ильхун, протягивая альфе руку. Юнсон пожимает её в ответ, и следом Ильхун подает руку младшему Киму. — Чонин. Добро пожаловать! — Здравствуйте, Ильхун, — Юнсон даже улыбается. — Мы последние? — Вы — гости, вы не можете быть последними, — женский голос включается в диалог, и Чонин только сейчас осознает, что рядом с Бён Ильхуном стоит невысокая симпатичная брюнетка. Если Чонину память не изменяла, это была Бён Рэне — жена Ильхуна, и пока единственная невестка семейства Бён. — Рэне, добрый день, — Юнсон улыбается девушке, едва кивая головой. Чонин тоже кланяется, окидывая её изучающим взглядом. На помолвке она была одета в какое-то роскошное платье черного цвета, и несмотря на то, что омега выглядела довольно эффектно, Чонин все равно плохо помнил её внешность. Просто ему в тот день было совсем не до окружающих, появившийся До Кёнсу затмил всё живое и неживое в глазах альфы. Теперь же Бён Рэне стояла в роскошном ханбоке светло-голубого цвета, отливающем топазным свечением. Её волосы были собраны, тоже в традиционном стиле, как и подобало замужней женщине. В прическе виднелась массивная шпилька, украшенная драгоценными камнями. — Добро пожаловать в наш дом, — улыбка у девушки была весьма дежурная, что Чонин отметил сразу же. — Пройдемте в гостевой домик, — Бён Ильхун, оказывается, учтив до тошноты, что удивляет Чонина. На помолвке парень не так много общался с братьями Бэкхёна, и теперь с большим интересом рассматривал альфу перед собой. Он тоже не преминул окинуть Кима дотошным взглядом в свою очередь. Альфа указал в сторону дома, у которого они стояли. Чонин и Юнсон прошли вперед, а Ильхун и Рэне последовали за ними, едва переглянувшись. Тот факт, что Бён Менсу прислал своего старшего внука с супругой встречать гостей говорил о многом, кажется. По крайней мере, зная о том, как семья Бён дорожила традициями, Чонин именно так всё и понимал. Они оказались в просторном холле, обустроенном в таком же традиционном стиле. — Господин Ким, надеюсь, вы не будете против некоторых небольших правил нашего дома? — Ильхун улыбнулся, глядя в глаза старшего Кима. Юнсон был несколько удивлен, что по его лицу слишком хорошо понял Чонин. — Правил? — переспросил альфа. — Обычаев, если быть точным, — продолжал улыбаться Ильхун. — В нашем доме, еще со времен дедушки заведено, чтобы все носили исключительно традиционную одежду. Особенно члены семьи. А так как мы уже почти с вами породнились, вы бы сильно уважили дедушку, если бы переоделись в ханбок. Чонин только сейчас осознал, что ему не давало покоя в облике Ильхуна. Мужчина и сам стоял в традиционном ханбоке светло-серого цвета, богато расшитом. — Раз так заведено, то, думаю, мы с Чонином не будем спорить с традициями, — снова улыбнулся Юнсон. — Не так ли, Чонин? Чонин же не знал, как вообще на подобное реагировать. Он никогда ранее ханбок не примерял, разве что в детстве, когда Хисон устраивал большие праздники на Чусок, переодевая маленького Чонина, активно его фотографировал. Отца в ханбоке альфа тоже никогда не видел. — Да, безусловно, — все же кивнул альфа, выдавливая из себя улыбку. Чонину и Юнсону предложили комнаты, где они могли переодеться, а также принесли очевидно новые ханбоки в коробках с фамильным иероглифом Бён. Молодой альфа, который был в числе персонала дома, предложил Чонину помощь с переодеванием, но Ким все же решил, что дело не настолько хитрое, и он сам справится, хотя, в осознанном возрасте у него такого опыта не было. Просто альфе нужна была минута другая наедине с самим собой, чтобы пропустить через себя всё происходящее. Ким едва кивнул парню, который вышел из комнаты, предупредив, что на случай чего он за дверьми. Чонин встал перед огромным зеркалом в пол, оглядывая себя, осознал, что он действительно стоит в родовом поместье Бён, помолвленный с их наследником, собирается играть роль будущего зятя, и в конце концов, ему сегодня объявят дату его свадьбы. День Х, как сказал недавно Сехун. Чонин не мог поверить, что это все действительно происходит с ним наяву. Он прикрыл глаза, глубоко вдохнул, сжимая кулаки, а через пару секунд снова открыл их, решительно поворачиваясь в сторону коробки. Ханбок был действительно красивый. Темно-зеленого цвета, вышитый серебряными нитями, он напоминал по своему крою и орнаменту ханбоки королевских персон. Чонин не сильно во всем этом разбирался, но даже он мог понять, что стоил этот костюм прилично, особенно если учитывать, что он был ручной работы. Ким раньше слышал, что у Бён Мёнсу есть личное ателье, которое шьет одежду исключительно ему и семье, и теперь понял, что это было правдой. Чонин усмехнулся. Вот как в этой семье заведено? Ты принимаешь правила их игры, едва успел переступить порог дома. Интересно, отец настолько был уверен в себе или просто не до конца понимал масштабов того, что значит быть в родстве с семьей Бён? Один тот факт, что сыновья Бён Джунсо носили его фамилию, а не фамилии отцов, являлся большим показателем. Чонин довольно быстро справился с ханбоком, замер напротив зеркала, разглядывая себя. На красивой фигуре альфы традиционная одежда смотрелась ничуть не хуже современной. Ким усмехнулся. — Господин, вы уже готовы? — парень, что дожидался Чонина снаружи, очевидно, был удивлен. Ким едва улыбнулся ему. — Как видишь, — кивнул парень. — А что насчет моего отца? — Он еще не готов, но старший господин и госпожа попросили проводить вас к ним, в чайную комнату, — парень говорил с Чонином, не поднимая на него глаза, и от этого у альфы было какое-то отвратительное липкое чувство, название которому Ким подобрать не мог. В его доме тоже было много персонала, и надо сказать, они тоже всегда соблюдали границы, но никто из них не разговаривал вот так. Словно они и правда были при королевском дворе. — Конечно, пойдем, — Чонин направился в указанную сторону, расслабленно распрямив непомерно широкие плечи. Он заметил несколько омег, что поклонились альфе, когда он прошел мимо них. Несмотря на очень неприметное поведение, они всё же успели просканировать парня взглядами. Чонин слишком хорошо их прочувствовал каждой клеточкой своего тела. — А, Чонин, ты уже закончил, — Ильхун улыбнулся, снова, когда Чонин вошел в гостиную. Тут был длинный стол, а вокруг него подушки. Ильхун сидел во главе и пил чай, по левую руку от него расположилась Бён Рэне. — Присаживайся, прошу. — Спасибо, — Чонин опустился на место, напротив Бён Рэне, по правую руку от Ильхуна, оставив одно место между ними, для отца. Ким благодарно кивнул одной из омег, что тут же предложила ему чашку чая. — Раз уж твоего отца нет, мы могли бы переброситься парой слов, как считаешь? — взгляд у Ильхуна был проницательный. Несмотря на доброжелательную улыбку, которая, очевидно, не собиралась сходить с его лица, альфа выглядел очень серьезно. Не то чтобы у Кима мурашки бежали, он видел людей и грознее, но этот альфа точно был тем, кто своего не упустит. Выходит, Бэкхён совсем не врал о нём. — Конечно, — улыбнулся Чонин. — О чем ты хотел поговорить, хён? Могу я так к тебе обращаться теперь? Ильхун точно был удивлен подобным панибратством. А Чонин правильно определил эту сторону альфы. Когда кто-то так резко нарушал его личные границы, Бён Ильхун терялся. — Безусловно, — вдруг нашлась Рэне, продолжая ослепительно улыбаться. Чонин перевел внимательный взгляд карих глаз на омегу. — Ильхун может быть твоим хёном, а я — нуной. Не так ли, Чонин-а? Чонин улыбнулся, ловя ответную шпильку. Что же, эта парочка точно была не так проста, как могла показаться, и они однозначно стояли друг за друга стеной. — Всё же ты избранник моего любимого младшего братишки, а значит, ты мне тоже как брат, — вновь прозвучал голос Ильхуна. — Оставим прочие условности. Чонин сделал глоток из чашки чая, продолжая улыбаться. — Я рад, что семья Бэкхёна так хорошо меня принимает. — О, я бы не советовал расслабляться, — усмехнулся Ильхун, едва прищурил глаза. — Наш дедушка далеко не так прост, как может казаться. — С моей стороны было бы большой глупостью думать, что человек уровня Бён Мёнсу прост, — Чонин поставил чашку снова на стол и посмотрел Ильхуну прямо в глаза. — Хотя, я надеюсь, что смогу тоже называть его дедушкой. Как думаешь, хён, у меня получится? — Ну, — усмехнулся Ильхун. — С его любимым внуком у тебя получилось устроить помолвку, получив его одобрение, должно получиться и с этим. В голосе Бёна звучала ирония. Чонин перевел взгляд на Рэне, которая продолжала все так же улыбаться, и Ким думал, что эта девушка точно знает, что делает. Чонин хотел бы ответить, но не успел. В комнате появился Ким Юнсон, одетый в ханбок коричневого цвета, и младший Ким отметил, что отцу он очень идет. В нем Юнсон выглядел статуснее, чем даже в своих костюмах, но ханбок однозначно накидывал ему возраста. На самом деле, когда старший Ким надевал обычную одежду, типа спортивных костюмов, он совсем не выглядел на свой возраст, и в этом однозначно было его преимущество. И наверное, именно по этой причине, помимо его денег, все пассии Юнсона были довольно молодыми. — Господин Ким, — Ильхун встал с места, вслед за ним поднялась и Рэне. Чонин же встретился с вопросительным взглядом родителя, допивая последний глоток из своей чашки, неспешно поднялся с места. Юнсон однозначно был удивлен пребыванием сына в обществе этих двоих, но все же виду подавать не стал. — Вижу, Чонин тоже готов, — улыбнулся отец. — Не хотелось бы и дальше тянуть, в таком случае, вероятно, господину Бёну это не понравится. Чонин едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Тот факт, что его отец так сильно лебезил перед Бёнами буквально выводил Кима на бешенство, но младший успешно подавлял это всё в себе каждый раз. — Всё в порядке, господин Ким, если вы хотите выпить чаю после дороги, то, — начала было Рэне, но одного взгляда Юнсона хватило, чтобы убедить её в обратном. — Я бы хотел встретиться с вашим дедушкой, Ильхун, — у Ким Юнсона терпение было очень маленьким. Чонин едва искривил губы в усмешке, потому что он всё ждал момента, когда отцу надоест играть в эти игры. Он все же был бизнесменом в первую очередь, и долгие церемонии были не в его характере. Времени на них у Юнсона никогда не было. — Конечно, пройдемте. Дедушка, я уверен, тоже вас ждет, — Ильхун слегка поклонился, указывая Юнсону в сторону одного из коридоров. Кажется, этот дом был связан с другими строениями на территории. Они попетляли в коридорах некоторое время, прежде чем оказались в огромном холле. Чонин осмотрелся, отмечая, что это поместье действительно напоминало дворцы Чосона, как про него говорили все вокруг. Теперь Ким мог убедиться в этом воочию, рассматривая дорогую фарфоровую утварь, традиционную мебель и само устройство огромного особняка. Чонин едва усмехнулся, ожидая, что в следующей комнате окажется тронный зал, где на вершине мира восседает Бён Мёнсу. Но вопреки ожиданиям Чонина, всё оказалось куда проще. Большой зал действительно был дорого украшен, но со вкусом, достаточно сдержано. Как только альфы вошли в комнату в сопровождении Ильхуна и Рэне, тут же все присутствующие обратили на них внимание. В самом центре комнаты стоял традиционный стол на одну персону, по бокам от которого тянулись такие же восемь. За столом в центре сидел Бён Мёнсу, одетый в ханбок, он окинул гостей долгим взглядом. Чонин и Юнсон синхронно поклонились мужчине. Мёнсу лишь сдержанно кивнул им. Остальные же члены семьи Бён поднялись со своих мест, кланяясь Кимам в ответ. Тут были все, включая и самого Бэкхёна, на котором Чонин задержал взгляд. Альфа ни за что не подумал бы, но Бён Бэкхёну чертовски хорошо шёл ханбок. Его костюм значительно отличался от остальных, так как был более осовременен, с короткими рукавами чогори, из-под которого выглядывала тонкая рубашка, судя по всему, шифоновая. Её рукава были прозрачные почти, зато само чогори было такого же цвета, разве что чуть светлее, чем ханбок Чонина. На Бэкхёне был серебряного цвета пояс, который слишком хорошо оттенял узкую талию, пояс ханбока самого Чонина же был черный, с нитями серебра, расшитыми в какой-то цветочный орнамент. Ким осознал, что их ханбоки и правда отличаются, максимально отошедшие от привычных традиционных дизайнов. Хотя, когда альфа надел его впервые, он не особо зациклил на этом внимания. Паджи у Чонина, в конце концов, были такие же традиционные и широкие, а чогори ниже колена и с большими рукавами, чего было не сказать про ханбок Бэкхёна. Его чогори было до колена, а паджи значительно уже должного. Но в любом случае, на омеге это всё смотрелось просто потрясающе. — Добро пожаловать, Юнсон, — произнес вдруг Мёнсу. — Я рад, что вы с сыном решили приехать к нам на ужин. — Как мы могли пропустить такое приглашение, господин Бён, — сдержанно улыбнулся Ким. — Мы очень рады были его принять, не так ли, Чонин? Младший Ким отвел, наконец, взгляд от Бэкхёна, рассматривая всех остальных присутствующих. Тут были и другие братья Бэкхёна. Близнец Ильхуна — Реджун, одетый в ханбок фиолетового цвета, и Ухён в темно-синем ханбоке. Они в долгу не остались, так же внимательно рассмотрев Чонина в ответ. Бён Джунсо сейчас был слишком похож на своего сына, стоя в ханбоке черного цвета с вышивкой золотыми нитями. Их было не так много, в самый раз, чтобы подчеркнуть чопорность омеги, его статусность. Он выглядел красиво в этом костюме, такой же миниатюрный, как и его сын. Чонин только сейчас начал замечать, насколько же Бён Бэкхён был похож на папу. В голове тут же всплыли факты, которые недавно альфа узнал. Всё же ирония судьбы была безгранична. Чанёль был копией своего дяди, Бэкхён — своего папы. И в итоге, и те, и другие оказались истинными парами. Природа однозначно имела какие-то крупные планы на союз Бёнов и Паков, но Чонин бы предпочел, чтобы эту задачу выполнили всё же Чанёль и Бэкхён, нежели их безумные родственники. За спиной Бён Джунсо, что Чонин заметил далеко не сразу, чуть поодаль и в углу, стоял Управляющий Сон. Альфа, в отличие от всех остальных, был одет в свой привычный черный костюм и черное пальто поверх. Он стоял, словно тень, ничем не привлекал к себе внимание, однако тот факт, что он присутствовал тут, говорил многое о положении альфы в семье. Помимо него из персонала в комнате остался только довольно пожилой омега, который был одет в ханбок попроще. Он стоял за спиной Бён Мёнсу, очевидно, являясь его правой рукой. — Конечно, отец, всё именно так, — улыбнулся и кивнул Чонин. — Бэкхён-а, не хочешь жениха своего обнять? Давно ведь не виделись? — голос Реджуна прозвучал внезапно в тишине. Альфа тут же получил порцию колючих взглядов, а самый испепеляющий был от Бэкхёна. — Хён! — воскликнул омежка, глядя на старшего брата. — Не думаю, что подобное будет уместно при старших, Реджун-хён, — вмешался Чонин, сдержанно улыбаясь, он прошил Бёна своим взглядом. — Как бы мы с Бэкхёном ни скучали друг по другу. — И правда, Реджун, — усмехнулся Мёнсу, прерывая секундное молчание. — Несмотря на то, что наш будущий зять младше тебя, похоже, в манерах смыслит куда больше. В голосе, в тоне, во взгляде мужчины было так много строгости, поучительного тона и даже немного сарказма, что у Чонина где-то на затылке зашевелились волосы. Бён Мёнсу однозначно не стеснялся никого и ничего, и если ему захотелось поучать старшего внука, сравнивая его с Чонином, который был младше чуть ли не на десяток лет, в обществе совершенно чужих людей, он это сделает. Потому что он Бён Мёнсу. В этих словах и жесте пожилого омеги было так много всего. Чонин и так понимал, кто такой Бён Мёнсу, но теперь, кажется, начинал осознавать это всё слишком ярко. Этот человек влиял даже на непробиваемого Ким Юнсона, который мог с пренебрежением говорить с Бён Джунсо, но не смел даже косо посмотреть на его папу. — Прошу вас, давайте присядем, — вдруг прозвучал голос Джунсо. — Юнсон, Чонин? Омега указал на столики, и альфы едва ему кивнули, рассаживаясь по местам. Ким Юнсон уместился за столом, который был первый сбоку от стола Бён Мёнсу, по левую его руку. Напротив него сидел Бён Джунсо, как второму старшему в семье и единственному сыну Бён Мёнсу, ему полагалось место по правую руку от главы семейства. Чонин сел рядом с отцом, а слева от него сидел Бэкхён. После омежки уместился Ухён, едва кидая на Чонина изучающие взгляды. Каждому из братьев Бэкхёна, очевидно, не понравилось то, как ответил младший Ким Бён Реджуну, но Чонин слишком быстро принял правила игры. Зазеваешься в этом доме — окажешься между чьими-то челюстями обязательно. А там прожуют и проглотят, даже глазом не моргнут. И потом, Ким Чонин не привык, чтобы кто-то пытался поставить его в неловкое положение и у него это получалось. В конце концов, он ведь сын Ким Юнсона, отец был бы совсем недоволен. — Какого черта ты творишь? — Ильхун отклонился чуть назад, пока Юнсон и Джунсо обменивались какими-то неважными фразами о погоде и природе. Мёнсу был увлечен их разговором, а все остальные на автомате улыбались и слушали старших. Реджун улыбнулся, окидывая брата внимательным взглядом. — А что? Разве мы не должны устроить проверочки от старших братьев этому типу? Бэкхённи ведь наш любимый младший братишка, — усмехнулся Реджун. Ильхун раздраженно сжал челюсть, принимаясь шептать ещё тише, но более агрессивнее. — Просто веди себя прилично, Реджун. Ты выставил себя придурком перед Ким Юнсоном. Папе такое не понравится. — А ты так и будешь до смерти думать о том, что понравится папочке? — в голосе Реджуна звучала ядовитая ирония. Ильхуну уже хотелось разразиться гневной тирадой, но тут прозвучал голосок Бён Рэне, за спиной которой братья и шептались, так как девушка сидела между ними. — Замолчите оба! Как дети малые! — омега даже не повернула головы на мужчин, лишь слегка опустила подбородок вниз, делая вид, что отпивает из чашки чая перед ней. Со стороны невозможно было сказать, что она вообще разговаривает, но её интонация была предельно ясна. Братья замолчали, натыкаясь следом на тяжелый взгляд Ухёна, который сидел напротив. — Как ваша предвыборная кампания, Юнсон? — голос Бён Мёнсу вырвал всех из собственных размышлений. — Всё идет хорошо, господин Бён. Думаю, у меня есть все шансы, чтобы выиграть. — Что же, думаю, вы просто обязаны выиграть, — Мёнсу посмотрел прямо в глаза мужчине, едва усмехаясь. — Слышал, ты открыл фонд имени Ёнсена, — Джунсо поставил на место чашку чая, поднимая взгляд на альфу. Чонин, при звучании имени папы из уст Бён Джунсо, почему-то инстинктивно напрягся, сжимая кулаки. Бэкхён случайно уловил этот жест, поднимая взгляд на лицо Кима, которое совершенно ничего не выражало. Бэкхён был удивлен Чонином, потому что совершенно не ожидал, что этот альфа будет так уверенно себя вести перед его дедушкой. Это пробуждало в Бэкхёне некоторое уважение к Чонину, совершенно другого уровня. Хотя, Бён понял, что сильно ошибался в альфе, считая его трусом, уже в тот день, перед рестораном, когда Ким не позволил Джунсо в очередной раз ударить его. Оказывается, не все альфы в страхе дрожат перед его дедом и папой. Выискивались такие вот отчаянные юнцы, как Ким Чонин, уверенные в себе, но не спесивые. Это однозначно подкупало омегу, и он снова подумал о том, что если бы не все условности и если бы не собственное сердце, которое полностью принадлежало Пак Чанёлю, они с Чонином могли бы стать неплохой парой. — Новости в этом городе расползаются слишком быстро, — сдержанно улыбнулся Юнсон. Чонин подумал, что отец не ожидал того, что Бёны будут в курсе подобного его шага. В груди поселилась тревога. Бён Джунсо точно обходил Юнсона на несколько шагов вперед, и Чонин, прекрасно зная об этом, ничего отцу не говорил. Альфа задвинул все эти мысли подальше, потому что всему было свое время, и у Пак Чанёля обязательно всё получится. — Я помню твоего супруга, Юнсон, — тон голоса Мёнсу внезапно изменился, а у Чонина снова мурашки побежали по спине. Он весь обратился в слух и внимание, глядя на дедушку Бэкхёна. — Он был хорошим человеком, да ещё и прекрасным омегой. Ваш сын похож на него даже слишком сильно. — Да, вы правильно подметили, — кивнул старший Ким. — Чонин и правда его копия. Чонин снова сжал кулаки, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Значит, вот так всё будет? Теперь какие-то вещи о папе он сможет узнавать лишь в присутствии чужих людей? Отец явно над ним издевался, каждый раз проезжаясь по старым ранам, буквально вспарывал их. Альфа, наверное, не должен был так серьезно это всё воспринимать, но речь шла про его папу. По-другому Чонин просто не мог. — Чонин? — тихий шепот Бэкхёна донесся до слуха Кима. Парень едва повернулся к омеге, замечая обеспокоенный взгляд. — Ты в порядке? — Да, — коротко кивнул альфа, на долю секунды прикрывая глаза. Похоже, ему предстоял действительно долгий вечер. Чонин совсем не заметил, как пролетело время и как им уже принесли еду. Тут были, как и ожидал парень, блюда исключительно корейской кухни, с дорогими морепродуктами. Ким отметил, что повар в семействе Бён тоже хорош, потому что все блюда были вкусными. Альфа вдруг скосил взгляд на Бэкхёна, который сидел рядом и, судя по всему, ни разу не притронулся к еде. Ким едва склонился к омеге, улыбаясь кончиками губ. — Перестань нервничать, — тихо выговорил альфа. Бэкхён вздрогнул от неожиданности, вопросительно посмотрев на Чонина. — О чём ты? — Поешь, — теперь уже шире улыбается Чонин. — Нет смысла в голодовке. У Бэкхёна смешно открывается ротик, видимо, омега совсем не ожидал подобной заботы от Чонина, который, в свою очередь, думал только о том, что у Бёна очень несчастный вид, и это тоже было еще одной мотивацией расстроить эту свадьбу. Иначе, кажется, Чонину придется каждый день своей жизни на завтраки и ужины наблюдать именно вот такого Бэкхёна. Чонин ожидает, что парень возмутится, но тот, похоже, оставляет все колкие комментарии при себе и принимается за еду. Это так не похоже на Бэкхёна, и это замечает не один Чонин. — Вау, мне приходилось изображать льва или зайца в детстве, чтобы он поел, — вдруг звучит тихий голос Ухёна. Чонин удивленно смотрит на старшего, а Бэкхён возмущенно задирает носик. — Хён! Когда такое было-то? — Тебе было пять лет, и ты был ужасной непоседой, — улыбается Ухён. — А мне было нечем заняться, поэтому я круглые сутки тебя развлекал. Чонин немного удивлен подобными рассказами, почему-то у него сложилось впечатление, что омега ни с кем из своих братьев не ладил. Но он, вероятно, ошибался, да и именно Бён Ухён среди всех остальных создавал впечатление самого адекватного. — Было бы здорово, если бы мы смогли пообщаться без взрослых, — кончиками губ улыбается Ухён, глядя в глаза Кима. — А, Чонин? Как считаешь? — Да, было бы неплохо, — кивает альфа. Бэкхён слушает обоих парней с некоторым культурным шоком, потому что он совсем не ожидает, что Ким Чонин способен вести себя именно так. Он ничего почти не знает о настоящем Чонине, судя по всему, и теперь удивляется каждому его жесту и движению. Интересно, что вообще было в голове у этого человека? И возможно ли, что у них с Чанёлем появился какой-то план? Пак ничего Бэкхёну не рассказывал, только лишь просил подождать, не забивать себе голову, не волноваться, но омега всё же понимал, что Чанёль и Чонин сильно сблизились в последнее время, и кто знает, может, именно общие планы их и сблизили? Бэкхён всё никак не решался спросить об этом у Чанёля, просто потому что это не было телефонным разговором. Да и пропадать альфа в последнее время стал куда чаще. Бэкхён изнывал от тоски по нему, буквально хотел на стену лезть и кайфовал даже от тех редких моментов, когда они переглядывались в столовой академии, а если ещё и везло за общим столом посидеть, так вообще. Но правда была в том, что Бэкхён всё ещё не имел возможности даже просто обнять своего альфу, впитывая в себя его запах, и от этого становилось чертовски одиноко и пусто на душе. Он прекрасно знал и видел, что Кёнсу с Чонином спустили всё с тормозов. Не раз чувствовал едкий гранат на Кёнсу, который, смешиваясь с вишней, разливался ещё более ярким ароматом. И сам бы Бэк хотел так же, просто насладиться последним месяцем свободной жизни с самым дорогим и любимым человеком, но Чанёль говорил, что подарит им вечность в будущем, и Бэкхён верил. Поэтому держался только благодаря Исину и телефонным звонкам. Пак мог не звонить днём, если был занят, но стабильно звонил по ночам и даже пел ему в трубку, думая, что Бэкхён засыпает. А омега на самом деле просто тихо плакал в подушку, потому что не выдерживал той бури эмоций, что бушевала в нём от одного только глубокого голоса. Он пускал мурашки по коже, он даже мог возбудить Бёна, просто в легкую. Эта хрипотца и бас точно были прямой финишной для Бэкхёна. — Что же, я думаю, мы можем теперь перейти к обсуждению главной нашей задачи? — голос Мёнсу отвлек всех от бесед между собой. — Да, думаю, вы правы, — кивнул Юнсон. — Прежде всего стоит определиться с датой? Чонин почувствовал, как сердце забилось сильнее в груди после этих слов отца. Он украдкой посмотрел на побелевшего Бэкхёна и молился только о том, чтобы они назначали её не на следующую неделю. — Могу я предложить дату, дедушка? — голос Ильхуна прозвучал внезапно. Чонин удивленно посмотрел на мужчину. Он совсем не понимал этого человека и даже не знал, что он вообще мог задумать. Чонин никому тут не доверял, кроме Бэкхёна, вероятно, потому что он был единственным, не считая самого Кима, кому эта свадьба действительно и на сто процентов была не нужна. Над всеми остальными же лишь висели вопросительные знаки, и кто знает, что там у каждого на уме. — Ну, попробуй, — усмехнулся Мёнсу, чем вызвал заметное недовольство на лице Ким Юнсона. Чонин едва сдержал усмешку. Что же, его отец совсем не привык, чтобы кто-то там что-то за него планировал, но это было семейство Бён, и, похоже, великий Ким Юнсон способен даже такое от них стерпеть. Интересно, как вообще отреагирует отец, когда узнает правду о брачном договоре? — Так как папа недавно просил меня заняться поиском зала бракосочетания и ресторана для торжества, я проанализировал расписание нашего зала Чон Дам, пришел к выводу, что неплохой датой будет семнадцатое февраля. Я даже попросил Рэне сходить в храм и узнать, насколько это благоприятный день. — В храме сказали, что это отличный день, дедушка, — встряла Рэне, произнося это кротким голосом. — Подождите, — голос Бён Мёнсу зазвучал достаточно резко. — Зал бракосочетания? Не мой дом? В комнате повисла тишина, а Мёнсу впился вопросительным взглядом в сына. Джунсо поднял глаза на папу, едва улыбнулся кончиками губ. — Это я попросил о зале, господин Бён, — вдруг прозвучал голос Юнсона. — Все же женится мой единственный сын, и эта церемония пройдет за мой счет. Чонин не совсем понимал, почему все вокруг так сильно напряжены, но он буквально чувствовал эту тяжелую атмосферу каждой клеточкой тела. Разве было не нормальным, что отец жениха-альфы оплачивает зал? — Вы забываетесь, Ким Юнсон, — голос Мёнсу был соткан из ядовитых интонаций. — Ваш сын женится на моем внуке, понимаете? На наследнике корпорации Бён. Еще ни одна свадьба в нашем роду не проходила где-то в ином месте, кроме как в нашем поместье. — Считаешь, папа? — вдруг встрял в разговор Джунсо. — Кажется, была одна, а, нет, даже две, что прошли совсем не в этом поместье. Чонин увидел, как обреченно прикрыл глаза Ильхун напротив, а его близнец коротко усмехнулся, потянувшись за чашкой чая. — Когда я выходил за отца Бэкхёна, ты как раз сказал, что эта свадьба не должна проходить в родовом поместье, ведь я порочил имя отца третьим браком. Тогда неудивительно, что ребёнок, родившийся от этого брака, не будет выходить замуж в этом поместье. Чонин слышал так много всего в голосе Бён Джунсо. Обычно омега разговаривал только со спесивыми интонациями, словно все вокруг не достойны даже его ногтя, но сейчас… В этих словах было столько яда, злости, обиды, и, кажется, даже горечи. — Бён Джунсо! — терпение Мёнсу очевидно подходило к концу. Голос омеги стал выше, готовый вот-вот сорваться, и, вероятно, только присутствие тут Юнсона и Чонина сдерживало большой скандал. — Хочешь сказать, что я не дорожу моим Бэкхённи? — Дедушка, — голос Бэкхёна дрожал, но омега всё же твердо смотрел на мужчину. — Думаю, ты не так понял папу. Ведь так, пап? Омега теперь перевел взгляд на родителя, который коротко усмехнулся, потянувшись за своей чашкой чая. Он сделал неспешный глоток, поставил чашку обратно и, наконец, поднял взгляд на сына. — Именно так, — кивнул как ни в чем не бывало, омега. — Бэкхён прав, папа. Я просто хотел сказать, что ради такого уважаемого человека, как Юнсон, мы могли бы пойти на уступки. Мёнсу на это хмыкнул, прожигая сына долгим взглядом. Бэкхён сильнее сжимал кулаки, надеясь, что дедушка действительно проглотит этот момент. А с другой стороны, может быть, он зря вмешался? Если бы дедушка сейчас разругался с папой, он, возможно, мог бы перенести свадьбу. Но Бэкхён всё ещё боялся за его здоровье, он даже сейчас видел, как был взволнован старший омега. Каждый раз, как Бэк замечал подобные резкие перемены в дедушке, его душа уходила в пятки. В нем просыпался почти животный, первобытный страх остаться совершенно одному на свете, если вдруг любимого деда не станет. Поэтому Бэкхён готов был сделать что угодно ради его благополучия. И ненависть к папе усиливалась каждый раз всё больше, когда он доводил старшего до такого. — Я правда не знал, что для вас так принципиально, где будет проходить церемония, — Юнсон смотрел твердым взглядом на Мёнсу. — Да, Юнсон, мне принципиально всё, что касается моей семьи. Особенно, когда дело касается моего единственного внука-омегу. Они — альфы, — Мёнсу кивнул в сторону братьев Бэкхёна. — Им проще по жизни, не так ли? Но Бэкхён — омега, и кому как не мне знать, как порой приходится в этой жизни тяжело омегам. Нас порой называют слабыми, но видите, перед вами сидит тот самый слабый омега, который не считался с мнением президентов. Уважаемые люди… Знаете, сколько их было в моей жизни? — мужчина коротко усмехнулся. — Вероятно, и не сосчитаешь. Я сидел за одним столом с императорами, главами государств, министрами, так объясните же мне, Ким Юнсон, почему я должен идти вам на уступки? — Папа, — Джунсо хотел вмешаться, но Мёнсу вскинул ладонь вверх, заставляя сына замолчать. — Помолчи, Бён Джунсо! Помолчи хоть раз в жизни, дай поговорить с умным человеком, — в голосе Бёна звучала усмешка. У Чонина холодок пробежался по спине. С его отцом никто не смел так говорить, но этот Бён Мёнсу… Он и правда не привык считаться с чьим-то мнением. — Потому что вы уже разрешили своему внуку сделать свой выбор, и он выбрал моего сына, — просто ответил Юнсон, едва пожимая плечами. — Раз уж вы не хотите считаться с моим мнением, то изначально вам не стоило благословлять их союз. Но теперь, после всего, разве можете вы отказаться от своих слов? Вы не считаетесь ни с чьим мнением, вы правы, но вы определенно дорожите своей репутацией. Бён Мёнсу вдруг звучно рассмеялся. От этого смеха вздрогнул Бэкхён, медленно прикрывая глаза. — Мне послышалось, Ким Юнсон, или вы правда думаете, что если я захочу, то не отменю эту свадьбу? Вы и ваш сын должны быть благодарны тому, что вы оказались принятыми семьей Бён. У Чонина буквально внутри кипела ярость. Вся эта бравада Бён Мёнсу была такой отвратительной. Он действительно мнил себя королем и был уверен в абсолютизме своей власти. Чонин готов был прямо сейчас встать и вывалить всю правду, но упрямо сдерживался, прокручивая в голове слова Чанёля. В конце концов, за всем этим стоял Пак Донхван, и он, кажется, был куда хуже деда Бэкхёна и его папы. — Они благодарны, папа, — всё же вмешался Джунсо. — Ты можешь затыкать меня сколько угодно раз, но Юнсон прав. Ты согласился на этот союз, и если тебя что-то не устраивало, ты бы сказал об этом раньше. Но прямо сейчас мы устраиваем скандалы на пустом месте. Твой внук выбрал достойного человека, поэтому, какая разница, где пройдет церемония? — Бэкхён? — Мёнсу вдруг повернулся к притихшему внуку, который тут же откликнулся на обращение. — А что думаешь ты? Где ты хочешь, чтобы проходила церемония? Бэкхён совсем не ожидал подобного, поэтому замер, пытаясь понять, как поступить. Он встретился взглядом с папой, который смотрел весьма красноречиво, как умел только Бён Джунсо. В детстве Бэкхён до дрожи боялся этого взгляда, в нём не было ничего живого, ничего теплого, даже отдаленно, в нём исчезало даже то холодное безразличие, с которым обычно смотрел Джунсо на своего младшего сына. У Бэка сердце забилось так быстро и гулко в глубине груди, слова застряли в глотке, словно камень, и омега просто пытался успокоиться, потому что словить паническую атаку прямо сейчас было действительно очень скверной затеей. В голове крутились только слова папы о том, что он покажет те фотографии с Чанёлем, расскажет всё дедушке… Парню было страшно. — Я сделаю так, как скажешь ты, дедушка, — выдавил из себя Бэкхён. Джунсо крепче сжал в руках чашку, впиваясь в младшего еще более ядовитым взглядом. Чонин обеспокоенно смотрел на Бэка, почти кожей чувствовал всю его растерянность и слышал дрожь в голосе. Только рядом со своей семьей Бэкхён становился таким уязвимым, совсем не тот дерзкий омега, которого он изображал в стенах Ульсана. — Видишь, Джунсо, — усмехнулся Мёнсу, поворачиваясь к омеге. — Твой сын умнее тебя. Но так и быть, — пожал плечами старик. — Делайте что хотите с этой свадьбой. Чонин был удивлен этой резкой переменой, и, похоже, не он один. Даже братья Бэкхёна украдкой переглянулись между собой, совсем не ожидая такой капитуляции от деда. Юнсон смотрел на Джунсо, который, кажется, даже облегченно выдохнул. Ну еще бы, ведь его великие планы могли вот-вот рухнуть, за что Пак Донхван точно бы по головке не погладил. — Спасибо, господин Бён, — Юнсон едва кивнул омеге. Мёнсу только усмехнулся, ничего на это не отвечая, сделал глоток из чашки чая. — Тогда, раз ты согласен, папа, на зал, то что насчёт даты? Юнсон? — Джунсо продолжал как ни в чём не бывало. — Семнадцатое подходит, — кивнул мужчина. — У вас ведь заканчивается сессия к этому времени, Чонин? — Да, — коротко ответил младший Ким, понимая, что дату Юнсон и Джунсо уже давно между собой обговорили. Весь этот ужин, от начала и до конца, был только для Бён Мёнсу. — Что же, семнадцатое февраля, решено, — утвердительно произнес Джунсо. Бэкхён обреченно прикрыл глаза, потому что фраза папы, сказанная с большим воодушевлением, звучала для Бэкхёна как приговор. Чонин пытался удержать лицо, опуская взгляд в свою тарелку, а на душе в это время было так гадко, что альфа, наверное, даже описать не смог бы. Значит, у них в запасе осталось действительно мало времени. Всего лишь пара недель. — Тогда, раз уж с датой мы определились, было бы неплохо обсудить некоторые юридические нюансы, как считаете, господин Бён? — Юнсон едва улыбнулся кончиками губ, глядя на старшего омегу. Чонин прекрасно понял, что речь о брачном договоре, так что ещё внимательнее вслушался в разговоры старших. — Думаю, вы правы, но, пожалуй, это можно сделать и наедине. Ни к чему детям этим голову захламлять, — кивнул Мёнсу. Он встал с места, при помощи своего управляющего, и все присутствующие последовали его примеру. Чонин тихо сжал рукав отца, заставляя его обратить на себя внимание. — Разве было бы неплохо, если бы я послушал, в каких условиях мне предстоит жить? — тихо спросил альфа, красноречиво глядя на мужчину. У Юнсона не дрогнул ни один мускул на лице. — Позже, я расскажу тебе все сам, — спокойно проговорил мужчина. — Дедушка, — голос Ильхуна заставил всех обратить на него внимание. Чонин даже был в предвкушении, ожидая, что на этот раз выкинут братья Бэкхёна. — Мне кажется, что детей среди нас уже давно нет. Даже Бэкхёна теперь сложно назвать ребенком, раз именно его свадьбу мы собрались обсудить. Поэтому не было бы хорошо нам всем вместе послушать про юридические нюансы? Чонин усмехнулся. Этот парень действительно был хорош! Похоже, Бён Ильхун тоже хотел знать абсолютно всё, что касается этого договора, и было весьма смело с его стороны заявлять такое дедушке. — Если у тебя будут какие-то вопросы, Бён Ильхун, можешь задать их в будущем мне. Или своему папе. Как взрослый человек, — усмехнулся Мёнсу, а затем повернулся к Юнсону. — Прошу вас, Юнсон, пройдемте. Все трое старших удалились, оставляя Чонина в компании Бэкхёна и его братьев. Повисла тишина, в которой, вероятно, каждый задумался о своем. Чонин вдруг заметил, что Управляющий Сон тоже исчез из комнаты, только вот он совсем не помнил, чтобы альфа сопровождал Джунсо. — Бэкхён? — голос Чонина был тихий, но в тишине прозвучал слишком громко. Все тут же вопросительно посмотрели на парня. — Да? — Давай пройдемся, — уже громче произнес Ким. — Мы ведь и правда давно не виделись. — Хорошо, — кивнул омега, замечая на себе изучающие взгляды братьев. Даже Бён Рэне не преминула окинуть их долгим и пронизывающим взглядом. — Бэкхённи, — Ухён поймал младшего за руку, когда они проходили мимо. — Мне пойти с тобой? В этом вопросе, фразе Ухёна звучало настоящее беспокойство. Похоже, даже Бэкхён был удивлен этим, но он лишь мягко улыбнулся брату, ненавязчиво убирая его руку. — Все в порядке, хён. Мы просто погуляем с Чонином по саду, не стоит беспокоиться. Ухён только кивнул, провожая альфу и омегу долгим взглядом, а затем повернулся к братьям и невестке. — Ого, Бён Ухён! С каких это пор ты стал строгим и участливым старшим братом? — усмехнулся Реджун, садясь обратно на место. — Помнится мне, когда он был малой, ты только и ныл, что он за тобой хвостиком бегает. Что? Боишься, что после свадьбы мелкий оставит тебя неудел? — Кому и стоит этого бояться, то только тебе, Реджун-хён, — усмехнулся младший, тоже усаживаясь на место. — Разве не ты был наиболее холоден к нему всю жизнь? — Я? — в голосе парня звучало бесконечное удивление. — Боюсь, что в холоде к нашему братишке никто не сможет победить Ильхуна. А старина Реджунни-хён очень даже был к нему участлив всегда. Помнится, я даже как-то разбирался с придурком, который пытался к нему клинья подбивать в школе. — Ты про тот случай, когда папа в очередной раз решил, что нужно разобраться с очередным мальчишкой, которому приглянулся наш Бэкхён? — усмехнулся Ильхун. — Ну, с малолетками разбираться ты всегда был горазд. У Реджуна поменялось лицо. Он искривил губы в усмешке, сжимая в руках палочки, почти полностью развернулся к старшему брату. — Нет, хён, я про случай, когда Бэкхён сам ко мне пришел и попросил поговорить с тем, кто его достает. Приказы папочки любишь исполнять ты, кажется. Ухён был удивлен подобным поведением Реджуна. Казалось, даже такой безразличный к происходящему в семье человек, как он, уже не мог смотреть на этот цирк и тоже злился. Ильхун, однако, совсем не оценил участие Реджуна, встал с места, сжимая кулаки. — Бён Реджун, ты забываешься! — воскликнул старший. — Следи за словами! — Иначе что? — Реджун тоже вскочил с места, а Рэне благоразумно отступила назад, прекрасно понимая, что страсти между братьями накалялись с самого утра, и второй раз просто громко прикрикнуть на них и успокоить не получится. Она красноречиво смотрела на Ухёна, который всегда был единственным, кто мог угомонить своих старших. — Что ты сделаешь, Ильхун? Ударишь меня, как раньше? Потом придет Сон, будет нас разнимать? Или что? Пожалуешься папе или деду? Ну же, Бён Ильхун, давай, вперед! Идеальный старший сын семейства Бён точно должен предпринять какие-то меры против меня, главного разочарования этой семьи. — Замолчи! — воскликнул Ильхун, подорвался к брату, хватая его за ворот чогори. — Не смей даже строить из себя обиженного, Реджун! Тебе всегда было плевать на семью, я тут был единственный, кого волнует это всё. — Бён Ухён, так и будешь там стоять? — не выдержала Рэне. Ухен усмехнулся, сделал несколько шагов к братьям, оказываясь между ними. — Да уж, парни, вам обоим стоит остыть. — Не вмешивайся в дела старших, Ухённи, — усмехнулся Реджун. — Как и раньше. Хотя вы двое всегда были одной командой, не так ли? Это я тут белая ворона. — Хватит прибедняться, Реджун-хён, — Ухён был серьёзен, глядя в глаза старшего. — Никто не делал из тебя белую ворону, ты просто сам решил не вмешиваться, потому что тебе так было проще. И в этом нет ничьей вины, мы все выживаем тут, как можем. — Ага, — усмехнулся Реджун. — Ильхун вон любит плясать под дудку папочки! В эту самую секунду в глазах Ильхуна мелькнуло что-то действительно страшное, и Ухён уже готов был ловить его кулак или оттолкнуть Реджуна, но в комнате послышалось звучное «отец». Малыш ИльУ снова сбежал от своих нянек, судя по всему, так как в свои полтора года он уже бегал будь здоров, вот и сейчас появился совсем неожиданно. Малыш недавно научился выговаривать слово «отец», даже раньше, чем «мама», и теперь горланил его в любую секунду, когда видел родителя, счастливо несся к нему. Он тут же подлетел к отцу, обнимая его за ногу. Ильхуну пришлось отпустить Реджуна, отвлекаясь на сына, а Ухён облегченно выдохнул. — ИльУ, ты почему тут? — выдохнул альфа, опускаясь на корточки перед карапузом. Тот лишь счастливо улыбнулся, обнимая отца за шею, тут же напросился на руки. — Он давно тебя не видел, — прокомментировала Рэне. — Ты уже третий день в офисе пропадаешь. Хоть тут прояви внимание. Ильхун едва улыбнулся, прошел мимо Реджуна, задевая его плечом и скрылся за дверьми с сыном на руках. Рэне кинула долгие взгляды на обоих братьев мужа, а затем, высоко вздернув носик, ушла вслед за ним и сыном. — Что на тебя вообще нашло, Реджун? — спокойно проговорил Ухён, вопросительно глядя на старшего. — Надоело играть дурачка, — усмехнулся альфа, а затем, схватив со своего столика телефон, вышел из комнаты. Ухён тяжело вздохнул. Семейство Бён было в своем репертуаре, что сказать. Бэкхён шел впереди, пока они не оказались в глубине огромного сада поместья. Чонин удивленно разглядывал всё вокруг, потому что такого он ещё не видел, хотя, Ким видел многое. Но Бёны и правда поражали воображение своим образом жизни. — Тут нас точно не услышат, — тихо произнес омега, когда они подошли к пруду, от которого тянулся до середины водоема деревянный мостик. — Пойдем. Вода была подмерзшая, а по берегу всё припорошило снегом, но внутри беседки было чисто и сухо. Видимо, персонал поместья тщательно за всем этим следил. Они оказались внутри, усевшись напротив друг друга, оба замолчали. — У тебя закурить есть? — вдруг в тишине произнес Бэкхён. — А тебе можно тут курить? — Ну, ты же мой будущий муж, — усмехнулся Бён. — Если что, прикроешь. Чонин ничего не ответил, лишь полез в карманы своих паджи, выуживая оттуда полную пачку. Бэкхён вынул одну сигарету, а потом прикурил из рук Чонина, который любезно преподнес ему зажигалку. Бэкхён пересел к Чонину, специально садясь по левую сторону от него, чтобы со стороны дома его точно никто не увидел. В случае чего, можно было отдать сигарету альфе и притвориться, что так и было. — Что ты хотел сказать? — Бэкхён сильно нервничал. Похоже, омега пытался отчаянно переварить новости, но получалось у него очень плохо. Чонин это видел слишком хорошо и понимал тоже, до атомов этого всепоглощающего чувства безвыходности ситуации. — Я не знаю, — усмехнулся Чонин, переводя взгляд на водную гладь. — Мне нечего сказать. — Тогда почему мы ушли? — Потому что тебе это было нужно? — Чонин повернулся к омеге, заглядывая точно в карие глаза. Бэкхён замер, поднося сигарету к губам, совсем не ожидал услышать нечто такое от Кима. — Чанёль делает всё возможное. Бэкхён все же втянул сизый дым, выдыхая его в сторону. — Я знаю, — тихо прошептал парень. — Поэтому это ещё не конец. — Это я тоже знаю, — усмехнулся Бэкхён, а затем повернулся к Киму, почти всем корпусом. — Но если вдруг не получится, как жить будем, а? Ким Чонин? — Нет смысла об этом думать, — отрицательно мотнул головой альфа. — Потому что у нас всё получится. — Всегда есть процент неудачи, а в нашем случае, тем более, — хмыкнул Бэкхён. — Можешь себе представить, что мы женаты? Живем под одной крышей, трахаемся? — Бэкхён! — резко воскликнул Чонин, даже немного повысил голос. В глазах омеги читалось так много всего, он точно был на грани истерики. На губах парня играла усмешка, но глаза его были пустые, и в то же время, в них было так много горечи. — Перестань, пожалуйста. — Почему это? Я просто, знаешь, я просто подумал, что нам следует договориться о том, что будем делать, если всё-таки поженимся? Как вести себя, а? — К чему ты клонишь, Бэк? — Чонин понял, что омега не собирается останавливаться. Оставалось только идти у него на поводу. — К тому, что… — Бэкхён резко замолчал, отворачиваясь от альфы. Он, кажется, подбирал слова, словно решался что-то сказать. Чонин даже был заинтригован, глядя на взволнованного Бёна. Вся его спесивость и саркастичность вмиг куда-то улетучились, оставляя снова сломленного Бэкхёна. — В общем, если мы вдруг поженимся, я прошу тебя, не переходи границы со мной. Чонин с секунду соображал, о каких границах идёт речь. А потом удивленно открыл рот. Бэкхён имел в виду секс? — Бэкхён, я не совсем понимаю, — Чонин вопросительно смотрел в глаза парня. Ему просто надо было уточнить, потому что если Бэкхён имел в виду именно то, что подумал Ким, то у альфы мурашки брали забеги по спине. Неужели он правда был такого мнения о нем? — Я… Думаю, ты понял о чем я, Чонин, — Бэкхён выдохнул, мял в руках край своего чогори. — Да, у меня за спиной моя семья, дедушка, братья и все такое, но ты можешь стать моим мужем, и нашей главной задачей останется наследник. И да, я знаю, что, вероятно, ты никогда бы так не поступил со мной или с кем-либо другим, но я должен это сказать. Обещай мне, что ничего не сделаешь со мной без моего согласия. Чонин не знал, как ему сейчас реагировать. В голове разом поднялось столько слов, в груди сдавило от количества эмоций, и он хотел бы разозлиться, кричать, что он не насильник, но в глазах Бэкхёна было столько боли. Похоже, он действительно долго думал над этим, боялся, нервничал, накручивал себя. — Бэкхён, — Чонин тяжело вздохнул, прикрывая на секунду глаза, чтобы сформулировать всё правильно. — Мы знакомы с тобой больше полугода, ты ехал в моей машине с течкой, у меня была масса вариантов сделать что-то, но разве я хоть раз дал повод так думать о себе? Я уважаю тебя и твои личные границы, я хочу стать с тобой друзьями. Точнее, я надеялся, что мы уже друзья. Но даже если ты не хочешь быть моим другом, ты все еще остаешься омегой моего лучшего друга. Как думаешь, способен ли я причинить тебе хоть малейший вред? И надо ли это мне? Почему ты вообще думаешь в таком ключе? Бэкхён слушал это все с замиранием сердца, сдерживая комок слёз, что подкатывал к горлу с каждым словом Чонина. Омега понятия не имел, почему вообще так реагирует на это всё, просто, наверное, все факторы сложились. — Прости, Чонин, — выдохнул Бэкхён, все же стирая со щеки сорвавшуюся слезу. — Я просто так больше не могу. Понимаешь? Ты хотя бы можешь видеться с Кёнсу, а я… Даже подойти не могу. Меня разрывает и мне страшно, он ничего не рассказывает, просто просит подождать. И я знаю, что и правда нужно потерпеть, но я боюсь. Я правда боюсь проснуться однажды утром без него, понимаешь? Боюсь, что если всё пойдет не так, как мы хотим, ты тоже больше не будешь самим собой. Тем Чонином, которого я сейчас знаю. И тогда нам всем будет очень сложно. И я не могу не думать обо всем этом, о нём, о тебе, об этой свадьбе. Мне кажется, я действительно на грани сумасшествия, и я ничего не могу с этим поделать. Выйдя за тебя замуж, я даже не буду хозяином своего тела больше, понимаешь? — Это не так, — спокойно произнес альфа. — Я тебе обещаю, даже если свадьба случится, даже если всё пойдет по самому ужасному сценарию, мы с Чанёлем не перестанем пытаться, понимаешь? Он любит тебя, как я люблю Кёнсу, и… Чонин вдруг заткнулся на этой фразе, коротко усмехаясь. Бэкхён шмыгнул носом, вопросительно посмотрел на альфу, который прервался неестественно быстро. — Почему ты замолчал? — Потому что я впервые произнес вслух, что люблю его, — совсем тихо прошептал Чонин, откидывая голову назад, зарылся лицом в ладони. Это осознание ударило так быстро, хлынуло внезапно, словно Чонина кинули в чан с ледяной водой. — Как это впервые? — Бэкхён был так удивлен, вопросительно округлив глаза. — Ты ни разу ему не признавался? — Разве я могу? — усмехнулся Чонин наконец снова поднял голову на Бэка. — Да, Бэкхён, не только тебе страшно. Я тоже боюсь потерять истинного омегу навсегда. Но в любом случае, будет поздно только тогда, когда мы сами перестанем бороться. Когда сами решим, что нам это больше не нужно. До тех пор нечего бояться, в один день мы обязательно будем счастливы. И я обещаю не трогать тебя. Чонин коротко усмехнулся, а Бэкхён тяжело вздохнул. Он вдруг кинулся альфе на шею, а Ким даже опешил, замерев на месте. — Спасибо, Чонин, — прошептал совсем тихо Бэкхён. — И давай правда станем друзьями? Ким улыбнулся, рука парня легла на тонкую спинку омеги, едва похлопав её. — Давай, Бён Бэкхён, станем друзьями. Юнсон оказался в просторном кабинете Бён Мёнсу, едва огляделся, отмечая, что омега, судя по всему, был большим любителем картин. Их в кабинете было очень много, а еще было много шкафов с книгами. Кажется, у Бён Мёнсу была своя личная библиотека. — Тут исключительно мои любимые книги, — вдруг произнес омега, замечая интерес Юнсона к стеллажам. — Вы любите читать, Юнсон? — Честно говоря, не особо, если вы имеете в виду художественную литературу. Но некоторые произведения классиков довольно занимательны на досуге, — улыбнулся альфа. Джунсо вошел в кабинет последним, отстав где-то по пути. Вслед за ним вошел и его правая рука, Управляющий Сон. — Вы говорите прямо как мой покойный муж, — Мёнсу едва повернул голову к выходу, замечая у дверей Сона. — Джунсо, скажи ему, чтобы оставил нас одних. — Он объяснит некоторые детали договора, папа, — омега говорил спокойно, а Мёнсу хмыкнул, глядя в глаза мужчины. — А что? Сам не можешь? Говорить разучился? Чужие люди не должны присутствовать на таких семейных встречах, — на последних словах Мёнсу посмотрел точно в глаза альфе, который даже не шелохнулся. Юнсону это всё казалось таким странным. Слишком много акцента на личности простого работника. Но он не стал ничего комментировать. — Он останется, папа, — с нажимом повторил Джунсо. Мёнсу ничего не ответил, лишь окинул сына тяжелым взглядом, а потом повернул голову к Юнсону. — Хорошо, тогда, мы можем приступить к делу? — Да, — кивнул альфа. — Мои юристы просмотрели все пункты договора и остались довольны, надеюсь, ваши тоже? — Джунсо? — Мёнсу повернулся к сыну. — Наши юристы остались довольны? — Да, вполне, — кивнул младший омега. — Все требования обоих сторон учтены. — Правда, что ли? — усмехнулся Бён Мёнсу. — А мне вот так не кажется, особенно смущает пункт, где все мои акции будут переданы во владения Ким Чонина, и даже, Ким Юнсона. Как думаешь, Джунсо, наши юристы могут такое одобрить? Джунсо прекрасно знал, что папа придерется к этому. Однако у него уже заранее был заготовлен ответ на всё. — Точно, как и мои акции будут принадлежать вам, господин Бён, — вмешался Юнсон, не дав Джунсо и рта раскрыть. — Разве не честная сделка? — Ваши акции несравнимы с моими, — усмехнулся Мёнсу. — Знаете, Ким Юнсон, вы действительно наглеете на глазах. Сначала помолвка в вашем доме, потом свадьба за ваш счёт, словно у меня нет денег для любимого внука, а теперь ещё и позарились на мой бизнес? — Ты драматизируешь, папа, — выдохнул Джунсо, наконец вступая в диалог. — Корпорация Бён и компания Ким станут отличными партнерами, это равные условия. — Вдобавок ко всему, господин Бён, вы получаете мэра, не так ли? — Юнсон улыбнулся, всё так же сдержанно, но его глаза не улыбались совсем. — Мэр, — хмыкнул Мёнсу. — Ты правда думаешь, что для меня это что-то значит? Тем более мэром ты ещё даже не стал. — Господин, позволите? — голос Управляющего Сона прозвучал внезапно. Все тут же повернулись к альфе, который сделал несколько шагов к огромной плазме, что висела на стене напротив, и в считаные секунды включил ее. Клацнул пару раз по сенсору, а потом на экране появились сложные графики. — Это результаты предвыборных кампаний. Как видите, новости о том, что сын господина Кима женится на нашем младшем господине, резко увеличили процент поддержки. Плюс, ко всему прочему, факт того, что компания Ким учредила крупный благотворительный фонд, также помог поднять рейтинги господина Кима. — И что? — Мёнсу устало смотрел на экран перед собой. — Чего ты мне в лицо тыкаешь графиками, Сон? Ты ради этого его сюда притащил, Джунсо? — Прошу вас, дослушайте, господин Бён, — Управляющий говорил тихо и учтиво, но в его голосе всё равно звучала непоколебимая сталь. Он провёл по экрану, листая следующую диаграмму. — А это уже графики наших акций после помолвки. Вы ведь в курсе, господин, что они поднялись втрое в цене после прошедшей помолвки? Вот прогноз от наших аналитиков, они должны подняться ещё в два раза после свадьбы. Мёнсу на это все рассмеялся, заставляя Сона и Джунсо переглянуться. Юнсон же думал, что пройдя столько всего, окончательно испортив отношения с сыном, он не может потерять эту возможность. Деньги корпорации Бён и их влияние было нешуточным, от такого просто так не отказываются. — А если я выдам Бэкхённи за сына какого-нибудь американского нефтяного магната, дорогой Сон, эти акции взлетят в десять раз. Так чего же я должен размениваться на сыночка мэра? А? Который ещё даже не мэр. — Американского магната нация вряд ли оценит, папа, — Джунсо произнёс это спокойным тоном, глядя родителю прямо в глаза. — И ты это прекрасно знаешь. Перестань прибедняться, мы выбрали идеальную партию для твоего внука, учитывая, что у президента нет сыновей-альф, никого выгоднее сына мэра Сеула ты не найдёшь. А касаемо любого иностранца, акции в таком случае быстро упадут, а не взлетят. Потому что мы ведь семья Бён — лицо корейского народа, не так ли мы пишем в лозунге нашего бизнеса? — Складно вы спелись с ним, Бён Джунсо, — Мёнсу устало выдохнул, откидываясь на спинку дивана. — У меня от вас троих голова разболелась. Старику явно было нечем крыть. Юнсон понимал, что его застали врасплох, и, честно говоря, он не ожидал, что все пройдёт гладко, но и не ждал того, что Бён Мёнсу будет столько возражать. Разве они с Джунсо всё не решили? Разве не Джунсо убеждал его в том, что папа не станет помехой? Их план был прост. Донхван помогает с голосами, а Джунсо и Юнсон объединяют свои активы, в будущем, конечно, должны будут однажды помочь Донхвану. Всё было просто, но сейчас Ким Юнсон чувствовал, что что-то не так. Словно он не видит картину полной, но отступать, кажется, было поздно. Сейчас у него нет никакой защиты перед Донхваном, но в будущем, когда у него будет власть мэра и деньги Бёнов, всё будет по-другому. Именно на это был расчёт Ким Юнсона, когда он согласился сотрудничать с Пак Донхваном и Бён Джунсо. — У меня будет условие, — серьезно выговорил Бён Мёнсу, поднимаясь с места. Он прошёл к своему столу, устраиваясь за ним, сложил руки перед собой, оглядывая всех присутствующих внимательными взглядами. — И я не потерплю возражений. — Какое? — спросил Юнсон. — Их дети, сколько бы их ни было, будут носить фамилию Бён. Юнсон усмехнулся, сжимая подлокотник кресла, на котором сидел. — Мои юристы займутся тем, что впишут этот пункт в договор, — продолжил Мёнсу. — Почему дети моего сына должны будут принадлежать вашему роду? — Юнсон сощурил глаза. — Мои внуки не могут носить чужую фамилию. — Могут, Ким Юнсон, — усмехнулся Мёнсу. — Перестань делать вид, что ты не нуждаешься в этой свадьбе больше, чем кто-либо другой. В конце концов, тебе нужны мои деньги и кресло мэра, чтобы защитить свой бизнес, будущее своего сына. Разных вредителей в этой стране стало просто чертовски много, и они расползаются как тараканы, — на последних словах Мёнсу посмотрел на сына, который молча сидел рядом. — Даже если и так, — вздохнул Юнсон. — Хотите, чтобы я продал своих внуков? — Ну-ну, — усмехнулся Мёнсу, разводя руками, вновь откинулся в кресле. — Не стоит использовать столь неприятные и громкие слова. Это точно также и мои внуки, и никто не собирается их покупать или продавать. — Хотите, чтобы в будущем, всё, что я строил, в итоге осталось семье Бён? — Юнсон понимал, что следует притормозить, но он впервые в жизни чувствовал столь непреодолимое желание разразиться гневными возмущениями. — В итоге оно останется вашему сыну и вашим внукам, которые тоже будут иметь отношение к семье Бён. В общем, у меня нет времени и желания на споры, я сказал свое условие, без него свадьбы не будет. В голосе Бён Мёнсу звучала сталь. Юнсон едва посмотрел на Джунсо, который молчал, даже не пытаясь спорить с родителям. Мужчина коротко усмехнулся, его действительно загнали в угол, и Джунсо, похоже, тоже был не против такого расклада. — Похоже, у меня нет выбора? — спокойно проговорил Ким. — Ну, я бы так не сказал, — хмыкнул Мёнсу, улыбаясь кончиками губ. — Однако никому из нас ведь не хочется разрушать столь крепкий союз двух молодых сердец? — Будь по-вашему, — выдохнул Юнсон, откидываясь на спинку дивана. Альфа прекрасно понимал все риски такого согласия, которые в будущем, возможно, придется расхлебывать Чонину, но он ещё надеялся, что когда разберется с насущными проблемами, решит и вопросы с Бён Мёнсу. В конце концов, впереди ещё были годы жизни, а они тут делили шкуру неубитого медведя в очередной раз. С Ким Юнсоном тоже шутки были плохи, просто Бён Мёнсу об этом ещё не знал. Альфе нужен был хороший тыл от клана Пак, и когда он его получит, то все образуется. Чонин и Бэкхён еще какое-то время просто сидели в беседке, обсуждая совершенно не важные вещи, просто потому что идти в дом не хотелось. Однако через какое-то время внезапно у пруда появилась омега из персонала, а Бэкхён искривил в усмешке кончики губ. — Похоже, совет старейшин закончен, — парень кивнул на приближающуюся девушку, которая замерла у входа. — Простите, младший господин, но старший господин зовёт вас. — Старший господин? — Бэкхён вопросительно посмотрел на девушку. — Сегодня их чересчур много собралось дома, не уточнишь, который из? — Господин Ильхун, — девушка потупила взгляд. — Простите. — Мы сейчас придем, Хёри. Иди, спасибо. Девушка ещё раз поклонилась парням, а потом направилась обратно в сторону дома. — Почему ваш персонал такой? — Чонин все же не удержался от этого вопроса, хотя, наверное, это было весьма не тактично с его стороны. — Какой? — Бэкхён встал с места, вопросительно посмотрел на альфу. — Говорит вполгоса и боится глаза поднять? — Ага, — кивнул Чонин. Бэкхён снова усмехнулся, направляясь вперед. Ким последовал за ним, отмечая, что фигура омеги даже в ханбоке привлекает взгляд. — Ну, ты же видел дедушку, — вздохнул Бэкхён. — Да и папочка мой не подарок. С Рэне общаться тоже не удовольствие, и мы — внуки легендарного Бён Мёнсу — никогда не отличались кротким нравом. Так что да, работать в этом доме очень сложно, могут уволить за любой косяк, даже глазом не моргнут. — И ты считаешь это нормальным? Бэкхён молчал какое-то время, а потом резко повернулся к альфе, заставляя Чонина остановиться, едва не врезавшись в омегу. — А ты осуждаешь нас, может быть? — Бэкхён смотрел на альфу своим проницательным взглядом. Чонину захотелось улыбнуться, но он всё же сдержался. — Нет, не осуждаю. Просто… Для меня это немного удивительно. — Ну, я и объясняю тебе, чтобы не удивлялся. Когда я говорю, что моя семейка те еще персонажи, я имею в виду именно это, — омега развернулся, вновь двигаясь вперед. — Пойдем быстрее, а то Ильхун потеряет терпение. Скандалов потом не оберешься. На этот раз все братья сидели в гостиной, и, как ни странно, старших еще не было. Зато теперь в комнате появился ИльУ, и Бэкхён был очень рад видеть племянника, который тут же оживился, стоило новым людям появиться в поле его зрения. Он слез с маминых рук, смешно протопал к Бэкхёну и прилепился к его ноге, глядя снизу вверх. — Ого, а это у нас кто такой? — Чонин присел на корточки перед мальчишкой, что с интересом рассматривал совершенно незнакомого ему человека. А потом вдруг у него задрожали губки и большие глаза наполнились слезами. — Бэкхён-а, тут, кажется, катастрофа назревает! — Не пугай мне детей, Ким Чонин! — воскликнул Бэк, тут же склонился к младшему, подхватывая его на руки. Он широко улыбнулся малышу, закрывая собой ему обзор на Чонина, который неловко почесал затылок. Обычно дети реагировали на него по-другому, но этот малой, похоже, был исключением из правил. — Я не хотел его пугать, простите, — смущенно улыбнулся Чонин, глядя на Рэне. Учитывая, что мальчишка сидел у неё на руках, легко было догадаться, что несмышленыш был сыном Ильхуна и Рэне. — Всё в порядке, Чонин, — улыбнулась омега. — Он так на всех новых людей реагирует, сейчас успокоится. Но на удивление, ребенок даже не заплакал, мастерски отвлеченный Бэкхёном на огромную вазу, что стояла в углу и была разукрашена всеми цветами радуги. ИльУ что-то там пытался выговаривать, а потом громко захохотал на руках у Бэкхёна, продолжая цепляться за его шею. Омега улыбался малышу ярко, и Чонин подумал, что все-таки все дети семейства Бён очень похожи. Несмотря на то, что отцы у них были разные, именно от Джунсо они переняли много общего, и сейчас даже ребенок Ильхуна имел какие-то, едва уловимые, общие черты с Бэкхёном. — Присаживайся, Чонин, — Ухён указал на одно из кресел, отвлекая альфу от созерцания омеги. — Сейчас принесут чай, пока мы ждем, как взрослые закончат. — Спасибо, — кивнул альфа, но не успел сесть на предложенное место, как в комнате послышался голос Бён Джунсо. — Бэкхён, отойди с ребенком от вазы, она довольно редкая, — в голосе омеги звучал холод и некая надменность. Чонин кинул украдкой взгляд на Бён Рэне, лицо которой не выражало ничего, но она сжала ткань подола своего ханбока. — ИльУ — самый спокойный человек в этой семье, папа. Да и потом, ваза, кажется, принадлежит дедушке, а не тебе, — усмехнулся Бэкхён, красноречиво глядя на Джунсо. У того в глазах мелькнуло знакомое раздражение, которое Чонин слишком хорошо успел выучить в омеге за всё время знакомства. Он так всегда смотрел на сына, когда тот ему в довольно дерзкой форме смел перечить. — Думаю, папа прав, Бэкхён-а, — тихо произнесла Рэне, подходя к парню, и забрала сына у него из рук. — Конечно прав, — усмехнулся Джунсо. — Что вообще ребенок забыл среди взрослых? Чонин вдруг осознал, что Бён Джунсо не любит не только Бэкхёна, а в целом, кажется, омега не испытывал никакой привязанности ко всей своей семье. ИльУ спрятал носик в изгибе шеи матери, затих, словно слишком хорошо понимал о чём речь, и что он стал виновником таких споров. Похоже, даже ребенок чувствовал ауру своего дедушки, который, хоть и выглядел очень довольным, но всегда говорил в одном и том же тоне, вне зависимости от того, с кем он разговаривает. — Да, простите, — кивнула Рэне и уже направилась к выходу, с сыном на руках, как в дверях появились Мёнсу и Юнсон, в сопровождении некоторых людей из персонала. Рэне тут же поклонилась им и вышла из комнаты, очевидно, недовольная произошедшим. — Привыкай, — усмехнулся Реджун, который теперь стоял рядом с Чонином. Ким удивленно посмотрел на альфу, совсем не ожидая подобного от него. — Что? — Добро пожаловать в семью, говорю, — Бён просиял широкой улыбкой, замечая долгий взгляд Ухёна за спиной Чонина. Ким усмехнулся ему в ответ, но ничего говорить не стал, в очередной раз понимая, что каждый из братьев Бэкхёна был совсем не тем, кем казался изначально. Голос Юнсона отвлек Чонина от собственных размышлений. — Раз уж мы всё решили, господин Бён, нам с Чонином нужно ехать. Есть ещё некоторые дела в офисе, — продолжал сдержанно улыбаться отец. Чонин внимательно рассматривал его, пытаясь понять, что вообще могло произойти в кабинете Бён Мёнсу, но ничего особенного не улавливал по лицу родителя. В конце концов, Ким Юнсон оставался Ким Юнсоном в любом случае. Непробиваемый. — Конечно, Юнсон, — улыбнулся Мёнсу. — Спасибо, что приехали. Вся моя семья была рада познакомиться поближе с нашим будущим зятем. Чонин поклонился омеге, улыбаясь кончиками губ. — Спасибо за вкусный ужин, — кивнул альфа. — Я тоже был рад познакомиться с семьей Бэкхёна. Чонин думал, что он, похоже, ошибся профессией и стоило пойти в актеры. Тут же вспомнился отец и его спектакль на помолвке. Так вот от кого у Чонина этот талант. После того, как Ким Юнсон и Чонин уехали, семейство Бён наконец остались одни. Мёнсу долго оглядывал каждого присутствующего, задержал взгляд на Ильхуне и Реджуне. — Вы двое, — в голосе мужчины звучала знакомая сталь. — Первенцы семьи Бён. Я очень разочарован вашим сегодняшним поведением. Что один, что второй, что вы вообще устроили? Ухён тяжело вздохнул, прикрывая глаза. Он ожидал чего-то подобного от старших, но почему-то думал, что дед не станет заострять на этом внимание. А ему, как и ожидалось, уже успели донести про ссору братьев. По-другому просто и быть не могло в этом доме. — Дедушка, — Ильхун решительно посмотрел на старшего, едва сжимая кулаки. Но Мёнсу не дал ему продолжить, вскидывая вверх ладонь. В своей любимой манере. — Ничего даже слышать не хочу! Исчезните с глаз моих, оба! Мёнсу развернулся, направляясь в сторону выхода, а Джунсо, окинув всех детей строгим взглядом, поспешил за ним. Он обернулся только у выхода. — Все могут быть свободны, кроме Бэкхёна. Домой поедем вместе. — Я поеду в академию, — Бэкхён снова не имел никакого желания возвращаться в дом родителя. Джунсо на это только хмыкнул. — Я сказал, что мы вместе поедем, значит, мы поедем вместе. Управляющий, — омега выискал взглядом Сона, который стоял у дверей. — Проследи за ним. — Да, господин, — кивнул мужчина, кланяясь Джунсо, что прошел мимо. Бэкхён прикрыл глаза, тяжело вздыхая. Он даже подумать не мог, зачем вообще понадобился папе, но внутри разрасталось липкое чувство страха, который был так сильно знаком парню. Интересно, Бэкхён вообще когда-нибудь победит в себе это? Джунсо вошел в комнату вслед за папой, которому помогал переодеться его управляющий. Мёнсу стоял спиной к сыну, пока ему развязывали ленты чогори, которых было даже чересчур много. — Ты хотел поговорить, папа? Мёнсу усмехнулся, поворачиваясь к сыну, окинул его долгим взглядом. — Поможешь? — старший указал на свой ханбок, а Джунсо кивнул, делая шаг к родителю. Такие моменты между ними случались не часто, и, честно говоря, Джунсо ненавидел их всей душой. Обычно это означало, что папа приготовил для него очередную порцию нотаций и нравоучений, которые чаще всего заканчивались ссорами и даже рукоприкладством со стороны старшего. — Оставьте нас. Омега поклонился своему господину, оставил его наедине с сыном и скрылся за массивным дверьми покоев Мёнсу. Джунсо же продолжил развязывать ленты чогори в полнейшей тишине, он, кажется, слышал стук собственного сердца. — Ты решил убить меня своим молчанием? — всё же не выдержал младший, поднимая взгляд на родителя. Мёнсу усмехнулся. — Разве тебя когда-нибудь заботило мое молчание? Или мои слова? Всегда делаешь, что хочешь. Мёнсу едва поднял руки, позволять снять с себя чогори. Остался в тонкой рубашке. Джунсо отошел, чтобы повесить одежду на вешалку, так как обходиться с предметами гардеробами его папы небрежно нельзя было ни в коем случае. — Делаю, что хочу? — усмехнулся младший. — Я никогда не делал, что хотел. С самого своего детства, да нет, рождения. — Ты сегодня перешёл все границы! — Мёнсу не повышал тона, но в нем была привычная интонация, от которой у Джунсо переворачивались внутренности. Омега прикрыл глаза, сжимая в руках другую рубашку, которую только снял с вешалки. — О чём ты говоришь? — О твоих делах с Ким Юнсоном за моей спиной. Как ты вообще мог согласиться на такие условия? — Мёнсу был очевидно зол. Для Джунсо это не было новостью. — Папа, ты же знаешь, что я ничего не делаю просто так. Бэкхён едва ли отвлекся от своего Пака на этого парня, что я мог сделать? Юнсон хотел именно таких условий, а мне нужно было сделать так, чтобы наша семья снова не связалась с Паками. Разве не этого ты хотел больше всего? Мёнсу усмехнулся, глядя сыну прямо в глаза. В них он пытался прочитать врёт младший или нет, а в голове взвешивал все «за» и «против». — Разве все не закончилось, ещё когда он учился на первом курсе? Ты же убеждал меня, что он сам выбрал сына Ким Юнсона. — Так и есть, — кивнул омега. — Бэкхён все закончил, но сын Паков остается сыном Паков, сам знаешь. Они так просто не отстают. Я обещал Бэкхёну ничего тебе не говорить, но если ты мне не веришь… Джунсо помог папе снять рубашку и надеть другую, а Мёнсу был очевидно взволнован. Младший прекрасно мог считать все эмоции с его лица, потому что для Бён Мёнсу ничего не было бы страшнее в этой жизни, если бы его любимый Бэкхённи связался с отпрыском Паков. — О чём это ты, Джунсо? — Менсу резко повернулся к сыну, вопросительно выгибая бровь. — Сейчас же мне всё расскажи! Джунсо едва закусил губу, делая вид, что сомневается в том, чтобы стоить говорить папе или нет. Но в итоге все же потянулся в свой карман, достал оттуда мобильник, пару раз клацнул по экрану и развернул к старшему устройство. А потом любезно подал мужчине его очки с рабочего стола. Мёнсу крепче сжимал в руках корпус телефона, вырывая из рук сына очки, надел их и вгляделся в фотографии, на которых был изображен его внук в объятиях высокого парня с очень уж знакомым лицом. Кажется, они были в каком-то спа или вроде того. Бён тут же почувствовал, как ноги ослабели, падая на кровать, придерживаемый Джунсо. — Папа, ты в порядке? — Когда? Когда это было? — В ноябре, кажется, в Японии. Но в защиту Бэкхёна могу сказать, что он тут ни при чем. Они не встречаются, просто парень оказался настойчив, — усмехнулся Джунсо, явно довольный произведенным эффектом. Он буквально наслаждался тем, как картина идеального Бён Бэкхёна рушилась в глазах его папы. — Но твой умный внук вовремя прекратил это всё и в итоге выбрал Ким Чонина. — Это ты их познакомил? — Мёнсу поднял взгляд на сына. — Не совсем, — младший Бён врал, потому что ему нужно было тянуть только за определенные ниточки. Не доводя Бён Мёнсу до бешенства, до разборок с Бэкхёном, он просто хотел убедить родителя в необходимости этого брака, отвлекая от пунктов брачного договора. А аргумента убедительнее того, что если Бэкхёна срочным образом не выдать за Ким Чонина, то он сбежит с племянником Пака просто не было. Бён Джунсо давно готовил это всё. — Они сами познакомились в академии, когда Ким Чонин перевелся туда в начале года. Этот мальчишка Пак, очевидно, заревновал. Но все теперь позади, папа. Твой внук влюблён в Ким Чонина, он же, как ты говоришь, умнее меня. Не совершает подобных ошибок. Мёнсу снова перевел взгляд на экран телефона, думая, верить сыну или нет. А потом резко вскочил с места, что было уже довольно необычно для его физического состояния, хватая младшего за подбородок. — Если ты врешь мне, Джунсо, тебе точно не поздоровится, — прошипел омега в лицо сына. — Если я узнаю, что у Бэкхёна с этим ублюдком было нечто большее, чем вот это, я уничтожу тебя, слышишь? Можешь кувыркаться со своим Паком сколько угодно, но жизнь твоего сына не может быть испорчена, как твоя. Джунсо усмехнулся, сжимая запястье старшего. В его глазах невольно проступили слёзы, потому что даже сейчас, даже когда он показал ему настоящее лицо любимого внука, виноватым оставался сам Джунсо. — Ты неисправим, папа, — тихо сказал Бён. — В чем я виноват, по-твоему? — Это всё твое воспитание, твои гены, твоя ненормальная тяга к Пак Донхвану, которая сгубила тебе и всем нам жизнь. — Моя тяга давно в прошлом, — усмехнулся Джунсо. — Ты ведь сам ее и уничтожил. Растоптал, не оставил и следа. Как и меня. Да и потом, гены, говоришь? А может, всё дело не во мне, может, всё началось до меня? Когда отец завел интрижку с женой Пак Хёншика? Её кровь на твоих руках, дорогой папочка. Хлесткая пощечина прилетела прямо на мягкую кожу щеки Джунсо. Голова омеги взметнулась в сторону, щека горела, но мужчина улыбался. В его глазах была лишь пустота, но он наконец сказал то, о чём молчал много лет. — Как ты смеешь, Бён Джунсо? — Скажешь, что это неправда? Странно, папочка, ведь именно ты всё рассказал Пак Хёншику, когда застал отца с его женой. А через несколько дней пресса объявила о её смерти. Самоубийство, да, по официальной версии. Но ведь все были в курсе, что это далеко не самоубийство. С тех самых пор клан Пак стал твоим лучшим подручным средством, да и отца тоже. Хёншик, наверное, мечтал убить его, да? И в итоге у него получилось, с твоей подачи снова. И какая же ирония, сыновья убитых вами людей оказались истинными? Судьба и правда та еще сука, папа. — Ты тронулся умом, Бён Джунсо! — вскричал мужчина, совсем не ожидая таких слов от сына. — Точно нет, дорогой папочка. И тебе не стоило бы так громко кричать, просто не вмешивайся в мои дела более, идет? Тогда никто не узнает о твоей самой страшной тайне того, как ты стал властителем всего мира. — Да кто тебе вообще поверит? Ты еще смеешь угрожать мне? — Мёнсу говорил в своем привычном тоне, но Джунсо слишком хорошо знал папу, чтобы не прочитать в его глазах испуг. — Поверь, я найду, как доказать свои слова. Но я бы очень не хотел этого делать, папа. Поэтому, не волнуйся, у нас всё хорошо. Бэкхён выйдет за сына Ким Юнсона, и мы продолжим жить, приумножая наш бизнес. Корпорация Бён останется на вершине этого мира навсегда, как ты и мечтал. Мёнсу тяжело дышал, глядя на сына. Просто не мог поверить собственным ушам. Он снова сел на кровать, приложил руку к левой стороне груди, потому что где-то там, в глубине, кольнуло так сильно, что становилось трудно дышать. — Я пригрел змею на собственной груди, — прошептал мужчина. — Ты никого не грел на груди, папа, — усмехнулся Джунсо. — Ты ненавидел меня, потому что родил от того, кого никогда не любил. Кого тоже ненавидел. Вот и получай ответ. Хотя, я сомневаюсь, что ты вообще был способен хоть кого-то в этой жизни любить. Мёнсу на это вдруг громко рассмеялся. Он смеялся долго, до хрипоты, а Джунсо застыл, совершенно не понимая, что такого сказал. — Почему ты смеешься? — Значит, ты такой полностью в меня, Бён Джунсо. Вот что я сейчас осознал, — усмехнулся мужчина, а потом широко открыл рот, глотнул воздуха. Его теперь стало ощутимо не хватать, а в груди разрастался дискомфорт, чувство, будто её сжимают в тисках. Джунсо усмехнулся, прекрасно видя, что родителю становится хуже. — Дай мои таблетки, Джунсо. Омега усмехнулся, беря с тумбочки нужный блистер. Мужчина прекрасно знал все лекарства родителя, прямо сейчас он наблюдал у него участившийся в последнее время приступ стенокардии. Нужно было дать таблетку и вызвать врача, но омега медлил. — Не вмешивайся в мои дела, папа, — прошептал в ухо мужчине омега. — Ты слышал меня? — Джунсо! — просипел старший омега. — Ответь мне, тогда получишь таблетку. — Хорошо, — прохрипел мужчина, а Джунсо усмехнулся вкладывая в ладонь мужчины препарат, следом даже стакан воды протянул. Мёнсу тут же запил таблетку, без сил рухнул на подушки. Джунсо же аккуратно его уложил, укрывая одеялом. — А ты говорил, что в старости стакан воды не подам, — усмехнулся омега. — Попрошу управляющего вызвать доктора. Не беспокойся ни о чем, папочка. Всё будет хорошо. Джунсо улыбнулся папе, а затем развернулся к выходу. Мёнсу прикрыл глаза, путаясь в собственном эмоциональном и физическом состоянии. Это было похоже на страшный сон. Бэкхён приезжает в особняк папы, совершенно не имея никакого желания здесь находиться, и в глубине души надеется, что после того, как родитель выскажет ему все, что хотел, он сможет все-таки уехать в академию. Тем более, завтрашний учебный день еще никто не отменял. Он вообще не понимал, почему родители решили устроить этот ужин в будний день, из-за чего им с Чонином пришлось пропустить целый день подготовки к экзамену. — Папа, зачем ты меня сюда притащил? — устало вздыхает Бэкхён, глядя на родителя, когда они оказываются в просторном холле. Джунсо окидывает парня долгим взглядом, а затем просто идет вперед, в сторону гостиной. Младшему не остается ничего иного, кроме как последовать за папой. В гостиной уже горит камин, свет едва приглушен, а за окном снова валит снег. Бэкхён чертовски сильно устал от этого холода и снега, он уже быстрее хотел весну, чтобы в его жизни все разрешилось. Омега был на пределе своего терпения, и ситуацию усугубляло еще то, что он не мог видеться с Чанёлем. Это выворачивало ему все внутренности. — Садись, Бэкхён, — прозвучал голос папы. Младший устроился напротив омеги, на большом диване, подмяв под себя ноги в позе лотоса. Джунсо откинулся на спинку другого дивана, снова окидывая Бэкхёна долгим взглядом. Словно впервые видел. — Почему ты так смотришь? — не выдержал Бэк. — Потому что, как бы я ни отрицал этого, ты все-таки слишком похож на меня. Абсолютно всем, — хмыкнул омега. — Управляющий Сон! Альфа показался в проеме арки, за которой, видимо, и стоял. — Да, господин? — Скажи, пусть принесут мне виски со льдом, и поживее. А еще лучше будет, если сам сходишь. — Да, — кивнул Сон Хёк, а Бэкхён напрягся, глядя вслед уходящему альфе. Всё же когда Управляющий был где-то поблизости, омежке было спокойнее находиться с папой. Но стоило им остаться совершенно одним, как он начинал тут же паниковать. Наконец, шаги альфы стихли где-то в глубине дома, а Джунсо едва усмехнулся, придвигаясь ближе к Бэкхену. — Твоему дедушке с каждым днем все хуже, — спокойно проговорил омега. — Что ты имеешь в виду? — в глазах Бэкхёна мелькнуло беспокойство. — Что говорю, то и имею в виду. Его здоровье становится все более слабым, и мы все должны постараться, чтобы не давать ему поводов для волнений. Ты понимаешь, о чем я? — Не совсем, — усмехнулся Бэкхён. — Разве я и так не делаю все, для того, чтобы его не волновать? — Думаешь? — хмыкнул Джунсо. — Сегодня ты себя вел совершенно отвратительно, Бён Бэкхён! Интонация Джунсо тут же поменялась, сменяясь на ожесточенную. Бэкхён едва прикрыл глаза, сжимая подлокотник дивана. — Злишься, что я принял сторону дедушки, а не твою? — хмыкнул парень. — Тогда не надо прикрываться его здоровьем. — Рот закрой! — Джунсо сказал это на тон громче, но тут же прервался, потому что именно в этот момент в комнате появился Управляющий Сон. Он медленно подошел к омегам, со звуком поставил на стол бутылку и стакан, уже наполненный льдом. Джунсо медленно поднял на альфу взгляд. — Спасибо, Управляющий. — Вам налить? — ровным тоном произнес мужчина. — Нет, сам справлюсь, можешь идти. Оба говорили совершенно обычными голосами, однако Бэкхён не мог понять, что за напряжение между ними появилось буквально с той секунды, как Сон Хёк вошел в комнату. Папа и до этого сотни раз отчитывал и ругал Бэкхёна при альфе, но никогда еще не затыкался на полуслове из-за его появления. — Управляющий Сон, — тон омеги стал жестче. — Я как-то не так выразился? Оставь нас с сыном вдвоем. Управляющий ничего на это не сказал, лишь снова окинул начальника мрачным взглядом, а потом коротко поклонился ему и следом Бэкхёну. Альфа направился к выходу, распрямив свои широкие плечи, а младший Бён невольно обернулся ему вслед. Во всей фигуре мужчины сквозило что-то такое, чему Бэк не мог подобрать описания, но явно видел впервые в жизни. — Не отвлекайся, Бён Бэкхён. — Управляющий Сон странный сегодня, — выдал омега, вновь поворачиваясь на папу. — Он получил с утра выговор, что тебя абсолютно не касается, — Джунсо открыл бутылку перед собой, а потом медленно наполнил стакан янтарной жидкостью. — Так вот, возвращаясь к нашей теме, я просто хочу тебя предупредить, Бэкхён. Если еще раз ты сделаешь что-то, что сможет хоть капельку помешать твоей свадьбе с Ким Чонином, я приведу в действие все свои угрозы, ты слышал меня? Бэкхён на это ничего не ответил, лишь коротко хмыкнул. Джунсо со стуком поставил стакан, из которого до этого собирался выпить, на стол. — Что это еще за усмешка, Бён Бэкхён? Ты оглох? Парень медленно поднял взгляд на родителя. — Ага, оглох. Что сделаешь, если так, папуль? Сдашь в какую-нибудь богадельню, потому что теперь я непригодный инструмент в твоей игре? Джунсо резко встал с места, пересаживаясь на журнальный столик. Он оказался аккурат напротив Бэкхёна, схватил его за подбородок, в своей излюбленной манере. Младший попытался вырваться, но родитель держал крепко. — Скажи честно, Бэкхён, тебе настолько нравится раздвигать ноги перед этим мальцом Паком, что ты готов пойти против родной семьи? — Джунсо говорил почти шепотом, так, чтобы слышал только Бэкхён. — Я не раздвигал ни перед кем ноги, — в тон папе ответил парень. — Я же не ты! Джунсо ядовито улыбнулся, сжимая руку еще сильнее на тонком подбородке. Бэкхёну было больно, но он терпел, крепко стиснув зубы. — Ты бы только знал, каких мне усилий стоит сейчас держать себя в руках и не избить тебя до крови, Бён Бэкхён, — Джунсо улыбнулся, а потом резко толкнул Бэкхёна в сторону, отпуская подбородок. Парень в последний момент удержался, чтобы не приложиться головой об подлокотник. — Так избей! — воскликнул Бэкхён, снова пытаясь сдержать слезы. — Избей меня, чтобы я захлебнулся собственной кровью, потому что это лучше, чем жить с таким папой, как ты. Давай, Бён Джунсо, не стесняйся! Можешь просто убить родного сына, раз так и не смог полюбить. Твой цепной пес Сон настороже, заметет все следы, даже дедушка не узнает. Давай же, чего ты ждешь? — Заткнись! — Джунсо снова огрел младшего пощечиной. — Как ты со мной разговариваешь, неблагодарный ублюдок? Я делаю всё ради твоего будущего, пытаюсь удержать от кривой дорожки, выдаю за сына уважаемого человека. А он все туда же! Бэкхён едва ли останавливал себя от того, чтобы высказать папе все про его связь с Пак Донхваном. Но он просто понимал, что тогда разрушит все усилия Чанёля и уничтожит все свои маломальские шансы на нормальное будущее. — Мелкий ублюдок, — прошипел Джунсо, хватая Бэкхёна за волосы. — Ты должен перестать злить меня, слышишь? Тебе правда везет, что я все еще сдерживаюсь. Бэкхён пытался вырваться из хватки папы, потому что он действительно больно сжимал его волосы, заставив выгнуться назад. Джунсо явно наслаждался видом такого беспомощного Бэкхёна, и последний вдруг словил себя на четкой мысли. Они не были папой и ребенком. Буквально никогда. Бэкхён даже не понимал, почему продолжает именно так обращаться к этому человеку. — Отпусти его, Джунсо! — голос Управляющего Сона ворвался в сознание Бэкхёна слишком внезапно. — Господин Бён, отпустите его! Джунсо вдруг звучно рассмеялся, а затем резко швырнул Бэкхёна вперед. Омега полетел прямиком в объятия Управляющего Сона, который ловко его схватил, заглядывая в глаза. — Ты как, Карамелька? — в глазах мужчины было такое беспокойство, что Бэкхён хотел спросить у него сотни вопросов. Но его не хватило. Приступ паники снова накрыл его совершенно внезапно, парень снова начал задыхаться, ноги ослабли. Он был готов рухнуть мешком на пол, потому что в глазах потемнело, но его подхватили сильные руки Сона. После этого Бэкхён снова ничего не видел и не чувствовал, снова сплошная темнота. Очередной обморок. Чонин уже переоделся, чтобы вернуться в академию, спускаясь по лестницам дома, когда перед ним возник Хисон. Омега едва поклонился парню, улыбаясь ему. — Молодой господин, отец вас ждет. — Что? — Чонин щупал свои карманы в поисках ключей от машины, потому что не помнил, чтобы захватил их из комнаты. — О чем ты? Мы же с ним только что виделись. — Да, но он, кажется, хочет с вами еще поговорить. Чонин тяжело вздохнул, кидая взгляд на циферблат наручных часов. Что же, до отбоя он в академию уже точно не успеет, а так хотелось увидеться хоть на пять минут с Кёнсу. — Ладно, где он? В гостиной? — Нет, у себя в кабинете. Чонин развернулся, направляясь в сторону кабинета отца. Он был несколько раздражен, потому что совсем не имел желания сейчас говорить со старшим. — Ты звал меня? — Чонин открыл двери даже без стука, а потом также резко ими хлопнул, оказываясь перед рабочим столом Юнсона. Тот медленно поднял на альфу голову, а затем откинулся в кресле, отодвигая в сторону какие-то бумаги, что держал в руках. — Да, — кивнул мужчина. — Ты ведь хотел знать, что будет в вашем с Бэкхёном брачном договоре? — Хотел, — кивнул парень. — Но ты можешь скинуть мне его на электронку или типа того, сейчас мне нужно возвращаться в Ульсан. — Я скину, хорошо, — усмехнулся отец, видя всё нетерпение сына. — Но есть одна вещь, которую, я думаю, ты захочешь услышать вживую. А то снова будешь кричать, что я тебя не просветил. В голосе отца звучала неуместная ирония. Чонин едва ли сдержался от того, чтобы закатить глаза. Он бы, конечно, хотел много вопросов отцу сегодня задать, и про то, откуда Бён Мёнсу был знаком с его папой, в том числе, но к концу дня совершенно расхотелось. Ему просто нужно было оказаться в академии, посмотреть на Кёнсу хоть один раз, попытаться переварить все сегодняшние новости. — Так что присядь на пять минут. Послушай отца. — А, значит, ты все-таки мой отец, — усмехнулся Ким, снова не сдержавшись. — Как мило с твоей стороны. — Перестань паясничать и сядь! — на этот раз тон Юнсона стал жестче, и Чонину пришлось подчиниться. Он уселся в кресло напротив рабочего стола мужчины, вопросительно уставился на него, закинув одну ногу на другую. Юнсон, в свою очередь, тяжело вздохнул, снимая очки. Он кинул их на стол, устало потер переносицу, пару раз моргнул, а затем сложил ладони на столе и посмотрел на сына. — Мне сегодня Бён Мёнсу поставил условие, без которого ваша свадьба с Бэкхёном не состоится. Чонин хмыкнул, поднимая на альфу взгляд. — И какое же? — Ваши с Бэкхёном будущие дети будут носить фамилию Бён, а не Ким. Чонин удивленно выгнул бровь. Он совсем не ожидал подобного, и не то чтобы это его сильно волновало, ведь в отличие от отца, он был уверен, что никаких детей у них с Бэкхёном не будет. Просто… Неужели Ким Юнсон был слеп настолько? — И ты согласился, я так понимаю? — У меня не было выбора, — выдохнул мужчина, прикрывая глаза. — Ваша свадьба с Бэкхёном слишком важна. Чонин хотел бы прямо сейчас взорваться негодованием, устроить отцу еще один скандал, попытаться достучаться до него. Но вдруг ясно понял, что уже ничего не поможет. Ким Юнсон так сильно запутался, что вряд ли сам осознавал, что вообще делает. И это было так сильно не похоже на его отца. Чонин вдруг подумал, что перед ним будто и вовсе не тот, кого он знал. Это был не тот Ким Юнсон — акула бизнеса, непоколебимый альфа, подмявший под себя чуть ли не весь большой бизнес в стране. Сейчас перед ним был совершенно растерянный мужчина. — Ты же понимаешь, что действительно зашел далеко во всем этом, отец? Решаешь судьбу человека, который еще даже не родился. Вы с Бён Джунсо хотите и жизнью внуков управлять так же, как и нашими с Бэкхёном? — Не перегибай, Чонин. Когда придет время, мы решим этот вопрос. — Ну-ну, — усмехнулся Чонин. — Реши обязательно, отец. Ты же любишь все за всех решать, думаю, и в этом случае неплохо разберешься. Только я вот не понимаю, ты все это время так тщательно скрывал от меня все свои планы, а сейчас даже договор намерен показать? Чонин и правда был удивлен. Если отец готов был ему дать эти бумаги и до этого, то к чему были все эти махинации парня на работе? — До сегодняшнего дня я не был в тебе уверен. Теперь я вижу смирение с ситуацией в твоих глазах. Ты взрослеешь, Ким Чонин. Чонин улыбнулся, выпрямляясь в кресле. — Вот оно как, отец. Я что? Могу считать, что впервые за двадцать лет моей жизни ты похвалил меня? — Не обольщайся, — ровным тоном проговорил Юнсон. — Ещё не вечер. Чонин хмыкнул, вставая с места. Он забрал мобильник со стола альфы, закидывая его во внутренний карман олимпийки, накинутой поверх свитера. — Если тебе больше нечего мне сказать, то я поехал. — Не забудь, что у тебя скоро свадьба, Ким Чонин. Все должно пройти идеально, так что веди себя нормально. — Как скажешь, отец, — Чонин развернулся на пятках, в несколько шагов преодолевая расстояние до двери кабинета, а потом скрылся за ней, хлопнув дверью. Проходит несколько дней, прежде чем Чонин решается рассказать про дату свадьбы Кёнсу. Впереди выходные, а уже очень скоро, как говорил отец, СМИ объявят эту новость всей нации, так что Киму хотелось успеть до того, как Кёнсу прочитает это в интернете. Он собирался с духом, понимая, что растягивать не стоит, да и смысла не было. Конечно, он в очередной раз сделает им обоим больно, но хуже будет, если До снова узнает это не от него. Чонин отчаянно подбирает слова, каждый раз, как остается наедине с самим собой, он пытается сформулировать хоть какую-то речь, но прекрасно понимает, что это все тщетно и бесполезно. Видимо, он просто вывалит это все на Кёнсу, как и делал ранее до этого, но сейчас все было немного по-другому. Чувства к омеге росли, менялись, крепли, приобретали новые масштабы, и то, что Чонин когда-то мог себе позволить в силу полного непонимания огромного значения Кёнсу в его жизни, теперь уже было невозможно. Так что альфа беспомощно пытался дождаться подходящего момента, но слишком хорошо осознавал, что такого момента для подобной новости просто не существует. Он буквально собирался объявить любимому человеку, своему истинному омеге о том, что женится на другом. — Чонин? — голос Бёнхи ворвался в сознание совсем внезапно, вырывая из размышлений. Ким поднял на старшего взгляд, натыкаясь на вопросительно выгнутую бровь. Они снова сидели в кафетерии, выбравшись на обед, чтобы попить кофе. И кажется, даже обсуждали какие-то новости компании. Чонин старался быть на работе предельно собранным, не пропускать ничего, но последние дни выдавались тяжелыми. — Прости, сонбэ, — выдохнул альфа, пододвигаясь к столу. — Я задумался. — Ты рассеянный какой-то в последнее время. Тяжело с учебой работу совмещать? — Вроде того, — улыбнулся кончиками губ альфа. Бёнхи усмехнулся. — Ну, ты хотя бы не беременный. Совмещать учебу, беременность и работу сложнее. — Спасибо и на этом, — усмехнулся Чонин, а потом они с Бёнхи в голос рассмеялись. — Звучишь так, словно прошел через подобное? — Когда меня повысили до отдела директора Ана, я как раз только вышел замуж, и мне не хватало некоторой квалификации для этой должности. Директор говорил, что я слишком толковый, чтобы из-за бумажек терять меня, как работника, так что отправил посещать курсы. И угадай в какой момент я залетел? Чонин улыбнулся широко, понимая, что этот омега действительно удивительный. Он сделал глоток из стаканчика кофе. — Разве это не называют джек-потом по жизни? — Не совсем, — хмыкнул омега. — Хотя мой муж говорил именно так. Но ребенка рожать же не ему было. — Сонбэ, можно личный вопрос? — Ага, — кивнул омега, отправляя в рот кусок своего чизкейка. — Ты любишь своего мужа? — Люблю, — кивнул Бёнхи. — Стал бы я от него рожать, если бы не любил? — Хочешь сказать, что все браки случаются по любви? — усмехнулся Ким. — Нет, я просто говорю именно про себя. Мой характер не дал бы мне сделать нечто подобное. Я совсем не из тех, кто смог бы терпеть и жить с кем-то, кого не люблю совсем. Чонин ничего не стал отвечать, опуская взгляд на свой стаканчик с кофе. Действительно, идти на такое, наверное, могли только безумцы. — Можно теперь мне задать личный вопрос? Чонин кивнул автоматически, поднимая взгляд на омегу, частично даже догадывался о чем будет вопрос. — Ты правда женишься на внуке Бён Мёнсу? — у Бёнхи даже голос немного стих. Чонин улыбнулся кончиками губ. — Да, женюсь, — кивнул альфа. Бёнхи больше не стал задавать никаких вопросов, видимо, понимал слишком хорошо, что дальше лезть не стоит. А Чонин охотно поддался на смену темы. — Сонбэ, скажи, пожалуйста, что делать, если человеку нужно сообщить очень неприятную новость, но ты этого очень не хочешь? — А должен прям ты сообщить? — Бёнхи завернул за угол, где они остановились у лифта. Чонин нажал на кнопку, едва улыбнулся. — Должен, — кивнул альфа. — Больше никто не может, только я. — Тогда просто берешь и сообщаешь, если никак пилюлю подсластить нельзя, надо просто честно выдать ее в руки человеку и сказать, что она будет очень горькая. Чонин усмехнулся. Ну конечно, что еще он ожидал услышать? Тут никаких особенных тайн не существовало. Иногда людям приходится проходить через подобное, как бы неприятно это ни было. — Я пытался подобрать слова, но получается совсем плохо, — альфа пропустил старшего вперед, когда створки распахнулись, а сам вошел следом. В лифте было еще несколько человек, которые чуть расступились, когда Бёнхи с Чонином вошли внутрь, а Ким вновь почувствовал на себе липкие взгляды. Интересно, когда он уже перестанет быть сенсацией в офисе? Честно говоря, это начинало даже надоедать. — В таких ситуациях, Чонин-а, слова вряд ли подберешь. Поэтому просто сделай, — улыбнулся Бёнхи. Ким только благодарно кивнул, думая, что старший наверняка прав. Чонин позвонил Кёнсу, уже когда был на подъезде к Ульсану, заворачивая на парковку. Хотелось уже увидеться с омегой, хотя буквально только вчера они успели съездить вечером до реки Хан, немного прогулялись, а потом долго целовались в машине. Но Киму всегда было мало Кёнсу, так что он нервно барабанил пальцами по рулю. — Да? — голос омеги в трубке был несколько уставший. — Ты где? — Чонин даже не стал здороваться, потому что они целый день были в переписке. — В библиотеке, — Кёнсу мило зевнул в трубку, заставляя Чонина улыбнуться. — Ты уже в Ульсане? — Ага, — Чонин вышел из машины, хлопнул дверцей и поставил на сигнализацию. — Не поздновато для библиотеки? — Мне нужно было разобрать последние вопросы, — омега говорил довольно тихо. — Тогда сиди там, я сейчас приду. Какой этаж? — Четвертый, самые дальние стеллажи — в голосе парня слышалась улыбка. — Хорошо, я сейчас буду. Чонин пришел достаточно быстро. Кёнсу надеялся хотя бы дочитать две странички текста, но едва ли смог закончить одну. Он почувствовал аромат граната еще до того, как парень появился в поле зрения, а затем сильная рука обвила тонкие плечи и грудь омеги, мягкие губы коснулись неприкрытой воротником чувствительной шеи. Кёнсу вздрогнул, совсем не ожидая, что альфа начнет с этого. Им везло, что омега укрылся в самом неприметном углу, где над ними даже камера наблюдения не висела, а весь соседний ряд столов был пуст. — Я соскучился, — прошептал парень в ухо Кёнсу, До улыбнулся, едва повел плечом, потому что стало щекотно. — Нас могут увидеть, — тихо проговорил омега, запрокинул голову, встречаясь с взглядом альфы. Чонин рассмеялся, потому что было непривычно смотреть на такого Су, но склонился к его губам и ловко их чмокнул. — Чонин! — Никто нас не увидит, До Кёнсу, — вздохнул Ким, отодвигая соседний стул. Он плюхнулся на него, устало снимая галстук с шеи. Кёнсу с улыбкой наблюдал за всеми движениями парня. — Тяжелый день? — Да, — выдохнул Чонин. Он растянул одну руку на столе, а затем сложил на нее голову, глядя на парня снизу вверх. — Что ты учишь? Одной рукой альфа потянулся за учебником До, вчитываясь в текст, понял оттуда почти ничего. Потому что текст был полностью на незнакомом языке, и насколько Киму подсказывали его скромные познания, это был немецкий. — Ты же сказал, что готовишься к экзамену, — выражение лица Чонина тут же сменилось, становясь мрачнее, а Кёнсу прикусил нижнюю губу. Он не рассказывал альфе о том, что вплотную взялся за изучение немецкого. — Я и готовлюсь, — тихо прошептал омега. — Мне нужно сдать проходной в университет, хотя бы минимум, базу языка. А времени у меня совсем нет. — Вот как, — усмехнулся Чонин, отводя от омеги взгляд. Кёнсу сидел у окна, за которым горели фонари академии и даже был виден главный учебный корпус. — Тебе нравится? — Что нравится? — растерянно спросил Кёнсу. — Немецкий, — улыбнулся Ким. Кёнсу перевел взгляд на книжку, которую альфа снова положил на место, пожал плечами. — Интересный язык, не сложнее китайского, наверное, но в родах путаешься ужасно. — Какой по счету это язык, который ты знаешь? — Ну, немецкий я не знаю, — улыбнулся омега, пожимая плечами. — А так, в совершенстве я знаю только корейский и английский, ну и неплохо могу говорить на японском. Это Лухан у нас полиглот. — Неплохо? — усмехнулся Чонин. — Ты говоришь на нем превосходно. — Спасибо? — улыбнулся совсем ярко Кёнсу, а потом не сдержался, смеясь с Чонином в унисон. Они помолчали какое-то время, задерживая взгляды друг на друге. Вокруг стояла умиротворенная тишина, запахи граната и вишни неизбежно мешались, и Кёнсу было так хорошо и спокойно прямо сейчас. — Почему ты так смотришь? — все же нарушил молчание омега. — Думаю о том, что ты чертовски красивый и чертовски умный. — Считаешь? — усмехнулся омега, заливаясь румянцем. Ким больше не мог выносить такого До Кёнсу, так что резко дернулся, впиваясь в пухлые губы поцелуем. Невероятно страстным, он буквально вжал Кёнсу в спинку стула, нависая над омегой. Парень охотно ему отвечал, едва застонав, когда Ким сплел их языки. — Что ты со мной творишь? — прохрипел Чонин, думая о том, что задает этот вопрос слишком часто. Кёнсу лишь хихикнул в губы альфе, подцепил зубами нижнюю, зарываясь пальчиками в коротко стриженный затылок. Омега снова притянул Кима к себе, и Чонин сдался. Потянул До вверх, ловко усадил на стол, сжимая в руках тонкую талию. Омега жался к нему все ближе, обвивая руками широкие плечи. — Никогда бы не подумал, что буду целоваться с кем-то в библиотеке Ульсана, — вдруг прошептал на ухо Чонина Кёнсу. Ким усмехнулся, заглядывая в большие глаза, в которых был слишком отчетливо виден лихорадочный блеск. — Заводит, да? — улыбка у альфы была наглая и широкая. — Можем попробовать кое-что лучше поцелуев. Кёнсу на это закатил глаза, едва толкая Чонина в грудь. — Нет, я не настолько стыд потерял! — воскликнул омега. — Правда? — тихо рассмеялся Чонин. — Но я соскучился, очень сильно, До Кёнсу. Ты же не можешь так просто это оставить? — Конечно могу, — хмыкнул Кёнсу, спрыгивая со стола, когда альфа отодвинулся назад. Омега повернулся к Чонину спиной, принимаясь собирать со стола все вещи, а Ким снова не выдержал, делая шаг вперед. Он зажал хрупкое тело между собой и столом, большие ладони стремительно поползли вниз по талии, останавливаясь на округлой заднице. Джинсовая ткань тихо затрещала в руках Кима, и Кёнсу прикрыл глаза, когда пухлые губы вновь коснулись шеи, оставляя дорожку поцелуев. Чонин зарылся носом в затылок парня, вдыхая аромат вишни, который заметно усилился, а Кёнсу в его руках дышал тяжелее и, кажется, готов был вот-вот задрожать от нетерпения. — Правда можешь? — прохрипел альфа. Голос его сел так неожиданно резко, До едва приоткрыл ротик, чтобы ответить, но возбуждение не дало издать ни звука. Омега просто растворился в низких интонациях альфы, понимая, что ноги предательски дрожат, и если бы не сильное тело позади, он бы точно рухнул. — Чонин, — прошептал омега, на грани стона, когда Ким едва прикусил кожу там, где выступал последний шейный позвонок. — Прошу тебя. Чонин усмехнулся. Рука парня теперь перешла на пах омеги, едва сжала его член через слои одежды, а Кёнсу в отместку ближе прижался задницей к Киму. — Пойдем ко мне сегодня? — хватка Чонина была стальная, сильная рука вновь окольцевала талию Су, и До соврал бы, если бы сказал, что ему не нравилось то, что Киму достаточно было одной руки, чтобы обездвижить Кёнсу и удерживать его в своих объятиях. — А как же Чанёль? Снова выгонишь беднягу? — Он уехал домой по делам. Я один до завтра. Кёнсу улыбнулся, все же поворачиваясь к альфе лицом. Омега встал на носочки, едва потянувшись к губам Чонина, оставил непомерно нежный поцелуй, который так контрастировал с их жгучим желанием, что разгоралось внутри. Чонин улыбнулся, понимая, что это значит негласное «да» от Кёнсу, потому что говорить нечто подобное вслух парень точно бы не стал. Лухан лениво потянулся за мобильником, когда услышал звук пришедшего уведомления. Омега замер, удивленно выгибая бровь и даже присвистнул. Сехун, что лежал на коленках у парня, отвлекся от своей книжки, вопросительно глядя на Сяо. — Я заинтригован, — усмехнулся О, потому что Лу теперь печатал что-то с невероятно яркой улыбкой. — Кёнсу пишет, что не вернется сегодня в комнату ночевать. Так что, я тоже никуда не пойду, — Лухан откидывает в сторону мобильник, а Сехун ярко улыбается, в мгновение опрокидывает Хана на подушки, ловя негромкий возглас. — Хун! — Кого мне благодарить? Почему Кёнсу не придет в комнату? — Своего лучшего друга, полагаю, — усмехнулся Лухан, обвивая руками плечи альфы. — И чего ты так реагируешь, словно я не оставался у тебя целый год? — Ты не ночевал со мной уже целую неделю, я чертовски соскучился, — Сехун поцеловал омегу в сладкие губы. — Ладно, я тоже скучал, — улыбнулся Лухан, притягивая парня ближе к себе. Сехун почти полностью улегся на омегу, а Сяо крепче обвил его всеми конечностями, думая о том, что ни от чего в этой жизни не кайфовал так, как от объятий с этим человеком. Иногда омеге не верилось, что О Сехун целиком и полностью принадлежит ему, и что он действительно его истинный альфа. Лухан прошел так много этапов за эти месяцы отношений, но, кажется, именно сейчас подходил к тому самому осознанию собственного счастья. У него действительно был самый лучший парень на свете. — Лу, я тут подумал, — вдруг тихо начал Сехун, едва поднимаясь с омеги. — Хочу жить вместе. Лухан замер, совершенно не ожидая услышать подобное. Это действительно прозвучало сейчас очень внезапно, настолько, что омега даже открыл рот, думая, что должен ответить. Сехун улыбнулся, замечая растерянность на лице своего парня, в принципе, он примерно этого и ожидал. — Лухан? — Что значит «жить вместе»? — все же выдавил из себя парень, подтягиваясь вверх на подушках. У него сердце отбивало такой быстрый ритм, буквально колотилось где-то в глотке. — То и значит, Лу, — Сехун продолжал улыбаться, а потом сел, прислонившись спиной к стенке. Он положил ноги омежки себе на бедра, едва успокаивающе поглаживал округлые коленки. Лухан был в шортах, не самых коротких, но все же альфа мог во всех подробностях рассматривать аппетитные округлые бедра. На ногах у омеги были теплые махровые носки, а сам он был одет в толстовку О, которая была альфе коротковата, но Сяо в самый раз. Целиком и полностью, Лухан выглядел так притягательно, сексуально, уютно и нежно одновременно, что у Сехуна дыхание замирало. — Ты серьезно сейчас, Сехун? — Да, почему нет? Ты не хочешь? — Я шокирован, — вздохнул Лухан. — Ты сделал это чертовски внезапно! Кто так делает вообще? В голосе Хана звучали нотки возмущения, а Сехун хрипло рассмеялся. Ему нравилось, когда Сяо злился, пытаясь скрыть за этими эмоциями свое смущение. — Прости, — улыбнулся О. — Просто я уже давно над этим думаю и решил поинтересоваться тем, как ты на это смотришь? — Я… — Лухан задумался, потому что не знал, как правильно сформулировать миллионы мыслей в голове. — Просто не думал об этом. Мне казалось, что нам до такого еще рано, в плане, мы только полгода встречаемся. Хотя, если подумать, даже полугода нет. Только пять месяцев. Лухан говорил быстро, перескакивая с одной мысли на другую. Сехун терпеливо его слушал, а затем вдруг резко потянул к себе. Сяо сам не понял, как оказался на бедрах О, лицом к лицу с альфой. — Хан, — спокойно проговорил Сехун. — Я люблю тебя. Лухан заткнулся, словно слышал это впервые. Щёки омеги тут же раскраснелись, а сам он расплылся в смущенной улыбке, опуская взгляд. — Я тоже тебя люблю, О Сехун, — прошептал парень, утыкаясь носиком в крепкую шею. — И да, наверное, я бы хотел жить с тобой, просто мне страшно. Сехун улыбнулся, прижимая парня ближе к себе. — Я же не говорю делать это завтра. Это просто моя мысль, идея. Нужно как минимум начать зарабатывать, чтобы снимать квартиру. Так что мне понадобится еще какое-то время в конторе отца, прежде чем он начнет платить мне адекватную зарплату. Я надеюсь, что к лету это все-таки случится. Лухан улыбнулся, осознавая, что О Сехун был такой удивительный. — Ты знаешь, что я так сильно горжусь тобой, О Сехун? — вдруг выдал Сяо, получая ответную улыбку альфы. — Пока нечем, но спасибо, малыш, — О поцеловал парня в кончик носика. — В любом случае, я просто сказал об этом, потому что хотел знать твое мнение. — Да, я понял, — кивнул Лухан. — Мы правда могли бы попробовать. — Спасибо, — прошептал альфа. Они снова поцеловались, после чего омега повис на Сехуне, теперь обвивая его талию ногами. Руки парня оказались на мягких половинках, сжимая сквозь ткань шорт. — Сехун-а, а Чонин правда женится на Бэкхёне, да? О помрачнел при этом вопросе, тяжело вздыхая. — Похоже на то, — выдохнул Сехун. — Но я, если честно, сам ничего не понимаю. — И когда у них свадьба? — Лухан вопросительно смотрел в глаза О, который растерялся, не зная, стоит ли говорить омеге дату. Чонин рассказал ему вчера, но сказал, что еще не рассказывал Кёнсу. — Не знаю, Чонин говорил, что в ближайшее время. С датой, видимо, еще не определились, — пожал плечами Сехун. — Кёнсу будет больно, — Лухан положил подбородок на плечо альфы, прикрывая глаза. Парень крепче его обнял, оставляя короткий поцелуй за ушком омежки. Сехуну было нечего сказать. Он старался верить, что планы Чанёля и Чонина осуществятся, что у них получится разорвать все эти договоры и контракты, вывести родственников на чистую воду. По крайней мере, Сехун надеялся на то, что друзья в этом всем не одни, и им помогают взрослые и влиятельные люди. Но он не мог ничего рассказывать Лухану. Все это было слишком опасным для омеги, и меньше всего на свете О хотел бы вмешивать в это своего парня. Кёнсу оказался на Чонине, целовал его шею, попутно расстегивая пуговицы белой рубашки. Ему нравилось, что иногда Ким сдавался ему, не способный сопротивляться, позволял быть ведущим. Ему нравилось, что Чонин чувствовал его на всех уровнях, даже в такие моменты, когда Кёнсу очень хотелось побыть главным. У омеги порой клинило, вероятно, потому что он очень боялся собственной беспомощности перед Ким Чонином. За эти месяцы, сколько бы раз он ни пытался не поддаваться, вся его выдержка летела к черту, стоило Киму всего лишь его коснуться, поцеловать, улыбнуться ему. Поэтому Кёнсу нравилось прямо сейчас ловить тихие вздохи альфы, едва елозить на его паху, чувствуя какой крепкой становится хватка больших ладоней на бедрах омеги. Кёнсу остался только в своей рубашке, потому что Чонин уже успел содрать с него джинсы, но омега вовремя перехватил инициативу, оказываясь на парне. — Су, — выдохнул альфа, зарываясь ладонью в пушистую макушку. Кёнсу поднял голову, вопросительно посмотрел на Кима. — Секунду, малыш. — Что-то не так? — Мы должны поговорить. Кёнсу удивленно посмотрел на Чонина, выпрямляясь на его паху. Чонин прикусил губу, глядя на распаленного Су, полуголого и такого чертовски прекрасного. Но Ким и так перетянул резину, увлекшись омегой, и если они сейчас снова забудутся в сексе, то Чонин и вовсе не найдет в себе сил что-то рассказать Кёнсу. Да и как-то было нечестно по отношению к омеге вываливать на него такие новости после секса. — И это не может подождать? — Кёнсу явно был недоволен. Чонин улыбнулся, приподнялся на подушках, ловко удержав До за талию. Он обвил руками красивое лицо, оставил нежный поцелуй на пухлых губах. — Видит Бог, как я не хочу сейчас останавливаться и говорить о чем-то, но я должен, Кёнсу. Чонин был абсолютно серьезен, а в его глазах До уловил некоторое беспокойство. От этого в груди у омеги сердечко тревожно забилось, так что Кёнсу инстинктивно прижался ближе к альфе. — Что случилось? — прошептал парень. Ким прикрыл глаза, пытался собраться с мыслями, но получалось это из рук вон плохо. Большие глаза омеги смотрели на него с вопросом, а Чонин, как самый последний трус, не мог найти в себе силы произнести эту фразу. — Помнишь, во вторник, я уезжал домой? Я сказал, что у нас с отцом важная встреча. — Помню, — кивнул Кёнсу. — Я… Встречался с семьей Бэкхёна, и… — альфа прервался, видя весь спектр эмоций на лице Кёнсу слишком явно. Омега усмехнулся, отпуская шею Кима. — Вам назначили дату свадьбы? Чонин подумал, что, действительно, ни один из сценариев, которые он представлял себе, не осуществился. Кёнсу, конечно же, был гением, и ему не нужны были долгие речи и объяснения, чтобы догадаться самому. — Да, — выдохнул альфа. — Семнадцатое февраля. Кёнсу прикрыл глаза, чувствуя, как внутри разгорается самый настоящий пожар. К горлу подкатил комок слез, потому что несмотря на то, что До пытался готовить себя к тому, что рано или поздно услышит эту новость, для него она все равно оказалась чертовски неожиданной. Прямо сейчас он сидел в объятиях любимого альфы, чувствуя его тепло, укутанный в его запах, а уже через пару недель они должны будут забыть обо всем, стать совершенно чужими людьми. Сказка Кёнсу рушилась стремительно, с большим грохотом, и полный апокалипсис в ней теперь имел точную дату. — Кёнсу, — Чонин потянулся к омеге, но До отвернулся от него, пытаясь успокоиться. Получалось плохо, хотя Кёнсу прекрасно понимал, что не должен так реагировать. Это все было предопределенно изначально. — Су? — Прости, — прошептал Кёнсу, вставая с Чонина. Он отвернулся от альфы, оказываясь у подоконника, пытался взять себя в руки. Однако слёзы предательски побежали по щекам, и омега крепче сжал край подоконника. В комнате горел свет от торшера рядом с кроватью Чонина, так что в окне Кёнсу видел свое отражение. — Кёнсу, — Чонин подошел к нему тихо, окольцевал тонкую талию, разворачивая омегу к себе. — Су-я, посмотри на меня. Кёнсу продолжал смотреть куда-то под ноги, дрожал всем телом и глотал собственные слезы. От начала и до конца, все это было неправильным, но До сам не удержался, упал во все это, хотя прекрасно знал, как невыносимо больно будет. Прямо сейчас он чувствовал эту самую боль, и надо сказать, Кёнсу даже предположить, оказывается, не мог ее силу. Ему казалось, что он свыкся, смирился с тем, что им с Чонином никогда не стать обычной парой, никогда не быть просто альфой и омегой, никогда не завести семью, но… Нет. Кёнсу не смирился. Абсолютно и точно нет. Он лишь утопил себя в сладкой лжи в последний месяц. — До Кёнсу! — в голосе Чонина слышался нажим. Он подцепил тонкий подбородок, заставляя парня все же посмотреть ему в глаза. В глубине груди заболело так сильно, что альфе стало тяжело дышать. Кима сразу откинуло в тот вечер, на свадьбе у Минсока и Чондэ, Кёнсу смотрел на него такими же глазами. Полными боли и отчаяния, беспомощной горечи. — Все в порядке, Чонин. Я… Я ведь должен был быть готов к этому, да? Я сам отмерил нам только месяц. Так что я понимал, что у этого месяца есть конец. — Нет, — воскликнул альфа. — У этого месяца не будет конца, пока мы с тобой оба живы, слышишь? Кёнсу на это усмехнулся едва, стирая слезы со щёк. — Давай перестанем обманывать себя, Чонин. Эти воздушные замки растут с чудовищной скоростью, а когда рушатся, мне очень больно. — Это не воздушный замок, Кёнсу. Я же сказал тебе, что я обязательно сделаю все, чтобы исправить ситуацию. Доверься мне, прошу тебя, — Чонин обвил лицо омеги руками, приближаясь к нему вплотную. — До твоей свадьбы с другим омегой пара недель, Чонин. Думаешь, это просто осознавать? Прямо сейчас ты обнимаешь и целуешь меня, но вот уже семнадцатого февраля ты будешь обнимать и целовать другого человека. — Да не буду я никого обнимать и целовать! — воскликнул Ким, тут же ощетинившись. — Ты говоришь так, словно ты единственный, кому больно. Но мне не лучше. Я с ума схожу от одной только мысли, что через пару недель я не смогу быть с тобой. Думаешь, я не ревную? Да мне все внутренности скручивает, когда я просто вижу рядом с тобой Ифаня или кого-нибудь еще. А между тем, я даже не могу назвать тебя своим омегой, сказать тебе вслух, что я чувствую, хотя ты и есть мой омега. — Не смей даже сравнивать, Ким Чонин! — Кёнсу значительно повысил тон, в его взгляде появилось что-то резкое, колючее, остужающее пыл альфы. — Я не выхожу замуж за Ву Ифаня, а ты женишься на Бён Бэкхёне. Чувствуешь разницу? Хочешь назвать меня своим омегой? Но ты уже назвал другое имя, — усмехнулся До. — Перед всей страной, ты назвал другое имя, Ким Чонин. И это уже ничего не изменит. Они оба резко замолчали, потому что больше было нечего сказать. Чонину было нечего сказать. Кёнсу был прав абсолютно. Альфа буквально всей нации объявил о том, что влюблен в Бён Бэкхёна, и теперь он пытался убедить Кёнсу в том, что все будет хорошо, впереди их ждет счастливый конец из тошнотворных мелодрам. Ким хотел бы рассказать всё Кёнсу, от начала до конца, про отца, про Чанёля, про этот злополучный брак, но это означало подставить омегу под огромную опасность. Чонин еще не настолько отчаялся, чтобы вмешивать До во все это, даже если сейчас он оказался неправильно понят своим омегой, в будущем у него еще будет шанс все исправить. Когда он разорвет этот договор, когда они с Чанёлем осуществят все свои планы, Чонин обязательно вернет До. — Когда ты улетаешь? — вдруг спросил в давящей тишине Чонин. Омега усмехнулся. — Какая теперь разница? На твою свадьбу я в любом случае не приду. — Прекрати, — Чонин сжал кулаки, делая шаг к омеге. — Просто ответь на вопрос, Кёнсу. — Я не хочу на него отвечать, Чонин. В этих словах, в этом голосе и интонации Ким снова слышал того До Кёнсу, которого он только встретил. Словно между ними не было всех этих месяцев, всех этих минут счастья, когда они просто грелись в объятиях друг друга, без слов признавались в своих чувствах через поступки. Чонину стало так холодно и одиноко от этих слов До, словно он снова остался совершенно один в этом мире. До Ульсана он всегда чувствовал себя именно так. У него не было друзей, у него не было папы, он не был нужен отцу, а случайные омеги грели только тело, но не душу. Встреча с Кёнсу изменила абсолютно все в жизни Чонина, и теперь, когда омега снова смотрел на него вот таким чужим и колючим взглядом, Киму казалось, что все эти месяцы он себе лишь придумал, что он снова тот шестилетний Чонин, что сидит в огромном кабинете отца, у портрета папы, и просто не понимает, почему его семья не такая, как у всех остальных. — Кёнсу, пожалуйста, — в голосе альфы было столько мольбы, что у До мурашки побежали по спине. Снова эта резкая перемена, когда еще секунду назад Чонин явно был зол, а теперь смотрит на омегу таким сломленным взглядом. — Не отталкивай меня. — Я не отталкиваю тебя, — прошептал омега. — Ты сам уходишь от меня, понимаешь? К другому человеку. И самое скверное в этой ситуации, я тебя понимаю. Я знаю, что ты не хочешь этого, я знаю, Чонин. Но ведь и факты не изменишь, их становится все труднее игнорировать. Чонин сделал еще шаг к парню, в два счета подхватил его, усаживая на подоконник. Он не сдержался, поцеловал омегу, вжимая его в окно позади. Кёнсу мешал вкус граната с солеными слезами снова, но отвечал на поцелуй, потому что больше и сказать было нечего. Они просто оба были в ловушке. Наконец, когда кислород в легких закончился, Чонин оторвался от омеги, прижимаясь лбом ко лбу парня. — Кёнсу, — прошептал Чонин. — Я просто прошу доверять мне, поверить в меня. Разве это так трудно? Я настолько ненадежный? У До внутри все леденело от той боли, которая была в словах Чонина. Ким мог казаться всем вокруг таким уверенным, таким беспринципным и безответственным, но правда была в том, что Ким Чонин был противоположно другой человек. Кёнсу прикрыл глаза, тяжело вздыхая. — Я доверяюсь тебе, Чонин. Разве я не показывал этого уже много раз? — Тогда не уезжай от меня. Прошу тебя, — Чонин смотрел в глаза омеги. — Потерпи, молю. Я всё решу. — Я пока не знаю дату отъезда, отец все еще разбирается с делами. Я скажу тебе, когда узнаю. — Правда? — Чонин поднял глаза на омегу, в них было столько надежды. — Обещаешь? — Да, — уверенно кивнул Кёнсу. — Обещаю. Чанёль возвращается в академию утром, надеясь, что в ближайшие три дня его отвлекать не будут. В клане пока было тихо, зато у отца появилась куча новостей, так что прямо сейчас Паку было необходимо встретиться с Чонином и обсудить некоторые вещи. Чанёль паркуется у общежития, думая о том, что за эту зиму устал от машины и дико соскучился по своему байку, но погода пока не особо располагала к поездкам на подобном транспорте. Альфа накинул пуховик на широкие плечи и снова надел свои очки, хлопнул дверцей машины, поспешив внутрь здания. Пак поворачивает ключ в замке, надеясь, что Чонин сегодня будет целый день в академии или хотя бы с утра не сорвется ещё до завтрака на работу. В последнее время Ким всё чащё пропадал в компании, и Чан даже ловил себя на мысли, что начинал скучать. Он два года прожил в комнате один, не учитывая того, что является единственным ребёнком, но за последние месяцы так сильно привык к присутствию Чонина рядом, что без него уже всё было не то. — Чонин, ты спишь? — Пак басит, даже не думает о том, что может друга разбудить. Он как раз и хочет это сделать, потому что новости не терпят отлагательств. Однако Чанёль застывает посреди комнаты, с невольно открытым ртом, потому что Чонин в кровати совсем не один. Кёнсу, вероятно, макушку которого Пак видит только из-под одеяла, скрывается под ним в секунду, а Ким удивленно лупится на друга, большие уши которого краснеют стремительно быстро. Чанёль только сейчас чувствует яркий запах смешанных граната и вишни, что бьет в нос. — Рановато ты вернулся, Пак Чанёль, — выдает в повисшей неловкой тишине Чонин. Чанёлю нечего сказать, он даже не знает, как должен себя вести прямо сейчас. — Прости? — выдает альфа, а потом пятится к выходу, словно нашкодивший щенок, который убегает от злого хозяина, поджав хвост и те самые большие уши. Чонин же наблюдает за всем этим с улыбкой, потому что ему невероятно смешно, и он едва сдерживается. — Я это… Пойду там, у Сехуна поторчу… Да, позвони мне, в общем. — Хорошо, — кивает Чонин, а потом слишком громко ойкает, дергаясь в постели. Чанёль останавливается, вопросительно выгибая бровь. — Подожди, Чан. У Сеха там тоже занято должно быть, вроде как. Чонина больше не щипают за голое бедро под одеялом, и альфа осознает, что правильно понял намёки Кёнсу, которому очевидно очень душно. — Ты это, потусуйся чуть за дверью, мы быстро, — улыбается Чонин. — И извини, идёт? — Да-да, я пошёл. Набери, в общем! Чанёль наконец уходит, хлопая дверями. А Чонин взрывается хохотом, когда из-под одеяла вылезает запыхавшийся и взъерошенный Кёнсу с красными щеками. Омега явно недоволен, бьет Чонина в плечо, смешно дуя губы. — Ай, Су-я, больно же! Чего ты? То щипается, то бьёт, — обиженно выкатывает губу Чонин, глядя на то, как Кёнсу откидывает в сторону одеяло и тянется за своей одеждой на рабочем кресле альфы. — Господи, какой кошмар! — восклицает Кёнсу. — Я же говорил, что мне нужно уходить, а ты «мы быстро, мы быстро», зачем я вообще тебя послушал? Кёнсу смешно бурчит, передергивая интонации, пока пародирует Чонина, а Ким смеется громко и от души. В два счёта подбирается к омеге, что сидит на краю кровати, обвивает тонкую фигуру руками, зарывается носом в его шею. — Я так люблю, как ты пахнешь после секса, — шепчет Чонин. У Кёнсу от этого тона мурашки бегут по спине, он замирает, прикрывая глаза, когда Ким целует его кожу, едва втягивает, но не до засоса. — Всё, Ким Чонин, твой сосед ждет, — Кёнсу и сам не хочет прерывать альфу, что снова гладит его бока, пробираясь к соскам, один даже успевает подцепить пальцами, срывая тихий вздох с пухлых губ. — Я пошел. — Ну вот, как всегда, — усмехается Чонин, откидываясь на подушку, смотрит на то, как одевается До. — Оставляешь меня со стояком. — Вот сегодня даже не смей жаловаться! — восклицает Кёнсу, натягивая нижнее белье. Омега скрывает под рубашкой те самые малиновые соски и тонкие ключицы, стройные ноги прячет в узких джинсах. Он уже готов через несколько минут, и Чонин тоже встает вслед за ним, вытаскивает из шкафа штаны и футболку, одеваясь. — Не собираешься спать дальше? — усмехается омега. — Вернусь и посплю, — выдает Ким, застегивая олимпийку на себе. Кёнсу замирает, продев только одну руку в свою курточку. — А куда собрался? — Ну я же не отпущу тебя с утра одного по нашей общаге бродить, — улыбается Ким, замечая некоторое удивление на лице Кёнсу. — До этого же отпускал, — снова усмехается До, всё-таки продевает руку и во второй рукав. — В тебе проснулся джентльмен? — Много чего во мне проснулось с тех пор, Кёнсу, — Чонин делает шаг к омеге, замирая перед ним. А потом наклоняется к его губам, целует, совсем нежно. — Пойдем? — Да, — кивает Кёнсу, выходя из комнаты вслед за Кимом. Чанёль видит, как Чонин с Кёнсу идут в сторону лифта. Друг сразу замечает Пака, машет ему, жестом показывая, что скоро вернется. Ёль лишь улыбается, кивая парню в ответ, Кёнсу же идет вперед и даже не оборачивается. Чанёль думает, что его утро выдается немного сумасшедшим, а еще ему завидно. Он с Бэкхёном вот так ночи проводить не может, но альфа снова уговаривает себя в том, что у них ещё всё впереди. Чонин возвращается в комнату, устало зевает на входе, пока Чанёль переодевается. Пак поворачивается к нему, закрывая дверцу шкафа и опирается на неё плечом, скрещивая руки на груди. — Чего ты так лыбишься, Пак? — Чонин не может сдержать ответную улыбку, открывает окно в комнате, потому что вишни слишком много. Ким вдруг ловит себя на мысли, что ревнует даже запах Кёнсу, что является полнейшей клиникой, ведь Пак Чанёлю безразлично на вишню. Его, вероятно, сводит с ума сладкая карамель. — Весёлая ночка, да? — улыбка Чана настолько широкая, что у него даже умильно дёргаются уши. — Даже слишком, — усмехается Чонин. — Прости, что я не предупредил тебя. — Сочтемся, — пожимает широкими плечами Пак. — Ты рассказал ему про дату? — Да, — вздыхает Ким. — А ты откуда знаешь? — Бэкхён написал мне в тот же день, — лицо Пака мрачнеет, он идёт к своему столу, перебирает на нем принадлежности. — Мне бы поговорить с ним вживую, но я не могу. Чонин молчит какое-то время, а потом едва улыбается. — Слушай, может, всё-таки попробуем? Я приведу его к нам, потом тихонько смоюсь к Сехуну. Какова вероятность, что вас вообще заметят? Для Чанёля эта идея чертовски заманчива. — Это всё равно опасно, — выдыхает Чанёль, садясь в свое кресло. — Да ладно тебе, Пак. Я почти уверен, что это невозможно проследить. Мы бы заметили, если бы был кто-то, кто постоянно за нами тут наблюдает. Мне кажется, родители так уверены в том, что вы с Бэкхёном разошлись, а мы с ним сошлись, что даже уже бросили следить за нами. Вам ведь нужно поговорить. Чанёль вздыхает, а потом отворачивается к столу. — В любом случае давай подумаем об этом позже, сейчас мне нужно обсудить с тобой кое-какие новости. Бэкхён заворачивает за угол учебного корпуса, когда его внезапно хватают за запястье. Омега пугается, по инерции вырывая ладонь, а потом натыкается на широкую улыбку Ким Чонина. — Ким! Ты с ума сошел? — восклицает на эмоциях омега, потому что он действительно задумался о происходящем в его жизни, а альфа появился чересчур внезапно. — Прости, — виновато улыбается Чонин. — Я не хотел пугать. Бэкхён тяжело вздыхает, окидывая альфу долгим взглядом. Чонин одет в джинсы и толстовку, а поверх них длинный пуховик. Альфа казался немного невыспавшимся, и Бён подумал, что не видел его достаточно давно. Кажется, аж с самого ужина у дедушки. — Ты что-то хотел? — Может, прогуляемся? — улыбнулся альфа. — Давно не виделись. Бэкхён удивлен подобным вниманием со стороны парня, потому что чем ближе был день свадьбы, тем больше Чонин, кажется, погружался в Кёнсу. Иногда Бёну казалось, что эти двое совершенно ничего и никого вокруг не видят, и он всё ещё чертовски им завидовал. Чанёль в последнее время перестал даже в столовой появляться, а Бэкхён не старался выведать у него, где альфа ходит. Они болтали о чем угодно, но только не о надвигающейся свадьбе, словно пытались проигнорировать этот факт. — Хорошо, давай прогуляемся. Они направились в сторону парка неспешным шагом. Бэкхён неуклюже перебирал ногами, потому что надел сегодня легкие кроссовки, а они нет-нет да скользили местами. Чонин несколько раз словил его, а потом тяжело вздохнул. — Что за обувь на тебе? — в голосе альфы слышалось небольшое недовольство. Таким тоном обычно родители детей отчитывали. — Самая обычная, — пробурчал Бэкхён. — Давай сядем уже куда-нибудь, а? Бэкхён сказал это и, не дожидаясь ответа, направился к лавочке. Ему всё ещё было интересно, почему Чонин вообще затеял эту прогулку. Альфа молчал и ничего не говорил, и напрашивалось всего два варианта: либо ему было нечего сказать, либо сказать нужно было слишком много. — Ну чего ты кота за яйца тянешь, Ким Чонин? Почему мы вообще сюда пришли? Чонин улыбнулся, садясь на лавочку рядом с омегой. Они оба были в длинных пуховиках, так что холода не боялись, однако Бэк все равно потирал ладошки. Ким вытащил из кармана перчатки, протягивая их омеге. — Надень, — тихо сказал парень, положив перчатки на колени Бёна. Тот удивленно посмотрел на них, а потом на Чонина. — Зачем? — Замерзнешь, заболеешь, Пак мне потом голову оторвет, — вздохнул Чонин, а сам между делом копался в своих карманах. Вытащил пачку сигарет. — Оно мне надо? Бэкхён смешно насупился, но при упоминании Чанёля начал натягивать перчатки. Чонин коротко улыбнулся. — А он тут при чём вообще? Можно подумать, что ты или он мне указ, — ворчал омега скорее для проформы. — Для тебя никто не указ, Бён Бэкхён, — усмехнулся Чонин. — Курить будешь? — Не хочу, на тебя лучше посмотрю. Чонин снова улыбнулся, вытаскивая сигарету из пачки. В Ульсане уже темнело, и в сумерках зажигались огни. Альфа чиркнул зажигалкой, втянул дым в легкие, на секунду прикрывая глаза. Бэкхён молча смотрел на него, а потом всё же вздохнул, отворачиваясь. — Тебя До Кёнсу не заревнует, что ты тут со мной вечера проводишь? — Заревнует, — продолжал улыбаться альфа. — Но я же не просто так, я по делу. Бэкхён заинтригован, поэтому даже поворачивается к Чонину почти всем корпусом, ловя хитрую улыбку альфы. Чонин курит неспешно, словно специально выводит омегу из себя. — По какому делу? — Как прошло после ужина? Твой папа злился? — Чонин вдруг посерьёзнел, глядя в глаза омеги. Бэкхён усмехнулся, опуская взгляд на свои ладони. Перчатки альфы явно были ему большие, кожа хрустела, когда Бэкхён сжимал пальцы. — Он всегда злится, разве ты не заметил? — усмехнулся Бэкхён. — Лучше бы его просто не было. — Не говори так! — слишком даже резко выдает Чонин. — Не важно какой, главное, что есть. — Это не так работает, — отрицательно машет головой Бэкхён. — Я понимаю о чём ты, Чонин, и я сочувствую тебе. Но мой папа… Не думаю, что его вообще можно называть этим словом. Мне проще было бы не знать его и думать, что мой папочка такой же любящий и заботливый, как у всех остальных детей. А не мстительный и жестокий. От слов Бэкхёна у парня волосы зашевелились на затылке. У омеги взгляд остекленел, он продолжал сжимать и разжимать ладонь, слушая хруст кожи. Ему нравился этот звук. — Бэкхён? — Чонин сжал ладонь омеги, прерывая поток его хаотичных мыслей. — А что насчёт твоего отца? Прости, если лезу не в свое дело. — Он уехал в другую страну, — пожал плечами Бэкхён. — Я не видел его последние годы вообще. Когда я учился в средней школе, он, бывало, приезжал, но я не могу сказать, что он принимает хоть какое-то участие в моей жизни. Ну, если не считать того, что он скидывает мне деньги время от времени и не забывает про подарки на день рождения. Я даже не знаю, какие у них с папой отношения. Я никогда не видел их наедине. Чонин понимал, что Бэкхёну, кажется, жилось ещё хуже, чем ему. Ни папа, ни отец не уделяли ему должного внимания. — Ты больше привязан к дедушке, да? — Да, — кивнул омега. — Я люблю его очень сильно. Он воспитал меня, всегда был ко мне добр. Я его любимый Бэкхённи, так что да, я очень сильно люблю дедушку. Хотя, он не ко всем добр так, как ко мне. Чонин вдруг ясно осознал, что в Бэкхёне говорила его безграничная любовь к дедушке, и в то же время, видимо, омега боролся с осознанием того, что не все поступки Бён Мёнсу хороши. Парень совсем не идеализировал деда, но и не любить его не мог. Чонин отчасти понимал его. Он испытывал нечто подобное, когда боялся узнать, что его отец окажется замешанным в грязных делах корейской мафии. Но Чонину повезло, ему не пришлось становиться перед подобным выбором. А Бэкхёну, похоже, придётся. — Так в итоге мы сюда о моей семьей поболтать пришли, что ли? — у Бэкхёна кончается терпение. Чонин улыбается, докуривает сигарету и смотрит на циферблат наручных часов. — Нет, на самом деле нам уже пора. — Куда пора? Чонин, ты можешь по-человечески всё объяснить? — Бён явно начинает злиться. Ким продолжает улыбаться, едва вздыхает. — Пойдем, Бэкхён. Скоро всё узнаешь, — Ким встал с лавочки, потянул омегу за руку. У Бэкхёна было чувство дежавю. Он подозрительно сузил глаза, но всё же поддался Чонину, поднимаясь с лавочки. Ким двинулся в сторону корпусов общаги, они прошлись по центральной аллее, где было достаточно много народа сегодня. Им обоим вслед оборачивались студенты, и Бён был почти уверен, что сегодня же о них напишут в их чатах. — Чонин, какого чёрта происходит? — прошипел омега. — На нас реально все пялятся. — И что теперь? — усмехнулся Ким. — Может, я именно этого и добиваюсь? Парень шёл в сторону общежития альф, а Бэкхён резко затормозил посреди аллейки. Чонин, конечно, предполагал, что легко не будет, но все же надеялся, что обойдется без сцен. Ему ещё после Кёнсу звонить и объяснять ситуацию в деталях, чтобы омега не додумал лишнего. — Либо ты мне говоришь, что творишь, либо я никуда не иду. Тем более в общагу альф, — Бён кивает в сторону здания. Чонин тяжело вздыхает, делает пару шагов к омеге, подходя вплотную. — Если я скажу, что эта идея не моя, а Пак Чанёля, ты пойдешь? Бэкхён с секунду молчит, хлопая ресницами. А потом всё же теряется, опуская взгляд. — Какая ещё идея? — Пойдёшь и узнаешь. Мы прошлись по кампусу, потому что нам нужны были зрители. Чтобы не было сомнений, что ты идёшь ко мне, — вздохнул альфа. Бэкхён был удивлён таким поступком Чонина. Кёнсу ведь явно такое не понравится. — А как же Кёнсу? Я и так себя виноватым перед ним чувствую, — Бэкхён и альфа двинулись вперёд. — Я ему всё уже объяснил, не переживай, — улыбнулся Чонин. — А он в курсе о нас с Пак… С ним? — удивлению Бэкхёна не было предела. Чонин улыбнулся снова, совсем коротко. — Да, — альфа пропустил парня вперёд в дверях общежития. Охранник в очередной раз изобразил из себя великого слепого, разговаривая с комендантом, который стоял спиной. Чонин вообще поражался всему этому контрасту с общежитием омег. Ему там пришлось нырять в дебри шкафа Лухана, чтобы не спалиться коменданту, а у альф свобода полная. Главное, только чтобы не курили в коридорах и не закатывали слишком шумные вечеринки. — Я ему рассказал. Можно же было? — Чонин спрашивал для проформы. Бэкхён тоже это понимал, да и, собственно, особенно против этого не был. Тем более, он был почти уверен, что омега и так догадывался, ведь частенько кидал долгие взгляды на него и Чанёля, когда они сидели рядом. — Я вообще думал, что Лухан ему давно всё рассказал, — тихо проговорил омега, когда они оказались в лифте. Чонин улыбнулся. — Ну, видимо, не рассказал. Потому что Кёнсу был удивлён, когда услышал. Чонин действительно всё объяснил До ещё сегодня утром. Кёнсу был шокирован, округлил свои совиные глазки, он не мог поверить в то, что Бэкхён действительно истинный омега Чанёля. Ким, естественно, не стал посвящать его в тонкости ситуации и отношений этих двоих, но суть передал. Так что Кёнсу нехотя, но согласился не читать сегодня вечером никакие чаты Ульсана. Чанёль дёрнулся, когда двери комнаты открылись. В проеме показалась невысокая фигура омеги, а в нос ударил запах карамели. Пак встал с места, когда за спиной Бэкхёна замельтешил Чонин. — Давай, Бэк, проходи, — проговорил альфа, чуть вперёд толкая Бёна. Омега сделал пару несмелых шагов, а потом сорвался с места, оказываясь на Чанёле в считаные секунды. Чонин с улыбкой смотрел на них, закрывая за собой двери. Сразу уйти он, конечно, не мог, поэтому пришлось стать неловким наблюдателем воркования этих двоих. — Бэк, тише, — прошептал Чанёль, улыбаясь Чонину, который пытался слиться со стеной. — Спокойнее, малыш. Сильные руки крепко держали тонкое тело в руках, а Бэкхён обвил Пака всеми конечностями. Ему было плевать, видит их Чонин или нет, он просто глубже зарывался носом в крепкую шею, прикрыл глаза и не мог поверить в реальность происходящего. Тонкие пальчики наматывали на фаланги густые кудряшки, Бэкхён улыбнулся Паку, прежде чем впиться требовательным поцелуем ему в губы. Коньяк будоражил все нервы, заставляя омежку дрожать в сильных руках. Для Бэкхёна это все казалось очередным сном, но самым прекрасным, потому что каждой клеточкой тела он ощущал Пак Чанёля рядом. Он мог пропускать между пальцев его волосы, мог наслаждаться касаниями больших ладоней. Он кайфовал от того, как чужой язык хозяйничал у него во рту. Да, прямо сейчас настоящий и реальный Пак Чанёль был прямо в его объятиях. — Я скучал, — прошептал Пак, нехотя отрываясь от сладкой карамели. — Очень сильно? — улыбнулся омега, закусывая нижнюю губу. — Ты себе даже представить не можешь. — Могу вообще-то, — усмехнулся Бэкхён. Чонин предпочёл отвернуться, примерно понимая, как чувствовал себя Чанёль вчера утром, когда застал их с Кёнсу в постели. Дико неловкое чувство ощущать себя третьим лишним, который ещё и подглядывает почти внаглую. — Бэкхён-а, — Чанёль улыбнулся омеге, когда омега хотел его снова поцеловать. — Мы не одни, помнишь? Бэкхён будто пришёл в себя, отлепляясь от Пака, снова встал на ноги. Он был в пуховике и даже в перчатках Чонина, и теперь ему стало жарко и даже неловко. — А почему мы ещё не одни? — выдал Бён, красноречиво глядя на Чонина. — Или ты тут на всю ночь? Чанёль усмехнулся, а Ким закатил глаза. — Вот и делай после этого добро людям, — вздохнул парень. — Нет, Бэкхён-а, я скоро уйду. Не переживай. — Нужно подождать чуть-чуть, чтобы подозрений не вызывать, — улыбнулся Чанёль, переводя внимание омеги на себя. — А, ну да, — кивнул Бэкхён, а потом вдруг снял перчатки, протягивая их Чонину. — Спасибо. Чонин прекрасно видел, как в глазах Пака на секунду мелькнуло что-то острое. Интересно, Ким со стороны выглядит так же, когда ревнует Кёнсу? Если да, то теперь понятно, почему все его звали психом. Альфа улыбнулся собственным мыслям, забирая перчатки из рук Бэкхёна. — Пак Чанёль, не стреляй в меня только, — наиграно поднял вверх ладони Ким. — Это я, чтобы он не замёрз. Лучше так, да, чем если заболеет? Чанёль едва закатил глаза. Чонин же нагло заржал. Между двумя альфами Бэкхён чувствовал себя немного неуютно, да ещё и шутки их не особо выкупал прямо сейчас. Ему просто хотелось вновь залезть на Пака и не выпускать его из объятий как можно дольше, и все эти переглядывания парней его не волновали от слова совсем. Просто бы надышаться коньяком, что уже бежал по венам, заставляя нетерпение покалывать на кончиках пальцев. Бэкхён ждал так долго, но последние минуты казались самыми мучительными. — Да чего вы встали-то? — усмехнулся Ким, подходя к своему шкафу. — Не делайте эту ситуацию ещё хуже. — Вряд ли она станет хуже, чем вчера утром, Ким Чонин, — Чанёль не был бы самим собой, если бы не вернул шпильку за перчатки другу. Ким на это хрипло рассмеялся, вытащил из шкафа толстовку и полотенце, закинул их на плечо, а затем перевёл взгляд на циферблат часов. — Ой всё, Пак Чанёль! — закатил глаза альфа, улыбаясь. — Ладно, я должен идти. Ещё надо Кёнсу отзвониться, будет нехорошо, если до наших сплетников не успею. Спокойной ночи! На последних словах Чонин широко улыбнулся Паку, а при выходе вскинул кулак вверх в характерном жесте. Чанёль на это демонстративно закатил глаза, улыбаясь. Чонин в мгновение ока оказался в комнате Сехуна, стараясь максимально не попадаться никому на глаза. Ему и правда никто не встретился, что можно было считать крупным везением. Альфа тут же вытащил телефон, проверяя чаты академии на наличие новой сенсации, но пока ничего не было. Ким даже надеялся, что вообще ничего не будет, но это не отменяло того факта, что стоило позвонить Кёнсу и объяснить ситуацию. Если бы не Чанёль с Бэкхёном, у которых случай был ещё сложнее, чем у самого Чонина, альфа бы ни за что не пошёл на этот план, учитывая, как болезненно сейчас воспринимал Кёнсу любые упоминания Чонина и Бёна в одном контексте. Но Ким просто не мог проигнорировать побитые взгляды Чанёля, на которые он натыкался каждый раз после их с Бёном разговоров по телефону. Да ещё и та истерика Бэкхёна после семейного ужина сыграла свою роль. Ким правда надеялся на трезвый ум До Кёнсу. — Су-я, привет, — Чонин просиял улыбкой, вдевая в ухо наушник. Он сидел за рабочим столом альфы, пока на фоне мельтешил Сехун, что был занят разбором своих камер и многочисленных атрибутов к ним. До тут же обратил на это внимание. — Ты не у себя, да? — Я же говорил, что у меня будет занято, — улыбнулся Чонин. Кёнсу немного помолчал, поджимая губки. Он всеми силами уговаривал себя не зацикливаться на всем этом, ведь прекрасно осознавал, что Ким просто помогает друзьям. И что Бэкхёну действительно параллельно на Чонина, как на альфу, ведь, как оказалось, у него был свой истинный. Эти новости знатно шокировали парня, он даже решил у Лухана поинтересоваться и вдвойне обалдел, когда услышал, что и лучший друг в курсе. Интересно, Кёнсу оказался настолько увлечен своими проблемами и Ким Чонином, что просто не заметил, как под его носом начали встречаться Бэкхён и Чанёль? Или эти двое настолько хорошо прятались? Скорее всего второе, потому что, как понял омега из рассказов Чонина, Бёну и Паку нельзя было видеться категорически из-за запретов семьи Бэкхёна. Что было вполне ожидаемо, ведь парня обещали выдать за другого человека. Кёнсу думал, что всё это смахивает на какую-то дешевую историческую драму. — Да, я помню, — тихо отвечает Кёнсу. — Ты останешься у Сехуна? — Ага, — кивает альфа. — Су-я, ты же не зайдешь ни в какие чаты, да? — Не зайду, — усмехается омега. — Можно подумать, что мне это так интересно. Чонин едва смеётся. — Спокойной ночи, Ким Чонин, — вдруг выдаёт омега. — Я устал за сегодня. — Хорошо, Су, — кивает альфа. — Спокойной ночи. Кёнсу скидывает звонок, а Чонин вытаскивает из уха наушник, поворачиваясь к Сехуну, что уже закончил со своей небольшой уборкой. — Он не обижается? — Нет, — отрицательно машет головой Чонин. — Кёнсу другой, он… Порой слишком понимающий, из-за чего сам страдает. Сехун думает, что, и правда, До Кёнсу — другой. Наверное, на его месте никто бы не смог вести себя так спокойно, а между тем, омега даже жил в одной комнате с Бён Бэкхёном, обедал с ним за одним столом. — Будем надеяться, что наш план удастся, — вздыхает Ким. Сехун ободряюще сжимает широкое плечо друга. — Конечно удастся, Ким Чонин. Не переживай. Я не знаю остальных людей, которые в это вмешаны, но я знаю своего отца. И О Хёнсыну в таких делах точно стоит доверять. Чонин кивает и очень сильно старается верить друзьям. В конце концов, он просто не подпишет этот договор. И будь что будет. Бэкхён срывается с места, вновь оказываясь на Чанёле, едва ли за Чонином успевает закрыться дверь. Пак хрипло смеется, садясь на кровать, притягивает омегу ближе. Бэк ничего не делает, просто окольцовывает талию парня ногами, а руками обвивает широкие плечи. Он прикрывает глаза, обнимая Чанёля так крепко, как только может. Бэкхён дышит, втягивая любимый аромат глубоко в лёгкие, он ловит приходы от происходящего. — Я правда не верю, что я тут, — шепчет Бён, наслаждаясь тем, как большая ладонь зарывается в его макушку, перебирая волосы. — Я люблю тебя, — Чанёль заглядывает в глаза омеги, а затем целует его. Сначала едва нежно, захватывает в плен нижнюю губу, потом верхнюю. Бэкхён отвечает охотно, выгибается в руках парня, когда ладони ползут вниз по его бокам, сжимают аппетитные ягодицы. Бэкхён усмехается, прижимая Чанёля к стене позади, понимает, что просто не способен остановиться. Руки альфы теперь снова устремляются вверх, поддевают край водолазки омеги, в считанные секунды стаскивая её с Бэкхёна. Омега ойкает, когда его в два счёта укладывают на спину. — Пак Чанёль, что ты творишь? — улыбается Бэкхён, закусывая опухшие губки. Чанёль внимательно следит за каждым мельчайшим жестом Бэка, и прямо сейчас, его ведёт от того, как омега проводит язычком по нижней губе, выгибаясь навстречу касаниям самого альфы. — А ты не хочешь? — усмехается Чанёль, целуя парня в шею. Бэкхён откидывает голову назад, открывая больше обзора альфе, сам цепляется за края его футболки на спине, потому что тело горит и хочет ощущать Пака максимально близко. Кожа к коже. Чанёль отрывается от парня на несколько секунд, стаскивая через голову футболку. Бэкхён с жадностью изучает крепкую шею, с которой свешивается цепь, широкие плечи и каменную грудь. Омега едва касается кончиками пальцев четко очерченного пресса, обводит указательным пальчиком пупок Чанёля, идёт вверх, к самым соскам. Альфа тяжело дышит, позволяя Бэку все эти шалости, чувствуя, как с каждым легким, почти щекочущим касанием тонких пальцев, член наливается кровью и твердеет в считанные секунды. Карамель сгущается плотным облаком вокруг рецепторов альфы, чуть ли не заставляет его дрожать от нетерпения, и когда Бэкхён привстает чуть на локтях, Пак не сразу соображает, что он делает. Но вот секунда, и альфу снова прижимают спиной к стенке, а Бён оказывается на его паху. — Бэкхён-а? — вопросительно басит Чанёль, а потом стонет, протяжно и низко, пуская по телу омеги такие больше разряды тока, что Бэкхёну даже не по себе. Но омега не отвлекается, продолжая ласкать язычком соски альфы, улыбается своему маленькому открытию. Чанёль кайфует, откровенно кайфует, сжимая шею Бэкхёна. Омега выгибается, теперь переходит на шею Чанёля, снова оставляет там дорожку засосов. Бэкхён просто не может себя удержать от этого, ему хочется бесконечно много ставить на Паке отметин, чтобы все знали, что альфа принадлежит только ему одному. — Бэк, — снова хрипит парень, потому что с ним такое впервые. Сильные руки становятся почти ватными от накатывающего возбуждения. Он обнимает тонкую талию, прижимая Бэкхёна ещё ближе, и сходит с ума от того, как голая грудь омеги трется об его собственную, как мягкие губы оставляют нежные поцелуи на шее и как тонкие пальцы уже пролезают под его брюки. — Ты невероятный. — Я знаю, — усмехается омега. Ему нравится изучать Чанёля. В прошлый раз Бэкхён даже не помнил себя от остроты возбуждения, всё, что ему хотелось — это только ощутить Чанёля в себе. Но прямо сейчас, ему нравилось наблюдать за тем, каким открытым и уязвимым стал сильный и грозный Пак Чанёль. Теряясь от касаний и поцелуев Бэкхёна, альфа был полностью в его власти, и Бён просто сходил от этого с ума. Ему просто было интересно, в какой момент Чанёлю надоест, и он перестанет ему позволять быть ведущим. Терпение Пака кончается в тот момент, когда Бэкхён сжимает в руках стоящий колом член альфы. Чанёль в секунду укладывает его на подушки, а Бэкхён усмехается, тянет его к себе за ту самую цепь. Альфа держится только на осознании того, что не хочет причинять боль омеге, так что стаскивает с него джинсы, отбрасывая их в сторону. Наклоняется, целует плоский животик, пока Бэкхён снова зарывается пальцами в кудряшки парня, открывает рот в немом стоне. Поцелуи Чанёля чертовски нежные, горячие, чувственные. У омеги напрягаются мышцы и каждая клеточка, ему так хорошо осознавать, что это все Пак Чанёль. Что это его запах обволакивает его с головы до ног, что карамель так хорошо сочетается с ним, создает новый аромат, пропитывая Бёна всего. — Чанёль, — выдыхает парень, когда альфа стаскивает с него нижнее белье. Пак подхватывает Бэкхёна под коленками, а затем резко тянет к себе и переворачивает на живот. Бён не ожидает такого, цепляясь пальцами за подушку, выгибается так глубоко как только может. Пак кладет ладони на тонкую, невероятно узкую талию, оглаживает аппетитные ягодицы. Бэкхён возбужден, до предела, хотя, казалось бы, Чанёль почти ничего не сделал. Он стонет, громко и протяжно, когда Пак всем телом наваливается на него со спины, прижимает к постели и впивается зубами в загривок. Широкая грудь вздымается высоко, Чан не может перестать вдыхать любимую карамель, она почти осязаемая, оседающая на языке и губах. Вкус кожи Бэкхёна такой же невероятный, и Чанёль не может себя от нее оторвать. Продолжает вырисовывать узоры на ней, пока его рука сжимает округлые половинки. Омега течет, очень сильно, и вся его промежность уже блестит от смазки. Чанёль легко проникает одним пальцем в пульсирующую дырочку, срывая с искусанных губ скулеж. Второй палец тоже проходит легко, а альфа усмехается. — Растягивал себя, да? — басит он в чувствительное ушко, кусает его хрящик. Бэкхён дрожит весь в его руках, ноги совсем не держат. Он только широко открывает рот, когда Чанёль раздвигает пальцы в нем. — А как я должен был держаться все это время, слыша твой голос в трубке? — выдыхает омега. Он вообще-то понятия не имел, откуда у него силы разговаривать, но не ответить он не может. Чанёль слишком хорошо его знает. — Значит, меня представлял, да? — Пак вытаскивает пальцы из омеги, слышит как тот недовольно мычит, но не успевает все осознать до конца. Чанёль входит резко, на всю длину, до мокрого шлепка. — Вот так? Или тонких пальчиков недостаточно? Пальцы альфы смыкаются с теми самыми тонкими пальчиками, когда Пак кладет сверху свою ладонь, позволяя Бэкхёну сжимать его руку, а не комкать простыни. Громкий стон омеги прошивает тело Чанёля, заставляя мурашки бежать от затылка к паху, там, где член все еще невероятно твердый и горячий, входит внутрь тонкого тела. Там горячо и, как бы Бэкхён себя не растягивал, всё ещё узко. Тонких пальчиков омеги и правда недостаточно для размеров Пака, и Чан ловит какой-то глубокий, ничем неописуемый кайф от этого. — Ну же, Бэкхён-а, не молчи, — шепчет Чанёль, усмехаясь, когда снова входит в парня до конца, и вместо слов с уст Бэка слетает очередной стон. Бён жадно глотает кислород, который весь пропитан коньяком. — Как я это делал в твоей голове, а? — Быстрее, — хрипит Бэкхён. — Ты делал это быстрее, но не так глубоко. Чанёль ускоряется, а потом привстает, тянет омегу к себе за талию. Бэкхён теперь так глубоко выгибается, что видны две ямочки на его пояснице, которые кажутся вдавлениями от больших пальцев альфы. Пака кроет с этих ямочек, тело дрожит, и осознание того, что этот омега так идеально подходит ему, даже в таких мелочах, сводит его с ума. Угол меняется, и вот теперь Бэкхён точно не способен разговаривать. — Достаточно быстро, Бэкхён-а? — басит Чанёль. Бэкхён не отвечает, только стонет, потому что теперь не только быстро, но и намного глубже. Пак достает нужной точки, и Бэкхёна с головой захлестывает наслаждение. — Боже, да-а, — стонет Бэкхён, когда альфа делает несколько последних толчков, а потом их обоих срывает в пучину оргазма, накрывает волнами кайфа. Чанёль кончает на белоснежные ягодицы, а потом валится прямо на омегу, прижимая его к себе. Бэкхён почти не соображает, в теле абсолютная легкость, а в голове — пустота. Он только улыбается, обнимая Пака за шею, и отвечает на ленивый поцелуй. Чанёлю нравится то, какой Бэкхён сейчас открытый и нежный перед ним, он только глубже прячется в больших объятиях. У Пака щемит сердце от этой нежности омежки, потому что это то, что так сильно нравится ему в Бэкхёне. Совершенно хрупкий и тонкий в больших руках Чанёля, пахнет им самим с головы до ног. — Я люблю тебя, — снова шепчет Чанёль, убирая взмокшую челку со лба парня. Бэкхён устало улыбается, а потом оказывается на широкой груди, подминая Чанёля под себя. — Я тоже люблю тебя, Пак Чанёль. Так сильно, что, кажется, могу умереть от этого чувства, — омега снова играется с волосами альфы, замечая на себе абсолютно влюбленный и обожающий взгляд. Руки Чанёля блуждают по его спине и ягодицам, и Бэку так нравится чувствовать парня всеми своими клетками. Они оба совершенно голые, такие чертовски откровенные, но Бэкхён не испытывает даже малейшего дискомфорта. Наоборот, у него чувство полной защищенности, абстрагированности от всего внешнего мира, пока Чанёль рядом, пока он щекочет едва-едва подушечками узловатых пальцев поясницу омеги, оставляя после своих касаний дорожки мурашек, с Бёном все хорошо. — Нет, Бэкхён-а, от этого чувства мы с тобой будем только жить и жить, — улыбается Чанёль. В словах альфы столько уверенности. Бэкхён ему верит, потому что не может иначе. Он вообще ловит себя на мысли, что совсем не знает Чанёля как человека, но во всем доверяется ему безоговорочно. Пак говорит, что со всем справится, и Бэкхён не сомневается ни секунды. Он говорит, что они будут вместе, Бэк даже не думает, что что-то будет иначе. Если Чанёль завтра скажет, что он умеет летать, наверное, омега и это не подвергнет сомнению. Ещё несколько месяцев назад Бэкхён видел перед собой совсем другого человека. Он сомневался в нем, не верил ему, считал трусом. Сейчас же он ясно осознал, что получил именно такого альфу, о котором мечтал. Какой бы ужас ни творился вокруг, Бэкхёна он коснуться не мог, пока рядом был Пак Чанёль. Тот самый, что открылся омеге сейчас. Тот самый, что боролся с собственным дядей, держащим в страхе целую страну. Пак Чанёль, который ради Бэкхёна готов был мир перевернуть, и омега слишком отчетливо читал это все в его глазах. Им не нужны были слова и громкие обещания, Бэкхён верил просто так. Потому что это Пак Чанёль. — Чанни, — Бэкхён улыбается, когда Пак накидывает на них одеяло, потому что лежать голыми становится немного прохладно. — У нас ведь правда получится, да? — Да, — твёрдо говорит альфа. В его голосе нет и тени сомнения. — Я обещаю тебе, Бэкхён, что, в конце концов, мы с тобой будем вместе. Несмотря ни на что. — И так будет до конца нашей жизни, да? — в глазах Бёна так много надежды. Чанёль улыбается, снова убирает мешающую челку с глаз парня, а потом нежно целует его в открытый лоб. — Будет, — кивает Чанёль. — Если захочешь, мы можем даже пожениться, заведём детей. А? Как тебе? Бэкхён на это вдруг смеется, пряча носик в изгибе шеи альфы. Одна рука Пака у него под головой, а другая сжимает тонкую талию, прижимая Бэкхёна ближе к себе. — Я не знаю, — выдыхает Бэк. — Мне кажется, я никогда не смогу стать папой. Потому что… Я не знаю, в общем. Это так несбыточно. Пока я просто хочу не стать мужем Ким Чонина. Чанёль тяжело вздыхает, а потом двумя руками обвивает красивое лицо, смотрит прямо в карие омуты парня. — Не станешь его мужем, Бён Бэкхён. Я же сказал тебе. — Да, — кивает омега. Они снова молчат какое-то время, а потом в тишине раздаётся голос Чанёля. — Не носи его перчатки. Бэкхён усмехается, продолжая водить пальчиком по голой груди, играется с цепочкой альфы. — Мы просто друзья, Чанёль. Не ревнуй. Ты знаешь, что Чонин просто поехавший по Кёнсу. Чанёль это все знает. Но внутри всё равно колет, когда он вспоминает о происходящем. С другой стороны, он уверен в своём омеге, уверен в своём друге, а ещё уверен в себе и своём плане. Свадьбы Бэкхёна и Чонина не будет, но некоторые вещи уже произошли. Они действительно помолвлены. — Я знаю, — тихо выдаёт альфа. — И Чонин отдал мне их с формулировкой, что ты ему голову оторвёшь, если я заболею, — Бэкхён теперь хитро улыбается, глядя в глаза альфы. — Пак Чанёль, ты ведь правда можешь оторвать кому-то голову? Чанёль улыбается. В глазах омеги много обожания, какого-то азарта. — Ради тебя я сделаю что угодно, Бён Бэкхён. Бэкхён снова хихикает, потому что он так долго ждал подобных слов от альфы. От его альфы. Бёну просто катастрофически хотелось услышать нечто подобное, для него эта фраза, которая кому-то могла показаться пафосной и банальной, была такой значительной. Никто и никогда раньше не говорил ему таких слов. У маленького Бэкхённи не было отца, который бы сказал, что защитит свое сокровище от кого угодно. И пусть у Бэкхёна был всесильный дедушка, и несколько братьев-альф, которые порой даже заступались за него, была куча охраны, но этого всего было недостаточно. Поэтому теперь Бэкхён искал это в своём альфе и вот нашел. Омега поцеловал Чанёля, совсем нежно и легко, но альфа быстро перехватил инициативу, подминая хрупкое тело под себя. Бэкхён улыбался, кайфуя от того, что большой и сильный Пак Чанёль нависает над ним, специально держит себя навесу, боясь придавить омегу. — А если серьезно, Чанёль, как много голов ты оторвал? — Бэкхён задаёт этот вопрос внезапно. Чанёль тут же мрачнеет, ложится на подушку рядом, прижимая омегу к себе. Он целует его в скулу, в мягкую щеку, а потом куда-то за ушком. Чанёль молчит, долго и напряжённо. — Тебе не нужно знать это все, Бэк, — произносит альфа уже тогда, когда Бен даже не надеется услышать ответ. — Тебе не нужно знать меня такого. — Вообще-то нужно! — восклицает омега, смотрит в глаза парня. — Если ты думаешь, что я не люблю Пак Чанёля, который из клана своей семьи, а люблю какого-то другого Пака, то ты сильно ошибаешься. Я люблю тебя любого, пойми это. Чанёль поражён этими словами. Он прикрывает глаза, тяжело вздыхая. Он почти готов рассказать Бэкхёну обо всем, но что-то внутри него не даёт это сделать. Видимо, Чанёль действительно боится, что когда омега услышит правду, он отвернётся от него. И этот иррациональный страх никуда деть не получается. — Однажды… Я все тебе расскажу, Бэкхён-а, — шепчет Чанёль. — Но я сделаю это тогда, когда ты сможешь трезво оценить ситуацию, и если захочешь, то уйдёшь, не оглядываясь. — Я никогда не уйду от тебя! — восклицает Бэкхён. — Даже не смей думать о таком! Чанёль улыбается, широко, ярко, как умеет только он. Снова целует карамельные губы, посасывает их, думая о том, что, наверное, стоит рассказать Бэкхёну про истинность его папы и Донхвана. Стоит, но Чанёлю страшно. Он боится реакции омеги, потому что он сам едва ли смог это переварить. — Бэкхён-а, — тянет Чанёль, обращая внимание омеги на себя. — Я должен тебе кое-что сказать. Бэкхён вопросительно выгибает бровь, смотрит на Чанёля своими прекрасными лучистыми глазами, и альфа понимает, что после произнесённой им правды, возможно, эти глаза больше не будут прежними. Каждый раз в них умирало по одной звездочке, и Паку было так тяжело наблюдать за этим. — Что такое? — Бэкхён ласково улыбается, льнет ближе к широкой груди. Он похож на котёнка, совсем крошечного и беззащитного, у Чанёля снова щемит где-то под рёбрами. — Я люблю тебя, — срывается с пухлых губ альфы вместо горькой правды, и Чанёль думает, что, возможно, ещё пожалеет об этом. Но прямо сейчас ему так не хотелось разрушать всю эту магию между ними, хрупкий мир, почти хрустальный. Его было так легко разбить, и Чанёль совсем не хотел этого делать. — Боже! Я думал, что что-то случилось! — восклицает Бэкхён, едва хлопая парня по голому плечу. Чанёль хрипло смеется, а потом его затыкают глубоким поцелуем. Бэкхён в два счета оказывается на его паху, елозит на нем, и Чанёль стонет в манящие губы омежки. Бён усмехается, потому что чувствует, как твердеет член альфы под ним, буквально в секунду откликается на движения парня. — Дразнишься, — шепчет Чанёль, сжимая аппетитные бёдра парня. — Ага, дразнюсь, — усмехается Бэкхён, а потом снова проезжается голыми ягодицами по органу альфы. — Дразнюсь и безумно люблю тебя. Чанёль улыбается, широко, тянет к себе омегу, заставляя распластаться на крепкой груди. Ему снова все равно, что там будет завтра, потому что прямо сейчас у него впереди есть целая ночь с Бэкхёном. И это было сродни целой жизни для того, кто взялся играть в большие игры. Кёнсу сидит в комнате, читает очередную книжку по грамматике немецкого, пытается его отчаянно подтягивать и завидует отцу, который знает еще и этот язык. Парень жалеет, что в подростковые годы не взялся за один из европейских языков, хотя отец говорил ему, но кто же знал, что в один прекрасный день его родители действительно решатся на переезд из Кореи в Европу. Кёнсу до сих пор не мог в это поверить и осознать это. Он всю свою жизнь был уверен в том, что будет строить будущее в Корее, в знакомой среде, но теперь… Впереди была чужая абсолютно страна, чужие устои, законы, правила. Кёнсу было страшно, что он совсем не справится. Ему было страшно, что оставив тут всё, что он имел, — друзей, учебу, родной дом и даже истинного альфу, он просто больше не сможет приспособиться к новой атмосфере. Он понимал, что новое место с первого взгляда полюбить никогда не получается, и вдвойне это труднее сделать, когда на прежнем месте ты оставил всю свою налаженную жизнь. До долго размышлял над словами Чонина, над его просьбами не уезжать, остаться, подождать. Кёнсу только и делал, что взвешивал все «за» и «против», хотя, наверное, именно в этом случае ему стоило отключить мозг и делать так, как хочет сердце, но настолько отчаянный шаг был точно не в стиле Кёнсу. Его родители совсем не поймут, если в последний момент парень откажется переезжать. Появится так много вопросов, и тогда омеге придётся рассказать о Ким Чонине. Об их ситуации от и до. И омега мог бы рассказать, стерпеть новые скандалы, возможно, в конец разругаться с папой, понимания от которого омега совсем не ждал, если бы он был уверен в том, что он — лучшее будущее для Чонина. Если бы только Кёнсу был убежден, что влезая во всю эту ситуацию, заставляя Кима разорвать этот брак, он не станет триггером для ещё большей беды в жизни альфы. Больше всего на свете омега не хотел портить жизнь Чонина, делать ещё хуже его отношения с отцом. Кёнсу просто не сможет видеть сломанного ещё больше Кима, который и так, по жизни, не слишком много любви от родителя получил. Поэтому омега думал, что самым лучшим вариантом всё же станет, если он уедет. Он не испортит жизнь ни себе, ни Чонину, ни Бэкхёну. Всё встанет на свои места, потому что с самого начала, с самого того дня в клубе, да нет, даже в столовой Ульсана, всё крутилось вокруг того, что Чонин шёл к Бэкхёну, и на его пути каждый раз появлялся Кёнсу. С этой их больной истинностью, с какими-то призрачными намёками на судьбоносную встречу. Правда была в том, что никакой судьбы не было. У Чонина было будущее с Бэкхёном, в которое вмешался Кёнсу. И парня в обратном не убеждал даже тот факт, что у Бёна, оказывается, тоже был истинный альфа. Что значит истинность в реалиях их современного мира? Просто физиология, которая легко давится таблетками. И в случае Кёнсу, ещё и расстоянием. С другой стороны, случай Кёнсу и Чонина не ограничивался просто истинностью. Они влюбились. Как бы сильно не бежали от этого, как бы сильно не отрицали, они влюбились и остались в этом всём, тонущие с головой. Чонин говорил ему, что лучшее, что может с ним случиться — это жизнь с Кёнсу, и омега понимал его, потому что лучший исход для него самого всегда будет только Ким Чонин. Чем больше времени омега проводил с этим человеком, тем больше понимал, что он слишком глубоко пролез в его сердце. Чонин теперь засел в До на клеточном уровне, проник в каждую его молекулу, остался там навечно. И никогда больше омега не испытает ничего подобного. Разве ради таких чувств не стоило рискнуть, забив на всё остальное? Разве эти чувства и не были самой судьбой Чонина и Кёнсу, причём, обязательно счастливой? Люди годами ищут своих истинных и ещё дольше они ищут настоящую любовь. Кёнсу повезло получить всё в одном флаконе, сорвать джек-пот, может быть, но омеге не хватало смелости унести этот выигрыш с собой. До вдруг ясно осознал, что был трусом. Он не мог вот так взять и на всё наплевать, по правде говоря, ему было страшно ссориться с родителями, страшно смотреть на то, как Чонин рушит все планы его отца из-за Кёнсу, До было страшно ошибиться в итоге. Что если они с Кимом просто придумали всё это счастье? Что если им хотелось всего этого только сейчас, потому что запретный плод сладок? Кёнсу думал, что в его голове было слишком много ненужных мыслей, раз за разом он возвращался то к первой, то ко второй, то к третьей версии, крутил и перекручивал, но верного ответа не находил. Ирония была в том, что все вокруг всегда ошибались на его счет. Кёнсу совсем, совершенно не гений. Он глуп и прямо сейчас так сильно потерян. Ему даже спросить не у кого. Друзья скажут остаться, а папа… Вряд ли папа вообще поймет всю эту историю Кёнсу, ведь он никогда бы не стал ложиться под незнакомого альфу, приходить к нему с течкой, будь он даже ему хоть триста раз истинным. Его папа был идеальным и рациональным омегой. До Кёнсу совсем не был на него похож. Парень вздрогнул, когда у него внезапно зазвонил телефон. Кёнсу усмехнулся, потому что на определителе высветилось «Папа». Омега принял вызов, поднося телефон к уху, откинул в сторону книжку, на первой строчке новой страницы которой и залип, уйдя в свои не самые радужные мысли. — Сынок, привет, — голос До Юнсу как всегда был бодрый. Кёнсу улыбнулся кончиками губ, поднимая взгляд в окно. За ним светило яркое зимнее солнце. Завтра было воскресенье, с того дня, как парень узнал про дату свадьбы Чонина и Бэкхёна, прошла уже почти неделя. Больше они с альфой эту тему не поднимали, продолжая делать вид, что ничего не происходит. Кёнсу раз за разом сдавался собственной слабости, падал в крепкие объятия, наслаждался жаркими поцелуями и всё ещё сходил с ума от секса с Ким Чонином, в котором теперь чувствовалось так много любви. Эмоциональность и чувственность секса истинных делала его еще более сильным наркотиком. Кёнсу теперь не был уверен, что сможет слезть с этой иглы. Как и у всех прожженных наркоманов, у омеги был только один исход — смерть. — Привет, пап. — Как твои дела? — Всё хорошо, — Кёнсу вытянул руку на столе, укладываясь на неё. — Как вы с отцом? Ты давно не звонил. — Прости, милый, — голос старшего омеги принимает невероятно ласковые нотки, и Кёнсу вдруг чувствует, как к горлу подкатывает ком от этого тона. Он соскучился по папе. Невероятно сильно соскучился. — У нас просто такой аврал, отец еле успевает дела разгребать. Ещё и вопросы с продажей дома и остальной недвижимости, в общем, дел не оберешься. Кёнсу удивлен тем, что родители продают вообще всё имущество в Корее. Он думал, что хотя бы одну квартиру они оставят. Парень решает, что задаст этот вопрос, уже когда увидится с ними. — Всё нормально, — тихо проговаривает До. — Я всё понимаю. Просто я соскучился по вам. Они и правда давно не виделись. За время сессии парень так и не съездил домой ни разу, стараясь всё свое время посвятить Чонину. До было мало, очень мало Ким Чонина. — Мы тоже скучаем, сынок. Но ничего, завтра ведь всё в силе? — Да, конечно, — кивает сам себе Кёнсу. — Ты заберешь меня? — Нет, Кённи, у меня не получится. Ничего страшного, если приедет Джун? Вы ведь хорошо с ним ладите. Кёнсу думает, что ему, в общем-то, никакой разницы. Просто он был уверен, что приедет папа, ведь он всегда так делал. Всегда забирал парня из академии. Возможно Кёнсу сейчас просто накручивал себя, но даже эта маленькая деталь теперь менялась, лишний раз напоминая омеге о том, что впереди его ждут еще большие перемены. — Конечно, всё в порядке, — так же спокойно продолжает До. — Тогда до встречи завтра, милый? У тебя же правда всё хорошо? — в голосе Юнсу звучит беспокойство. Парень улыбается, это так сильно похоже на его папу. — Да, пап, всё хорошо. До завтра. — Пока. Отец и я целуем! — И я вас. Кёнсу скидывает звонок, продолжая улыбаться в телефон, а потом вдруг срывается на слёзы. Совершенно внезапно, он даже не ожидает от самого себя. До зарывается лицом в ладони, старается давить эту панику, которая взялась из ниоткуда. Его рвет на части от всего этого и хочется просто сойти с ума. Он любит родителей, любит Чонина, и он совсем не хочет рушить чьи-то жизни. Кёнсу, кажется, запутался. На следующий день Джун ждет его у дверей общежития в назначенное время, даже не опаздывает ни на минуту. Кёнсу едва улыбается парню, который выходит из машины при виде омеги. Он одет в свой привычный черный костюм, поверх пальто, альфа кланяется, как ему и положено. А потом забирает у До небольшую сумку. — Её можно было бы оставить в салоне, — тихо говорит До. — Зачем, если можно положить в багажник? — просто пожимает плечами в ответ альфа и делает всё, что только озвучил. Кёнсу улыбается, потому что Джун в своем общении всегда так легок и прост, и это невероятно подкупало омегу. — Кёнсу! — голос Чонина доносится до слуха совершенно внезапно. До даже дергается, оборачиваясь, натыкается на Кима, что идет прямо к нему. Альфа выглядит серьезным, даже немного злым, прожигая Джуна долгим взглядом, и у Кёнсу мурашки ползут по спине. — Что ты тут делаешь? — омега удивлен, разглядывая подошедшего совсем близко альфу. В Ульсане воскресное утро, и, по идее, их могут увидеть, но Киму, кажется, абсолютно плевать. — Проводить пришел, — пожимает плечами Чонин, а потом переводит взгляд за спину омеги. Они с Джуном несколько секунд смотрят друг на друга, а Кёнсу чувствует это напряжение буквально в воздухе. — Чонин, — Кёнсу пытается отвлечь альфу на себя, заглядывая в его глаза, делает к нему шаг в надежде, что Ким сделает тоже шаг назад. Но До сильно ошибается, словно первый день знает альфу. Ему нравится, когда омега так близко к нему, поэтому парень стоит на месте, не двигаясь. Но одно у Кёнсу получается совершенно точно. Чонин отвлекается, вновь переводит взгляд на До. — Что происходит? — Ничего, — выдыхает альфа, а потом хватает Кёнсу за руку, тянет за собой, ближе к деревьям и аллее. — Господин, — Джун делает шаг за Кёнсу, потому что по уставу он не может просто так смотреть на то, как хозяйского сына куда-то там тянут. Кёнсу неловко улыбается, машет рукой. — Всё в порядке, Джун. Подожди пару минут, хорошо? — Да, господин, — альфа кланяется, а потом снова встречается взглядом с Чонином. Тот невероятно недоволен происходящим, но молчит и сдерживается, потому что знает, что Кёнсу такого не одобрит. — Чонин, что ты делаешь? — Кёнсу старается быть спокойным, потому что Ким взвинчен. Омега чувствует это всеми своими клетками, держится на каком-то сказочном терпении. Обычно они делили все эмоции на двоих, но Су слишком хорошо знает, что если и он заведется, то еще одной громкой ссоры не миновать. — Почему он приехал за тобой? Ты же говорил, что тебя папа заберет. — И ты, даже зная это, пришел сюда? — усмехается омега. — Я бы просто посмотрел издалека, не привлекая внимания, — альфа склоняет голову, с виноватым видом. Кёнсу тянет на улыбку. — У папы не получилось, я забыл тебе вчера сказать. — Почему всегда он? — Чонин снова недовольно дует губы. — У вас в штате других людей нет? Почему вечно он крутится вокруг тебя? — Потому что это его работа, Ким Чонин. Что за сцены необоснованной ревности? Ты совсем с ума сошел? Чонин слышит недовольный тон. Он держится из последних сил, потому что ему так не хочется отпускать Кёнсу к родителям. Альфа не может отделаться от ощущения, что стоит До уехать домой, Чонин его больше никогда не увидит. Словно он уже сегодня садится на самолет до этой злополучной Германии. У альфы не только необоснованная ревность, а еще и паника. Чонин сжимает кулаки в кармане куртки, боится поднимать на омегу взгляд, потому что еще чуть-чуть, еще секунда другая, — и он сорвётся. Поцелует его, до стона, до тихого скулежа, а потом схватит за руку и увезет подальше куда-нибудь. Чонина почти трясет от всего этого, и всё было более-менее нормально, пока он не увидел рядом с До этого типа. Ким бы соврал, если бы сказал, что с того вечера на помолвке он ничего не помнил. Он не забыл слова этого Джуна, не забыл слова Кёнсу, который так и не назвал Чонина своим альфой при этом человеке. С другой стороны, почему Кёнсу вообще должен был такое делать, учитывая, что Чонин в этот же вечер назвал другого человека своим омегой? Ким точно слетал с катушек, но просто не мог совладать с собственными страхами. — Чонин, ты вообще меня слушаешь? — Ким только сейчас понимает, что упустил что-то важное. Он испуганно поднимает глаза на омегу, наконец натыкаясь на тяжёлый взгляд До. — Господи, Ким Чонин, да ты серьезно? — Я просто не хочу тебя отпускать, — шепчет альфа. — Может, останешься? Проведем этот день вместе? Я как раз свободен. — Мне нужно увидеться с родителями, — безапелляционно выдает омега. — Я вернусь завтра утром. — Да, я помню. Тогда давай я сам тебя отвезу? Су, — в глазах и словах Чонина так много мольбы, что Кёнсу становится тяжело дышать. Однако он давит свои эмоции, понимая, что им обоим нужно учиться говорить себе «нет» в такие моменты. Потому что было сказано слишком много «да». — Я еду с Джуном, потому что его прислали родители. Человек выполняет свою работу, давай не будем ему мешать, идёт? Нам обоим стоит побыть раздельно хоть день, чтобы многое обдумать, не находишь? Чонину нечем крыть. Он снова тупит взгляд на свои кроссовки. — Хочу тебя поцеловать, — шепчет вдруг Чонин. — И обнять. — Я тоже, — улыбается вдруг ярко Кёнсу, наклоняется к уху Кима, на доли секунды. — Я много чего хочу, Ким Чонин, но нам придется потерпеть. Пока. Кёнсу разворачивается, стремительным шагом направляется вперед, а Чонин титаническими усилиями держит себя на месте, не разрешая сорваться вслед омеге. До садится в машину, дверцу которой любезно открывает ему Джун, а Чонин продолжает прожигать их взглядами, в конце концов, снова встречается с глазами этого альфы. В них режущий холод, и Чонин усмехается, смотрит по-волчьи, снова. И всё же ему чертовски не нравится этот тип! Кёнсу заходит домой, где его уже в холле встречает улыбающийся папа. До Юнсу, похоже, готовил сегодня сам и буквально только оторвался от готовки, чтобы поприветствовать сына. Кёнсу обнимает папу, вдыхает родной запах, чувствуя, как ускоряется сердце. Ему нравится это. Он скучал по папе так сильно, так что он задерживает объятия на секунду другую дольше обычного. — Кёнсу, у тебя все хорошо? — Юнсу обеспокоенно смотрит в глаза сына, но не находит там ничего. Младший омега только улыбается. — Всё в порядке, я просто успел сильно соскучиться. Юнсу снова улыбается, совсем ярко, и его губы тоже складываются в сердечко. В точности, как и у самого Кёнсу. — Тогда быстрее спускайся к обеду. Уже все готово. — Мы могли бы вместе приготовить, — улыбается Кёнсу. — Разве это не было нашей традицией? — Я просто подумал, что ты, вероятно, устал. Давай, милый, я жду. Кёнсу кивает папе, направляясь в сторону лестниц, а потом оборачивается в последний момент. — А отец? — Заодно позовешь и его, он в своем кабинете. Как и всегда, — вздыхает Юнсу, уходя в сторону столовой. Кёнсу улыбается. Он никогда раньше не ощущал подобного, но прямо сейчас он действительно понимал, что очень сильно скучал по родителям. Парень тихо поднимается по ступенькам, оставляет вещи у себя в комнате, переодевается в считанные секунды. А затем идет в кабинет к отцу и тихо стучится. До Ёнсок сидит в своем кресле, что-то напряженно читает, а потом поднимает голову на вошедшего Кёнсу. У альфы тут же улыбка расплывается на лице, когда он видит сына. — Кёнсу, ты приехал уже! — мужчина встает с места, раскрывая широкие объятия для парня. Младший До тут же в них ныряет, довольно улыбаясь, потому что объятия отца всегда были большие и очень уютные. В них всегда было безопасно, и сколько бы лет Кёнсу ни было, именно в крепких руках отца он будет чувствовать себя маленьким мальчиком. — Привет, отец, — омежка целует альфу в щеку, а потом получает такой же поцелуй в макушку. — Как твои дела, Кённи? Ты похудел ещё больше. — Ты преувеличиваешь, отец, — улыбается До. — Дела хорошо, что насчёт вас с папой? — У нас много новостей, — улыбается в ответ альфа. — Правда? Я хочу всё услышать. Пойдем, папа как раз закончил с обедом и попросил позвать тебя. — Пойдем, малыш, — Ёнсок обнимает младшего за плечи, прижимая к себе. Проходит где-то полчаса, прежде чем родители переходят к сути. До этого Кёнсу обсуждает с ними общие темы, погоду, природу и успехи на экзаменах. Сессия для Кёнсу — самая скучная из всех этих тем, потому что все экзамены омега закрывает исключительно на высший балл, и, кажется, уже даже родителям было неинтересно и привычно об этом слушать. Зато, наверное, заяви Кёнсу сейчас, что завалил какой-то экзамен, они бы точно были шокированы. — Так, какие новости у вас появились? — Кёнсу отправляет в рот очередную закуску папы и заинтересованно смотрит на родителей. Сегодня на столе исключительно традиционная кухня, и омега понимает, что очень сильно соскучился именно по блюдам папы. — Ну, во-первых, мы уже продали дом. — Что? — Кёнсу с трудом проглатывает кусок. Он почему-то удивлен так сильно, а с другой стороны, это ведь было так очевидно. — Да, покупателем оказался один из хороших знакомых отца. Он сказал, что мы можем не торопиться с выездом, но сумма уже оплачена и договор купли-продажи составлен. Кёнсу отставляет в сторону палочки. Родители так просто сообщали о том, что дом, в котором он вырос, теперь продан. А у До от этого мурашки бежали по спине. Это казалось таким несбыточным и странным, словно не с ним происходило. — Получается, он уже не наш? — спрашивает Кёнсу, хотя вопрос чертовски глупый. — Получается так, Кёнсу, — кивает отец. — Помимо дома мы также продали квартиры. И, вероятно, продадим все машины. — Мы вообще ничего тут не оставим? А если приедем просто так? Дедушку навестить, например? — Кёнсу понимал, что ради дедушки они приезжать, вероятно, не станут. Да и проблема легко решаема в современном Сеуле, где куча комфортабельных отелей. Однако он продолжал цепляться за последние крошечные надежды, так, словно ждал, что родители передумают. Ёнсок и Юнсу переглянулись, прекрасно понимая, что сын был шокирован. Старший омега улыбнулся, потянулся к ладошке парня, сжимая её. — Кённи, мы уезжаем из Кореи навсегда. Поэтому лучше будет, чтобы нас тут ничего не держало. — Мы не можем уехать отсюда навсегда. В конце концов, мы ведь не меняем свою национальность, — тараторит Кёнсу. — И дедушка… Вы ему рассказали? Юнсу тяжело вздыхает. — Нет, пока. Я думаю, что сделаю это, уже когда мы будем знать дату. — Разве это не будет слишком внезапно для него? — Не будет, — твердо выговаривает Юнсу. В этом тоне Кёнсу слышит нежелание папы далее развивать тему с дедушкой. С самого своего детства Кёнсу отлично знал, что папа плохо ладит с дедушкой, по этой же причине, вероятно, младший До редко встречался с ним. Кёнсу не мог сказать, что сильно был привязан к своему деду, потому что даже в те редкие встречи он не проявлял особого внимания, ласки и заботы к малышу Су. Омега не помнил, чтобы дедушка с ним нянчился или вроде того. Кёнсу был прекрасно осведомлен тем, что папу старший омега воспитывал в очень строгих условиях, и когда вырос, был благодарен родителю за то, что он оградил от подобного влияния Кёнсу. До Юнсу мог сам делать замечания Кёнсу и ругать его, но никогда не позволял делать это своему папе. Поэтому, сейчас, дедушка был лишь предлогом для омеги, за который Кёнсу цеплялся. — Тогда вы определились с датой? — Мы хотели посоветоваться с тобой, — улыбнулся кончиками губ отец. — Когда ты закрываешь семестр? — С первого февраля он будет закрыт. Послезавтра последний экзамен. — Мне нужно решить дела в университете, я складываю полномочия только с пятнадцатого февраля, — спокойно проговорил отец. — Получается, после пятнадцатого мы все завершаем дела? У Кёнсу сердце отбивает такой быстрый ритм, что становится плохо. Он едва прикрывает глаза, переводя дыхание, пока родители снова перебрасываются фразами. — Давайте улетим семнадцатого февраля, — выдает омега вдруг, заставляя старших обратить на него внимание. Кёнсу и сам не понимает, как слова слетают с языка, но отступать уже поздно. — Почему именно семнадцатое, сынок? — Какой смысл тянуть? — пожимает плечами Кёнсу. — Раз уж ты приступаешь к работе с первого марта там, отец, да и я должен начать новый семестр, нам нужно время, чтобы хоть чуть-чуть привыкнуть к новому месту. Десяти дней с хвостом вполне хватит. Шестнадцатого я попрощаюсь с друзьями и утром улетим? Юнсу и Ёнсок думают несколько минут, а потом альфа пожимает плечами, откидываясь на спинку стула. — Я думаю, что Кёнсу прав. Как считаешь, Юнсу? Это действительно удобная дата? — Да, это рационально, — кивает старший омега. — Осталось только билеты купить. — И я должен предупредить персонал в Берлине, — кивает Ёнсок. — Чтобы подготовили дом к этому числу. Кёнсу слушает родителей молча. Да уж, он бы хотел улететь раньше, но времени не было. А оставаться в Корее хоть час после того, как Чонин женится на Бэкхёне, До не имел никакого желания. В конце концов, если Ким что-то сможет поменять за оставшиеся недели, Кёнсу просто откажется ехать, а до тех пор он всё-таки ничего Чонину не скажет. Альфа точно будет на иголках из-за всего этого, и, возможно, в панике совершит что-то непоправимое. Кёнсу думает, что если у Чонина не получится разорвать эту помолвку, то нет и смысла сообщать ему о том, что До вылетает в день его свадьбы. Омега просто тихо исчезнет из жизни парня, и это будет лучшим решением для них обоих. Долгих и слезливых прощаний в аэропорту Кёнсу точно не переживет. А дальнейшее общение с альфой, который женат на другом омеге, тоже было не про До. В итоге и правда не было никакого смысла в том, чтобы Чонин узнал дату отъезда. И пусть Кёнсу ему обещал, но говорить ему о том, что До улетает семнадцатого было тяжелее, чем просто смолчать. Разбивать его сердце в очередной раз, а вместе с ним и свое, Кёнсу тоже не хотел. — Кённи, ты захочешь пригласить друзей домой? — вдруг врывается голос папы в сознание омеги. — Нет, я, наверное, попрощаюсь с ними в академии. Там ещё нужно будет решить проблемы с документами в деканате, в общем, наверное, это моя последняя ночь в этом доме, — Кёнсу говорит это, — и на него вдруг наваливается тяжелое осознание происходящего. Он действительно собирается уехать отсюда навсегда. До, наверное, даже оказавшись в самой Германии, ещё долго будет свыкаться с этой мыслью. Похоже, ему действительно предстоял очень сложный год в жизни, и Кёнсу только молился о том, чтобы всё это ограничилось годом, а не затянулось на остаток его лет. Сожаления о том, что не остался с тем, кого он любит. Ночью омеге совсем не спится. Он крутится из стороны в сторону, пытаясь уснуть, но совсем ничего не получается. Кёнсу снимает блокировку айфона, заходит в чат с Чонином, обнаруживая, что альфа был в сети два часа назад. Как раз, когда они с Кёнсу попрощались и пошли спать. Ким хотел поговорить по телефону, но омега отказался, потому что боялся не выдержать, если услышит голос парня. Ему нужны были эти сутки вдали от альфы, чтобы окончательно увериться в своих решениях, собраться с духом и не срываться, как обычно это с ним случалось, когда он оказывался рядом с Чонином. Звонить или писать альфе Кёнсу не стал, потому что не хотел его будить. Чонин сказал, что завтра снова едет в офис, так что ему предстоял сложный день. До поднялся с постели, свешивая ноги с кровати. Захотелось вдруг подышать свежим воздухом, потому что уснуть не получалось ни в какую. — Джун? — Кёнсу удивленно смотрел на альфу, который сидел на задней террасе их дома. Омега спустился сюда только что, укутанный в свой большой кардиган. На улице было холодно, но До нравилась свежесть морозной зимней ночи. — Молодой господин, — альфа встал с места, тоже удивленно смотрел на парня, а потом поклонился. — Почему вы не спите? — У меня начинает входить в привычку встречать тебя по ночам, — усмехается Кёнсу и проходит вперед. Он садится в плетенное кресло напротив альфы. Джун едва улыбается, глядя на омегу, что лучше кутается в свою одежду, подгибая под себя ножки в махровых носках. Он снова выглядит невероятно уютно, и это немного контрастирует с утренним До Кёнсу, который был одет с иголочки, с легким макияжем и без очков на переносице. — Мне начинает нравиться ваша привычка, — кивает парень. Кёнсу тяжело вздыхает, глядя на него снизу вверх. — Садись, Джун, — тихо говорит До. — И когда уже ты избавишься от привычки обращаться ко мне на «вы»? Джун делает, что ему говорят. Садится обратно в кресло, снова смотрит прямо в глаза омеге. — Простите, — улыбается альфа. — Я не могу себя переделать. — Ага, — усмехается Кёнсу. Они молчат какое-то время, пока Джун тушит сигарету в пепельнице. Кёнсу смотрит в окна дома, едва прикрывает глаза. Да, сегодня действительно последняя его ночь тут. — Если ты не куришь из-за меня, то не парься, — вдруг выдает омега, смотря прямо в глаза парню. — Я же видел, ты только подкурил. Джун удивлен такой внимательностью. Он тушуется, потому что как-то непривычно курить в присутствие хозяйского сына, да еще и омеги. Но Кёнсу был другого склада человек. — Вы уверены? Многие не переносят сигаретный дым, это же называется пассивным курением, вроде. — Я переношу, — коротко отвечает Кёнсу. Он мнет рукава кардигана, думая о том, что стоило всё-таки позвонить Чонину. За последнее время, он так привык говорить с альфой перед сном каждый вечер, что, видимо, не мог уснуть из-за этого. Джун сомневается несколько секунд, а затем всё-таки берет пачку со столика, вытаскивает одну сигарету. Зажимает белый фильтр между губ, подносит к кончику зажигалку. Яркий огонек освещает его лицо, он едва уворачивается от сквозняка, наконец, затягивается дымом. Кёнсу смотрит долго, внимательно, даже не волнуется о том, что Джуну такое внимание с его стороны может казаться странным. До просто осознает, что невольно сравнивает манеру альфы с манерой Чонина, в очередной раз приходит к выводу, что так, как Ким, не умеет никто. Когда курил Чонин, в нем было столько всего разом. Казалось, он не просто курит, он смакует через эту сигарету жизнь, пропуская все её проблемы и беды через фильтр. Альфа делал из курения целый ритуал и сам этого не осознавал. Но каждый раз, когда Чонин курил, Кёнсу неизменно хотелось оказаться на его бедрах, поцеловать пухлые губы, а потом наслаждаться тем, как эти самые губы целуют теперь его шею, а До смотрит краем глаза на длинные узловатые пальцы, что зажимают тлеющую сигарету. Ким Чонин менял никотин только на вишню, это Кёнсу тоже уже давно осознал. Омега отвел взгляд, чувствуя, как по затылку ползут мурашки. Он чертовски скучал по Чонину даже сейчас, думая о том, что, наверное, сойдет с ума, когда улетит. Но другого выхода он не видел. Остаться тут, смотреть на то, как он живет в браке с Бэкхёном было для Кёнсу еще большей пыткой. — Джун, — Кёнсу смотрит в глаза альфе, что старается курить в сторону от До, но дым все равно доходит до омеги, раздражая его рецепторы. Запах никотина уже давно привычен, хотя Чонин старается не так часто курить рядом с омегой, но именно в этом никотине, что был сейчас, Кёнсу не хватает горечи граната. — Почему ты не спишь? Вам ведь по уставу разрешается спать по ночам по очереди. И не говори, что сейчас не твоя очередь. Джун улыбается, думая о том, что этот парень и правда очень умен. Он был наслышан о том, что До Кёнсу — гений. Персонал дома время от времени обсуждал хозяйского сына, так что Джун много успел про него узнать. Но теперь он убеждался во всех этих словах сам. — А почему вы не спите? У вас даже устава нет, — Джун решает, что может позволить себе подобную вольность. Кёнсу улыбается. — Наверное, потому что это моя последняя ночь в доме, в котором я вырос. Джун едва удивленно выгибает бровь. Вероятно, отец и папа еще ничего не сообщали персоналу про дату переезда. — Правда? Ваш отец ничего не говорил про переезд. — Скажет ещё, не волнуйся. Есть ещё пара недель впереди, — Кёнсу отводит взгляд. — Но я уже не успею приехать сюда. Так что, да, это последняя ночь… В голосе омеги Джун различает грусть и горечь. Он не знает, что в таких случаях говорят, однако, ему очень хочется утешить Кёнсу. — Ну, впереди ведь новое место, светлое будущее? Кёнсу усмехается, смотрит прямо в глаза парню, поправляя очки на переносице. — Да, наверное, — кивает омега. — Светлое будущее… Но с таким же успехом оно могло бы быть и тут, нет? — Вам не хочется уезжать? — Мне нужно уехать, — твердо выдает Кёнсу, кажется, старается убедить в этом больше себя. — Есть вещи, из-за которых я не могу тут остаться. Джун почти на ментальном уровне понимает, что Кёнсу, скорее всего, говорит о своем истинном альфе, что обещал жениться на другом человеке. Для парня все это кажется таким диким, нереальным, словно он смотрит какую-то мелодраму. — А если бы этих вещей не было, вы бы остались? Даже несмотря на то, что родители уезжают? Кёнсу долго молчит, прежде чем ответить. Он сам не знает толком ответа на этот вопрос, хотя и думал над ним много раз. Когда он был в объятиях Чонина, омега был уверен, что сможет оставить всё ради этого человека. Но как только эйфория от близости и чувств чуть спадала, Кёнсу снова начинал думать о том, что совсем не хотел бы выбирать между родителями и истинным альфой. Это его действительно напрягало, но в итоге выбор придётся сделать в любом случае. — Я не знаю, Джун, — вдруг тихо выдыхает Кёнсу, пытаясь сдержать слёзы. Они снова просятся наружу, До прикусывает губу, сглатывая комок. — Я так много думал об этом. Но это сложно. Это не тот выбор, который я хотел бы делать в этой жизни. — Выбор всегда сложен, — пожимает плечами парень. — Поэтому и жизнь такая сложная, Кёнсу. Омега усмехается, слеза все-таки катится по его щеке. Парню приходится снять очки, он часто моргает, вытирает слезы рукавом кардигана. Джун замирает на месте, потому что не знает, что делать с парнем. И стоит ли вообще что-то делать? — Я, пожалуй, пойду спать, — Кёнсу поднимается с места, Джун встает вслед за ним. Омега уходит, а парень едва ему кланяется. Терпкий запах вишни раздражает обоняние, парень думает, что у Кёнсу действительно чарующий запах. Запоминающийся, привлекающий внимание и так хорошо подходящий самому омеге. Хрупкая фигура скрывается в дверях дома, а Джун тяжело вздыхает. Надо снова покурить, чтобы разогнать вишню вокруг. Время летит действительно очень быстро. Кёнсу и сам не понимает, как сдает последний экзамен, не понимает, как смотрит на число и видит там десятое февраля. Ровно через неделю он собирается уезжать из страны, но он пока даже друзьям не рассказал о том, что уже есть точная дата. Омега оттягивал этот момент, потому что чем дольше люди будут знать, тем больше вероятности, что Чонин всё узнает. За эти дни Кёнсу точно решает, что ничего говорить Киму не будет. Они видятся теперь реже, потому что Кёнсу постоянно ссылается на занятость, да и сам Чонин не сильно успевает бывать в академии. Однако постоянно звонит и пишет омеге, каждый раз напоминает ему о том, что он должен рассказать ему дату. Кёнсу молчит. И не просто молчит, он врет Чонину, что пока ничего не ясно, и, возможно, он улетает только в последних числах февраля. До понимает, что, возможно, Чонин сильно разозлится, когда узнает, но чем ближе дата свадьбы, тем крепче уверенность в своем решении Кёнсу. Он не хочет ничего говорить Чонину. Он обязательно с ним попрощается, но альфа об этом не узнает. Иначе он точно всё испортит. — Ребята, — голос Кёнсу прерывает разговор Минсока и Лухана. Сегодня они ужинают сугубо в своей узкой компании, и это на руку Кёнсу. Даже Чондэ здесь, а такое теперь было большой редкостью. — Вы свободны в эту пятницу или субботу? Все трое вопросительно переглядываются. — Я свободен, — кивает Лухан. — А что такое, Кён? — Что насчёт вас? — Кёнсу игнорирует вопрос Лухана, что сильно настораживает омегу. — Я свободен всегда, — улыбается Минсок. — Чондэ, что там у тебя по расписанию? Альфа вытаскивает мобильник, клацает по экрану, что-то там листает. — О, я свободен в пятницу. Но в субботу не смогу, нужно на кластер съездить. Кёнсу едва улыбается всем троим, думая о том, что не будет пока называть точную дату отъезда. Ему ещё предстояло поговорить с Чонином кое о чём. Пятница попадала на пятнадцатое число, и это тоже было Кёнсу удобнее. — Хорошо, тогда, можем мы собраться и посидеть все вместе? Как в старые времена, — улыбается До, надеясь, что не звучит чересчур драматично. Друзья снова напрягаются, переглядываются в очередной раз. — Почему именно в пятницу? Почему не в воскресенье, например? — Лухан, конечно же, задает миллион вопросов в секунду. До старается не подавать виду. — В воскресенье будут дела, так что было бы неплохо, если бы мы собрались в пятницу. В комнате у Чондэ, например. Как мы делали раньше. Я просто подумал, что это мои последние возможности сделать это в стенах Ульсана, с вами. Ребята молчат, но первым, конечно же, включается Минсок. — Конечно, милый, давайте посидим. Только, может, лучше поехать к нам домой? — Нет, — отрицательно машет головой До. — Спасибо за приглашение, хён. Но к вам домой, я, надеюсь, приеду ещё не раз. Но именно Ульсан… Думаю, отец скоро объявит дату переезда, и это точно случится до марта. Все тут же мрачнеют при упоминании переезда Кёнсу, но соглашаются на пятницу. Даже Лухан не задает никаких вопросов, хотя До их ожидает, когда они снова остаются за столом одни. Минсоку нужно отдыхать, потому что чем больше срок, тем ему сложнее, так что Чондэ уводит его в комнату. Они, кстати, все еще не получили общую, продолжали жить у Чондэ. Коменданты весьма смело закрывали на это глаза, прекрасно понимая, что с женатой парой ничего не поделаешь. — Привет, — Лухан вдруг улыбается, смотря куда-то за спину Кёнсу. Омега без слов понимает, что там, вероятно, Сехун. Только вот запах граната тоже бьет в нос, и Кёнсу удивленно поворачивается, обнаруживая перед собой обоих альф. Чонин улыбается кончиками губ, садясь за стол напротив До. Омега немного удивлен, Ким писал, что приедет после ужина. Так что он вопросительно выгибает бровь. — Я освободился раньше, — совсем тихо говорит Чонин, продолжая улыбаться. Кёнсу не может сдержать ответную улыбку, зеркалит чониновскую, пока Сехун и Лухан обнимаются, и альфа коротко целует клубничные губы своего парня. — Почему вы одни? Где Чондэ и Минсок? — спрашивает Сехун, когда они заканчивают обмениваться приветствиями и усаживаются за стол. — Они ушли спать, Минсок себя неважно чувствовал, — поясняет Лухан. Сехун снова задает какой-то вопрос, но Кёнсу уже его не слышит. Он только смотрит на Чонина, его сияющую улыбку, которую он не спускает с лица, что-то там отвечая Сехуну. Альфа шутит, все смеются, а Кёнсу улыбается на автомате, просто потому что он не может сдерживаться. Ким Чонин становится смыслом его жизни, такой вот красивый, невероятно родной и теплый, и омега думает, что ему чертовски сильно не хочется осознавать, что это его последние вечера и дни, когда он видит вот такого Чонина. Который улыбается ему невозможно ярко, одними глазами дает понять, что чувствует так много к омеге. В парке кампуса после ужина нет ни единой души. Сегодня очень холодно, поэтому омега получше кутается в куртку, когда расстается с Луханом и сворачивает в сторону. Он знает, что Чонин пойдет за ним, потому что они уже успели договориться в переписке. Друзья тоже не задают вопросов, когда Кёнсу и Чонин исчезают за деревьями. — Подожди, — Чонин чуть ускоряется, поддевает ладошку омеги, разворачивая к себе. — Мы ушли недостаточно далеко, — шепчет омега, но руку не вырывает. Чонин улыбается. — Все сидят по комнатам, пойдем. Чем глубже в парк, тем хуже он освещается, однако, парни безошибочно находят тайную лавочку Кёнсу у пруда. Тут освещение не такое яркое, фонари расположены только вокруг пруда, так что здесь их двоих практически невозможно заметить, если только не подойти вплотную. — Иди сюда, — Чонин тянет До к себе, тут же впивается поцелуем в любимые губы. Кёнсу отвечает охотно, наслаждается каждым мгновением. Вкус граната такой нужный и любимый, и конечности снова дрожат. Они сидят на лавочке, точнее, Чонин сидит на ней, а Кёнсу, как и всегда, умещается у него на коленях. Льнет ближе к крепкой груди, окольцовывая его талию, и альфа довольно улыбается, кутая парня в свой пуховик. — Капюшон, — ворчит Чонин, натягивая его на голову парня. Он заглядывает в глаза Кёнсу, в которых так много всего, что сердце замирает. До переживает революцию, едва ли сдерживается, чтобы рассказать Киму правду. Но он не может открыть рот и вообще хоть слово произнести про переезд, потому что ему не хочется разрушать всё то, что происходит сейчас. — Как дела на работе? — тихо спрашивает До. — Всё хорошо, — кивает Чонин. — Директор Ан многому меня учит, послезавтра важная конференция. — Ты со всем справишься, — Кёнсу улыбается парню, а потом коротко целует его в уголок губ. Тонкие пальчики зарываются в волосы Кима. Чонин улыбается, ему кажется, что с Кёнсу что-то не так, но он списывает всё на то, что скоро приближается злополучная свадьба. Ким почти не упоминает про нее ничего омеге, молчит о том, что завтра, например, он едет выбирать себе костюм. А после конференции, отец сказал, что у них очередной ужин с Бён Джунсо и Бэкхёном. Чонин ничего Кёнсу не говорит, также молчит о том, что на фоне того, что должно произойти, конференция его совсем не волнует. — Ты просто позвал, потому что соскучился или хотел что-то сказать? — вдруг в тишине выдает Чонин. Кёнсу чувствует, как сердце ускоряет ход, неужели Ким о чем-то догадывается? Но омега быстро давит панику, потому что Чонин не может ни о чем догадываться. — Что я могу хотеть тебе сказать? — Кёнсу с вопросом смотрит на альфу. — Не знаю, — пожимает плечами парень. — Например, дату своего отъезда? Отец ничего не рассказал? — Нет, — коротко отвечает Кёнсу. — У него там полный аврал на работе. До чувствует, как завирается, но других вариантов просто не видит. — Как подготовка к свадьбе? — вдруг усмехается До. — У меня нет никакой свадьбы, Кёнсу, — тихо отвечает Чонин. — Твой отец считает по-другому, — омега не поднимает на парня взгляд, просто сидит, положив подбородок на его плечо. — Да и Бён Бэкхён вроде тоже. — Зато я так не считаю, — в голосе Чонина слышится сталь. От этого тона омеге становится не по себе, но он не подаёт вида. Они снова молчат какое-то время. Кёнсу отрывается от Кима, заглядывая ему в глаза. — Покури, пожалуйста, — вдруг выдает Кёнсу, чем заставляет Чонина удивленно округлить глаза. — Чего? — восклицает Ким, подцепляя подбородок омеги. — Зачем? — Вряд ли у нас еще появится возможность вот так посидеть. Пока ты свободен, а я тут, в Корее. Так что покури для меня. Чонин открывает рот, чтобы в очередной раз начать доказывать Кёнсу, что это не конец. Что у них еще будет тысячи таких моментов, но До прикладывает пальчик к его открытым губам и отрицательно мотает головой. Ким безошибочно различает в его глазах блеск, они стремительно наполняются слезами, и альфа понимает, что проще сделать, как просит Кёнсу, чем доводить его ещё до одной истерики. — Даже сидеть рядом с тем, кто курит вредно, Кёнсу, — шепчет альфа. — Не важно, — в тон ему отвечает До. — Просто сделай это, пожалуйста. Чонин достает из кармана пачку сигарет с зажигалкой. Вытаскивает одну, зажимает её между губ, чуть отклоняется от Кёнсу, чтобы подкурить из зажигалки. Омега смотрит на всё это как завороженный, буквально не может оторвать глаз. Потому что он всегда будет сходить с ума от такого Ким Чонина. В его манере было нечто такое, волевое, расслабленное, словно весь мир принадлежал ему. Оно прослеживалось на доли секунды, мельком, но Кёнсу успевал ловить и так кайфовал с этого. — Что происходит, Су? — тихо говорит Чонин, выдыхает дым в сторону от омеги. До снова устраивает голову на груди Чонина, видит только его руку, в которой зажата сигарета. Пальцы Чонина невероятно красивые, Кёнсу сходит с ума даже от его рук. — Ничего, Чонин. Всё хорошо, — тихо отвечает омега. Ким дергается, когда чувствует, что в его карман пуховика лезет Кёнсу. Но тут же расслабляется, думая о том, что омега просто греет руки. Чонин продолжает сидеть так, обнимая тонкую талию, наслаждается никотиновым дымом, который мешается с вишней Кёнсу. Она такая концентрированная, что сводит с ума. — У тебя скоро течка? — вдруг тихо спрашивает Чонин. Кёнсу в его руках напрягается. — Да, — смысла врать нет. — Скоро. Ты уже чувствуешь? — С каждым разом я чувствую её приближение всё раньше, — усмехается Чонин. — В прошлый раз готов был на стенку лезть. — Без тебя они теперь болезненнее, чем были до тебя, — шепчет Кёнсу. Ему немного странно обсуждать это с альфой, но больше не с кем. Те чувства, которые он испытывает каждый раз, способен, наверное, понять только Чонин. — Доктор предупреждал меня раньше. — Это тоже из-за истинности? Или у всех омег так? — Доктор сказал, что у всех, но, видимо, из-за нашей истинности мне сложнее. Чонин прикрывает глаза, думая о том, что он точно должен решить все вопросы. Теперь они с Кёнсу связаны так крепко, что размотать этот клубок просто нельзя. Придется только резать, причем наживую, и тогда будет так много крови, что вряд ли они выживут. Ким докуривает сигарету, после чего они с Кёнсу еще немного целуются, а потом осознают, что промерзли до основания, и лучше пойти в комнаты. Расставаться не хочется обоим, так что Чонин провожает парня до аллейки перед общежитием, а потом идет к себе. Чанёля в комнате нет, Чонин знает, что он сильно занят сейчас. Ким устало вздыхает, тянется в карманы пуховика, чтобы вытащить телефон и сигареты с ключами от машины и замирает, нащупывая что-то тонкое и квадратное. Чонин удивленно вытаскивает совсем маленький черный конверт, смотрит на него несколько мгновений, совершенно не понимая, откуда он вообще мог взяться. Ким стаскивает с плеч пуховик, кидает его на кресло, а сам в спешке раскрывает конверт. В нем небольшая пластиковая карта, которая напоминает ключ-карту от номера отеля. И Чонин не ошибается, на ней правда выбит какой-то логотип. Альфа замечает в конверте белый лист, сложенный вчетверо. Ситуация становится всё интереснее, так что Ким раскрывает лист и вчитывается в аккуратный почерк. «Наверное, ты подумаешь, что это чертовски глупо и смешно, но я правда не мог сказать тебе эти слова в глаза. Просто… Вероятно, я не имею права делать так, но мы привыкли игнорировать так много всего вокруг нас. Мы игнорируем то, что хотим сказать друг другу многое, игнорируем свои чувства и даже игнорируем то, что семнадцатого февраля у тебя свадьба. С другим омегой. Мы не говорим об этом, поэтому я решил, что написать это глупое письмо будет проще всего. Семнадцатого числа у тебя свадьба, поэтому я подожду тебя в месте, ключ от которого тоже вкладываю в конверт, шестнадцатого числа вечером. Ниже я напишу адрес и всё остальное. Это будет последний день, когда ты еще будешь свободен, и я не буду считаться тем, кто влезает в чей-то брак. Поэтому я хочу провести эту ночь вместе. Следующее утро будет началом другой жизни для нас обоих, даже если ты что-то сможешь изменить, это всё равно будет другой жизнью. Если не захочешь приходить, просто промолчи, идёт? Я специально даю тебе несколько дней на раздумья. Если придёшь, просто напиши мне одно слово, и я прошу тебя, Ким Чонин, не развивай со мной эту тему более. Я совершенно ничего не хочу знать о семнадцатом февраля, ничего не хочу знать о твоей свадьбе с ним. Поэтому я не говорю об этом вслух. Прошу тебя, Чонин. Одного сообщения или молчания будет достаточно. Спасибо». Ниже были записаны подробный адрес и даже время. Чонин чувствует, как в конечностях появилась слабость. Он пытается понять всё, что сейчас прочитал, хватает ртом воздух, опираясь руками о стол. Чёрт возьми, Кёнсу серьезно написал ему все это? А потом подкинул этот конверт? Это всё было так не похоже на До Кёнсу, с одной стороны, он ведь не из тех, кто стал бы звать его в отель. С другой стороны, Чонин понимал, что это так в стиле Кёнсу — избегать прямых разговор, сдерживать чувства до последнего, пытаться контролировать ситуацию. Ему хотелось прямо сейчас позвонить парню, задать кучу вопросов, ещё раз сказать, что у них всё будет хорошо и это не станет их последней ночью, но Ким сдержался в самый последний момент. До Кёнсу не стал бы идти на такие крайние меры, если бы всё это не было для него настолько болезненным. Чонин сел в кресло, прикрывая глаза. Он зарылся пальцами в волосы, пытался сдержать всю бурю эмоций, но не мог. Черт возьми, почему у него такое ясное ощущение, что он теряет Кёнсу, несмотря на то, что делает так много? Делает всё, что было в его силах? Омега ускользает от него, словно тает прямо в его руках, вместе со всеми надеждами на будущую счастливую жизнь. Ким тяжело вздыхает. Кёнсу только ложится в постель, когда на телефон приходит СМС. Сердце в груди весь вечер беспокойно колотится, потому что До боится, что Чонин не поймет его, решит начать задавать вопросы или вовсе проигнорирует это всё, не придет. И теперь, когда он слышит звук уведомления, сердце просто замирает. Омегу трясет, но он всё же открывает чат с Чонином. @ kimkai я приду. Это всё, что видит Кёнсу, и у него на лице расцветает облегченная улыбка. Однако вместе с ней еще и слёзы льются, совсем непроизвольно. Кёнсу радуется, что Лухан и Бэкхён уже спят, он поворачивается набок, сворачивается в позу эмбриона и душит слёзы в подушке. В последнее время он совсем перестал себя контролировать. Время намеченной пятницы подходит слишком быстро. Кёнсу понимает, что ему предстоит довольно тяжелый разговор с друзьями сегодня, но в то же время он неимоверно рад, что проведет с ними длинный теплый вечер, потому что он скучал. Он скучал по всему этому, даже находясь рядом с ними, и омега не представляет себе, что будет, когда он всё-таки уедет. — Кённи, о чем ты задумался? — голос Минсока вторгается в сознание Кёнсу. Они сидят за небольшим рабочим столом Чондэ, который теперь был отодвинут и превратился на этот вечер в обеденный. Кёнсу сидит напротив Минсока. Чондэ, как и всегда, не дает омегам ничего делать, апеллируя тем, что это его комната. На деле же, парень просто слишком заботливый, и это в его характере брать всё на себя. Он раскладывает заказанную Кёнсу еду по тарелкам, мастерски открывает бутылку с вином для них троих, а Минсоку сегодня даже разрешается упиться апельсиновым соком. Чондэ шутит, что для него это даже лучше алкоголя на данном этапе, потому что омега и правда порой сходил с ума по цитрусам. Доктор, конечно же, запрещал их в тех количествах, в которых хотелось Минсоку, поэтому сейчас омегу и правда апельсиновый сок привлекал больше, чем дорогое вино. — Я, наверное, должен начать с новостей, — улыбается До. Лухан тяжело вздыхает, а Чондэ замирает на секунду. Они все это понимали, когда Кёнсу решил устроить эти посиделки, но никто не решался произнести вслух, уточнить, спросить. Всем просто было страшно, что Кёнсу возьмёт и скажет, что завтра садится в самолет без обратного билета. — Ты всё-таки уезжаешь, да? — не выдерживает Лухан. Омега взволнован, бежит впереди паровоза, как и всегда, потому что не умеет по-другому. В этом весь характер Сяо Лухана. — Да, — выдыхает Кёнсу. — Я правда не знал, как вам сказать, и кроме вас никто об этом не знает. Но я улетаю семнадцатого февраля. Друзья замирают, а в комнате повисает давящая тишина. Чондэ даже садится на стул, рядом с Минсоком, и Кёнсу вроде бы готовился к тому, что именно так все и будет, но он все равно не думал, что друзья будут настолько шокированы. — Сегодня буквально пятнадцатое, Кёнсу, — вдруг выдает Лухан. — Когда ты узнал дату? Как минимум ты был в курсе ещё в начале недели. Почему ты молчал? В голосе друга Кёнсу слышит явное недовольство и даже раздражение. До и это предусмотрел. Лухан бы не смог принять это просто так. — Я не хотел, чтобы все эти недели вы ходили и думали только о том, что это последние наши дни в академии вместе, — тихо проговаривает Кёнсу. — Правда? — вздыхает Сяо. — А мы вот сейчас просто не можем поверить, что у нас буквально один чертов день с тобой остался. Лухан сжимает кулаки, отворачиваясь от Кёнсу. У До внутри что-то ломается с треском, он беспомощно смотрит на Минсока и Чондэ. — Лу, — тихо шепчет Кёнсу. — Прости меня, пожалуйста. Но вы же понимаете, что от того, что я сказал бы вам это две недели назад, никому бы лучше не стало? — Но мы, по крайней мере, могли бы подготовиться морально, — мягко говорит Минсок. — А тут получается, у нас даже времени на нормальное попрощаться нет. Я всё понимал, когда ты решил устроить эти посиделки, но мы думали, что ты скажешь нам хотя бы за неделю. Но никак не за день. Кёнсу опускает глаза. Он чувствует вину, понимает, что, вероятно, друзья правы. Но по-другому омега тоже не мог. — Я понимаю, — выдыхает До. — Простите меня, правда. Но мне сложно. Мне очень сложно, ребята. Я сам боюсь этого переезда, я не хочу оставлять вас, Ульсан и… Его. Но я должен уехать, и когда все вокруг продолжают говорить об этом, мне вдвойне тяжелее. Вы остаетесь тут вместе, понимаете? Продолжите жить в родной стране, говорить на родном языке, вы сможете видеться. А у меня ничего из этого не будет, мне нужно строить жизнь заново. И нет, я не жалуюсь, я полностью осознаю, что это мой выбор. Но иногда даже свой собственный выбор оборачивается крестом, который тяжело нести. Я не так часто говорю вам про это всё, не так ли? Просто вы единственные, кому я могу рассказать. Еще один залп тишины в комнате давит на нервы Кёнсу ещё больше, чем предыдущий. Парень надеется на понимание от друзей, и когда Лухан вдруг громко всхлипывает, а потом кидается Кёнсу на шею, у До будто камень падает с души. — Прости, Кённи, — громко восклицает омега, сжимая шею До все сильнее. Кёнсу улыбается теперь, чувствуя, как комок встает в горле. — Я как всегда думаю только о себе, прости, пожалуйста. — Не извиняйся, Лу, — шепчет Кёнсу. — Лухан прав, — вздыхает Чондэ. — Мы всё это время и правда думали только о себе, потому что нам тяжело с тобой прощаться, До Кёнсу. Даже мне тяжело, а я ведь познакомился с тобой и сблизился позже Мина и Бэмби. — Но это ведь не отменяет того, что ты мой лучший друг, Ким Чондэ, — Кёнсу теперь широко улыбается, сквозь слёзы. Он переводит взгляд на Минсока. — Хён? — Я не знаю, что сказать, Кёнсу, — шепчет Минсок. — Потому что я не хочу с тобой прощаться очень сильно, и мне стыдно, что будучи твоим другом, я даже не пытался поддержать тебя. — Нет, хён! Даже не думай о подобном, вы все делали так много для меня все эти годы. Правда, на самом деле, я собрал вас тут, чтобы сказать именно об этом. Спасибо, что стали моими друзьями. Спасибо, что поддерживали, и, честно говоря, я до сих пор не верю, что действительно получил возможность дружить с вами всё это время. Я думал, что никогда не заведу друзей, но на первом курсе академии благодаря вам троим всё изменилось. Я люблю вас! На этих словах Кёнсу, к Лухану с рыданиями присоединился и Минсок. Кёнсу улыбался, вновь чувствуя объятия обоих омег, сам плакал. И он мог поклясться, что сквозь пелену слёз, он видел то, как Ким Чондэ стирал слезинки со своих щёк. Кёнсу никогда еще не видел Кима плачущим, какой бы скверной не была жизнь, Чондэ всегда улыбался. Но сейчас он и правда плакал. — На самом деле, нам всем нужно чуть меньше драматизировать, потому что существуют самолеты, телефоны и интернет, и Кёнсу всего лишь переезжает в другую страну, но его же там не запрут. Ведь так? — пытается успокоить всех троих Чондэ. — Мы обязательно будем видеться, да? — Конечно, — кивает До. — Мы обязательно будем видеться. Все четверо успокаиваются через какое-то время. Они решают выпить за скорую встречу вновь. — Ребята, — Кёнсу подбирается к главному, и, честно говоря, даже не знает, как к этом отнесутся друзья. — Когда я говорил, что никто, кроме вас не знает, я не преувеличивал. Я не рассказывал Чонину и не собираюсь. — В смысле? — восклицает Чондэ. — В смысле не собираешься? — Семнадцатое число выбрал для переезда я, — усмехается Кёнсу. — В этот день свадьба Чонина и Бэкхёна. Друзья, очевидно, ошарашены. Минсок со стуком ставит бокал на стол, а Лухан и Чондэ переглядываются. — Как ты вообще столько всего в себе носишь, До Кёнсу? — выдыхает Лухан. — Я бы сошел с ума держать такое в себе всё это время. — По-другому я не умею, — усмехается Кёнсу. — Поэтому я не хочу, чтобы он знал. Он может наделать ошибок, если узнает заранее, но ему нужно пойти на этот брак. Его отношения с отцом… В общем, там долгая история, и я даже не знаю её всю, но я знаю Чонина. Поэтому, прошу вас, никому ничего не говорите. Даже Ифаню, Лухан. — Ты с ним не попрощаешься? — Нет, — вздыхает Кёнсу. — Ему я уже однажды разбил сердце, нет смысла что-то там выяснять ещё. Просто будет лучше, если никто, кроме вас, не будет знать. Пресса более не будет тревожить нас, Чонин ничего не узнает. И да, вам, наверное, скоро придут приглашения, возможно, уже пришли. Так что вы пойдете на эту свадьбу, а не приедете ко мне в аэропорт. Последнее ввергает друзей в еще больший шок. Тут же начинается залп возмущений, больше всего от Лухана, конечно же. — Нет, Кёнсу, ты совсем с ума сошел? Как мы можем не приехать в аэропорт? — Вот так, Лухан, — Кёнсу устало зарывается рукой в волосы. — Нет в этом смысла. Ты же знаешь, как я ненавижу долгие прощания. И мне будет морально проще сесть в этот самолет, если я не буду видеть вас. С вами я не смогу этого сделать. Поэтому самой большой поддержкой для меня станет, если вы поедете на эту свадьбу, а не ко мне в аэропорт. Чонин тогда точно ничего не заподозрит. — А что насчёт отсутствия твоей семьи? — Я думаю, отец уладит этот вопрос с Ким Юнсоном. Они не настолько близки, чтобы отец Чонина поднимал шум из-за отсутствия бывшего ректора Национального Сеульского, — усмехается Кёнсу. — Я думаю, Чонин даже не узнает об этом от отца. Остается только вам промолчать, пожалуйста. Ребята снова молчат, переглядываясь. Никто из них не хочет соглашаться с Кёнсу не провожать его, а с другой стороны, они прекрасно понимают чувства До. — Значит, просто молча сядешь на самолет и исчезнешь? — спрашивает в тишине Чондэ. Кёнсу с самого начала, как он произнес то, что не собирается ничего Чонину рассказывать, чувствовал это напряжение Кима. Но Кёнсу делал вид, что не замечает, потому что ему так было проще. Омега почти даже знал, что хочет сказать ему друг. — Да, — кивает омега. — Нам обоим так будет проще. — Не будет, — Чондэ редко когда бывает настолько серьезен, как сейчас. Он смотрит на Кёнсу своим долгим и проницательным взглядом, от которого у омеги по затылку ползут мурашки. — Чондэ, — хочет оправдаться Кёнсу, но Ким его снова перебивает. — Я не знаю ничего о ваших отношениях, Кёнсу, кроме каких-то сухих фактов. Но я точно знаю одно, когда ты находишь истинного, а потом он решает молча оставить тебя — это не самая приятная вещь. Ты разобьешь его, Кёнсу. Омега вдруг усмехается. В голову уже успел ударить градус от выпитых двух бокалов вина, так что Кёнсу куда более раскрыт на эмоции. — А он меня не разбивает, Ким Чондэ? Мой истинный женится на другом омеге, он объявляет его своим женихом на всю страну в день моего рождения, я читаю в чатах академии, как он гуляет с ним по парку за ручки. Он меня, по-твоему, не разбивает, чёрт возьми? А теперь ты хочешь сказать, что я ещё и должен смотреть на то, как он женится на другом? — Кёнсу тяжело дышит, глядя в глаза другу. Он зол, он выпускает пар, он слишком долго держал это всё в себе. — Я далеко не железный, Ким Чондэ. Да, я бываю не сильно эмоционален, но внутри меня так много всего происходит, настолько много, что мне легче промолчать об этом, чем подбирать слова для описания. Поэтому не говори мне про то, как это разобьет его. Если останусь или если расскажу ему о том, что вылетаю в этот же день, с ним могут случиться вещи похуже разбитого сердца. Его отец строит целые планы с корпорацией Бён, судя по всему. Неужели это понимаю я один? Кёнсу резко затыкается, откидываясь на спинку стула. Чондэ нечего возразить. Он только тяжело вздыхает. — Я просто не хочу, чтобы от сожалений того, что ты не сделал, тебе было ещё больнее, Кёнсу. — Я знаю, Чондэ, — шепчет Кёнсу. — Но благими намерения дорога… Сам знаешь, куда вымощена. Чондэ на это ничего не отвечает, а Лухан старается перевести тему в новое русло. Они в итоге всё-таки обещают Кёнсу не приезжать в аэропорт, и в эту ночь почти никто из них не спит. Только Минсок вырубается на кровати в обнимку с Луханом под утро, а Чондэ с Кёнсу продолжают сидеть за столом. Они так много всего вспомнили, так много смеялись, почти даже забыли на эти часы про то, что должно скоро произойти. Но время клонится к четырем утра, и Кёнсу так явственно начинает осознавать, что это его последние сутки в Корее. — Тебе лучше поспать, Дэ, — вдруг тихо говорит Кёнсу. — Сам же сказал, что на работу завтра. Чондэ улыбается, переводит взгляд на циферблат наручных часов. — Уже сегодня, — выдыхает альфа. — Ты ведь приедешь, когда малой родится? — А ты хочешь? — Кёнсу улыбается совсем ярко. — Ну, знаешь, Кёнсу, за одну вещь я всё-таки не поблагодарил тебя и Бэмби. С ним, наверное, возможность еще представится, но тебе хочу сказать до его рождения. Кёнсу немного удивлен, но слушает внимательно. Он даже успел протрезветь за это время, потому что две бутылки вина закончились ближе к двум ночи, а дальше они хлестали апельсиновый сок Минсока, которого было значительно больше вина, как оказалось. — Спасибо, что в тот день вы подтолкнули меня поехать в клинику. Потому что, наверное, без Лухана, который был так настойчив в попытках узнать, что происходит, и без твоих слов о том, что лучше жалеть о сделанном, я бы так и не решился. И сейчас бы, кто знает, мы бы не жили такой жизнью. Но мы женаты с Минсоком, и у нас будет ребенок — это практически всё, о чем я мог только мечтать. И я получил это благодаря вам тоже. Благодаря тебе. Кёнсу снова пробивает на слёзы. Он был так искренне счастлив за друзей и каждый раз, когда наблюдал их вместе, улавливал редкие моменты, когда Чондэ на публике ворковал над животом Минсока, в его душе разливалось небывалое тепло. — Не благодари меня за такое, Чондэ, — прошептал Кёнсу. — Ваши отношения и ваш малыш — это всё вы с Минсоком. А мы с Луханом просто оказали дружескую поддержку. Это и есть главная обязанность друзей, поэтому, не благодари. — Дружба — не обязанность, Кёнсу. Именно поэтому она такая прекрасная, когда она настоящая. Кёнсу согласен с Чондэ. Они молчат какое-то время, а потом вдруг Ким снова задает вопрос. — Кёнсу, можно кое-что спросить? — Да, — кивает омега. — Что будешь делать, если он приедет туда? Поедет за тобой, в Германию? Кёнсу удивлен. Он замирает, потому что никогда об этом не думал. — Он не приедет, Чондэ. — Но вдруг? — Нет! — восклицает Кёнсу, словно боится признать, что такой вариант возможен. — Не приедет. Он будет женат на другом человеке. Мы помучаемся какое-то время, и он, и я, а потом всё пройдет. Всё забудется. Мы не первые истинные, кто рвёт свою связь. — Ты всё ещё думаешь, что дело только в истинности, Кёнсу? — Не начинай, Дэ. Пожалуйста, не начинай эту тему снова. В голосе Кёнсу слышна дрожь и пробирающая до мурашек мольба. Чондэ тяжело вдыхает, отправляет в рот последний ролл, а второй толкает Кёнсу. — Съешь, — коротко говорит альфа, и Кёнсу улыбается. Делает, как говорит альфа, думая о том, что безмерно будет скучать по вот таким разговорам с Чондэ тоже. Ему слишком сильно будет не хватать друзей. Чонина целый день трясет. Чем ближе вечер, тем ему хуже. Он нервно поглядывает на циферблат своих наручных часов, пока помощники отца во главе с Хисоном и еще парочкой людей Бён Джунсо подробно рассказывают о том, какая в итоге будет церемония. Чонин не виделся с Бэкхёном в последние дни, потому что не положено по обычаям. Он уже выбрал себе костюм, даже получил написанную кем-то из помощников отца клятву. Чонин выучил её. Честно говоря, он не так сильно вникал в это всё, предоставив отцу, потому что ему эта свадьба была нужнее. Чонин же вел себя лишь как какая-то совсем незначительная фигура во всем этом и даже не хотел осознавать тот факт, что он, вообще-то, жених. — Чонин? — голос отца заставляет Кима остановиться посередине огромного холла. Альфа оборачивается, натыкаясь взглядом на старшего альфу, что стоит на балконе второго этажа. — Да, отец? — Ким в последнее время совсем паинька, он даже не пытается спорить с отцом. И Юнсон удивлен, однако совсем не подает вида. Только лишь внимательно наблюдает за парнем, и все его поведение списывает на мандраж перед предстоящей свадьбой. Помнится, Юнсон тоже в свое время сильно нервничал. — Ты куда-то собрался? — У меня мальчишник, — врёт Чонин, смотря на отца безразличным взглядом. Юнсону явно это не нравится. Он медленно спускается по большим лестницам, наконец оказывается перед сыном. — Мальчишник? Отпразднуй его по-тихому, Ким Чонин. Нам пьяные скандалы ни к чему. Чонин коротко усмехается. Отец так ничего и не понял про него. Для него младший альфа так и продолжал оставаться буйным семнадцатилетним Чонином, которого Юнсон заставал пьяного в стельку, точнее, его таким возвращали домой помощники отца. — Не будет скандалов, отец. Не волнуйся. Юнсон на это ничего не отвечает, и Чонин едва поклонившись старшему, разворачивается и идёт к выходу. И только у самой входной двери вновь слышит голос отца. — Церемония в одиннадцать, не опаздывай. Нам с утра ещё нужно сделать кучу дел. — Я помню, отец! Я не опоздаю, — спокойно отвечает альфа. Чонин сидит в машине, на подземной парковке одного из известных и дорогих отелей Сеула, и думает только о том, что ситуация у них и правда патовая. Кёнсу ни за что не стал бы звать его в отель, если бы не всё то, что творилось вокруг. Ким просто не хочет верить в то, что это их последняя ночь вместе, и думает, что сделает всё, чтобы убедить Кёнсу в обратном. Однако для этого ему нужно подняться к омеге, но он просто продолжает сидеть на месте. Не то чтобы Чонин боится… Просто всё это так странно. Завтра у него свадьба с тем, к кому он не чувствует ничего, кроме дружбы, а сейчас он должен подняться и провести ночь со своим любимым омегой. Чонин не так себе представлял день своей свадьбы, но он быстро напоминает себе, что это ещё не конец. Альфа без труда находит нужный этаж и нужную дверь. Стоит с секунду, поглядывая на часы. Он опоздал минут на пятнадцать, и Кёнсу, наверное, уже ждёт его. Сердце в груди стучит так бешено, однако парень всё же вставляет ключ-карту в замок, слышится тихий щелчок, и альфа толкает коричневые двери с золотой ручкой. Кёнсу дергается, вскакивая с кресла, на котором сидел, когда слышит, как открывается входная дверь. Номер огромный, это люкс, так что у него есть три большие комнаты и даже балкон, с которого открывается вид на огромный Сеул и реку Хан. Кёнсу сидит в гостиной и буквально не знает, куда себя деть, когда слышит шаги Чонина. Альфа безошибочно идёт к нему, застывает в дверях. Они смотрят друг на друга несколько секунд, словно видятся впервые. Кёнсу отчетливо видит, как расширяются зрачки альфы, как он жадно вдыхает аромат вишни, которым уже успел пропитаться весь номер. У Кёнсу течка, и он не пил совершенно никаких таблеток. Пахнет так, что в пору сойти с ума. Чонина перемыкает в секунду. Он сжимает кулаки, сдерживаясь, чтобы не наброситься на омегу, потому что с этим влечением, с этой дрожью он справиться не способен. Ещё вчера, даже находясь дома, альфа снова чувствовал аромат вишни, прекрасно понимал, что у Кёнсу началась течка. Или должна начаться. И вот теперь он стоит в нескольких метрах от омеги, чувствует этот сводящий с ума концентрат и понимает, что его запах усиливается тоже. Гранат всё гуще, горчит так сильно, что сводит скулы. — Ты пришёл, — шепчет Кёнсу. — Ты в таком состоянии один сюда приехал? — Чонин понимает, что задаёт этот вопрос неожиданно, хотя, наверное, не об этом должен говорить. Но именно этот факт беспокоит его больше всего. — Всё усилилось только сейчас, только ты чувствуешь меня так, — тихо говорит Кёнсу. — Больше никогда, — в голосе Чонина звучит сталь. Он делает шаг вперёд, вновь останавливается почему-то, продолжая сжимать кулаки. Внутри разгорается опасный пожар, но альфа всеми силами сдерживает этот огонь. — Такое не делай, Кёнсу! Слышишь меня? Ты мог просто позвонить мне. Кёнсу чувствует, как дрожат ноги. Чем ближе альфа, тем острее все чувства. Физиология не дремлет, гранат раздражает каждый мельчайший рецептор в организме Кёнсу. — Ты был занят, я не хотел отвлекать. Чонин делает ещё один шаг. Теперь Кёнсу слишком хорошо видит, как вздымается широкая грудь под чёрным пальто. Чонин в такого же цвета рубашке, с расстегнутыми верхними пуговицами. Кёнсу опускает взгляд, натыкаясь на массивные наручные часы, венчающие жилистое запястье. Длинные ноги облачены в классические брюки, и Кёнсу думает, что Ким, вероятно, был сегодня в офисе. Они не переписывались целый день. Кёнсу тоже трясло. — Кёнсу, — выдыхает Чонин. Альфа смотрит в шоколадные глаза, следом опускает взгляд на тонкую шею. Кёнсу в халате, у него чуть влажные волосы, потому что он, видимо, даже в душ успел сходить. Запа́х халата чуть открывается, оголяя кусочек груди омеги, выемку грудины, острые ключицы. У Чонина последняя фаза сумасшествия, что подбиралось совсем медленно. Кёнсу просто смотрит, а у альфы уже твердеет член в штанах, и это, чёрт возьми, говорит так много об их чувствах, истинности, сексе. Чонин тянет омегу к себе за пояс халата. Тот, естественно, завязан не столь крепко, чтобы выдержать такие потрясения. Так что он развязывается в секунду. Кёнсу чуть дрожит, не поднимает взгляд на Чонина, а альфа, наоборот, смотрит сначала на овальный пупочек, который первым ему открывается. Потом выше, до линии грудных мышцы, Чонин всё ещё не видит соски омеги, сокрытые краями халата. Наконец, взгляд альфы останавливается на любимых пухлых губах. — Су, — шепчет Чонин, тянет Кёнсу к себе. Под халатом обвивает одной рукой тонкую талию, другой касается гладкой щечки и целует. Совсем нежно сначала, невесомо, словно хочет показать, как сильно ценит и дорожит этой секундой. Он целует так, словно Кёнсу хрустальный, ещё более хрупкий, чем хрусталь. Кёнсу приоткрывает губки, упираясь ладошками в крепкую грудь. Ему так нравится контраст того, как кашемир трется об его голую кожу, и в то же время гранатовые губы такие нежные, соприкасаются с собственными губами Кёнсу. Омега дрожит. Вишня взрывается ароматом, у парня подгибаются ноги, потому что он возбуждается с чудовищной скоростью. Чонин издаёт тихий рык и теперь обвивает лицо омеги двумя руками. Теперь Ким целует в своей манере, властно, страстно, глубоко. Ему хочется как можно больше этой вишни, хочется её всю, но Кёнсу нельзя съесть. А у Чонина, тем временем, сдвиг по фазе. Халат сползает с покатых плеч в секунду. Кёнсу тянет Чонина куда-то, очевидно, в спальню. Они даже не включают свет, оказываясь в просторной комнате, где нет ничего лишнего. Только огромная двуспальная кровать и бесконечно огромные витражные окна напротив. В них мерцает вечерний зимний Сеул, и этого света обоим достаточно, чтобы различать эмоции друг друга. До без слов толкает альфу к кровати, заставляя усесться на неё. А сам подходит к нему вплотную, оказываясь между разведённых ног. Чонин смотрит на парня снизу вверх, рассматривает его обжигающим взглядом. Ему хочется прямо сейчас подмять Кёнсу под себя, впиваться зубами в его шею, ласкать языком набухшие соски. Но Чонин почему-то тянет. Ему нравится смотреть на такого полуголого Кёнсу, который открыт перед ним, словно сдаётся в плен. Без лишних слов, он негласно разрешает Чонину сделать с ним всё, что альфе вздумается. И от этого осознания альфу ведёт так круто. Кёнсу зарывается пальчиками в волосы, откидывая назад челку. Чонин улыбается, тянет До к себе и целует его живот. У омеги снова ноги дрожат, но на этот раз сильнее. Он хватается за плечи Чонина, прикрывает глаза, едва закусывает нижнюю губу. Чонин оставляет нежные поцелуи по всему его животу, опаляет дыханием пупок. Он подцепляет резинку нижнего белья омеги, а потом медленно тянет вниз. Кёнсу открывает глаза, встречаясь с безумием в глазах альфы, замирает. Сердце колотится в груди как бешеное, и Кёнсу чувствует, как по внутренней стороне бедра бежит липкая дорожка. Чонин тоже это понимает, течка набирает обороты, у обоих от этого сносит крышу. Ладони альфы ползут вниз. Чонин наклоняется, целует выпирающие тазовые косточки, а затем и розовую головку вставшего члена омеги. Кёнсу издаёт протяжный скулёж, даже толкается вперёд, когда Чонин дразнит чувствительную плоть кончиком языка. Но в секунду всё это исчезает, а ладонь альфы теперь сжимает аппетитные округлые бёдра, переходит на внутреннюю сторону. Кёнсу невольно зажимает руку альфы, а Ким усмехается. Вторая ладонь сжимает ягодицу Кёнсу до легкой боли, и До тут же выпускает ладонь Чонина. Она вся в смазке омеги блестит. Кёнсу трясёт, он смотрит на то, как альфа подносит руку ко рту, облизывает два пальца. — Что ты делаешь? — хрипит Кёнсу. Он больше не в состоянии стоять, что Чонин понимает слишком хорошо. Тянет парня к себе, заставляя оказаться на сильных бёдрах. Они каменные, прямо как стояк Чонина, который Кёнсу чувствует под собой слишком хорошо. Дорогие брюки заливаются смазкой омеги, а Чонин снова облизывает пальцы. — Ты хоть знаешь, какой ты вкусный, До Кёнсу? — шепчет Чонин. — Я думаю, ты и понятия не имеешь. Сладкий. Вишневый. Мой. На последней фразе альфа впивается поцелуем в губы Кёнсу. И До охотно отвечает. Член стоит так крепко, трется о холодный металл бляшки ремня Чонина, заставляя мурашки бегать по коже Кёнсу. Омега сплетает язык с языком Кима во рту, а его руки моментально стягивают пальто с крепких плеч. Кёнсу надоело быть единственным раздетым в этой комнате, хотя он соврёт, если скажет, что ему не нравился жадный взгляд Чонина. Ким поддаётся, давая снять с себя верхнюю одежду. Кёнсу едва улыбается кончиками губ, когда оказывается, что под пальто рукава рубашки Чонина закатаны по локоть, и теперь омега четко видит набухшие дорожки вен. Чонин прижимает До ещё ближе, касается теперь губами соска омеги, лижет самый кончик, а потом втягивает, цепляя напоследок зубами. Разряды тока берут забег по телу Кёнсу, дрожь пробирает от макушки до пят, и омега невольно елозит на паху альфы. Чонин переходит на второй сосок, но и первый не оставляет в покое, теперь уже сжимая подушечками пальцев. До стонет, протяжно, громко, откидывает голову назад, ближе прижимает Чонина к собственной груди, давя на его затылок. Ким усмехается. В секунду он опрокидывает омегу на подушки, заставляя ойкнуть. Кёнсу иногда чувствовал себя так, словно победил гравитацию. Оказываясь в руках Чонина, он менял свои положения в пространстве слишком быстро. Ким нависает над омежкой, смотрит прямо ему в глаза, а потом медленно наклоняется к приоткрытым пухлым губам. Стройные ноги парня под ним разъезжаются в стороны, и Чонин не теряет времени. Подхватывает правую под коленкой, тянет к себе ещё ближе. Они целуются долго, как и всегда, Чонин ни на секунду не упускает инициативу. Кёнсу думает, что ему сегодня не светит даже маломальское доминирование, потому что Ким, очевидно, окончательно отключил разум, оставляя только инстинкты. Альфа едва отклоняется от Кёнсу, когда они разрывают поцелуй. Выпрямляется, потянувшись к пуговицам собственной рубашки, и Кёнсу наблюдает за ним из-под полуприкрытых глаз. Сильные руки расстегивают первую пуговицу, Чонин едва закусывает губу, глядя на распаленного Кёнсу, что подгибает ножки в коленях. Теперь альфа видит чуть больше, и ему так хочется наплевать на рубашку, прямо сейчас взять Кёнсу, входя в жаркое тело до упора, но Ким держится. Однако пальцы совсем не слушаются, потому что парень не может оторвать взгляда от тонкого тела перед собой. Кёнсу усмехается, прекрасно замечая состояние альфы, поэтому медленно приподнимается, садясь перед Чонином. Он подгибает ноги под себя, выпрямляется, стоя на коленях, перехватывает большие ладони. — Давай я, — шепчет омега, а Чонину больше нечего сказать. Он замирает, когда нежные ладошки отрывают его пальцы от несчастных пуговиц. Кёнсу прижимается ближе, опускается к подбородку Чонина. Белоснежные зубки цепляют кожу альфы, на которой под вечер едва пробивается щетина. Кёнсу вдруг осознает, что никогда не видел альфу с щетиной, и ему было бы интересно посмотреть. Но он отвлекается от этой мысли, когда Чонин едва издает тихий стон, откидывая голову назад. Омега опускается ниже, целует смуглую кожу шеи, оставляет небольшие засосы, возвращается к дергающемуся кадыку и снова смыкает на нем зубы. Чонин рычит, хочет снова подмять омегу под себя, но Кёнсу давит ему на плечи. Он хочет закончить хотя бы это, поэтому опускается ниже, начинает расстегивать одну пуговицу черной рубашки за другой. Ткань шелестит в тишине, перебиваемой только вздохами Чонина и звуками поцелуев Кёнсу, омега улыбается сам себе, когда чувствует всю уязвимость альфы. Чонин тоже сейчас не в силах сопротивляться Кёнсу, он буквально сходит с ума под его нежными поцелуями, он рассыпается на части, просто потому что это До Кёнсу. И омега так отчетливо это чувствует в нём, что самому становится не по себе. На самом деле, ноги уже давно ватные, хочется большего, потому что внизу живота начинает появляться боль. Организм требует альфу, но сегодня До очень не хочет спешить. Это буквально его последний шанс показать Чонину все свои чувства, раскрыться ему полностью, без слов признаться в любви. Поэтому До наслаждается каждой секундой. Тонкие пальчики расстегивают пуговицу за пуговицей, а Кёнсу опускается поцелуями на грудь альфы, стаскивая с широких плеч рубашку. Чонин стонет теперь в голос, когда приходит очередь омеги ласкать его соски, альфа зарывается ладонью в макушку До. Вишня бежит по венам, распаляет так сильно, а Кёнсу усмехается, возвращаясь обратно к губам альфы. Он целует его, сплетая их языки, пока рука омеги ползет ниже по накачанному торсу, сжимает член сквозь слои одежды. — Су, — хриплый стон срывается с губ Чонина, и Кёнсу улыбается теперь ярче. Цепляет зубами его нижнюю, кусает до боли, зализывает укус. Его руки оглаживают низ живота альфы, там, где тонкая дорожка из волос от пупка тянется вниз. Чонин дышит совсем часто, широкая грудь вздымается высоко, пока руки Кёнсу ловко развязывают его ремень на брюках. Щелкает цельная бляшка, омега улыбается в поцелуй альфе, ловко расстёгивает его брюки. Кёнсу действительно стал другим в постели, Чонин вдруг ясно это осознает, когда чувствует, как тонкие пальчики обхватывают его член, предварительно стянув с него белье. Кёнсу ласкает орган альфы, глядя прямо ему в глаза, и Чонин не выдерживает. Его терпение и так било все рекорды, так что он перехватывает ладонь омеги, снова опрокидывает его на подушки. Оба запястья До оказываются в одной ладони Кима, он впивается поцелуем ему в губы, срывает громкий стон. Кёнсу улыбается, когда Чонин сжимает его бедра, а потом большие ладони устремляются вверх по внутренней стороне, собирают вишневые дорожки. Простыни под омегой сыреют, и Чонин больше не в силах сдерживаться. — Всё хорошо? — тихо спрашивает альфа, приставляя головку члена к пульсирующей дырочке. Кёнсу елозит под ним, пытается прижаться ближе, в итоге трется собственным членом о низ живота альфы. — Еще чуть-чуть — и мне станет очень больно, так что не тяни, — шепчет в губы альфы До, и Чонин входит в омегу, разом, на всю длину. Они стонут в унисон, потому что это просто невозможно держать в себе. Кёнсу тянет Чонина ближе, обвивая руками его плечи, заставляя почти улечься на себя. Он так крепко сжимает его внутри себя, словно боится, что Ким исчезнет. Чонин в последний момент успевает себя удержать, но все же сдается, ложится на омегу, потому что хочет чувствовать его кожа к коже. Он сходит с ума от узости Кёнсу, от жарких стенок, что сжимают твердый член, от вишни, что пропитывает его от макушки до пят. Чонин едва отстраняется от омеги, выходит наполовину, а потом снова толкается. Кёнсу стонет, отпускает плечи Чонина, кусает пухлые губы, прикрывая глаза. Ким сжимает аппетитные бедра, хочет быть глубже в омеге, но он и так толкается до упора. Альфа перехватывает ноги До под коленками, рывком тянет Кёнсу ближе, поднимая согнутые ножки выше. Кёнсу чертовски гибкий, хотя, кажется, особо никогда спортом не занимался, и Киму это так нравится. Просто природная пластика омеги, которую, он, вероятно, и сам никогда в себе не замечает, но каждый раз Чонин осознает, что никогда не встречал таких, как Кёнсу. Соблазнительных просто по факту рождения, а не потому что они стараются быть такими. Угол меняется, и теперь Кёнсу стонет громче, вероятно, и сам от себя такого не ожидает. Такую позу они с Чонином пробуют впервые. Альфа буквально насаживает его на член, удобно сжимая аппетитные ягодицы. Теперь он входит до самого упора, и Кёнсу ловит цветные мушки перед глазами. Его тело настолько привыкло к Чонину, что реагирует на каждое его малейшее движение. Киму даже не пришлось его растягивать, потому что Кёнсу готов к нему, создан для него каждой своей клеточкой. Омега хочет попросить, чтобы Чонин ускорился, но альфа словно читает его мысли по одному только взгляду. Толчки становятся интенсивнее, быстрее, буквально достигая своего пика. Стоны Кёнсу мешаются со стонами альфы, со звуком громких шлепков, потому что в такой позе всё действительно чувствуется острее. Чонин вдруг поворачивает его чуть набок, отодвигая одну ножку вперед. Кёнсу круто выгибается, когда альфа входит в него под новым углом, прямо сходу достает комка нервов внутри чувствительного тела. Чонин целует плечо парня, пара толчков, и омега кончает с громким криком. Ким выходит из До в последний момент, сперма оказывается на медовых бедрах, стекает к самым ягодицам омеги. Чонин едва сдерживается от глубокого укуса в тонкое плечико, клацая зубами у самого уха парня. Он валится на Кёнсу, потому что оргазм слишком бурный, яркий, даже разрушающий. До почти ничего не соображает, лежа с закрытыми глазами, он только льнет ближе к Чонину, когда парень скрепляет их руки в замок. — Так вот почему ты всегда хотел на большую кровать, — шепчет вдруг в тишине Кёнсу, когда они едва приходят в себя. Чонин хрипло смеется, смотрит в глаза парня. — Это только начало, До Кёнсу, — проговаривает Ким, и омега усмехается, обвивая его плечи руками, тянет к себе. — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо, Чонин-а, — шепчет Кёнсу, и у альфы в глазах расцветает что-то невероятное. Он снова целует Кёнсу, совсем нежно, а потом переходит на его шею, щекочет дыханием, на что До тихо хихикает. — Когда ты меня так называешь, я готов на всё что угодно, — выдыхает альфа. — Так нравится? — усмехается Кёнсу, ловит лицо парня в свои ладони, долго смотрит в карие омуты. — Чонин-а. — Невозможный. Чонин снова не способен себя сдерживать, его захлестывает небывалая волна нежности и трепета, и он хочет всё это отдать Кёнсу. Ему даже ничего не нужно взамен, ему хватает только того, что До позволяет делать с ним всё это. Целовать пухлые губки, наслаждаясь вишневым вкусом, дышать запахом его волос, останавливаясь где-то за ушком, кусать его, ловя тихие вздохи. Чонин целует лицо Кёнсу, щёки, нос, лоб, маленький подбородок. А потом снова возвращается к его губам. До смеется едва, потому что ему хорошо, местами щекотно, ему так нравится таять под поцелуями Чонина. Он чувствует, как сердце отзывается на этого альфу, хочет вырваться из грудной клетки, чтобы парень окончательно присвоил его себе. Хотя, казалось бы, куда уж больше. Но похоже, До и сам не понимал, как сильно был влюблен в этого человека, у этого чувства буквально не было пределов. Они оба не видели его берегов, прямо, как у океана, когда впереди только бесконечный горизонт и синие глубины. Где-то стоит штиль, где-то бушует буря, где-то легкий бриз, но так или иначе, всё это одно. Топящая и бесконечная любовь, которая накрыла их обоих с головой. — Давай поедим, пока снова не началось, — выдыхает Кёнсу. Он прекрасно знает, что это только начало, и чем дальше, тем сильнее их будет сносить обоих. Пока возбуждение отступило, но впереди была целая ночь, и прямо сейчас она казалась омеге просто бесконечной. — Давай, — соглашается Чонин, встает с места, натягивая белье. Кёнсу усмехается, сползая с кровати вслед за альфой, наклоняется прямо перед ним, подбирая с пола рубашку парня. Чонин замирает, едва выгибая бровь, смотрит на действия омеги. — Ты же не против, да? — Кёнсу хитро улыбается, надевает рубашку, застегивая только нижние пуговицы. Она большая омеге, доходит почти до середины его бедра, а рукава и вовсе полностью скрывают хрупкие ладошки. Кёнсу чертовски сексуальный сейчас, и Ким не сдерживается. Чонин медленно подходит к омеге, нависая над ним как скала, а потом целует. — Тебе идет, — шепчет альфа, получая еще одну солнечную улыбку, когда они разрывают поцелуй. — Что ты будешь есть? — Пойдем, почитаем меню, как считаешь? — улыбается омега, заставляя Чонина хрипло рассмеяться. Им доставляют вкусный ужин прямо в номер. Чонин тихо спрашивает у работника room service о стоимости, но парень дежурно улыбается альфе и отвечает, что всё входит в счёт номера, и надо узнавать по этому поводу у администратора. Ким благодарит парня, ждёт, пока тот накроет на стол, а потом, когда провожает, едва хмурится. Он совершенно не намерен проводить эту ночь за счёт омеги, так что ему нужно у него всё осторожно узнать, но как сделать это наиболее тактично, альфа не приложит ума. Ему вообще интересно, как Кёнсу организовал все это. — Су, — Чонин зовет парня, который выходит из спальни, увлеченный телефоном. Кёнсу едва хмурит брови, что-то увлеченно печатает в телефоне, высунув язычок. Чонин зависает, потому что омега сейчас выглядит просто невероятно. Такой сексуальный и уютный, обернутый в рубашку самого альфы. — Кёнсу? — Секунду, Чонин, — омега улыбается, когда парень всё-таки подходит к нему, а большие ладони устраиваются на талии. Чонин чуть толкает Кёнсу вперед, в сторону накрытого стола, зарывается носом в копну его волос. — Чони-ин! — последнее До говорит немного в капризном тоне. — И кому ты там строчишь так усердно? — тихо спрашивает парень, усаживая омегу на стул. Кёнсу наконец заканчивает, отставляя в сторону телефон. Он смотрит на Кима, который устраивается напротив него, открывает шампанское. И тоже весьма легко, без летающих по комнате пробок и разливающейся пены. Кёнсу нравится аккуратность Чонина в таких вещах. — Лухану, — улыбается омега. — У него дилемма. — Какая? — Чонин снимает с блюд клош, отставляя их на передвижной столик рядом, что оставил официант. — Да не особо важно, — едва улыбается кончиками губ Кёнсу. Он отводит от альфы взгляд, притягивая к себе сначала стакан с водой, делает короткий глоток. На самом деле, До снова врёт Чонину. Ему писал не Лухан, а папа, скинул билеты и обговаривал время, к которому Кёнсу должен приехать домой. Сегодня Кёнсу перевёз из академии все вещи, забрал последние документы и был сильно рад, что Чонина там не было. Альфа, очевидно, был занят подготовкой к свадьбе, хотя ничего Кёнсу не рассказывал. — Твои друзья знают, что ты здесь? — Они думают, что я уехал домой, — едва улыбаясь кончиками губ отвечает Кёнсу. — Мясо вкусное? — Давай попробуем, — пожимает плечами Ким. Кёнсу разрезает свой кусок, отправляя небольшую порцию себе в рот. — Почему ты не сказал им? Омега замирает, думая, что ответить Чонину. Он и правда ведь ничего и никому про эту ночь не рассказал и не собирался. — Потому что никто не должен знать, что ночь перед свадьбой ты проводишь с другим омегой, не так ли? — Кёнсу поднял взгляд на альфу, а тот замер, тяжело вздыхая. — Ты не «другой» омега, ты мой омега, Кёнсу. — Не начинай, — тихо шепчет До. — Прошу тебя, давай как в тот день, в Пусане, просто забудем о происходящем. Чонин тяжело вздыхает. Он знает, что если продолжит дальше давить, то сделает только хуже. Испортит всё совершенно, поэтому он молчит. Он еще скажет всё Кёнсу, надо только подождать, найти удобный момент. Сейчас омега был совсем не настроен на подобное. — Хорошо, — кивает альфа. — Разве я хоть когда-то мог тебе отказать? Кёнсу улыбается, совсем ярко, словно солнышко. — Ну, часто отказывал, когда я просил не лезть ко мне. Помнишь? — Ты жалеешь? — усмехается альфа, жует кусок стейка, который оказывается очень даже вкусным. — Я должен сказать да, но это будет неправдой, — совсем тихо выдает Кёнсу, опуская взгляд на свою тарелку. Он, кажется, даже краснеет. Чонина неимоверно умиляет эта картина. Смущенный Кёнсу — большая редкость, так что альфа не может сдержать своего умильного смеха. — Почему ты смеешься? — Потому что ты невероятно милый, когда смущаешься. — Ничего я не смущаюсь, — бурчит омега и краснеет ещё больше. Чонин взрывается хохотом. Кёнсу тяжело вздыхает. — Перестань, Ким Чонин! — Перестаю, — улыбается альфа. — Но ты же понимаешь, что меня не обманешь? Я чувствую тебя слишком хорошо, До Кёнсу. — Тогда ты тоже должен понимать, что у меня не остались вещи, которых я смущаюсь с тобой. Чонин усмехается, а потом едва выгибает бровь, чувствуя, как ножка омеги касается его голени под столом. Кёнсу ведёт ступней вверх, благо, столик не такой большой, а ноги Ким Чонина очень длинные, так что Кёнсу не приходится сильно тянуться. Альфа едва сжимает вилку в руке, когда нога омеги проходится по внутренней стороне его бедра. — До Кёнсу, — хрипит Чонин. — Ты что делаешь? — А что я делаю? — Кёнсу улыбается так невинно, округляя свои совиные глазки, и Чонин почти готов ему поверить. Даже при том, что альфа прекрасно знает, что прямо сейчас чувствует именно ногу Кёнсу в опасной близости от паха, он все равно готов поверить До, если омега скажет, что совсем ни при чём. Чонин так резко осознает, что пропал в этом человеке слишком сильно, но ему ничего не хочется делать. Он доверяется Кёнсу на сто процентов. — Ещё движение, Су, и мы точно не будем есть, — Чонин тяжело дышит, глядя в глаза омеги, который теперь улыбается так хитро и ярко. Кёнсу сделал шалость и доволен собой, прекрасно видя, как остро на все реагирует Чонин. Такой большой и сильный альфа, оказывается, бывает так уязвим, когда дело касается его маленького и хрупкого омеги. Кёнсу отстаёт от Кима, и они даже спокойно едят какое-то время, перебрасываясь редкими фразами. Кёнсу не успевает следить за временем, потому что ему совсем не хочется. Он полностью поглощен Чонином, своим состоянием, их смешавшимися запахами. Кёнсу хочется пропитаться ими навсегда, чтобы потом у него осталось хоть что-то от этих дней, часов, минут. — О чём задумался? — Чонин подходит к омеге со спины, пока тот стоит в спальне у больших окон. Альфа был в гостиной, что-то там обговаривал с сотрудником room service, который пришёл убрать со стола, а также принёс новое постельное белье. Кёнсу даже не знал, что Чонин заказал нечто подобное, но они буквально за несколько минут всё быстро поменяли. И теперь Чонин с Кёнсу снова остались вдвоём, в огромном люксе, с видом на ночной Сеул. — Ни о чём, — шепчет Кёнсу, едва улыбается, когда Ким окольцовывает тонкую талию. Он прижимает хрупкую фигуру к себе, и До так нравится чувствовать каменную грудь альфы спиной. Ему так тепло в этих объятиях, неимоверно хорошо. — Я сегодня выбрал не думать. Чонин ничего не отвечает, только целует До в макушку. Кёнсу нравится этот уют между ними, и он так любит, когда Чонин такой. Просто обнимает его, просто целует, прижимает к себе, согревает. До поворачивается в кольце рук, встаёт на носочки, пытаясь дотянуться до губ альфы. Он обхватывает красивое лицо и долго смотрит в карие глаза, которые в полутьме кажутся чёрными. — Как думаешь, Чонин, почему судьба нас всё-таки свела? — вдруг спрашивает До. В его глазах так много всего, и Чонин замирает. Там, в глубине омутов Кёнсу, и боль, и любовь, и грусть, и горечь. Чонин знает, что причиной всему этому является сам. — Потому что так нужно было. Мы должны были встретиться? — Из-за истинности? — Не думаю, что дело только в истинности, — пожимает плечами альфа. — Просто, так нужно, чтобы в мире был баланс. Понимаешь? Мы слишком друг другу подходим, чтобы не встретиться и не… Чонин замолкает в последний момент, а Кёнсу едва улыбается грустно, обнимает Кима, кладёт голову ему на плечо. — Я знаю, что ты просил не поднимать эту тему, но пожалуйста, Су, выслушаешь меня сейчас? Я прошу тебя, — Чонин говорит спокойно, поглаживает омегу по голове. Кёнсу молчит, прячет носик в изгибе шеи, вдыхает гранат, смешанный с вишней. Чонин думает, что молчание — знак согласия, так что собирается с духом, чтобы сказать то, что так давно хотел. — Ты написал в том письме, что это наша последняя ночь, а с завтрашнего у нас больше не будет прежних жизней, и я просто хотел сказать тебе, что это не важно. Не важно, какая будет жизнь, Су, то, что я чувствую к тебе никогда не поменяется. Понимаешь? Я знаю, что тебе сложно верить во всё это, учитывая ситуацию, но я правда сделаю всё, чтобы оправдать твоё доверие. Я не подведу тебя, и я согласился прийти только потому что ты попросил. Но я пришёл не потому, что считаю эту ночь последней в нашей жизни. У нас будет много таких, ещё больше прекрасных, потому что пока ты мне веришь, пока смотришь на меня этими глазами, я буду готов мир перевернуть. Слышишь? Поэтому, прошу тебя, не уезжай. Я всё решу, Кёнсу. Ничего из того, что произойдёт завтра не изменит главного — моих чувств к тебе. И пусть ты не разрешаешь мне сказать это напрямую, но я знаю, ты чувствуешь всё. Ты просто не можешь не чувствовать, ведь так? Кёнсу трясёт. Его крупно трясёт в объятиях Чонина, и он просто не может ничего с собой сделать. До не может остаться, как бы он ни хотел, он не сможет остаться. И сейчас Кёнсу боится смотреть Чонину в глаза, потому что слишком хорошо знает, как много он в этих глазах увидит. Буквально всё то, что чувствует сейчас будет там, в этих глубоких глазах Чонина. Там всегда столько разного, столько обожания, любви, нежности, мольбы, что Кёнсу не выдержит. Он уже не выдерживает. Омеге ничего не остаётся, кроме как впиться глубоким поцелуем в гранатовые губы. Кёнсу не отвечает Чонину, просто потому что не может собрать себя в кучу. Он не хочет ему врать, но и сказать правду не в силах. Поэтому До выбирает поцелуй, страсть, переключает тумблер этой поглощающей тоски и чувственности на собственное возбуждение. Течка снова даёт о себе знать, у омеги закручивается знакомый узел внизу живота от слов альфы, от его объятий, от его запаха. В Кёнсу так много чувств, что всё-таки из больших глаз падает слеза, мешаясь в их поцелуе. Чонин хочет оторваться и посмотреть на До, но омега ему не даёт. Прижимает ближе, целует глубже, даже едва стонет в поцелуй. Ким не может не повестись на это, не может устоять, особенно когда омега ползёт пальчиками по голому торсу. Чонин дёргается, когда Кёнсу ловко развязывает узел его халата. Тонкие пальцы пробегаются по стволу горячего члена, который откликается на это моментально. До едва ведёт вверх вниз по члену альфы, срывает с его губ тихий вздох, а следом цепляет нижнюю зубами. Чонин делает шаг вперёд, прижимая Кёнсу лопатками к стеклу, и До так нравится это. Альфа тяжело дышит, глядя в глаза омеги, который просто смотрит на него в ответ и совершенно ничего не делает. Ким пытается осознать, что Кёнсу понадобилось ровно два касания, один поцелуй и один невинный взгляд из-под пушистых ресничек, чтобы альфе сорвало чеку. Вишня такая концентрированная, природа вновь напоминает о себе, а член стоит колом и просит разрядки. И пока Чонин думает о том, как именно хочет Кёнсу: прямо тут у окна, сзади или спереди, или там, на кровати, Кёнсу делает то, что срывает Киму все заслонки. Омега начинает медленно расстегивать пуговицы чёрной рубашки, скидывая её себя. Ткань легко скользит по покатым плечам, оказываясь на полу. Парень ведёт пальцами по собственной груди, цепляет подушечками набухшие сосочки, и когда Чонин тянет к нему руки, вдруг резко падает на колени перед альфой. Кёнсу смотрит на него снизу вверх, едва облизывает губы, и вся его поза такая преданно-покорная, со сложенным на округлых коленках ладошками, что у альфы стягивает внутри. Кёнсу самый настоящий бесёнок, вырвавшийся из глубин удовольственного ада, такого, какое в раю и не снилось никому. Ким соображает чертовски туго, у него плывет перед глазами, мозг выдаёт только одну версию происходящего, но Чонину она кажется слишком невероятной. И не важно, что Кёнсу уже делал это, и не важно, что даже повторял, сводя альфу с ума. Второй раз был пару недель назад, в комнате у Чонина, и, надо сказать, Ким кончил даже быстрее, чем тогда, в машине. — Кёнсу? — всё-таки хрипит альфа. — Что ты делаешь? — Минет, — обыденно сообщает Кёнсу, едва усмехаясь. — Не хочешь? Или снова не можешь поверить? В интонациях Кёнсу слышатся насмешливые нотки. Чонин с запозданием понимает, как легко раскусил его До. Да, Чонин действительно каждый раз не верит в то, что именно Кёнсу делает ему минет, именно своими прекрасными губами, ласкает его член именно своим юрким язычком. — Это не обязательно, Су, — шепчет Чонин, но его голос от возбуждения и волнения становится ещё ниже. И До обожает эту кондицию Чонина, она возбуждает его самого так, что хочется сойти с ума. Кёнсу обожает этот момент, когда собственный член стоит, когда смазка льётся по бёдрам, а он сам касается твёрдого органа альфы, чувствуя рельеф вен. Тонкие пальчики пробегаются по крепким бёдрам, дыхание Кёнсу опаляет низ живота альфы. Су снова целует под пупком, обводит его языком и ведёт кончиком носа вниз, по дорожке волос, вдыхая гранат как можно глубже. У Чонина сводит скулы от происходящего, он действительно дрожит как осиновый лист, пытается взять себя в руки, но это невозможно. Он капитулирует перед Кёнсу. — А что делать, если мне это нравится? — едва улыбается До, и прежде чем альфа успевает переварить это предложение, наклоняется губами к розовой головке. Чонин срывается с первого же касания. Роняет тихий стон, опирается руками об окно. Кёнсу округляет губы, вбирая в рот всю головку полностью. Он обводит её языком, смачивая слюной. Теперь у него опыта больше, теперь он знает Чонина лучше. Кёнсу сжимает мошонку альфы, пока пропускает орган парня дальше в жаркий и тугой ротик. Чонин стонет, даже шипит, но Кёнсу знает, что он от удовольствия. Омега чувствует на языке терпкий вкус граната и кожи альфы, и ему сносит крышу. Чонин не сдерживается, когда член почти весь пропадает во рту омеги. Он зарывается пальцами в волосы До, чуть направляет сам. Кёнсу делает всё медленно, ведёт вверх-вниз губами по стволу, помогает себе рукой. Ким дрожит, старается пока дать Кёнсу эту возможность, не толкаться вперёд, не ускоряться, потому что знает — До сделает всё сам и это будет лучше. Губы продолжают ласкать член, туго и жарко, до онемения пальцев на ногах, Чонину так хорошо. Его простреливает током, когда головка члена касается влажного неба, самым своим кончиком. Кёнсу стонет, посылая вибрации по всему стволу, и Чонин стонет тоже от этого. Теперь омега ускоряется, пропускает головку за щеку, и альфа старается не смотреть на маленький бугорок щеки, потому что знает, что вкупе с опухшими вишневыми губами эта картина точно сведёт его с ума, но не сдерживается. Чонин стонет ещё громче, он ближе прижимает Кёнсу к себе и все-таки толкается ему навстречу. Там, внизу, так жарко, так узко, так нежно и чувственно. У его ног сидит До Кёнсу, выгибается до предела, настолько, что Чонин видит все его позвонки, на которые натягивается почти прозрачная кожа. За спиной Кёнсу снежный Сеул тонет в огнях, которые бликами играют на коже омеги, делая её ещё более соблазнительной. У Чонина финишная прямая, потому что Кёнсу ускоряется, он впивается ноготками в бедра альфы, добавляя остроты ощущений. Они оба стонут в унисон, ещё одна вибрация бежит по члену Чонина, что пропадает меж губ Кёнсу. Кажется, омега действительно кайфует от того, что делает, едва прикрывая глаза. А потом тут же их распахивает и встречается взглядом с Чонином. Волна возбуждения простреливает так быстро, оргазм взрывается настоящим фейерверком, и Чонин запоздало осознает, что кончает прямо в рот Кёнсу. Омега глотает, всё до единой капли, смотрит на Кима снизу вверх своим чертовски покорным и в то же время совсем непокорным взглядом. Чонину так хорошо, что даже плохо от этого. Сильные ноги дрожат, и Ким понятия не имеет, как вообще держится. Особенно когда Кёнсу слизывает с уголка губ каплю слюны и спермы и снова смотрит в глаза альфы. Чонин тяжело дышит. В глотке самая настоящая раскалённая пустыня, которая не пропускает слюну. Она вся собирается во рту, и Чонин с трудом сглатывает. Кёнсу теперь не спрашивает, как было, он прямо сейчас в глазах Чонина читает, что было хорошо. Альфа улыбается, тянет Кёнсу к себе, и пока омега встаёт, успевает заметить капли смазки под ним на полу. — Спасибо, — хрипит Чонин. — И прости. — За что «прости»? — Кёнсу, кажется, искренне недоумевает, а Ким улыбается, наклоняясь ближе к губам, что только что сотворили с ним страшное. — За то, что не сдержался, — Чонин лижет опухшие, раскрасневшиеся до невозможного вишневые губы. На них слишком сильно горчит сейчас гранат. — Не извиняйся, — шепчет в ответ Кёнсу. — Ты тоже очень вкусный, Ким Чонин. Для Чонина эта фраза — словно контрольный в голову. Он тут же делает шаг вперёд, подталкивая омежку к стеклу, разворачивает лицом к панораме города. Кёнсу приоткрывает ротик, когда Ким целует его шею, обвивает ладонями его талию, поднимается вверх, оглаживая худые бока. Губы Чонина не останавливаются ни на секунду, целуют плечи, шею, за ушком, а потом альфа цепляет топорщащиеся сосочки, тянет, выкручивает, чуть до боли. Кёнсу стонет, громко, протяжно, зарывается рукой в волосы альфы позади и закусывает губу. Рука Чонина следует вниз по животику, который напрягается вслед за касаниями узловатых пальцев. Омега откидывает голову на широкую грудь, хватает ртом воздух, когда Чонин касается его члена. Кёнсу дышит тяжело, потому что альфа ведёт по стволу пару раз, Кёнсу хочется, чтобы было быстрее и резче, ему хочется кончить, но альфа не даёт. Усмехается, целует снова в мягкую щеку, ниже в шею, а потом чуть отходит назад. Он давит на поясницу омеги, заставляя его упереться ладонями о стекло и выгнуться. — Чонин, — Кёнсу думает, что альфа войдёт в него сейчас, но вместо этого парень падает на колени. До открывает рот в громком стоне, когда горячий язык касается его пульсирующей дырочки. Она выталкивает природную смазку, вишневую на вкус, и Ким слизывает её, а потом оглаживает языком мышцы. — Чонин, я… Зачем… Кёнсу перебивается на громкие стоны, а Чонин не прекращает сладкую пытку, продолжая зажимать член омеги у основания. Кёнсу невольно толкается в руку альфы, но Чонин в два счёта перехватывает другой рукой молочное бедро. Парню ничего не остаётся, кроме как выгнуться ещё глубже, открывая альфе больше обзора. У Кёнсу так сильно дрожат ноги, он беспомощно упирается в окно, которое стремительно потеет от горячего дыхания. У парня перед глазами мелькают мушки от этих ощущений, До концентрируется на мерцающих внизу огнях, но они все смазываются в итоге. Кёнсу стонет все громче, когда альфа лижет его промежность, сжимает рукой яички, а потом слегка кусает ягодицу. — Чонин, пожалуйста, — шепчет До, хочет сам прикоснуться к члену, но Чонин проталкивает язык глубже, а рукой начинает едва надрачивать омеге. Кёнсу ведёт не по-детски, он уже почти ничего не соображает и не понимает совсем, куда ему толкаться. И спереди, и сзади — Чонин. Кёнсу кончает с громким стоном, вскриком. Смазка растекается вниз по бёдрам, а Чонин встаёт с колен, придерживая омегу, который готов сползти вниз. До явственно чувствует стояк альфы, упирающийся ему в поясницу, но оргазм такой яркий, что он не сразу соображает. Чонин даёт ему время, мягко целует плечи, прокладывая дорожки поцелуев, а потом захватывает в плен губы. Кёнсу стонет, снова, так громко, что Чонин даже удивляется. Омега ведь только что кончил, Ким точно это видел, чувствовал. Однако Кёнсу выгибается, трется задницей о пах альфы. — Хочу тебя, — шепчет омега. — Глубоко. Альфа понимает, что простых ласк омеге недостаточно. Течка действительно набирает обороты, а омега настолько раскрыт перед Чонином, что выдаёт все свои эмоции прямо и честно. — Хорошо, — шепчет Чонин. В два счёта прижимает Кёнсу к стеклу грудью снова. На этот раз настолько близко, что соски парня напрягаются и становятся тверже от соприкосновения с холодным окном. Чонин снова беззастенчиво пользуется гибкостью омеги. Подхватывает одну его ножку под коленкой, давит на поясницу, заставляя выгнуться совсем чуть-чуть. Кёнсу снова упирается ладонями о стекло, а Ким входит в него совсем медленно. Так плавно, словно они делают это первый раз в жизни, словно у Кёнсу не течка. Эта медлительность убивает омегу, но в то же время он сходит с ума от плавности движений. От того, как твёрдый член проскальзывает внутрь, растягивая удовольствие. Кёнсу снова стонет, Чонин толкается вдруг резко, и омега настолько сейчас возбуждён и взбудоражен, что не может себя сдержать. Он громкий, он узкий, он жаркий. Он тает в сильных руках, толкается навстречу альфе, открывает ротик, жадно глотая воздух, в котором кислорода нет совсем. Только гранат и вишня, смешанные, сводящие с ума. Они заставляют тело гореть, дрожать, хотеть всё больше и глубже, до самого упора, до громких шлепков. Кёнсу забывается, просит только быстрее и ловит приходы от того, насколько хорошо Чонин знает его тело, его желания, его всего. Альфа действительно умеет сделать так, чтобы Кёнсу не помнил собственное имя, чтобы его ноги не держали его, чтобы он растворялся в этом круговороте чувств. Ким толкается еще парочку раз, а потом вжимает До в стекло перед ним, успевая выйти из омеги в последний момент. Он кончает на раскрасневшиеся ягодицы Кёнсу, и омега едва ли не падает, но Чонин его вовремя ловит. Кёнсу совершенно без сил, всеми конечностями он цепляется за альфу, обвивая крепкие плечи. Они лениво целуются, Ким улыбается, играясь волосами омежки. — Хочу в душ, — шепчет Кёнсу. — Хорошо, — кивает без слов Чонин, подхватывая парня на руки так, словно он совсем ничего не весил. Кёнсу бы возмутиться, сказать, что он может и сам дойти, но омега не делает ничего из этого. Это его последняя ночь с его истинным альфой, и До хочется запомнить его тепло так отчетливо, как только можно. Они стоят под теплыми струями душа, и Кёнсу улыбается, когда альфа намыливает его голову. Чонин делает всё с таким сосредоточенным лицом, словно решает какую-то сложную задачу, но на деле, он, вероятно, просто задумался. Кёнсу немного это надоедает, потому что сегодня он не сдерживает никакие свои капризы и не собирается терпеть ни секунды без внимания альфы. И совсем не важно, что Чонин весь его, стоит рядом, ласкает его тело своими руками, Кёнсу всё равно мало. Он такой жадный, когда дело касается Чонина. Так что омега вдруг становится на носочки, впиваясь поцелуем в гранатовые губы. Чонин поддается, отвечает на поцелуй, прижимая До лопатками к стенке. — Ты наконец дорвался до совместного душа, — омега смотрит в глаза Чонина, улыбаясь кончиками губ. — За это стоит выпить, — усмехается Чонин. Альфа раньше не раз упрашивал Кёнсу на подобное, но омега каждый раз либо сбегал рано утром сам, либо выпроваживал из комнаты Чонина. И как бы парень его не уговаривал, До Кёнсу был непоколебим. — Почему ты не соглашался раньше? — всё-таки решает спросить Чонин, хотя, наверное, это не так важно. Но он сегодня говорит совсем не те вещи, которые стоило бы сказать омеге, так что лучше нести подобную чепуху, чем молчать, раз за разом прокручивая в голове признания, которые оставались на кончике языке Кима каждый раз, как он останавливал себя в последнюю секунду. Если бы только Кёнсу мог слышать, сколько раз в своей голове Чонин кричал о том, что любит его. — Если скажу, что стеснялся, ты поверишь? — Кёнсу отводит взгляд. Теперь его очередь смывать пену с альфы, и омега тянется к нему, вставая на носочки. Ким Чонин высокий, широкий, огромный, Кёнсу на его фоне теряется совсем, но ему чертовски нравится их контраст. — Почему стеснялся? — В душе или в ванной человек по-особому уязвим, тебе так не кажется? Именно в такой обстановке он так беззащитен. Мне нужно было время, чтобы преодолеть это всё, потому что ты появился в моей жизни чертовски внезапно, Ким Чонин. Чонин улыбается, подцепляет подбородок парня, коротко целует его. — Теперь не стесняешься? — Нет. Лежать в теплых объятиях альфы, откинувшись на его плечо, обернутым в мягкие простыни, оказывается таким чертовски приятным. Кёнсу едва улыбается, вновь играется с пальцами Чонина, просто бездумно их перебирает. Он сцепляет их ладони, получает короткие поцелуи в макушку и висок, вдыхает глубже гранат. — Нужно поспать, Су, пока всё не вернулось, — шепчет альфа. — Да, — кивает До, разворачиваясь в объятиях альфы, обвивает рукой его талию и утыкается носом в крепкую шею. — Но я не хочу терять время на сон. — Мы оба устали, Кёнсу, — Чонин улыбается, поворачиваясь к омеге. Он оставляет нежный поцелуй на пухлых губках, прижимает ближе к себе, по-хозяйски кладет ладонь на голые ягодицы парня под простыней. Омега кивает, чувствуя, как сон и правда начинает одолевать. Он широко зевает, закрывает глаза и успокаивается от одного только тепла и запаха альфы. Чонин не может без улыбки смотреть на До, засыпающего у него в объятиях. Альфа оставляет короткий поцелуй на виске парня, а потом закрывает глаза и сам. Они действительно оба устали. Кёнсу просыпается от того, что ему чертовски жарко. Он даже не открыв глаза понимает, что течка снова вернулась, внизу живота закручивается тугой узел, и под ним снова влажно. До хочет повернуться, но не успевает, потому что Чонин прижимает его близко, впиваясь поцелуем в пухлые губы. Кёнсу усмехается. — Только не говори, что из-за меня проснулся, — шепчет Кёнсу, чувствуя как рука альфы ползет вдоль его тела. Чонин в два счёта нависает над парнем, наклоняется к его шее, замирает на секунду-две, а потом делает глубокий вдох. Как прожженный наркоман, вбирающий в себя белую дорожку, Чонин занюхивается ароматом Кёнсу. Альфа знает, насколько крышесносно может пахнуть омега, но именно сегодня всё кажется ему острее в тысячи раз. Словно стоило Кёнсу принять эти чувства и эту истинность, как она взорвалась новыми красками для них обоих. — Я слишком сильно тебя чувствую, — хрипит Чонин. — Боже. В этом «Боже» Кёнсу слышит столько всего разом. Он улыбается, обвивая парня всеми конечностями, выгибается ему навстречу, проезжаясь пахом по члену Чонина. — Тогда не стоит сдерживаться, Ким Чонин, — Кёнсу шепчет это в ухо альфе, а затем вбирает в рот его мочку, ласкает её кончиком языка, посылая разряды тока по широкой спине. Альфа рычит едва, вжимая Кёнсу в матрас ещё больше, впивается в его преступно сексуальные губы поцелуем. После этих слов ему действительно не хочется сдерживаться, потому что всё это время он старался делать всё аккуратно, чтобы не пугать Кёнсу напором. Но сейчас он отчетливо видит, что омега готов буквально на всё, и это становится почти спусковым крючком для парня. Чонин отстраняется от Кёнсу, резко переворачивает его на живот и тянет к себе. Омега только и успевает ойкнуть, а потом встать на четвереньки. Ким снова давит на поясницу, Кёнсу дрожит, но выгибается. Ему нравится этот напор и властность в движениях альфы. Он и так никогда не упускал своего, Чонин четко знал, чего он хочет в сексе, как он хочет и когда, но прямо сейчас Ким, похоже, отключил вообще все свои предохранители. Кёнсу снова возбужден до предела, и Чонин так прекрасно его понимает. Он склоняется к его затылку, целует выпирающий позвонок. И эта нежность так сильно контрастирует с тем, как Ким прижимает омегу к собственному телу, обвивая тонкую талию. Он скрепляет их ладони в замок на простыне, а потом оставляет кучу засосов на шее. Парень снова едва держится, чтобы не прокусить кожу, не пометить Кёнсу, чтобы гранат навсегда въелся в его кровь, чтобы все вокруг знали о том, кому на самом деле этот омега принадлежит. Чонин думал, что так было бы куда проще. Он бы даже не обращал внимания на всяких Ифаней и охранников, что крутились вокруг Кёнсу, если бы был точно уверен, что До Кёнсу целиком и полностью, во всех смыслах его. Но альфа не уверен, вообще ни в чём, поэтому прямо сейчас он сходит с ума. Чонин срывается, когда вспоминает неясно почему о присутствии в жизни Кёнсу других альф, помимо него самого, и ещё больше он сходит с ума, когда мозг ни с того ни с сего подкидывает ему мысль о том, что если омега уедет, то он может и вовсе забыть про Чонина. Может найти себе кого-то другого, будет принадлежать ему, и к этому идеальному телу будут прикасаться совсем не руки Чонина. Ким рычит, сжимает аппетитные ягодицы омеги, срывает с его губ скулеж, переходящий в долгий стон. Кёнсу стонет так красиво. Ким готов записать эти звуки, переслушивать миллионы раз. Это круче любого порно, альфа в этом уверен. Никто еще на памяти Ким Чонина не был столь прекрасен в сексе и в таких простых вещах, как стоны. Но Кёнсу — искусство. От макушки до пят, его тело, его лицо, его личность, ласка, любовь, которую он умел дарить через каждое свое действие, всё это было неповторимо. И всё это было для Чонина, только для него. Альфа сходил с ума только от одной мысли, что вот так Кёнсу стонал и стонет только для него одного, что целовал так за всю свою жизнь только его. Кёнсу полностью его. На этот раз альфа входит в До резко, толкается до хриплого стона, который неспособен сдержать в собственной глотке. Его руки сжимают ягодицы Кёнсу, оставляют на них белые следы. Чонин выпрямляется, удобнее перехватывает талию омеги и просто не может оторвать взгляда от того, как собственный член пропадает внутри омеги. Со смазкой, с хлюпаньем, каждый раз входит глубоко в податливое и плавящееся в руках альфы тело, срывая стоны с губ обоих. Кёнсу толкается ему навстречу, Чонин ускоряется, он на периферии сознания думает только о том, что таким раскрытым, даже развратным, ещё омегу не видел. Кёнсу продолжает сжимать простыни в руках, рискуя разорвать на кусочки, Чонин видит испарину пота на его шее, как челка липнет ко лбу парня, как смазка продолжает вытекать из него, течет по бедрам, даже несмотря на то, что Ким всё еще внутри и всё еще быстро толкается. Ноги омеги разъезжаются в стороны, и он наконец полностью ложится на кровать, только выгибается так неестественно сильно в пояснице, что Чонину кажется, будто До сейчас сломается. Но этого не происходит, только угол вхождения меняется, и теперь Кёнсу стонет так громко, что Ким уверен, слышит весь этаж. Но ему плевать, он просто кайфует от этих звуков и от аромата вишни, который усиливается, а потом снова взрывается. Чонин выходит из Кёнсу вдруг очень резко, слышит, как тот недовольно хнычет, но не успевает возмутиться. Ким снова переворачивает До на спину, склоняется к самым его губам и входит одновременно с тем, как его язык врывается в тугой ротик. Кёнсу мычит в поцелуй от удовольствия, впивается ноготками в широкие плечи, поджимая пальчики на ногах. Неимоверно хорошо чувствовать Чонина вот так. Когда он нависает над ним, сжимая его бедра, продолжая входить в него до упора. Кёнсу хочется плакать от того, насколько ему хорошо, тепло, жарко, чувственно, нежно. Ему так хорошо в руках Чонина, в его объятиях, что хочется наплевать на всё и сказать те самые три слова, что вертятся на языке, но До как-то успевает себя остановить. Чонин еще несколько раз толкается в него, прижимая все крепче к себе, а потом они вместе срываются в пучину оргазма. Он такой яркий, он сметает все на своем пути, делает парня безвольной куклой, что обмякает в руках Чонина, пытаясь собрать себя по кускам. Но не получается. Мертвая тишина, в которой слышно только их шумное дыхание, вдруг прерывается голосом Чонина. Глубоким и хриплым басом, потому что после секса у Кима он всегда такой. Как и после сна. — Я люблю тебя, Су, — совершенно твердо говорит Чонин. Кёнсу ошарашен. Эти слова, которых они так боялись, чересчур легко срываются с губ альфы, и Кёнсу хочет ответить, но вместо этого у него из глаз брызжут слёзы. Сердце крошится, разбивается, рассыпается на миллионы атомов. — Зачем? — всхлипывает Кёнсу, дрожит всем телом в руках Чонина. Он, наверное, должен оттолкнуть альфу или ответить ему правду, но вместо этого Кёнсу плачет, прижимает крепкое тело ближе к себе и заливает плечо Кима солёными слезами. — Я должен был, — шепчет Чонин. — Это правда, Кёнсу. Я люблю тебя. Очень сильно. Но ты можешь не отвечать, если тебе сложно. Я просто сказал, потому что не мог по-другому. Кёнсу не отвечает. Он продолжает всхлипывать, сильнее вцепляясь в Чонина, словно если он так будет делать, то в какой-то момент окончательно сольется с альфой, и их больше не смогут разлучить. И тогда уже Кёнсу тоже скажет ему правду. Проходит, наверное, больше получаса, прежде чем Кёнсу успокаивается. Они лежат в обнимку, и Чонин, который всячески пытается успокоить омегу, оставляет на его теле поцелуи. Ким склоняется к острым лопаткам, целует родинку под ними, затем поднимается выше, оставляя влажный след на каждой из шоколадных крошек, которыми усыпана кожа Кёнсу. Чонин знает наизусть расположение их всех, так что он поднимается в верх, останавливается на плечике, там тоже ни одну не оставляет без внимания. Кёнсу прикрывает глаза, наслаждаясь поцелуями Чонина, его теплым дыханием и гранатом. Наконец альфа заставляет омегу повернуться к нему. Осторожно склоняется к родинке на его переносице, затем поднимается к веку, целует и там. После кончик носика, в носогубную складку. Он даже замечает маленькие под глазом, на правой щечке. Чонин лижет вишневые губы, потому что две родинки на верхней и нижней — самые любимые, а затем переходит на подбородок, целует маленькие созвездия и на нём. У До есть родинки даже на ухе, на хрящике, на козелке, на мягкой мочке. И Чонин не пропускает ни одну. Кёнсу не знает, куда ему деваться, в Чонине так много этой всепоглощающей нежности, что он буквально выливает её на До тоннами. И такой откровенный, трепетный, уязвимый альфа был особенно близок Кёнсу. Омеге казалось, что именно такого Кима он чувствует лучше всего, буквально до последнего его атома. — Чонин-а, — шепчет До, заставляя парня оторваться от него. — Пожалуйста, не делай это всё со мной. Моё сердце не выдержит. — Не могу остановиться, — шепчет Ким, замирая над красивым лицом. Он улыбается кончиками губ, а потом утыкается носом в шею омеги. — Я так сильно люблю тебя. — Чонин, — снова повторяет Кёнсу, сам не знает, что хочет сказать. Просто смакует имя альфы на языке. — Обещай, что не уедешь, — вновь просит Ким. В его голосе снова эта болезненность, граничащая с тоской. Словно Чонин что-то чувствует и знает, словно это последний крик отчаяния в нём. И Кёнсу не выносит этого крика, что слышится из глубин израненного сердца Чонина, которого однажды уже покинул дорогой человек. — Обещаю, — шепчет До и следом больно закусывает губу. Он ещё не раз поплатится за эти слова, но по-другому он сейчас не может. Оно само вырывается, как вырвалось признание у Чонина. Кёнсу больше не способен на слова. Он сдается в объятия Чонина, подставляется под его поцелуи и падает в этот омут с головой. Определенно точно, в эту ночь они с Чонином проживают целую жизнь. Утром Кёнсу просыпается от тихого шороха и ощущения прогнувшейся под чужим весом кровати. Он не открывает глаза, чувствует мягкий поцелуй в лоб, а потом и в губы. — Я обязательно всё исправлю, Су, — совсем тихо шепчет Чонин, очевидно, уверенный, что До спит. Он сидит ещё парочку секунд рядом с Кёнсу, а потом вдруг резко встает и почти переходя на бег, идет к выходу из комнаты. У Кёнсу сердце стучит как бешеное, когда хлопает входная дверь номера и стихают шаги альфы. До распахивает глаза, чувствует на подушке рядом запах граната и срывается на слёзы. Чувство всепоглощающей тоски такое огромное, что омега готов бежать вслед за Чонином, но вместо этого зарывается носом в его подушку и дает волю всем своим эмоциям. Последний раз, когда он дышит Чонином. Последний раз, когда он его видел. Поцелуй альфы горит на губах и лице, и Кёнсу трясет. Что же, вероятно, именно таким и должен был быть их конец, и омега слишком хорошо это понимал с самого начала. Сехун ждет Чонина на парковке отеля, адрес которого альфа скинул другу ещё вчера. Он заранее объяснил ситуацию О и попросил прикрыть его перед отцом, чтобы они вместе с утра заявились в особняк к Кимам, сделав вид, что Чонин и правда всю ночь провел на мальчишнике. О Сехун должен был стать живым подтверждением этому. Так что Чонин успевает оплатить весь счет по номеру, благо, оказывается, что бронь тут не оплачивалась заранее, а потом спускается на парковку. Друг безошибочно нашел машину Чонина и теперь стоял рядом, скрестив руки на груди. — Прости, Сех, я задержался, — Чонин неловко улыбается альфе, обмениваясь с ним рукопожатием. Они договорились ровно на семь утра, и Сехун, похоже, был даже без машины. Ким, которому очень не хотелось покидать Кёнсу этим утром, перетянул резину, и Сехуну пришлось прождать тут лишние тридцать минут. — Ты на метро, что ли? — На такси, — едва улыбается Сехун. — И не стоит извиняться, я все понимаю. В глазах Сехуна Чонин действительно читает полное понимание. Альфа правда не верит, что ему повезло иметь в друзьях кого-то вроде О Сехуна, потому что не каждый его знакомый и так называемый друг согласился бы притащиться на другой конец Сеула в такую рань, да ещё и без собственной машины. — И все же спасибо, что приехал, — Чонин нажимает на кнопку на ключе, Range приветливо пиликает, моргая фарами. Альфы устраиваются в салоне, Чонин снимает пальто. Сехун усмехается и не может не подколоть друга. — Мне кажется или теперь твой запах — вишня, а не гранат? Ким едва улыбается кончиками губ, выворачивает руль, выезжая с парковки. Запах Кёнсу с него не смысл даже душ и половина флакона геля для душа, похоже. А может, дело в том, что Кёнсу вчера всю ночь ходил в рубашке Чонина. — Ночь была долгая, — едва усмехается Чонин. — Сам ведь понимаешь. — Понимаю, — кивает Сехун. — Что мы скажем твоему отцу? — Не знаю, — пожимает плечами Чонин, держа одной рукой руль, а другой подпирает подбородок. — Наверное, скажем, что всю ночь провели в клубе, я перетрахал половину омег там, выпил половину бара. Он поверит в эту версию на раз-два. — А, то есть ты действительно мог такое выкинуть когда-то? — в голосе Сехуна едва звучит удивление. Чонин усмехается. — Отец почти никогда не приезжал за мной, но его многочисленные управляющие — постоянно. И они заставали меня в довольно интересных ситуациях. Однажды я пропал на два или три дня, не помню точно, и один из охранников отца ворвался ко мне в кабинку клуба, пока на мне сидел омега. Ну, ты понял, в каком смысле сидел. А я был в хлам, кажется, там не только алкоголь был. Я уже точно не помню. Я вообще плохо помню свой первый курс. Сехун и раньше подозревал, что Ким Чонин брал от жизни всё, но чтобы до такой степени. Ким никогда не выкидывал чего-то подобного в Ульсане, и это было немного странно для Хуна. — А теперь почему перестал так делать? — Надоело, — пожимает плечами Чонин. — Всё это, на самом деле, херня собачья. В этом мире есть куча вещей, которые приносят настоящее счастье и спокойствие. Случайные омеги и алкоголь в этот список не входят. Сехун усмехнулся, думая о том, что Ким Чонин куда глубже, чем мог показаться. Вообще, чем больше О узнавал парня, тем больше им восхищался. Они с Чанёлем были даже похожи намного больше, чем думали сами. Чонин паркуется почти у лестниц дома, сидит пару секунд молча, уперевшись взглядом в значок бренда производителя на руле. Сехун молча сидит рядом, давая другу время, чтобы собраться с мыслями. Всю дорогу они болтали о какой-то чепухе, пока Ким сосредоточено вел машину. Они не затрагивали тему происходящего, того, что через несколько часов Чонин должен жениться на истинном омеге их лучшего друга. — Чанёль приедет с семьей? — вдруг в тишине спрашивает Ким, потянувшись за своим пальто на заднем сидении. — С дядей, — отвечает Сехун, едва хмурится. — Пак Донхван уверен, что Чанёль поглощен страданиями. — Ясно, — усмехается Чонин. — Пойдем, поболтаем с моим обожаемым родителем. В голосе Кима звучит усмешка и ирония, а Сехун ничего ему не отвечает, выходя из машины вслед за парнем. Внутри особняка Кимов всё теперь выглядит значительно проще, чем было в день помолвки. Сехун оглядывается, в очередной раз отмечая, что дом Чонина был действительно огромный. — Молодой господин, — в холле показывается взрослый омега, который едва кланяется Чонину. Ким широко улыбается ему, а Сехун приветствует мужчину поклоном. — Вы уже вернулись? — Привет, Хисон, — Чонин едва приобнимает омегу за плечи. — Познакомься, это мой друг — О Сехун. Хун, это Хисон, тот, кто вырастил меня. Человек, без которого наш дом развалится на кусочки. — Молодой господин, не стоит! — смущенно шепчет омега, а Чонин на это громко смеется. Хисон и Сехун обмениваются еще одними короткими поклонами. — Конечно стоит, — восклицает Чонин. — А где отец? Он, кажется, говорил мне не опаздывать сегодня. Вот я тут, ещё даже восьми утра нет. — Твой отец действительно удивлен, — голос Юнсона слышится откуда-то со стороны лестниц. Чонин коротко усмехается, поворачиваясь к отцу. — Здравствуй, Сехун! — Здравствуйте, господин Ким, — Сехун кланяется мужчине, замечая на себе долгий и изучающий взгляд. — О, нет, Сехун, можешь называть меня дядей, — Юнсон снова натягивает дежурную улыбку, подходя к парням вплотную, протягивает Сехуну руку. Младший тут же отвечает на рукопожатие. — Мне нравится, как ты влияешь на моего оболтуса. Наверняка, только благодаря тебе он вовремя сегодня добрался? Чонин закатывает глаза. Сехун прекрасно замечает, что младшему Киму явно неприятны эти речи отца, так что он вновь переводит взгляд на Юнсона, широко улыбается. — Думаю, всё совсем наоборот, дядя, — Сехун говорит буднично, улыбаясь кончиками губ. — Это Чонин хорошо влияет на меня. Чонин немного удивлен, но в душе расцветает небывалое тепло. Никто еще не заступался за него перед Юнсоном подобным образом, если, конечно, не считать Хисона. Старший Ким на эти слова усмехается, роняя тихий смешок, а потом хлопает Сехуна по плечу. — Твой отец воспитал хорошего сына, О Сехун. — Раз уж вы тут закончили с любезностями, мы с Сехуном пойдем, отец. Дел, как ты говоришь, действительно много. Чонин почти тащит Сехуна за собой в сторону второго этажа. Сехун неловко улыбается обоим взрослым и, еще раз кивнув им, направляется вслед за другом. Хисон и Юнсон остаются вдвоем, и омега внимательно следит за долгим и внимательным взглядом старшего Кима вслед своему сыну. — Господин, завтрак уже готов. — Да, Хисон, спасибо, — кивает Юнсон, делая шаг в сторону столовой, но вдруг останавливается. Он поворачивается к омеге, вопросительно смотрит ему в глаза. — Как думаешь, Хисон, он действительно взялся за ум? Омега улыбается кончиками губ. — Вы ведь и сами всё видите, господин, — тихо отвечает омега в своей кроткой манере. — Только вот счастья ему, кажется, от этого не прибавилось. Взгляд Юнсона на этих словах тут же суровеет. Хисон знает, что перешел некие границы, но также он знает, что мог себе иногда такое позволить. Ким Юнсон многое ему доверял по жизни, а главным образом он доверил ему своего сына. Этот человек совсем не умел выражать свою любовь, совсем очерствел после смерти мужа, но Хисон прекрасно знал, что альфа не тот, кому плевать на своего сына. Просто Чонин был слишком порой похож на него самого своей упертостью, и оба альфы так и не научились находить общий язык. — Он обязательно поблагодарит меня ещё за это, — твердо говорит Юнсон и уходит, а Хисон лишь тяжело вздыхает, глядя ему вслед. Что-то ему подсказывало, что его всегда умный и дальновидный босс очень сильно ошибался насчет своего сына. Чонин был слишком чувствительным мальчиком, в чём и было его отличие от отца, и он никогда не сможет смириться с тем, что его заставляют жениться на том, кого он не любил. А Хисон точно знал, что его молодой господин не влюблен в своего жениха. Это выдавали глаза Чонина. Омега умел отличать моменты, когда они у него светились совсем ярко, и в моментах, что молодой господин смотрел на своего жениха, Хисон никакого блеска не видел совсем. Неделя до свадьбы у Бэкхёна выдается по-настоящему безумной. Ему приходится через силу приехать в дом к папе, потому что Бён Джунсо не намерен от него отставать и приказывает сыну провести это время, готовясь к свадьбе у них дома. Омега соглашается, но ставит условие папе, что без Исина не двинется никуда. Бэкхён знает, что это лишний триггер для самого Сина, и проживание в одном доме с его ненаглядным папочкой — занятие совсем не из приятных, но Бэкхён просто не способен пережить эту неделю по-другому. С Чжан Исином любой пиздец окрашивался в более светлые тона, потому что улыбка и ласка лучшего другого спасали Бэкхёна уже тысячи раз. Иногда Бэку казалось, что он пытается получить от старшего то, что не смог взять от папы, потому что в Чжане точно была такая черта, которая раскрывалась людям, которых он по-настоящему любил. Это была безграничная, теплая забота, которая обволакивала человека, словно мягкое одеяло. В этом одеяле было чуть менее страшнее, чем без него. И Бэкхён нагло пользовался одеялом Исина и очень надеялся, что возвращает ему хоть одну сотую часть той любви, которую он получал. Однозначно, Бэкхён совершенно не представлял себе жизни без лучшего друга, а потому сильно просил его провести эти дни с ним. Чтобы Бён не слетел с катушек, не выкинул что-то глупое в последний момент, ведь Исин ещё и был его голосом разума. Омега умел остужать пыл Бэкхёна, круче на него действовал только Чанёль, которому хватало порой лишь только взгляда и пары слов своим глубоким голосом. Каждую ночь Бэкхён проводит на телефоне с Чанёлем, который снова и снова повторяет ему одно и то же. Он просит верить ему, просит не сомневаться в том, что свадьба — это совсем не конец, но чем ближе этот злополучный день, тем меньше терпения в Бэкхёне остается. Он буквально выбирает себе свадебный костюм, по восемь часов проводит в салонах красоты, в которые его заставляет ходить папа, потому что у него свадьба через несколько дней, а Чанёль всё пытается убедить его в том, что это не конец. Каждую ночь Бэкхён заново проходит все семь кругов Ада, где его сначала захлестывает осознание безвыходности ситуации, он истерит Паку в трубку, а потом Чанёль всё же успокаивает его долгими уговорами, обещаниями, даже поет ему, потому что низкий бас — это то, что так сильно любит Бэкхен. Омега в очередной раз благодарен альфе за его терпение, ибо он не выносит себя сам, не говоря уже о других людях. Но по-другому Бэкхён тоже попросту не справляется. Ему кажется, что если бы не Исин и Чанёль, он бы уже давно двинулся. Бэкхён не видится и даже не переписывается с Чонином. Он вообще не представляет, как там себя чувствует Кёнсу, который не знает наверняка даже половины того, что знает Бён. Вероятно, Чонин тоже занят этими бесконечными объяснениями своему омеге о том, что в итоге всё будет хорошо. Бэкхён думает, что было бы неплохо, наверное, держать связь с Кимом, а с другой стороны, в этом не было абсолютно никакого смысла. Они просто лишний раз ворошили бы свои больные эмоции и на этом всё. В последние дни Бэкхён держался только на осознании того, что, в конце концов, он выходит за Ким Чонина. И теперь сомнений в том, что этот человек адекватный, у омеги не осталось. Бэкхён мог не бояться того, что с ним будут обращаться неподобающе, не боялся того, что его могут насиловать или вроде того. Кажется, Бэкхёну крупно повезло, что из всех возможных вариантов его папа выбрал именно Ким Чонина, который имел характер и личность очень редкую для подобных ему людей. А может, Бэкхён просто мыслил стереотипами. — Бэк, у тебя всё хорошо? — шепот Исина врывается в сознание Бэкхёна совсем внезапно. Омега улыбается другу, едва сжимает его запястье в ответ. — Всё хорошо, Син. Я просто задумался. — Я зову тебя уже секунд тридцать. Ты снова думаешь о свадьбе? Бэкхён усмехается, поправляя ленту ханбока, в который одет Исин. Они час назад приехали в родовое поместье, потому что Бэкхёну нужно было получить официальное благословение от дедушки, и вообще омежке хотелось побыть в его обществе чуть-чуть. Он соскучился. Конечно, всё омрачал тот факт, что с ними приехал папа, он в последнее время вообще не оставлял Бэкхёна и дедушку наедине, вероятно, боялся, что младший ему всё расскажет. Но всё же Бэкхёну хотелось немного спокойствия рядом с дедушкой. — Я больше не могу ни о чем другом думать, — вздыхает Бэкхён. — Ты бы на моем месте мог? — Нет, — тихо отвечает Исин. Чжан, если честно, не может до конца поверить в происходящее. Он прекрасно помнит, как начинался этот год, и, честно говоря, омега думал, что Чанёль и правда что-то предпримет, но не даст папе Бэкхёна их разлучить. Исин, конечно же, не знал всей истории, но прекрасно догадывался, что Бэкхён о многом молчал. Однако парень был не глуп, не глух и не слеп, он слишком хорошо видел, как Бэкхёна и Чанёля буквально магнитило друг к другу, как в их глазах зажигался огонь, когда они смотрели друг на друга, поэтому до последнего верил, что Пак Чанёль что-то придумает. В конце концов, ворвется на эту свадьбу и уведёт Бэкхёна прямо из-под алтаря. К слову, этот вариант омега до сих пор не исключал, потому что это была последняя его надежда на то, что лучший друг будет счастлив. Исину так сильно надоело видеть Бэкхёна, из которого потихоньку вытекала жизнь. Он помнил и знал совсем другого омегу, но в последние полгода Бэкхёну день ото дня становилось все хуже. И Исин слишком хорошо понимал, что если свадьба состоится, то Бэкхёна уже больше невозможно будет собрать, даже если Ким Чонин окажется самым лучшим и понимающим в мире человеком, будет закрывать глаза на отношения Чанёля и Бэкхёна. Разрываться между двумя альфами, играть кого-то другого на публику, обманывать людей — это было не про того Бэкхёна, которого знал Исин. Омеге придётся пройти через много вещей, и дай Бог, он не сломается. Чжан просто молил Бога о том, чтобы всё в итоге закончилось хорошо. Именно по этой причине он согласился провести с Бэкхёном все эти дни. Честно говоря, он так и планировал, ещё до того, как Бэк сам попросил его. Потому что отпустить омегу одного к его папе Исин бы просто не смог, слишком уж хорошо он понимал шаткое состояние Бёна. Исин понимал, что друг держится на этих звонках Пак Чанёля и больше ни на чём другом, верит его обещаниям и словам, потому что другого выхода у него нет. Второй путь — это только сумасшествие, сломанное сердце, шаг с обрыва. Так что Бэкхён пока благоразумно выбирает первый, потому что никак на ситуацию повлиять сам не может. Он всего лишь оказался инструментов в руках его папы, и на это было действительно больно смотреть. — Молодой господин, — в комнате появляется омега из персонала. Она кланяется Бэкхёну. — Вас уже ждут. — Скажи, что мы скоро будем, — отвечает Бэкхён. Омега снова кланяется, напоследок окидывая Исина изучающим взглядом. Чжан никогда не подавал виду, но он не особенно любил приезжать в родовое поместье семьи Бэкхёна. Тут на него косился даже персонал, и Исин не мог не заметить их пренебрежительное отношение, которое они боялись выражать при Бэкхёне и остальных членах семьи, но всё же Исин слишком хорошо чувствовал его, когда контактировал с ними наедине. Сначала он недоумевал, чем вообще заслужил такую неприязнь, а со временем до него начало доходить. Просто он стал другом Бэкхёна, к которому он относится так хорошо, одевает его в такую же одежду, в которой ходит сам, и для людей это казалось странным. Они не хотели видеть в их отношениях всего лишь дружбу, они обязательно видели коварного Чжан Исина, который живет за счёт лучшего друга и, вероятно, спит и видит, как пробраться в постель к одному из его братьев. Иначе зачем он вообще появляется перед его дедушкой и папой, улыбается им? Исин как-то краем уха услышал нечто подобное и с тех пор старался в поместье держаться отстраненно. Хоть и приезжал сюда, кажется, лишь один или два раза до этого дня, но этого с лихвой хватило. Персонал в доме Бён Джунсо относился к Исину чуть лучше. В зале, в который они приходят с Бэкхёном, сидят дедушка омеги и его папа. Братьев Бэкхёна сегодня нет, что очень сильно облегчает жизнь Исину. Чжан уже виделся с дедушкой Бэкхёна, получил от него парочку лестных слов и теперь снова сдержанно улыбнулся старшему. — Бэкхённи, — Бён Мёнсу смотрел на внука своим внимательным взглядом. — Думаю, нам с тобой нужно поговорить наедине. Исин понимает, что, скорее всего, речь именно о нём. Так что он медленно поднимается, кланяется дедушке омеги. — Если разрешите, господин Бён, я прогуляюсь по вашему прекрасному саду. — Син-а, — начинает Бэкхён, но омега улыбается другу, едва машет головой, одним лишь взглядом давая понять, что всё в порядке. — Конечно, мальчик мой, — улыбается Мёнсу. — Я всегда говорил, что весь мой дом в твоем распоряжении. Если будет интересно, можешь даже заглянуть в библиотеку. Бэкхённи говорит, что ты очень любишь читать. — Спасибо, — Исин снова улыбается до ямочек, кланяется старшим, а потом выходит из комнаты. Мёнсу с улыбкой смотрит вслед парню, а затем его взгляд становится серьезным. Он поворачивается к сыну, который продолжает сидеть на своём месте и спокойно пьёт чай. — Папа, мог бы так не расстилаться перед этим мальчишкой, который даже не из нашей страны. Мёнсу усмехается. — Он друг Бэкхённи и наш гость, Бён Джунсо, во-первых. Во-вторых, я сам решу, как и с кем мне обращаться. И в-третьих, я, кажется, хотел остаться с моим внуком наедине. Ты что-то плохо расслышал? Джунсо, кажется, сильно удивлен. Он замирает с поднесенной ко рту чашкой, красноречиво смотрит на родителя. Бэкхёна неимоверно веселит вся эта сцена, но он делает вид, что вообще ничего не слышит и не видит. Если Бён Джунсо заметит хоть малейшую радость на сыне, потом обязательно на нём отыграется. — Папа, — вновь пытается что-то сказать Джунсо, но Мёнсу прерывает его одним лишь движением вскинутой вверх ладони. — Оставь нас одних, Джунсо. Омега встает с места, отдает папе поклон и, бросив на Бэкхёна долгий и многозначительный взгляд, скрывается за дверьми зала, которые плотно закрываются. Наконец Бэкхён остается наедине с дедушкой, который мягко ему улыбается и подзывает к себе. Младший отвечает ему такой же улыбкой, встает с места, присаживаясь прямо по другую сторону стола старшего. Такое обычно позволялось только Бэкхённи, и то, не в обществе третьих лиц, так как противоречило этикету семьи. Никто не ставил себя на один уровень с самым старшим в роду. — Я соскучился, дедушка, — тихо говорит омежка. Бён Мёнсу на это мягко улыбается, сжимая тонкие ладошки в своей шершавой ладони. И всё-таки этот ребенок был действительно ярким солнцем. Мёнсу всегда удивлялся тому, как его сын мог породить на свет кого-то вроде этого мальчишки. — Я тоже, милый, очень сильно соскучился, — тихо проговаривает омега. — Как твои дела, милый? Виделся с Чонином? — Нет, — Бэкхён опускает глаза, потому что не в силах смотреть на дедушку. — Нам ведь нельзя и всё такое. — Твой папа убеждает меня, что ты влюблен в этого парня. Это правда так? Бэкхён замирает, потому что это первый раз, когда дедушка задает ему подобный вопрос. Омега понятия не имеет, что ему делать и как отвечать, потому что, с одной стороны, хочется рассказать правду, вывести папу на чистую воду, но с другой стороны, Бэкхён ловит себя на мысли, что у него совершенно нет никакой уверенности в том, что, в конечном итоге дедушка встанет на его сторону. Что поверит ему, что не будет против его чувств к Чанёлю. — Да, дедушка, это правда так, — твердо отвечает Бэкхён и на этот раз собирается с духом, чтобы при этих словах смотреть деду в глаза. По-другому он не поверит, раскусит с лихвой. Бэкхён включает все свои актерские способности. — Ты же видел, Чонин действительно хороший. — Он внушает доверие, — Мёнсу был серьезен, глядя на внука. — Однако ты уверен, что в будущем между вами не встанут твои чувства к другому альфе? С фамилией Пак, например. У Бэкхёна ощущение, что его облили ледяной водой, причём без предупреждения, просто вылили за шиворот. Он молчит, потому что понятия не имеет, откуда дедушка мог узнать об этом. Неужели папа ему всё рассказал? — Уверен, — Бэкхён и сам от себя не ожидает такой твердости в голосе. Он решает, что, что бы там ни было, их отношения с Чанёлем он никому выдавать не будет. В голосе дедушки он слышит слишком много осуждения. Его тон сменился, и это не сулит ничего хорошего. — Твой папа однажды совершил много ошибок. Я не хотел бы, чтобы мой любимый Бэкхённи повторил его судьбу. Семья Пак нам не ровня и никогда не будет, Бэкхён. Так что даже не думай об этом мальчишке, он тебя недостоин по факту своего рождения. Бэкхён держит себя в руках, сам не понимает, откуда у него силы на это. Он только сжимает подол своего чогори под столом, чтобы дедушка не видел. Омеге удаётся удержать лицо, зато теперь он многое проясняет для себя. Дедушка точно будет против их с Чанёлем связи, и если папа ему всё показал или покажет, он поверит сыну, а не внуку. У Бэкхёна теперь даже не было надежды в лице дедушки. Он хотел этой свадьбы так же, как и папа. — Я не повторю его ошибок, дедушка. Не волнуйся, — спокойно произносит Бэкхён. — Человек с фамилией Пак в моей жизни больше не появится. Мы с Чонином будем вместе. Все эти слова удивительно легко слетают с губ, хотя Бэкхёну кажется, что он в жизни был не способен такое сказать. Однако он, как ни крути, Бён, а значит, превосходный актер. — Хорошо, Бэкхённи, — дедушка улыбается, теперь мягко и ласково. — Ты всегда был умным ребёнком. Ладонь старшего гладит омежку по голове, а потом сухие губы целуют Бэкхёна в лоб. Омега едва улыбается дедушке, а в груди сердце бьется так бешено, кажется, оно готово сию секунду выскочить из груди парня. — Я благословляю тебя на этот брак, Бэкхён. Завтра я скажу эти слова ещё раз, когда пройдёт церемония, но сегодня я должен сказать тебе это самому. И ещё, всегда помни, из какой ты семьи, Бэкхённи. Ты — Бён, а значит, никому не позволено обращаться с тобой неподобающе. Не руби сплеча, старайся сохранить свой брак, но если этот Ким Чонин посмеет позволить себе чего-то лишнего, не забывай о том, что за твоей спиной стоит четверо братьев, твой папа, и, конечно же, я. Бён Мёнсу никому не позволит обижать своего внука, слышишь? — Спасибо, дедушка, — Бэкхён улыбается, но эти слова бьют в самое сердце. Он не сдерживается, с прекрасных глаз срываются слёзы. Бэкхён кидается на шею дедушки, оказываясь в тёплых объятиях, и снова чувствует себя маленьким Бэкхённи. Дедушка часто грел его в своих объятиях, особенно когда Бэк не получал подобной ласки от папы, он всегда прибегал к деду. И прямо сейчас, несмотря на то, что старший совсем Бэкхёна не понимал, омега всё равно к нему тянулся. Просто не было у Бэкхёна кого-то роднее этого человека, каким бы он ни был. Исин прогуливался по огромному саду поместья. Он полной грудью вдыхал свежий морозный воздух, наслаждаясь этим ощущением. Дом Бёнов был такой огромный, что иногда складывалось впечатление, будто он не в Сеуле, а где-то далеко в горах. Омега ещё немного побродил по саду, а потом завернул на знакомую аллею. В прошлый раз Бэкхён водил его сюда, показывал свои любимые цветы, а потом и беседку, которая была прямо посередине пруда. Исину захотелось её найти, так что парень направился вниз по аллее. Чжан уже подходил к пруду, когда заметил, как к нему навстречу идут двое омег из персонала. Исин даже узнал их, так как они отвечали за покои Бэкхёна и его братьев. Чжан часто видел их в том крыле дома. Омега хотел побыстрее пройти мимо них и завернуть на причал, но не тут-то было. Исин поравнялся с омегами, и ровно в эту секунду девушка, которая была ближе к нему, вдруг толкнула его в сторону своим плечом. Чжан в последний момент сумел удержать равновесие, чуть не угодив в ледяную воду. Он повернулся к омегам, понимая, что ошарашен этим настолько, что даже не знает, что сказать. Однако вместо его голоса послышался совсем другой. — Вы двое, — голос принадлежал альфе. Исин его слишком хорошо узнал. Он резко повернулся в другую сторону, обнаруживая за несколько метров от них Бён Реджуна. — Я с вами разговариваю, да-да! В голосе парня звучали стальные нотки. Исин, который до этого видел только, как альфа игриво общался с ним самим, да и с Бэкхёном тоже, сейчас был удивлён этой серьёзности мужчины. Казалось, это был совсем не тот Бён Реджун, которого Чжан знал. — Молодой господин, — оба омеги тут же перестали коситься на Исина, злорадно хихикая, повернулись к альфе и поклонились ему. Реджун в три коротких шага преодолел расстояние между ним и Исином. — С тобой всё в порядке, Исин? — в глазах альфы Чжан видел неподдельное беспокойство. Омега поразился этому, но не стал подавать вида. — Всё хорошо, Реджун, — спокойно ответил Чжан. За время, что Бён отвлёкся на Исина, двое начали тихонько пятится назад, в надежде, что альфа забудет про них. То, что он прекрасно видел произошедшее, было неоспоримо, иначе бы в его голосе не было столько злости. — Куда это вы собрались? Я разве вас отпускал? — Бён Реджун ничего не упускал, оказывается, вновь поворачивая голову на омег. — Что я только что видел, по-вашему? — Простите, господин, — омеги ещё ниже опустили головы. Однако та девушка, что толкнула Исина, всё же едва подняла на альфу взгляд. — Мы не совсем понимаем, о чём вы. Реджун коротко усмехнулся. Он сделал шаг к омегам, но вдруг почувствовал, как тонкие пальчики обвились вокруг его запястья. — Реджун, — голос Исина был спокойный. — Всё ведь хорошо, да? Я просто случайно споткнулся о камень, если ты об этом. — Исин, — Реджун повернулся к омеге, едва улыбаясь кончиками губ. — Не стоит жалеть тех, кто не пожалел бы тебя в случае чего. — Это просто случайность, — вновь улыбнулся Исин, обнажая ямочку. — Видишь? Тут и правда очень скользко. Омега поводил подошвой ботинка по почве. Реджун усмехнулся, вновь поворачиваясь к этому непревзойдённому дуэту. — Вам повезло, что господин Чжан понимает в этой жизни так много. Но не думайте, что я что-то забуду, — усмехнулся альфа. — Идите работайте. Исина коробило от этого тона. Он с него удивлялся ещё в первый раз, когда попал в поместье Бён, и теперь тоже не мог свыкнуться. Однако омеги поклонились несколько раз альфе, а потом даже Исину, и быстренько направились прочь. — И всё-таки их стоило бы уволить. Они нарушили одно из главных положений их устава, — буднично проговорил Реджун. — Может, передумаешь, Исин? — Мое несостоявшееся падение не стоит чьей-то сломанной жизни, — омега направился вперед. Ему всё ещё хотелось в ту беседку, но он понимал, что Бён неизбежно последует за ним. А Исин совсем не хотел, чтобы кто-то застал их вдвоем в таком отдалении. Стоило вернуться в дом, где он будет на виду у всех. Реджун улыбнулся, глядя вслед хрупкой фигурке. А потом легко догнал Исина, так как ноги Чжана даже в сравнение не шли с длинными ногами Реджуна. По правде говоря, рост старших братьев Бэкхёна действительно поражал воображение. Ильхун и Реджун были, наверное, под метр девяносто ростом, если не выше. Они однозначно пошли этим в своего отца, которого Исин никогда раньше не видел, но точно не в Джунсо. Омега был не такой уж и высокий, как и Бэкхён, который внешне являлся точной копией папы. — И куда ты так спешишь, Исин? — Бён обогнал омегу, становясь перед ним. Чжан в последний момент остановил себя, чтобы не врезаться в широкую грудь, а потом поднял голову на альфу. — Бён Реджун, ты же не будешь сейчас заводить свою шарманку? Ты уже достаточно показал из себя джентльмена, не порть новое впечатление. — О, значит, я тебя впечатлил? Впервые за три года знакомства. За это стоит выпить! — в голосе альфы было много иронии, но в то же время он, кажется, был действительно рад. Исин на это только закатил глаза, собираясь обойти парня, но тот сделал шаг в сторону, вновь перекрывая Чжану пути отхода. — Почему ты такой приветливый со всеми, а со мной самая настоящая колючка, а, Чжан Исин? — Почему ты такой серьёзный со всеми и самый настоящий прилипала со мной, а, Бён Реджун? — Исин отвечает ровно в тон альфе, точно повторяя все его интонации. Реджун не может сдержать своей широкой улыбки. — Давай сходим куда-нибудь, Исин? — наглости этому альфе просто не занимать. Исин почти задыхается от возмущения, а потом вовремя вспоминает — это же Бён Реджун. — Нет! — твёрдо выговаривает омега. — Пропусти! Бён все же отступает, и Исин упрямо идёт вперёд, прекрасно зная, что альфа его догонит. — Ты всегда так отвечаешь. Может, хоть разочек согласишься? Для разнообразия, — иногда Бён Реджун, которому было почти тридцать, вёл себя как шестнадцатилетний подросток. Особенно когда начинал подбивать к Исину клинья. Чжана это немного раздражало, хотя нет, много. — Просто займись своими делами, Бён Реджун! — отмахивается Исин. Омега широко улыбается Бэкхёну, который стоит перед лестницами дома, очевидно, он вышел на поиски Чжана. Для Исина это буквально сродни спасательному кругу для утопающего, так что он почти бежит к омеге. — Син, я шёл тебя искать, — улыбается Бэкхён, а затем переводит взгляд на Реджуна, который подходит к омегам. — Хён? А ты что тут делаешь? — Появились дела, которые я должен обсудить с дедушкой. Я не знал, что вы приедете сегодня. Папа тоже тут? — Да, — кивает Бэкхён. Он переводит взгляд от альфы к Исину, а потом подскакивает к старшему брату, впиваясь в него своим фирменным пронзительным взглядом. — Ты снова доставал моего Син-Сина, Бён Реджун? В голосе Бэкхёна даже звучит угроза. Реджун улыбается, вскидывает руки вверх. — Да с чего ты взял? Что за мнение обо мне вообще? Бэкхён неверяще смотрит на брата, а потом переводит взгляд на Исина. — Син? — Всё в порядке, Бэк. Мы просто поболтали с твоим хёном. — Бён Бэкхён! — голос Джунсо заставляет всех замолчать и повернуться к омеге, что показывается в дверях дома. Его, как и всегда, сопровождает управляющий Сон. — Поехали домой. Омега только сейчас замечает Реджуна, вопросительно выгибая бровь. — Реджун? — Здравствуй, папа, — альфа кланяется омеге. — Ты приехал к дедушке? — Решил справиться о его здоровье, — улыбается кончиками губ парень. Джунсо на это ничего не отвечает, только лишь вскидывает высоко голову в своей манере и направляется в сторону гостевого домика, чтобы сменить ханбок. Бэкхён и Исин следуют за старшим, как и управляющий Сон, несколько людей из персонала дома. Реджун остаётся смотреть вслед всей этой делегации, едва вздыхая. Дни до свадьбы пролетают совсем незаметно. Бэкхён моргать не успевает, как оказывается, что буквально остается одна ночь, и он выходит за Ким Чонина. Омеге верится с большим трудом. Он думает, что это всё просто невозможно, ведь Чанёль обещал ему. Пак так много и часто говорил о том, что он сделает всё, что спасет Бэкхёна, что заберет его и не даст в обиду папе, но в итоге Бэкхён лежит в собственной спальне, глядя в потолок, осознает, что ему завтра утром нужно идти к алтарю. И встречать он там будет совсем не Пак Чанёля. Омега тяжело вздыхает, поворачивается набок и подгибает под себя ноги. Его спальня кажется такой огромной и холодной сегодня. Бэкхёну хочется сейчас же сбежать отсюда, прийти к Чанёлю, спрятаться в его больших объятиях. Бён уверен, Чанёль не откажет, но какой в этом толк? Папа слишком быстро найдет их, и кто знает, что он тогда решит сделать. Как именно накажет Бэкхёна, возможно, омега даже представить себе не мог, на что готов пойти его папа ради своего плана. Бэкхён понимает, что ему некуда бежать, потому что его теперь не защитит даже дедушка. Он категорически против Чанёля и в целом всей его семьи, Бэк прекрасно понимал, что если дедушка узнает правду про них с Паком, то беды не миновать. Бён Мёнсу в гневе был ещё более страшен, чем его сын. Бэкхёну было страшно попадать в немилость и к дедушке, и к папе, последний, наверное, в таком случае даже обрадовался бы. Он ведь всегда повторял дедушке, что Бэкхён — несносный мальчишка, когда тот его хвалил или защищал. Бэкхён взял в руки мобильник, разблокировал экран и уставился на время. Полтретьего ночи. Ему вставать через шесть часов, Бэкхён должен завтра выглядеть идеально. С самого утра его обложат стилисты, визажисты и прочие, хотя сам омега был совершенно не настроен на это всё. Бэкхён просто хотел перетерпеть, пережить этот день, который наверняка будет чертовски долгим. Омега набрал выученные наизусть цифры Пака, номер которого он даже не сохранял, и замер, вслушиваясь в гудки. Он первый раз звонил Чанёлю вот так. Без предупреждения в СМС, без вопроса о том, занят ли альфа или нет. Прошло несколько минут, прежде чем альфа поднял трубку. — Бэк? Что случилось? — в голосе Чанёля слышалась хрипотца, беспокойство, и он, кажется, ехал в машине, так как омега слышал звук поворотников. Бэкхён виновато закусил губу. Он совсем не подумал о том, что может отвлекать альфу. — Ты занят, да? — тихо спросил омега. — Всё в порядке, — Чанёль едва кашлянул. — Почему ты не спишь? — Я не могу спать, — прошептал Бэкхён. — Я… Мне страшно, Чанёль. Альфа зашелестел в трубке. Бэкхён комкал свое одеяло между тонких пальцев. — Малыш, — забасил Чанёль, говоря довольно серьёзным тоном. — Мы ведь это обсуждали, да? Я вытащу тебя оттуда. — Как? — всхлипнул Бэкхён, не сдержавшись. — Ты постоянно говоришь одно и то же, но вот прошло полгода, и ничего не меняется. Завтра у меня свадьба, Пак Чанёль? И не с тобой. Понимаешь? — Свадьба — это не конец, Бэкхён-а. Омега усмехнулся в трубку, привставая на подушках. Он понимал, что заходит на очередной круг одних и тех же обсуждений, но он не мог по-другому. — Свадьба — не конец, помолвка — не конец. А что конец, Чанёль? Когда мы с Чонином заведем ребёнка? Это будет конец, по-твоему? — Бэкхён сорвался на истерику. Чанёль тяжело вздохнул, сдерживаясь и сжимая кулаки. До этого дня омега никогда не затрагивал эту тему, не говорил открыто о том, что если они поженятся с Чонином, то всё действительно пойдет прахом. — Бэкхён, — попытался прервать парня Чанёль, но не вышло. — Что Бэкхён, Пак? Ты сможешь спокойно жить, зная, что мы с ним трахаемся? Тебе нормально? — Замолчи! — Чанёль буквально впервые в жизни повышал голос на омегу. Он крикнул, и в его голосе было столько всего, столько чужого, яростного, незнакомого ранее Бэкхёну, что омега опешил. Он замер, осознавая, что натворил. — Не кричи на меня! — все же выдал Бён. — Бэкхён, — на этот раз интонации альфы были тверды. Голос, от которого мурашки ползли по затылку омеги вниз, к самой пояснице. — Никогда. Никогда более не смей говорить мне подобных вещей, слышал? Бён замер, крепче вцепляясь в корпус телефона. Омега понял, что задел за живое, перешёл границы, которые не стоило, и прямо сейчас он буквально слышал, как Чанёль сдерживается. Он так явно представлял его лицо, хотя он никогда раньше не видел, как Пак злится именно на него самого. — Это всё, что ты мне можешь сказать сейчас? — усмехнулся Бэкхён. Омега не собирался признавать своих ошибок, потому что, как там ни крути, в позиции жертвы находится именно он. — Нет, — снова твердо заявляет Чанёль. — Я хочу сказать тебе, что люблю тебя и не отдам тебя никому. И я просто прошу тебя поверить мне, я сделаю так, чтобы ты не пожалел, слышишь? — У меня завтра свадьба с другим человеком. — Предоставь всё мне, Бэк. Прошу тебя. — Я не хочу выходить за него. Я хочу к тебе, — шепчет омега, срывается на слёзы. Чанёль вздыхает, прикрывая глаза. — Малыш, — совсем мягко, нежно проговаривает альфа. — Мы обязательно будем вместе, слышишь? Не плачь, прошу тебя. Я всё исправлю. — Ты обещаешь? — Да, я обещаю, Бэкхённи. Я обязательно тебя заберу, хорошо? Мы будем счастливы вместе, между нами не будет никого. Только ты и я. Но сейчас ты должен успокоиться и поспать. Завтра мы с тобой увидимся. — Ты приедешь? — в голосе омеги, сквозь слёзы, звучит удивление. — Я должен, — шепчет Чанёль. Бэкхён на это ничего не отвечает, только прикрывает глаза, вдыхает глубоко. — Я люблю тебя, — тихо говорит Бэкхён. — Пак Чанёль, я чертовски сильно тебя люблю. Я даже не знаю, откуда это во мне. — Я тоже люблю тебя так сильно, малыш. Всё будет хорошо. — Да, — кивает сам себе Бэкхён, укладывается на подушки снова. — Спой мне, Чанёль. Альфа поет, совсем-совсем тихо, успокаивающе. Бэкхён прикрывает глаза, чувствуя, как после истерики его ожидаемо клонит в сон. Исин будит Бэкхёна рано утром в нужное время. Омега нехотя разлепляет глаза, сонно оглядывая лицо друга, который улыбается кончиками губ. У него даже чуть проглядывает ямочка на щеке, и Бэкхёну становится так хорошо. Ровно до той секунды, когда на него наваливается осознание того, в какое утро он проснулся. У Бён Бэкхёна сегодня свадьба с Ким Чонином. Эта мысль бьёт набатом в сонной голове, и Бэкхён крепче сжимает край одеяла, едва выдыхает, пытаясь собраться. Он плакал, похоже, даже во сне, потому что глаза сейчас болят и снова слезятся. И омега не до конца понимает, это из-за сухости или потому что Бэкхён в принципе последнее время только и делает, что плачет. — Бэкхён-а, — совсем тихо шепчет Исин, замечая состояние друга. Бён тут же кидается ему на шею, крепко обнимая, зарывается носом в шею парня. В сладкую и любимую ваниль. — Я так не хотел просыпаться сегодня, Син, — шепчет омега. — Можешь себе представить? Я бы предпочел просто не открыть глаза, чем проснуться в такое утро. — Тшш, — Исин успокаивающе гладит парня по спине. — Не говори такое, Бэкхён-а, никогда. Нет ничего дороже твоей жизни. И каким бы тяжелым это утро ни было, всё-таки хорошо, что оно наступило. Бэкхён усмехается, прижимается крепче к Чжану. Они сидят так какое-то время, а потом Исин снова напоминает, что им нужно торопиться. Впереди долгие приготовления. Бэкхёну ничего не остается, кроме как послушать друга. Так что он встает и на негнущихся ногах отправляется в ванную, где в зеркале застает исхудавшего парня с синими кругами под глазами. Бён Бэкхён с каждым днём всё меньше похож на себя, и теперь это замечает даже он сам. Омега стоит под теплыми струями душа, надеясь, что это хоть немного поможет ему собраться. Потом на автомате проделывает все утренние процедуры, уход за кожей и пьёт парочку успокоительных. Ему не хочется словить паническую атаку где-нибудь посреди церемонии или на глазах у всех тех, кто будет его собирать, поэтому он заранее закидывается таблетками. Бён думает, что когда дело дойдёт до церемонии, ему вряд ли помогут все эти таблетки, но сейчас это хотя бы поможет не срываться на людях и не истерить из-за каждой мелочи. Парень запивает всё водой из-под крана, а потом вновь поднимает голову к зеркалу. Он чертовски устал. Устал ждать, верить, надеяться, волноваться. Прямо сейчас ему было плевать даже на то, что его сердце разобьется сегодня, он просто хотел бы больше ничего не чувствовать. Бэкхён выходит из ванной, закрывая за собой дверь, и в комнате обнаруживает Исина. Друг снова улыбается. — Бэкхён, мне позвать всех? Они ждут тебя, — спрашивает Чжан, на что Бэкхён только кивает. — Да. Парень и сам не понимает, как оказывается вовлечен в целый водоворот действий и событий. Его тут же окружает человек десять специалистов разных мастей и еще столько же людей бегает вокруг них, помогая и ассистируя. Бэкхён только сейчас замечает, что Исин уже давно уложен и собран, и омега понятия не имеет, когда только он успел. — Господин, на последнем пробном макияже вы так и не утвердили цвет теней, — кроткий голос одной из омег заставляет Бэкхёна вынырнуть из собственных мыслей. Парень опускает взгляд на предоставленные варианты палитры, а потом едва усмехается. — Делай, как считаешь нужным, — бесцветным голосом отвечает Бэкхён. — Я буду в белом, подбери что-нибудь. Омега немного сбита с толку, не совсем понимая, как расценивать подобный ответ. А Бэкхён не собирается что-то пояснять и в чем-то её убеждать. Он только сидит и продолжает мониторить немигающим взглядом зеркало перед собой. Девушка поворачивается к Исину и теперь вопросительно смотрит на него. — Делайте, как сказал Бэкхён, не волнуйтесь, — Исин говорит это тихо, отвлекаясь от разговора с одним из омег из персонала, что узнавал по поводу того, когда уже можно будет принести костюм Бэкхёна. Бён понимал, что, наверное, не должен быть настолько пассивным, оставив всё на одном только Исине, но у него буквально нет сил. — Бэкхённи, — Исин садится на пуф рядом с креслом, в котором сидит омега. — Как ты себя чувствуешь? Тебе следует поесть. — Я не хочу, — Бэк смотрит на парня. — Папа дома? — Они с дедушкой ждут, когда ты закончишь. Ильхун с Ухёном тоже тут. — Вот как, — усмехается Бэкхён, вновь переводя свой взгляд на зеркало. — Всем интересно, какая из меня игрушка получается для Ким Чонина. Исин краем глаза замечает, как удивленно меняется лицо девушки, что корпит над макияжем Бэкхёна. Чжан одним взглядом дает понять, что если она кому-то расскажет об услышанном, то ничем хорошим это не кончится, а потом вновь возвращается глазами к Бэкхёну. — Они твоя семья, Бэкхённи. И они хотят тебя поддержать. — Не смеши меня, Чжан Исин, — фыркает Бэкхён. — Давайте закончим со всем этим быстрее, — последнее Бэкхён говорит персоналу, которые тут же кивают омеге и, кажется, берутся за свою работу вдвойне усерднее. Всё заканчивается через несколько часов. Бэкхён едва выдыхает, просит оставить его одного в комнате, прежде чем он выйдет из этого дома, чтобы стать мужем тому, кого он не любил. Омега стоит перед зеркалом, внимательно разглядывает свое отражение. Мастера постарались на славу, если Бэкхён тоже постарается и натянет улыбку, то никто даже не подумает, что там у него на душе. Никому даже приблизительно в голову не придет, что парень умирает изнутри, что всеми фибрами души не хочет ни этой церемонии, ни этих гостей, ни этой жизни. Омега поглядывает на свой телефон, но с ночи он молчит. Чанёль не написал ему ни одной СМС, и Бэкхёну хочется его оправдать миллионами причин, но на деле Бён слишком хорошо понимает, что, несмотря на все надежды и осознания, у Пака не получилось. Они проиграли родителям. И теперь Бэкхён одет в этот свадебный костюм и ждёт, когда его жизнь окончательно разделится на «до» и «после». Омега медленно спускается по большим лестницам особняка. Он натягивает улыбку, когда видит внизу дедушку, что даже встает с места. Вслед за ним поднимаются и папа с Ильхуном и Ухёном. Все ждут его внизу, и Бэкхён думает, что это все неправильно. Он совсем не такой представлял себе свою свадьбу. — Ты прекрасен, Бэкхённи! — дедушка совсем ярко улыбается, а потом целует внука в макушку, обнимая. Бэкхён кланяется дедушке, затем папе, а потом получает улыбку от братьев. Они тоже обнимают его по очереди, а Ухён даже шепчет парочку успокаивающих слов на ухо омежке. Бэкхёну остается только улыбаться и делать вид, что всё хорошо. Что именно этого всего он и хотел всю жизнь. В церемониальном комплексе людей на торжество, о котором теперь говорит вся Корея, собирается очень много. Сюда слетается буквально вся элита общества. Политики, бизнесмены, деятели искусства, лучшие умы, не только страны, но практически всего континента. И семья Бён, и Ким Юнсон пригласили абсолютно всех, кого только могли, в том числе и иностранных партнёров. Если можно было бы представить событие помпезнее этого, то, наверное, за последние сто лет в стране такого еще не происходило. Чтобы два таких могущественных человека, как Бён Мёнсу и Ким Юнсон женили своих наследников, размах был невиданный. Бэкхён улыбается каждому второму человеку, что желает с ним сфотографироваться перед началом церемонии в комнате жениха. Омега ещё не видел Чонина, но парень прислал ему пару ободряющих СМС. Бэкхёна это немного успокаивало, его вообще успокаивал тот факт, что несмотря ни на что, рядом с ним будет Чонин, и этому человеку он, как никак, уже научился доверять. — Привет, Бэкхён, — знакомый голос заставил Бэкхёна отвлечься от собственных мыслей, поворачивая голову. Перед омегой стояли Сяо Лухан с Ким Минсоком и Чондэ. Бэкхён совсем не ожидал увидеть эту троицу тут, хотя, конечно же, они все были в списке гостей. Но омега был уверен, что они не придут, потому что поддержат Кёнсу. — Ребята? — Бён едва улыбнулся кончиками губ. — Я… Не ожидал вас увидеть. — А я думал, что ты сам нас пригласил, — усмехнулся Лухан, окидывая Бёна долгим взглядом. Но, как ни странно, в этом взгляде Сяо не было привычной колючести, осуждения. Лухан смотрел с какой-то едва проскальзывающей теплотой и, кажется, даже жалостью. — Да, конечно, сам, — кивнул омега. — Просто я думал, что вы… В общем, не важно. — Мы хотели поздравить тебя, Бэкхён, — Минсок сделал шаг вперед, улыбнулся кончиками губ. — И тот, о ком ты волнуешься, попросил нас прийти. Он не держит на тебя зла. Последнее Минсок сказал практически в ухо Бэкхёну, следом заглядывая ему в глаза. Омега прекрасно понимал теперь, что друзья Кёнсу пришли сюда только с его разрешения. Что же, это все было вполне в стиле Кёнсу. — Но это не отменяет того, что я делаю, — усмехнулся Бэкхён, переводя взгляд на Лухана. Сяо сделал шаг вперед. — Никто из вас не виноват, Бэкхён. Так что не стоит загоняться еще и по этому поводу сегодня, — вдруг совсем неожиданно выдает Лухан. Бэкхён до глубины души поражен этими словами Сяо, потому что сегодня он был настроен получать от этого человека только осуждающие взгляды. Бён всё ещё помнил тот день, когда Лухан предъявлял ему за то, что он уводит альф у других людей. — Сяо Лухан, и ты перестал меня осуждать? Серьёзно? — Я тебя не осуждаю, но ты всё ещё меня бесишь, — фыркнул Лухан, отводя взгляд от омеги. Чондэ и Минсок переглянулись с Исином, коротко улыбнулись. Как ни крути, отношения Лухана и Бэкхёна сильно поменялись за последнее время. Они практически перестали вообще как-либо пререкаться, что было большим прогрессом. И Кёнсу даже по секрету рассказывал, что в комнате они могут вполне мило общаться, когда у обоих хорошее настроение. — Бэкхён, — в комнате внезапно появился Бён Джунсо в сопровождении управляющего Сона. Ребята тут же обратили внимание на взрослых, поклонились папе Бэкхёна, а потом Минсок вновь перевел взгляд на младшего Бёна. — В общем, ещё раз поздравляем, Бэкхён. Мы пойдем найдем наши места. — Конечно, — кивнул Бэкхён. — Спасибо, ребята, — Джунсо вдруг просиял дежурной улыбкой, едва кивая парням. — Исин, не поможешь друзьям разобраться? Я бы хотел поговорить с Бэкхёном наедине. — Да, — кивнул Исин. — Помогу. Все четверо вышли из комнаты, закрывая за собой двери. Бэкхён сжал руки в кулаки, и если бы не остальные ребята, он бы точно настоял, чтобы Исин не уходил. Оставаться наедине с папой ему совсем не хотелось, но он краем глаза заметил, что управляющий Сон всё еще тут. Бэкхёну стало значительно спокойнее от присутствия альфы. — Что ты хотел? — Бэкхён тут же ощетинился, глядя на родителя недовольным взглядом. Джунсо картинно вздохнул, делая шаг к сыну, замер напротив. Он долго разглядывал Бэкхёна, сложив перед собой ладони. — Тебе стоит перестать злиться на меня, Бэкхён, — вдруг совершенно спокойно произнес Джунсо. — Через пару лет ты мне еще спасибо скажешь за этот день. Бэкхён усмехнулся. — Я скорее тебя прокляну за этот день, дорогой папочка. Но «спасибо» ты от меня точно никогда не услышишь. — Никогда не говори никогда, — хмыкнул Джунсо. — Ты напоминаешь меня, еще тридцать лет назад. Слишком сильно. Бэкхён замер, потому что папа никогда до этого не смел сравнивать себя любимого с вечно неправильным во всём младшим сыном. — Такой же наивный, — продолжил Джунсо, а потом подцепил подбородок сына, глядя ему в глаза. — Наивный и красивый, немудрено, что у мальчишки Пака сносит голову. — Папа, — Бэкхён хотел прервать родителя, схватив его за запястье, но Джунсо сжал его подбородок сильнее. — Помолчи и послушай, Бэкхён. Ты напоминаешь меня, но у нас с тобой есть одно большое отличие. Я своего первого мужа в день свадьбы видел лишь второй раз в жизни. Ты же с Чонином знаком уже столько времени, достаточно, чтобы привыкнуть, достаточно, чтобы альфа готов был на всё ради тебя. У тебя было время, я тебе его дал, Бён Бэкхён. И не моя вина, если ты им не смог воспользоваться. Но я думаю, что всё-таки смог, сын Ким Юнсона смотрит на тебя, как на лакомый кусочек. Не разочаруй его, слышишь? У Бэкхёна голова кругом шла от всех этих слов папы. С чего он вообще завёл эту тему? Разве было недостаточно того, что происходило на протяжении всех этих месяцев? — Я устал, папа, — вдруг совсем тихим голосом прошептал Бэкхён. И в этой его интонации совсем не было ничего живого. Абсолютно точно. Омега смотрел на родителя такими же безжизненными глазами. — Ты победил, папа. Хорошо? Я выйду за Ким Чонина, не разочарую ни его, ни тебя, ни дедушку. — Молодец, — усмехнулся Джунсо. Он вдруг сделал шаг к парню, положил руку на его макушку и оставил совсем невесомый поцелуй на его лбу. — Я ведь так и не благословил тебя, да? Считай, что это оно самое. Омега коротко усмехнулся, на каблуках развернулся, выходя из комнаты. Бэкхён же едва сдержал комок слёз, что подкатил к горлу. Он качнулся, хватаясь за столик, рядом с которым стоял. Управляющий Сон тут же подошел к нему, придерживая за талию. — Молодой господин, у вас всё хорошо? — Всё в порядке, — прохрипел парень. — Не беспокойся, управляющий. Альфа всё же смотрел с беспокойством в глазах, а затем усадил Бэкхёна на банкетку позади него, присаживаясь перед парнем на корточки. — Мне принести воды, Карамелька? — Нет, — отрицательно мотнул головой парень. — Просто побудь со мной. Пожалуйста. Сон Хёк улыбнулся кончиками губ, а потом присел рядом с парнем, прижимая его к себе. Бэкхён положил голову на широкое плечо и прикрыл глаза. Ему нужна была секунда другая, чтобы переварить всё происходящее. Чтобы собрать себя по кусочкам, ведь скоро выходить к алтарю. Омега вздохнул, вдруг впервые обращая внимание на запах управляющего Сона. Странно, парень столько раз обнимал его, находясь с ним рядом с самого детства, но почему-то только сейчас почувствовал его сладкий барбарис. Чонин внимательным взглядом оглядывает зал. Он стоит в его центре, ожидая, когда большие двери распахнутся, и в них появится его будущий муж. Ким поправляет полы пиджака, едва сжимает руки в кулаки, а потом чувствует, как его легко хлопают по плечу. Шафером Чонина стал, конечно же, Сехун. Киму было больше некого просить, так как только О он мог доверить это всё, и прямо сейчас Чонин ни на грамм не жалел. Сехун был отличный друг и прекрасный шафер, который с самого утра носился вокруг Чонина, не позволяя другим людям донимать его какими-то глупыми вопросами и комментариями. Ким оглядывает зал, в котором уже гости устроились и замерли в ожидании. Пришли абсолютно все, начиная с друзей альфы, заканчивая высокопоставленными чиновниками. Чонин бросает взгляд на отца, который сидит рядом с Бён Джунсо в специально отведенном для них месте. Они находятся чуть ближе к самому Чонину, впереди первых рядов. Вообще, в зале предусмотрено ещё одно такое место, так как у всех людей родителей по двое, но у них с Бэкхёном так получилось, что по одному. Чонин почему-то даже не ждал, что отец омеги заявится на торжество. Не факт, что он даже был в курсе. На первом ряду сидит Бён Мёнсу, рядом с ним все братья Бэкхёна, кроме самого старшего. Чонин помнил с репетиции, что именно Бён Ильхун должен был вести Бэкхёна к Чонину как первенец семьи. Чонин далее исследует зал, понимая, что половину из этих людей никогда даже не видел, а потом замирает на семье Пак. Чанёль сидит рядом с дядей, а с другой стороны от Донхвана, кажется, устроился его старший брат. Пак Чанмин имеет куда более мягкие черты и ясный взгляд, чем Донхван. Чонин отмечает это на периферии сознания и на автомате. Родители Сехуна сидят с родителями Лухана, а рядом с ними устраиваются Чондэ и Минсок. Их родители, насколько Чонин понимает, тоже тут, хотя он никогда раньше их не видел. Ким просто догадывается по тому, насколько Чондэ похож на свою мать, а Минсок — на отца. Чонин только успевает подумать о том, что не видит среди гостей родителей Кёнсу, как двери зала распахиваются и играет музыка. Альфа отвлекается, чувствуя, как сердце в груди бьется с бешенной скоростью. Бэкхён идет к нему, держа брата под локоть. Омега прекрасно выглядит, одетый в костюм с белым удлиненным пиджаком, усыпанным мелкими камушками. Они блестят под светом софитов и вспышек камер прессы, которой собралось сегодня тоже немерено. Самые громкие издания были приглашены, и Чонин думает, что этот день Корея действительно запомнит надолго. Бэкхён идет не спеша, с гордо поднятой головой, улыбается кончиками губ. Стройные ноги обтянуты черными узкими брюками, на тонкой шее красуется дорогое ожерелье. У омеги идеальная укладка, макияж, подчеркивающий всё великолепие красивого лица, уверенная походка. Чонин знает, что это всё маска. Он, вероятно, тоже со стороны выглядит так. Но внутри они оба умирают, сердце бьётся как бешеное, а тело совсем цепенеет. Ким знает, что омеге приходится прилагать массу усилий, только чтобы заставлять себя делать шаг за шагом, а не бежать отсюда прочь, сломя голову. Чонин переводит взгляд на доли секунды на Пак Чанёля. Альфа даже не смотрит в сторону Бэкхёна. Сидит с распрямленными плечами и мониторит что-то прямо перед собой. Ким понимает его тоже. Смотреть на то, как твой истинный омега собирается выйти за другого альфу, вероятно, было огромной пыткой. Чонин даже не знал, у кого положение хуже. Он едва сдерживает усмешку. Бэкхён наконец останавливается перед своим женихом. Альфа улыбается кончиками губ, делает шаг вперед, кланяясь Ильхуну. Старший Бён отвечает ему тем же, а затем вкладывает тонкую ладонь омеги в ладонь Кима. — Всё хорошо? — едва слышно шепчет омеге Чонин, и Бэкхён кивает ему, тоже незаметно. — Да, — в тон отвечает парень. Они становятся у стойки, где ведущий начинает свою неимоверно долгую, как кажется Чонину, речь. Альфа же в это время смотрит в глаза Бэкхёна, пытается всеми силами успокоить омегу, которого начинает чуть трясти. Но Бэкхён держится, потому что он обещал. Он опускает взгляд на столик перед собой, точно такой же стоит перед Чонином. На столиках увесистые папки, а ещё ручки. Это брачный договор. Ещё неделю назад они с Чонином провели чуть ли не сутки в большом конференц-зале, где юристы обоих семей зачитывали пункты договора, каждая из сторон всё обсуждала. Теперь было дело за малым, новобрачные должны были подписать договор после того, как зачтут свои клятвы. Из мыслей Бэкхёна вырывает голос священника. Парень даже не успевает заметить, в какой момент он уступил место ведущему церемонии, настолько омега был погружён в свои мысли. Оказывается, пришла очередь Бэкхёна отвечать на главный вопрос. — Готов ли ты, Бён Бэкхён, взять в мужья Ким Чонина? — отдается эхом голос альфы, что смотрит на Бэкхёна весьма выразительными карими глазами. Бён едва ли собирает себя, унимая бешенное сердцебиение. — Да, — выдыхает омега, поднимая на Чонина взгляд. Альфа улыбается кончиками губ. Священник поворачивается к альфе, задает ему почти тот же вопрос. — Готов ли ты, Ким Чонин, взять в мужья Бён Бэкхёна? В зале полнейшая тишина, или это Бэкхён от волнения не слышит ничего, сконцентрированный на Чонине, священнике и том, что он только что согласился выйти за другого альфу на глазах у того, кого он любит больше жизни. Бэкхён боялся поворачивать голову и выискивать взглядом Пак Чанёля в зале. — Нет! — твердый голос Ким Чонина выстреливает в тишине зала, словно автоматная очередь. Бэкхён удивлённо округляет глаза, глядя на альфу. Но Чонин не мог ошибиться, он улыбается, смотрит прямо в глаза Бэкхёна и снова повторяет. — Я не готов взять в мужья Бён Бэкхёна. Я люблю совершенно другого человека, а этой свадьбе не бывать, потому что Бён Бэкхён тоже любит другого. — Чонин, — шокировано хрипит Бэкхён. Ему кажется, что он спит, что это всё просто его воспаленная фантазия. Но Ким Чонин действительно сделал это. Альфа буквально расторг помолвку и расстроил свадьбу сейчас. На глазах у всех. — Ким Чонин! — Юнсон вскакивает с места, подходя к сыну. Пресса начинает активно щелкать камерами, Бэкхёна едва слепит. По залу проносится гомон и шушуканья, однако никто не смеет встать с мест. Все ждут продолжения шоу. — Что ты такое несешь, Ким Чонин? — Свадьбы не будет, отец. — Мальчишка, — голос Бён Мёнсу, весьма строгий, громкий, с некой доли иронии слышится в зале. — Ты сейчас понимаешь, что творишь? — Господин Бён, отец, — Чонин улыбается, резко разворачиваясь, когда священник пытается забрать у альфы папку с договором. Однако Чонин успевает перехватить её, со стуком кладёт ладонь на кожаную поверхность и смотрит прямо в глаза альфе. — Святой Отец, это не Библия! В голосе Чонина звучит усмешка. Мужчина смотрит на него со страхом, прекрасно осознает, что не справился со своей главной задачей. И этой задачей было далеко не поженить Бэкхёна и Чонина. — Да что тут вообще происходит? — взрывается Мёнсу. — Что за цирк ты устроил, Ким Чонин? Несносный мальчишка! Чонин спокоен, как удав. А Бэкхён в полнейшем шоке наблюдает за происходящим, моргает, думая, что это всё ещё какой-то сюр. Он вдруг чувствует касание чужой ладони к его собственной, поворачивает голову, обнаруживая рядом с собой Исина. Омега крепче вцепляется в его ладонь, потому что это сейчас его единственная опора. — Прежде чем сыпать обвинениями, господин Бён, я советую вам сначала выслушать этого несносного мальчишку. И тебе, отец, тоже. Бэкхён наконец решатся перевести взгляд на Чанёля в зале. Неужели у них тут был какой-то план? Неужели это не просто прихоть Чонина, не его спонтанное решение? Бён вдруг удивлённо расширяет глаза, потому что его бьет осознанием. Бэкхён ещё не готов, поправляя макияж, сразу после того, как управляющий Сон уходит, оставляя его одного. У него в комнате только Исин, так что Бэк пытается взять себя в руки, специально попросив всех выйти. Исин молча его поддерживает, помогает с комочками туши, что попали на щёки омеги, когда пара слезинок всё же скатилась с красивых глаз. — Хотите помешать мне увидеть моего жениха? — голос Чонина слышится за дверью. Бэкхён и Исин переглядываются. Альфа явно спорит с охраной, что кажется им обоим уж очень странным. Ким ничего Бэкхёну по этому поводу не писал. — Пусть войдёт, — кивает Бэкхён, и Исин открывает двери, впуская альфу внутрь. Чонин едва усмехается, проходя мимо охранника, оказывается перед омегами. Он просит Исина оставить их с Бэкхёном одних, и Чжан уходит. Чонин молчит пару секунд, засунув руки в карманы своего идеально выглаженного дорогого чёрного костюма. У него небольшая бутоньерка в нагрудном кармане, а вместо галстука — бабочка. И это единственное, что в его образе выдаёт в нем жениха. — Чонин, что ты делаешь? — Я… Бэкхён, я просто подумал, что нам стоит поговорить до начала всего этого. Бэкхён неловко молчит, тяжело вздыхая. — О чем нам говорить, Чонин? — Не знаю, но… Я прошу тебя сегодня довериться мне полностью, хорошо? Что бы ни произошло там, в зале, просто доверься мне. — О чём ты говоришь, Чонин? — Бэкхён не совсем понимает, что имеет ввиду альфа. Однако Ким расслабленно улыбается. — Просто не паникуй, хорошо? — Да, я постараюсь, — кивает омега. Только сейчас Бэкхён осознает, что это такое было. Чонин, вероятно, просто боялся, что Бён сделает что-то, и всё пойдёт не по плану. Омега наконец вперивается в Чанёля вопросительным взглядом. Но альфа полностью игнорирует его, не смотрит в сторону Бёна, что заставляет сердце в глубине грудной клетки срываться в чёрную пропасть. Что вообще происходит? Чанёль явно его игнорирует. — Лучше бы тебе привести весомые аргументы, Ким Чонин, — усмехается Мёнсу. — Иначе я даже не знаю, что сделаю. — Не волнуйтесь, господин Бён, — Чонин пожимает плечами, разворачиваясь к Сехуну. Альфа подает ему небольшой пульт, Бэкхён с опозданием понимает, что пульт от проектора, экран к которому висит на стене позади священника, что так и стоял на месте, не зная, куда себя деть. Бэкхён удивленно смотрит на Сехуна, который достал откуда-то ноутбук, установив его на трибуну, перед которой стоял священник, а до него ведущий. Чонин усмехнулся, подходя к альфе, сжал его плечо. — Святой Отец, можете, пожалуйста, занять место в зрительном зале? — губы альфы улыбались, но в его глазах не было ничего веселого. Все гости просто шокировано смотрели на происходящее, и, кажется, никто не смел ничего говорить, просто потому что Бён Мёнсу продолжал сидеть тут и слушать Чонина. Ким Юнсон же и вовсе был в шоке, глядя на сына. Мужчина нервно сжимал кулаки, очевидно сдерживал себя большими усилиями. — Уважаемые гости, — Чонин развернулся к залу, распрямив плечи. — А также все представители СМИ, советую вам выслушать меня очень внимательно. Ведь сегодня вы узнаете много сенсационных вещей. — Чонин! — вновь встрял Юнсон, но младший Ким совершенно проигнорировал отца. Он нажал на кнопку на пульте, и на экране высветился документ. — Вашему вниманию я представляю третью страницу нашего с Бэкхёном брачного договора, — заговорил Чонин. — Как вы можете прочитать, тут сказано, что после нашей женитьбы акции наших семей объединяются. Так как по завещанию, которое недавно составил уважаемый господин Бён Мёнсу, Бэкхён является главным держателем акций, то после свадьбы, я унаследовал бы эту привилегию вместе с моим мужем и нашими общими детьми, сколько бы их ни было. Конечно, другим членам семьи Бён тоже доставалась определенная доля, но повторюсь, Бэкхён, согласно завещанию Бён Мёнсу, должен стать главным акционером. Господин Бён, я прав? Менсу усмехнулся, пожимая плечами. — Зачем ты пересказываешь нам то, что мы и так знаем, Ким Чонин? Ты тратишь время стольких людей. — Я думаю, он должен продолжить, господин Бён, — голос одного из альф, что сидели на соседнем Бён Мёнсу ряду, заставил весь зал перевести на него внимание. Чонин едва улыбнулся кончиками губ. — Вероятно, Ким Чонин говорит это, чтобы разъяснить ситуацию всем присутствующим, вы не одни в зале, господин Бён. Чонин вопросительно смотрит на Чанёля, который вдруг заворачивает на какую-то неизвестную Киму улицу. Пак так и не рассказал им с Сехуном ничего, только увез из академии вечером, сказав, что у него есть срочные новости и разговор. И вот теперь они приезжают в какой-то неизвестный район, и Чонин видит перед собой заброшенный склад. У альфы куча вопросов, так что когда Пак глушит мотор, Чонин вопросительно выгибает бровь. — Пак Чанёль, что мы тут делаем? Не то чтобы Чонин боится. Он знает, что с кем-то вроде Пак Чанёля бояться нечего, ведь он и есть один из самых страшных людей этого города. И Чонин живет с этим человеком в одной комнате уже около полугода. Однако у Кима какое-то липкое предчувствие, у него сосет под ложечкой, и ему это чувство не нравится. — Пойдемте. Вы всё поймете, когда мы войдем внутрь, — Чанёль кивает в сторону склада. Но прежде чем выйти из машины, он вытаскивает из бардачка перед Чонином пистолет, перезаряжает его. Ким переглядывается с Сехуном на заднем сидении, который, кажется, точно так же ничего не понимает. — Знаешь, вот этот жест совсем не успокоил, — усмехается Чонин, кивая на ТТ в руках Чанёля. Пак скалится, поднимая на альфу хитрый взгляд своих больших глаз. — Что, Ким Чонин, ты, может, зассал? — в голосе Пака звучит явное самодовольство. Чонин на это фыркает, открывает дверцу машины и выходит из салона. Чанёль хочет последовать за ним, едва посмеивается себе под нос, но его плечо вдруг сжимают. Сехун смотрит на него в упор в зеркале заднего вида. — Не выебывайся на пустом месте, Пак Чанёль! — твердо выдает Сехун. — Кажется, мы сюда не в игрушки играть приехали. — Выключи папочку, О Сехун. Ты говоришь мне, зачем мы сюда приехали? Поверь, я знаю лучше тебя, — Чанёль выскакивает из машины. Сехун тяжело вздыхает, глядя вслед обоим альфам, что, распрямив плечи идут прямо к складу в полутьме ночи, где свет только от тусклого фонаря как раз над этим самым складом. Сехуну нечего делать, он выходит из машины и следует за друзьями. Сехун догоняет парней на подходе к складу. Они беспрепятственно входят внутрь, и Чонину даже кажется, что тут никого нет. Разговаривать они будут только втроем. Но когда они проходят длинный ангар, а потом оказываются в помещении чуть поменьше, Сехун и Чонин замирают на входе. Перед парнями предстает совершенно странная картина. — Отец? — вдруг восклицает Сехун. Кого-кого, а вот О Хёнсына он тут увидеть не ожидал от слова совсем. Старший О улыбается кончиками губ, сидя на стуле у окна. У него вполне себе расслабленная поза, и он, кажется, отвлекается от разговора с другими, когда парни входят внутрь. — Управляющий Сон? — Чонин замечает ещё одно знакомое лицо. Пятеро взрослых альф находятся в помещении. Чонин узнает ещё в одном отца Чанёля, но двое других остаются ему незнакомы. Точнее лицо одного из них кажется неимоверно знакомым. Ким тут же думает, что видел его совсем недавно. — Это и есть твои друзья, Чанёлли? — улыбается тот самый смутно знакомый альфа. — Не представишь нас? Чанёль кивает. — Господин Ким, это Ким Чонин и О Сехун. Чонина вы, должно быть, знаете. А вот Сехун сын дяди Хёнсына. — Я всех знаю, дорогой, — добродушно смеется мужчина, а Чанёль запоздало понимает, что, наверное, сильно сглупил. — Ты лучше скажи им, кто я такой. А то они сгорят от нетерпения. — Парни, это Ким Хичоль, — просто выдает Чанёль, и на лице Сехуна читает немой вопрос, на который Чанёль тут же спешит дать ответ. — Да, тот самый Ким Хичоль. — Ким Хичоль! — восклицает Мёнсу, резко поворачиваясь на мужчину. — Вы влезаете в дело моей семьи. — Я никуда не влезаю, — улыбнулся Хичоль. — Просто парень зашел так далеко, интересно, чем это всё закончится. Прошу, Ким Чонин, ты должен закончить. — Спасибо, — Чонин даже учтиво кланяется мужчине, а потом поворачивается к экрану. — Как вы можете прочитать в договоре, в доле этих акций оказываются только две фамилии — Бён и Ким, не так ли? Все предельно ясно, логично. Именно поэтому мы с Бэкхёном и шли на этот союз, скажете вы. — Чонин, ты заигрался! — вновь встревает Юнсон. — Выслушай меня, отец, — Чонину надоедает. Он поворачивается к старшему, смотрит на него таким взглядом, которым никогда не смел смотреть. В нём нет ничего от того Чонина, которого знал старший Ким. Словно этот альфа и вовсе не сын Юнсона, в его взгляде режущая на кусочки сталь. — И не перебивай. Юнсон снова замолкает, а Чонин возвращается к рассказу. — Именно такой договор, я, Бэкхён, господин Бён и мой отец рассматривали во время предварительных и окончательных обсуждений до свадьбы. Именно на условия такого договора мы все согласились. Но знаете, в чём действительно самая большая проблема? Открыв сейчас договоры, которые лежали у нас с Бэкхёном, который я держу у себя в руках, пролистав на третью страницу, вы найдете один пункт, который меняет полностью смысл всего договора. — Я всё равно не понимаю, что тут происходит, — произносит Чонин, которому представляют и Ким Хичоля, имя которого альфе знакомо в разы лучше его лица. А следом и второго неизвестного альфу, которого называют судьей Чоном. — Именно поэтому мы вас сюда и позвали, Ким Чонин, чтобы всё объяснить, — встревает управляющий Сон. — Разговор будет долгий, поэтому садитесь сюда, — Чанмин подзывает их к длинному столу. Чонин только сейчас отходит от шока, чтобы всё внимательно рассмотреть. И только сейчас понимает, что это помещение очень даже хорошо оборудовано. Тут стоит длинный стол со стульями вокруг, парочка ноутбуков на нём, даже телефон, который не похож на обычные стационарные. Чонин оглядывается, замечая в противоположных углах несколько внушительных альф, что были одеты и вооружены как спецназовцы. Их рация шумит и отдает эхом в большом помещении. Внутри всё подсвечивается синим светом, а на стене висит большой экран, который тут же зажигается. Все альфы, за исключением Пак Чанмина, одеты в строгие костюмы с пальто поверх, и Чонин думает, что, вероятно, они сюда заявились после работы. — Чанёль, ты тоже, — с нажимом говорит Чанмин, когда его сын остается стоять под окном с таким видом, словно он ни при чём. Сехун и Чанёль усаживаются на места за столом, на которые им указал старший Пак. — Я уже слышал эти истории, отец, — спокойно выдает Чанёль, скрестив руки на груди. — У историй есть продолжение, Чанёлли, — Хичоль снова добродушно улыбается, глядя на парня. — Уважь друзей, им будет не просто слушать это всё в одиночестве. Чонин прекрасно видит, как альфа сжимает челюсти, но садится на место. Чанмин хлопает сына по плечу, они обмениваются долгими взглядами, и любопытство внутри Чонина готово выйти из берегов. Отцы его друзей тут, чтобы помочь своим сыновьям разобраться в ситуации, но Чонин единственный, кто пришел сюда, чтобы вытащить отца из дерьма. Альфа усмехается. Да, хотел бы он в итоге посмотреть в глаза Ким Юнсона. — Эта история началась тридцать лет назад, — вздыхает Чанмин, сжимая кулаки. Чанёль сидит, напряженно слушает Чонина. Он не подает вида, но альфа внимательно следит за дядей, который напрягся ещё с самого того момента, как Чонин прекратил этот фарс и крикнул громкое «нет». Чанёлю просто интересно, до какого момента дядя собирается держаться, потому что Донхван не дурак. Он уже чувствует, что запахло жареным, хотя ещё не до конца понимает, насколько далеко зашел во всем этом Чонин. Чанёль держится, чтобы не сделать ничего лишнего, но краем глаза он замечает, как дядя лезет под свой пиджак. Все тело младшего Пака напрягается, словно натянутая струна, он готов в любой момент подскочить и нейтрализовать дядю, но Донхван так и замирает. Чанёль почти видит через его пиджак, как он сжимает в руках пистолет. Младший слишком хорошо знает все повадки дяди, все его действия. — В договоре, который мы должны были подписать с Бэкхёном прямо сейчас, изменены некоторые пункты. О чём не знают ни мой отец, ни господин Бён Мёнсу, — голос Чонина врывается в сознание. Донхван коротко усмехается, он склоняется к самому уху Чанёля. — Скажи мне, Ёлли, это всё твоих рук дело? — шепчет в самое ухо младшему Донхван. — О чем это ты, дядя? — Чанёль вопросительно смотрит на старшего. Он уже почти видит, как Донхван сейчас дернет рукой и вытащит пистолет. Дядя скалится. — Тебе же лучше, если ты был не в курсе, — на этих словах Донхван резко дергает рукой, которую Чанёль успевает перехватить. Только вот старший Пак оказывается хитрее, он вытаскивает пистолет Чанёля, резко поворачивается к Чонину, отталкивая племянника в сторону. — Тебе лучше закрыть рот, малец! — орёт Донхван, направляя дуло прямо в лицо стоящего через два ряда от него Чонина. Вокруг тут же поднимается паника, но она быстро затихает, и никто не смеет двигаться, потому что Донхван возвышается над всеми, с заряженным пистолетом. — Убери от моего сына пистолет, Пак Донхван! — Юнсон делает один большой шаг и становится прямо перед сыном, закрывая его своими широкими плечами. — Какого черта ты творишь? Чонин удивленно смотрит в спину отца. Он моргает, думая, что совсем такого от старшего не ожидал. Ким был готов к тому, что Донхван поведет себя подобным образом, хотя, по идее, его должен был остановить Чанёль. Но у альфы в горле спирает от того, как отец ни секунды не колебался, чтобы встать под дуло пистолета самого страшного монстра в этой стране. — Думаешь, Юнсон, я не выстрелю в тебя? — усмехается Донхван. — Так стреляй, — пожимает плечами Юнсон. — Чего ты медлишь? Вот же я. — Отец, — Чонин делает шаг вперед, говорит это дрожащим голосом. В какой-то момент он вдруг ясно осознает, что прямо сейчас может и правда остаться без родителя. Потому что Пак Донхван был непредсказуем. — Отойди, Чонин, — Юнсон тверд в своем решении. — Хочу дослушать продолжение, — вновь слышится голос Хичоля. Он встает с места, спокойно поправляя пиджак. Донхван тянется за вторым пистолетом, но вдруг чувствует, как к его затылку приставляют холодное дуло. — Не так быстро, Пак Донхван, — шепчет в самое его ухо смутно знакомый голос. Пак коротко усмехается. Он не помнил, чтобы за ним сидел кто-то из альф. Там был целый ряд из омег, значит, этот кто-то подошел только сейчас. — Дорогой брат, ситуация дерьмовая, помочь не хочешь? — Донхван смотрит на Чанмина, который лишь коротко усмехается. — Я пока подумаю, Хван, — холодно выдает Чанмин. — Кстати, узнаешь голос этого человека, что прямо сейчас может просверлить тебе затылок? — Узнал бы, если бы он как трус не нападал сзади. — Я обязательно тебе представлюсь, Донхван, когда мы дослушаем мальца, в которого ты так храбро собирался выстрелить, — хмыкает всё тот же голос. — Продолжай, Ким Чонин! Чонин и Сехун ошеломлены. Они не могут поверить, когда до конца выслушивают рассказ Пак Чанмина и судьи Чона о том, что произошло тридцать лет назад. О папе Чанёля, о его младшем брате, обо всех остальных жертвах Донхвана. Чонин не моргает, пытаясь уложить в голове всё, что он только что услышал. — Чанёль, — тихо хрипит Сехун, сжимая руку на плече друга. Пак вскакивает с места, срываясь к самому дальнему окну. Друзья не знают, что сказать. Такое и врагу не пожелаешь, и Чанёль всё это время держал это в себе. — Чанёль? — Забей, Сех, — Пак резко поворачивается к друзьям. — Не будем обсуждать это сейчас. Мы здесь не для этого собрались. — Чанёль прав, — наконец звучит голос О Хёнсына, который встает с места. — Эта история вам была рассказана, чтобы вы в дальнейшем понимали наш план, который мы разработали, и помогли его осуществить. Мы бы не стали вмешивать собственных детей в это, но так уж вышло, что ты, Чонин-а, ключевое лицо в этом плане. — Я готов сделать, что угодно, — решительно выдает Чонин, сжимая кулаки. Ему кажется, что до этой секунды он и понятия не имел о том, насколько Пак Донхван страшный человек. Хотя, такого и человеком-то не назовешь. Изнасиловать и убить омегу родного брата, а потом улыбаться в лицо этому брату и ребёнку этого омеги всю жизнь, Чонин даже не знал, что можно было придумать хуже. Только убийство собственных родителей, наверное. — Тогда, Ким Чонин, тебе придется отказаться от женитьбы на внуке Бён Мёнсу прямо у алтаря, чтобы поймать Донхвана и Бён Джунсо с поличным, — встревает в разговор Хичоль. — Если они успеют уничтожить договор, то ничего не будет иметь смысла. Нам нужно показать настоящее лицо этих двоих всей общественности, именно поэтому день вашей свадьбы подходит идеально. Чонин кивает, думая о том, что это всё очень логично. — У меня есть один вопрос, — Чонин поворачивается к управляющему Сону, что угрюмо молчит до этого момента. — Почему вы, управляющий Сон, помогаете нам? Вы буквально правая рука Бён Джунсо и, насколько я знаю от Бэкхёна, его первое доверенное лицо. Почему вы тут? Хичоль улыбается, переводя взгляд на Сон Хёка. — А малец непромах, — скалится Хичоль, садясь в кресло во главе стола. Оно здесь было единственное. — У меня есть свои причины, Ким Чонин. — Они у всех есть, — разводит руками Чонин. — И мы все про них рассказали. Даже господин Ким рассказал. Но о вас мне ничего неизвестно, и мне кажется очень странным ваше присутствие здесь. Сон Хёк оглядывает взрослых альф, понимая, что те тоже ждут объяснений. Ему удавалось избегать вопросов до этого момента, но прямо сейчас он не может пойти по этому пути. — Хорошо, — выдыхает Сон Хёк. — Я всё вам расскажу. — Давай, Чонин, продолжай, — голос Хичоля вновь врывается в сознание парня. Альфа кивает. — Итак, я остановился на том, что в реальный договор добавлен новый пункт. Чонин снова нажимает на кнопку, переключая слайд. — Господин Бён, вы отличный юрист, который не мог не запомнить все пункты договора, не так ли? — Чонин специально обращается к Бён Мёнсу, потому что именно его мнение и слово станут весомыми для общественности. — Так вот, как вы можете видеть, в этом договоре есть пункт, где в долю, помимо меня и моего отца, входит так же Пак Донхван. Мы с Бэкхёном должны были добровольно подписать этот договор. — Какого черта? Джунсо? — Мёнсу тут же оборачивается в поисках сына, только вот Бён Джунсо уже давно и след простыл. Бэкхён понимает это так же запоздало, как и все остальные. Вместе с ним нет и управляющего Сона. Чонин усмехается. — Кажется, ваш сын не был готов отвечать на ваши вопросы. — Дай мне договор, Чонин, — Юнсон продолжает мониторить взглядом Донхвана, который так же нервно оглядывает зал, он боится двинуться, потому что холодное дуло даже успевает прогреться от его кожи, но что-то Паку подсказывает, что рука держащая этот пистолет не дрогнет ни при каких обстоятельствах. — А что будем делать с его охраной? — Сехун вопросительно смотрит на всех остальных, после того, как Сон Хёк уверенно расписывает им весь план. Как Чонин прервет церемонию, как Хичоль поможет ему, надавив своим авторитетом, как Чанёль будет страховать Чонина, а Чанёля будет, в свою очередь, страховать судья Чон, который сначала сядет как можно дальше от Донхвана, совсем не привлекая его внимания. — Какая охрана? — спрашивает судья. — Охрана Пак Донхвана, — разводит руками О Сехун. — Я же видел, каких он псов с собой притащил на помолвку. Заряженные до зубов, не так ли, Чанёль? — Его охрана не проблема, — спокойно отвечает Чанёль, который снова стоит чуть поодаль. — Во-первых, дядя никогда не берет с собой охрану внутрь помещения, в котором проходит какое-то светское мероприятие. Чаще всего его сопровождаю я, поэтому он всегда считает, что со мной он справится с кем угодно. Таскать охрану — значит привлекать к своей персоне лишнее внимание прессы и простых смертных, которые не в курсе, кто он. Это не в стиле Донхвана. Во-вторых, он почти уверен в том, что его никто не тронет в подобных местах, это же вам не сходняк с якудза или триадой. В-третьих, всех, кого дядя туда возьмет, чтобы они постояли снаружи, выбирать буду лично я. И они сделают то, что я скажу. То есть, останутся, в конце концов, снаружи. — Ты так сильно в этом уверен? — Сон Хёк смотрит прямо в глаза младшего Пака, который усмехается, скрещивая руки на груди. Он, честно говоря, всё ещё пытается переварить правду, которую им ранее озвучил о себе управляющий, но всё равно в его взгляде ничего не меняется. — Нельзя ни в чём быть уверенным до конца, но, — Чанёль улыбается кончиками губ. — Я провел с Пак Донхваном двадцать лет своей жизни, я даже знаю, в какой позе он спит. Поэтому я думаю, что не ошибусь. Юнсон внимательно читает документы, после чего передает их управляющему Бён Мёнсу, который передвигается по залу со страхом. Чонин прекрасно его понимает, было бы глупо не бояться, когда перед тобой стоит обезумевший Пак Донхван с пистолетом. Но Пак ничего не делает, однако, стоит Бён Мёнсу прочитать всё, как он тут же хватается за сердце. Все отвлекаются на мужчину, подхватывая его под руки. Чонин не совсем понимает, что происходит, когда звучит выстрел, а его валят на пол. Он только смутно осознает, что это отец его прикрывает. В зале поднимаются крики и шум, слышится топот десятков шагов. Чанёль успевает перехватить руку Донхвана в тот момент, когда он возводит курок, стреляя в Юнсона. Пуля летит в воздух, а Донхван тут же разворачивается, направляя теперь пистолет на того, кто стоял у него за спиной. — Судья Чон, — скалится Донхван. — Какими судьбами? Чего не выстрелил? Кишка тонка? Судья усмехается. — Нет, я не ты, Пак Донхван. Просто так в людей не стреляю. — Что? Всё ещё помнишь старые обиды? Никак не простишь, что твой омега раздвинул передо мной ноги? — Заткнись! — орет судья, дергая пистолетом. Донхван на это громко смеется, но это продолжается совсем недолго. Массивные двери с грохотом распахиваются, в них врывается вооруженный спецназ, что в секунду окружает Донхвана, Чанёля, Чанмина и судью Чона. Все изумленно затихают, и в этой тишине слышатся только уверенные шаги Ким Хичоля. Он вытаскивает из кармана удостоверение, разворачивая его к Донхвану. — Пак Донхван, вы обвиняетесь в групповом изнасиловании и убийстве Ха Миндже, а также ряде других преступлений особой тяжести, таких, как торговля людьми, оружием и наркотиками на территории нашей страны, — твердым голосом выдает Хичоль. — Согласно поручению президента Южной Кореи, я должен вас арестовать до выяснения обстоятельств. — Что за чушь? — скалится Донхван, хочет снова нажать на курок, но на этот раз пистолет у него из рук выбивает Чанмин. — Тебе пришел конец, Пак Донхван, — усмехается Хичоль, глядя на мужчину. — На пол их! Хичоль отходит назад, пропуская вперед четверых спецназовцев. Они в секунду укладывают лицом в пол Донхвана, а следом и Чанёля. Бэкхён не понимает, в какой момент его успел схватить Ухён, оттаскивая в сторону. Он только сейчас осознает, что находится в кольце его рук, а рядом стоит Исин, который прижимается к Реджуну. У Бэкхёна всё происходит словно в замедленной съёмке, после того, как Чанёля бьют в живот, заворачивая ему руки за спину, как и его дяде. — Чанёль! — вопит Бэкхён, срываясь с места. Ухён такой прыти от брата не ожидает, так что выпускает его из объятий, но парня успевает словить Чонин. — Чанёль! Какого черта! Отпустите его! Бэкхён пытается вырваться из рук Чонина тоже, замечая, как Чанёля ставят на ноги. Все расступаются в сторону, когда скрученного Донхвана уже ведут к выходу, и Чанёль должен быть следующим. У Бэкхёна меньше минуты, так что он снова яростно вырывается из рук Чонина, совсем не слышит его слов, а потом больно наступает на ногу Кима. Парень такого не ожидает, шипит и выпускает омегу из рук, а тому много не надо. Он в два счёта подскакивает к тем, кто держат Чанёля, выворачивается из-под руки неповоротливого громилы, который не пропускает его к Паку. — Чанёль! Да пусти ты меня! — орет Бэкхён этому типу, долго не думая, прописывает коленом в пах. Навыки хапкидо приходятся кстати, спецназовец скрючивается. Такого от хрупкого маленького омежки он точно не ожидал, так что другие двое в шоке останавливаются, глядя на товарища. Это оказывается на руку Бэкхёну, он подскакивает к Чанёлю, вешаясь ему на шею. — Чан, что это такое? — Всё будет хорошо, Бэкхён, — улыбается альфа. — Ты должен отпустить меня. — Нет! — Бэкхён крепче вцепляется в альфу, а тот даже не может обнять его в ответ, потому что руки в наручниках. — Никуда я тебя не пущу! Бэкхёна бесцеремонно хватают за талию, оттаскивая от Чанёля. Тот самый спецназовец, наверное, прожигает его гневным взглядом, но омега этого не видит под его шлемом. Да ему и плевать, в целом. Он вообще не понимает, что тут происходит. — Я люблю тебя, Бён Бэкхён, — говорит Чанель, прежде чем его успевают снова скрутить и почти бегом вывести из зала. Бэкхён снова собирается бежать за ним, но его ловит появившийся из ниоткуда Сон Хёк. Омега пытается вырваться, но альфа держит его крепко, прижимает к широкой груди. — Бэкхён, ты должен успокоиться! — громко говорит альфа, ловя личико омеги в руки. — Слышишь меня? Карамелька! — Он же ни в чём не виноват! Почему его забрали? — орет Бэкхён, окончательно срываясь на слёзы, он обмякает в руках альфы. Чонин вдруг чувствует, как его руку сжимают. Он поворачивается, вопросительно смотрит на Лухана, у которого белое, как полотно, лицо. Но он трясет парня за руку, словно от этого зависит его жизнь. — Чонин, я знаю, что ты сейчас в шоке, но это касается Кёнсу! — восклицает Лухан. Имя омеги действует на Кима волшебным образом. Сразу же весь мир меркнет перед ним, и Чонин весь обращается во внимание. — В чем дело? — Он улетает сегодня, — Лухан тараторит, смотрит на время на наручных часиках. — Точнее, может быть, он уже улетел. Он запретил нам приезжать в аэропорт и рассказывать что-то тебе, потому что не хотел, чтобы ты натворил глупостей и окончательно рассорился с отцом. Но раз ничего не произошло, тебе срочно нужно ехать. Возможно, ты еще успеешь. Чонин едва успевает переваривать информацию. Он пытается улавливать смысл слов Лухана, но все, что он понимает это только «Кёнсу» и «вылетает сегодня». — Какой аэропорт, Лухан? — Чонин сжимает плечи омеги, едва трясет его от волнения. — Во сколько рейс? — Я знаю, что вылетает он из Инчхона, Чонин. Больше он ничего не сказал! Альфа далее не тратит времени на разговоры. Он только срывается на выход из зала, оббегает отца, задевая его плечом, когда Юнсон пытается остановить его и узнать, что вообще тут только что произошло. Но Чонину плевать, в голове только одна мысль: догнать Кёнсу. Остальное его совсем не волнует. Чонин совершенно не помнит то, как находит свою машину, как отыскивает в кармане ключи от неё. Он даже не помнит, кто именно дал ему пальто, но подозревает, что это был Сехун. Кажется, когда он вылетал из зала, альфа догнал его. Но Ким особо не помнит, в его голове красной сиреной вопила только одна мысль. Не опоздать! Больше всего на свете Ким Чонин боялся опоздать, упустить, не поймать его. Потому что он прекрасно, слишком хорошо понимал, что если не успеет, то это будет конец. Кёнсу не вернется, а Чонин… Вряд ли он соберет себя, чтобы вернуть его. Почему До вообще решил улетать? Почему ничего ему не сказал? Как давно он это решил? У Чонина в голове полный хаос, но доминирует всё ещё страх опоздать. Альфа цепляется за эту доминанту, плюет абсолютно на всё остальное, ведь Кёнсу не мог так поступить. Совершенно точно, омега не стал бы его бросать вот так. Чонин просто должен был его догнать, чтобы всё выяснить. Чонин выезжает на встречную полосу, едва ли не врезается в машину, но всё равно успевает свернуть. Автомобиль сигналит, пронзительно и громко, но альфе плевать. Он уверен, что нарушил вообще все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения, пересекая двойную сплошную, но всё это просто смывается страхом не успеть. Чонину даже не страшно умереть в аварии, он знает, что сперва он должен догнать своего омегу, а уже потом хоть потоп. В зале ожидания аэропорта как и всегда слишком много людей. Чонин врывается в аэропорт, едва не сшибая людей с ног, подлетает к табло, на котором высвечиваются списки рейсов. У него перед глазами цветные мушки от быстрого бега, широкая грудь вздымается высоко, и Ким просто не может ни на чем сосредоточиться. Он оглядывается, надеясь выцепить в толпе хрупкую фигурку, но никого даже приблизительно похожего. Хотя, таких как Кёнсу больше на свете не было, так что, если бы До был тут, Чонин точно нашел его сразу. Но Кёнсу нет, нет и его родителей, даже этого надоедливого телохранителя. Вообще никого, за кого Чонин мог бы зацепиться, умолять отвести к Кёнсу. Альфа снова поднимает голову к табло, сердце бьется в самой глотке Чонина, но парень упорно его давит, туда, ниже, на место. Ему нужно собраться, подавить эту панику, наконец, снова вспомнить буквы алфавита и начать читать. Хотя бы хангыль или английский, хоть что-то. Ему нужно хоть чуть-чуть сосредоточить слух, чтобы слышать диспетчера. Но ничего из этого у альфы не выходит, или это просто на табло действительно нет больше ни одного рейса в Германию, а диспетчер говорит о чем угодно, только не о Кёнсу. Чонин подлетает к стойке регистрации, пугая агента, который вздрагивает. Киму везет, у стойки, как ни странно, нет никакой очереди. — Простите, а рейсы до Берлина уже были? — Ближайший улетел час назад, — спокойно сообщает миловидный омега, дежурно улыбаясь альфе. Чонин застывает, сжимая руки в кулаки. — Вы уверены? Больше их не будет? — На сегодня это был последний рейс до Берлина, — кивает парень, потом что-то щелкает в компьютере. Снова поднимает взгляд на альфу. — Да, всё верно. Больше до Берлина рейсов нет. Но я могу предложить вам на завтра. Последнее Чонин уже не слышит. Он разворачивается, отходит в сторону, вытаскивает мобильник. Альфа нервно набирает номер Кёнсу, выжженные в памяти цифры, и вслушивается в равномерный голос робота оператора. «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети». Чонин медленно опускает телефон, прикрывая глаза. Он не успел. Опоздал. На пресловутый час. Проходит, наверное, несколько часов, прежде чем Чонин приходит в себя. Оказывается, он сидит в зале ожидания, у больших панорамных окон, за которыми уже давно село солнце. Теперь там видна только посадочная полоса, огни самолетов, а в остальном только темнота. Чонин не помнит, как он сюда дошел, сколько тут сидел. Он просто моргнул — и вот уже ночь. Ким двигается, потому что ему кажется, что его тело оцепенело. По рукам проходится дрожь. Внезапно он чувствует вибрацию телефона в кармане, вытаскивает его, долго смотрит на определитель. Звонит отец. Чонин смотрит на мобильник, не моргая, а потом тяжело вздыхает. Он не отвечает, блокирует телефон и закидывает его обратно в карман пальто. Там же находит ключи от машины, понимает, что надо, наверное, возвращаться домой. Чонин отвлекает себя всякими мыслями, потому что боится думать о главном. Кёнсу улетел. Альфа сжимает кулаки, до боли впивается ногтями в ладони, чтобы не заплакать. Он широкими шагами направляется к выходу, немного плутает на парковке, потому что не может найти машину. Только с третьего раза, нажав на кнопку на ключах, Чонин наконец замечает черный Range. Он всё такой же, естественно, всё так же приветствует хозяина, моргая фарами, только вот у Чонина полное ощущение нереальности происходящего. Словно это не его машина, словно не его руки, в которых нет силы, чтобы открыть дверцу. Словно не его тело, которое не слушается. И мысли тоже не его. В них слишком много хаоса. Это все нереально. Чонин сидит в машине еще какое-то время, прежде чем прийти в себя. Кёнсу действительно его оставил? Вот так вот взял и уехал, ни слова альфе не сказал? Киму сложно в такое поверить, ведь ещё вчера ночью он буквально держал хрупкое тело у себя в ладонях. Он целовал любимые губы. Он срывал с них стоны, видел на них счастливую улыбку. Чонин ясно видел в глазах Кёнсу искреннюю любовь, и не может быть, чтобы омега вот так взял и уехал. Альфа снова достает телефон, снова набирает его номер и снова наталкивается на бездушный голос, говорящий о том, что омега недоступен. И для Чонина, кажется, он теперь недоступен во всех смыслах. Но разве такой был конец их истории? Когда Чонин просто стоит у аэропорта, совершенно сбитый с толку, даже приблизительно не может понять, что вообще пошло не так? В голове слишком четко всплывают слова Кёнсу. Он обещал Чонину не уезжать. Он сказал эти слова, а потом нежно поцеловал альфу, прижался к нему, обвил своим теплом. Ким ведь не придумал это всё себе или всё-таки да? Что, если всё это было просто придумано Чонином? Все эти месяцы, улыбки, взгляды, объятия? Чонин был настолько ослеплен своей любовью к этому человеку? В груди расцветает едкое чувство, которое опутывает сердце альфы. Оно обвивает его, словно железная проволока, впивается своими шипами в самое мясо, выжимает оттуда всю кровь. Чонин хватает ртом воздух, потому что слёзы подкатывают к самому горлу, сжимают его, душат. Чонин больше не в силах сдерживаться, и если кто-то когда-то сказал, что у него сердце кровью обливается, чувствуя то, что чувствовал сейчас Ким, то этот человек был абсолютно прав. Потому что Кёнсу действительно ничего ему не сказал. Он даже не захотел попрощаться с ним. Он просто его бросил. Альфа гонит по ночной трассе, чувствуя, как его иногда заносит, потому что дорога мокрая от снега, а скорость у внедорожника слишком большая. Ким сжимает кожаный руль, что есть мочи, думая о том, что и сам не понимает куда его несет. Телефон в кармане снова разрывается, и Чонин резко сворачивает к берегу Ханган. Ему просто хочется чуть-чуть свежего воздуха, чуть-чуть свободы, потому что прямо сейчас, в салоне собственной машины, он чувствует его. Чувствует эту вишню, что опутывает альфу с головы до ног. Ким выскакивает из машины, останавливается где-то у самой кромки воды, тяжело дышит, сжимая кулаки. Ветер сильный, мокрый снег бьет наотмашь в лицо парня, но это всё не важно. Внутри, там, где только что сердце сочилось кровью, теперь, кажется, не остается ничего, кроме той самой проволоки, что теперь обнимает пустоту, сжимается и скрежещет друг о друга. Чонина трясет, мелко, изнутри. Это не от холода, Ким это слишком хорошо понимает. Это от осознания того, что ему так и не доверились. Тот, кому Ким открыл всего себя, рассказал и показал все свои страхи, все свои тайные уголки души, открыл самую большую боль на сердце, так и не смог поверить в Чонина. Он действительно такой, каким его всегда называл отец? Безответственный, ненадежный, альфа, что не смог удержать своего истинного омегу? Им просто воспользовались, получается? Ему даже не ответили на признание. Чонин усмехается, пытаясь поднести сигарету ко рту. Руки всё ещё дрожат, ветер задувает огонь зажигалки, но Ким не сдается. Упорно, раз за разом, зажигает светлячок в ночной тьме, наконец у него получается закурить. Ким затягивается серым дымом, пропускает его через себя и хочет вместе с ним выпустить всё, что произошло. Но даже дым сегодня против него. Он застревает в глотке, заставляя Чонина закашляться, да так сильно, что еще чуть-чуть — и альфа просто вывернет все свои легкие наружу. Ким чувствует, что всё ещё плачет, потому что слёзы обжигают щеки вместе с холодным пронзительным ветром, и этот кашель, дым, что не успокаивает, а душит вместе с истерикой, мешаются с той пронзительной болью глубоко внутри Чонина. Альфа вспоминает, что Кёнсу сказал ему в тот день. Попросил его покурить рядом с ним. Он уже тогда знал, что уедет. В день, когда Чонин брал с него обещание всё рассказать, как только Кёнсу узнает дату, До промолчал. Он всё знал, но посчитал ненужным обо всем рассказывать Чонину. Кёнсу ни секунды не верил в него. Не верил, что у него получится разорвать эту помолвку, отменить свадьбу. Он только врал Чонину, что верит, а сам просто взял и уехал. Юнсон возвращается домой вечером, едва ли справляясь со всем тем, что на него сегодня навалилось. Он весь день звонит сыну, и Чонин не отвечает. У альфы сердце не на месте, и он думает уже посылать на поиски Чонина людей, когда на пороге его встречает взволнованный Хисон. — Господин! — у омеги лицо совершенно белое, перепуганное, а глаза на выкате. — Вы вернулись! — Что случилось, Хисон? Чонин дома? — Да, — кивает омега. — Я… В общем, он приехал час назад, совсем не разговаривает ни с кем, он заперся у вас в кабинете. Я пытался докричаться до него, но он не отвечает. Юнсон испуганно округляет глаза, чувствуя, как сердце бьется с таким шумом, что остальные слова Хисона просто теряют смысл. Альфа срывается в сторону своего кабинета, в два счета оказывается у нужных дверей. Дергает ручку, но двери заперты. — Чонин! — восклицает мужчина. — Это я. Ты там? Ким Чонин! В ответ только тишина, и альфе ничего другого не остается. Он тут же начинает шарить по карманам в поисках ключей. Юнсон не часто запирал кабинет, почти никогда, но все же носил с собой ключ в небольшой связке с остальными ключами. Больше ни у кого ключа не было, так что альфа в панике принимается открывать дверь. Связка падает у него из рук, он чувствует, как перед глазами темнеет от волнения. Мысль о том, что с его сыном может что-то случиться, совсем не отпускает альфу с того момента, как он увидел его под дулом пистолета Пак Донхвана. Наконец Юнсон вваливается внутрь своего кабинета, а потом замирает на самом входе. Прямо посреди комнаты сидит Чонин, даже не сняв пальто. Он молча смотрит на огромный портрет папы, и у Юнсона глубоко внутри что-то колет с такой силой, что альфе становится не по себе. Это чувство… Последний раз он его испытывал, когда узнал, что Ёнсен мёртв. А теперь он смотрит на единственного сына, что сидит перед портретом мужа, и старший Ким даже не видит его лица, но мурашки ползут по спине. — Чонин, — тихо произносит мужчина, идет к альфе. Уже подойдя ближе, Юнсон замечает в руках парня бутылку виски. Очевидно, он вытащил её из бара самого Юнсона. — Сын? — Что? — голос, интонация, взгляд у Чонина невероятно резкие, колючие. Юнсон прекрасно замечает красные и опухшие глаза сына, и он понятия не имеет, что такого еще успело приключиться за этот день. — Что с тобой, Чонин? — Всё хорошо, отец, — усмехается альфа, делает глоток из горлышка бутылки. Он хлещет виски так, словно это сок, даже не морщится. Юнсон снимает пальто, расстегивает пиджак и садится рядом с сыном. Чонин даже не поворачивает на него головы. — Чонин, — совсем тихо говорит Юнсон. — Что случилось? Расскажи мне. — Рассказать тебе? — в голосе младшего альфы много яда. — А что от этого изменится? Думаешь, что поймешь меня? — Я твой отец, Чонин, — Юнсон понимает, что его начинает мелко потряхивать изнутри. — И ты напугал меня сегодня. С момента, как встал перед пистолетом ублюдка, потом пропал на день, теперь вот это. — Отец года, — скалится Чонин, снова делает глоток из бутылки. Он поднимает голову к портрету папы. — Почему он вообще тебя выбрал? Я его не знал, но я почти уверен, что он был совсем не такой, как ты. Ты его не заслужил, отец. Эта фраза бьет точно в цель. Юнсон чувствует укол такой огромной силы где-то глубоко внутри, что у него спирает дыхание. — Ты прав, — вдруг тихо говорит Юнсон. — Я совсем не заслужил его, но мы любили друг друга. Чонин вдруг громко смеется. В этом смехе нет ничего веселого, у парня истерика. А у Юнсона всё быстрее бьется сердце, потому что таким сына он еще ни разу не видел. У Чонина бывали истерики, бывали плохие дни, но прямо сейчас сын будто совсем другой. Разбитый и потерянный, и Ким Юнсон начинает осознавать, что, кажется, он всему этому виной. — Почему ты смеешься? — не выдерживает Юнсон. — Потому что невероятно смешно слышать от тебя рассуждения про любовь, отец. Никого и никогда ты не любил больше себя, — Чонин теперь смотрит точно в глаза отца и видит там самый настоящий шок. Он зацепил за живое, задел наконец Ким Юнсона, такого вот непробиваемого. Чонин усмехается, вновь отворачиваясь от отца. Бутылка в его руках уже почти пустая, а Ким даже на один процент не опьянел. В голове все еще ясно отпечатаны все мысли, чувства, вся боль. Интересно, окажись сейчас папа рядом, его бы руки смогли спрятать Кима от этой боли? Но папы рядом нет. И Чонин никогда не узнает. — Я люблю свою семью, — твердо говорит Юнсон. — И тебя, Чонин. Чонин усмехается снова. Он не верит. И должен ли он вообще в это верить? — Если бы любил, попытался бы понять. Остановиться в своей гонке за властью и деньгами и выслушать меня, своего любимого сына. Но за тобой было не угнаться, отец. Только вот, вместе с собой, ты перемолол и меня. Те, кто любят своих детей, так не поступают. Юнсон сжимает кулаки. Глубоко в подсознании он всегда знал, что однажды расплатится за свою слабость, услышав вот эти слова. Когда-то Ким Юнсон не справился с болью, что захлестнула его с головой, боль победила, утянув в свою пучину, накрыла самым вязким болотом. Альфа был слаб, он сдался. И теперь, пришло время платить по счетам. Эта жизнь не прощает трусости. Ким Юнсон знал это всегда, но только и делал, что пренебрегал этой истиной. — Те, кто любят своих детей, рассказывают им про их умерших родителей. Потому что ни я, ни папа не заслужили вот этого. Почему он стал такой большой тайной за семью печатями? Твои слова о любви теперь просто пустой звук, отец, потому что двадцать лет я отчаянно бился в закрытые двери, чтобы услышать эти слова. Но ты опоздал. Я больше ничего от тебя не хочу. Юнсон глубоко вдыхает, на секунду прикрывая глаза. Слова Чонина ужасно болючие, они режут каменное сердце мужчины напополам, и в очередной раз альфа убеждается в том, что под камнем всё ещё живая плоть с кровью. — Прости меня, сын, — шепчет Юнсон. — Нет, отец, — Чонин резко перебивает старшего. — Я тебя больше никогда не прощу. Знаешь, почему? Ты спрашивал, что у меня случилось, так вот слушай. Сегодня мой истинный омега, которого я люблю больше жизни, так и не смог поверить в то, что я пойду против своего могучего и грозного отца. Сегодня, пока я стоял под дулом пистолета Пак Донхвана, разбираясь в каше, которую заварил ты, отец, он сел на самолет и оставил меня. Теперь уже навсегда. Вот, что произошло, отец. А все потому что в погоне за материальным ты разбил собственного сына. И знаешь что, я уверен, когда папа был жив, даже он не мог встать между тобой и твоей жадностью. Но не волнуйся. Я спас твои деньги, отец, и потерял собственное сердце. Чонин встал с места, собираясь уйти. Юнсон схватил его за запястье, глядя снизу вверх. — Сын, — совсем тихо проговорил альфа. В глазах Чонина не было ничего. Он вырвал руку из хватки отца, а потом поклонился ему. — Спокойной ночи, отец. Альфа развернулся, шатающейся походкой направился на выход из кабинета. Юнсон же сжал в руках ворс ковра, а потом схватил бутылку, залпом осушая всё, что в ней было. Он поморщился, прикрывая на секунду глаза. Мужчина вздрогнул, срываясь на плачь. Он не плакал со дня смерти Ёнсена. Но прямо сейчас внутри стало ещё хуже, чем в тот день. Четырнадцать лет назад он потерял мужа, но сегодня он потерял ещё и сына. Это осознание слишком сильно ударило в голову альфы, заставляя зарыться пальцами в волосы.I. Глава 16.
27 июля 2021 г. в 19:39
Примечания:
Эта глава, целиком и полностью, посвящается самому прекрасному мужчине на этом свете - Ким Чонину. Спасибо, что ты существуешь, такой вот прекрасный, глубокий и вдохновляющий человек.
Примечания:
пожалуйста, прочитайте intermission, которая идет следом.