the ocean is inside you

      В аэропорту было шумно, много людей и даже жарко. Несмотря на отличную вентиляцию, благоустроенность Инчхона, всё же Кёнсу отчаянно не хватало воздуха, и он все никак не мог разобраться в точных причинах подобного. Тут действительно было душно и кондиционеры не справлялись с таким количеством людей, которых было непомерно много, словно сегодня прилетал какой-то популярный айдол, или просто потому что нервная система омеги давала сбои теперь, причем очень крупные. До выдохнул, прикрывая глаза, откинулся на спинку сидения в зале ожидания. Нужно было держать себя в руках, потому что папа и отец сидят в метре от него и совершенно не подозревают, что вообще происходит с их сыном. Они ничего не знают о его вчерашней ночи, сегодняшнем утре, даже не знают о том, как Кёнсу подавил в себе внезапный порыв истерики, а может, даже паники, ещё час назад, сидя в машине. Никто и ничего не знал о том, в какой капкан загнал себя Кёнсу, и омеге, на удивление, так было даже проще. Его не жалели, ему не задавали вопросов, ответов на которые он и сам не знал. Все просто думали, что у него всё хорошо. Что учеба на первом месте, что он рад этому переезду и новым возможностям, а ещё, вероятно, думали, что Кёнсу не оставляет свою душу и сердце в этой стране, весь смысл своей жизни. Но До не жаловался, не смел жаловаться даже самому себе, потому что он… Оставлял Чонина. И навсегда сжигал все мосты. Кёнсу даже боялся думать о том, что будет с Кимом, когда он узнает, что омега не сдержал обещание, что улетел в другую страну, не сказав ему ни слова. Но ещё больше он боялся того, что мог сделать Чонин, если бы узнал дату его отъезда, и что бы потом сделал с Чонином его отец. Кёнсу понятия не имел о том, какой именно в семье Ким Юнсон и какие у него лимиты, но догадывался, что подобные вольности он сыну прощать не станет. Чтобы Чонин расстроил свадьбу с тем омегой, которого выбрал отец, потому что влюблен в Кёнсу? Он даже не хотел думать о том, что сделал бы Юнсон, что бы сделали его собственные родители. У Кёнсу крупные мурашки бежали по спине, раздражая его нервы, они тошнотой подкатывали к горлу, вызывая чувство отвращения к самому себе у парня. До Кёнсу слишком хорошо осознал за это утро, что он трус. Он так и не смог пойти против целого мира ради любимого человека, но все эти громкие и пафосные фразы из фильмов и книг про любовь до гроба было не так просто претворить в жизнь. В жизни Кёнсу не хотелось выбирать между родителями и своим альфой, ему не хотелось становиться причиной ссоры, огромнейшей ссоры, Чонина и его отца. В жизни всё было сложнее, тяжелее, больнее. И жаль, что ни одна книга, ни один фильм не способны передать всей тяжести подобного выбора. Кёнсу предпочел сбежать. Он не поступил как взрослый. И становилось ещё хуже от того, что он полностью отдавал себе отчёт в своих действиях. Он понимал, слишком хорошо, особенно после прошедшей ночи, как глубоко эти чувства пролезли в него самого и Чонина. У них не было ни единого шанса с самого начала. И дело было даже не в том злосчастном сексе после клуба, и даже не в том столкновении в столовой. Дело было именно в том, что даже природа захотела их столкнуть друг с другом, но у судьбы, похоже, были свои планы.       И вот теперь Кёнсу сидит в зале ожидания, совсем не слышит, о чём говорят родители рядом. У До в руках стаканчик с зеленым чаем, он даже не отпил из него, чай успел остыть. Кёнсу так и не решился сказать отцу о том, что теперь он любит кофе, когда родитель ходил в кафе за напитками. Отец прекрасно знал вкусы Кёнсу, не знал только, что теперь его сын пропал с головой в другом альфе, и даже зеленый чай уступил место горькому латте. — А ты, как думаешь, Кённи? — голос папы каким-то образом всё же дорвался до сознания парня. Кёнсу словно вытащили из какого-то вакуума. Он вопросительно посмотрел на родителей, что с точно таким же выражением лица смотрели на него в ответ. — Прости, пап, ты что-то спросил? Лицо Юнсу тут же поменяло выражение на задумчивое, обеспокоенное. Кёнсу знал этот взгляд папы. Его родитель, несмотря ни на что, слишком хорошо чувствовал сына. Так что изредка он на него косился сегодня, но Кёнсу был уверен в том, что папа просто пытается определить его настроение. Для родителей не было новостью то, что Кёнсу было очень жаль оставлять тут друзей, даже Ульсан. Они знали, что сын любил свою учебу, людей, которые его окружали, а ещё любил свою страну. Переезжать в совершенно новое общество, да ещё и с языковым барьером, было сложно всем, но их Кёнсу вдвойне. Ведь он всегда был довольно закрытым ребенком, и с возрастом, к сожалению Юнсу, это не сильно изменилось. Ему было сложно впускать в свою душу посторонних людей, в чём, наверное, была вина и самого До Юнсу. — Кёнсу, у тебя всё хорошо? Ты выглядишь каким-то потерянным, — тихо произнес Юнсу, хотя понимал, что, наверное, это очень глупый вопрос. — Я просто… — Кёнсу замолчал, опуская взгляд на свои руки, продолжал играться с язычком на крышке бумажного стаканчика. — Расстроен тем, что мне всё-таки нужно уезжать. Но разве это не нормально? Так ведь всегда бывает, когда оставляешь всю свою привычную жизнь? В глазах сына Ёнсок и Юнсу увидели слишком много всего, но лезть дальше, расспрашивать его почему-то не хотелось. Они прекрасно знали характер Кёнсу, больше, чем он хотел, он никогда не скажет. — Да, думаю, ты прав, милый, — Юнсу сжал ладонь сына, улыбаясь ему. — Но впереди светлое будущее, постарайся думать об этом. — Да, стараюсь, — кивнул Кёнсу и наконец отпил из стаканчика. Он хотел занять рот хоть чем-то, чтобы не развивать и дальше эту тему с папой. Сердце внутри разрывалось на мелкие кусочки, стоило Кёнсу на секунду задуматься о реальности происходящего, так что пока он не был готов на долгие диалоги с папой про светлое будущее. Парень почувствовал на себе взгляд отца, который молчал, наблюдая за сыном. До Ёнсок в принципе был молчаливым по натуре человеком, и Кёнсу точно перенял от него эту черту. А сейчас отец будто хотел у него что-то спросить, но не решался. Кёнсу не собирался ему помогать. Он не был настроен на разговоры и с отцом тоже. И был рад тому, что никто кроме родителей вообще не видит его сейчас. Джун и ещё парочка людей из персонала, кто согласился переехать с ними, должны были прилететь другим рейсом послезавтра. Джун только привез их в аэропорт, и Кёнсу замечал и его взгляды на себе тоже. И в отличие от родителей, этот альфа действительно многое знал о Кёнсу. Утром из отеля его забирал Джун, потому что у Кёнсу не было времени разбираться с такси, а ещё родители специально отправили альфу, чтобы он забрал Кёнсу с вечеринки, которую он закатил, якобы, как прощальную, для друзей. До почти рассказал им всю правду, чтобы не было вопросов, но всё же не решился спорить, когда папа настоял на том, чтобы за ним приехал Джун. Родители были удивительно спокойны за Кёнсу, когда его сопровождал этот человек. До не знал, о многом ли догадался Джун, но, вероятно, это не составило никакого труда. Кёнсу простоял под струями душа ещё час после ухода Чонина, проплакал там же, пока в глазах не полопались капилляры, и они не опухли, но всё же парень прекрасно знал, что никакие гели и шампуни не способны смыть с него запах Чонина, особенно во время течки. Особенно когда они провели в объятиях друг друга целую ночь. Кёнсу выпил блокаторы, но не стал использовать никаких спреев, чтобы скрыть запах. Ему было всё равно, он просто хотел ощущать присутствие Чонина ещё немного, ещё чуть-чуть. Так что, скорее всего, альфа вроде Джуна вполне смог почувствовать гранат, слишком крепко и въедливо обвивающий вишню. А учитывая, что он знал об истинном альфе Кёнсу, сложить два и два кому-то с его смекалкой тоже не составило бы труда. Но тем не менее, Джун молчал, не сговариваясь уже со своим молодым господином, альфа прикрывал его перед родителями. Улыбался им, говорил, что всё в порядке. Кёнсу был ему бесконечно благодарен и испытывал некое чувство вины, потому что втянул абсолютно чужого человека, с которым они даже не являлись друзьями, в собственные проблемы. До Кёнсу был не из тех людей, кто использовал подобные методы, но с самого начала как-то так сложилось, что другого выхода у омеги не оставалось.       Кёнсу поднял голову, обнаруживая, что сидит перед большим экраном в зале ожидания. Когда они только пришли сюда, омега даже не заметил его, погруженный в свои мысли, но теперь яркая картинка буквально не хотела его отпускать. Звука не было, хоть в зале ожидания было значительно тише, чем в самом аэропорту, всё же не было смысла пытаться тут кому-то смотреть новости со звуком. Скорее, плазма была для отвлечения зрительного внимания. Кёнсу оглянулся, никто кроме него не смотрел в экран, а он замер, потому что вдруг по бегущей строке внизу побежали субтитры. И омега вцепился в подлокотники кресла, когда увидел на экране сначала фотографию Бён Джунсо и Ким Юнсона с помолвки Бэкхёна и Чонина, а потом уже и фотографию самих новобрачных. Сердце в груди на секунду замерло, а потом застучало с такой бешеной скоростью. Омега всеми силами пытался держать себя в руках, давил слёзы где-то в глубине грудной клетки, вместе с эмоциями, не давая им выбраться. Репортаж был о том, что сегодня предстоит свадьба двух богатых наследников страны. Интересно, насколько большими были планы родителей Чонина и Бэкхёна, раз они пропихнули новость об этой свадьбе даже в новости на одном из госканалов? Кёнсу усмехнулся, опуская взгляд, перед которым всё плыло, на собственные колени. Ну конечно, чего ещё он ожидал? Это были игры больших людей, на кону стояли большие деньги, и парень, даже будучи не особо посвященным в темы бизнеса, политики и денег, понимал, что это событие затрагивает страну, чуть ли не всю нацию. Кёнсу был ничтожно мал в этой игре, чтобы ради него что-то могло поменяться. Чонин не мог повлиять на своего отца, потому что порой ничто не способно остановить людей от жажды денег и власти. — Надеюсь, ты объяснил Юнсону, почему мы не приедем на эту свадьбу? — Кёнсу удивленно посмотрел на родителей. Они теперь тоже смотрели в экран. — Объяснил, — кивнул Ёнсок. — Он всё понял, Юнсу. Не беспокойся, мы не в чёрном списке у мэра Сеула. — Что, безусловно, нам на руку, да, Ёнсок? — Юнсу едва улыбнулся кончиками губ, впериваясь в мужа долгим взглядом. Ёнсок тяжело вздохнул, но сделал вид, что отвлекся на что-то в своем планшете, который читал до этого. У его отца всегда была такая уловка уходить от разговоров с папой. Кёнсу усмехнулся. Отец не изменял своим привычкам. — Да, на руку, — До Ёнсоку было проще согласиться с мужем, чем спорить сейчас, когда они все были на нервах. Особенно это было заметно на Кёнсу, что проронил буквально пару слов с тех пор, как вернулся утром. Ёнсок, конечно, был далеко не дурак, он почувствовал измененный запах сына. Альфа был глубоко шокирован и удивлен тем, что Кёнсу так смело заявился домой, но решил, что должен пережить эти эмоции в себе. Нельзя было говорить об этом Юнсу, иначе муж точно сойдет с ума. Ёнсок думал только о том, что его сын был сплошной загадкой. Хотел бы мужчина знать, что там на сердце его мальчика, что в его голове, ради этого он даже готов отодвинуть в сторону отеческую ревность и даже злость, что съедали его. Поглощали с головой, стоило лишь только задуматься о том, что мог делать какой-то там засранец с его сыном, но Ёнсок, как взрослый человек, старался не задумываться. Иначе он перестанет быть взрослым и сойдет с ума. А ему нельзя, ведь он ещё и уважаемый человек, и, вроде как, по всем законам педагогики, да и простым человеческим тоже, было вполне нормальным то, что его сын в свои двадцать лет завел отношения с альфой. Так ведь складывается жизнь? Дети вырастают и строят свои семьи, но правда была в том, что отцовское сердце Ёнсока ещё было не готово отпустить Кёнсу в настолько свободное плавание. Тем более, он все ещё мучился в догадках о том, кем мог быть этот человек, что Кёнсу так смело рвал с ним их природную связь, и душевную, судя по всему, тоже. Слишком очевидным было состояние парня сейчас. Ёнсок, несмотря на свою занятость и частое отсутствие в жизни сына, всё же был родителем, который чувствовал своего ребёнка глубоко. И прямо сейчас в глазах Кёнсу было так много всего. Альфе становилось не по себе от того, что он увозит сына от всего этого, но с другой стороны, парень ведь изначально был согласен улететь. Он даже не просил остаться, он даже не пытался отговорить родителей. Чем больше Ёнсок думал обо всем этом, тем больше ему казалось, что Кёнсу просто бежал. Возможно, от самого себя и своих чувств, или от этого человека, с которым почему-то не мог быть вместе. Мужчина сдерживал все плохие мысли, но ему так хотелось знать, кто же этот парень, что Кёнсу даже не допускает мысли об их совместном будущем? Сын, казалось, так отчаянно пытался уговорить себя и всех вокруг в том, что сможет отпустить собственного истинного. Но До Ёнсок по собственному опыту знал, что истинность — не шутки. Люди могут говорить про неё разное, учёные могут проводить тысячи исследований, но если ты влюбился в свою истинную пару, то тут не остается никаких вариантов. Разрыв такой связи грозит большими проблемами, и мужчина, наверное, даже переживал за состояние сына. Но всё равно не мог ничего сделать. Кёнсу не готов обсуждать это с родителями, оставалось надеяться, что чувства его мальчика к этому человеку окрепли не настолько, что сгубить ему жизнь. В любом случае, сидя прямо в зале ожидания и поглядывая на сына украдкой, Ёнсок приходил к выводу, что постарается поддержать Кёнсу всеми силами. И он также надеялся, что Юнсу разделит его мнение, что бы в дальнейшем не произошло. — Кёнсу-я, — голос отца вырывает До из его размышлений. — Посадка начинается. Пойдем? — Да, конечно, — кивает омежка, поднимается с места. Он берет в руки свой небольшой рюкзачок и направляется вслед за родителями, думая только о том, что, скорее всего, церемония Чонина и Бэкхёна уже началась. Он не спрашивал у альфы или друзей время, не заглядывал в приглашения, которые увидел дома краем глаза, он старался делать вид, что ему плевать. Но прямо сейчас он подумал о том, что выходит всё довольно забавно и иронично. Его самолет взлетит в небо, а Бэкхён и Чонин станут законными супругами, и вот на этом закончится вся их история, у которой не было будущего. Кёнсу усмехнулся. Разве он не понимал этого с самого начала? С самого поцелуя в аудитории академии, когда Чонин пришел к нему с допросом, Кёнсу слишком хорошо понимал, какой у них будет конец. И на хэппи энд ни в одной вариации в голове парня он не тянул. Так что прямо сейчас До не стоило так сильно углубляться во всё это. Кёнсу оглядывается на очередь за собой при посадке. Несколько раз. Он ловит себя на этой мысли, только когда на него обращает внимание папа. Он вопросительно смотрит на младшего, едва улыбаясь. — Кённи, что-то не так? — Нет, всё нормально, пап, — Кёнсу снова выдавливает из себя ответную улыбку. Почему он оборачивается? Ждет, что Чонин появится тут вдруг, сорвёт свою свадьбу, приедет к Кёнсу и скажет, что готов быть с ним? Кёнсу действительно так наивен и глуп. Ким Чонин не знает о том, что сейчас делает Кёнсу. Да и потом, парень совсем бы не хотел, чтобы альфа делал нечто подобное ради него, ведь это могло разрушить жизнь и будущее Чонина. Кёнсу никогда не пожелал бы такого Киму. Омега больше не оборачивается, потому что теперь это действие осознанное, и оно доводит его до слёз. До не хочется думать о том, что всё-таки могло бы быть, окажись Чонин сейчас здесь. Кёнсу бы остался с ним? До не думает, не загадывает, не пытается узнать, потому что не видит во всем этом смысла. А ещё он боится. Боится признать то, что бросает Чонина без объяснений, предает его, по сути, так и не сказав ему правду про свои чувства. В голове у омеги всплывают разные моменты из вчерашней ночи, но главным крутится только один: признание альфы. Кёнсу до сих пор не верит, что Чонин решился сказать ему это вслух, в то время как сам омега не смог себе такое позволить. Должен ли был Кёнсу признаться? Это сделало бы Чонину ещё больнее, когда он узнает о его отъезде? Или наоборот? Кёнсу понимал, что не имеет права рассуждать об этом, думать, анализировать, но не мог перестать. Его вело и выкручивало, мысли мешались и захлестывали сознание парня, заставляя сходить с ума.       Кёнсу и сам не понял, как уже оказался в салоне самолета, сидел в удобном сидении. Рядом сидел папа, а отец уселся на соседнем ряду. Парень оказывался между родителями и это придавало какую-то уверенность, комфорт, потому что если бы парню пришлось делать это в одиночестве, он бы точно сошел с ума. Прямо сейчас он почувствовал себя снова маленьким мальчиком, которому просто хотелось спрятаться в теплых объятиях папы. Так что Кёнсу и сам не понял, как с глаз сорвалась слеза. Он капнула на тыльную сторону ладони парня, и Кёнсу прикрыл глаза. Это было сильнее него. Он действительно оставлял в этой стране всего себя, абсолютно пустой До Кёнсу вылетал в Германию. И вот сейчас, в салоне самолета, сидело что-то переходное, что-то между настоящим Кёнсу и тем, который так сильно и много обманывал себя. — Кёнсу? — тихо прошептал папа, понимая, что с сыном что-то не так. Младший омега ничего не ответил, только положил голову на плечо папы и прикрыл глаза, он даже не пытался остановить собственные слёзы. Юнсу тяжело вздохнул, глядя на Кёнсу. Он снова оставил все свои вопросы при себе, понимая, что его мальчику очень тяжело, как бы он ни храбрился. Юнсу отчасти ожидал этого. Омега встретился взглядом с мужем, для которого состояние Кёнсу тоже не осталось незамеченным. Они обменялись встревоженными взглядами, а потом Юнсу снова перевел свое внимание на сына, который теперь плакал сильнее. Нежные руки обвили плечи парня, прижимая к собственной груди. Омега поцеловал парня в висок, поглаживая по голове. Слов не было, мужчина просто хотел передать Кёнсу всё свое тепло и поддержку, какую только мог. Этот переезд, наверное, многое изменит в их жизнях.       Пятнадцатичасовой перелет с пересадкой показался Кёнсу действительно вечностью. Он никак не мог справиться с собственными эмоциями, плакал, успокаивался, а потом засыпал не самым крепким сном, где ему снились только кошмары. Родители пытались поддержать его, отец даже бегал за успокоительным в аэропорту при пересадке, и Кёнсу был удивлен тем, что они не задавали никаких вопросов. Словно так и надо, словно они всё понимали без слов. Кёнсу думал, что, скорее всего, и отец, и папа списывают его состояние в целом на факт переезда. Наверное, они думают, что парню просто тяжело было прощаться со своей привычной жизнью, и отчасти они правы. Но истинная причина совсем в другом. Кёнсу оставил в Корее не только жизнь, но ещё и сердце. — Кёнсу, — парень оборачивается на папу, который улыбается ему своей самой ласковой улыбкой. — Что-то случилось? Почему ты остановился? Они стоят в большом холле берлинского международного аэропорта Тегель. Кёнсу не может поверить в происходящее, а в голове было так много мыслей, но все это перекрывается только тем, что он дико вымотался за эти бесконечные часы. Омега переводит взгляд на яркие надписи «Berlin», что свешиваются на стягах с балконов второго этажа. Да, это точно не сон, он теперь в Германии. За окнами аэропорта сияет яркое солнце, Кёнсу вдруг вспоминает о том, что читал про зиму в Берлине, как утверждали многие блогеры, она была даже теплее, чем в Корее. Температура редко падала ниже нуля. Что же, может, это хороший знак, что страна встречает их солнцем? — Сколько времени, пап? — Кёнсу вдруг понимает, что совершенно запутался в поясах. Он почему-то не додумался заглянуть в телефон, где умная машина уже сама все перевела и подстроила, а пытался высчитать все в уме. Да и потом, он не включал мобильник с тех пор, как сел в самолет в Сеуле. Омега и сам не понимал почему, но, кажется, он просто боялся. — Девять пятнадцать утра, — отвечает отец, который подходит к сыну со спины, едва обвивает рукой его плечи. — В Корее, наверное, где-то два часа ночи? — Разница ровно семь часов, — кивает Юнсу. — Почему нас не встретили? — Понятия не имею, — хмурится отец. Кёнсу вспоминает, что персонал в новом доме уже нанят. Кажется, среди них был и человек, который должен был помочь отцу освоиться на работе и прочее. Кто-то вроде его секретаря? Парень не до конца вникал в слова родителей. — А это, случаем, не они? — Юнсу кивает вперед, на двух людей, что спешат прямо к ним через весь зал. Ёнсок едва выгибает бровь, поправляя неизменные очки на переносице. — Господин До? — перед Кёнсу предстает довольно взрослый альфа, европейской наружности и с яркой улыбкой. На вид ему около сорока лет, но Кёнсу думает, что лучше не пытаться угадывать возраст европейцев. Омегу всегда удивляло то, как они могли выглядеть совершенно непредсказуемо каждый раз. — Простите за опоздание, в городе ужасные пробки с утра. Мужчина протягивает Ёнсоку руку, и Ёнсок пожимает её ответ. Взгляд До очень долгий, проницательный, и Кёнсу буквально видит, как мужчина напротив теряется под ним. — Здравствуйте, Питер, — кивает Ёнсок. Кёнсу понимает, что это, скорее всего, тот самый помощник отца, раз они даже не знакомятся. — Ваш корейский действительно хорош. Младший омега только сейчас понимает, почему у него такой диссонанс. Этот мужчина превосходно говорит на корейском, что действительно удивляет. — Спасибо! Я ведь упоминал, что около пяти лет прожил в Сеуле? — улыбается альфа. — Да, это было написано в вашем резюме, — Ёнсок окидывает вопросительным взглядом мужчину, что стоит рядом с Питером. — А вы? — последнее До говорит на немецком, что значительно взбодряет второго их нового знакомого. — Добро пожаловать в Берлин, господин До. Я ваш водитель. Меня прислал Берлинский национальный университет. Мое имя — Томас Леманн. — Приятно познакомиться, Томас, — улыбается Ёнсок. — Я правда не ожидал, что университет познакомит нас с вами так сразу. — Мне сказали, что вы — очень ценный кадр, господин До. Так что, я только рад нашему скорейшему знакомству, — улыбается мужчина. Кёнсу всё же отмечает, что Томас значительно старше Питера, очевидно, он ровесник Ёнсока. Оба мужчины имеют довольно высокий рост, яркие и открытые улыбки, что очень сильно располагает к ним. — Позвольте вас познакомить с моей семьей, — наконец на лице Ёнсока появиляется небольшая улыбка. — Мой супруг — До Юнсу, и наше бесценное сокровище, мой сын Кёнсу. Мужчины протягивают руки сначала Юнсу, а следом и Кёнсу, и все принимаются обмениваться любезностями. Кёнсу осознает, что за прошедшее время неплохо поднатаскал язык, так как сейчас понимает все разговоры без проблем и может даже отвечать, правда, делает это медленно и чуть заторможено.       Как оказалось, на выходе из аэропорта их ждало две машины. Кёнсу с папой усаживаются в той, которую ведет Томас, а отец уезжает с Питером. Омега вполуха слушает беглую речь немца, который не перестаёт рассказывать что-то Юнсу. Кёнсу, в свою очередь, принимается изучать пейзажи города за окном автомобиля. От аэропорта до центра не такое уж и большое расстояние, что удивляет омегу. В большинстве городов аэропорты строят на окраине, но Берлин, видимо, одно из исключений. Кёнсу вглядывается в высотные здания, толпы людей, что одеты в зимние куртки, и даже успевает заметить Колонну Победы, что возвышается над городом с крылатой Викторией на вершине. Томас продолжает объяснять папе, где находится их новый дом, комментирует все здания и достопримечательности на пути, а Кёнсу думает о том, что было бы неплохо вникнуть в суть, но вместо этого смотрит на выключенный мобильник, который достал из кармана. Что-то в нем не позволяет включить его, хотя теперь следовало его настроить и всё такое, но омега медлит. Чего он боится? Звонка от Чонина? Но вряд ли альфа узнал о его отъезде. Сообщение от Чонина? Наверное, Ким уже писал ему, а может и нет. В конце концов, у него была свадебная церемония, а после брачная ночь… Кёнсу силой сжимает корпус телефона, прикрывает глаза, прислоняясь виском к холодному стеклу. Ему следует остыть. Перестать думать об этом, накручивать себя. Ему нужно забыть всё, что было в Сеуле, иначе эти мысли съедят его заживо. Так невозможно будет жить.       Машина плавно тормозит в очень красивом, как знал Кёнсу, новом жилом районе. Несмотря на то, что это был самый центр, складывалось полное ощущение того, что район находится где-то загородом, так как тут было очень тихо, мало людей, ухоженные дорожки и много-много деревьев. Кёнсу думает, что весной тут, наверное, очень красиво. Омега вспоминает, что когда они искали дом и выбирали район, риэлтор пояснил им, что это место было построено совсем недавно, специально для местной богемы, которая не хотела уезжать из загруженного туристами и мигрантами центра, но всё же хотела тишины. В основном, жилье здесь было достаточно дорогим, но всё же очень удобным. Район был закрытый, напоминал коттеджный поселок, имел свою охрану и частную инфраструктуру. — Это действительно похоже на хорошее место, — совсем тихо шепчет сыну Юнсу, когда они выходят из машины. — Как считаешь, Су? — Да, выглядит неплохо, — кивает парень. Их дом был значительно меньше особняка в Корее, но это не сильно заботило семью До. Кёнсу вообще всегда хотел переехать в дом поменьше, ему почему-то казалось, что такие дома в разы уютнее, хотя благодаря стараниям папы дом в Сеуле тоже был и теплый, и уютный. Правда, с тем условием, что оба родителя были дома, с Кёнсу, в моменты, когда парень оставался там один, он совсем был не в восторге. Теперь же Кёнсу смотрит на довольно большой коттедж в два этажа, отделанный в белых тонах. У него нет забора, как и у остальных домов тут, только небольшая зеленая лужайка, терраса и милый почтовый ящик. Всё, как в тех фильмах про жизнь в Европе. Кёнсу думает, что его жизнь действительно всё более и более походит на такой фильм. Он усмехается, делая шаг вслед за отцом и папой.       Осматривать дом нет никакого желания, однако, других вариантов у омеги не оставалось. Он просто идёт за Питером и родителями, рассматривая комнаты одну за другой. Несмотря на то, что снаружи дом казался не таким уж и большим, внутри простора оказывается много. Насколько Кёнсу помнит, квадратура коттеджа была действительно большая, и обустроили всё по желанию папы, были учтены абсолютно все его предпочтения и дизайнерские решения. Младший омега только кивает папе, на его комментарии по поводу того, что занавески в просторной гостиной с камином стоит всё-таки позже сменить. Широкая деревянная лестница с резными балясинами ведёт на второй этаж. Тут несколько спален, а также рабочий кабинет отца. А еще спальня родителей и наконец комната самого Кёнсу. — Господин, — Питер улыбается Ёнсоку, останавливаясь на входе в комнату младшего омеги. — Могли бы мы с вами обсудить некоторые вопросы по поводу работы персонала? — Конечно, — кивает мужчина, а потом поворачивается к мужу и сыну. — Вы тут устраивайтесь, я должен уладить кое-что. — Хорошо, — кивает Юнсу. — Может, выбраться поесть где-нибудь или мне приготовить завтрак, дорогой? — Мы все устали, — Ёнсок целует мужа в висок, а затем улыбается Кёнсу. — Давайте просто что-нибудь закажем, а вечером можем поужинать в городе, заодно прогуляемся, а, Кёнсу? Как считаешь? — Да, — устало улыбается омега, думая о том, что у него впереди почти целый день, чтобы хотя бы выспаться. Родители однозначно были очень деликатны к его состоянию, за что парень им бесконечно благодарен. За отцом и его помощником закрываются двери, а Кёнсу с папой остаются наедине. Омега поворачивается к сыну, улыбаясь кончиками губ. — Тебе нравится, Кённи? Я попытался сделать всё максимально похожим на твою комнату в Сеуле. — Спасибо, всё прекрасно, пап, — Кёнсу подходит к окну, заглядывая в него. Его окна выходили на задний двор. Папа тихо подходит к нему, становясь рядом. Они молчат какое-то время, пока Юнсу первым не нарушает тишину. — Кённи, я не могу знать точно, что творится у тебя на сердце, но если ты хочешь поговорить об этом, я готов тебя выслушать. Без лишних вопросов, — взгляд мужчины серьёзен, но мягкий и тёплый. Кенсу поворачивает на него голову, едва улыбается папе. — Всё в порядке, пап. Есть вещи, о которых я не хочу говорить ни с кем. Поэтому не думай об этом. Мне просто нужно время. — Ты всегда так говоришь, Кёнсу, — Юнсу смотрит в глаза парня. — И в этих твоих словах я узнаю себя. Кёнсу удивлен подобным откровением от родителя. Папа никогда раньше не говорил подобных вещей ему, и Кёнсу всегда казалось, что ему до родителя очень далеко. Он никогда не будет таким, как папа, ведь До Юнсу — недостижимый идеал. — Поверь мне, закрываться в себе — не самый лучший выход. — Я знаю, пап, — Кёнсу снова отводит взгляд в окно. — Но по-другому я не умею, не знаю, научусь ли потом, но пока… Можно оно побудет во мне? Прошу тебя. Юнсу тяжело вздыхает. Ему нечего ответить парню, потому что он прекрасно понимал Кёнсу. — Как знаешь, малыш, — омега притягивает сына к себе, мягко обнимая. — Просто знай, что я всегда рядом. И отец тоже. — Да, спасибо, — Кёнсу зарывается носом в шею папы, вдыхая родной запах, прикрывает глаза. Тревоги не отпускали ни на секунду, но вот так было чуть легче. С папой было намного легче.       Ёнсок спустился в гостиную вслед за Питером. Мужчина, честно говоря, был приятно удивлен всем происходящим, довольный тем, как учли все его пожелания и условия, когда принимали на работу. На самом деле, До Ёнсок был действительно ценным кадром, и Берлинский университет уже несколько лет пытался переманить его к себе. Выбор у Ёнсока был также между вузами международного уровня, одним из которых являлся Йель, но всё же мужчина остановил свой выбор на Берлинском национальном университете Гумбольдта по нескольким причинам. Во-первых, Америке он предпочитал всегда Европу, начиная политической системой и экономическими условиями, как для эмигранта, Ёнсоку однозначно было бы проще жить и работать в Европе, чем в США. Во-вторых, он просто всегда хотел попробовать пожить в Германии. Однажды в молодости он посетил Берлин первый раз в жизни, и с тех самых пор До Ёнсок оказался влюблен в эту страну и её правила жизни. Ему нравился характер немцев, их система, привычки, хотя некоторые и были очень уж непонятны для того, кто вырос в азиатской культуре. Третьей причиной стало то, что условия, которые предоставлял университет Гумбольдта, были намного лучше, чем Йельские, или любого другого университета. В попытках переманить к себе ценные кадры, Берлинский национальный резко поднял ставки, предложив Ёнсоку довольно высокую зарплату, а также соцпакет и ещё несколько бонусов в виде гранта на обучение его сыну, и даже предложил работу мужу. Все эти университеты, и даже Сеульский национальный, который Ёнсок возглавлял много-много лет, стояли выше в международных рейтингах, нежели, чем Берлинский, но всё же До Ёнсок предпочел его. И знатно этим всколыхнул всё учёное и профессорское сообщество. Теперь все шептались у него за спиной, особенно в Корее. И мужчина слишком отчетливо понимал, что больше в родную страну для постоянного проживания возвращаться не намерен. Его там ничего абсолютно не держало, альфа даже удивлялся тому, что смог проработать около десяти лет на должности ректора, живя под постоянным чудовищным давлением, обязанный считаться с мнением тех, кто в образовании не смыслил ничего, от слова совсем. Ёнсоку всё это надоело, ему хотелось поменять что-то резко, радикально, и вот, кажется, он наконец это сделал. Решился, собрал семью и смог всё изменить. И очень сильно надеялся, что не ошибся. Забавно, что с возрастом мучительный вопрос выбора не становится легче. Хотя, казалось бы, у тебя за плечами уже внушительный жизненный опыт, но он всегда бессилен перед выбором. А главное, перед ответственностью после принятого решения. До Ёнсок был взрослым мужчиной, который привык нести по жизни много ответственности. В первую очередь за себя, потом за семью, которая полагалась на него, за свою работу. Теперь ему предстояло понести ответственность за решение переехать в абсолютно чужую и почти незнакомую страну, в которой он больше не был тем самым влиятельным ректором Сеульского национального. Он всё ещё оставался уважаемым деятелем науки, профессором, и в целом — всё. Это было одновременно облегчением, но и убавляло количество некоторых козырей, которые всегда прятались в рукаве у До. Например, в Германии он больше не мог прийти в кабинет какого-нибудь чиновника или бизнесмена и попросить помощи в случае чего, потому что сам когда-то оказал немалую услугу. Не то чтобы Ёнсок пользовался подобным в Корее, благо, жизнь ещё не заставляла, но лишний раз уверенности такие моменты придавали. Каким бы честолюбивым и упертым человеком До Ёнсок не являлся, он всё же был не дурак, прекрасно понимал, что в этом мире всегда лучше иметь сто друзей, а не столько же золотых монеток. От Ёнсока, как альфы, отца, мужа и главы семейства зависело многое. В том числе и будущее его сына, благополучие Юнсу, который всегда и во всем поддерживал мужа и даже в этой затее оставить привычный мир тоже оказался на его стороне. Юнсу лишь раз спросил почему и, получив ответ, принял его и более не задавал никаких вопросов. Ёнсок думал, что ему чертовски повезло в этой жизни. Ни одной своей наградой, премией, должностью или достижением мужчина так не гордился, как своей семьей. И омегой, что столько лет находился рядом, дарил ему свою бесконечную любовь и ласку. Ёнсок был так уверен в Юнсу, так уверен в том, что каждый день, возвращаясь домой, он возвращается в место, где его любят и ждут, что ничего другого из внешнего не трогало его. Про такое говорят «надежный тыл», да? До Ёнсок знал об этом, как никто другой, и очень надеялся, что его мужу и сыну тоже знакомо это слово. Иначе, грош цена ему, как альфе, отцу, мужу. — Господин До, — голос Питера ворвался в сознание Ёнсока, когда они оказались в кабинете альфы. — Я надеюсь, вы довольны домом? — Более чем, — улыбнулся Ёнсок. — Я хотел узнать, могу ли обратиться к вам в будущем, если мне что-то понадобится по части дома? Питер коротко улыбнулся и кивнул. — Господин До, вы меня наняли, так что в мои обязанности входит любая помощь вам. Поэтому, конечно, вы можете ко мне обратиться с этим. Ёнсок едва улыбнулся мужчине в ответ, потирая переносицу под очками. Честно говоря, он так устал за последние месяцы, что прямо сейчас не знал, как взять себя в руки и начать функционировать. Быть тем самым собранным До Ёнсоком, каким он всегда являлся. Но с переездом в новую страну альфа был несколько растерян. — Простите, Питер, но мне нужно время, чтобы привыкнуть. Я не уверен, что культура, в которой я прожил всю жизнь, и та, в которую мне предстоит только погрузиться, имеет много общего. Поэтому я могу порой не понимать некоторых простых вещей. — Я всё понимаю, господин До, — Питер едва выпрямился в кресле, в котором разместился, аккурат перед рабочим столом альфы. — И вы также не забывайте, что я прожил достаточное время в Корее, так что постараюсь помочь вам освоиться. Я приложу все усилия. Последнее альфа сказал на корейском, а следом поклонился Ёнсоку. До ответил ему тем же, после чего альфы обменялись рукопожатием. — Спасибо, Питер, — Ёнсок продолжил на немецком. — Не расскажите мне немного об университете? Ёнсок знал, что Питер достаточно хорошо осведомлен об университете Гумбольдта. В его резюме значилось то, что он окончил его, а после проработал достаточно долгое время. И в этот раз именно знакомые из университета помогли Ёнсоку нанять мужчину и найти его. Надо сказать, альфа был очень удивлен его послужным списком и не совсем понимал, почему Питер сейчас работает на должностях по типу референтов и заместителей людей вроде самого Ёнсока. — На самом деле, как мне успели передать, господин, университет и правда поражен тем, что вы согласились на эту должность. Они очень ждут, когда вы наконец приступите к своим обязанностям. Ёнсок на подобную похвалу сдержанно улыбнулся, поправляя очки на переносице. — Я рад, если университет так высоко оценивает мою кандидатуру, надеюсь, не разочарую в будущем. — Откровенно говоря, вы будете одним из немногих преподавателей, кто будет иметь должность в деканате Первого факультета математики и естественных наук. — Правда? — Ёнсок был несколько удивлен этим заявлением, потому что ничего такого ранее не слышал. — В каком смысле? — Ну, — Питер едва запнулся, словно подбирал слова. — Туда в основном берут только немцев. Не подумайте, что в университете стоит вопрос о расизме или нацизме, просто… Думаю, вы понимаете, о чём я. До едва усмехнулся, откидываясь на спинку своего кресла. Мужчина прекрасно, даже слишком хорошо понимал, о чём шла речь. В Корее, будучи ректором, он также сталкивался с подобным, и его очень сильно раздражало то, что он никак не мог повлиять на такое. Даже являясь руководителем университета. Те, кто стоял выше Ёнсока, откровенно требовали того, чтобы были соблюдены «национальные интересы», а До правда недоумевал, что не так, если в какой-нибудь управляющей должности появится иностранец. Вот и сейчас он понимал, о чём говорил Питер, и испытывал смешанные эмоции. С одной стороны, он был расстроен тем, что от «системы» убежать не удалось, и, похоже, все люди на этом ничтожном круглом шарике одинаковы, но с другой, в Сеульском национальном даже речи не могло быть о том, чтобы не кореец работал в деканате. Но тут для самого же Ёнсока делали исключение. — Мне стоит готовиться к некоторым сюрпризам? — Не сказал бы, — лукаво улыбнулся Питер, пожимая плечами. — Но стоит быть готовым ко всему на новом рабочем, не мне вам объяснять. — Хорошо, — кивнул мужчина. — Питер, могу я задать несколько личный вопрос? — Да, — кивнул альфа. — Почему вы так резко сменили род деятельности? В вашем резюме не значится должность преподавателя, но вы всё же были помощником ректора университета имени Гумбольдта, а теперь уволились и работаете… Фрилансером? Питер сдержанно улыбнулся, разводя руками. — Я несколько устал от своей прежней работы, да и в целом у меня был долгий период в жизни, когда я не знал, чего хочу. И кажется, он продолжается и сейчас. Я согласился работать с вами, потому что мне показалась интересной ваша личность и ваша история. Кто знает, может, вы поможете мне своим примером, куда больше, чем я вам в будущем. Но я обещаю, что постараюсь. Ёнсок кивнул, думая, что не стоит лезть дальше. Ответ был немного размытый, пространный, но альфа и не требовал ничего большего. Всё же это личная жизнь его работника, и не в правилах Ёнсока было донимать своих сотрудников, пролезая куда-то дальше работы. — Думаю, мне также стоит рассказать о том, что вы будете работать сразу в двух корпусах. Это главный корпус, который находится тут, на Митте, ну и корпус, где, собственно, расположены кафедры математики, физики и химии, на кампусе Адлерсхоф. Туда ездить, конечно, прилично, но не слишком далеко. Тем более, Томас — прекрасный водитель. — Это радует, — едва улыбнулся Ёнсок. — А, к слову, я бы хотел предупредить, что из Кореи со мной приехал некоторый персонал, надеюсь, с этим не будет никаких проблем? — Мы наняли вам только клининговую службу. Это ваш дом, господин До, так что всё будет так, как вы захотите. Ёнсок снова кивнул и улыбнулся. Причиной его подобных вопросов стало то, что этот дом они пока решили арендовать, а за аренду платил университет. Это тоже была одна из тех причин, по которой Ёнсок выбрал именно университет Гумбольдта. Вместе с арендой, также, университет выплачивал зарплату всему персоналу дома, и пусть этих людей было не так много, До всё равно был несколько удивлен подобной щедростью. Но мужчина понимал, что, давая такие бонусы, университет действительно ждёт от него очень больших усилий и вложений. Альфа также собирался вернуться к некоторым своим работам, так как лаборатории университета и научные центры давали возможность осуществить многие проекты, которые Ёнсоку приходилось откладывать из-за своей занятости на должности ректора. — В таком случае мне правда стоит вас поблагодарить за всю проделанную работу, Питер. Мой супруг также очень доволен всем.       Альфы обменялись рукопожатиями, после чего Енсок проводил мужчину. Тот не пожелал оставаться на уже несколько поздний завтрак. А До, перекинувшись парой слов с Томасом, договорился о том, во сколько в понедельник должен приехать мужчина, вернулся на второй этаж. Комната Кёнсу была закрыта, и альфа подумал, что не будет мешать сыну, направился в их новую с Юнсу спальню. Голос омеги слышался из комнаты, у которой были открыты двери. — Да, пап, — голос Юнсу был несколько взвинчен. Ёнсок тихо вошел в комнату, закрывая двери, застыл у входа. — Я всё понимаю, конечно. По одной только интонации, нахмуренным бровям и позе мужа, Ёнсок понял, что тот снова что-то выясняет с родителем. Папа омеги не был особо рад новости о том, что сын решил эмигрировать в другую страну. Ёнсок пытался взять всё на себя, но свёкр был неисправим. Юнсу пришлось выслушать целую лекцию. — Хорошо, пап. Береги себя, — совсем тихо сказал Юнсу, а затем скинул звонок. Он стоял спиной к Ёнсоку, прямо перед окном. Рука омеги безвольно опустилась вдоль его тела, вместе с мобильником. Плечи также были опущены, а сам мужчина прикрыл глаза, шумно выдыхая. Ёнсок почувствовал, как где-то глубоко внутри сердце щемит от такого вида Юнсу, и он тут же поспешил к нему. — Юн, — прошептал мужчина, обвивая одной рукой плечи мужа, оставил нежный поцелуй на шее. — Что-то случилось? — Папа сказал, что я, в целом, мог бы просто сдать его в дом престарелых, — усмехнулся Юнсу. — И это было бы куда менее позорнее, чем то, что я сбежал в другую страну, на старости лет бросив его одного. Ёнсок прикрыл глаза, тяжело вздыхая. Он крепче обнял омегу, снова поцеловал в шею. Юнсу откинул голову на широкую грудь, наслаждаясь этой молчаливой поддержкой мужа. С годами все слова повторялись и повторялись, когда дело касалось его отношений с папой, и прямо сейчас, было достаточно этого молчаливого присутствия альфы рядом. Он действительно был надежной стеной, которая порой оберегала его даже от собственного родителя. — Неужели я настолько плохой сын, Ён? Ответь мне, — Юнсу развернулся в руках мужа, заглядывая ему в глаза. — Конечно ты не плохой сын, Юнсу, — прошептал мужчина, обвивая красивое лицо ладонями. — Ты хороший сын, отличный папа, прекрасный муж. Слышишь? И что бы ни происходило, ты не должен в этом сомневаться. Я говорил тебе это на протяжении всех этих лет и не устану повторять. Мой Юнсу — самый лучший. Омегу невольно потянуло на слёзы. Он и сам от себя не ожидал, когда в горле встал комок, и он всё-таки расплакался. Видимо, так сказывался весь стресс последних месяцев. С осени произошло так много, работа, переезд, проблемы с Кёнсу, а теперь и с папой навалились, казалось, разом. Привыкший решать всё без сучка и задоринки, Юнсу чувствовал, что в этот раз не справляется. Словно в его сорок шесть настал какой-то очередной возрастной кризис. Юнсу понятия не имел, бывает ли такое, но другого объяснения происходящему не находил. — Нам придется полететь в Корею ближе к лету, наверное. Папа точно запишет меня в свой черный список, — вздохнул Юнсу, пряча нос в изгибе шеи альфы. — Поедем, — кивнул мужчина. — За это время утрясем всё тут. Тебе нравится? — Да, — Юнсу улыбнулся, заглядывая в глаза мужу. — Разве не о таком мы всегда мечтали? Спокойствие, без твоей нервной работы ректора. Самое то для будущей пенсии, не находишь? Ёнсок тихо рассмеялся, понимая, что двадцать три года назад совсем не ошибся в своем выборе. Да и как он мог ошибиться, они с Юнсу были предназначены друг другу судьбой и природой. — Я люблю тебя, — совершенно серьёзно произнес мужчина. — Спасибо за все, Юн. За эти годы и за этот переезд, за Кёнсу. — Я тоже люблю тебя, Ён, — Юнсу потянулся к губам мужа, оставляя на них нежный поцелуй. Они немного помолчали, греясь в объятиях друг друга, пока тишину первым не нарушил Ёнсок. — Ты поговорил с Кёнсу? — Я сказал ему, что мы готовы его поддержать и выслушать, но… Он молчит. Ёнсок тяжело вздохнул, даже не зная, что можно сделать в такой ситуации. Как родители, они впервые сталкивались с проблемой разбитого сердца своего ребенка, хотя они даже не были до конца уверены в том, что сердце именно разбито. Что вообще происходило в жизни их сына? — Меня пугает то, что он настолько от нас далек, Ёнсок, — вдруг прошептал Юнсу, прикрывая глаза. — Я просто не понимаю, в какой момент всё успело стать таким? Ведь он всегда нам обо всем рассказывал? — Об оценках и олимпиадах? — усмехнулся Ёнсок. — Думаю, наше самое большое заблуждение на его счёт было то, что мы думали, что оценки и олимпиады — это действительно единственная составляющая жизни сына. Мы ошибались, Юнсу, это нужно признать. Наш мальчик состоит не только из достижений, он живой человек, и то, что он влюбился в кого-то, вполне нормально. — Он так упорно его скрывает, — Юнсу едва закусил губу. — Почему он его скрывает именно от нас? Как я понимаю, его друзья прекрасно в курсе. — Потому что мы с тобой двадцать лет его жизни твердили о том, что отношения с альфами — это не самая нужная ему вещь, а теперь удивляемся тому, что он скрывает от нас своего парня? Юнсу несколько удивленно посмотрел на мужа. Честно говоря, он не ожидал, что альфа рассуждал об альфах сына так спокойно. Зная характер Ёнсока, и то, каким он мог быть ревнивым, хоть по нему и не скажешь, это действительно поражало. — До Ёнсок, — несколько удивленно воскликнул Юнсу. — Это ты говоришь? — О чём ты? — Ещё пару месяцев назад ты не хотел ничего слышать о Ву Ифане в контексте его кандидатуры на роль альфы твоего сына, а теперь вот эти все речи? — То, что я говорю об этом, не значит, что мне это легко дается, — усмехнулся Ёнсок. — Да, мне сложно сдерживать это всё, но справедливости ради, я не собирался запирать сына дома. Я желаю ему только счастья. Юнсу едва улыбнулся, Ёнсок был такой милый, когда рассуждал о подобных вещах. — В любом случае, нам стоит быть осторожными с этим вопросом. Не будем на него давить, — омега, казалось, больше говорил это самому себе, чем мужу. Ёнсок улыбнулся и кивнул мужу. — Да, давай так и сделаем.       Кёнсу сидел на кровати, глядя в окно, которое так же, как и в прошлой его комнате, находилось справа. Спина омеги была чуть сгорблена, ладони скрещены в замок перед собой, а внутри происходило нечто невероятное. Выключенный телефон лежал рядом, Кёнсу всё ещё не решался включить его. Казалось, что если он это сделает, то произойдет нечто непоправимое. Словно вся его жизнь вырвется наружу, и его затянет обратно в омут, из которого парень судорожно пытался выбраться. Прошло несколько часов с тех пор, как он оказался в Германии, а Кёнсу, кажется, уже требовал от себя слишком многого. Забыть всё, перестать чувствовать боль, не тосковать. Кёнсу мечтал быстрее привыкнуть, быстрее смириться, быстрее осознать. Но не получалось. Упорно не получалось. Тело всё ещё помнило касания сильных рук, поясницу ломило от боли, течка снова просыпалась новым фонтаном, который ему удалось заглушить на время. Омега тяжело вздохнул. Как ему вообще справиться со всем этим? Гранат был осязаем. Прямо сейчас Кёнсу продолжал чувствовать его на себе, слыша родной голос в голове. А между тем ему нужно было делать вид, что всё в полном порядке перед родителями. Что он не умирает изнутри, что его тело не горит в агонии, потому что ему теперь было мало даже целой ночи. Очень мало. Он скучал. Он чертовски скучал прямо сейчас, думая о том, что ему больше никогда не повторить того, что было буквально вчера. Никогда не ощутить его присутствие рядом с собой, не услышать родной голос, который одними своими ласковыми интонациями передавал так много чувств. Кёнсу всё знал и без признаний, но после тех слов, как ему было жить дальше? Омега опустил голову, стараясь снова сдержать слёзы. Парень уже не мог вот так, просто не понимал, как управляться с этой бурей, которую ничего не способно было усмирить в нём. Разве что только если всё изменить, если только он будет рядом. Но с этого момента Кёнсу стоило перестать думать об этих вероятностях. Ким Чонин женат на другом омеге. У него будет своя жизнь, никак не связанная с Кёнсу. А события всех этих месяцев — лишь сладкая блажь юношества. Да, именно так стоило думать Кёнсу. И никак не думать о том, что всё это несправедливо. Что Чонин был и является его истинным альфой, что именно ему он признавался в любви, к нему приходил с самой своей большой болью, с ним делился своей радостью. Кёнсу помнил каждую их секунду рядом, каждое слово альфы, всё это было выжжено красным в его памяти. И теперь ему нужно было забыть и не думать, это казалось безумием. Как вообще такое можно забыть? Разве человеческий мозг не заточен на то, чтобы оставлять только хорошие события, стирая все плохие? С Кёнсу эта особенность их нервной системы играла плохую шутку. Все события с Чонином были только счастливыми. И не представлялось возможным их забыть. Омега вздрогнул, когда в двери комнаты постучались. Следом в дверном проеме показалась голова папы. — Кённи, милый, пойдем завтракать? — Я… Не хочу есть, пап. Лучше посплю, — Кёнсу не поворачивался на родителя. Юнсу тяжело вздохнул, входя в комнату. — Тебе нужно поесть, а потом будешь спать, сколько потребуется. Ты ничего не ел с самого Сеула. Кёнсу задумался. Он действительно ничего не ел не просто с Сеула, а с ужина с Чонином. Кажется, уже прошли сутки с того момента? Кёнсу всё ещё путался во времени. — Кёнсу! — на этот раз в голосе родителя появился нажим. До знал эту интонацию, она не терпела возражений, так что парню пришлось встать с места. Он оставил мобильник на кровати и направился к папе.       Они сидели за круглым столом в столовой. Еда была вкусная, европейский завтрак, как пояснил отец, из ресторана, что им посоветовал Питер перед тем, как уехать. Кёнсу снова слушал всё вполуха, родители продолжали обсуждать район и жизнь в нём, папа делился тем, что успел им рассказать Томас, пока они ехали из аэропорта. Кёнсу перебирал еду в тарелке, потому что кусок в горло не лез. Он сделал глоток из стакана с соком, но его чуть не вывернуло. Чувство тревоги усиливалось с каждой секундой, и омега думал, что так, возможно, его догоняют подавленные неоднократно истерики. А ещё у парня ноги подкашивались, по ним бежали разряды тока, казалось, еще чуть-чуть — и Кёнсу парализует. Такое бывало в его прошлую течку, и как понял сам парень, так его тело требовало истинного альфу. Омега прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Звук знакомой корейской речи из телевизора заставил Кёнсу широко распахнуть глаза. Оказывается, в столовой висела большая плазма прямо напротив стола. До понятия не имел, откуда она тут, так как у его родителей никогда не было привычки портить себе аппетит утренними или вечерними новостями. Эта деталь была нехарактерна для их семьи. За завтраком они предпочитали прочитать что-то в интернете и спокойно это обсудить друг с другом, но никак не смотреть телевизор. По старой привычке, отец даже читал газеты иногда. — Корейские новости? — удивленно выдал Кёнсу. — Спутниковое ТВ, — пожал плечами Ёнсок. — Кажется, это сделал Питер, мы такого не просили. — Вероятно, он думает, что мы сильно скучаем по телевизионным каналам родины, — усмехнулся Юнсу. Кёнсу едва бросил взгляд на папу. — Тогда почему мы их включили, если не скучаем? — улыбнулся кончиками губ младший омега, глядя на папу. От него не укрылось, как переглянулись родители. Парень снова опустил взгляд в тарелку, не ожидая, когда папа и отец придумают ответ на его весьма щекотливый вопрос. Со стороны Кёнсу это было скорее риторическое утверждение. Судя по тому, сколько было времени в Корее, это был повтор вчерашних новостей. Кёнсу замер, боясь снова услышать то, что крутили вчера в аэропорту, он пытался не вслушиваться, но не получилось. «Вчера на свадьбе сына кандидата в мэры и бизнесмена Ким Юнсона и наследника корпорации Бён был задержан известный бизнесмен Пак Донхван. Согласно заявлению прокуратуры, на господина Пака заведено уголовное дело по подозрению в организации преступной группировки, пособничестве международному наркотрафику и торговле оружием, а также связям с якудза и другими мировыми криминальными группировками. Подробнее в репортаже нашего кореспондента Ли Джехёка».</i> Кёнсу застыл, обращаясь полностью в слух и внимание. Он не слышал и не видел ничего вокруг, казалось, еще чуть-чуть — и окажется внутри экрана, на котором продолжали рассказывать о том, что свадьба Чонина и Бэкхёна сорвана. И судя по съемкам и фотографиям с прессы, инициатором стал сам Чонин. Кёнсу просто не верил своим ушам и глазам, когда в новостях показали кадры с тем, как во время клятвы Чонин говорит отчетливое «нет», а потом в него целится из пистолета этот самый Пак Донхван. — Ёнсок? Что это такое? — голос папы, полный удивления и шока едва долетел до Кёнсу. Отец, что тоже с большим недоумением смотрел в экран, пожал плечами. — Понятия не имею, но, кажется, даже к лучшему, что мы туда не пошли. И вообще, уехали из страны. Власть меняется, — хмыкнул альфа. Кёнсу прикрыл глаза, крепче сжимая в руках вилку. У него в голове был такой ураган из мыслей, что не представлялось возможным уцепиться хотя бы за одну. Как такое вообще возможно? Почему Чонин сделал это? И сделал ли действительно? Или Кёнсу окончательно тронулся умом и просто придумал происходящее себе. — Пак Донхвана не могли поймать за хвост много лет, но у всего есть конец, — вновь ворвался голос отца в сознание парня. Кёнсу мутило. Голова шла кругом, и перед глазами поплыла тарелка. Но заплакать или сделать что-то ещё омеге было нельзя. Родители поймут всё слишком быстро. Так что Кёнсу продолжал сидеть на месте, чувствуя, как ускоряется сердцебиение. Свадьбы не было? Чонин сорвал её? — Так он и правда мафиозник? — в голосе Юнсу звучало удивление. — Он даже редко появлялся в обществе. Никогда бы не подумал. — Он предводитель клана Пак, Юнсу, — Ёнсок тут же помрачнел, опуская взгляд в свою тарелку. — Из-за таких, как он и его семья, эта страна никогда не выберется из болота, в котором тонет. Удивительно, что его задержали. Вероятно, он перешел дорогу кому-то повыше. Кёнсу сжал края скатерти, зажмурился. Он просто надеялся, что родители, увлеченные разговором, не обратят на него внимания, потому что вопросов До не выдержит. Тошнота усиливалась, в глазах теперь начинало темнеть, Кёнсу широко открыл рот, пытаясь глотнуть воздуха. Всего этого просто не может быть. Чонин должен быть сейчас женат на Бэкхёне. Их свадьба — событие национальной важности. Ким Чонин не мог взять и сказать «нет» на всю страну, когда его отец устроил такой большой спектакль, пытаясь всем вокруг внушить, что сын влюблен в Бён Бэкхёна. Разве Ким Чонин и правда мог такое сделать? Кёнсу вдруг встал из-за стола, чувствуя, как слабеют ноги. Но ему нужно было дойти до комнаты, включить телефон и позвонить Лухану. Там правда стреляли? «Пострадавших после инцидента нет. Бён Мёнсу — владелец корпорации Бён, доставлен в больницу из-за нервного срыва, его состояние оценивается как средней тяжести. Аппарат президента анонсировал пресс-конференцию в скором времени», — голос диктора вновь ворвался в сознание Кёнсу. До подумал, что ему точно следует позвонить Лухану и всё выяснить. — Кёнсу? — омега повернул голову на папу, и в этот самый момент ноги парня окончательно подкосились. Кёнсу схватился за край стола, но не смог удержать равновесие. Паническая атака догнала его, всё же парень начал задыхаться, падая на колени. Юнсу вскрикнул, вскакивая с места, следом за ним сорвался и отец. Кёнсу почувствовал, как альфа перехватил его, зовя по имени, но ничего сказать не смог. Голос резко пропал, сознание помутилось, и Кёнсу окончательно отключился.       Кёнсу резко открыл глаза, глубоко вдыхая кислород в легкие. Сердце тревожно билось, словно происходило что-то плохое, он сел в постели, оглядываясь. Перед глазами замелькали мушки, парень отчаянно не мог понять, что вообще происходит. Он снова сделал попытку разглядеть обстановку вокруг и только со второго раза начал ориентироваться. Он был у себя в комнате, на кровати, а прямо перед ним сидел незнакомый омега, который мягко улыбался парню, давя на плечи. — Что? Что происходит? — Кёнсу широко округлил глаза, а потом встретился взглядом с папой, что тут же появился рядом с ним, сжимая ладошку омеги. — Всё хорошо, Кённи. Это я, — папа улыбнулся. — Ты потерял сознание, и нам пришлось вызвать врача. Кёнсу едва вдохнул. Теперь было ясно, что незнакомый омега перед ним одет в медицинскую робу, а в вене самого До стояла система с иглой. — Потерял сознание? — Это переутомление, — мягко проговорил на немецком врач. Кёнсу перевёл на него взгляд. — У вас течка, да, Кёнсу? Омега только кивнул. Врач едва нахмурился, записывая что-то в бумагах у себя в руках. — В вашем состоянии опасны такие длительные перелеты и смены климата, вам следовало подождать несколько дней, прежде чем лететь. — Я выпил блокаторы, я думал, что это поможет, — тихо проговорил Кёнсу. — Они только снимают симптомы вашего состояния, Кёнсу. Но уменьшить нагрузку на организм всё же не могут. Мы ввели вам тонизирующий препарат, но советуем в эти дни соблюдать режим и не волноваться сильно. Эмоциональные переживания также вредны. Последние несколько фраз Кёнсу понял с большим трудом. Но не стал подавать виду. — Да, спасибо, — кивнул парень, откидываясь обратно на подушки. Омега выдохнул, прикрывая глаза. Судя по тому, что внушительная упаковка с жидкостью, что висела на другом конце его системы уже заканчивалась, он провалялся без сознания несколько часов. — Как долго я был без сознания? — слова на немецком шли с большим трудом. Кёнсу сейчас даже на родном языке туго соображал из-за дикой головной боли, но всё же старался держаться. — Вы были без сознания до нашего приезда, около пятнадцати минут, остальное время вы спали, так как мы вкололи вам препарат. Судя по словам ваших родителей, у вас была паническая атака, — пояснил доктор. Кёнсу не понял половину слов, поэтому молчаливо посмотрел на папу, который тут же ему всё перевел. До только кивнул, снова прикрывая глаза. Ему нужен был его мобильник. — Пап? — Кёнсу посмотрел на родителя. — Мой телефон… Где он? — Тебе стоит отдохнуть, Кёнсу, — возразил папа. — Лучше поспи. Омега и правда чувствовал, как его клонит в сон, но ему нужно было всё узнать. Он не мог отключиться ещё на несколько часов, не позвонив Лухану, но то ли из-за лекарства, то ли из-за этого пресловутого переутомления, все его конечности налились вдруг свинцом. Он не находил в себе силы поднять руку и порыскать на тумбочке в поисках мобильника, а До Юнсу, кажется, не собирался ему помогать.       Когда Кёнсу открыл глаза в следующий раз, в комнате было уже темно. В его руке больше не было системы, он был укрыт одеялом, и, кажется, даже не поменял позу во сне. Всё тело было сковано напряжением, мышцы тянуло, и Кёнсу пошевелил рукой. Тут же побежали разряды тока по всем конечностям, омега зажмурился, садясь в постели. Он прикрыл глаза, глубоко вдыхая. Мобильник был рядом. Прямо на тумбочке. Кёнсу дрожащей рукой потянулся за ним, надавил на кнопку панели, в глаза ударил яркий свет. Парень тут же прикрыл их, а потом, когда привык, замер в удивлении. Телефон разрывался от кучи уведомлений в сетях, а также оповещений и пропущенных. Лухан, Минсок, Чондэ звонили и писали ему то по очереди, то в общем чате. Чаты академии тоже разрывались. Кёнсу замер, не увидев ни одной СМС от Чонина. Он прикрыл глаза, закусывая губу. Руки задрожали ещё сильнее. В списке пропущенных было только два звонка от альфы. По времени — через час после того, как взлетел самолет До. Кёнсу снова тонул в хаосе мыслей, не давая главной и самой страшной прорваться сквозь эту пучину. Несколько долгих гудков, и Лухан наконец поднял трубку. У Кёнсу сердце подскочило к самой глотке, но он старательно давил панику. — Господи, Кёнсу! — воскликнул в трубку Сяо. — Наконец-то! Почему ты не отвечал? Мы тут с ума уже сошли все! Ты в порядке? Лухан в своей манере тараторил в трубку. Кёнсу пытался хоть как-то остановить этот поток, но просто не мог подобрать слов. А потом резко прервал друга первым, что пришло на ум. — Это правда, Лухан? В трубке повисла тишина. Вероятно, омега сразу понял, о чём речь, было бы странно, если бы не понял. Кёнсу сжимал в пальцах край одеяла, чувствуя, как сердце готово выпрыгнуть из груди. Его снова мутило. — Свадьбы не было, Су, — прошептал Лухан. — Это всё правда. Он её сорвал. Кёнсу прикрыл глаза, откидываясь на спинку кровати. Он больно приложился затылком о её край, но совершенно не обратил на это никакого внимания. Грудную клетку сдавило в тисках, Кёнсу сильнее сжал корпус телефона. Он пытался хоть что-то выдавить из себя, задать ещё какие-то вопросы Лухану, взять себя в руки. Но не получалось. Самое страшное прорвалось в его сознание. Кёнсу бросил Чонина. Теперь уже точно. — Кёнсу? Су? Ты тут? — взволнованный голос омеги слышался в трубке. Кёнсу не имел сил отвечать. Он пытался глотнуть больше воздуха. — Он, — вдруг прохрипел До. — В порядке? Он не пострадал? — Нет, Кёнс, он не пострадал. Он уехал к тебе в аэропорт, Су-я… И не успел, судя по всему. — Ты ему рассказал? — Я должен был, — совершенно твердо произнес Лухан. — Ты… Ты теперь вернешься, Кёнсу? Ведь так? До на это криво усмехнулся, а потом вдруг звучно рассмеялся. Истерика всё же поглотила его с головой. Вернется? Кёнсу больше никогда не сможет вернуться в Корею, ведь он совершил действительно страшную вещь. Он оставил Чонина, не поверил ему, когда альфа просил остаться. Кёнсу сбежал. Но если бы он только знал, что происходит. — Кёнсу? До Кёнсу! — Лухан продолжал звать его в трубке, но парень больше не мог говорить. Он скинул звонок, зарываясь лицом в ладони. Хотелось закричать на целый мир от бессилия. Что он натворил? Слова Чонина ночью, у окна, всплыли в памяти. Он столько раз сказал Кёнсу, что всё решит. Он это имел в виду? Чонин собирался сорвать свадьбу с самого начала и знал об этом? Тогда почему он ничего не рассказал До? Кёнсу сжал корни волос, в надежде, что эта боль хоть немного приведет его в чувства. Но это не помогало. Слёзы душили его, накатывая всё больше и больше, а вопросы в голове носились словно рой диких пчел. Они жалили его в самые воспаленные участки души. Кёнсу должен был поверить и остаться? Но как он мог, если Чонин ему ничего не рассказал. До разрывало на части от этого осознания. «Я люблю тебя, Су».       Омега встал с постели, на дрожащих ногах подошёл к окну, пытаясь его открыть. Ему отчаянно не хватало воздуха, пространства, он пытался хоть на что-то отвлечься, но не получалось. Истерика прорвалась бурным океаном слёз. Кёнсу открыл окно, вдыхая свежий морозный воздух в легкие, но не мог стоять на ногах. Они подкосились, и он упал на колени, цепляясь за подоконник. Кёнсу едва ударился подбородком о него, но сжал челюсти крепче, игнорируя боль. Она снова была ничтожна по сравнению с тем, что произошло у него внутри только что. Кёнсу разбил ему сердце. Расколол на кусочки, вероятно. И если Ким приехал в аэропорт, узнав обо всём от друзей, Чонин ненавидит Кёнсу теперь. Омега слишком хорошо успел узнать его. Альфа больше не посмотрит на него никогда. До сам всё разрушил.       Кёнсу вздрогнул, когда услышал стук в двери, но из-за слабости в теле не успел встать с пола. Отец стоял в проеме, удивленно оглядывал комнату сына, так как в полумраке не мог разглядеть сына, которого ещё и скрывала кровать. — Кёнсу? — спросил Ёнсок, потянувшись к выключателю. Омежка зацепился рукой за покрывало на кровати, пытаясь встать. — Я услышал странный звук, у тебя всё хорошо? — Я тут, отец. Не включай свет, — от слёз и холода голос Кёнсу сел. Ёнсок заметил открытое окно, следом кинулся к сыну, оказываясь рядом. Он легко словил парня за талию, поднимая на руки, усадил на кровать. — Малыш, что с тобой? — в глазах мужчины было много беспокойства. — Тебе стало хуже? Где болит? Ёнсок прекрасно видел опухшие и красные глаза сына, щеки его мальчика были мокрые от слёз, и сердце мужчины сжалось будто в тисках. Он с самого детства Кёнсу не выносил его слёз. Большие ладони принялись вытирать мокрые дорожки. — Кённи? Ответь, пожалуйста, ты меня пугаешь. — Вот тут болит, отец, — всхлипнул Кёнсу, давя на собственную грудь. Он разрыдался с двойной силой, а Ёнсок, поначалу не осознавший, о чём говорит омежка, собирался предложить вызвать врача, но через секунду до него дошло. Парень говорил совсем не о физической боли. До Ёнсок ближе прижал сына к собственной груди, укрывая в больших объятиях. Он положил руку на макушку Кёнсу, целуя его в висок, пока парень продолжал заливать его рубашку слезами. Сын плакал беззвучно, лишь всхлипывал изредка, но тем не менее Ёнсоку казалось, что его сердце кидают на горячие угли. Что же такого произошло у Кёнсу с этим альфой, что он так страдал? — Кёнсу, сынок, — Ёнсок обвил лицо сына руками, заглядывая ему в глаза. Парень не поднимал на него глаз, словно боялся, только продолжал кусать губы. Альфа не понял, как долго они так просидели, но сын начал по чуть-чуть успокаиваться. — Что происходит? Расскажи мне, малыш. Кёнсу отрицательно замотал головой, вытирая слёзы рукавом своей рубашки. Он продолжал кусать губы и заламывать пальцы, и Ёнсок подумал, что никогда до этого дня не видел парня таким. Альфа встал с места, закрыл двери комнаты сына, а потом включил торшер, что стоял в углу. Юнсу, вероятно, был еще внизу или благоразумно решил не мешать сыну и мужу в их разговоре, но омеги на втором этаже не наблюдалось. Парень зажмурился, когда в комнате стало значительно светлее, однако свет от торшера был мягкий, убаюкивающий. Кёнсу с ногами залез на кровать, только сейчас начинал ощущать, как болит подбородок. Было сложно двигать нижней челюстью. — Кёнсу, — альфа снова сел на край кровати перед парнем, пытался заглянуть ему в глаза. Но омега уткнулся лбом в свои колени, которые обнимал руками, и дрожал всем телом. Ёнсок только сейчас сообразил, что окно было распахнуто настежь всё ещё. Мужчина тяжело вздохнул, встал с места, закрывая его. А следом вернулся обратно, потянулся к сыну, укутывая его в одеяло. Кёнсу пришлось поднять голову на альфу, а от взгляда Ёнсока не укрылся синяк на подбородке. Мужчина тут же перехватил лицо сына. — Что это такое, Кёнсу? — Ударился, — прохрипел парень, обвивая ладонь отца и убирая её с лица. — Не обращай внимания, всё хорошо. — Не похоже на то, — тихо проговорил Ёнсок. — Хочешь воды? Ёнсок встал с места, налил воды из бутылки, что стояла на тумбочке рядом с кроватью, а затем протянул стакан сыну. Кёнсу не понимал, как сильно хочет пить, но выпил весь стакан, возвращая его отцу. Они снова молчали, и До старшему казалось, что истерика парня начала сходить на нет. — Сынок, может, нам правда стоит поговорить? Вместе найдем решение? — Вряд ли этому есть решение, отец, — парень наконец поднял взгляд на альфу. — Пожалуйста, забудьте с папой о сегодняшнем дне, идёт? С завтрашнего утра я буду прежним Кёнсу, которого вы оба знаете. Ёнсока несколько шокировали подобные слова сына. В них было много холода, и альфа прикрыл глаза, выдыхая. Он потянулся к хрупким ладошкам, сжимая их в своих руках. Альфа вдруг склонился к тонким пальчикам, оставил на них нежный поцелуй. Кёнсу замер, вновь чувствуя, как к горлу подкатывает новый комок слёз. — Отец, что ты… — Я люблю тебя, До Кёнсу. Твой папа безумно любит тебя. Мы оба любим нашего сына, и мы очень не хотим становиться теми родителями, которые знакомы только с одной стороной личности своего ребенка. С самого твоего детства мы оба пытались делать всё, чтобы ты вырос счастливым человеком и прожил счастливую жизнь, но правда в том, что такое не под силу никому. Жизнь не может состоять только из радости, иногда она состоит из таких дней как сегодня, малыш. Но тем не менее она продолжается и какой бы паршивой она ни была, мы, как твои родители, хотели бы продолжать тебя поддерживать. Не важно, что произошло, Кёнсу, мы всегда будем на твоей стороне. Понимаешь? Поэтому не стоит скрывать от нас свою боль. Мы твои родители, мы готовы выслушать тебя и помочь всем, чем сможем. Прекратившаяся только-только истерика прорвалась вновь. На этот раз Кёнсу заплакал еще сильнее, а Ёнсок тяжело вздохнул, притягивая сына снова к себе. — Я не могу сказать тебе, отец, — шептал парень. — Просто… Не могу, понимаешь? Мне нужно время, наверное, а может, я никогда не смогу. И вряд ли мой рассказ что-то изменит, потому что даже мой сильный и лучший отец не способен по мановению волшебной палочки всё исправить. Хотя, я бы очень хотел, чтобы ты так и сделал. Ёнсок тяжело вздохнул, поглаживая Кёнсу по макушке, следом оставил поцелуй на ней. — Тогда, как мне помочь тебе? — Посиди немного так, — прошептал парень, прикрывая глаза. От мерного сердцебиения отца он и сам успокаивался. Вдруг накатило это яркое чувство из детства, когда альфа обнимал его маленького так же. Кёнсу в такие моменты был предельно счастлив, чувствуя себя защищенным от всего мира. Большие ладони отца так же приглаживали его макушку, До Ёнсок улыбался редко другим людям, но почти всегда своему маленькому Кённи. И прямо сейчас, глядя на легкую улыбку отца и чувствуя его объятия, До Кёнсу вновь становился маленьким мальчишкой, которому был ни по чём целый мир, ведь отец был рядом. Омега и сам не понимал, как сильно ему не хватало подобных моментов со старшим. — Всё будет хорошо, Кённи. Как бы больно ни было сейчас, потом станет легче, а через время и вовсе забудется, как страшный сон. Кёнсу ничего отцу не ответил. Хотел бы он верить в эти слова? Безусловно. Но что-то омеге подсказывало, что в этот раз его гениальный отец ошибается. Такое не пройдет, не забудется, легче не станет. Оно останется с Кёнсу на всю жизнь, будет съедать изнутри, из самой глубины до последнего его вздоха, потому что парень совершил страшную ошибку.       Кёнсу прикрыл глаза, пытаясь осознать и принять настоящее. Чонин сорвал свадьбу. Он буквально расстроил планы отца, примчался, вероятно, в аэропорт за ним, но ничего не вышло. Это была их судьба? Упасть в эти чувства с головой, принять любовь, которая поглотила их целиком, получить так ничтожно мало времени друг с другом, а потом из-за каких-то недосказанностей расстаться навсегда? Если это и правда было так задумано Богом, Вселенной, Судьбой, кем угодно, изначально, то этот «кто-то» был невероятно к ним обоим жесток. Кёнсу ни за что бы не пожелал так поступать с Чонином, если бы всё знал. Он бы остался в Сеуле, несмотря ни на что. Если бы он только знал, что собирался сделать Чонин и как. Омега прикрыл глаза. Как ему дальше жить теперь? Возвращаться в Корею больше не имело смысла, омега не знал, как посмотреть в глаза Кима, да и зачем? Разве то, что он улетел, ничего не рассказав Чонину, не попрощавшись с ним, не стало для альфой самым главным теперь? Особенно когда он пошел ва-банк, сорвав эту свадьбу. Кёнсу снова так хорошо понимал альфу, как и каждый раз, когда у парня не оставалось выходов. Он понимал его сейчас так же хорошо, как и в тот день, когда узнал о дате помолвке, потом на самой помолвке, потом, когда узнал о дате свадьбы. Кёнсу, возможно, следовало где-то и не понимать Чонина, кто знает. Именно этот образ мышления, это «понимание» привели их обоих к этому дню. Парень рвано вдохнул, слёзы продолжали течь по щекам, хотя с каждой секундой Кёнсу казалось, что они уже должны закончиться. Но они не заканчивались, а лишь текли с новой силой. Как он теперь там? До отчаянно хотелось набрать его номер, просто услышать голос в трубке, слезно умолять простить, но рука не поднималась. Кёнсу не знал, что он может сказать теперь, после того, как соврал ему ночью, обещав не уезжать. До сделал это, потому что думал, что они оба смогут начать новую жизнь. Кёнсу надеялся, что женившись на Бэкхёне, Чонину будет некогда думать обо всем этом. Разве Кёнсу был неправ? Кажется, он что-то где-то упустил. Омега получил признание, обещания, поклялся не оставлять и просто исчез на следующее утро. Как Чонину теперь следовало себя чувствовать? Кёнсу боялся представлять, он даже не понимал, имеет ли право теперь знать что-то о Чонине, появляться в его жизни. Вероятно, нет. Вопрос Лухана про его возвращение был такой смешной. Кёнсу в Южную Корею больше никогда не вернется, никогда и ни за что. Иначе его неизменно потянет к Чонину, потому что сердце уже было оставлено ему. Кёнсу зависел от альфы теперь, он ему был нужен, необходим как кислород. И пусть всё это выглядело как дешевая сцена из мыльной оперы, которые Кёнсу терпеть не мог, но прямо сейчас это было абсолютной правдой. До Кёнсу сломан без Чонина. И виноват в этом сам.       Голос, доносящийся до Бэкхёна словно сквозь вакуум, заставил омегу вздрогнуть, поднимая взгляд на человека перед собой. Но вместо лица он увидел протянутый стаканчик кофе, зажатый в длинных пальцах. — Тебе стоит съездить домой и отдохнуть, Бэкхён, — теперь парень фокусируется лучше, а потому понимает, что перед ним стоит Ухён. Омега берет предложенный стаканчик, касаясь его почти горячих стенок, согревается едва-едва. — А ещё ты, кажется, замерз. На плечи парня ложится большое пальто альфы. Бэкхён молчит, но кутается в одежду, вдыхая знакомый с детства запах брата. — Бэкхён? Ты меня слышишь? — Ухён садится рядом. Младший поворачивает голову на хёна, заглядывая в удивительно большие глаза. У всех троих старших братьев омеги, были большие глаза для азиатов, но у каждого своей, особенной формы. — Слышу, — выдыхает Бэкхён. Он делает глоток из стаканчика, снова прикрывает глаза. В голове ужасно много мыслей. Бэкхён теряет их нить, а связи между ними не было с самого начала. Он также не знает сколько сейчас времени, перед глазами мелькает только красная лампочка на дверях оперблока. Благодаря тому, что они из семьи Бён, врачи разрешили родственникам тут подежурить. — И всё же я повторю, — мягко продолжает брат. — Тебе следует съездить домой. — Он ведь выздоровеет, да, хён? — в глазах омеги блестят слёзы, и Ухён тяжело вздыхает. Этот мальчишка был, наверное, единственным внуком Бён Менсу, кто был так к нему привязан. Бэкхён многого не знал и не понимал, приласканный милостью старшего омеги. Для него дедушка был настоящим дедушкой, добрым и милым. Ухён знал другого Бён Менсу, но никогда не спешил разрушать его образ в глазах младшего брата. Бэкхёну и так доставалось нелюбовью от папы, если он еще и дедушку потеряет, как опору, это будет настоящим ударом для него. — Обязательно, — улыбается кончиками губ парень. — Но от того, что ты будешь дежурить под дверями операционной, быстрее это не случится. Здесь лучшие специалисты, Бэкхённи, они делают сотни таких операций в месяц. С дедушкой всё будет хорошо. Бэкхён прикрывает глаза. С того момента, как Чонин прервал свадьбу, прошли, кажется, сутки? Бён не был уверен, ему казалось, что он находится в больнице целую вечность. Дедушке стало плохо прямо там, в зале. Бэкхён не успел ничего понять, когда страх за жизнь старшего пробрал его душу до последней клетки, так что у омеги не было времени даже подумать о том, что его папа сбежал, свадьба сорвана, а его истинный и любимый альфа сдержал свое слово, не отдал его на растерзание папе, но сам оказался за решеткой. — Ухён, Бэкхён, — голос Ильхуна, что шёл к ним через весь коридор, отзывается эхом от пустых стен. Уже была ночь, кажется. Бэкхён посмотрел в окно, да, там было темно. — Почему вы ещё тут? Я же сказал тебе отвезти Бэкхёна домой. — А ты попробуй сам такое провернуть, хён, — усмехается Ухён. — Ты уже закончил? — Да, — кивает альфа. — Нужно решить ещё несколько вопросов. Бэкхён? Омега поднимает взгляд на брата, полный слёз. Он кусает губы, и Ильхун думает, что никогда ещё не видел младшего в таком состоянии. — Да, хён? — Тебе нужно поехать домой. — Я не хочу домой, — твердо проговаривает омега. — Я видел новости сегодня, там сказали, что у дедушки инфаркт. — Нам сейчас не нужна лишняя шумиха, Бэкхён, — спокойно поясняет альфа. — Сам же понимаешь, положение не из лучших. Бэкхён усмехается, вставая с места. Он замечает, как напрягается Ухён, прекрасно зная, в каком сейчас взвинченном состоянии находятся оба брата. — В том и дело, хён, я не понимаю, — отчеканивает парень. — Я вообще ничего не понимаю с самого своего выхода к алтарю, а вы, наоборот, ведете себя так, словно обо всём знали заранее. Может, поясните? — Мы всё тебе объясним, когда ты успокоишься и немного придешь в себя, Бэкхён, — выдыхает Ильхун, едва прикрывая глаза. — Я спокоен, хён. Абсолютно точно, я готов выслушать всё, что ты мне скажешь. Где папа? Старший Бён усмехается, разводя руками. Ильхун за сегодня действительно думал, что сойдет с ума. С того момента, когда в зал бракосочетания, на глазах у всей прессы, ворвался спецназ, задержав Пак Донхвана, до самой этой секунды, ему приходилось отвечать на целую кучу разных вопросов, ответы на которые он тоже не знал. — Понятия не имею, Бэк, как и ты. Как и все мы. — Правда, что ли? — Бэкхён скрещивает руки на груди. — Разве не ты его первое доверенное лицо, а, Бён Ильхун? — Прекратите оба! — голос Ухёна звучит набатом. — Мы все сегодня на нервах, все устали и ничего не понимаем. Папа сбежал, Бэкхён, и с этим разбирается Управляющий Сон. Нам же не стоит ссориться сейчас, это тот самый момент, когда нам нужно перестать зацикливаться на личных обидах и вспомнить, что мы семья. Бэкхён улыбается: вымученно, нервно, сквозь слёзы. Одна за другой эти слёзы катятся по бледным щекам. — Тебе легко сказать, Ухён, — шепчет омега. — Легко говорить про семью, когда все твои братья тебе родные, вас не отделяет друг от друга ничего. В отличие от меня, младшего и никому не нужного омеги без отца. Ухён прикрывает глаза, почти кожей чувствуя всю боль Бэкхёна, она сочится из его слов, попадает в самое сердце обоим альфам. Да, кажется, они во многом были виноваты перед младшим. — У меня тоже не было отца, Бэкхён, — вдруг твердо проговаривает Ильхун, опережая Ухёна. — Ни у кого из нас его не было, потому что Бён Джунсо умело отобрал у нас детство. У нас не было семьи, ты прав, и даже то, что кто-то тут кому-то ближе по набору ДНК, совсем не играет роли. Мы все были одиноки, имея чертовски большую семью. Эта боль общая у всех, но времена меняются.       Бэкхён прикрывает глаза, отворачиваясь от альф. Внутри бушует целый ураган эмоций. Он подходит к подоконнику, сжимая в руках его край, пытается дышать глубже. Прямо сейчас он чувствует себя одиноким как никогда. Дедушка на операционном столе, Чанёль в тюрьме и даже Исина Бэкхёну пришлось отправить домой, так как омега был совсем не обязан охранять его тут. Парень не помнил точно, но, кажется, Реджун обещал позаботиться о Чжане. И вот теперь Бэкхён сидит в этой злосчастной больнице, чувствуя, как теряет почву под ногами. Ему сейчас отчаянно не хватало кого-то родного рядом, кого-то, кого он мог бы обнять и рассказать о том, как тяжело. — Бэкхён, — Ухён делает несколько шагов к младшему. Он мягко разворачивает его к себе за плечи, заглядывая в заплаканные глаза. Альфа улыбается, совсем как в детстве, тепло и ярко. Так умел улыбаться только Ухён. — Что бы там ни происходило в прошлом между нами, мы, как твои братья, никогда не желали тебе зла. И даже в этот раз мы искренне не желали тебе этого брака. — Не надо врать, хён, — усмехается омега. — Вы просто не хотели потерять свое наследство. — Да, не хотели, — вновь вмешивается Ильхун. — Почему мы вообще должны отдавать наше наследство кому-то вроде Пак Донхвана? Но тем не менее, этот факт никак не отменяет того, что мы не хотели, чтобы папа сломал и тебя. Как каждого из нас. Мне просто повезло, что Рэне оказалась собой, но эта женитьба не была тем, что желало моё сердце тогда. Ухён мог бы сейчас жить совсем другой жизнью, но он боится. — Хён! — с нажимом произносит альфа, глядя брату в глаза. — Это правда, Ухён, — Ильхун смотрит на младшего, а потом переводит взгляд на Бэкхёна снова. — Рано или поздно они всё узнают. — Узнают что? — Бэкхён недоуменно смотрит на Ильхуна, затем на второго брата. — У Ухёна есть омега, истинный омега, но он его скрывает от папы и… дедушки тоже. Бэкхён шокирован. Кажется, он не перестанет получать одну удивительную новость за другой. — Омега? — Примешивать его в этот разговор было не обязательно, Ильхун, — Ухён отводит взгляд от братьев, зарываясь пальцами в волосы. — Да, омега, Бэкхён. Ты ведь тоже не спешил знакомить нас с Паком? — Я разве осуждаю тебя? — усмехается Бэкхён. — Я удивлен и… Рад за тебя, хён. В нашей семье не принято любить. — Это точно, — усмехается появившийся буквально из ниоткуда Реджун. — Как дедушка? Все трое братьев удивленно смотрят на Реджуна. Тот сияет своей привычной улыбкой, подходит к стульям, на которых сидел Бэкхён, подбирая стакан с кофе. — Это твой кофе, Бэк? Можно я выпью? Рубит просто жесть! Во всей этой гнетущей тишине, в обстановке больнице, в этом разговоре всё поведение Реджуна казалось таким несуразным, шокирующим своей внезапностью. — Чего вы на меня так смотрите, словно привидение увидели? Или я снова помешал какому-то супер секретному разговору? — Не помешал, — выдыхает Ильхун, который первым опомнился. Ухён же усмехается, снова отворачиваясь к окну. — Мы как раз выясняли, кого больше всех среди своих детей потрепал Бён Джунсо. — Ух ты! — сияет широкой улыбкой Реджун. — Справедливости ради, меня он не заставлял жениться на незнакомой омеге, также не заставлял выйти за нелюбимого альфу и уж точно не отправлял в ссылку из-за того, что я просто полюбил «не того», не так ли, Ухённи? Так что, выходит, я тут пострадал меньше всех. Меня просто считали клоуном и недотепой и почти не трогали. Что же, выпьем за это! Реджун снова делает смачный глоток из стаканчика в руках. Бэкхён же вовсю таращится теперь на Ухёна. — Меня не отправляли в ссылку, Реджун. Я сам уехал. Папа даже был против, — усмехается Ухён. — Потому и вернул. — Ну ладно, тогда назовем это не ссылкой, а побегом, но суть одна — папе не понравился твой омега, ты не захотел повторения судьбы нашего любимого Ильхуна, ведь кто знает, ещё раз с кем-то вроде Бён Рэне этой семье могло и не повезти. И бац, внезапно Бён Ухён отбыл в Штаты. Такая формулировка подходит тебе больше? Бэкхён думал, что у него с глаз слетают какие-то розовые очки. Или наоборот, было ощущение, что он заново узнает свою семью. И всегда улыбчивого, твёрдого и умного Ухёна тоже. — Но наш папочка ничего не упускает, побег завершился твоим возвращением. Знакомься, Бён Бэкхён, твои старшие братья. — Это правда, Ухён? — Бэкхён вопросительно смотрит на брата. — Почему мы вообще заговорили об этом? — вздыхает Ухён. — Разве тема была не другая? — Да нет, вроде эта же, — усмехается Ильхун. — Не думал, что скажу это, но Реджун как никогда прав. Нам всем досталось от папы, и когда очередь дошла до тебя, Бэкхён, мы не хотели, чтобы это зацепило и твою жизнь. То, что вы с Ким Чонином не были влюбленной до гроба парой, было ясно всем. — И что теперь? — нервно улыбается Бэкхён. — К чему всё это? Ждёте от меня благодарностей, счастливых объятий? От того, что Джунсо вмешался в ваши жизни, так же, как и в мою, мне легче не становится. Никого из вас не было в те моменты рядом со мной, пока он предлагал мне раздвинуть ноги перед Ким Чонином и родить ему наследника, потому что так поступают правильные и благодарные дети. Никого из вас не было, пока я ловил панические атаки после его пощечин. И то, что эта свадьба сорвана, заслуга не только ваша, не изображайте из себя заботливых и любящих старших братьев, ради всего святого. Каждый тут, в первую очередь, боролся за свою шкуру. Тебе, Ильхун-хён, не понравилось завещание дедушки. Ты, Ухён, слишком быстро понимаешь все уловки папы и так же, как Ильхун, не хотел лишиться своих денег. А ты, Реджун-хён, даже не знаю, почему вообще подключился, в любом случае, мы все дети Бён Джунсо, а значит, всегда действуем из собственных интересов. — Ты прав, Бэкхён, — Реджун улыбается довольно широко. — Но ошибаешься тоже. Наш мотив, первый мотив, это не твое спасение и даже не деньги. Это свобода, Бэкхённи. Свобода от нашего папочки и любимого деда. Свобода от имени семьи Бён, от её репутации. Вот чего каждый из нас добивался, так что, да, ты прав. Любящих братьев из нас может уже и не получится, но мы никогда не желали тебе зла. С самого твоего детства. — И ты никогда не был для нас чужим, — твердо говорит молчавший всё это время Ухён. Бэкхён усмехается, прикрывая глаза. Что он должен был сейчас ответить братьям? Сказать, что он тронут до глубины души? Бежать к ним в объятия? Бэкхёну было сложно поверить в то, что он услышал, ему требовалось время, чтобы переварить это всё. Однако прямо сейчас, глядя на всех троих альф, он вдруг почувствовал, что, возможно, он и не так одинок, как ему казалось. По крайней мере, они находились сейчас тут, разговаривали с Бэкхёном, пытаясь его в чем-то убедить. Даже Ильхун, с которым у Бэкхёна отношения никогда не клеились, а временами младший даже побаивался брата, сейчас стоял тут и смотрел в глаза омеге.       Из мыслей Бэкхёна выводит доктор, что вышел из операционной. Он несколько удивленно смотрит на эту толпу и, наверное, даже хочет возмутиться, но, кажется, вовремя вспоминает, кто перед ним. Семья Бён спонсировала эту клинику. — Доктор? — Ильхун подходит к мужчине первым. — Вы закончили? — Операция прошла успешно, — улыбается кончиками губ врач. — Сегодня он пробудет в палате реанимации, если завтра утром всё будет хорошо, то уже к обеду переведем его в отделение, и вы сможете увидеться. А пока советуем всем отдохнуть. Не думаю, что ваш дедушка одобрит этот ваш вид. Бэкхён не сдерживает слез, чувствуя, как с души падает огромный груз. Он отворачивается к окну, зажимая рот ладонью. Ильхун и Реджун принимаются благодарить доктора, а Ухён сжимает плечо брата. — Бэкхён-а, — совсем тихо проговаривает альфа. — Ты в порядке? — Нет, — всхлипывает омега, а потом вдруг прижимается к широкой груди, сжимая в руках ткань дорогой рубашки. Ухён улыбается, укладывая ладонь на затылок омежки, едва его массирует. — Всё обошлось, Бэкки. С дедушкой всё точно будет хорошо, — также тихо проговаривает брат, а Бэкхён понимает всё это умом, но успокоиться всё равно не может. Ухёну, наконец, удаётся уговорить Бэкхёна поехать домой, хотя бы на несколько часов до утра, а потом они обязательно вернутся в больницу. Он уводит омегу, кивнув старшим братьям, что остались в коридоре. — Сон не звонил? — спрашивает Реджун, вопросительно глядя на брата. — И я всё ещё жду объяснений по поводу вообще всего, братец. Что, чёрт возьми, происходит? Ильхун тяжело вздыхает, сжимая плечо младшего, заглядывает ему в глаза. — Ты сам за рулем? — Да, — кивает Реджун. — Ты не ответил на вопрос. — Сон не звонил, он, вероятно, занят. Остальное расскажу в машине. Не хочешь остаться сегодня у нас с Рэне? Завтра ты будешь мне нужен. Второй близнец едва усмехается, а затем кивает. — Ну пойдем, хён. Хотя не уверен, что твоя жена сильно мне обрадуется. — ИльУ обрадовался бы, но он должен уже спать, — улыбается Ильхун, глядя на время на наручных часах. — Следует выйти через подземную парковку, наверняка где-нибудь в кустах притаился журналюга. — Надо завтра пораньше приехать сюда, прежде чем они доберутся до дедушки. А они доберутся даже тут… — Да, ты прав.       Ухён вел машину сам и весьма сосредоточено. Бэкхён сидел на заднем сидении, молча смотрел в окно на ночной Сеул, чувствуя, как с него только сейчас начинает сходить адреналин. — Хён? — тихий голос долетел до сознания альфы, вырывая из собственного клубка мыслей. — Да, Бэкхён? — Ухён посмотрел прямо в глаза младшему в зеркале заднего вида. — Куда мы едем? — Ну, я вообще вез тебя к папе домой, или ты не хочешь? — Мне без разницы, — выдохнул омега. Ухён усмехнулся. — Тогда зачем спросил? — Больше молчать не могу, слишком много мыслей, — пробурчал младший, подпирая подбородок рукой. Он снова посмотрел на ночные огни Сеула. — Вы ведь оставили там людей с ним, да? Помощник Ли или кто-нибудь ещё? — Бэкхён, он в реанимации. Там нет никого кроме медперсонала, а они уж точно не упустят ничего и будут приглядывать за ним круглые сутки, не смыкая глаз. — Просто выглядит так, словно мы его там бросили, — омежка опустил голову, стараясь сдержать подкатывающие слёзы. Было тяжело, потому что Бэкхёну снова стало одиноко и холодно, хоть он всё ещё и сидел в пальто Ухёна. Только снял больничный халат под ним, когда выходил из клиники. — Мы его не бросили, Бэкхён-а, — совсем ласково проговорил брат. — И завтра с утра мы вернемся. Передохнем пару часов и всё, будем на месте. — А если вдруг что-то случится? И никого не будет рядом? — Бэкхён, — на этот раз Ухён чуть повысил голос. В его тоне было много серьезности, он снова бросил взгляд на брата в зеркале. — Нас бы всё равно не пустили к нему в палату, нет смысла сторожить двери отделения. — Но мы ведь могли договориться, к оперблоку же пустили, — усмехнулся Бэкхён, придвигаясь ближе к сидению брата. — Хён! — Успокойся, пожалуйста, Бён Бэкхён, — выдохнул Ухён. — Мы все волнуемся за него, но от нашей паники ничего не изменится. Мы не можем везде пользоваться нашим именем и нарушать даже больничные режимы, кроме дедушки там полно других больных, которым наше присутствие совсем не нужно, и даже опасно. Последние слова, кажется, убедили омежку. Парень выдохнул, снова откидываясь на сидение, прикрыл глаза. Мысли, которые он прятал очень глубоко, кажется, собирались прорваться сквозь пучину беспокойства за жизнь дедушки. Бэкхён закусил губу, сдерживая очередную волну паники. Почему Чанёля задержали? И… Как теперь вообще всё сложится? Ведь альфа обещал ему, что они всегда будут вместе, что у них целая жизнь впереди, но Бён совсем не планировал в их совместном будущем свидания в тюрьме. Омега чувствовал, что не справляется со всем этим, и ему даже было не у кого спросить. Ведь Чанёль действительно являлся племянником Донхвана, он участвовал во всех его делах, и братья, скорее всего, не доверяли теперь и Чану тоже. Бэкхён хотел бы их переубедить и рассказать, что младший Пак совсем не такой, но он правда не знал, может ли говорить обо всём этом даже с Ухёном. Не говоря уже об Ильхуне или Реджуне. Бэкхён знал только одно: дедушка теперь ни за что не позволит Бэкхёну быть с Чанёлем, а если братья расскажут ему всё? Или дедушка и сам успел всё увидеть? У Бэкхёна были смазаны все воспоминания после выстрела Донхвана. Омега зажмурился, крепче сжимая кулаки. Бэкхён в тот момент испугался не на шутку. Сначала за Чанёля, который начал бороться с дядей, а потом и за Чонина. Даже за Ким Юнсона, к которому никогда не испытывал никаких особо теплых чувств, но то, как он встал под дуло пистолета Пака, прикрывая сына, действительно восхищало. Бэкхён подумал, что его папочка ни за что бы на такое не пошел, более того, он сбежал сразу же, кинув даже своего сообщника, когда запахло жареным. Да, в этом был весь их папочка, коварный и хитрый Бён Джунсо. — Как думаешь, где он сейчас? — вдруг спросил Бэкхён. — Ты о папе? — О Джунсо, — усмехнулся омега. — Не пора ли перестать называть его папой? Он же нас своими детьми почти никогда не называл. В голосе парня звучала настоящая обида, неприкрытая боль и горечь. Ухён понимал брата, только вот он этот период предательства от Джунсо прошел лет так пять назад, как раз перед тем, как уехать из страны. Ухён тоже долгое время добивался любви от родителя, но понял, что это априори невозможно. Его жизнь изменилась после возвращения, когда он решил, что стоит перестать бегать от реальности, ответственности и начать совершать поступки, которых боишься как огня, потому что знаешь, что они единственно правильное решение. Поэтому сейчас ему было искренне жаль Бэкхёна, но он не знал, как помочь брату. Омеге просто нужно было пережить это всё самому, переварить. — Родителей не выбирают, Бэк, — тихо сказал Ухён. — К сожалению, — хмыкнул Бэкхён. Он хотел сказать ещё что-то, но у Ухёна вдруг зазвонил мобильник. Альфа ответил на звонок, прикладывая телефон к уху. — Почему ты не спишь? — голос у Бёна поменялся так внезапно резко, что Бэкхён удивленно вскинул брови. Он повернул голову к окну, но сам невольно внимательнее вслушался в разговор брата. Однако на том конце не было слышно никаких голосов. Ухён улыбнулся, совсем нежно, словно ему сказали нечто до ужаса приятное. — Нет, я не смогу приехать сегодня. И завтра, вероятно, тоже. Бэкхён начинал понимать, что происходит. Вероятно, Ухёну звонил тот самый омега, и в младшем Бёне тут же взыграло любопытство. Ему бы очень хотелось посмотреть на избранника своего брата, потому что Бэкхёну доводилось раньше видеть мельком омег старшего, но ни один из них, кажется, не был каким-то серьезным выбором альфы. Только лишь увлечением. — Ложись спать, слышишь? Я позвоню тебе завтра. Уже слишком поздно. Наконец Ухён скинул звонок, откладывая телефон на панель. В салоне повисла тишина. Бэкхён хотел задать брату вопросы, но думал, что не стоит лезть к нему в душу. Он бы на месте Ухёна тоже не хотел ничего рассказывать. — Ты нас однажды познакомишь? — всё же вырвалось у омеги. Ухён немного удивленно посмотрел на младшего, сжимая руль в руке. — А ты хотел бы с ним познакомиться? — Интересно посмотреть на того, кто достучался до холодного сердца моего братца, что не чурался разбивать чужие, — улыбнулся Бэкхён. — Вот именно из-за подобной твоей осведомленности мне и страшно вас всех с ним знакомить. Бэкхён на это хихикнул, снова придвигаясь к брату. — Обещаю и торжественно клянусь, что не выдам ему твоих грязных тайн. Сколько ему лет? — Вот решусь познакомить, тогда и узнаешь. — Обидно, — фыркнул Бэкхён, снова отворачиваясь к окну. — В детстве ты мне даже их фотки показывал. С парочкой я даже болтал по телефону, прикрывая тебя. Ухён улыбнулся, вспоминая те времена. Тогда в их отношениях определенно было больше искренности и тепла, Бэкхён был светлым ребенком, который здорово отвлекал его пассий, когда Ухёну не хотелось с ними говорить. Он просто отдавал трубку брату, а тот делал вид, что просто словил мобильник старшего, пока тот не видит. Ухён подсказывал ему, как отвечать, и они здорово развлекались так пару раз. — Да, были славные деньки, — выдохнул Ухён. — И что случилось потом, хён? — Бэк почти прошептал это, но старший всё прекрасно услышал. — Почему вы все и ты в первую очередь отвернулись от меня? Ухён и сам не знал ответа на этот вопрос. Точнее знал, но сказать нечто подобное Бэкхёну не мог. Правда был в том, что с возрастом каждый из них заботился о самом себе куда больше, чем о ком-либо другом, и маленький Бэкхён совсем выпал из круга интересов своих старших братьев. — Наверное, дело в том, что мы все были увлечены собственной болью и перестали понимать, что другим также больно и страшно. Мы виноваты перед тобой, Бэкхён. И я тоже. Прости, — Ухён буквально почувствовал, как у него упал какой-то груз с души, когда он произнес эти слова. Так или иначе, вся эта ситуация гложила его многие годы, ведь, если разобраться в самой сути их отношений, они росли как братья. По крайней мере, если дедушка и сделал хоть что-то хорошее для их семьи, так это действительно пытался воспитывать их родными людьми. Правда потом всё в какой-то момент свернуло не туда и превратилось в самый настоящий ад… Но это уже была другая история. — Ты даже не попрощался со мной перед отъездом, — всхлипнул Бэкхён. Он хранил это в себе много лет и даже успел забыть об этом, но прямо сейчас самые старые раны вскрывались, пробиваясь фонтанами таких же старых обид. У Бёна в голове что-то резко перемыкало, кажется, именно так его мозг пытался отвлечь его от главной проблемы. Чанёль за решеткой. Но Бэкхён старался не думать об этом, иначе рисковал сойти с ума прямо сейчас. Ухён тяжело вздохнул. Машина плавно тормознула. Бэкхён только сейчас осознал, что они уже приехали домой. В салоне снова повисла тишина, а брат сидел и молчал. Бэкхён усмехнулся, открыл дверцу и выскочил из автомобиля, но крепкая рука сжала его запястье вдруг. Ухён остановил брата, заглядывая ему в глаза. — Я не был уверен, что тебе это нужно, Бэкхён-а. Я был слеп и глуп, бежал от самого себя. Но я правда не думал, что тебя это так заденет. Бэкхён вдруг звучно рассмеялся на эти слова, вырывая руку из захвата старшего. — Не думал, что заденет? Меня задело, Ухён. Потому что я доверял тебе, я думал, что ты единственный, кому не плевать на меня. Не считая дедушки. С самого детства меня все бросали. Сначала отец исчез, потом я понял, что хоть папа и находился рядом в физическом смысле, он, кажется, бросил меня ещё до рождения в плане моральном. Что куда тяжелее, чем если бы он умер или я не знаю… Уехал, как и отец. Тяжело осознавать, что ты не нужен своим родителям, когда тебе не исполнилось ещё и десяти, хён. И не говори, что ты понимаешь меня, у тебя хотя бы был и есть отец. Каким бы он ни был, он был рядом все эти годы. Мой исчез, словно никогда и не существовал. И у меня оставались только ты и дедушка. Но ты тоже бросил меня. Трое дорогих мне людей оставили меня, когда мне ещё и восемнадцати не исполнилось. Так что, да, хён, меня это задело! Ухён ошарашенно смотрел на младшего брата, потеряв дар речи. Он знал, что Бэкхён, возможно, обижен на него, но даже представить себе не мог, насколько это была глубокая обида. Возможно, по юности он совсем не замечал этих чувств Бэкхёна к нему, не знал, как сильно привязал брата к себе, а потом и правда бросил. Но тогда Ухён спасал себя. Оставшись в Корее, он угодил бы в омут, из которого, возможно, и не выбрался бы никогда. По крайней мере, именно так ему казалось тогда. — Я… Правда не понимал, что творю тогда, Бэкхён. Прости меня, — тихо произнес мужчина, крепче сжимая тонкую ладонь в своей руке. — И даже сейчас, — Бэкхён уже плакал, так что его голос сел. — Даже сегодня, хён, меня снова бросили. Обещали быть рядом всю жизнь, но оставили одного. Бэкхён знал, что этот момент настанет, что он снова словит приход, но не ожидал, что это случится прямо сейчас. Так что когда кислорода в очередной раз начало не хватать, он шире открыл рот, непроизвольно сделал шаг вперед, пытаясь вцепиться в брата, чтобы сохранить равновесие, но не успел. Омега рухнул прямо в руки Ухёна, который вовремя его удержал. — Бэкхён! Бэкки! — Ухён затряс парня, но тот снова почувствовал, как сознание ускользает от него. Лицо брата размылось, Бэкхён отключился.       Бэкхён медленно открыл глаза, чувствуя, как болят все мышцы на лице. Кажется, во сне он сильно сжимал челюсти, и теперь, как результат: неприятное тянущее чувство. Омега с трудом поднялся в постели, покрутил шеей, услышал характерный хруст позвоночного столба. Бэкхён совершенно не помнил ничего из вчерашнего. Только знал, что шлепнулся в обморок во время разговора с Ухёном, но что было дальше, парень совсем не мог вспомнить. Вероятно, его привели в сознание, возможно, его даже осмотрел доктор и всё такое, но Бэкхён ничего из этого в своей памяти не закрепил. Вслед за этим осознанием в голову тут же ударило другое. Дедушка в больнице, Чанёль в тюрьме, папа исчез, а сам Бэкхён… Что вообще с ним будет дальше? Что скажет дедушка, когда очнется и узнает про него и Чанёля? Что будет говорить общественность, ведь новость о сорванной свадьбе точно разлетелась по всей стране? Готов ли Бэкхён ко всему этому? Омега тяжело вздохнул, зарываясь лицом в ладони. Для начала нужно было сходить в душ. Смыть с себя весь вчерашний день, ведь судя по цифрам на часах рядом с его кроватью, было восемь часов утра. Бэкхён одновременно очень хотел узнать, что нового произошло за эти часы, и в то же время боялся этих новостей как огня. Парень просто не успевал думать обо всем и обо всех разом. Бэкхён встал с кровати, распахивая тяжелые шторы, хотел уже пойти в ванную, как вдруг встрепенулся от звука СМС. Омега вопросительно выгнул бровь, но всё же подошел к телефону, сгребая его с тумбочки. Там было с десяток СМС от Исина, но они пришли ещё час назад, когда омега спал. Новым уведомлением оповестила себя СМС от О Сехуна. Бэкхён был чертовски удивлен. @ohse Доброе утро, Бэкхён. @baekkie Доброе, О Сехун. @ohse Я просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь? И встретиться, если у тебя есть возможность. Бэкхён даже присел на кровати от такой неожиданности. Он понятия не имел, что должно было и где сдохнуть, чтобы О Сехун писал ему нечто подобное с утра пораньше. Этот альфа никогда не отличался особой любовью к Бэкхёну, ходил вечно обиженный, что омега посмел отшить его обожаемого лучшего друга, так что прямо сейчас Бэк был очень сильно удивлен. @baekkie Ты вчера об что-то головой приложился, О? Зачем нам встречаться? Язва в Бэкхёне несла свой дозор денно и нощно, так что прямо сейчас омега не мог упустить случая вернуть Сехуну парочку шпилек. Не то чтобы Бэк был злопамятный, просто, кажется, они с О не переносили друг друга на клеточном уровне. Даже не удивительно, что этого альфу угораздило влюбиться в Сяо Лухана. У них с Бёном точно были разные вкусы. @ohse Чанёль попросил встретиться с тобой. Бэкхён почти видел, как Сехун сначала закатил глаза, а потом снова установил свое безэмоционально холодное выражение лица. Но до этого, возможно, он пару раз поводил своими бровями. Зависело от того, как сильно его взбесил сейчас Бэкхён. Однако думать обо всем этом омеге было некогда. При упоминании имени Чанёля сердце забилось чаще, так что Бэкхён едва прикрыл глаза, вдыхая больше воздуха. Руки почему-то затряслись, он не знал, что именно написать Сехуну. Ведь уехать сейчас куда-то омега не мог, ему нужно было возвращаться в больницу. Пока дедушка не придет в себя, Бён не сможет заниматься ничем посторонним, но ведь речь шла о Чанёле… Судя по всему, альфа заранее всё знал? И попросил Сехуна поговорить с ним? Или он связался с ним недавно? Бэкхён понятия не имел, но любопытство, страх и волнение мешались в одну кучу, перекрывая друг друга, парень не знал, за что именно хвататься. Как бы он хотел сейчас просто оказаться в объятиях Чанёля, поглубже втянуть в легкие терпкий коньяк, успокоиться наконец. Бэкхён знал, что в его руках успокоится точно. Это была нерушимая аксиома или миллион раз доказанная теорема. Альфа действовал на него волшебным образом. Бэкхён соскучился до крутой боли где-то под ребрами. @baekkie Могу я написать тебе чуть позже, Сехун? Дедушка в больнице, и я должен увериться, что он более-менее стабилен. Ответ от альфы не заставил себя ждать. @ohse Да, конечно. Я буду ждать. @baekkie Спасибо. Бэкхён отложил мобильник на кровать, а сам прикрыл глаза. Этот день обещал стать таким же сумасшедшим, как и вчерашний, а возможно, ещё хуже. Бэкхён уже не надеялся на что-то лучшее, он прекрасно знал, что жизнь такая штука, она всегда может хуже. И этому «хуже» нет пределов вообще.       Теплый душ немного расслабил тело. Бэкхён почти чувствовал, как напряжение отпускает каждую его мышцу. Омега уперся руками о кафель душевой кабинки, едва прикрыл глаза. Казалось, тело ещё так отчетливо помнило их последнюю ночь в комнате у Пака. Как альфа прижимал его к себе, нежно целовал, кусал, почти душил в больших объятиях. Бэкхён наслаждался этим, чувствуя себя неимоверно спокойно и умиротворенно, но прямо сейчас не было ничего из этого. Не было даже уверенности в том, что что-то будет в будущем. Омега прикрыл глаза, чувствуя, как они слезятся. Душ хорошо прячет слёзы. Бэкхён закусил тыльную сторону ладони. Чанёль ведь вернется к нему? Живой и здоровый? Он ведь снова обнимет его, как и обещал? Бэкхён не был уверен, но у него не оставалось выбора. Он должен верить альфе во что бы то ни стало. Омега спустился на первый этаж огромного особняка Джунсо. В доме стояла тишина, и парень подумал, что он остался один. Интересно, Бён Джунсо можно было уже объявлять в розыск? Бэкхён усмехнулся, а потом замер на середине лестницы. — Господин, — Управляющий Сон стоял перед ним собственной персоной. На альфе не было привычного галстука, верхние пуговицы рубашки были расстегнуты. Он выглядел уставшим и невыспавшимся, с едва пробивающейся на щеках щетиной. Бэкхён подумал, что впервые за много лет видит альфу в подобном виде. — Как вы себя чувствуете? — Что насчет тебя, Управляющий? — усмехнулся Бэкхён, продолжая спускаться ниже. Сон Хёк едва улыбнулся, самыми кончиками губ. От Бэкхёна это укрыться не могло, но он не стал акцентировать на этом внимания. Омежка встал перед мужчиной, оглядывая его с головы до ног. — Ты нашел его? — Я ищу, — выдохнул Сон Хёк, едва опуская голову. — Это займет время, ваш папа очень умный человек, молодой господин. Бэкхён усмехнулся. Он внимательно смотрел в глаза альфе, словно пытался прочитать всё, что у него в мыслях. У Сон Хёка мурашки побежали от затылка вниз, что было довольно редким явлением для кого-то вроде него. Просто сейчас он как никогда видел в Бэкхёне того, молодого Джунсо, которого однажды встретил. Тот Бён Джунсо был совсем другой, но всё же Сон Хёк никогда не будет способен его такого забыть. Что, впрочем, и стало его главной ошибкой в этой жизни. Удивительно то, как Джунсо умел влюблять в себя, при этом, кажется, никогда не влюблялся сам. — Я правда должен поверить, что ты не в курсе его дел, Управляющий Сон? — прошептал Бэкхён. — Ты знаешь про него абсолютно всё. — Увы, молодой господин, я всегда был лишь работником вашего папы. Управляющий, — спокойно проговорил мужчина. — Бэкхён! — в холле вдруг появился Ухён. Омега немного удивленно посмотрел на брата, полностью уверенный в том, что Ухён уже уехал домой. — Ты уже проснулся? — Что-то произошло с дедушкой? — в глазах омежки было явное беспокойство. Ухён и Сон Хёк переглянулись, а затем брат отрицательно мотнул головой. — Нет, с дедушкой всё хорошо. Ильхун звонил только что, сказал, что он пришел в себя. Врачи перевели его в обычную палату, так что мы можем скоро с ним встретиться. Бэкхён ярко улыбнулся, облегченно выдыхая. Сон Хёк ещё раз убедился в том, что мальчишка был действительно очень сильно привязан к Бён Мёнсу. Кажется, он был такой единственный среди внуков Бёна. Остальные подобной любви к омеге не питали, что было совсем не мудрено. — Управляющий Сон, ты ведь отвезешь нас? — Бэкхён по привычке обратился к Сон Хёку. Мужчина с самого детства исполнял любое его пожелание, ему всегда можно было позвонить, чтобы он отвез куда угодно или забрал откуда угодно. Вот и сейчас Бэкхён в ожидании смотрел на старшего. — Сначала тебе нужно позавтракать, Бэкхён, — послышался голос Ухёна. — А потом мы с тобой вдвоем поедем к дедушке. Управляющий Сон занят другими делами. Бэкхён вдруг замер, ловя себя на мысли, что с ним говорят, как с ребенком. Уговорами, осторожными фразами, словно скрывают нечто, что неспособны объяснить. Омега хотел разразиться возмущениями и потребовать всё рассказать, но вместо этого лишь бросил долгий взгляд на Сона, а потом прошел мимо обоих мужчин, направляясь в столовую. Ухён тяжело вздохнул, глядя ему вслед, а потом повернулся к Сон Хёку. — Так и будем скрывать от него всё? — тихо спросил альфа. — Пока время не пришло. Нам нужно разобраться с Пак Донхваном и всем остальным, а уж потом будет и правда. Он уже понимает, что мы не всё договариваем, но не устраивает допросы, потому что сам не готов. — Он переживает из-за… Как его? — Пак Чанёля? — усмехнулся Сон Хёк, а потом снова посмотрел в сторону столовой, туда, где только что скрылся Бэкхён. — Постарайся его отвлечь, Ухён, в эти дни. — Сказать проще, чем сделать. Сон Хёк на это ничего не ответил, лишь улыбнулся парню своей всегда сдержанной улыбкой и похлопал по плечу. Мужчина направился в сторону второго этажа, и до Ухёна только сейчас дошло, что Управляющий Сон, кажется, много лет живет в этом доме. Прямо рядом с Джунсо. Настолько его папочка доверял этому человеку, а потом получил нож в спину? Что же, поделом ему.       В больнице, как и всегда, обстановка слишком мрачная и удручающая, даже несмотря на то, что это была довольно дорогая частная клиника, где был новейший ремонт и приветливый персонал. Бэкхён идет за своим братом, на ходу накидывая на себя белый халат. Он старается не думать о том, что произошло утром, о Сон Хёке и его странном поведении. Он также терпит всю дорогу и не задает вообще никаких вопросов Ухёну, который тоже молчит в свою очередь. Бэкхён просто знает, что рано или поздно он обо всем узнает. А прямо сейчас ему стоит подкопить силы, чтобы встретиться с дедушкой. Бэкхён впервые в жизни так сильно нервничал перед встречей с Бён Мёнсу. Омежка понятия не имел, что отвечать, если дедушка спросит у него про Пака. Он просто надеялся, что старшему будет совсем не до этого. Хотя, кажется, именно то, что Бэкхён оказался на шее у задержанного Чанёля, стало в тот момент последней каплей для дедушки, и он получил инфаркт. Бэкхён отгонял от себя эти мысли, но, как ни крути, парень тоже был причастен к тому, что дедушка оказался на больничной койке. И пусть всю кашу изначально заварил Джунсо со своими коварными планами. Интересно, а дедушка в курсе того, что его сын спит с Пак Донхваном? Бэкхён не понимал абсолютно ничего. Ему даже толком не объяснили, как так получилось, что по задержанию дяди Чанёля готовили целую операцию. Перед дверями палаты дедушки было целое собрание. Ильхун приехал с Рэне, а рядом с ними стоял и Реджун, что было довольно удивительно. Бэкхён усмехнулся. Кажется, вся семья Бён была на ушах, боясь, что придется сию минуту делить имущество. Хотя, завещание дедушки ведь уже готово? Все пятеро обменялись приветствиями и поклонами. — Как он? — спросил Ухён, глядя на Ильхуна. — Почему вы тут? — Ему делают процедуры, закончат — и мы войдем. Мы ещё не виделись, — спокойно проговорил самый старший Бён. — Прошу вас, будьте осторожны в выражениях. Доктор сказал, что малейший стресс может привести к срыву. — В таком случае, — усмехнулся Реджун. — Мне вообще ему показываться не стоит. Один мой вид — сплошной стресс для него. — Вот про такие фразочки, я и говорил, Реджун, — тяжело вздохнул Ильхун. — Просто оставь свой сарказм при себе, прошу тебя. Реджун поднял руки вверх в примирительном жесте и замолчал. Ухён повернулся к Ильхуну. — Отсутствие папы его насторожит. — Что поделать, — усмехнулся Ильхун, пожимая плечами. — Думаешь, дедушка не в курсе, какой у него вырос сын? Он знает о нём больше, чем мы все вместе взятые. Бэкхён снова слушал братьев вполуха. Ему вдруг стало маловато воздуха, так что он отошел от них чуть, останавливаясь у окна. На плитку во дворе больницы падал тонким слоем снег. Бэкхён не заметил, шел ли он, когда они с Ухёном только приехали в больницу, но прямо сейчас ему снова стало так одиноко. Когда эта зима со всем её холодом и потрясениями покинет жизнь Бэкхёна? И наступит ли вслед за ней весна вообще? Бэкхён понятия не имел, он только тяжело вздохнул, стараясь взять себя в руки.       Двери палаты открылись, медсестра поклонилась всем Бёнам, а потом торопливо засеменила вниз по коридору, оповестив всю семью, что они могут проведать дедушку. Бэкхён на секунду прикрыл глаза, а потом вошел в палату, прямо вслед за Ильхуном. Стоило Бэкхёну увидеть осунувшееся, даже посеревшее лицо дедушки, как он моментально забыл обо всем остальном. Бэкхён тут же кинулся к кровати старшего. — Дедушка! — воскликнул омега, встречаясь с долгим взглядом тёмных глаз. Бэкхёну стало не по себе. Он никогда ранее не видел у старшего такой взгляд и сначала даже не понял, что он вообще мог значить. Все внуки поклонились мужчине. Мёнсу обвел их долгим и внимательным взглядом, при этом полностью проигнорировал Бэкхёна, который стоял ближе всех. — Где Джунсо? — совсем тихим, безжизненным голосом проговорил Мёнсу. Ильхун и Ухён переглянулись. — Он скоро будет, дедушка, — Рэне вдруг сделала шаг вперед, кланяясь старшему на девяносто градусов. Мёнсу усмехнулся, окидывая невестку долгим взглядом. — Девочка, ты ещё не доросла до того, чтобы обманывать меня. Или думаете, что старик ничего не соображает теперь? — Дедушка, — Рэне хотела оправдаться, но Мёнсу на этот раз медленно поднял ладонь, заставляя её замолчать. — Избавь меня от этих слов, Рэне. Где Джунсо, Ильхун? Старший внук едва вздохнул, делая шаг вперед. — Он пропал, дедушка. Но сейчас важнее твое здоровье. Как ты себя чувствуешь? — Пропал? — искривил губы в усмешке старший. — Как и ожидалось от него. Кто занимается всеми делами сейчас? Бэкхён сжал кулаки, делая глубокий вдох. Он так сильно надеялся, что дедушка поведет себя как-то по-другому, но он, похоже, помнил всё прекрасно. — Дедушка, тебе нужно думать о своем здоровье. О делах позаботятся другие. Бён Мёнсу вдруг перевел свой долгий взгляд на самого младшего внука. Бэкхён тут же замолчал, чувствуя, как мурашки ползут по затылку вниз, до самой поясницы. Бэкхёну стало очень не по себе. Вмиг комок к горлу подкатил, потому что глаза старшего говорили буквально всё. — Помолчи, Бэкхён. Короткая фраза была сказана таким тоном, что в палате повисла гнетущая тишина. Даже Реджун удивленно смотрел на деда, потому что с кем, с кем, а вот с Бэкхёном Мёнсу никогда так не говорил. Буквально самый обласканный и любимый внук сейчас получил столько молчаливого презрения, сколько Мёнсу не выливал на всех остальных ему неугодных вместе взятых. — Ильхун, помощник Ли тут? — Он на территории больницы, дедушка, — кивнул Ильхун. — Позови его, нужно обсудить дела, — Мёнсу явно был слаб, однако его ум, кажется, был здоров и ясен как никогда. Бэкхён другого от него и не ожидал. Он только усмехнулся, а потом сделал шаг назад. Потом один и ещё один, почти оказался у выхода из палаты, абсолютно проигнорированный дедушкой. Бэкхён тихо открыл двери, оказываясь в коридоре. Бён Мёнсу прекрасно видел, что младший вышел, однако, не спешил его останавливать. Бэк схватил ртом воздух, подошел к подоконнику, оперся на него руками. Он знал, что дедушка будет злиться, ведь Бэкхён, по сути, его обманул, но он даже понятия не имел, что натолкнется на такой холодный игнор, буквально стену изо льда. Омега прикрыл глаза.       Бэкхён не понял сколько времени прошло, но вдруг рядом с ним оказался Реджун. Он молчаливо обнял брата, что для него было большой редкостью, и Бэкхён прижался к широкой груди, цепляясь за край темно-синего пиджака. — Не обращай внимания, — прошептал Реджун. Бэкхён усмехнулся, чувствуя, что хотел бы заплакать, но почему-то сдерживался. Просто стоял с прикрытыми глазами, в объятиях Реджуна. В мире точно что-то пошло не так. — Я его разочаровал. — Мы все через это прошли. Это проклятие семьи Бён, — усмехнулся старший, едва помассировал шею омежки. Бэкхён отлепился от брата, заглядывая в его глаза. — Почему ты здесь? Ему не понравится, что ты тоже вышел. — Он увлечен своими делами. Мне не нравится, что ты тут один. Бэкхён хмыкнул, вновь отворачиваясь к окну. Что вообще успело приключиться за последние несколько дней? Он будто знакомился с совершенно неизвестными ему людьми, и все они совсем не были похожи на его братьев-эгоистов. Внезапно двери палаты открылись и все высыпали в коридор. Ильхун, кажется, был чем-то занят, так что ринулся вниз по коридору, набирая по дороге чей-то номер. Ухён и Рэне подошли к Бэкхёну и Реджуну. — Ильхун поехал в офис, — спокойно проговорил Ухён. — Реджун, отвезешь Рэне домой? Мне тоже нужно заехать в офис. Бэкхён, я уже позвонил водителю, тебя заберут. — А дедушка? Мы оставим его одного? — С ним останется помощник Ли. Он сказал, что мы должны заняться делами, на каждого есть поручения. Внезапно двери палаты снова открылись. Оттуда уже вышел, приглашенный туда ранее помощник Ли. Все присутствующие тут же обернулись на него, а он, в свою очередь, поклонился, учтиво улыбаясь. — Младший господин, дедушка ожидает вас. В коридоре повисла тишина, а Бэкхён почувствовал, как сердце пропустило удар. Он сделал шаг вперед, а потом ещё один. Ухён хотел пойти за ним, но помощник отрицательно качнул головой. — Господин сказал, чтобы остальные отправлялись по делам. Он хочет поговорить со своим младшим внуком наедине. Ухён с беспокойством посмотрел на брата, но Бэкхён коротко кивнул ему и вернулся в палату. Помощник за ним не последовал, так что омежка тихо закрыл двери, перевел дух и вошел внутрь. Бэкхён поклонился старшему на девяносто градусов, останавливаясь у подножия его кровати. Мёнсу окинул его долгим взглядом с головы до ног. — Смеешь устраивать мне сцены, Бэкхён? После того, как опозорил семью? Голос дедушки прозвучал словно гром среди ясного неба. В нём было много стали и холода, Бэк опустил голову. Опозорил семью? Что же, таких слов ему тоже следовало ожидать. — Ты не хочешь меня видеть, я не хотел волновать тебя. Это была не сцена, — тон омеги тоже изменился. Парень сам удивился, не говоря уже о том, что Бён Мёнсу не ожидал подобного ответа тоже. — Ещё смеет дерзить! — воскликнул Мёнсу. — Если так заботился о моем здоровье, не должен был вешаться на всяких ублюдков на глазах у всей нации, добавляя к той беде, что положил на наши головы твой папочка. — Чанёль не ублюдок! Бэкхён выплюнул это буквально не своим голосом. В нём словно проснулся кто-то другой, доселе незнакомый даже самому омеге. Он сказал это громко, четко, с надрывом, глядя прямо в глаза дедушке. Бэкхён не хотел его волновать, но эту фразу сказал какой-то другой Бэкхён. Совершенно не тот, которого знал дедушка. — Что ты сказал? — прохрипел Мёнсу, сжимая в руке край одеяла. — Было бы у меня сейчас больше сил… — Я люблю его, дедушка, — голос Бэкхёна сорвался тут же. Он опустил голову, делая шаг к старшему. К горлу подкатил комок. — Я правда люблю его, и он не такой, как его дядя. Он… Ты просто его не знаешь. Мёнсу вдруг звучно рассмеялся. Эти слова Бэкхёна, его взгляд, больной надрыв в голосе… Все это так сильно напоминало Бён Мёнсу его сына, такого же глупого, наивного и влюбленного Джунсо, что потерял голову из-за засранца Пака. Мёнсу слишком хорошо помнил те годы сына, слишком сильно отпечаталось каждое его слово в голове мужчины, и теперь, когда его надежда, любимый внук говорил ровно то же, Мёнсу понимал, что ничего в этой жизни не меняется. Гены Бёнов пальцем не задавишь, в крови не утопишь, ничем не перережешь. И даже умный Бэкхённи оказался на поверку таким же глупым и наивным, готовым отдать всё ради альфы. — Ты ведь всегда учил меня слушать свое сердце, не так ли? Это ровно твои слова, тогда почему ты злишься сейчас так? Я слушаю свое сердце, оно любит Пак Чанёля, — Бэкхён буквально чувствовал, что ему стоит остановиться, но не мог. Всё это лилось из него без остановки, выливалось через край, захлестывало всё вокруг. Мёнсу прикрыл глаза, тяжело вздыхая. — Глупый мальчишка, — прохрипел старший омега. — Ты просто поддался глупым желаниям. — Он мой истинный альфа. Последнее Бэкхён припечатал так, словно это был его единственный шанс переубедить дедушку. Мёнсу посмотрел на парня совсем недобрым взглядом, Бэкхён понял, что зря это сказал, но менять что-то было невозможно. — Истинный? — прохрипел старший омега. — Ты уверен в этом, Бён Бэкхён? — Да, — прошептал парень, опуская голову вниз. — И что бы вы ни сделали с папой, этого факта не изменить. Судьба сама нас свела. Мёнсу медленно прикрыл глаза, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Когда Джунсо показал ему те фотографии, всё, о чём молился Мёнсу, оставалось только то, чтобы его внук и этот малец не оказались ещё и истинной парой. Но судьба, похоже, просто смеялась над ним. Швыряла ему все эти вещи в лицо, било пощечиной наотмашь, раз за разом. — Подойди, Бэкхён, — вдруг холодным голосом проговорил Мёнсу. Бэкхён сделал несколько шагов к дедушке, который полусидел на кровати. Он едва наклонился к нему, а потом совершенно неожиданно почувствовал, как щеку опалила пощечина. Хлесткая, внезапная, унизительная. Бэкхён замер. Он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Его тело парализовало, даже сердце, казалось, остановилось. Омега просто пытался понять, сон это или явь. Дедушка действительно был тем самым дедушкой, которого знал Бэк? — Выбирай: или семья, или ублюдок Паков, — отчеканил Мёнсу. — А пока исчезни с глаз моих. Бэкхён наконец смог глотнуть воздуха. Он хотел сказать что-то дедушке, спросить за что, но не смог. Рот беззвучно открылся, как у рыбы в аквариуме, на котором сфокусировался взгляд Бэкхёна теперь. Он только что заметил огромный аквариум на всю стену в палате деда. Парень не смог вымолвить и слова. Только развернулся и выбежал из палаты.       Исин обеспокоенно барабанил пальцами по рабочему столу. Бэкхён уже полдня не отвечал на СМС, а последний час и на звонки тоже. Чжан до этого не звонил ему, прекрасно понимая, что другу не до разговоров сейчас, но к вечеру беспокойство закрутилось тугим узлом. И с каждой минутой, узел затягивался все туже, начинал душить омегу. Бэкхён, как бы занят ни был и где бы ни находился, всегда отвечал Исину. С другой стороны, Бэк ещё никогда не был в ситуации, когда его дедушка в больнице, папа пропал, а любимый альфа в тюрьме. Как ни крути, положение у друга было из ряда вон выходящее, и Исин очень за него волновался. Он хотел остаться с ним вчера, но Бэкхён отправил его в общагу, сказав, что Чжан должен отдохнуть и отойти от шока. И надо сказать, Бэк был чертовски прав. У Исина реально был шок! Эта свадьба обернулась настоящим боевиком, хотя, Исин не был уверен, что на такой экшн хватит фантазии даже у самых лучших режиссеров Голливуда. Омега всё ещё не понимал, как так получилось, что он сам оказался наблюдателем всех этих событий, ведь в отличие от остальных гостей на этом мероприятии, Чжан Исин был совершенно обычным человеком. Перед глазами всё ещё мелькал калейдоскоп событий, когда Донхван вытащил пистолет, пытаясь выстрелить в Ким Чонина. А последний вел себя достаточно смело, сорвав эту свадьбу, первый высказался обо всем и практически в открытую пошел против стольких людей. Исин даже представить боялся, какой будет реакция Бён Мёнсу, когда он придет в себя. Чжан не понаслышке знал, что дедушку Бэкхёна в этой стране злить не осмеливается никто, и в особенности он был строг со своей семьей. А тут, выходит, и сын, и любимый внук выкинули такой номер. Исину очень хотелось поддержать Бэкхёна, быть рядом с ним, но он уехал потому что понимал, что всё это — семейные дела. И Исин, вероятно, будет только мешаться. Он и так все эти дни мозолил глаза семье Бэкхёна своим присутствием. Поэтому, когда Бэк сказал ему ехать домой, а Реджун вызвался отвезти, омега согласился. И вот сейчас, прошло уже больше суток с того дня, а Исин всё никак не успокоится. Ему просто хотелось знать, что с друзьями всё будет хорошо. С каждым из них, ведь никто не заслужил подобного. Особенно не заслужил его Бэкхённи.       Внезапно у омеги снова зазвонил мобильник. Парень от неожиданности чуть не выронил его, а потом торопливо развернул к себе. Звонил совсем не Бэкхён, а его старший брат. Исин понял, что сердце начинается биться сильнее. С чего бы Реджуну звонить ему сейчас? Вряд ли только для того, чтобы попытаться заигрывать с ним. Ситуацию усугубляло то, что Бэкхён не брал трубку. — Да? — Привет, Исин, — совсем необычно для Реджуна, но его голос был полон серьезности. — Ты в Ульсане? — Привет, — проговорил омега. — Да, в Ульсане. — Бэкхён с тобой? Исин замер, крепче вцепившись в подлокотники кресла. — Нет, а должен был быть? — Чёрт! — прошипел альфа в трубку. — Он пропал несколько часов назад. Слушай, Исин, можешь проверить в академии? Я скоро подъеду тоже, уже подъезжаю. — Да, конечно. Я позвоню. — Спасибо, хорошо.       Исин скинул звонок, торопливо выбегая из комнаты. Он даже не знал, куда ему идти и что делать. Паника явно захлестывала парня, но Чжан отчаянно пытался взять себя в руки. Куда вообще мог пропасть Бэкхён? И почему пропал? Сердце стучало так громко, но Исин всё же собрался, пытаясь думать только о чем-то одном. Мысли остановились на вопросе, куда мог пойти Бэкхён в академии, если не к Исину? На ум сразу же пришел Чанёль, но уже на пути к лифту, Исин снова вспомнил, что альфы в академии нет. И теперь неизвестно, появится ли он вообще. Для Чжана было шоком то, что Пак оказался замешан в чем-то подобном, потому что все в Ульсане знали совершенно другого Чанёля. Такой парень и мухи обидеть не мог. В чатах всё это стало горячей темой. Всплыла куча фоток в сети. Исин старался туда не заходить, ничего не смотреть и не читать, потому что его тошнило от всех этих комментариев и пересудов людей. «Куда ещё, Исин? Думай лучше!» — причитал под нос омега. Идеи лучше, чем пойти в комнату Бэкхёна, не нашлось. Но Чжан даже не удивился, когда дверь оказалась заперта и на стук никто не ответил. Он знал, что после произошедшего даже Сяо Лухан будет долго отходить и вряд ли приедет так скоро в Ульсан. Исин нашел тетушку Лим, лишний раз удостоверился, что Бэкхён в общагу точно не приходил. А больше идей у Исина не было. Нельзя было выделить никаких любимых мест Бёна на кампусе, но даже если они у него и были, Чжану он никогда про них не рассказывал, не водил и не показывал. Парень снова начал звонить омеге, но ответом были только долгие гудки. Паника нарастала, и Чжан решил, что просто оббежит весь кампус, побывает в каждом корпусе, расспросит всех. В чатах тоже была тишина. Если бы кто-то увидел Бэкхёна сейчас в академии, это точно не прошло бы незаметно, как думалось Исину, однако, дело близилось к ужину. Многие уже разбредались по комнатам.       Исин вышел только из главного корпуса, когда у него внезапно зазвонил мобильник. Он вздрогнул, снова надеясь, что это Бэкхён, но звонил Реджун. Омега приставил телефон к уху, направляясь к парковке. — Да? — Откуда мне заехать? — На парковку главного корпуса, я как раз тут. Реджун только сказал короткое «да» и скинул звонок. Исин же остановился, прикрывая глаза, глубоко вдохнул. Сердце так сильно колотилось, и он уже готов был заплакать, потому что не выдерживал всего этого. Бэкхёна не было на кампусе, это было понятно всем. Однако совесть не позволяла не обойти оставшуюся территорию, и Чжан просто надеялся, что с Реджуном дело пойдет быстрее. — Исин? Ты в порядке? — голос альфы успокаивал своим тоном. Реджун выглядел обеспокоенным, но всё же, кажется, сохранял трезвый ум, в отличие от Исина. Парень был на грани. — Его тут нет, Реджун, — прошептал омега. — Я проверил общаги, столовую, библиотеку, остались учебные корпуса и парк. Но вряд ли он бы пошел в учебку, а парк такой огромный. Я правда… Не знаю, где он может быть. Чжан тараторил, почти переходя на истерику. Реджун тяжело вздохнул, а потом сделал шаг к омеге, сжимая его плечи. — Исин, — спокойно проговорил парень. Но омега продолжал говорить о своем, срываясь на слёзы. — Чжан Исин! Парень резко поднял взгляд на альфу, встречаясь с темными глазами. Реджун был одет в теплое пальто, под которым виднелось белое худи. Он был в джинсах и шапке, и это вдруг показалось Исину таким успокаивающим, словно, безопасная и знакомая ему территория. — Что? — Успокойся, — улыбнулся кончиками губ альфа. — Мы обязательно найдем Бэкхёна, слышишь? Его ищут уже все наши люди, меня попросили проверить академию, спросить у тебя. — Что если с ним что-то случилось? Или его похитили? — С ним всё хорошо и его не похитили, — в голосе Реджуна была некая твердость, уверенность, непоколебимость. Исин едва прикрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. Да, ему точно стоило успокоиться. — Выдохнул? — Да, — прошептал Исин. — Пойдем в парк? Возможно, он где-то у пруда. — Хорошо, — кивнул Бён. — Пойдем.       Чунмён вышел из дверей корпуса вместе с Ифанем, вполуха слушал его тираду о том, что произошло на свадьбе Ким Чонина и Бён Бэкхёна. Сейчас только ленивый не обсуждал это всё, а Чунмён радовался тому, что с его братом и родителями, которые посетили торжество, ничего не произошло. Да и сам альфа туда не ходил и, кажется, ничего не потерял. Его не заботили даже такие громкие события, как задержание кого-то вроде Пак Донхвана. — Ты знал, что Пак Донхван замешан в стольком? — Слышал краем уха, — пожал плечами Чунмён. — Но наша семья никогда не имела дел с их семьей, так что. — Говоришь так, словно оправдываешься, — усмехнулся Ифань, едва выгибая бровь, посмотрел на коллегу. Чунмён на это лишь усмехнулся. — Если тебе так показалось, — спокойно проговорил Ким, хотел сказать ещё что-то, но замер, совершенно позабыв обо всех словах. Они с Ифанем уже стояли на аллее, откуда открывался вид на парковку главного корпуса. И если Чунмёна зрение не подводило, а оно не могло, так как альфа был в линзах, то прямо перед ним стояли Чжан Исин и, кажется, тот самый брат Бён Бэкхёна. Бён Реджун. Чунмён замер, пытаясь лучше разглядеть происходящее. Он предпочел не задаваться вопросом, почему ему вообще есть дело до этого. Но из мыслей его снова вырвал голос Ифаня. — Хён, ты вообще меня слушаешь? — Прости, я задумался, — Чунмён несколько неловко улыбнулся. — Ты что-то спросил? — Нет, всего лишь сказал, что этой истории теперь хватит на десять лет обсуждений. Чунмён хмыкнул, кивая Ву. Да уж, разговоры утихнут совсем не скоро, а учитывая, что ход дела и суда будут обнародованы, то вспыхнут ещё сильнее в будущем. Это ведь люди ещё от шока не оправились.       Исин и Реджун обошли территорию вокруг пруда и почти весь остальной парк. Становилось все яснее, что Бэкхёна тут нет. — Как он вообще мог пропасть? — спросил Исин, упирая руки в бока, когда они с Реджуном остановились перевести дыхание. Бён тоже тяжело дышал, отвёл от Исина взгляд. Омега вопросительно выгнул бровь. — Бён Реджун, я с тобой разговариваю. В тоне Исина слышались нотки нетерпения. Реджуна бы могло потянуть на улыбку, но прямо сейчас он переживал столько эмоций внутри. От беспокойства за брата до чувства вины. — Я сам не понял, — выдохнул парень. — Дедушка пришел в себя после операции, он был очень зол, сам понимаешь. Исин только молча кивнул, а Реджун продолжил. — Он сначала осадил Бэкхёна, а для него такое в новинку. Бён Мёнсу часто ругал нас, альф, но никогда маленького Бэкки. Так было всегда, до сегодняшнего дня. Бэкхён сильно переживал, а потом у них случился разговор с дедушкой наедине. Уж не знаю, что он ему такое сказал, но когда я вернулся к палате дедушки, после того, как меня отвлекли на телефонный разговор, я не увидел Бэкхёна. Дедушка спал, так как ему сделали уколы. Вот с этого момента мы не можем его найти. Ни дома у папы, ни в семейном поместье его нет. Охрана дедушки только видела, как он направился к выходу из больницы. — А камеры в больнице? — Показали, что он вызвал такси. Сейчас Управляющий Сон пытается найти его по номерам. Исин прикрыл глаза, тяжело вздыхая. — Я должен был остаться с ним, — прошептал омега. — Мы же все знали, в каком он состоянии, боже. — Ты виноват не больше, чем его братья, которые столько лет закрывали глаза на кучу ужасных вещей, Исин. О которых тебе даже неизвестно. Но сейчас не время об этом думать, надо найти Бэка, а потом попробовать начать всё заново. — Легко сказать, — усмехнулся Исин. Реджун хотел ответить парню, но в кармане завибрировал телефон. Альфа тут же его вытащил, приставляя мобильник к уху. — Да, Ухён? Исин с надеждой смотрел на альфу, которые хмурился, а потом опустил голову, продолжая слушать брата. — Да, я понял тебя.       Сон Хёк сидел в длинном коридоре Голубого дома, задумчиво уставился на узор лакированного паркета под его ногами. Вокруг стояла тишина, а антикварные часы на стене ходили слишком громко, и этот звук отдавался эхом от стен. Но альфа совсем их не слышал, погруженный в собственные мысли. — Святой Отец, можете, пожалуйста, занять место в зрительном зале? — губы альфы улыбались, но в его глазах не было ничего веселого. Все гости просто шокировано смотрели на происходящее, и, кажется, никто не смел ничего говорить, просто потому что Бён Мёнсу продолжал сидеть тут и слушать Чонина. Ким Юнсон же и вовсе был в шоке, глядя на сына. Мужчина нервно сжимал кулаки, очевидно сдерживал себя большими усилиями. — Уважаемые гости, — Чонин развернулся к залу, распрямив плечи. — А также все представители СМИ, советую вам выслушать меня очень внимательно. Ведь сегодня вы узнаете много сенсационных вещей. Сон Хёк все это время не упускал из виду Джунсо. Стоя недалеко от него, он напряженно вглядывался в идеальный профиль омеги, прекрасно зная, что если даже Пак Донхван попадется на их уловку, то Бён Джунсо был слишком хитер и умён. И он явно не станет дожидаться конца спектакля. Так что когда он спокойно встал с места, после того, как Юнсон пошёл к алтарю, чтобы потребовать объяснений от сына, Джунсо в мановение ока скрылся из зала. В этом ему помог ещё дополнительный выход, который так удачно располагался прямо за зоной, где должны были сидеть родители. Сон Хёк усмехнулся и также осторожно выскользнул из зала вслед за своим начальником. Он надеялся, что все пойдет по плану и Бэкхёна обязательно защитят. По крайней мере, эти мальцы — Чонин и Чанёль — клялись ему, что сделают всё ради него. Джунсо едва вскрикнул, когда нырнул за угол, но наткнулся только на широкую грудь своего Управляющего. Сон Хёк усмехнулся, глядя прямо в глаза мужчине. — Господин, далеко собрались? — Сон Хёк, — Джунсо явно не ожидал увидеть Управляющего, однако, собрался в минуту. — Пропусти! Тон Джунсо, как и всегда, был холодным и немного повелительным. Однако Сон Хёк только лишь усмехнулся, делая шаг вперед. — Вы не ответили на вопрос. Джунсо пришлось отступить назад. Несколько шагов, друг за другом. — У меня нет на тебя времени, Управляющий! Я позвоню тебе позже, ты будешь мне нужен. — Нужен? — хмыкнул альфа. — Я вам нужен, господин Бён? С каких это пор? — Что это с тобой, Сон? — Джунсо теперь тоже скалился, несколько растерянно смотрел на подчиненного. — Уволю, если сейчас не пропустишь. — Напугали кота сметаной, господин, — Сон Хёк сделал ещё несколько шагов, и теперь Джунсо было некуда отступать. Он вжался лопатками в стену. В коридоре, что вёл на выход, никого не было. Все действо разворачивалось в зале, так что Сон Хёк был почти уверен, что им никто не помешает. — Я был тем, кто выдал твои некоторые секреты, господин Бён. И помогает детям обрести свободу. В глазах Джунсо он ясно видел неверие. Омега смотрел на него с секунду, а потом сорвался на истеричный смех. Сон Хёк же лишь наслаждался этой истерикой, потому что прекрасно знал: Бён Джунсо совсем такого не ожидал. — Что ты такое несешь, Сон Хёк? — зашипел омега, успокаиваясь в секунду. — Я предупреждал тебя, Джунсо. Много раз. Говорил в открытую, перестань портить ребенку жизнь, тогда и я не пойду на крайние меры. Я многое терпел и мог стерпеть ещё, но только не то, что ты рушишь его жизнь. Джунсо усмехнулся, выпрямился вдруг, приближаясь к лицу альфы. Он смотрел прямо ему в глаза, а потом коснулся крепкой груди ладонью. — Столько лет, Сон Хёк, ты видел всё это и молчал. Так чего же сейчас решил стать героем? — Ты перешел границы, — рыкнул альфа. Его взгляд поменялся, он в секунду перехватил ладонь, что подбиралась к его ширинке, сжимая тонкую кисть до боли. В глазах Джунсо он видел все его эмоции, но лицо омеги все ещё застыло в хищной улыбке. — И меня больше не волнуют твои касания, если ты забыл. — Правда, что ли? — пухлые губы теперь коснулись линии челюсти. Сон Хёк вздрогнул, отталкивая Джунсо. — Сука! — Прямо как ты, дорогой Сон, — Джунсо целился в мужчину из его же пистолета. Какая глупая и непростительная ошибка для кого-то вроде Сон Хёка. Он всё же повелся на уловки омеги, и теперь тот смотрел на него с торжествующим видом, целясь прямо в голову. — Прежде чем уйду, Сон, скажу только одну вещь: ты всегда был лишь только дешевой заменой. Да, ты же в курсе? И всё, что случилось между нами — ошибка. Но я думаю, это для тебя не новость. Сон Хёк на это только искривил губы в усмешке. — Я найду тебя, Джунсо. Лучше меня тебя никто не знает. Даже он. — Удачи! Джунсо попятился назад, продолжая целиться в мужчину. А потом скрылся через выход, Сон Хёк выбежал за ним тут же, пытаясь хотя бы понять, куда скрылся омега, но тут же увидел, как к центру приехала опергруппа. Времени думать не было, он прокололся, а теперь ему нужно вернуться и защитить Бэкхёна. В этом кошмаре он сейчас остался совершенно один, вероятно. — Эй, Хёк, пойдем, — голос представшего перед мужчиной Хичоля, вырвал его из мыслей. Сон поднял взгляд на альфу, медленно встал с места. Они шли по красной ковровой дорожке вниз по коридору, их шаги тоже эхом разносились по помещёнию. — Зачем он меня зовет? — Хочет предложить тебе кое-что. — Я не вернусь, — Сон Хёк резко остановился. И Хичолю пришлось сделать то же самое. Ким вздохнул, поворачиваясь к Сону. — Слушай, Сон, это президент, понимаешь? Даже если ты собираешься ему отказать, стоит сделать это максимально вежливо, не находишь? — Я же сразу сказал, и ты обещал мне, Хичоль, что когда мы закончим, мое имя навсегда удалят из списков. — Я помню, Сон Хёк, — тяжело вздохнул Хичоль. — Но я все ещё человек подневольный. Он хочет встречи с тобой, будь добр, не пили сук, на котором сидим мы оба. Сон Хёк на это усмехнулся, засунул руки в карманы и направился вперед, распрямив плечи. Хичоль посмотрел ему вслед, тяжело вздыхая. Ему нужно было решить столько дел, и этот упертый Сон Хёк только добавлял ему проблем. У самого входа в приемную президента Сон вдруг остановился, разворачиваясь к Хичолю. — Хичоль? — Что ещё? — У меня через час встреча с О Хёнсыном и ещё парочкой людей после, а потом нужно продолжить поиски. Так что, надеюсь, это надолго не затянется? Хичоль был просто поражен этим человеком. Он знал его столько лет, но всё же каждый раз не мог поднять челюсть с пола с его хладнокровия. — Господи, Сон Хёк, это буквально президент! Можешь в своем забитом расписании выделить ему час времени? — несколько раздраженно зашипел мужчина. Альфа на это усмехнулся, хлопая Кима по плечу. — Могу, могу, что ты так нервничаешь? Пойдем, послушаем твоего президента. Хичоль пропустил альфу вперед, а сам молился про себя всем богам, чтобы этот человек не испортил всё. Хичоль десятилетиями вынашивал весь этот план и теперь был на пороге его исполнения.       В кабинете у главы государства довольно просторно и несколько проще, чем ожидал Сон Хёк. Он уже бывал в этом кабинете, но было это очень давно, а в кресле сидел совсем другой человек. Сон Хёк поклонился президенту, который смотрел на него изучающе, а потом даже встал с места. — Позвольте представить, господин, капитан внутренней разведки в отставке, один из моих лучших кадров, Сон Хёк. — Добрый день, — Сон Хёк сначала отдал честь президенту, а затем поклонился ему. Мужчина едва улыбнулся, сканируя его глазами. — Капитан в отставке? Ваша карьера действительно впечатляет, Сон Хёк, я рад с вами познакомиться, — президент протянул Сону руку, и альфа пожал её. — Не думал, что моя скромная персона может быть вам так интересна, — едва улыбнулся кончиками губ Сон Хёк. — Тем более, что последняя моя миссия была не так успешна. — Как посмотреть, — усмехнулся президент. — Так могли считать мои предшественники, но я думаю, что сейчас вы сослужили стране хорошую службу, Сон Хёк. Присядем? Мне хочется с вами поговорить. — Да, спасибо, — кивнул альфа.       Они устроились на больших кожаных диванах, что стояли чуть дальше от рабочего стола. Сон Хёк был несколько напряжен, изредка поглядывая на часы, а Хичоль пытался разрядить обстановку какими-то короткими разговорами. Президент смотрел на Сона в упор, словно перед ним материализовалось привидение, и он не мог поверить своим глазам. Такое внимание альфе было несколько в новинку, так как за все эти годы он уже забыл, как должно общаться с людьми, когда ты в шкуре человека со званием. — Итак, капитан Сон, я бы хотел поговорить о происходящем. Вы решили достаточно сложный для нашей внутренней политики вопрос. — Господин, прошу вас, называйте меня просто Сон Хёк, — улыбнулся кончиками губ альфа, глядя прямо в глаза президента. Тот был несколько удивлен подобным замечанием, никто не осмеливался говорить с ним в подобном тоне, но этот человек, кажется, был совсем другой. — Я уже давно не имею отношение к разведке, и раз уж мы тут откровенны до конца, я сделал это, чтобы помочь себе и близкому мне человеку. Хичоль прикрыл глаза, сжимая кулаки. Он знал про крутой нрав Сон Хёка, про его обескураживающую прямолинейность, которой он пользовался, когда ему это было нужно. Альфа также мог умело скрывать это всё, если считал нужным. Но проблема Сон Хёка была в том, что он уже вот двадцать лет сам себе командир и давно отвык исполнять чьи-либо приказы. Если только у этого человека не было фамилии Бён. Так что все уговоры Кима быть несколько осторожнее в разговорах с президентом не возымели успеха. Что же, Ким Хичоль знал, на что шел, когда затевал всё это. — Тем не менее, Сон Хёк, — президент усмехнулся, делая акцент на имени альфы. — Вы всё ещё имеете отношение к спецслужбам Кореи и, если Родина призовет, отказать не сможете. — Боюсь, что для Родины я уже непригоден лет как пятнадцать. Не так ли, майор Ким? — Сон Хёк посмотрел на явно недовольного Хичоля. — Во сколько лет вы вышли на пенсию? — Мне кажется, наш разговор несколько ушел не в то русло, — улыбнулся Хичоль. — Нет, он в правильном русле, — Сон Хёк сказал как отрезал. Хичоль посмотрел на него ещё агрессивнее, но это снова было безуспешно. — Господин президент, давайте будем откровенны? Я помог вам справиться с Бёнами, которые были недовольны вашей кандидатурой и копали под вас. Вы копали под них. Вместе с Бёнами мы зацепили и клан Пак, что было на руку майору Киму. Я выполнил свою задачу, и вы обещали мне, что я получу свободу, не так ли? Мое имя навсегда уберут из списков, и я больше не буду иметь отношение к национальной разведке, армии, спецслужбам. Разве не таков был уговор? Хичоль тяжело вздохнул, откидываясь на спинку дивана. Он опустил плечи, потянул узел галстука, чуть его ослабляя. Сон Хёк продолжал смотреть прямо в глаза президенту. — Ваша работа ещё не закончена, Сон, — вдруг совершенно холодным тоном отчеканил президент. — Бён Мёнсу всё ещё у руля, корпорация Бён всё ещё корпорация Бён. Ваш… Начальник Бён Джунсо пропал. Или он не только ваш начальник? Согласно вашему досье. — У всех были ошибки молодости, не так ли? — пожал плечами Сон. — Я принёс вам все доказательства. Вплоть до того, что Бён Мёнсу всю жизнь использовал клан Пак в своих целях. Обнародуйте эту информацию и всё: не будет больше ни одной вашей проблемы. Да и суд над Пак Донхваном лишь дело времени, не так ли? — Мне нужен Бён Джунсо! — воскликнул президент, придвигаясь ближе к Сон Хёку. — Только его показания, его интервью против папы могут стать действительно весомым доказательством для общественности. Суд, конечно, примет все улики к сведению, но Бёны хитры, и половина СМИ всё ещё работает на них, если их выставят мучениками, что приняли смерть от кровавых рук жадной власти, это сильно повредит будущему нашей страны. Неужели я правда должен объяснять такие вещи кому-то вроде вас, Сон Хёк? — Я найду Бён Джунсо, — твердо произнес Сон. — Разве я отказывался от этого? — То, что он ушел, было вашим упущением, конечно, вы его найдете, — усмехнулся президент. — Будто у вас есть выбор. Но этого недостаточно, вы же понимаете? Бён Мёнсу, его сын и внуки должны навсегда отказаться от своего влияния. — Я понимаю вас, — кивнул Сон Хёк. — И я всё ещё прошу вас, отнестись с понимаем ко мне тоже. После того, как все закончится, вы дадите мне уйти на покой. Президент молчал некоторое время, барабаня пальцами по подлокотнику кресла. А потом усмехнулся и встал с места, направляясь к себе за рабочий стол. Сон Хёк и Хичоль встали вслед за ним. — Хорошо, Сон Хёк, — согласился мужчина, глядя прямо в глаза альфе. — Я подпишу нужные бумаги, но только при условии, что страна будет в безопасности от монополии семьи Бён. — Да, президент, — Сон Хёк поклонился мужчине. — Благодарю вас.       Хичоль и Сон Хёк шли вниз по коридору. Сон почти кожей чувствовал все недовольство Кима, который шел впереди на несколько шагов, а потом резко развернулся. Младшему альфе пришлось тормознуть, в отличие от Кима, он был весьма расслаблен. Руки были в карманах брюк, плечи — распрямлены, вся его поза выражала торжество и беззаботность. — Ну что с тобой не так, Хёк? — почти завыл Хичоль. — Почему нельзя говорить в более обтекаемых формах? — Потому что с такими людьми нужно четко излагать хотелки, иначе, они обернут всё в свою пользу, — пожал плечами Сон. — Я вообще удивлен, что мы говорим на эту тему. — А если бы ты разозлил его? — Я разозлил его, — пожал плечами Хёк. — Если ты не заметил. А теперь я должен идти искать Бён Джунсо, чтобы кое-кто сумел сохранить свое нагретое местечко. Хичоль обреченно прикрыл глаза. Что он вообще мог сказать сейчас Сон Хёку? И даже если что-то и скажет, то разве это возымеет какой-то эффект? — Просто я надеюсь, что ты знаешь, что делаешь, — прошептал Ким. Сон Хёк на это улыбнулся, а затем сжал плечо мужчины. — Спасибо за все, хён. У меня не возникало возможности поблагодарить тебя, но давай, когда всё закончится, я угощу тебя ужином? — Хочешь за двадцать лет откупиться одним ужином? — усмехнулся Ким. — Два ужина? — Сон Хёк теперь почти смеялся, а Хичоль закатил глаза. — Позвони потом. И Чанмину привет передавай. Разве вы не будущие родственники? Сон Хёк на это только закатил глаза, направляясь вниз по коридору, махнул другу рукой, не оборачиваясь. Хичолю оставалось лишь пустить издевательский смешок ему в спину, а потом он отвлекся на завибрировавший во внутреннем кармане пиджака телефон. Ким улыбнулся, глядя на экран, и тут же приставил мобильник к уху. — Да, моя радость? — Здравствуй, дядя! Я не отвлекаю? — бодрый голос буквально заставил альфу заулыбаться ещё шире. — Конечно нет. Что-то случилось? — Нет-нет, просто мы хотели пригласить тебя сегодня на ужин, и я решил, что должен позвонить сам. Потому что мне ты отказать не сможешь, — омежка весело тараторил в трубку, а Хичоль по-доброму рассмеялся. — И ведь даже это отрицать не могу, — сам себе кивнул альфа. — Веревки из меня вьешь! В ответ послышался звонкий смех, и племянник продолжил говорить ещё о чем-то, а Хичоль направился к себе в кабинет, слушая парня в трубке.       Сон Хёк приезжает в офис к адвокату О, паркуясь прямо перед высотным зданием. Они созвонились с Хёнсыном ещё вчера вечером, договорившись о том, что им снова нужно собраться, чтобы обсудить дальнейшие планы. Надо было соотнести показания, чтобы на суде всё было четко и слаженно и Пак Донхван больше не смог ускользнуть от ответственности. Однако прямо сейчас Сон Хёка куда больше заботила пропажа Джунсо. Его нужно было срочно найти, пока он не вылетел из Кореи. Сон Хёк и Хичоль, каждый через свои каналы, пытались контролировать всех, кто мог сделать ему поддельные документы, но всё же Сон не исключал варианта, что Бён мог готовиться к этому заранее. Так что если он вылетит из страны или уже это сделал, найти его будет сложнее, хотя и на этот случай у Сона была парочка идей. — Добрый день, Сон Хёк, — Хёнсын встречает его чуть ли не на пороге офиса, протягивая руку. Сон пожимает её в ответ, замечая, что хоть адвокат О и одет с иголочки, всё же выглядит довольно уставшим. Вероятно, ему тоже было не до сна, так как вся тяжесть юридической стороны этого дела практически упала на его плечи. — Я первый? Или Пак Чанмин тоже тут? — Вообще, ты последний, и нас тут много, — несколько неловко улыбается Хёнсын. — Пойдем. Сон Хёк идет вслед за О, разглядывая просторный офис. Сегодня, кажется, никого на работе нет, или Хёнсын решил всех отпустить, чтобы не было лишних ушей. Они проходят по длинному коридору, а затем сворачивают в достаточно большой конференц-зал. Тут трибуны по кругу, а на одной из стен висит огромная плазма. Сон Хёк несколько удивленно разглядывает присутствующих.       Ещё вчера, когда они говорили с Хёнсыном, альфа сказал, что тут будет только Чанмин, но помимо него Сон Хёк теперь видит и Ким Юнсона. Судьи Чон нет, он, вероятно, занят делом. Альфы обмениваются приветствиями и рукопожатиями. Юнсон, который взялся тут не пойми откуда, прожигает Сона своим долгим взглядом. — Честно признаться, господин Ким, я удивлен вашим присутствием, — едва улыбается кончиками губ Сон Хёк, когда они оказываются каждый на своих местах. — А я удивлен всем, что произошло в эти два дня, — усмехается Ким. В его голосе чувствуется некое недовольство, так что Хёк поворачивает голову на Чанмина и Хёнсына, которые переглядываются тоже. Хёнсын, что сидит в центре, тяжело вздыхает, поправляя очки. — Вероятно, роль парламентёра в этой ситуации на себя возьму я, — спокойно проговаривает О. — С господином Кимом мы встретились в прокуратуре. Его вызвали для дачи показаний, как свидетеля. А также он теперь является одним из истцов в одном из многочисленных обвинений, предъявленных Пак Донхвану. На данный момент прокуратура ломает голову, как именно урегулировать этот вопрос и в качестве кого господин Ким предстанет в суде. Так как я выступаю адвокатом Ким Хеёна, то я тоже там был, и у господина Кима возникли вопросы ко всем нам. И я пригласил его на эту беседу, так как подумал, что в этой ситуации наши интересы совпадают. — И кто рассказал господину Киму о том, что есть вообще какие-то «мы»? — выгибает бровь Сон Хёк, многозначительно глядя на Хёнсына. — Господин Ким не дурак, Управляющий Сон, — наконец подает голос Юнсон. — Мой сын не добрался бы до кого-то вроде Ким Хичоля в одиночку, следственно, ему помогли. И учитывая, как родной брат Пак Донхвана молча наблюдал за происходящим, позволив задержать своего сына, а О Сехун помогал Чонину, я прикинул дважды два. И кстати, ваше исчезновение вслед за Джунсо тоже показалось мне странным. — Вы сильно недооцениваете своего сына, Юнсон, — Сон Хёк смотрит прямо в глаза мужчине, замечая, как у него в глазах тут же вспыхивает ярость. Он сжимает кулаки, придвигаясь ближе к столу. — Вам стоит оставить мои отношения с сыном мне, не находите, Управляющий? — О, прошу вас, называйте меня просто Сон Хёк. Люди сегодня зачастили клеить мне всякие звания, — усмехается альфа. Юнсона это, очевидно, разозлило ещё больше, но Хёк всё время мечтал посмотреть в глаза этого человека, когда он поймет, на какую удочку Джунсо и Пака попался. Хотя, впрочем, в этом зале все, так или иначе, побывали жертвами этих двоих. — Вы переходите границы, — цедит сквозь зубы Юнсон. — Остыньте! — восклицает Хёнсын, значительно повышая тон. — У меня уже идут вторые сутки без сна, полные юридических разбирательств, и я не намерен тратить время на двух взрослых мужиков, что устраивают тут цирк как два подростка. Тирада Хёнсына оказывается такой внезапной и отрезвляющей, что у обоих альф не находится, что ему возразить. Чанмин же лишь усмехается на это, понимая, что давненько не видел Хёнсына таким взвинченным. Пак продолжает молча сидеть в своем кресле, задумчиво читает имена всех клановцев, которых уже успели задержать. — Теперь, когда мы все успокоились, — Хёнсын поднимается с места. — Предлагаю обсудить дела. — Прежде, вы сказали, что объясните мне всё, что происходит, — Юнсон вопросительно и весьма твердо смотрит на О. — При всем уважении, господин Ким, — спокойно проговаривает Хёнсын. — Мы хотели бы начать с ваших объяснений, почему вы вообще пошли на эту сделку с Пак Донхваном и Бён Джунсо. Что они вам такого обещали, чего не было у всемогущего Ким Юнсона? У вас что ни контракт, то золотая жилка. Ни за что не поверю, что вы позарились на деньги Бёнов или не могли обеспечить себе кресло мэра сами. С вашей-то идеальной репутацией. — Почему я вообще должен перед вами оправдываться? — усмехается Юнсон. — Потому что так работают доверительные отношения, Юнсон, — Чанмин впервые подает голос, обращая внимание альфы на себя. — Чтобы вскрыть наши козыри, мы должны понять, можем ли доверять тому, кто ещё два дня назад был в сговоре с Донхваном. — И это говорит мне родной старший брат этого самого Донхвана? — Юнсон смотрит теперь прямо в глаза Чанмина. — Ваш брат собирался выстрелить в моего сына! — последнее Юнсон говорит на порядок громче. — Юнсон, — Хёнсын хочет вмешаться, но Ким заставляет его замолчать одним лишь взглядом. — Не стоит оправданий, Хёнсын. Вы все, взрослые мужчины, поставили под удар двадцатилетнего пацана. — Тебе правда стоит остыть, Юнсон, — парирует Хёнсын. — Никто не подставлял его под удар. — Правда, что ли? — ядовитая усмешка появляется на губах альфы, а в глазах его была только ярость. Сон Хёк тяжело вздыхает, думая о том, что у Юнсона явно проблемы с пониманием этой жизни. — Не твой сын стоял под его пистолетом, Хёнсын. — Вспомни, почему твой сын вообще оказался на том месте, Юнсон, — Сон Хёк смотрит в глаза альфе. — Кто вынудил его жениться на Бён Бэкхёне? Кто был инициатором этой свадьбы? Чонин оказался под дулом пистолета ублюдка, потому что хотел защитить себя, своего отца и свою свободу. Он сам вызвался стать тем, кто прервет весь этот балаган. И честно говоря, я вообще удивлен, что именно ты отец такого пацана, как он, Ким Юнсон. Не перекладывай свой прокол на других людей, господин Ким. Это началось в тот момент, когда ты согласился на план Донхвана и Джунсо. Признай уже это. В словах Сон Хёка была непоколебимая правда. Юнсон замирает, осознавая, что ему буквально нечем крыть. За последние сутки он столько всего передумал, едва ли переварил тот разговор с Чонином, холод сына, отчаянно пытался взять себя в руки. Навалилось разом столько проблем, и даже стальные нервы Ким Юнсона не выдерживали. Альфа сжимает кулаки, опуская стеклянный взгляд. — Почему он не пришел ко мне? — совсем тихо спрашивает Юнсон, скорее у себя, чем у остальных присутствующих. — Мы запретили ему говорить тебе, — подаёт голос Чанмин. — Понятия не имели, какая у тебя будет реакция и что ты сделаешь, а с Донхваном любое лишнее движение может стать фатальным. Чонин согласился. Он просто хотел спасти вашу компанию и не хотел рушить жизнь своих друзей. Юнсон понимает, что в этих словах была логика. Однако он так глубоко потрясён тем, что его сын оказался именно таким. Участливым к труду отца, действительно благодарным ребёнком. Ким прикрывает глаза, пытаясь собраться с мыслями. — Почему ты пошёл против брата? — он поднимает глаза на Чанмина. — Потому что уже три года не считаю его своим братом, ответ прост, — усмехается Чанмин. — Мы всё тебе расскажем, Юнсон, если сам решишь рассказать нам всё. Альфа выдыхает, откидываясь на спинку кресла. Все трое мужчин смотрят на него ожидающе, а Юнсон правда не знает, с чего начать. Но потом всё же собирается. — Донхван первый пришёл ко мне, — спокойно проговаривает мужчина. — Заявился на порог однажды и сказал, что хочет помочь мне с предвыборной кампанией. Совершенно безвозмездно, просто потому что я ему нравлюсь как человек. Естественно, мы оба понимали, что в эту версию я не поверил. За ней скрывался очевидный умысел Пака посадить меня на короткую цепь и использовать в будущем, когда я ему понадоблюсь. Такой вот личный мэр на побегушках, да ещё и бизнесмен с отличной репутацией. Я понимал, что и отказаться у меня не получится. Ведь это великий и ужасный клан Пак, если они чего-то захотят, то они это получат. И я пошёл на крайнюю меру. Бён Джунсо и раньше предлагал мне поженить детей, но я старался отнекиваться, потому что не хотел заставлять Чонина. Я знал, что он будет против, но всё же, когда дело дошло до этого, я надеялся, что он поймёт меня. И примет это. На тот момент у Чонина не было кого-то, с кем у него могли бы быть серьезные отношения, и я подумал, что это мой шанс. Всем известно, что в этой стране, клан Пак пасовал только перед Бёнами, и, как бы последние не отнекивались от сотрудничества с Паками, они всегда были их спонсорами. Теми, с чьей подачи они приобрели такие масштабы. Я ведь прав, Чанмин? Чанмин на это только молча кивает. — Я не знаю всех подробностей последних десятилетий, так как вышел из клана и никогда не пытался лезть в эти дела, но да, ты прав, Юнсон. Клан Пак кормился с руки семьи Бён, и не только это, как выяснилось теперь. — Да, не только это, — усмехается Юнсон. — Конечно я не раз слышал о том, что у Бён Джунсо когда-то в молодости была интрижка с Донхваном, но я правда был уверен, что это осталось в их прошлом. Позже выяснилось, что Донхван также заинтересован в том, чтобы наши дети женились. Как объяснил это он сам, с поддержкой Бёнов, вероятность того, что я стану мэром возрастала в разы, а ему это было только на руку. Но я хотел получить деньги и власть Бён Менсу, его расположение. Тогда я был бы уверен в том, что защитил будущее Чонина. Пак Донхван не посмел бы тронуть внука Мёнсу и его зятя. А вот бизнесмена Ким Юнсона и его сына — с легкостью. — Это звучит логично, Юнсон, — тихо проговаривает Хёнсын. — Но ты правда недооценил их обоих. — Теперь я это понимаю, — усмехается Ким, откидываясь на спинку кресла. — Это правда про них? То, о чём трубят в прессе? — Это мы слили эту информацию им, — едва пожимает плечами Сон Хёк. — Если быть точным — я. Они были достаточно осторожны, но так уж сложилось, что с Джунсо я заимел отношения ближе, чем просто начальник и подчинённый. И я не мог пропустить метку Донхвана на нём. Юнсон удивлённо смотрит на альфу. Он, конечно, знал, что Джунсо был не из самых невинных омег, но чтобы настолько. — У Бён Джунсо, что, были романы с половиной Сеула? — хмыкает Ким. — И даже вы, Управляющий, попались на его чары? — Ну, можно сказать и так, — пожимает плечами Сон Хёк. — Мне интересно теперь послушать эту историю полностью. Почему вы решили пойти против Бён Джунсо? Вы казались очень ему преданны со стороны. — Так сложились обстоятельства, Юнсон, — вздыхает Сон. — Я обязательно тебе всё расскажу. Но позже. Сначала стоит выслушать историю Чанмина, чтобы понять, откуда вообще ноги растут. Юнсон думает, что и правда нужно послушать альфу, и не лезет дальше с расспросами. Тем временем, внимание переключается на Чанмина, который тяжело вздыхает. За последнее время ему слишком часто приходится пересказывать другим людям историю самой большой его боли, но, может, так и надо было? Чем больше обо всём этом Пак думал, тем больше понимал, что не переживал это горе всё ещё. На протяжении десятилетия он думал о том, что оплакивает своего омегу, что совершил суицид. Оставил его и сына, бросил, почти. А последние годы он оплакивает жертву Сон Ёля ради будущего Чанёля и даже самого Чанмина. Помимо прочего, навалилось огромное чувство вины. За то, каким он был глупым, слепым, за то, что отталкивал сына столько лет, и именно по этой причине Чанёль теперь оказался в тюрьме. — Я сочувствую вам, — спокойно проговаривает Юнсон, глядя в глаза Чанмина после того, как Пак заканчивает свой подробный рассказ. Честно говоря, он даже не подозревал, что Донхван мог опуститься так низко: убить омегу родного старшего брата. Юнсон совсем не представлял себе, как переживает такое Чанмин, ведь он прекрасно понимал, что значит потерять любимого истинного, папу твоего единственного сына. Даже каменное сердце Кима сжалось в глубине грудной клетки. Чанмин на это только кивает. А потом в разговор вновь вмешивается Хёнсын. — Раз уж мы тут прояснили весь контекст, более-менее, стоит приступить к плану дальнейших действий, — твердо проговаривает О. — Нам предстоит следствие и первый суд, от его исхода будет зависеть, сядет Донхван в тюрьму или нет. — Какой срок ему грозит? — спрашивает Юнсон. Хёнсын усмехается, откидываясь на спинку кресла. Снова поправляет очки на переносице. — Ну, учитывая, что он нанял вполне неплохих адвокатов, некоторые из них довольно успешны в международном праве, то парочку статей в обвинении можно отбросить сразу. Разве что вмешается кое-кто очень высокопоставленный. — Хёнсын многозначительно смотрит на Сон Хёка. — Не думаю, что он станет так рисковать, — пожимает плечами Сон. — Сам понимаешь, если его имя всплывет, проблемы будут большие. — Но Ким Хичоль ведь участвует, — несколько удивленно спрашивает Юнсон. — Разве это не есть свидетельством участия его тоже? — В любой момент он может сделать вид, что понятия ни о чем не имел, а Хичоль пользовался служебным положением, — усмехается Сон Хёк. Юнсон откидывается на спинку кресла, думая о том, что им правда стоит постараться в будущем. — Возвращаясь к нашим баранам, — Хёнсын сегодня явно на взводе, дико уставший. — Мы в будущем должны сделать всё, чтобы Пак Донхвану не удалось избежать правосудия. На данный момент мы ранили тигра и посадили его в клетку, если зверь вырвется, он на кровь не поскупится. — На такой случай у охотника всегда имеется ружье, — Чанмин сидит вполоборота, откинувшись на спинку кресла. Он едва стучит пальцами по столу и проговаривает это таким ровным тоном, что всем становится не по себе. — Давай прибережем крайние меры на крайний случай, Чанмин. — Давай, Хёнсын, — усмехается Пак, поднимая взгляд на друга. — Что насчет клана? Все задержаны? — Почти, — вздыхает Хёнсын. — Некоторая часть залегла на дно. Опергруппа ищет их, но не думаю, что у них что-то выйдет. Чанёль сдал многое, но что-то мне подсказывает, что у Донхвана есть люди, о которых не знает даже твой сын. — Чанёль сдал? — вдруг спрашивает Юнсон, несколько удивленный этой фразой. — Ваш сын? — Да, мой сын, — кивает Чанмин. — Начал и сделал то, на что я не пошёл в свое время. Он накопал за годы на Донхвана кучу компромата, он начал искать судью Чона, он придумал весь этот план. Мы все тут, по сути, просто подключились к его идее. — Это правда, — кивает Хёнсын. — Надо сказать, Юнсон, у наших сыновей смелости оказалось куда больше, чем у нас. Юнсон едва вздыхает, на секунду прикрывая глаза. Утром они с Чонином не виделись, и Ким, честно говоря, даже был этому рад. Кажется, ему теперь придется заново учиться быть отцом. Хотя, нужно ли Чонину это теперь? — В общем, в дальнейшем, если мы хотим выиграть это дело, нам придется действовать слаженно. Никаких самостоятельных, необговорённых действий. Никакого абсолютно самоуправства. Все наши показания должны быть подкреплены неопровержимыми доказательствами, мы все должны говорить одно и то же. Я не смогу выступать стороной защиты в ваших исках, Юнсон. Но я предоставлю вам своих лучших людей. В этом деле, самой сложной частью является иск Ким Хеёна. Адвокаты Донхвана будут давить на то, что дело не должно было быть возбуждено за истечением срока давности. А мы будем говорить о том, что это должно оставаться на рассмотрение суда. В общем, всем нам нужно сделать так, чтобы, судьи оставались на нашей стороне. — Это правда, что по делу Ким Хеёна будет созываться суд присяжных? — спрашивает Чанмин. — И это тоже нам на руку, — кивает Хёнсын. — Понимаете, иногда закон — это всего лишь закон. Бездушная бумажка, просто буквы на листе. Вся эта история жизни Пак Донхвана должна запасть в души людей, общественность должна восстать против. Чтобы всё внимание всей нации было обращено на это дело, чтобы люди не обсуждали у себя на кухне, в интернете, у кулера в офисах ничего другого, кроме этого. Вот тогда, ни Бёны, ни Донхван не смогут откупиться и замылить глаза, как это было много раз до этого. — Я помогу с резонансом в СМИ, — проговаривает Юнсон. — Есть парочка крупных изданий, в спонсорах которых я значусь. Плюс, директор одного из федеральных каналов был мне кое-что должен. — Отлично, — улыбается кончиками губ Хёнсын. — Хичоль также обещал подогревать интерес в интернете, у него есть несколько ключей для этого. — И вы не боитесь за свою предвыборную кампанию, Юнсон? — Чанмин переводит взгляд на Юнсона. Тот усмехается, разведя руками. — Если получится доказать, что я всего лишь жертва коварных планов Бён Джунсо и Пак Донхвана, человек, которого они хотели обобрать до нитки, то, вероятно, это только повысит мои рейтинги. Придется, конечно, дать парочку пресс-конференций и объясниться, но это не так страшно. — А вы и правда неплохой политик, — усмехается Чанмин. — Хороший маркетолог, скорее, — сдержанно улыбается Юнсон. Хёнсын снова возвращает их внимание к делу. — В общем, я прошу вас всех быть на связи двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Будьте начеку, пожалуйста. Нельзя, чтобы из-за какой-то глупой ошибки всё пошло прахом. Мы рискуем не только собой, но и семьями. — Что насчет Чанёля, Хёнсын? — вопрос задан Сон Хёком, что несколько удивляет Чанмина. О едва разводит руками. — Перевод его из статуса обвиняемого, как участника ОПГ, в статус свидетеля займет некоторое время. Но мои лучшие ребята уже работают над этим, в любом случае, до первого суда его выпустят. На суде он появится уже как только свидетель. — А кто-нибудь следит за его безопасностью в СИЗО? — Сон Хёк едва выгибает бровь. — Не мне тебе объяснять, насколько у Пак Донхвана длинные руки. — Никто не подпустит Донхвана к Чанёлю. Завтра предстоит первый допрос, их обоих. — Хорошо, — кивает Сон Хёк. — Что насчет Бён Джунсо, Сон? — вдруг спрашивает Чанмин. — Его показания тоже бы пригодились. — Я занимаюсь этим, — твердо проговаривает Хёк. — Я же сказал, что найду его. — Есть еще один важный свидетель. Честно говоря, он — самый важный, — Хёнсын начинает говорить на порядок тише. — Я займусь им сам, но мне нужно, чтобы ему предоставили свободные коридоры и зоны в стране. Если люди Донхвана до него доберутся, то он действительно легко выкрутится. Хичоль может это устроить? — Разве не его люди должны были им заняться изначально? С каких пор это перешло под твою ответственность, Хёнсын? — несколько вопросительно спрашивает Сон. — Хичоль привлечет внимание. — Что значит «привлечет внимания»? Он буквально босс джеймс бондов этой страны, их работа состоит в том, чтобы не привлекать внимания. А вот куда будешь ездить ты, как раз таки и привлечет всё внимание. — Я поговорю с ним на эту тему, — вмешивается Чанмин. — У нас ведь есть еще пара дней? Кто вообще знает его координаты? — Ну, получается, что я, Чон Ю Джу и Чанёль. — Многовато людей получается, — усмехается Сон Хёк. — Может, я им займусь? — Исключено, — пресекает его Хёнсын. — На тебе Бён Джунсо и всё, что будет твориться внутри семьи Бён. Слышал, Бён Мёнсу пришел в себя после операции, его люди уже копают в суде и прокуратуре. — Не беспокойтесь об этом, — усмехается Сон Хёк. — Я же сказал, что семья не станет помехой в этом деле. Мёнсу ненавидит Донхвана, точно не станет его спасать. Он, конечно, может заказать его, но думаю, никто из нас не будет сильно сожалеть. Юнсон слушает мужчин и понимает, что всё-таки, несмотря на кучу информации, которую ему поведали, всё же были моменты, о которых умолчали. Ким благоразумно принимает решение не пытаться узнать имя этого загадочного важного свидетеля, просто потому что ему эта информация ни к чему. Впереди предстоят действительно тяжелые деньки в попытках разрешить все проблемы с бизнесом и выборами. Но зато его всё ещё интересовал другой вопрос: кто же всё-таки этот Сон Хёк? Любопытство распирает Юнсона, так что он снова привлекает к себе внимание. — Сон Хёк, кажется, мы закончили обсуждение всех главных вопросов, и теперь мне бы всё-таки хотелось, чтобы вы раскрыли свои карты. Как вы там в начале мне сказали? Строим доверительные отношения? Сон Хёк прекрасно понимал, что Юнсон явно не из тех, кто что-то забывает. Так что он набирает в легкие воздуха, чтобы начать свой рассказ, но внезапно его телефон, что лежит на столе, вибрирует. На экране высвечивается имя Бён Ильхуна. Было странно, что он ему звонит, явно случилось что-то срочное. — Простите, я должен ответить, — Сон Хёк поднимает трубку, а Юнсон едва возмущенно открывает рот, но не успевает ничего сказать. Сон резко вскакивает с места, его лицо меняется в секунду. — Что значит пропал? Когда? Все трое альф переглядываются, обстановка накаляется в секунду. Сон Хёк, наконец, кладет трубку, склоняется над столом, прикрывая глаза. Честно говоря, всем в новинку видеть альфу таким. Явно взволнованным, может быть даже испуганным? — Сон Хёк, что-то произошло? — все же спрашивает Чанмин. — Бэкхен пропал, — хрипит альфа. — Я должен ехать. — Мы можем чем-то помочь? — спрашивает Хёнсын. — Я позвоню, если не получится найти его в ближайшие часы. Простите. Я на связи, если случится что-то экстренное. — Да, конечно, — кивает Хёнсын. И Сон Хёк, схватив мобильник со стола и пальто со спинки кресла, направляется к выходу из зала. Все трое альф смотрят ему вслед, а когда двери за ним захлопываются, Юнсон вопросительно смотрит на остальных. — Он так напуган пропажей сына своего начальника? Чанмин и Хёнсын снова переглядываются, а потом О тихо проговаривает: — Тебе лучше задать эти вопросы ему самому, Юнсон.       Сон Хёк напряженно вел машину, надеясь на то, что таксист, который якобы отвез Бэкхёна в пункт назначения, не ошибся. Его люди довольно быстро смогли найти все данные, так что сейчас альфа крепче сжимал руль и ехал почти на другой конец Сеула, на берег реки Хан. Он даже предположить не мог, что омежка мог тут делать, потому что на зимний Сеул уже опустилась ночь. Было очень холодно, и, судя по всему, Бэкхён был одет очень легко. Сердце тревожно билось в широкой груди. Думать о чём-то более страшном, чем простуда, которую мог схватить парень этой ночью, Управляющему совсем не хотелось. Зачем ему понадобился безлюдный берег реки? Хёк то и дело запрещал себе задавать этот вопрос, но его мозг всегда работал на повышенных скоростях. И почти никогда не избавлялся от плохих мыслей. Мужчина резко тормознул, когда увидел знакомую хрупкую фигуру на берегу. Слава Богу, тут было освещение, иначе Сон точно не смог бы разглядеть маленького Бэкхёна в ночной мгле. — Бэкхён! — крикнул альфа, побежал в сторону омежки, что совсем не оборачивался на него. — Молодой господин! Парень продолжал стоять на месте, и только когда альфа подошел ближе, он заметил в его руках полупустую бутылку из-под алкоголя. Вариант с простудой и суицидами отменялся, Бэкхён просто решил напиться. Альфа не знал, что чувствовать в этот момент, но не сдержал порыв, резко разворачивая омежку к себе, притянул к широкой груди. Бэк был несколько заторможен, то ли из-за холода, то ли из-за алкоголя и даже не сразу среагировал. Пока огромная ладонь не легла на его макушку и теплые объятия начали греть хрупкое тело по-особому. — Управляющий? — вопросительно протянул Бэкхён. — Ты нас напугал, Карамелька, — прошептал мужчина, прикрывая глаза. Он выдохнул, кажется, впервые за последние несколько часов. А это ведь ему ещё не сразу сказали, что Бэкхён исчез. Ильхун пытался сначала найти его собственными силами, не поднимая шума. — Почему сбежал? Сон Хёк обвил лицо Бэкхёна ладонями, заглядывая в красные и опухшие глаза. Очевидно, омега проплакал не один час. Он приехал сюда, потому что больше не мог терпеть всё то, что навалилось на него разом, буквально сшибая с ног.       Его семья, кажется, рушилась на глазах. Братья вели себя не как обычно, папа оказался ещё хуже, чем мог подумать омега, и позорно сбежал. В новостях только и делали, что говорили о семье Бён, о самом Бэкхёне, о неудавшейся свадьбе. Даже когда он сел в такси, там крутили новости про случившуюся сенсацию. Чанёль был в тюрьме, и Бэкхён даже не знал, у кого он мог спросить про его судьбу. И в довершение ко всему, словно вишенка на торте, дедушка почти выгнал его из семьи. Выгнал, потому что Бэкхён понимал, что не променяет Пак Чанёля ни на кого. Он слишком хорошо это осознавал, и ему было так больно от того, что один из самых близких в его жизни людей, любимый всей душой и сердцем дедушка, не собирался принимать выбор Бэкхёна. Это душило его особенно сильно. Прямо сейчас Бён Бэкхёну казалось, что его жизнь разрушена на корню. Разве сможет он теперь вернуться даже в академию после всего произошедшего? Как ему вообще жить, потеряв абсолютно всех близких? Бэкхён отчаянно пытался не сдаваться всё это время, но прямо сейчас жизнь действительно испытывала на прочность. Хотелось сдаться. Просто прыгнуть вниз головой с моста и забыть абсолютно обо всём. Чтобы темные воды реки Хан поглотили его с головой, спрятали в своих ледяных объятиях, навсегда похоронили на дне. Но Бэкхён не мог себе этого позволить даже сейчас. Чанёль, вероятно, такого не заслужил. Он столько боролся ради их будущего, говорил столько, обещал много. Не все обещания смог сдержать, но всё же не отдал Бэкхёна Ким Чонину. Так что не мог Бэк так легко оборвать свою жизнь. Поэтому омега просто захватил бутылку коньяка, что даже на один процент не восполнял нехватку того-самого-коньяка, и приехал сюда. На берег реки, куда однажды привез его Чанёль. Бэкхён в тот день тоже был на грани. И кажется, именно в тот день началась вся эта история. Когда их родители всему миру объявили об этой глупой помолвке. Наверное, отчасти поэтому Бэкхёна потянуло сюда. Либо это было единственное место, связанное с Чанёлем, куда Бэкхён мог приехать. И их редкими моментами, когда они были наедине, не скрывая своих чувств, наслаждались друг другом. — Дедушка выгнал меня, Управляющий, — прохрипел омега. — Представляешь? — Что значит выгнал? — вопросительно выгнул бровь Сон Хёк. — То и значит, — усмехнулся парень. — Сказал, либо семья, либо Чанёль. Сон Хёк тяжело вздохнул, прикрывая глаза. Бён Мёнсу не изменял себе никогда. Сон предполагал, что у него будет именно такая реакция, надеялся, что сможет оградить Бэкхёна от этого, но в очередной раз не успел. Он столько лет потерял и снова ошибся. В который уже, непростительный раз. — Дедушка остынет, Бэкхён. Тебе нужно возвращаться домой. Продолжишь в таком духе — заболеешь. Омега на это вдруг звучно рассмеялся, а потом сделал шаг назад, отталкивая от себя альфу. В глазах парня стояли слёзы, Управляющий сделал шаг к нему, но Бэкхён вскинул руку вверх, в которой держал бутылку. — Почему ты здесь? — усмехнулся Бэкхён, указывая на Сона. — Папа исчез, сбежал, вряд ли он вернется. Да, мы все знаем, что никогда. Я почти уверен, что он сразу подготовил эти пути отхода, и я думаю, ты также это понимаешь, Управляющий. Поэтому ты ведь можешь быть свободен, не так ли? Но ты всё ещё здесь, продолжаешь бегать за мной, решать какие-то проблемы семьи. Почему? — Потому что я работаю в первую очередь на семью Бён, молодой господин. А уж потом на вашего папу. И это моя ответственность — найти его и вернуть. Бэкхён снова рассмеялся. В этом смехе не было ничего радостного или веселого. Омега повернулся в сторону реки, снова сделал глоток из бутылки. — Ты мне врешь, — продолжил омега. — Вы все мне всегда врёте. С самого моего детства. Нет, Бэкхён-а, отец обязательно приедет. Что ты такое говоришь, Бэкхён, папа любит тебя, конечно. Он отойдет, Бэкхён-а. Просто потерпи, подожди. Все эти разговоры про преданность семье и прочее, всё это такая чушь, Управляющий Сон. Знаешь, какая правда на самом деле? Меня бросил отец. Меня бросил папа. Меня бросил истинный альфа. И сейчас меня бросил даже дедушка. Получается, раз все так легко от меня отворачиваются, в секунду забывают о всей любви, в которой клялись, значит, всё это тоже была ложь? Отец и папа никогда меня не любили, я понял это, едва ли мне исполнилось десять. Братьям я тоже был не нужен. У меня оставался только дедушка, я думал, что он точно меня не оставит и не бросит, но вот щелчок, я сделал что-то, что ему не нравится, и всё. Он тоже легко готов обо мне забыть. В чем моя проблема, Управляющий Сон? Скажи только честно. Хоть раз, скажи мне правду. — Твой отец тебя не бросал. Бэкхён на секунду замер, а потом резко повернулся к мужчине, вопросительно посмотрел на него. В следующую секунду он разразился еще более громким, почти истеричным смехом. У омеги в глазах стояли слёзы, а сам он пытался отдышаться. — Ты сам себя слышишь, Управляющий? — сквозь смех протянул Бэкхён. — Ты правда забавный. Бэкхён посмеивался, снова поднес к губам горлышко бутылки. Сон Хёк сделал шаг к нему, забрал бутылку из рук, отведя в сторону. — Впервые в жизни, Бэкхён, я действительно говорю тебе чистейшую правду. Твой отец тебя не бросал, — голос и взгляд мужчины были тверды. Он смотрел парню в глаза, словно пытался уловить там хоть намёк на то, что Бэкхён готов его выслушать. Но кажется, омега был совсем не готов. Парень прекратил смеяться и смотрел на Сон Хёка совершенно непонимающими глазами. — Что ты несешь? — прохрипел Бэкхён. — Мой отец сбежал в Германию, я ещё не настолько поехал крышей, чтобы забыть об этом. — Кан Хэин не твой отец, Бэкхён. Он не имеет к тебе никакого отношения, никогда не имел. — Считаешь? В моем свидетельстве о рождении стоит его имя, — хмыкнул Бэк. Сон Хёк едва вздохнул, прикрывая глаза. Сердце билось где-то в глотке. Мужчина знал, что это не будет легко, никогда прежде он так не волновался, как прямо сейчас. Но кажется, время пришло. Сон так долго ждал этого дня, этой минуты, но теперь, когда жизнь сама подвела его к этому, он начинал пасовать. — Я — твой отец, Бэкхён, — голос мужчины дрогнул, несмотря на то, что он тысячи раз в своей голове представлял этот момент. Бэкхён смотрел на него с минуту, не моргая, замер, словно красивая статуя. А потом вдруг снова расхохотался. — Мы что? В Звездных войнах, Управляющий Сон? — смеялся Бэкхён. — Я твой отец, Люк. Звучишь примерно так. Сон Хёк тяжело вздохнул, прекрасно понимая, что это защитная реакция парня. Его мозг пытался зацепиться за более удобную и безопасную мысль, так что Сон молча стоял, ожидая, когда Бэкхён всё же хоть на одну сотую осознает происходящее. — Стой, — Бэкхён всё ещё улыбался, а слёзы застыли в его глазах. — Ты не шутишь сейчас? — Я не шучу, Бэкхён. Я же сказал тебе, я говорю тебе правду. Бэкхён отчаянно пытался взять себя в руки, но не получилось. Его снова прорвало на смех. Он совершенно не мог уложить всё это у себя в голове, и, честно говоря, совсем не хотел. Потому что… Потому что это всё не могло быть правдой. Его жизнь не дешевая мелодрама на телеканале для домохозяек, он просто не мог быть сыном подчиненного своего папы. — Карамелька, — Сон Хёк сделал шаг вперед. От этого обращения у Бэкхёна впервые в жизни прокатились неприятные мурашки от затылка вниз к пояснице. Он резко перестал смеяться, вскинул ладонь вверх. — Замолчи! Не смей! — вскрикнул Бэкхён. — Не надо! — Прости меня, — потухшим голосом проговорил Сон Хёк. — Прости меня, Бэкхён-а, я совершил столько ошибок. Бэкхён смотрел на мужчину и просто не знал, как ему реагировать. Верить ему? Уйти? Остаться? Выслушать? Что он должен сделать? Прямо сейчас последний человек, которому он мог доверять, сказал ему, что обманывал его почти двадцать лет. — Ошибок? Каких именно, Управляющий Сон? Трахал Бён Джунсо и родился я? Ты про эти ошибки? — Бэкхён совсем не собирался этого говорить. Однако слова вырвались сами. Омега заметил, как что-то острое мелькнуло в глазах мужчины, его взгляд потемнел. — Ты — единственно правильное, что случилось в моей жизни, Бэкхён. — Бред, — усмехнулся Бён. — Просто скажи мне, я сейчас сплю, не так ли? Всё это либо сон, либо мой бред. — Нет, — Сон Хёк сжал тонкие плечи, разворачивая парня к себе, наконец заглянул ему в глаза. — Я правда твой отец, Бэкхён-а. Прошу, поверь мне. Я всё тебе расскажу, когда ты немного успокоишься. Бэкхён смотрел в глаза мужчины и слишком хорошо понимал, что он сегодня не успокоится. Он только что влил в себя половину бутылки коньяка, но не был пьян ни разу вообще. Даже наоборот, казалось, его ум теперь работает даже лучше, чем до этой бутылки. — Верни коньяк, — Бэкхён потянулся за бутылкой. Старший убрал её за спину и отрицательно махнул головой. — Пойдем в машину, Бэкхён. — Теперь уже не молодой господин? — хмыкнул омега. — Верни коньяк, Управляющий Сон! На трезвую голову я тебя слушать пока не способен. Альфа тяжело вздохнул, но всё же позволил парню перехватить бутылку. Бэкхён усмехнулся, сделал глоток из горлышка, глядя прямо в глаза Сону, а потом направился в сторону лавочек, что находились неподалеку. Сон был несколько удивлен этим, но поспешил за парнем. Бэкхён действительно был похож на своего папу временами. Своей язвительностью, умением бить словами точно в цель. С годами эта черта в Бён Джунсо приобрела совершенно безобразный характер, но в молодости это было его защитной реакцией. Сон Хёк совершенно точно это знал. У младшего омеги было всё так же.       Сон Хёк сел рядом с Бэкхёном, глядя на панораму ночного Сеула. Со стороны реки тянуло ветром, было достаточно холодно. — Может, пойдем в машину, Бэкхён? — Нет, — безапелляционно заявил парень. Сон едва вздохнул, совершенно не зная, с чего начать. И стоит ли вообще. — Мы можем отложить этот разговор, до лучших времен. Омежка усмехнулся, всем корпусом поворачиваясь к мужчине. Он сел в позу лотоса, поставив перед собой бутылку. — Считаешь, что лучшие времена наступят, Управляющий? Я сильно в этом сомневаюсь. — Всё будет хорошо, Бэкхён. Что бы ты там ни думал, всё образуется. — Откуда тебе знать? — омега опустил голову вниз. — С каждой минутой становится только хуже. — Чанёля выпустят скоро, — вполне уверенно проговорил мужчина. — Сегодня я встречался с адвокатами, поверь, он там не задержится. Он знал, на что шел. Бэкхён удивленно посмотрел в глаза альфы, потому что совсем не ожидал услышать от него нечто подобное. — Вы… Вы знакомы? — почему-то у Бэкхёна голос задрожал. Конечно, Управляющий видел Чанёля несколько раз, вероятно, он прекрасно знал о том, кто Пак такой. Но всё равно омегу подобное сильно удивляло. — Да, — кивнул Сон Хёк. — Он кажется неплохим парнем. Бэкхён фыркнул, поворачивая голову в сторону реки. Ветер трепал пушистые волосы, а губы парня надулись, как у маленького ребёнка. Сон Хёка невольно потянуло на улыбку, он совсем не заметил, как его Бэкхённи стал уже таким взрослым. — Пытаешься задобрить меня? — Нет, — пожал плечами Сон Хёк. — Если ты не захочешь меня принять, это ничего не изменит, как бы я тебя ни задабривал. — Почему ты решил рассказать сейчас? Словно выжидал момент, когда я разругаюсь с дедушкой. Сон Хёк улыбнулся, понимая, что мозги у Бэкхёна всегда работали как надо. От его внимания не могли скрыться никакие детали. — Я не хотел рассказывать тебе сегодня, поверь. Я просто хотел найти тебя и удостовериться, что всё хорошо. Слова сами вырвались, когда ты сказал, что тебя все бросают. На самом деле, это не так. Тебя не бросал твой альфа, не бросали братья, хоть они те еще засранцы, но я видел, как вы все росли. Они любят тебя, по-своему, — на губах Сон Хёка мелькала улыбка, а в глазах было так много всепоглощающей ласки. — И… Я тебя не бросал. Бэкхён снова не смотрел в глаза мужчине. В его слова было сложно поверить, так что Бэк просто решил его выслушать и попытаться хотя бы проанализировать, попробовать переварить. — Тогда почему всё сложилось вот так? Почему всю свою жизнь я считал своим отцом другого человека? Сон Хёк откинулся на спинку лавочки, незаметно сжал кулак одной руки. Вдохнул, выдохнул и наконец собрался. — Я родился в бедной семье, без отца. Мама тянула меня одна всю жизнь, и когда я смог поступить в военную академию, была очень счастлива. Тогда немногим из нашего городка удавалось выбиться в люди. Поступить в «военку» значило, что у её сына наконец появился шанс на счастливое будущее. После академии я поехал служить в горячую точку, получил там ранение и вернулся. Так как оно было не столь серьезным, я мог бы продолжить свою армейскую карьеру, но на войну что-то больше не тянуло. Хватило и одного раза, — усмехнулся мужчина. Он заметил, что Бэкхён слушал его внимательно и, кажется, был весьма удивлен, но не перебивал. — Тогда я познакомился с одним человеком, мне было лет двадцать пять, наверное. Ему чуть больше. Он сказал, что во внутренней разведке есть неплохие вакансии, а у него есть связи, чтобы туда попасть. Человек меня не обманул, он помог мне устроиться на работу. И сам устроился тоже, точнее, как я узнал позже, он уже там работал. За пять лет работы я довольно быстро продвинулся по службе. Когда я пришел туда работать, я уже был в офицерском звании, в итоге, после нескольких удачных заданий, получил еще парочку звездочек на погоны. Меня начали отправлять на довольно сложные задания, и в один день меня и того человека вызвали к президенту. Новое задание было особой секретности. И сложности, кажется, тоже. Бэкхён был действительно шокирован всем этим рассказом. Он старался ничего не упускать из него, выстраивал цепочки последовательности событий, но всё же мог с большим трудом представить себе Управляющего Сона шпионом. — Так, выходит, ты — корейский Джеймс Бонд? — усмехнулся Бэкхён. Управляющий на это мягко рассмеялся. — Джеймс Бонд — агент внешней разведки. Я же решал проблемы корейского правительства с корейцами. — Вот как, — усмехнулся Бэкхён. — Звучишь пока не сильно правдоподобно. — Дальше лучше не станет, — улыбнулся Сон Хёк. — Вся моя жизнь до смешного неправдоподобна. — И что это за задание было? — Семья Бён уже тогда имела крупное влияние в стране и даже за её пределами. Твой дедушка раскрутил мощь корпорации настолько, что даже правительству приходилось считаться с мнением Бёнов. Ситуацию усугубляло то, что их первым инструментом был кровавый клан Пак. Ты ведь знаешь о них, не так ли? Бэкхён только молча кивнул. — Но… Я не понимаю. Дедушка ведь ненавидит их, он… Сказал, что эта семья недостойна нас. Сон тяжело вздохнул. Вопрос Бэкхёна звучал достаточно наивно, главным образом потому что омега всё ещё до конца не понимал всей сути Бён Мёнсу. И Сон Хёку прямо сейчас предстояло раскрыть ему глаза на горячо любимого дедушку. — Это… Долгая история. Просто запомни, что несмотря на то, что Бён Мёнсу ненавидит семью Пак, он никогда не чурался пользоваться их помощью. Такая схема была очень удобной, в случае чего, семья Бён могла прикинуться совершенно непричастной, и, надо сказать, так и делала. — Хочешь сказать, что наша семья замешана во всех этих грязных делах клана Пак? — голос Бэкхёна дрогнул. — Что… Мой дедушка мог быть причастен к убийствам и прочему? — Это правда, Бэкхён. Иногда случалось так, что некоторые люди мешали Бёнам, и на помощь приходили Паки. — Но папа и дедушка, они всегда говорили мне… — Они обманывали тебя в своих интересах. Дедушка боялся повторения истории, а твой папа не хотел, чтобы вы с Чанёлем помешали их планам с Пак Донхваном. Так или иначе они просто говорили тебе то, что было удобно им. — Повторения истории? — вопросительно выгнул бровь Бэкхён. — О чём ты говоришь? Сон Хёк несколько удивленно посмотрел на сына. Значит, Чанёль ничего ему не рассказал об истинности Донхвана и Джунсо. Мужчина тяжело вздохнул. Этот клубок был такой запутанный, что, когда тянул за одну ниточку, всё трещало по швам и рушилось. — Твой папа и Пак Донхван не просто имеют отношения, они — истинные альфа и омега. Бэкхён замер. Вот такого поворота он точно не ожидал. — Что? Как такое возможно? — нервно усмехнулся Бэкхён. — Серьёзно, Управляющий, с каждой фразой твой рассказ кажется всё бредовее. — Это правда, Бэкхён. Твой папа и Донхван знакомы с молодости, Джунсо был даже моложе, чем ты сейчас, когда они это осознали. Именно поэтому Мёнсу выдал его замуж так быстро, в столь молодом возрасте. И именно это сломало твоего папу на все последующие годы. Поэтому, теперь, когда ты сказал дедушке, что хочешь быть с Чанёлем, он, вероятно, вспомнил молодость твоего папы. Всю жизнь Бён Мёнсу пытался слепить из тебя лучшую версию Джунсо. Не знаю, что конкретно им двигало, то ли чувство вины за то, что он недоглядел за Джунсо, то ли ещё что-то. А теперь он столкнулся ровно с той же проблемой, улучшенную версию Джунсо слепить не получилось, — усмехнулся Сон Хёк. Бэкхён снова отпил из бутылки. Сон Хёк, честно говоря, поражался тому, как сын пьет вот так один из самых крепких напитков и почти не пьянеет. — Нет, это реально звучит как бред, — выдохнул Бэкхён, откидываясь на спинку лавочки, прикрыл глаза. Сон Хёк только сжал его плечо, надеясь, что Бэкхён сможет переварить всю эту информацию за раз. — И что было потом? Тебя отправили следить за Бёнами? — Практически, — усмехнулся мужчина. Парень буквально схватывал всё на лету. — Я должен был внедриться в корпорацию, а точнее, в семью Бён. Я смог пройти отбор, попал в личные телохранители Бён Джунсо. Моей первой задачей было узнать всё устройство корпорации, выяснить про личностные отношения внутри семьи. А потом мне намекнули, что я могу даже соблазнить непутевого сына Бён Мёнсу. Джунсо тогда был в разводе с отцом ДонУ и, кажется, не мог позволить себе возобновить отношения с Донхваном. Я попался в поле его зрения очень кстати. — Дай угадаю, в соблазнении мой папочка оказался шустрее тебя, не так ли? — усмехнулся Бэкхён. Сон на это только улыбнулся кончиками губ. — Твой папа всегда умел влюблять в себя, если того хотел. Красота и очарование Бён Джунсо — это то, что у него не отнять. Даже спустя десятки лет. — Говоришь так, словно до сих пор влюблен в него? — Бэкхён посмотрел в глаза мужчине, пытаясь понять его эмоции. Сон Хёк продолжал улыбаться, на его лице не дрогнул ни один мускул. — Я всё ещё влюблен в того Джунсо, которого встретил впервые. Тогда твой папа был другой, целее, наверное. Хотя уже к тому времени Мёнсу сломал его в нескольких местах много раз. Но тем не менее Джунсо не пропал окончательно в этой тьме, что глотала его много-много лет по чуть-чуть. — Так ты действительно в него был влюблен? — удивленно округлил губки Бэкхён. — Да, надо сказать, твой папа был, наверное, первым и последним человеком, кто вызвал во мне такую бурю эмоций. Так что, когда оказалось, что он забеременел, я обрадовался. — А он нет? — Нет, — Сон Хёк склонил голову. — Джунсо был чертовски напуган. В клинике, куда он ездил, врачи работали на Мёнсу. Они доложили ему почти сразу же, и твой дедушка приказал ему сделать аборт. Но проблема была в том, что Джунсо был уже достаточно на позднем сроке. Не знаю, как он не заметил сразу, и в то время медицина была развита не так сильно, как сейчас. Нельзя было выпить таблетку и обо всем забыть. Это была операция, и она могла стоить Джунсо возможности рожать. Такое было не на руку Мёнсу, который готовил сыну третий брак уже тогда. С Кан Хэином. Этот, как и два первых брака твоего папы, был сугубо брак по расчёту. Бён Мёнсу неплохо приловчился выдавать его за нужных ему людей, получая удобные контракты, да и твой папа почти перестал сопротивляться. Пытаться воевать против Бён Мёнсу было бесполезно. В общем да, в итоге Кан Хэин признал тебя своим сыном даже перед собственными родственниками. Положение их семьи тогда было достаточно плачевное, со временем, корпорация поглотила их бизнес тоже, но на тот момент у Хэина другого выхода не было. Мёнсу обещал, что они поживут с Джунсо несколько лет, потом будет развод и все разбегутся по своим углам. А твоим воспитанием займется сугубо семья Бён и к Хэину никаких вопросов не будет никогда. Кан согласился. Сам понимаешь, никаких отношений с Джунсо у него в реальности не было. Именно поэтому он уехал из страны, получив какие-то свои деньги и кучу подарочных бонусов от Мёнсу. Все остались довольны. — Почему тебя не уволили? — Они хотели, — выдохнул Сон Хёк. — Я же понимал, что если уйду сейчас, то могу навсегда забыть о том, что у меня есть сын. А я не хотел забывать. Я хотел видеть, как ты растешь, быть рядом. И мне было уже даже не важно, в каком статусе я буду присутствовать в твоей жизни. Я забыл про миссию, завалил задание и пришел к Бён Мёнсу молить о том, чтобы меня не увольняли и позволили быть рядом с тобой. Я стоял перед ним на коленях. И справедливый и великодушный Бён Мёнсу сжалился надо мной. Но прежде взял письменный отказ от отцовства, заверенный его юристами. В случае, если я потребую признать меня, как твоего отца или расскажу тебе правду, я буду обязан выплатить какую-то огромную компенсацию. — Почему ты решился раскрыть правду сейчас? Не сделал этого раньше? — в глазах омеги Сон Хёк видел явную боль и горечь. Он знал, что объяснить это будет сложнее всего, но выбора у него не было. Ему нужно будет просто рассказать правду сыну, а уж там он сам решит, прощать отца или нет. — Потому что я был никем, Бэкхён, — вздохнул мужчина. — Это сейчас я обзавелся кучей связей, деньгами. Мои хорошие друзья тоже стали влиятельны. Но тогда я был всего лишь простым солдатом, который запорол задание, поэтому я не мог вернуться в спецслужбы. Я должен был обмануть, а в итоге, обманули меня. Мне повезло, что мой друг, тот, который взял меня туда, прикрыл меня и на этот раз. И вместо того, чтобы уволить, меня сделали капитаном запаса. Тихо и молча ему удалось выставить меня новому руководству страны так, словно я просто тайное оружие, которому обязательно придет время. И на меня правда забили. Он, по сути, спас меня от больших проблем. Если бы меня уволили из разведки, моя личность была бы раскрыта, так делают со всеми, кто облажался. И за мной бы многие пришли. А о работе в семье Бён я бы точно мог забыть. Такое Бён Мёнсу мне бы точно не простил. — Выходит, ты до сих пор агент внутренней разведки и дедушка ничего об этом не знает? — Даже твой папа не знает. Поэтому теперь, когда ты совершеннолетний, несешь ответственность за свою жизнь сам, я смог тебе обо всем рассказать, — тихо продолжил Сон Хёк, чувствуя, как с души падает огромный груз. Он нес его с собой почти два десятка лет, и теперь, глядя в глаза своего взрослого прекрасного сына, понимал, что не жалеет в этой жизни только об одном. Об этом самом сыне. — Прости меня, Карамелька. Я виноват перед тобой так сильно. Бэкхён не знал, что должен сказать или сделать. Он отвернулся от мужчины, снова сел, свесив ноги вниз, и угрюмо молчал. Бэкхён всю жизнь мечтал оказаться сыном кого-то другого, но не своей семьи, и сейчас, кажется, его желание частично сбылось. Бойся своих желаний, да? Омега прикрыл глаза. Сердце билось с такой скоростью в груди, что уши закладывало. Бэкхён не знал, как он должен это всё переварить, усвоить, понять и принять. Он чувствовал себя сторонним наблюдателем, словно всё это было не про него. — Я пока не готов тебе что-то сказать, — выдохнул омега, зарываясь лицом в ладони. — За два дня моя жизнь буквально встала с ног на голову. Мне сложно поверить в то, что человек, которого я так сильно любил с детства, оказался кем-то, кто не хотел моего рождения. А тот, кого я считал просто добрым дядей-работником моего папы — мой родной отец. Понимаешь? Думаю, ты не понимаешь. — Да, наверное, не понимаю, — тихо проговорил Сон Хёк. — Но я пойму, если ты не сможешь принять это и дальше. Я буду ждать, надеяться на твое прощение, но я приму от тебя что угодно. И несмотря ни на что я всегда буду рядом. Бэкхён и на это не нашел что ответить. Он продолжал смотреть вперед, на водную гладь, на которой отсвечивали ночные огни большого города. Внезапно у Управляющего зазвонил телефон. — Это Ильхун, он, вероятно, беспокоится. Бэкхёну было в новинку слышать нечто подобное, но он снова промолчал. А Сон Хёк тем временем успел ответить на звонок и оповестить о том, что Бэк нашелся. Мужчины говорили совсем недолго, после чего альфа скинул звонок. — Поедем домой, молодой господин? — Да, Управляющий Сон, отвези меня домой. Сон Хёк улыбнулся, вставая с лавочки вслед за омегой. Он последовал за ним, а затем усадил в машину, где Бэкхён просто вырубился, стоило ему десять минут побыть в теплом салоне, убаюканным мерной тишиной и проплывающей за окном панорамой ночного Сеула.       Управляющий привозит Бэкхёна домой уже ближе к полуночи. Мужчина совсем не заметил, как пролетело время за разговором, внутри всё ещё было слишком много эмоций, но сесть и обдумать все Сон Хёк пока не мог. Из-за поисков Бэкхёна сорвалось много встреч, которые альфа планировал на этот день, но Сон ни о чем не жалел. В конце концов, теперь ему будет в разы легче жить, зная о том, что Бэкхён наконец узнал всё. Хёку было страшно от мысли, что сын его так и не простит и не примет, но с другой стороны, у Бэка на это было полное право. В конце концов, мужчина столько лет позволял ему расти рядом с кем-то вроде Бён Мёнсу и Джунсо. Все братья Бэкхёна и вместе с ними ещё и Чжан Исин взволнованно встречают Сона с Бэком на руках чуть ли не на пороге. — Что с ним? — Ухён очевидно напуган, он вопросительно смотрит на Сон Хёка, и мужчина только улыбается кончиками губ. — Просто устал и уснул в машине, — шепчет альфа. — Уложу его и всё вам объясню. Подождите меня в гостиной. — Я могу чем-то помочь? — Исин едва кланяется Хёку. — Спасибо, Исин. Пока ничего не нужно, — улыбается альфа, а потом поднимается по лестницам на второй этаж. Бэкхён действительно в отключке, и Исин с Ухёном снова переглядываются. Они оба собираются пойти за Сон Хёком, но их останавливает Ильхун. Он несколько секунд смотрит в широкую спину Управляющего, а затем поворачивается к братьям и Чжану. — Оставьте, Управляющий со всем справится. Давайте лучше подождем его в гостиной, — альфа говорит удивительно спокойно, хотя ещё час назад был весьма взвинчен и взволнован. Исин немного удивлен подобными эмоциями всех троих старших Бёнов, и в особенности Ильхуна, ведь они с Бэком никогда особо не ладили. Но всё это снова доказывало лишь одно: когда понадобилось, даже самые несносные братья Бэкхёна пришли к нему, чтобы помочь.       Сон Хёк уложил Бэкхёна в его кровать, накрывая одеялом. Он снял с него только пальто и обувь, подумал о том, что нужно попросить Исина переодеть омежку. Сердце мужчины больно сжималось, когда он в очередной раз заметил болезненную худобу сына и его измотанный вид. Сколько здоровья он потратил за последние годы, проживая бок о бок с Джунсо? Сон Хёк очень надеялся, что со временем сын сможет преодолеть все эти травмы, моральные и физические, и проживет счастливую жизнь. По крайней мере, альфа сделает всё, чтобы именно так у Бэкхёна и сложилось. Именно по этой причине, Сон пытался понять и принять Пак Чанёля, даже несмотря на то, кем он являлся. Он видел искреннюю радость в глазах сына, когда тот говорил об этом альфе. И, надо сказать, этот Чанёль действительно заслуживал уважения, учитывая, какое дело раскрутил практически в одиночку. Мужчина улыбнулся, когда Бэкхён обнял соседнюю подушку, сворачиваясь в позу эмбриона под одеялом. Он склонился к его макушке, оставил поцелуй, убирая с глаз мешающую челку. Альфа представлял себе этот день на протяжении почти двадцати лет, засыпая и просыпаясь в одном доме со своим родным сыном, не мог позволить себе даже обнять его.       Исин был с Реджуном, когда позвонил Ухён и сообщил о том, что Бэкхён почти нашелся и Управляющий поехал за ним. Поэтому, когда Чжан это услышал, не смог удержаться от просьбы поехать вместе с Бёном к ним домой. Исин чертовски хотел увидеть Бэкхёна, воочию убедиться, что с ним всё в порядке, узнать, почему он пропал и что вообще происходит. Омега твердо решил для себя, что с этой минуты станет поддержкой Бэкхёну, даст ему абсолютно всё, что может, несмотря ни на что. Даже если его семья будет недовольна присутствием Исина или если сам Бэкхён будет его прогонять. Вопреки ожиданиям парня, братья Бэкхёна, кажется, не были ничуть недовольны. Ухён даже поблагодарил Чжана за то, что он помог с поисками и приехал. Омеге совсем эта благодарность была не нужна, он делал это ради Бэкхёна, но всё же это успокоило парня. Так что сейчас он сидел в гостиной вместе с альфами, едва сжимал в руках дорогую кожу дивана. Реджун, который сидел рядом, конечно же, это заметил. Вообще, была у этого альфы способность обращать внимание на мелочи. — Ты же видел, с ним всё хорошо, — едва шепчет Реджун, слегка касаясь ладошки Исина своим большим пальцев. Ухён и Ильхун говорят о чем-то, поэтому почти не замечают Чжана и брата. Омегу от этого касания слегка прошибает током, но он наконец отрывает красивые пальцы от края дивана. — Да, видел, — кивает Исин. — Но я всё равно беспокоюсь. С ним такое не первый раз. — О чём ты? — оказывается, нет, Ухён всё же слышит их и теперь вопросительно смотрит на омегу. — Не первый раз? — Вы разве не в курсе? — Син удивлен. Он смотрит по очереди на всех троих альф, которые также не понимают контекст. — У Бэкхёна панические атаки. Иногда он даже теряет сознание. — Так вот что с ним случилось вчера, — бормочет под нос Ухён. — И давно это? — спрашивает Ильхун. — Да не может быть, чтобы вы были не в курсе, — с нажимом восклицает Исин. Он правда не может поверить в то, что такое возможно. — У Бэкхёна было такое в школьные годы, — говорит Реджун. — Мы в курсе этого. Но мы не знали, что это началось по новой. Мы ведь видим его куда реже, чем ты, Исин. Исин несколько успокаивается после таких пояснений. Он тяжело вздыхает, прикрывая глаза на секунду. — Не могу сказать, как давно это происходит. Наверное, больше года уже. Это я столько об этом знаю, но эпизоды были ещё на первых курсах. — И с чем они связаны? Есть какая-то закономерность? — Иногда он хватает их просто так, можем сидеть и смотреть фильм. Но чаще всего это случается после эмоциональных встрясок. Из-за… Семейных проблем, например. Реджун на это усмехается, откидываясь на спинку дивана. Ухён и Ильхун тяжело вздыхают. Самый старший Бён трет переносицу. — Из-за нашего папочки, да? — озвучивает мысли всех присутствующих Ухён. — Не стесняйся, Исин, это правда, от которой мы не уйдем. — Я не хочу никого осуждать или вроде того, — пожимает плечами омега. — Не хочу лезть в ваши семейные дела. — Для Бэкхёна ты тоже часть семьи, Исин, — голос Управляющего заставляет всех отвлечься от разговора и повернуть голову в его сторону. Сон Хёк спокойно проходит внутрь гостиной, снимает пальто, кидая его на спинку одного из кресел. А потом садится в него, оглядывая всех присутствующих по очереди. Взгляд мужчины напряженный, словно он хочет что-то сказать, но не знает, с чего начать. — Может, прояснишь, что произошло, Управляющий Сон? — нарушает тишину первым Ильхун. — Ваш младший брат уехал на берег реки Хан, чтобы напиться, — совершенно спокойным тоном произносит мужчина. — Думаю, он проспит до утра. Так как я отпустил весь персонал, Исин, и среди нас больше нет омег, не мог бы ты помочь нам и переодеть его? — Да, конечно, — кивает Исин, вставая с места. Реджун ловит его за запястье, заглядывая в глаза парня. — Тебе нужна помощь? — Не думаю, — улыбается Чжан, осторожно вытаскивая руку из хватки старшего. — Я не первый раз имею дело с пьяным Бэкхёном. — Спасибо, Исин, — снова добродушно улыбается Сон Хёк. Исин кланяется ему, как старшему, а затем убегает в сторону лестниц.       Наконец альфы остаются одни. И снова вопросительно смотрят на самого старшего, словно ожидают озвучивания дальнейших планов. Сон Хёк тяжело вздыхает. — Ваш дедушка поставил Бэкхёну ультиматум, — Сон поднимает глаза на всех троих альф. — Какой? — спрашивает Ильхун. — Сказал ему выбрать между семьей и Чанёлем. Поэтому Бэкхён убежал, хотел подумать. В гостиной виснет тишина. Все трое альф молчат, а Хёк ожидает, к какому вердикту и выводу они придут. — Что он хочет сделать? Исключит его из завещания? — вдруг заговаривает Реджун. — Или запретит нам с ним общаться? Отберет фамилию? Какие ещё способы он придумает, до которых не опускался ранее? Это грозное «выбирай: семья или он, или она, или кто-то там ещё» перестанет когда-нибудь уже работать в этой семье? В голосе альфы слышится возмущение. — Реджун прав, — кивает Ухён. — Проблема в том, что все эти годы мы просто шли на поводу у папы и дедушки, не пытаясь что-то изменить. Бэкхён заставил нас понять, что можно по-другому. — И что вы предлагаете? — усмехается Ильхун. — Окажем сопротивление Бён Мёнсу? Каким образом? — Бэкхёну действительно придется сделать этот выбор, — вмешивается Хёк, глядя в глаза старшему из братьев. — Только если вы позволите. Его семья — это не только Бён Мёнсу. А вы тоже. И вас, я замечу, куда больше. Так что, может, уже хватит бояться, Бён Ильхун? — Никогда не думал, что скажу это, но я согласен с Управляющим, — усмехается Реджун, пожимая плечами. — Нам почти тридцать лет. Ты же не думаешь, что тебя это больше не касается, раз ты уже нашел свою судьбу? Так вот, не забывай, что у твоего сына тоже может не оказаться выбора. Или надеешься, что века дедушки на ИльУ не хватит? — Не переходи границы, Реджун, — несколько раздраженно восклицает Ильхун. — Я не говорю, что надо принять сторону дедушки и отказаться от Бэкхёна, просто потому что он влюблен в Пак Чанёля. Я спрашиваю у вас, как мы можем бороться с Бён Мёнсу? — Вам не нужно с ним бороться, Ильхун, — спокойно говорит Сон Хёк. — Ваш дедушка зависит от вас больше, чем вы от него. Вы буквально будущее корпорации Бён, а это то, чем он дорожит более всего. — Он скорее отпишет все благотворительным фондам, чем оставит неугодным внукам, — усмехается Ухён. — Ты же знаешь его, Управляющий. — Знаю, — кивает мужчина. — Поэтому и говорю обо всём этом. После случившегося ваш дедушка точно перепишет завещание, если не занимается этим уже сейчас. И вряд ли он теперь станет его озвучивать, всё раскроется после его смерти. Поэтому нет вам сейчас смысла думать об этом. Бён Мёнсу в любом случае поступит так, как захочет, и никакое ваше поведение на это повлиять уже не способно. И вам всем сейчас, как никогда, стоит держаться вместе. Впереди предстоят тяжелые деньки. Прошедшие два дня ничто по сравнению с тем, что будет в будущем. Бесконечное расследование, адвокаты, юристы, разбирательства. Пресса, которая будет совать свой нос в ваши жизни куда больше, чем было до этого дня. Вам нужно быть теперь осторожнее и уже решить каждому для самого себя, в первую очередь, чью сторону вы выберете. Станете защищать своего младшего брата или же просто останетесь сторонними наблюдателями. Бэкхёну придется нелегко в будущем, уже приходится. И у вас есть ещё возможность помочь ему и поддержать его и друг друга тоже. Ваш папа никогда не учил вас быть семьей, но я знаю, что вы выросли людьми, которые умнее его в разы. Поэтому хорошенько подумайте над всей этой ситуацией. И примите решение. Сон Хёк встает с места, сдирая со спинки кресла свое пальто. — А что насчет папы? — вдруг звучит в давящей тишине голос Ухёна. — Ты нашел его? — Я ищу его, если найду, вы узнаете об этом первыми, Ухён. Поэтому не надо задавать мне этот вопрос по десять раз на дню, — усмехается мужчина. — У меня ещё дела. Позаботьтесь о брате, пожалуйста. И о Чжан Исине, кстати, тоже. Альфы только молча кивают Сон Хёку, и тот направляется на выход. Но у самой двери его останавливает голос Ильхуна. — Подожди, Управляющий Сон, — альфа вскакивает с места. — А ты сам рассказал ему правду? Сон Хёк замирает на месте, не поворачиваясь к парням, молчит пару секунд. — Рассказал, — тихо произносит Хёк, а затем стремительным шагом выходит из комнаты. Ухён и Реджун вопросительно смотрят на старшего брата. — О чем рассказал? — выгибает бровь Ухён.       Исин переодел Бэкхёна в его пижамы, пару раз словил его на краю кровати, потому что друг продолжал отбиваться от него во сне и просил оставить одного. Чжан был несколько обеспокоен всей этой ситуацией, но в итоге совладал с Бэкхёном и, когда уложил его окончательно в постель, оставив на тумбочке бутылку воды и заряжающийся телефон, решил спуститься и поискать что-нибудь съестное на кухне. Честно говоря, теперь, когда дом не был полон персонала, Исин чувствовал себя тут куда комфортнее. Парень спускался вниз по большим лестницам, прислушиваясь к тишине в доме, когда вдруг на самой последней ступеньке появился Реджун. Чжан несколько удивленно выгнул бровь, останавливаясь, в то время как альфа продолжал сиять улыбкой. — Как мелкий? — спросил Бён. — Спит, — кивнул Исин. — Давно я не видел его таким пьяным, с его-то устойчивостью. Реджун улыбнулся, пытаясь вспомнить, а видел ли он младшего брата пьяным. Кажется, только один раз, забирал его из клуба ещё во время учебы на первом курсе. Чжан Исин, к слову, был с ним тоже. Только вряд ли парень это помнит, он уже был почти в отключке. — Ты голодный? Я собирался ужин заказать. Исин понимал, что согласиться будет немного странно, учитывая, что это Бён Реджун. Но и отказаться не мог. — Я… А где остальные? Ухён-хён и… — Исин явно был смущён, что очень веселило Реджуна, который продолжал стоять на месте, засунув руки в карманы джинсов и улыбался на все тридцать два. — Они разъехались кто куда. Ильхун должен был вернуться к семье, у Ухёна с Управляющим тоже возникли какие-то дела. Я остался за старшего, — усмехнулся альфа. — И почему это Ухёна ты всегда хёном зовешь, а я вечно Бён Реджун? Я так-то старше Ухённи. Исин тяжело вздохнул, едва закатывая глаза. Он начал спускаться вниз по лестницам, остановился за две ступеньки выше альфы. Так он мог смотреть ему точно в глаза. — Правда старше? А кажется порой, что ты младше даже Бэкхёна, — омега улыбнулся, совсем невинно, до ямочки. У Бён Реджуна что-то гулко ударилось о ребра в глубине грудной клетки, заставляя его задержать дыхание. Взгляд остановился сначала на пухлых губках, затем перешел на ямочку. И только потом поднялся до глаз омеги. — Почему ты стал выше? — вдруг ляпнул первое, что пришло на ум Реджун, потому что совершенно не знал, что ответить Исину. Чжан с секунду недоумевающе смотрел на альфу, а потом вдруг рассмеялся. Сердце мужчины сделало ещё один кульбит. — А так? Всё ещё выше? — Исин теперь спустился на одну ступеньку. Всё почти встало на свои места. Омеге снова приходилось задирать голову, чтобы посмотреть в глаза Реджуна. Чжан стоял теперь совсем близко, настолько, что альфа мог чувствовать сладкую ваниль совсем ярко, до мельчайших ноток. — Так мы будем ужинать? Исин всё ещё улыбался, прекрасно понимая, какой эффект произвел на альфу, хотя сам того не планировал. Он решил быстрее ретироваться с места преступления, так что окончательно спустился с лестницы, обходя Реджуна. — Будем, — кивнул альфа, медленно поворачиваясь вслед складной фигурке, что не спеша направлялась к кухне, едва покачивая бёдрами. Бён невольно прошелся взглядом по стройным ногам, обтянутым джинсами, а потом тяжело вздохнул. Нужно было собраться и прийти в себя. Это всё ещё Чжан Исин, и Реджуну целый вечер крупно везет, что он с ним так общается мило, а не выпускает свои колючки как обычно.       В итоге Реджун заказал кучу еды в круглосуточной доставке, и её привезли довольно быстро. Альфа сам все разложил на столе в столовой, что было несколько удивительно для Исина, а ещё даже неловко. Он, вообще-то, совсем не планировал сегодня ужин на двоих с Бён Реджуном и в глубине души надеялся, что это не выглядит как-то двусмысленно с его стороны для Бёна. У Исина правда не было других вариантов, а есть хотелось очень, потому что Чжан даже не помнил, когда ел последний раз. — Спасибо, — вдруг тихо проговорил Исин, глядя в глаза Реджуну, что застыл с палочками в руках. Даже жевать перестал, вопросительно глядя на парня. — За что? — За то, что согласился взять меня с собой к Бэкхёну. И за ужин тоже, — Исин не выдержал дотошный взгляд больших карих глаз, так что опустил свой в свою тарелку. — И за то, что прикрыл на свадьбе тоже… Спасибо. Я был так напуган, что забыл поблагодарить. Реджун несколько опешил, потому что совсем не ждал подобного от омеги. Улыбка тут же озарила красивое лицо. — Не стоит меня благодарить за это, Чжан Исин, — улыбнулся Реджун. — Ты очень дорог мелкому… и мне. От последних слов альфы Исин поперхнулся, принимаясь кашлять. Реджун едва усмехнулся, молча протянул ему стакан воды. Исин сделал пару глотков, едва вздохнул, прикрывая глаза. — Почему ты такой, Бён Реджун? — воскликнул Чжан. — Какой? — непонимающе округлил глаза Бён, словно не он только что выкинул целый номер. — Говоришь все эти вещи посреди серьезного разговора. — Может, потому что я тоже вполне серьезен в своих словах? — откинулся на спинку стула альфа. — Мы с тобой даже не друзья, чтобы ты говорил нечто подобное. Я просто друг твоего младшего брата, с которым ты, в общем-то, не так уж и близок. Как я могу быть тебе… Дорог? Бён на это только улыбнулся кончиками губ, снова придвинулся к столу, принимаясь наматывать на палочки лапшу. Исин вопросительно смотрел на альфу, ожидая ответов. — Так сложно поверить в искренность моих слов? — выгнул бровь Реджун. — Почему? — Потому что твоим словам нет совершенно никаких резонных подтверждений. Откуда мне знать, что ты не со всеми себя так ведешь? Ты же Бён Реджун, человек, что на моих глазах целовался сразу с двумя омегами, — усмехнулся Исин. Реджун задумался, пытаясь припомнить, когда такое было. Наверное, снова какой-то случай в клубе? — Не помнишь, да? — усмехнулся Чжан. — Это был прошлогодний день рождения Бэкхёна. Он тогда закатил огромную вечеринку, и я случайно вошел в туалет. Реджун смутился, едва закусывая губу. Воспоминания тут же ударили словно молния ему в голову. Альфа был тогда сильно пьян, но совершенно точно помнил, как Исин ворвался в туалет, отвлекая его от весьма интересного занятия. И прежде чем Реджун успел что-либо сказать, убежал оттуда. — Я после извинялся за это? — Нет. — Извини, — с серьезным лицом проговорил Реджун, после чего повисла тишина. Исин снова вздохнул, закатывая глаза. — Ты неисправим. Но надеюсь, ты теперь понял, о чём я. — То есть ты считаешь меня легкомысленным? — Слушай, Реджун, я ничего не считаю, хорошо? Это твоя жизнь, и я не смею тебя осуждать, потому что не знаю всех мотивов и причин твоих поступков. Почему мы вообще сейчас говорим об этом? — Потому что я не хочу, чтобы ты думал обо мне в таком ключе. Я не такой. И я прекрасно различаю, чего хотят люди. Кто-то хочет просто одной ночи, кто-то хочет серьезных отношений. У всех свои цели. — Зачем ты это говоришь? — вздохнул Исин. — Давай просто поедим и пойдем спать. — Вместе? — усмехнулся Реджун. — Бён Реджун! — возмущенно воскликнул Чжан, порываясь встать, но Бён перехватил его запястье. — Прости, прости, Исин. Я же просто пошутил. Да, неудачно пошутил. Да, дурак. Теперь они оба замолчали, продолжая есть. Реджун думал о том, что он и впрямь идиот, который порой не контролировал свой язык, а Исин просто хотел быстрее доесть и уйти в комнату. Хотя, он не знал, в какую ему идти спать. Обычно кто-то из персонала или сам Бэкхён сопровождали его, но в этот раз в этом доме всё встало с ног на голову. — Ты можешь остаться в гостевой спальне рядом с комнатой Бэка, — спокойно проговорил Реджун, когда они закончили ужинать. Исин встал, начал убирать со стола. — Я сам уберу. — Ты раскладывал, я убираю, — просто пожал плечами Исин, быстро сворачивал все контейнеры и собирал грязную посуду. — Хорошо, я понял насчет комнаты. Реджун молча наблюдал за тем, как омега ловко всё складывает. А потом и вовсе забрал у него из рук посуду, чтобы отнести на кухню. — Я сам закончу, Исин. Иди отдыхай, ты завтра будешь очень нужен брату. — Хорошо, — кивнул омега. — Доброй ночи, Реджун. — Доброй ночи, — просиял улыбкой альфа, а потом уперся руками о стол, когда Чжан вышел из столовой. Сегодня у Бёна был шанс, хотя бы крохотный, но он всё испортил окончательно.       Бён Реджун понятия не имел, в какой момент он начал так увлекаться этим омегой. С самого первого дня знакомства альфа отмечал, что Исин был довольно красивый, вполне в его вкусе. Но дальше подобных комментариев сугубо у него в голове ничего не шло, так как парень действительно был для него всего лишь другом его младшего братца. Да, Реджун иногда флиртовал со школьными друзьями Бэкхёна, будучи ещё моложе, но, как правило, они первые начинали строить ему глазки. И, надо сказать, не одному ему. Альфа с ранних подростковых лет понял то, что является лакомым кусочком для противоположного пола просто потому что носил фамилию Бён. В списке завидных холостяков они с братьями всегда держались на первых местах. Так что, когда он встретил Исина впервые, Реджун и правда ждал, что получит именно такую реакцию на себя. Ведь с годами его теория об омегах только подтверждалась. Но Чжан оказался противоположно другой. Никому из братьев своего друга он понравиться не пытался, был скромен и даже застенчив. И в то же время довольно дерзко пресекал все попытки какого-то флирта от альфы. Не привыкший получать отказы Бён был весьма удивлен. Ухён, как помнилось Реджуну, даже парочку раз издевался над ним по этой причине. Так что со временем этот обыкновенный интерес перерос в желание получше узнать Исина. Ведь на памяти альфы он был такой первый и, кажется, единственный. Да и Бэкхён, в свою очередь, таскал его абсолютно везде с собой, так что они начали довольно часто пересекаться. И каждый раз Реджун натыкался на острые и холодные шипы, неприступную стену, какие бы свои чары не пускал. Каждый раз Чжан удивлял его по новой. В последнее время Реджун совершенно точно пришел к выводу, что устал от всех этих одноразовых отношений. Однажды посидев и подумав, он понял, что, наверное, никогда по-настоящему не влюблялся, а самые продолжительные его отношения были с омежкой в школе, в возрасте шестнадцати, кажется, лет. От этого осознания становилось даже страшно, но альфа также четко понимал, откуда это в нем. Он просто боялся влюбиться в кого-то так сильно, а потом потерять этого человека, просто потому что он наследник семьи Бён. Реджун слишком хорошо осознавал тот факт, что папа и дедушка однажды придут и за ним, поэтому ему было легче делать вид дурачка, не впускать в свое сердце никого, пользуясь тем, что многие готовы были на все ради только одной ночи с наследником корпорации Бён. Но чем старше становился Реджун, тем больше понимал, что совсем не хочет жить как папа. Несчастный в свои почти пятьдесят, не любивший никого из своих бывших мужей и даже не полюбивший детей от них. Альфе просто хотелось быть счастливым. И что-то ему подсказывало, что его счастье в ком-то вроде Исина. Чем больше Реджун к нему приглядывался, тем больше это понимал. Исин был умный, хорошо воспитанный. Несмотря на то, что шептались у него за спиной среди персонала в семье, он держал свою голову высоко, при этом не задирал нос. От него веяло теплом и добротой, только позитивом. Сердце этого омеги однозначно было полно любви, его взгляд был ласковый, а сам он не являлся охотником до чужих денег. В общем и целом, Исину точно было плевать, чей наследник Реджун и сколько у него денег, какая у него внешность, на какой машине он ездит. Исин просто был Исином, и именно эта черта так сильно манила альфу. Ну и ко всему прочему, он был очень красивый, со складной фигурой, невероятно красивыми пальчиками, пухлыми губами, которые хотелось попробовать на вкус, и милыми ямочками. С головы до ног — Исин был сплошным очарованием. Всё это бесконечно притягивало Реджуна, который за годы жизни точно пришёл к выводу о том, что никого даже близко похожего на Исина не встречал. И никто не вызывал в нём столько интереса, сколько этот парень. Альфу даже не смущала их разница в возрасте, он надеялся, что и Исина она не смутит. В конце концов, если Реджун сможет растопить сердце этого омеги, он точно сделает всё, чтобы Чжан Исин прожил счастливую жизнь. С такими мыслями Реджун отправился загружать посуду в посудомоечную машину и хотел побыстрее оказаться в постели. Он не высыпался уже который день из-за этого сумасшествия, в которое их совершенно внезапно погрузила жизнь.       Бэкхён с трудом открывает глаза, понимая, что голова просто раскалывается на части. Несмотря на это, он слишком отчетливо вспоминает все события вчерашнего дня. Сквозь боль омега всё же раскрывает глаза пошире, понимая, что он находится в собственной кровати, переодетый в пижаму и заботливо укрытый одеялом. Совершенно не хочется думать, кто его переодевал, но он замечает на тумбочке рядом бутылку воды и телефон, который стоит на зарядке. Невольно закрадываются мысли о том, что это мог быть Исин. У них с другом была традиция так делать, когда они напивались. Тот, кто более-менее стоит на ногах, обязательно должен оставить рядом воду и поставить телефоны на зарядку. Чаще всего этим кем-то оказывался именно сам Бэкхён, но сегодня, кажется, всё было по-другому. Бэк правда будет счастлив, если друг каким-то чудом оказался у него дома. Сейчас присутствие старшего было необходимо ему как кислород. Душ приводит Бэкхёна в чувства. Парень переодевается, даже накладывает слой тональника, потому что синяки под глазами, вероятно, видны из самого космоса, а потом берет телефон в руки. Уверенно набирает номер О Сехуна, ждет, пока альфа возьмет трубку. — Привет, Сехун, — спокойно проговаривает Бэкхён. — Привет, — низкий бас в трубке перебивается шумом улицы. — Я не отвлекаю? — Нет, всё в порядке. — Я звонил, потому что хотел встретиться. Сегодня в обед, тебе будет удобно? — Да, — кивает О. — Где встретимся? — Давай где-нибудь на Каннаме, я сброшу тебе адрес кафе. — Хорошо, без проблем. — Спасибо, — кивает сам себе Бэкхён. — До встречи. — Ага, до встречи. Бэкхён скидывает звонок и думает о том, что это, кажется, впервые, когда они с Сехуном говорят так долго, мило и без ядовитых подтекстов. У Бэка нет времени на всё это, ему нужно скорее узнать, что хотел передать ему Чанёль, а после думать над тем, как жить эту жизнь дальше.       Омега открывает двери, направляется к лестницам, и уже на их середине слышит сразу несколько голосов из гостиной. И узнает среди них даже голос Исина. Бэк удивлен, сбегает вниз по лестнице, оказываясь в гостиной, где на него смотрят сразу несколько пар глаз. — Бэкхён! — первым восклицает Исин, но омегу обгоняет, сорвавшийся с рук Рэне карапуз ИльУ. Он мчится к младшему дяде, резво перебирая ножками, спотыкается о собственную обувь, в конце концов падая, но Бэк вовремя успевает его словить. ИльУ радостно взвизгивает, оказываясь на руках омеги, на что все взрослые смотрят с удивлением. И Бэкхён в том числе. — А ты что тут делаешь, а, племянничек? — Бэкхёна тянет на слёзы, но он пытается их скрыть за шуткой. ИльУ обнимает его за шею, и среди какого-то неясного лепета слышится четкое «Бэкки». — Что? Ты что назвал мое имя? — Бэкки, — снова произносит мальчик, чем вызывает второй залп вселенского удивления у всех присутствующих. А Бэкхён сияет улыбкой, целуя малыша в пухлую щечку, прижимает ближе к себе. — Я тоже тебя люблю, ИльУ, — шепчет парень. — Что вы тут все делаете? Все немного отходят от шока. Исин уже стоит рядом с другом, улыбается ему, тянется за объятиями. И Бэкхён обнимает его, получая теперь сам поцелуй в щеку. — Мы беспокоились, — спокойно проговаривает Ильхун. — Ты напугал нас вчера. — Разве вы не должны быть у дедушки все? — Бэкхён садится в кресло, усаживает ИльУ себе на колени. Он буквально не хочет отлипать от дяди, что кажется абсолютно необоснованным. Но омеге это только в радость, потому что от его тепла и ненавязчивого запаха молока, становится невероятно спокойно. — Мы поедем к нему, чуть позже, — поясняет Ухён. — Как ты себя чувствуешь? — Всё хорошо, — кивает парень. — Правда, вам не стоило так волноваться всем и собираться, словно что-то случилось. У меня были плохие два дня, я решил, что нужно взять паузу. Простите, что заставил волноваться. Бэкхён замечает Управляющего Сона, что стоит у окна, молча наблюдая за происходящим. Омега понятия не имеет, как ему реагировать на него теперь, но вдруг возникает закономерный вопрос к своим братьям. — Управляющий Сон, — вдруг обращается к альфе Бэкхён. — Я могу рассказать им? Сон Хёк несколько удивлен, молчит пару минут, а потом разводит руками. — Кое-кто из них уже давно всё знает, — пожимает плечами альфа. — Они твоя семья, так что можешь. — Знает? — удивленно восклицает Бэкхён, оглядывая всех братьев. — Кто? — Я, — тихо проговаривает Ильхун, а младший Бён готов ловить свою челюсть на полу. Реджун и Ухён снова недоуменно переглядываются. Вчера Ильхун нагнал им какую-то чушь, и сегодня, видимо, речь снова шла о чём-то, чего оба брата не знали. — О чем вы все говорите? — не выдерживает Реджун. — Может, проясните уже? — Бэкхён, — Управляющий смотрит на сына, едва улыбаясь кончиками губ. — Ты же понимаешь, да, что именно должен рассказать? Бэкхён только кивает альфе, замечая на себе вопросительные взгляды всех присутствующих. Исин вдруг встает с места, собираясь тихо выйти из комнаты, так как он снова чувствует себя лишним, но один лишь взгляд Бэкхёна пригвождает его к месту. — Чжан Исин, мне показалось или ты куда-то собрался? — усмехается Бэкхён, снимая для ИльУ тонкий браслет с руки. Мальчишка радуется ему, машет им перед лицом Бэкхёна, улыбается и хохочет. Хотел бы Бэкхён также ничего не понимать, как этот несмышленыш, и радоваться каждой мелочи. — Сиди и слушай. Чжан смущенно кивает, стараясь слиться с диваном. Ему всё равно не по себе. — Вчера дедушка сказал мне, что я должен выбрать между семьей и Пак Чанёлем. Я бы не хотел делать такой выбор, так как, Чанёль — мой истинный альфа. И я люблю его. И несмотря ни на что, вы тоже дороги мне. Дедушка дорог, но он, похоже, больше никогда меня не простит. Это первое, в чём я хотел вам признаться, так как мне надоели все эти секреты и недомолвки. — Бэкхён, мы… — Ухён хотел сказать, что они тоже для себя многое решили, но Бэк поднял вверх ладонь. — Подожди, хён, позволь мне закончить. Второе, что я хотел сообщить, это то, что мой отец… Мой настоящий биологический отец не Кан Хэин. В комнате повисает давящая тишина. Ильхун усмехается, откидываясь на спинку кресла, в котором сидит. Рэне сжимает его руку, похоже, она тоже в курсе. — А кто? — всё же озвучивает висящий в воздухе вопрос Бён Реджун. — Человек, что стоит в этой комнате, — совсем тихо произносит омега. ИльУ, чувствуя, как взволнован парень, тут же поворачивается к нему, хватается за ворот рубашки, пытаясь дотянуться до его шеи. Бэкхён едва улыбается ему, подтягивая к себе. Маленькие ручки обвивают тонкую шею. Кажется, ещё никто не оказывал ему столько моральной поддержки в семье, как этот ребёнок. Братья начинают крутить головой, словно не понимают, о ком речь. Ильхун на это только закатывает глаза, тяжело вздыхая. — Речь об Управляющем Соне, придурки, — цедит сквозь зубы мужчина. Ухён и Реджун выдают синхронное: «Что?», после чего оба резко замолкают. Бэкхён усмехается, пытаясь прийти в себя. А Сон Хёк понимает, что должен всё-таки принять участие в этих объяснениях. — Да ладно, Управляющий, у тебя реально был роман с нашим папочкой? — восклицает Реджун. Ухён толкает его в бок, на что средний брат весьма возмущенно разводит руками, мол, причём тут я, если сенсацию сообщили они? — Да, был, — кивает мужчина, глядя в глаза альфы. — Это долгая история. — Ахринеть! — снова не сдерживается Реджун. — Сколько ещё сюрпризов эта семейка хранит, а? — Не выражайся при моем сыне, Бён Реджун, — встревает наконец Рэне. — Ты слегка переоцениваешь его способности к пониманию контекста, дорогая невестка, — усмехается альфа. — И что? Мы не узнаем подробностей? — Нет, — довольно резко восклицает Бэкхён. — Я бы не стал никому об этом рассказывать, наверное, но есть несколько причин, почему я рассказал. Первое: мне надоело, что вокруг моей жизни так много тайн. Второе: нет смысла в том, чтобы моим отцом считали другого человека, который никогда даже в моей жизни не появлялся. Я считаю вас всех моей семьей и я подумал, что вы должны знать. Даже если вам это и не особо нужно, это нужно было мне, чтобы быстрее смириться с этой мыслью и попробовать жить дальше. Вот и всё. И с этой минуты я попрошу вас более не поднимать эту тему, не задавать ни мне, ни Управляющему вопросов. — А дедушка? — вдруг тихо спрашивает Ухён. — Он знает об этом? — Разве есть в этом мире что-то, о чем не знает Бён Мёнсу? — усмехается Ильхун. — Но нам всем лучше не говорить ему о том, что мы узнали одну из самых страшных тайн семейства Бён. Бэкхён несколько удивленно, но в то же время благодарно смотрит на Ильхуна. Он совершенно не ожидал, что альфа может быть в курсе. — Откуда ты узнал, Ильхун? — вдруг спрашивает Реджун. — Раз уж сегодня все раскрывают свои козыри, и ты вскрой карты. Ильхун переглядывается с Управляющим, который спокойно кивает ему. — Мне было где-то восемь лет, когда я случайно подслушал разговор Управляющего и дедушки, так я и узнал всё, хотя до конца не понял. С возрастом многое сошлось в моей голове, в том числе и это. Управляющий заметил меня в тот день, когда выходил из кабинета деда. — Ты был чересчур любознательным ребёнком, — усмехается Сон Хёк. Бэкхён прикрывает глаза, а потом чувствует, как ИльУ надоедает сидеть у него на коленях, и он начинает сползать с его рук. Так что Бэк опускает его на пол, и карапуз мчится к Реджуну, принимаясь теперь тягать его часы. Он очевидно в восторге от украшений и аксессуаров. — Теперь, когда мы всё прояснили, я бы хотел позавтракать и ехать по делам. Исин, составишь мне компанию? — Да, Бэк, конечно, — улыбается друг. От этой улыбки у Бёна на душе теплеет, он так радуется Исину, словно не видел его годами, а на деле прошло всего два дня. — Бэкхён, подожди, — Ильхун едва придвигается вперед. — У нас тоже есть, что тебе сказать. Омега замирает, вопросительно смотрит на братьев. — И что же? — Мы… Не собираемся отворачиваться от тебя, потому что дедушка так сказал. Все трое, мы решили, что будем на твоей стороне. Бэкхён удивлен подобным утверждением. Он несколько секунд молча смотрит на братьев, пытаясь подавить комок слёз, что подкатывает к горлу. Вспоминаются вчерашние слова Управляющего про то, что он вовсе не один. Омега глубоко вдыхает, а затем прикрывает глаза. — И вас не смущает Пак Чанёль? И всё такое? — Почему он должен нас смущать? — усмехается Ухён. — Слышал, он был первым, кто пошел против Пак Донхвана. Не так ли, Управляющий Сон? — Всё так, — кивает Сон. Бэкхён прикрывает глаза. — Вы не обязаны делать это всё. Мы никогда не были настоящей семьей, мы… — Перестань, Бэк, — перебивает омегу Ухён. — Кажется, мы уже обсуждали это всё. Если мы не были семьей до этого дня, то можно всё исправить в будущем, не так ли? Бён Мёнсу может выкинуть кого-то одного, но всех не сможет. Бэкхён всё-таки не выдерживает. Его пробивает на слёзы. Он всхлипывает, прикрывая глаза и зарываясь лицом в ладони. Ухён встает с места, подходит к брату и садится перед ним на корточки. — Бэкхённи, — шепчет старший, улыбаясь. — Прошу, перестань плакать. Ты делаешь это слишком часто, моё сердце не выдерживает. — А моему, по-твоему, легко? — сквозь слёзы выдает Бэкхён и теперь плачет с ещё большей силой. Ухён улыбается, выпрямляется в полный рост и тянет брата за собой. Бэкхён поддается, прячется в объятиях старшего. Ухён смотрит на братьев, поглаживая Бэка по голове. ИльУ забивается матери под бок, с некоторым удивлением смотрит на плачущего дядю. — Бэкки! — снова восклицает малыш, указывая пальчиком на парня. Рэне улыбается, беря сына на руки, целует его в макушку. Сон Хёку почти не верится, что он дожил до подобного дня. И правда, вся проблема семьи Бён оказывается была только в двух её членах.       Бэкхён молча ведет машину, пока Исин сидит рядом, и даже не знает, что спросить или сказать другу. Омега просто крутит руль, выглядит со стороны достаточно расслабленным, но Исин знает, что это совсем не так. Бэкхён думает, много и напряженно думает, и, честно говоря, Чжан совсем не представлял, каково другу было прямо сейчас. Ведь за два дня его жизнь и правда окончательно перевернулась. — Почему мы едем на встречу с Сехуном? — вдруг спрашивает Исин, слегка удивленный этой новостью. Бэкхён рассказал ему ещё дома, был увлечен завтраком и сборами, а Чжан не знал, как именно спросить у него. — Я толком не знаю, — пожимает плечами Бэк. — Он позвонил мне ещё вчера утром, сказал, что нам нужно поговорить. Чанёль просил его что-то мне передать. Омега плавно тормозит на светофоре, барабаня пальцами по кожаному рулю. Бэкхён за рулем смотрится особенно красиво, Исин отмечает это в который раз, едва улыбаясь кончиками губ. — Получается, Чанёль знал, что так будет? — Получается так, — вздыхает Бэкхён. — Он… Почти ничего мне не говорил. Я понятия не имел, а они с Чонином, кажется, были в курсе с самого начала. Я даже звонил ему в ночь перед свадьбой, но он и тогда ничего не сказал, — усмешка появляется на лице парня. — Если он знал, на что шел, значит, у него точно есть план. Поэтому я думаю, что всё будет хорошо, Бэк, — Исин смотрит на красивый профиль. Бэкхён кажется удивительно спокойным со стороны или даже выгоревшим. Словно все чувства и эмоции покинули его разом. — Да, наверное, когда-то будет, — хмыкает Бэкхён. — Просто я уже устал ждать, Исин. Ты бы только знал, как я устал. Три года, представляешь? Я три года знаю Пак Чанёля, где-то, наверное, половину этого времени я твердо уверен в том, что люблю его больше жизни, уверен, что мы истинные. А знаешь, сколько у нас было человеческих свиданий за три года? Ни одного. Я живу тем, что жду, когда наступят лучшие времена, когда станет хорошо. Когда он освободится от своего клана, когда я освобожусь от своей семьи. Хотя, с последним, кажется, дедушка мне уже помог. Надо было просто назвать настоящее имя своего альфы, и я разблокировал этот кейс. В голосе омеги звучит много горечи, обиды, боли и сарказма. Исин тяжело вздыхает, что он может сказать ему сейчас? — Иногда жизнь испытывает людей годами, чтобы после подарить совершенное спокойствие. — Брось, Чжан Исин, — усмехается Бэкхён. — Китайские мудрости тут не к месту. У нас с Чанёлем такие семьи, что даже если мы будем вместе, вряд ли наше прошлое нас окончательно отпустит. — Выходит, ты знал про клан и его дядю? — Папа показал мне, — едва выдыхает Бэкхён. — Потом Чанёль сам признался и объяснил всё. Знаешь, в чем самая большая ирония происходящего? Пак Донхван и мой папа — истинные альфа и омега. Исин удивленно округляет глаза, замечая нервный смешок у Бэкхёна. Похоже, даже сам парень не может этого осознать в полной мере. — И, как мне кажется, Чанёль об этом знал. Не знаю, как давно, но точно знал. Вот и выходит, что у нас тут в семейке какое-то проклятие, видимо. Интересно, мы с Чанёлем тоже в один день докатимся до такого безумия? — Не докатитесь! — совершенно твердо проговаривает Исин. — Вы абсолютно другие, хотя бы потому что продолжаете бороться друг за друга, а что там было в отношениях у твоего папы и его дяди, ты даже не знаешь. Поэтому дедушка против Чанёля, да? — Управляющий Сон сказал, что это долгая история, почему Бён Мёнсу ненавидит Паков. Одной своей частью я хотел бы её услышать, но другой понимаю, что не хочу. Я вообще предпочел бы ничего не знать, не помнить, не замечать. Неплохо жилось и без этих всех знаний о том, кто трахал моего папочку двадцать и тридцать лет назад и к каким последствиям это привело сейчас. Слава Богу, Пак Чанёль не оказался моим братом. Бэкхён вдруг смеется, а Исин закатывает глаза. — Бэкхён-а, а что насчёт Управляющего Сона? — А что насчет него? — пожимает плечами Бэкхён. — Я пока ещё ничего не осознал. Как-то за целую жизнь я уже свыкся с мыслью о том, что отца в ней никогда не было, и сейчас, когда я узнал, что он вроде был, то ничего не меняется особо. Для него, наверное, поменялось многое, он жил с этим двадцать лет, а я… Не знаю. Мне нужно решить другие проблемы, потом и над этим подумаю. Исин не лезет дальше, расспрашивая Бэкхёна. Но всё же в глубине души рад за друга. Ему всегда нравился Управляющий, он с особой внимательностью относился к Бэкхёну, что довольно удивляло Исина поначалу. Сам Бэк не видел в этом ничего такого, привыкший к этому с рождения, видимо. А теперь многое объяснялось в поведении Сона. — Приехали, — оповещает Бэкхён, паркуясь у небольшой кофейни. — Может, мне стоит подождать в машине, Бэкхён? Всё-таки Сехун не в курсе, что я тоже буду. — Нет, тебе стоит пойти со мной, потому что если и он решил сообщить мне какую-то шокирующую новость, в одиночку я это не вывезу. Кто знает, может, он тоже мой потерянный брат или дядя, — Бэкхён говорит всё это обычным голосом, словно рассуждает о том, какой кофе выбрать. Чжан же лишь вздыхает, но следует за другом. Бросить его тут одного парень и правда не может.       Сехун одет в коричневое пальто, сидит за столиком у окна, пьёт кофе и что-то печатает в телефоне. А потом поднимает голову, когда замечает, что к нему подошли. Альфа встает с места, несколько удивленно смотрит на обоих омег. — Привет, О Сехун, — Бэкхён даже вытягивает из себя улыбку, садясь за стол. — Привет, — кивает альфа. — Исин? Не ожидал тебя увидеть. — Да, я сам не ожидал, что приеду, — улыбается Чжан. — Это я его попросил, — поясняет Бэкхён. — Можешь говорить при Исине свободно, Сехун, что бы там ни было. Ты же знаешь, у меня от него нет секретов. — Да, наверное, знаю, — несколько обескураженно кивает Сехун. Тут же к ним подходит услужливый официант, предлагая меню. Омеги довольно быстро определяются с заказом. А потом виснет некоторая пауза, прежде чем Бэкхён заговаривает вновь. — Давай просто к делу, Сехун, — выдыхает омега. — Не представляешь, какие паршивые у меня были деньки. Сехун откидывается на спинку своего кресла, едва разводит руками. — Честно говоря, поговорить с тобой должен был ещё и Чонин, но у него сейчас тоже не самые лучшие времена. Бён несколько удивленно выгибает бровь. — Что случилось? Сехун усмехается, делая глоток кофе, косится на Исина, но потом думает, что Чжан точно не из числа сплетников. — Кёнсу улетел в Германию. Навсегда. И Чонину он ничего до этого не рассказал. — Что? — Бэкхёна словно ледяной водой окатывают. Он знал, что Кёнсу собирался уехать, но понятия не имел о том, что омега решит сделать всё вот так. Сехун лишь разводит руками. — Почему он не сказал Чонину? — Не хотел, чтобы тот наломал дров, наверное. Не знаю, — говорит альфа. — Я не вдавался в подробности. — Пиздец, — восклицает Бэкхён, прикрывая на секунду глаза. Официант к этому времени подходит с заказом, всё раскладывает на столике, а потом снова уходит. — И как сейчас Чонин? Ты виделся с ним? Сехун смотрит на время на своих наручных часах. — Он не берет трубку и не отвечает на смс. Я собирался заехать к нему, после встречи с тобой. До этого не получалось, так как я помогаю отцу в конторе. У него там сейчас самый настоящий аврал, и почти все заняты только одним делом. — Значит, и ты обо всем знал? — несколько удивляется Бэкхён. — А ты не заценил мою прекрасную презентацию? — улыбается альфа с некой гордостью. — Я собирал материалы воедино, между прочим. Внес свои пять копеек. — Когда на моей сорванной свадьбе начали стрелять, мне стало чуть-чуть не до презентаций, О Сехун, — язвительно цокает Бэкхён. Сехун продолжает улыбаться. — В общем, людей в этом участвовала целая куча, всех не перечислишь. И участвует до сих пор. — Ясно, — кивает Бэкхён, притягивая к себе чашку с кофе, делает пару глотков. Над столиком снова виснет тишина, но на этот раз её нарушает Сехун. — Чанёль просил меня передать тебе, что он скоро вернется. Это была необходимая мера, он пока подозреваемый, но скоро станет только лишь свидетелем. Адвокаты моего отца занимаются этим. Он просил сказать, что сдержит обещание до конца. Бэкхён слушает всё с неизменившимся выражением лица, словно ему рассказывают о чём-то совершенно незначимом. Исин кожей ощущает его напряжение. — Скоро вернется — это когда? — спрашивает не своим голосом Бэкхён. — День? Два? Месяц? Год? Два года? — В рамках месяца, Бэкхён. Всё не так плохо, как могло показаться со стороны. — Думаешь? — усмехается омега. — Он буквально племянник человека, что утопил эту страну в крови, как выясняется, с подачи моего дедушки. Хотя последнее, наверное, уже не докажут. Думаешь, всё действительно не так плохо? Исин прекрасно замечает, как что-то резкое мелькает в глазах альфы. Сехун почти никогда не выдавал своих эмоций, и Чжан никогда не видел, чтобы он агрессировал на кого-то или вроде того. Ну, если не считать той драки в столовой в начале года. Так что сейчас резко изменившееся лицо альфы сдаёт его подчистую. — Бэкхён, — О, однозначно, пытается сдерживаться, говоря ровным тоном. — Чанёль начал всё это только из-за тебя. Понимаешь? Ему нелегко приходилось всё это время, поэтому стоит дать ему ещё некоторое время? Не находишь? — Хочешь сказать, что он и за решеткой из-за меня оказался? — Бэкхён нервно хихикает, придвигаясь ближе к столу альфы. — Снова всю вину на меня вешаешь, О Сехун? — Я прошу тебя войти в его положение, — Сехун сжимает подлокотник кресла до побеления костяшек. — Вам обоим стоит сейчас успокоиться, — голос и тон Исина не такие как обычно. Он несколько раздраженно смотрит на друзей. — Вы оба хотите, чтобы Чанёль вернулся к нам, так что перестаньте собачиться на ровном месте. И без ваших ссор проблем хватает сейчас. Друзья замолкают. Исин делает глоток своего чая, вопросительно смотрит на парней. Первым снова заговаривает Сехун. — В любом случае, я просто передал тебе его слова, Бэкхён. Прошу тебя, просто поверь в него. Он шел к этому очень долго. Бён ничего не отвечает, только опускает голову, пытаясь совладать с комком слёз, что подкатывает к горлу. Абсолютное спокойствие ещё минуту назад сменяется снова полнейшим раздраем. Омега пытается дышать глубже, но не получается. Слеза вновь скатывается по щеке, Бэкхён смахивает её рукой, а потом тянется к чашке кофе. — Я могу с ним увидеться до того, как он выйдет? — шепчет омега. Сехун тяжело вздыхает, разводя руками. — У него есть такое право, но я не уверен в том, насколько это всё безопасно. Я могу спросить у отца на этот счёт, и если будет такой вариант, я сам тебя отвезу. Идет? — голос альфы значительно смягчается. Наверное, впервые в жизни он видел всегда яркого и идеального Бён Бэкхёна вот таким. Исхудавшим, почти без макияжа, нервным и дёрганным. В его глазах читалась явная боль, и сердце О Сехуна не выдерживало. Он был благодарен судьбе за то, что она не отобрала у него Лухана, и совершенно не представлял, как друзья переживают весь этот кошмар. Так что он хотел помочь им всем максимально, чем мог. Даже Бён Бэкхёну. — Спасибо, — шепчет омега, шмыгает носом, отворачиваясь к окну.       Сехун выходит из кафе, заплатив за счет и проводив омег чуть ли не до их машины. Он немного удивлен тем, что Бэкхён сам приехал за рулем, учитывая состояние омеги, даже предлагает подвезти их, на что Бён окидывает его своим фирменным уничижительным взглядом, а Чжан благодарит с улыбкой и вежливо отказывается. Что же, со временем почти ничего не меняется, и это даже радует альфу, с одной стороны. О садится в свою машину, вытаскивает телефон и набирает давно заученный наизусть номер. После нескольких гудков, Лухан наконец-то поднимает трубку. — Да, Хун? — голос у омеги немного сонный, невероятно уютный. Они не виделись вчера, и альфа ощущал, что чертовски сильно соскучился. — Привет, малыш, — басит О, улыбаясь сам себе. — Я разбудил тебя? — Ну, вроде того, — Сехун почти видит сонную мордашку омеги и не может сдержать порыв умиления. Лухан творит с ним страшные вещи. — Три часа дня уже, соня. Чем ночью там занимался? — усмехается альфа. Лухан на это громко цокает. — Спал, О Сехун. Я только и делаю, что сплю, не могу собраться. — Ты у папы? Или дома один? — У папы, — выдыхает омежка. — Что насчет тебя? Ты спал? — Ну, часа четыре. Отец точно нет, я знаю. Но мы, вроде как, справляемся. — Слышно что-то про Пак Чанёля? Его выпустят? — в голосе Сяо чувствуется явное беспокойство. Сехун улыбается сам себе. — Да, должны скоро. Лу? — Ммм? — омега шуршит чем-то в трубке, очевидно, одеялом. — Что такое, О Сехун? — Я соскучился, — почти мурчит в трубку Сехун, откидываясь на спинку сидения. — Очень, очень. — Ну так давай встретимся, — усмехается Лухан. — Это ведь ты пропадаешь на работе. Чувствую себя так, словно мы уже женаты и ты ночуешь у себя там, в конторе. Сехун на это смеется, думая о том, что если они поженятся и заведут семью, то, вероятно, именно такой и будет их жизнь. — То есть чувствуешь себя О Джеилем, — улыбается альфа. — Что же, привыкай. Лухан молчит какое-то время, вероятно, смущенно краснеет. А Сехун не может стереть улыбку с лица. — И чего ты замолчал? — Думаю о том, что не смогу повторить подвиг твоего папы и ты разочаруешься во мне. Сехун едва закатывает глаза, радуясь тому, что Лухан его сейчас не видит. Он просто пошутил, а омега, кажется, воспринял всё слишком серьезно. — Хан, — ласково проговаривает альфа. — Ты не должен повторять ничьи подвиги, идет? Я люблю тебя, потому что ты Сяо Лухан. Лухан снова молчит в трубку, а потом едва вздыхает. — И я тебя люблю, О Сехун, потому что ты — О Сехун. Альфа на это мягко смеется, а потом заводит машину. — Я сейчас поеду искать Ким Чонина, а после могу заехать за тобой? Поужинаем где-нибудь? — Хочу кофе и погулять по набережной. — Без проблем, — кивает альфа. — Папе и Хёнджун-хёну привет. — Ага, передам. — До встречи, малыш.       Сехун скидывает звонок, а потом в сотый, наверное, уже раз за этот день набирает номер Чонина. Друг снова не отвечает, и О тяжело вздыхает. С тех пор как Ким сорвался в аэропорт с церемонии, Сехун с ним не виделся. Через Лухана узнал о том, что Кёнсу улетел куда раньше, чем Чонин приехал, так что понимал, в каком примерно состоянии находится друг. О решил дать ему время, день другой, но пауза затягивалась, а у Сехуна росло беспокойство.       Сигаретный дым расплывался причудливыми узорами перед глазами парня, заставляя их слезиться. В баре было достаточно прокурено, но не так шумно, хотя дело шло к вечеру. Чонин со стуком поставил стакан с янтарной жидкостью на барную стойку, у которой сидел уже не ясно какой час, скосил взгляд на разрывающийся мобильник. Сехун звонил ему не переставая уже второй день. И если вчера Чонин просто засунул телефон под подушку и почти весь день пролежал в комнате, пялясь в потолок, то сегодня решил выбраться из дома. Хотелось убежать от собственных мыслей, но получалось это с большим трудом. Точнее, не получалось совсем. Альфа просто пытался понять, как ему быть дальше. Казалось, что жизнь разделилась на «до» и «после». Вот ещё пару дней назад, несмотря на всю сложность ситуации, у него было абсолютно всё. И этим всем, как оказалось теперь, являлся Кёнсу. У него получилось забрать сердце альфы окончательно, растопить его лед, укутать в чувства, а потом разбить, растоптать. Чонин думал, что понятие «разбитое сердце» такое банально пошлое, такое раздутое до каких-то космических масштабов абсурда, но как бы он от этого не бежал, факты оставались фактами. Чувства Чонина предали. И альфа не был готов к такому. Влюбившись так сильно первый раз, Ким был так глубоко погружен в Кёнсу, так сильно доверял ему, что перестал видеть границы. Он не хотел их видеть и, кажется, именно поэтому так сильно обжегся. Ему было страшно. Чертовски страшно от осознания того, как сильно он пропал в этом человеке. До Кёнсу захватил его всего, буквально стал его частью. И теперь альфа этой самой части лишился. Разговоры про «вторую половинку» тоже всегда казались парню тошнотворными, такими нереальными, притворными. Чонин ненавидел это выражение тоже. Но встрял, кажется, и в эту банальность тоже. То, что он чувствовал к этому омеге, никакими словами описать нельзя было. И именно из-за невозможности даже кому-то попытаться объяснить свои эмоции, Чонину было ещё больнее. Разве кто-то был способен его понять? Альфа почти был уверен, что никто. Так что он игнорировал Сехуна, игнорировал Хисона, который пытался растормошить Кима, игнорировал отца. А ещё он совершенно точно собирался выкинуть из своей жизни До Кёнсу, но пока получалось это очень плохо. Чонин выдохнул дым в сторону, когда к нему подошел Бохён. — Сехун тебе звонит, — усмехнулся альфа, продолжая потирать стаканы, и кивнул в сторону мигающего мобильника Кима. — Я знаю, — пожал плечами альфа. — Не мне тебе рассказывать, что он тебе устроит, когда найдет. Так что лучше возьми трубку. Чонин окинул старшего несколько колючим взглядом. Он и сам не понял, почему решил приехать именно в бар Бохёна, ноги сами его принесли сюда. Казалось, почему-то, что именно тут его не найдут и не достанут. — Не хочу пока никого видеть, — Чонин стряхнул пепел с сигареты в массивную пепельницу, а затем опрокинул в себя оставшееся в стакане. — Может, расскажешь, что произошло? В прошлый раз ты не показался мне тем, кто просто так напивается. Чонин на это усмехнулся, подставляя стакан Бохёну, который добавил ещё порцию виски. — Ты ошибся. Я именно тот, кто просто так напивается, трахается и прочее, и прочее. Старший альфа снова улыбнулся кончиками губ. Он, конечно же, Чонину не поверил. За свою долгую работу в баре он прекрасно научился считывать людей. И у Ким Чонина однозначно что-то случилось.       Бохён снова отвлекся на какого-то клиента, а Чонин прикрыл глаза, пытаясь совладать с бешеным сердцебиением. Альфа понятия не имел, что это такое, его организм, кажется, сходил с рельс. За два прошедших дня вишня ни на секунду не покинула его, создавая это глупое ощущение того, что Кёнсу рядом. Каждый раз альфу тянуло обернуться, посмотреть, поискать. Ким обманывался, попадаясь на эту ловушку гормонов. Физиология упорно гнула свою линию, требуя Кёнсу прямо здесь и сейчас. И ни ей, ни глупому сердцу никак нельзя было объяснить, что всё. Это конец. Чонин искренне не понимал, почему Кёнсу так поступил. В какой момент он решил, что будет обманывать его? В какой момент он настолько перестал верить в альфу или, может быть, не верил с самого начала? Ким усмехнулся, вновь затягиваясь сигаретой. Да уж, с чего Чонин вообще решил, что ему когда-то верили? Может быть, его просто использовали? Хорошо отыграли свой спектакль, и Ким поверил. Доверился, раскрыл всю свою душу, отдал сердце и всего себя, потому что впервые в жизни влюбился в кого-то так сильно. И этим бесконечным доверием просто воспользовались, да? Чонину так не хотелось это признавать. Так отчаянно не хотелось верить в такое, думать, что его Кёнсу мог так поступить. Альфе совсем не хотелось верить в то, что он мог так ошибиться. Перед глазами то и дело мелькали все их моменты. Чонину казалось, что он прямо сейчас чувствует ласковые прикосновения, ощущает идеальные изгибы в собственных руках. Альфа мог бы закрыть глаза и почти почувствовать Кёнсу рядом. И осознавать, что он просто взял и улетел, не сказал ему ни слова, даже не намекнул, было просто невозможно. Чонин мог бы сесть на самолет и полететь следом, или набрать его номер и задать все эти вопросы, но слишком отчетливо понимал, что раз омега не рассказал ему всё изначально, не посчитал нужным предупредить и даже не признался в ответных чувствах, значит, ему всё это не нужно было. Не нужны звонки Чонина, его перелеты, не нужен сам Чонин. И от последнего было больнее всего. Ещё вчера Киму казалось, что он больше не способен ничего чувствовать. Думал, что сердце просто вырвали и растоптали, но теперь в груди что-то спирало, захватывая дыхание, давило на легкие и диафрагму. Кажется, оно всё ещё было на месте. И Чонину, наверное, хотелось бы избавиться от него, чтобы ничего не чувствовать. Просто потерять все эмоции. Тогда стало бы куда проще. Чонин был зол. Он злился на собственную глупость, злился на Кёнсу, злился на отца и прочие обстоятельства. Если бы он только знал, что До собирается улететь, он бы, наверное, наплевав на всю секретность и риски, всё ему рассказал. Чонин умолял бы его остаться, подождать, потерпеть. Но Ким ничего не знал, потому что ему не рассказали. Только отвлекли на секс. — Если не ответишь ему, я сам отвечу, — послышался вновь голос Бохёна. Чонин на этот раз реально не слышал, что его телефон звонит. А между тем, на него уже косились остальные посетители, которых явно беспокоила вибрация. Ким схватил мобильник, едва кивнул, извиняясь, всем присутствующим, и наконец ответил на звонок. — Да? — Слава Богу, Ким Чонин! — голос О был встревоженный и несколько раздраженный. — Я пытаюсь дозвониться до тебя вторые сутки! Ты где? — Дома, — нагло соврал альфа, сам не зная почему. Возможно надеялся, что Сехун в таком случае успокоится и не станет ехать его искать. — Неправильный ответ, — усмехнулся Сехун. — Потому что я у тебя дома, и мне тут все говорят, что молодой господин уехал куда-то рано утром. — Блять, — тяжело вздохнул Чонин, зарываясь лицом в ладони. — Слушай, Хун… Договорить Чонину не дали, Сехун его резко перебил, чему Ким совсем не удивился. — Нет, это ты меня послушай, Ким Чонин! — совершенно безапелляционно выдал О. — Скажи мне, где ты, и я приеду. Мы с тобой поговорим, хорошо? — Прости, Сехун, но я правда не хочу ни с кем говорить, — Чонин чувствовал, как градус заметно ударил в голову, и сейчас он был даже раздражен из-за слов Сехуна. — Займись делами лучшего друга! У него проблемы посерьезнее! Чонин скинул звонок, а потом и вовсе выключил мобильник. Нервно выдохнул, и вместо того, чтобы потянуться за стаканом, потянулся к бутылке, что Бохён на минуту оставил на стойке. Старший альфа ничего не успел сказать, когда Ким опрокинул в себя бутылку виски. — Ты бы хоть закусывал, — обреченно выдохнул Бохён. Альфе теперь стало ещё интереснее, что такого могло приключиться с парнем. Он, безусловно, видел новости, но что-то ему подсказывало, что настоящую трагедию парня там не показали вовсе. И вообще, мало кто о ней догадывался. Чонин ничего не ответил. Поставил бутылку на место, снова закурил, понял, что эта сигарета в пачке — последняя. Дальше, наверное, можно было поехать в какой-нибудь магазин, купить ещё сигарет и алкоголя, продолжить шататься по городу. Ким понимал, что его совершенно не тянет утопить свою боль в клубе или случайном сексе, как это было раньше. До появления в его жизни Кёнсу. Он даже не хотел гонять по ночному Сеулу. Альфа просто знал, был железно уверен, что ничего из этого ему не поможет. Вишню не выбивали ни сигареты, ни алкоголь. Чонина морозило, кидало в жар, потом снова морозило и так по кругу. Альфа понимал, что нечто похожее было с ним в прошлые разы, когда они не проводили течку Кёнсу вместе, и усмехнулся. Так будет теперь всегда? Даже через годы, даже если альфа встретит кого-то другого? Видимо, да, так будет всегда, потому что Чонин больше не сможет взглянуть на кого-то ещё, довериться кому-то или полюбить. Альфа был так твердо в этом уверен, словно ему кто-то уже показал его будущее.       Ким совсем не замечает, как пролетает время. Как посетители расходятся, как официанты начинают протирать столы и стулья, а потом Бохён подходит к Киму, садится на соседний стул. — Эй, Ким Чонин, может, тебе такси вызвать? Чонин почти в адеквате. Он явно чувствует, что прошло приличное время, как он напивался до такой степени. Хочет ответить Бохёну, но у него не выходит. Альфа прекрасно понимает, что это настоящий финиш, но мысли о Кёнсу никуда не делись. От этого ему вдруг становится смешно, и он смеется. Громко и надрывно, а потом его начинает клонить в сторону со стула. И он чуть не падает. Только ловят его совсем не руки Бохёна. — Привет, хён, — голос Сехуна доносится несколько искаженным до пьяного сознания Чонина. Альфа медленно поворачивает голову, усмехается. — Спасибо, что позвонил. — О Сехун, — тянет Ким, а потом лезет к другу обниматься, цепляясь за его шею. Сехун тяжело вздыхает, пытаясь удержать полностью расслабленного и чертовски тяжелого Чонина. Это не так-то просто, как оказывается. — Забирай его давай, поскорее. Он тут целый день сидит, — вздыхает Бохён. — Целый день? Сколько он выпил? — Не помню, но много, — усмехается Бохён. — Я пришел на смену вечером, а ему ещё днем парни наливали. — Пиздец, — шипит Сехун, пока Чонин снова улыбается, вешается на друга. Он совершенно ничего не соображает, судя по всему. — О Сехун, почему ты приехал? — вдруг спрашивает Чонин. — Я же наорал на тебя. Почему ты всегда приезжаешь? — Потому что моя совесть не позволяет продать тебя сатане за палку, — горестно вздыхает Сехун, заставляя Бохёна улыбнуться. — Но если бы мог, я бы так и сделал. — Тебя отец прислал, да? — икает Чонин, а потом отталкивает Сехуна, хватаясь за край барной стойки. Сехун реально впервые видит друга настолько пьяным, и это несколько пугает. Сехун точно знал, чего ожидать от пьяного Пака, но вот что делать с этим, не знает. — Нет, я приехал сам, — Сехун натягивает на Кима его куртку, которую отдает ему Бохён. Кажется, альфа предусмотрительно спрятал её куда-то под бар. — Но он волнуется за тебя, Чонин. — Волнуется? — хмыкает Ким. — Ким Юнсон правда волнуется? Мог бы ты ему передать, чтобы он пошел нахуй, а? О Сехун, можешь? Сехун тяжело вздыхает. У него наконец получается одеть альфу. — Это будет несколько затруднительно, Ким Чонин, послать твоего отца. Пойдем, подышим. — Не хочу! — Чонин снова отталкивает Сехуна. — Я никуда с тобой не пойду! Я вообще больше никуда не пойду. — Тут остаешься? — усмехается Сехун. — Бохён-хён несколько против, я думаю. Чонин растерянно смотрит на старшего альфу, а потом вновь на Сехуна. У него сбивается логическая цепочка, так что Сехун вовремя ловит момент, пока пьяный мозг друга придумывает новую отмазку и тянет его к выходу. Чонин отбивается, что-то лепечет на своем «пьяном», и когда Сехун с горем пополам пытается усадить его в машину, Ким со всей силы толкает О. — Да что с тобой, Ким Чонин! — не выдерживает Сехун, уже не зная, как уговорить друга ехать домой. Чонин молчит какое-то время, смотрит на Сехуна своим волчьим взглядом, а потом словно в секунду, в щелчок взрывается слезами. Они брызжут из глаз альфы, заставляя Сехуна оцепенеть, потому что вот с такой ситуацией он никогда точно раньше не сталкивался. Ким Чонин совершенно точно плачет. Если быть ещё точнее, он ревёт, словно маленький ребёнок, а потом кричит на всю улицу, отвернувшись от Сехуна. Колени альфы подкашиваются, но от падения его сдерживает капот машины, о который он опирается. Сехун смотрит на это всё безмолвно, словно пытается вспомнить хоть какую-то памятку, где прописаны действия, что делать взрослому альфе в случае плача другого взрослого альфы, да ещё и друга. — Чонин, — Сехун делает шаг вперед, сжимая плечо Чонина, но тот скидывает его руку и снова поворачивается к другу. — Он уехал, Сехун, — хрипит Чонин, совершенно не своим голосом. — Просто взял и улетел. Навсегда. Ни слова мне не сказал, за целую ночь ни проронил ни слова, понимаешь? Почему, Сехун? Почему он так со мной поступил? Чонин теперь сжимает лацканы коричневого пальто друга, трясет его, словно Сехун и правда может ему ответить. Глаза альфы красные, в них с каждым его словом лопаются капилляры. О почти кожей ощущает его боль. Ему кажется, что он никогда в своей жизни не забудет этот взгляд Чонина. Полный горечи, разочарования и душераздирающей боли. Сехун понятия не имеет, что чувствовал бы сам, окажись на месте альфы, потому действует на каких-то инстинктах. Тянет Кима к себе, крепко обнимая. Сехун думает, что его снова оттолкнут, может быть, даже ударят, но вместо этого Чонин вцепляется в него крепче, сжимая в руках ткань пальто. Он снова обливается слезами, и О немного неловко, потому что в отличие от друга он трезвый и не привык так тесно обниматься с друзьями, но всё равно не отталкивает Чонина. Ему однозначно это нужно было, и если эти объятия ему помогают, то Сехун был готов. Это было меньшее, что он мог сделать для Ким Чонина.       Сехун привозит Кима домой ближе к полуночи. Он написал Лухану, что возникли проблемы, и омега ответил ему, чтобы не переживал и заканчивал с делами. О был благодарен Хану за такое понимание. Взволнованный Хисон, а вместе с ним и сам Ким Юнсон встречали альф чуть ли не на пороге. Чонин почти в отключке, и охрана дома помогает Сехуну уложить его в постель. Хисон тут же суетится вокруг парня, а Юнсон берется проводить Сехуна. Старший Ким совершенно не выглядит удивленным таким состоянием сына, словно именно этого он и ожидал. Они в молчании спускаются со второго этажа. — Спасибо тебе за всё, Сехун. Можешь переночевать у нас, думаю, Чонин будет рад. Когда придет в себя, — едва улыбается кончиками губ альфа. — Спасибо за приглашение, дядя. Думаю, как-нибудь в следующий раз я останусь обязательно, а пока мне правда стоит ехать. Завтра отцу нужна помощь. — Ох, точно. Я и забыл, что ты теперь стажируешься у него, — Юнсон хлопает Сехуна по плечу. — Ещё раз спасибо за Чонина. — Вам не нужно меня благодарить за такое, — Сехун кланяется альфе. — Чонин — мой друг, мой очень хороший друг. И это меньшее, что я могу сделать для него сейчас. Юнсон улыбается парню, осознавая, что сердце радуется за то, что сыну хотя бы повезло с друзьями в этой жизни. Непутевый отец, рано ушедший папа однозначно не делали его жизнь счастливее, теперь ещё и истинный омега оставил? Ким хотел бы знать чуть больше о том, что происходит с Чонином, потому что он был несколько потерян. Совершенно не знал, с чего ему нужно начать разговор с ним и как. Последние его слова всё ещё набатом звучали в ушах, после них Юнсон, кажется, широко распахнул свои глаза. — Сехун, — альфа выходит вслед за парнем на улицу, останавливая его на ступеньках дома. — У нас с Чонином… Достаточно сложные отношения сейчас, но он сказал мне кое-что в день свадьбы. Его омега… Ты знал его? Он учился с вами? Сехун несколько опешивает от подобного вопроса и просто не знает, что должен сейчас сказать старшему. Однозначно он не может выдать тайну Чонина и Кёнсу, прекрасно понимая, что сам друг точно не стал бы рассказывать об этом отцу. — Дядя, — Сехун кланяется мужчине, после заглядывает в глаза. — При всём моем уважении я не могу рассказать вам о нём. Чонин попросил никому не говорить. — Я его отец, О Сехун, — несколько возмущенно говорит мужчина, удивленный подобной упертостью этого мальца. — Тем не менее, дядя, я его друг и я дал ему слово. Простите, мне нужно ехать, — Сехун ещё раз кланяется старшему, улыбается и направляется к своей машине. Он собирается вернуться к Чонину завтра утром, надеясь, что друг не сорвется в какую-нибудь пучину. По крайней мере, Сехун сделает всё, чтобы вытащить его из этого мрака. Ему совсем не хотелось осуждать Кёнсу или что-то в этом роде, но он был удивлен его поступком. А ещё — откровенно не понимал омегу. Как можно оставить кого-то, кого любишь всем сердцем? Вот так предать его? Наверное, рассуждения О Сехуна были несколько наивны, однобоки, альфа не знал. Но он чувствовал то, что чувствовал. И в первую очередь это была обида и боль за то, что Чонин должен так страдать, хотя совершенно этого не заслужил.       Чонин вдруг проснулся посреди ночи, от жажды, что одолевала его. Кажется, он всё ещё был пьян, но смог различить то, что находится в комнате. Несмотря на плохо соображающий мозг, он помнил, что было вечером, помнил, что за ним приехал Сехун в бар Бохён-хёна. Альфа только не помнил, как он оказался дома. Ким принялся рыскать на тумбочке рядом с кроватью, нашёл бутылку воды, выпил её до дна, а потом стащил с себя мокрую насквозь рубашку. Перед глазами всё плыло, и альфу вдруг начало мутить. Чонин сорвался в туалет.       Пустой желудок выворачивало только горькой желчью и кислотой, кажется. Альфа пытался вдохнуть поглубже, прийти в себя, но не получалось. Раз за разом его тянуло хорошенько проблеваться, но не выходило. Чонину вдруг так чертовски стало себя жаль, что он снова начал плакать. Желудок сводило судорогами, голова раскалывалась на части, и Ким не понимал, что с ним происходит. Его организм никогда ранее не реагировал вот так. Как бы сильно Чонин ни напивался, чем бы ни ширялся и как бы долго этого ни делал. День, максимум два хорошего сна, очень быстро поднимали его на ноги. Но ещё ни разу не было такого, чтобы он в полупьяном состоянии обнимался дома с унитазом. Через какое-то время Чонин почувствовал, что больше никаких рвотных позывов не было, поэтому на дрожащих ногах поднялся и дошел до раковины. Начал пить прямо из-под крана. Сознание потихоньку прояснилось. Альфа выдохнул, сжимая края раковины, пытался понять, что это такое было только что. Чонин почувствовал, что в кармане что-то есть. Это оказался его мобильник, всё ещё выключенный, который, похоже, не вытащили, когда его укладывали в постель. Ким включил его, зажмурился от яркого света, а потом замер. На заставке всё ещё стояла фотография Кёнсу. Альфа прикрыл глаза, чувствуя, как дыхание снова спирает. Чонин сжал в руках корпус, открыл телефонную книгу и набрал номер омеги. И услышал вдруг то, что слышал ранее в аэропорту. Абонент снова был недоступен. Ким усмехнулся. Вот как теперь, Кёнсу уехал и оборвал все связи. — Ненавижу, — прошептал альфа, швыряя телефон на столешницу. Он развернулся, стащил с себя джинсы, а потом встал под холодные струи душа, потому что тошнота вновь подкатывала к горлу. Последний раз, когда Ким Чонин вспоминает о До Кёнсу. Парень дает себе обещание забыть об этом человеке к утру. Он точно это сделает, как бы тяжело ни было.       Сехун приезжает к Лухану всё равно. Уже глубокая ночь, но он почему-то чувствует острую необходимость увидеть омегу. Даже если это будет на десять минут. Ему жаль будить Лу, но ему нужна эта подпитка после увиденного сегодня и пережитого за последние несколько дней, чтобы продолжать функционировать дальше. — Ты с ума сошел, О Сехун? — Лухан садится к альфе в машину совершенно внезапно. Сехун так задумался, что даже не успел выйти и встретить омегу, хотя напряженно следил за створками лифта на подземной парковке элитной высотки, в которой теперь жил папа омеги. — Тебе нужно выспаться, а ты ко мне приехал? — И я скучал, Сяо Лухан, — улыбается альфа, а потом бесцеремонно тянет парня к себе. Лу сдается в плен малиновых губ, улыбаясь в поцелуй, ближе льнет к своему парню. Он тоже чертовски скучал и прямо сейчас не мог надышаться любимой малиной.       Лухан так никогда раньше не делал, но прямо сейчас не может удержаться, так что нагло лезет к Сехуну в объятия. Альфа несколько удивлен, но легко притягивает омежку к себе, усаживая на колени. Лу улыбается, снова целует губы парня, а потом цепляет зубами его подбородок, мажет поцелуями по линии челюсти, останавливается на любимой родинке на шее. У Сехуна от этих провокаций мурашки ползут от затылка к пояснице, он крепче сжимает руки на тонкой талии. Лухан в огромной толстовке, и Хун только позже понимает, что это была его толстовка в прошлом. Сяо каким-то образом умудрился стащить её у альфы, но О только в радость. Тот самый собственник глубоко внутри него снова масляно и довольно улыбается от мысли о том, что омежка носит его одежду дома. — Действительно соскучился, — улыбается Сехун, вдыхая сладкую клубнику поглубже в легкие. Он целует Лухана в шею, а омега блаженно прикрывает глаза, откидывая голову назад. — Безумно, — выдыхает парень. — Я люблю тебя, Сехун-а. — И я тебя, Лу, — шепчет альфа, а потом цепляет зубами мочку уха старшего. Они молчат какое-то время, наслаждаясь присутствием друг друга и объятиями. А потом Сяо поднимает взгляд на парня, зарываясь тонкими пальчиками в густые волосы. — Как Чонин? — Сам как думаешь? — усмехается Сехун. Руки альфы сжимают аппетитные ягодицы, придвигая Лу ещё ближе. Сяо едва елозит на паху альфы, заставляя его ещё больше напрягаться. — Вообще, не представляю, как он это всё переживает. Напился сегодня. Лухан прикрывает глаза, обреченно вздыхает, а потом кладет подбородок на широкое плечо. — Кёнсу сделал это потому что боялся, что Чонин разрушит свою жизнь. Он сказал нам, что у Чонина какие-то проблемы с отцом, и Кёнс не хотел усугублять это всё. — И всё равно усугубил, — усмехается Сехун. — Ему нужно было рассказать Чонину. А теперь всё выглядит так, словно он его просто предал. — Кёнсу не такой! — возмущенно восклицает Лухан. — Если бы Чонин рассказал ему заранее, что собирается сделать, он бы никогда не оставил его. Чонин буквально первый альфа в его жизни, в которого он влюбился. Он чертовски страдал всё это время, уверенный, что его истинный женится на другом. — Это была большая тайна, Лухан, — вздыхает Сехун. — Чанёль не говорил ничего Бэкхёну, Чонин — Кёнсу, я не говорил тебе. Речь шла о безопасности страны, не только о чувствах и отношениях Чонина и Кёнсу, понимаешь? Сложно обвинять Чонина в том, что он не рассказал. — Тогда выходит, что легко обвинить Кёнсу в том, что он не захотел смотреть на то, как его истинный женится на другом омеге? Вряд ли сам Чонин захотел бы стать свидетелем свадьбы Кёнсу с другим альфой. Лухан сильно возмущен. Сехун знает, что они оба любители защищать своих друзей до последнего, даже друг перед другом, и вдобавок ко всему, Лу чертовски не хватает Кёнсу. За то время, что До не поднимал трубку и не отвечал на сообщения, Хан чуть не сошел с ума. И Сехуну приходилось уговаривать его и успокаивать. — Нам нет смысла сейчас обсуждать это, Хан, — едва улыбается Сехун, притягивая омегу к себе за подбородок. — Давай вообще заведем правило не обсуждать отношения Чонина и Кёнсу, иначе это может плохо кончиться, учитывая, что они наши друзья. Лухан прекрасно понимает, что О на сто процентов прав. Им и правда лучше не говорить на эту тему. — Да, ты прав, — кивает омега, сжимая плечи альфы. — Просто обещай, что мы с тобой никогда так не поступим друг с другом. Что бы ни случилось, давай пообещаем друг другу, что будем честно об этом говорить. — Я обещаю тебе, Сяо Лухан, — совершенно серьезно кивает Сехун. — Я всегда буду с тобой честен. — Я тоже обещаю быть с тобой всегда честным, Сехун, — отчеканивает Сяо, а потом снова тянется к губам альфы. Они встречаются уже полгода, но Лухана вечно неотвратимо тянет к альфе каждую секунду их жизни. Голова кружится от его присутствия, и омега с каждым днем всё больше понимает, что отпускает совершенно все сомнения, которые мучили его раньше. Он больше не боится обжечься, не боится слишком довериться, влюбиться. А просто доверяет и любит, потому что уверен в О Сехуне так сильно. Этот альфа просто не мог сделать что-то не так, идеальный с головы до ног. Раньше Лухан думал, что таких людей не существует, но, оказывается, когда ты влюблялся в кого-то по-настоящему, такой идеал появлялся. — Что ты делаешь? — шепчет Лухан, когда чувствует как руки альфы сжимают его ягодицы. Большой палец чуть надавливает на чувствительное местечко сквозь ткань спортивных штанов. — Я чувствую, что ты без белья, — в тон омеге проговаривает Сехун. Он действительно заводится с пол-оборота от этой мысли, а когда Лухан ещё и томно стонет ему в ухо, О кажется, что у него слетают все винтики. — Я только вышел из душа, спешил к тебе, — Лухан своими пояснениями лучше ситуацию не делает, а только распаляет живую фантазию. О глухо рычит в ухо омеги, кусает его хрящик. Омегу ведет от этого, член в штанах отзывается моментально, сердце стучит как бешеное в ушах. Он чувствует каменную грудь под ладонью сквозь тонкую ткань рубашки. Бедра альфы тоже каменеют, он напрягается всем телом, и хватка становится крепче. Лухан умом понимает, что надо бы остановиться, но не может прервать альфу, который уже ползет ладонями по голой коже под широкой толстовкой. От одной мысли, что они на достаточно хорошо освещённой парковке, становится так жарко, а вроде бы эта мысль должна тормозить. Но Лухана она неожиданно распаляет только больше. — Хун-а, — полустон вновь срывается с губ Лухана. Он наконец перехватывает лицо альфы, заглядывая ему в глаза. — Мне правда нужно возвращаться. Я не предупредил папу. Сехун омегу будто не слышит, недовольно прижимает его сильнее к себе, словно маленький ребёнок не хочет отдавать любимую игрушку. Лухан едва улыбается, но теперь меняет тон на более строгий. — О Сехун! — восклицает парень, и это отрезвляет альфу тут же. Сехун ослабляет хватку, дышит глубоко. Широкая грудь вздымается всё выше, и парень утыкается носом в шею Лухана, пытаясь совладать с собой. — Прости, — совсем низко хрипит Сехун, почти не своим голос. Омега едва закусывает губу, понимая, что альфа действительно сильно возбужден. — Всё в порядке, — улыбается омега. — Но я правда должен идти. — Я освобожусь к понедельнику. В Ульсан вместе поедем, — уже более адекватным голосом произносит Сехун. — Хорошо, — улыбается Лухан. Потом снова наклоняется к опухшим губам парня, целует совсем нежно и невесомо. А затем перебирается обратно на пассажирское сидение. Приводит в порядок волосы, одежду и, чмокнув альфу напоследок в щеку, открывает дверцу машины. — Спокойной ночи, Хун. — Спокойной ночи, малыш. Напиши, как будешь в постели. — Хорошо, — усмехается Лухан. — Может быть, даже фотку пришлю. Сехун думает, что в последнее время, Лухан зачастил его дразнить, сильно осмелев. И не то чтобы альфе не нравилось, просто с каждым днем он всё больше понимал, что пал жертвой этих больших и невинных глаз. Лухан уходит в сторону лифта, и Сехун наблюдает за ним, пока хрупкая фигурка не скрывается за железными створками. А потом Сехун заводит машину и думает, что чертовски соскучился ещё и по своей постельке. Завтра предстоял ещё один сумасшедший и долгий день, так что парень должен был быть к нему готов. Отец не простит ошибок.       О Хёнсын приезжает домой поздно вечером. Он так сильно устал за прошедшие двое суток, потому что почти не спал. Нужно было решать все вопросы срочным образом, не давая адвокатам Донхвана влезть куда-то глубже. Хёнсын ни секунды не жалел и не жаловался, потому что прямо сейчас сбывалось то, о чем он даже боялся думать. Несмотря на то, что альфа всю жизнь проработал в правовой системе и должен был уже привыкнуть к тому, что справедливости в этом мире не существует, травмы молодости пережить не получалось. То и дело, оставаясь наедине с самим собой, Хёнсын не мог не думать о том, что Пак Донхван слишком разошелся в своем беспределе, и не так уж и был далек тот день, когда он бы постучался в двери самого О. Так или иначе, Хёнсыну всю свою карьеру удавалось избегать необходимости участвовать в делах клана Пак, но он совершенно точно знал, что это всего лишь сказочная удача. Просто он был не так интересен Донхвану, не так уж и нужен. Хёнсын совершенно точно знал, что никогда не возьмет его денег, но у альфы было слабое место — его семья. Если угроза грозила им, О Хёнсына ни перед чем нельзя было остановить. Он готов был на любой подвиг и на любой грех ради их безопасности. Мужчина часто задавался вопросом, насколько он безумен в подобной своей философии, на что Джеиль своим вкрадчивым голосом объяснял, что это просто нормальный человеческий инстинкт. У всех альф он есть — защита семьи, омеги, детей. Но разве люди не потому и люди, что могут управлять своими инстинктами? Дедушка Фрейд мог бы, наверное, поспорить с этим утверждением. Поэтому сейчас когда у Хёнсына появилась возможность раз и навсегда разобраться с Донхваном, избавив от его влияния всю страну, О ухватился за эту возможность. Если не сейчас, то никогда, и альфа слишком хорошо это понимал. — Хёнсын, — несколько взволнованный голос Джеиля слышится со стороны лестниц. — Ты приехал наконец? Альфа невольно улыбается. Каким бы сложным ни был день, каким бы долгим и нудным он ни являлся, Хёнсын знал, что стоит ему вернуться домой, и он тут же попадет в свою тихую гавань. И всё это благодаря Джеилю и его бесконечной любви, которую альфа не переставал ощущать даже спустя столько лет. — Приехал, — улыбается несколько устало мужчина, на ходу снимая пальто. — Почему ты не спишь? — А я разве спал когда-нибудь, когда ты пропадаешь на работе так долго? — обиженно тянет омега, спускаясь к мужу. Хёнсын улыбается, притягивает его к себе. Тонкая талия всё также идеально укладывается в его объятия, как и двадцать лет назад. Хёнсын склоняется к мягким губам омеги, оставляет нежный поцелуй, вдыхает любимый запах. Полное успокоение. Альфа чувствует его каждой клеточкой тела, когда тонкие руки наконец обвивают широкие плечи. Джеиль щекочет кожу шеи своим теплым дыханием, оставляет непомерно нежный поцелуй где-то на подбородке. — Дети спят? — тихо спрашивает Хёнсын. — Ён спит. Сехун ещё не возвращался. Он звонил вечером, предупредил, что приедет поздно. С Луханом, наверное, — улыбается кончиками губ омега. — Ужинать будешь? — Я поел на работе. Хочу в душ и спать, — улыбается альфа. — Завтра будет очень сложный день. — Тогда иди в душ, а я пока заварю тебе чай. Пока будешь пить, расскажешь всё. — Я тебя не заслужил, О Джеиль, — улыбается альфа, оставляя нежный поцелуй на макушке омеги. Большая ладонь совершенно по-родному, по старой привычке, зарывается в волосы на затылке омеги, притягивая его ближе. Джеиль улыбается, прикрывая глаза. Невероятно, но рядом с Хёнсыном, сколько бы лет ему ни было, он всегда чувствовал себя тем самым юным омегой, которым был, когда они только познакомились. Привычка Хёнсына целовать его в макушку, когда он просто хотел выразить всю свою благодарность и трепет в адрес омеги, осталась по сей день. — Иди уже, — улыбается Джеиль. — Поспать ещё должны успеть. Альфа на это хрипло смеется, а потом устало поднимается по лестницам. Джеиль знает его так хорошо, чувствует каждую нотку настроения, считывает на каком-то ментальном уровне. И дело было не только в том, что они были истинной парой, а просто омега был таким человеком. Чутким, внимательным, невероятно заботливым.        К тому времени, как Хёнсын выходит из душа, Джеиль и правда заваривает чай и ждёт его в гостиной. Альфа, переодетый в домашнюю одежду, выглядит более расслабленным, а потом усаживается на диван, притягивая к себе кружку с чаем и Джеиля. Омега по старой привычке устраивается в объятиях мужа, откидываясь спиной на крепкую грудь. Ноги путаются в ногах, Джеиль почти лежит на альфе, пока тот одной рукой держит кружку, а другую отдаёт на игры мужу. Омега может часами перебирать длинные пальцы, пока слушает рассказы альфы. И так они действительно любили проводить вечера, особенно, когда дети выросли и им больше не требовалось внимание двадцать четыре часа в сутки от папы и отца. — Ну, как продвигается дело? — первым спрашивает омега. — Всё по плану, — выдыхает Хёнсын, делая глоток чая. — Боже, почему я не пью его каждый вечер? Такой вкусный. — Потому что если переборщишь — это может быть вредным для сердца, — тут же поясняет Дже. — Что насчет Чанёля? Неужели этому ребенку и правда нужно пройти через всю эту несправедливость? — Учитывая, как глубоко Донхван вмешал парня в это всё, для него это ещё не самый ужасный исход. Честно говоря, пока мы все ходим по тонкому льду. До первого суда можно даже не считать, что Донхван действительно попался. Всё может измениться в раз, и этого я боюсь больше всего. — Ничего не изменится, Хёнсын. Это же ты, ты выигрывал и более сложные дела. Справишься и с этим. — Немного другой случай, — выдыхает альфа, снова сделал глоток ароматного чая. — Тут столько тонкостей, Дже. Даже у меня голова кругом. Казалось, я столько работал над материалами, но всё равно, когда дело пошло в ход, чувствую себя ужасно потерянным. Словно я снова тот неопытный и зеленый пацан, которому нужно было защитить апелляцию Ким Хеёна. Джеиль вдруг привстает, разворачиваясь к альфе. Осторожно вытаскивает у него из рук кружку, отставляет её в сторону. — Эй, О Хёнсын, ты же понимаешь, что в тебе говорит страх, который ты не проработал ещё с того времени? Но знаешь, в чём правда? Ты больше не тот зеленый пацан, ты — успешный адвокат, буквально гений юриспруденции в этой стране. Ты не проиграл ни одного дела, ты помнишь? Каким бы оно сложным ни было, О Хёнсын выиграл их всех. Значит, выиграет и это. Я верю в самого успешного адвоката и своего мужа. Джеиль говорит так уверенно, с таким восторгом в глазах, что Хёнсын не сдерживается. Притягивает омегу к себе и целует, а потом прячет в объятиях. Джеиль тихо смеется, обнимая мужа в ответ, вдыхая глубоко родной запах. — Что бы я без тебя делал? — Понятия не имею, — игриво хихикает мужчина. — Ты так часто задаешь этот вопрос, О Хёнсын. Вот уже двадцать лет прошло. — И каждый день из этих двадцати лет я не могу поверить своему счастью. Мне нужна независимая психиатрическая экспертиза, Дже. Есть кто на примете? — Есть, — кивает омега. Теперь он сам тянется за кружкой чая, делая из неё глоток. — Нужно, чтобы его не смогли купить. Ни за какие деньги. — Помнишь того омегу, которого ты защищал лет пять назад? Его муж владел сетью ресторанов в Сеуле. Хёнсын задумывается, пытаясь припомнить это дело. — Да, помню, — кивает альфа. — Он психиатр? — Да, — кивает Джеиль. — И на твою удачу, он люто ненавидит Пак Донхвана. Его мужа крышевал именно клан Пак. — Точно! — восклицает Хёнсын, широко улыбаясь. — Я совсем забыл о нём. Можешь с ним встретиться и узнать, как он смотрит на это всё? — Без проблем, — кивает Джеиль. — Сделаю всё, что смогу. Он должен до сих пор работать в одной из городских больниц, думаю, он достаточно компетентен, чтобы провести экспертизу. — Спасибо, Дже, — улыбается О. — Люблю тебя. — А я тебя! Джеиль смеется, когда Хёнсын вдруг резко переворачивает его на спину, нависая сверху. Омега обвивает широкие плечи руками, зарываясь пальцами в волосы мужчины. — Твоей спине не опасны такие маневры? Потом же неделю не разогнешься. — Эй! О Джеиль! — возмущенно восклицает альфа, наклоняясь ближе к лицу омеги. — Твой муж даст фору многим молодым, ты знал? — Правда, что ли? — Джеиль закусывает губу, лукаво смотрит на мужа. — Конечно правда, — хмыкает альфа, а потом целует омегу, заставляя уронить тихий стон.       Сехун замирает посреди холла, пытаясь как можно бесшумнее пройти на второй этаж, когда слышит странные звуки из гостиной. Альфа был уверен, что вся семья уже спит, но томный смех папы и голос отца невольно наталкивают на определенные мысли. Парень сначала замирает в ступоре, потому что не часто заставал родителей за подобным, и даже несмотря на то, что был взрослым мальчиком, всё равно не мог здраво воспринимать факт того, что у папы и отца есть такое понятие, как секс в отношениях. А потом всё же спешит ретироваться с места преступления и не подслушивать взрослых дальше. Услышать более интимное продолжение не хочется вовсе. Уже на втором этаже у Сехуна невольно появляется улыбка на губах. Чем старше он становился, тем больше понимал, что безумно хочет таких же отношений, как у его родителей. Чтобы и через двадцать лет семейной жизни вот так совершенно по-глупому хихикать на диване в гостиной, пока дети спят.       Тяжелые железные двери камеры открываются с характерным им грохотом и скрипом. Чанёль встает со своей койки, уже понимая, что его ждет. Вчера адвокат предупредил его, что ему предстоит череда допросов. Это не было новостью, так как именно из-за этих самых допросов Чанёль и начал всё это. Когда они разрабатывали план, Хичоль и Хёнсын сразу обозначили то, что Чанёлю придется сесть вместе с дядей в СИЗО, чтобы не вызывать поначалу подозрений ни у Донхвана, ни у его людей, что могли ещё прислушаться к Чанёлю, ни у общественности. Следствие должно было провести тщательную работу, и Пак Чанёль должен был быть оправдан в ходе него, а не просто потому что его участие во всем этом прикрыли большие дяди. И альфа согласился на этот вариант, хотя всё ещё был риск, что встанут вопросы в его переводе из статуса подозреваемого в статус свидетеля. Но О Хёнсын и его команда обещали всё сделать в лучшем виде, и, в конце концов, Ким Хичоль дал слово отцу, что в любом случае найдет варианты, как помочь Чану. Так что парень ни разу не боялся тюрьмы. По-настоящему он боялся только того, что чего-то не знает о дяде, и у Донхвана появятся отходные пути. Если старший окажется на свободе, даже на время, это может стоить жизни очень многих близких Чанёлю людей. И вот это было действительно страшно. Сколько бы альфа об этом ни думал, он понимал, что Донхван внушил ему огромный страх. Даже несмотря на то, что всегда относительно хорошо обращался с племянником, в подсознании он всё же умудрился закрепить у него страх перед собой. Не важно, кем ты приходился Пак Донхвану, если он посчитал тебя предателем, то пиши пропало. А Чанёль дядю прямо предал, с какой стороны ни посмотри. — Пак Чанёль! На выход! — звучит голос охранника. И Чанёль направляется к дверям, а потом его прижимают лицом к стене, надевая наручники. Путь до допросной занимает достаточное время. Пак прокручивает в голове всё, что они вчера обсуждали с адвокатами. По идее, его допрос должен проходить только в присутствии адвоката, так как ещё при задержании Чанёль четко изложил свою позицию. Несмотря на то, что он был практически инициатором всего этого делопроизводства и, по идее, шел на сотрудничество со следствием, Хёнсын заранее посоветовал ему не идти ни на какие самостоятельные сотрудничества со следователем. Тут важно было действовать всем слаженно. Чанёль понятия не имел о том, понял ли Донхван, что сделал его племянник или нет. Но зная дядю, Чан мог точно сказать, что да, скорее всего, Пак Донхван быстро вычислил, откуда растут ноги. Ведь почти все из клана были пойманы и посажены. И в том числе, «совет старейшин», их имена знали только Донхван и Чанёль. Дядя, вероятно, сильно удивлен, осознавая, что прокололся в главном. Но Чанёль всё равно не расслаблялся. От старшего можно было ожидать чего угодно вообще.       Чанёля усаживают в допросной, снимают с него наручники, оставив наедине с его адвокатом, которая была уже на месте. Остаётся только дождаться следователя. — Чанёль, ты ведь помнишь, о чём мы говорили вчера? — адвокат Бэ Джухён была довольно молодой, но, как сказал ранее О Хёнсын, одной из самых лучших на своем поприще. Чанёль воочию в этом убедился за прошедшие два дня. Эта хрупкая на первый взгляд девушка умудрялась в легкую добиваться абсолютно всех своих требований, а следователи, тут же узнав её, кажется, были не особо рады. — Помню, нуна, — широко улыбается Чанёль, глядя девушке прямо в глаза. Та цокает и закатывает глаза. — Сказала же, не зови меня так! Я тебе не подружка. — Я в курсе, нуна. Ты мне не подружка, ты мне адвокат, — Чанёлю нравилось то, что несмотря на свой довольно дерзкий образ и жесткую манеру общения в плане профессиональном, в общении с Чанёлем Джухён была довольна открыта и мягка. Альфе было спокойно от этого. Он был уверен, что она не упустит своего и в то же время она не была ханжой. — Прошу тебя, Пак Чанёль, соберись. Этот допрос очень важен, ты же понимаешь? — Да, понимаю, — кивает альфа. Тут же двери допросной открываются и внутрь входит следователь. Довольно взрослый альфа, сжимает в руках две увесистые папки, вероятно, с материалами дела, и стакан кофе. Ну прямо классика жанра думается Чанёлю, который даже учтиво кивает мужчине. — Здравствуйте, Пак Чанёль, — едва усмехается старший. — Адвокат Бэ! — Здравствуйте, следователь Юн, — кивает девушка. Дальше — небольшая заминка, чтобы разрешить все условности, прежде чем перейти к началу допроса. Чанёль, честно говоря, впервые в жизни оказывался участником подобного рода допросов. До этого, даже когда у него случались какие-то проблемы с полицией, они быстро решались деньгами или приездом адвокатов дяди. Сейчас же Чанёль мог почти прочувствовать на себе все прелести пребывания в СИЗО. — Ну что же, Чанёль, давайте начнем с самого начала. Я ведь могу называть вас просто по имени? — следователь говорит нарочито вежливо, что парень отмечает сразу же. Он быстро принимает правила игры, понимая, что за этим может последовать банальный психологический прием, когда резко вежливое поведение сменяется на резко невежливое. — Разумеется, следователь Юн. Как вам будет удобно. Следователь на это только усмехается и принимается заполнять свой протокол. — Расскажите мне, как так получилось, что вы оказались замешаны в дела Пак Донхвана? — Дядя заставил меня, — спокойно проговаривает Чанёль, хотя, по сути, это было неправдой. Но на войне против Пак Донхвана все методы были хороши, и это было меньшее, на что готов был Чанёль, чтобы устранить дядю. — У меня не было выбора. — Под дядей вы имеете в виду подозреваемого Пак Донхвана? — Да, я имею в виду Пак Донхвана, — кивает Чанёль. — Я родился в клане Пак, и так как у моей семьи больше нет наследников, кроме меня, Донхван надавил на меня и заставил обучаться, чтобы в будущем я занял его место. — Вот как, — едва улыбается мужчина, откидываясь на спинку стула. — А как же ваш отец? Разве, — следователь прерывается, принимаясь листать свои записи. — Разве Пак Чанмин не был против такого влияния младшего брата на его сына? — Спросите это у Пак Чанмина, — пожимает плечами Чанёль. — Даже несмотря на то, что он мой отец, читать его мысли я не умею. Не знаю, что он об этом думал. Джухён все это время молчит, сидя рядом с Чанёлем. Она крутит ручку меж тонких пальчиков, и Чан почти кожей ощущает, что она довольна всеми его ответами. — Как же так? Разве как отец и сын вы никогда не говорили об этом? — в голосе следователя звучит некая ирония. — Следователь Юн, вам не кажется, что вы несколько увлеклись и задаете подзащитному вопросы, которые совершенно не имеют никакого отношения к делу? — вмешивается Джухён. Чанёль коротко усмехается, откидываясь на спинку стула. — Вовсе нет, адвокат Бэ. У меня есть некие основания, чтобы относиться с подозрением к словам Чанёля. — И какие же, следователь Юн? — Показания всех остальных членов клана. Они утверждают, что Пак Чанёль не был похож на того, кого заставляют заниматься подобным. Участвовал во многих криминальных операциях ОПГ. — Так я и не отрицаю, что участвовал, — усмехается Чанёль. — Но знаете в чём правда, следователь Юн? Ни один человек из клана не слышал и не видел наших с Донхваном разговоров наедине. Вы спросили у меня про отношения с отцом и что он думал по поводу моей вовлеченности в семейное дело? Так вот, Донхван отобрал меня у отца и делал вид, что он мне и за отца, и за папу, и за дядю. Следователь несколько обескуражен такой прямой тирадой парня. Джухён оскаливается, понимая, что Юн был не готов к подобной честности. Она не первый раз работала с этим человеком и слишком хорошо успела изучить его методы. Мужчина был скорее дотошен, чем гениален, и временами раздражал этим невероятно. Но в некоторых случаях именно эта черта помогала ему выводить преступника на чистую воду. Однако, кажется, он изначально относился к Чанёлю с неким подозрением, так как был уверен, что парень просто сдает дядю ради каких-то корыстных целей. Задачей Джухён было непрямым текстом убедить его в обратном, потому что именно этот человек до суда должен был принять решение о переводе Чанёля в статус свидетеля. Пользоваться привилегией давления со стороны спецслужб не хотелось, нужно было изначально всех в системе настроить против Пак Донхвана. — И вы ему так легко верили? — Мне приходилось, — пожимает плечами Чанёль. — Как вы могли заметить, мне было не так уж и много лет. Следователь снова делает какую-то пометку себе в протоколе. — Хорошо, — кивает мужчина. — Допустим, я вам верю, Чанёль. Ваш дядя заставлял вас работать с ним. Можете рассказать, чем конкретно занимался клан Пак? — Без проблем, — усмехается Чанёль, откидываясь на спинку стула. — Вам с чего начать? С наркотрафика или с оружия?       Судья Чон стоит рядом с начальником оперативной группы, которая занималась делом клана Пак. — А малой совсем не промах, — усмехается мужчина, поворачиваясь к Чону. — Говоришь, он первый это начал, Ю Джу? — Да, — кивает судья. Он внимательно наблюдает за процессом допроса, стоя за толстым стеклом, что скрывает его от глаз тех, кто находится за ним. — Очень шустрый парень, но он люто ненавидит своего дядю. Считай, именно он принес нам Пак Донхвана на блюдечке, тебе остается только разогреть и отправить в суд. Ю Джу поворачивается к мужчине, что теперь сидит за столом, засунув одну руку в карман выглаженных дорогих брюк. — И ты ни на секунду не допускаешь мысль, что это всё план Пак Донхвана? — Какой? — усмехается Чон, едва закатывая в глаза. — Сесть надолго и далеко? Если такой, то да, можно допустить. — Мне не нравится, что во всём этом замешаны федералы, Ю Джу. Ким Хичоль слишком проблемный. — Приди в себя, Сонджон, — вздыхает мужчина. — Пак Донхван кошмарил эту страну десятилетиями, это не считая того, что делал до него здесь его отец. Сколько людей из полиции погибло из-за них за эти годы, скольких посадили просто так. — Ты прав, Чон, — кивает мужчина, тяжело вздыхая. — Но в этом деле надо быть особенно осторожными, есть также много тех в этой системе, кто кормится с его руки. — Но это ведь твоя забота, не так ли? — едва дергает бровью Ю Джу. — Позаботиться о таких. — Непременно, — кивает альфа. — Я позабочусь. Пойдем послушаем старшего Пака? Думаю, его слова будут занимательнее. — Я надеюсь, ваши стекла бронированные, — хмыкает Чон. — Есть вероятность, что не сдержусь. — Ты же судья, Ю Джу, веди себя подобающе, — усмехается Сонджон и открывает двери перед мужчиной.       Донхван сидит на стуле, откинувшись на спинку и слушает спор следователя и своего адвоката. Он барабанит пальцами по столу, думая о том, что когда он отсюда выйдет, то точно открутит голову своему драгоценному племяннику. Паку много не потребовалось, чтобы догадаться до того, кто именно его сдал. Особенно когда до него дошли вести о том, что почти весь клан задержан. В списках тех, кто угодил в СИЗО вместе с ним, оказались такие имена, которые знал только Чанёль. Слава Богу, у Пак Донхвана оставалось ещё очень много каналов, о которых гаденыш был совершенно не в курсе. Донхвана не беспокоил весь этот цирк под названием «следствие», он знал, что рано или поздно его адвокаты добьются освобождения, ведь не зря же он платит им такие деньги. — Значит, ваш подзащитный отказывается сотрудничать со следствием? — ровным тоном спрашивает следователь. Донхван вдруг переводит на него свой долгий взгляд, а потом коротко усмехается, прежде чем его адвокат успевает что-то сказать. — Следователь Ким, — Донхван чуть придвигается вперед, хищно скалится, в своей манере. — Скажите, пожалуйста, а моего племянника также допрашивают? — Вы правда думаете, что я стану вам рассказывать о ходе следствия, господин Пак? — Почему нет? — усмехается Донхван. Подобная наглость несколько поражает опытного следователя. Он не первый раз сталкивается с преступниками уровня Донхвана, но всё же глава клана Пак впервые оказывался вообще в участке, на допросе, реально содержащийся в СИЗО. Если бы кто-то ещё месяц назад сказал следователю, что такое может быть, Ким рассмеялся бы этому человеку в лицо. А тут вот как получается, сидит Пак Донхван собственной персоной, спит на «шконках», носит с собой «сверток» из одной камеры в другую. Его даже перевели из одиночной в общую, что и вовсе изумило весь отдел. Кажется, за раскручиванием этого дела стояли действительно крупные люди. Из прокуратуры даже долетали слушки, что это всё дело рук президента. — Господин Пак, — адвокат придвигается к уху Донхвана и что-то ему шепчет. Донхван на это только усмехается, а потом разводит руками, замолчав. Адвокат вновь принимается отстаивать свое мнение, а следователь тяжело вздыхает, неизбежно вступая с ним в полемику. Что же, никто и не думал, что допрос Пак Донхвана будет легкой задачей.       Чанёль лежит на своей койке, пытаясь уснуть. Получается очень скверно, так как матрас у него совсем плох, в камере — холодно, и несмотря на всё свое спартанское воспитание, Пак Чанёль совсем был непривыкший к подобным условиям, не может никак освоиться. Он тяжело вздыхает, уже в сотый раз прокручивая в голове всё, что случилось в его жизни до этого дня. Вроде, по словам Джухён, всё идёт пока по плану. Кроме одной детали: среди задержанных нет Каспера. Чанёль написал его имя тоже, а сегодня только узнал от Джухён, что его так и не нашли. Пака это напрягало, поэтому он попросил адвоката срочным образом передать Хёнсыну, чтобы все занялись более усиленными поисками. Ким Тэу знает чертовски много, и совсем нельзя, чтобы он гулял на свободе.       Пак вырубается совершенно неожиданно для себя. Однако такой сон нельзя назвать полноценным, поэтому, когда он слышит, как двери камеры открываются, тут же замирает, натягиваясь как струна. Он прекрасно слышит приближающиеся к нему шаги и в последний момент успевает словить острие ножа голыми руками, что зависает над его шеей. — Ну здравствуй, дорогой племянник, — скалится Донхван и сильнее давит на рукоять.