the ocean is inside you

      Чанёль открывает глаза медленно, пытаясь сфокусировать зрение, но получается у него это с трудом. Кажется, у него болит голова, а может, и всё тело. Парень не совсем понимает, где он и что случилось, так что бросает попытки открыть тяжелые веки, вместо этого сосредотачивается на том, чтобы прислушаться к ощущениям в теле. Чанёль понятия не имеет, сколько времени у него уходит на то, чтобы понять, что голова болит, но не сильно, а до слуха доносится пиканье. В теле слабость, и он пытается пошевелить рукой, получается, на удивление, довольно легко. Альфа открывает глаза, тут же натыкается на взгляд любимых глаз. — Чанёль? Ты слышишь меня? — голос Бэкхёна заглушает противное пиканье. Альфа морщится, хотя, кажется, хотел улыбнуться омеге. — При… — в горле, оказывается, пересохло так, что альфа срывается на полуслове. — Пить? Сейчас! — Бэкхён понимает его без слов, и Чанёлю снова хочется улыбнуться. Они оба живы, да? Даже если нет, главное, что Бэкхён рядом. Уже не важно, где они и что происходит. Чанёль всё ещё может видеть его глаза и слышать его голос. И именно по этой причине его тянет улыбаться, хотя даже личико Бэкхёна время от времени расплывается перед глазами. — Один глоток, Чанёлли, не спеши, — голос омеги мерный и успокаивающий. Он едва приподнимает голову Пака и дает ему отпить всё-таки несколько глотков из стакана. Чанёль теперь видит яснее, слышит лучше, и к нему возвращается способность говорить. — Привет, — хрипит Чанёль. Бэкхён почему-то долго смотрит на него, кажется, даже забывает отставить стакан в сторону. А потом прижимается к нему, зарываясь носом в шею. — Слава Богу, — шепчет омега, а Чанёль умудряется поднять руку, зарываясь пальцами в копну пушистых волос. — Мы в больнице? — Да, — шмыгает носом Бэкхён. И Чанёль прекрасно чувствует, как горячие слезы щекочут его голую шею. — Тебя ранили, и ты был без сознания сутки, ну, точнее, ты просто спал. — А… Он? — Чанёль чувствует, как Бэкхён всё же отрывается от него, обхватывая руку, что ещё секунду назад была в его волосах, тонкими пальчиками. Теперь он смотрит прямо в глаза альфы. — Его застрелили. Всё закончилось. — Ясно, — кивает Чанёль, прикрывает глаза на секунду другую, чтобы переварить услышанное. Чанёль пытается вспомнить всё, что произошло. Но почему-то последним в его памяти осталось только то, как Донхван сжимал в своих руках дрожащего и плачущего Бэкхёна, а потом только резкая боль от ножа в ноге, и, кажется, отец туда пришел? Бён Джунсо? Чанёль не был уверен, что помнит всё достаточно хорошо. В памяти всё смешалось в какую-то кашу, Пак помнил, что пытался что-то сказать потом Бэкхёну, когда его отпустил Каспер. В любом случае, позже он узнает все подробности. А сейчас… — Прости меня, Бэкхённи, — шепчет Чанёль. — Если бы не моя неосторожность… — Тшш, — Бэкхён прикладывает пальчик к пухлым губам, совсем осторожно, так как они были разбиты в драке. — Не извиняйся, все закончилось, мы оба живы и свободны. Все хорошо. — Отец? Он в порядке? — Да, — кивает Бэкхён. — Кстати, я должен позвать его. Бэкхён тянется к кнопке вызова персонала, но Чанёль перехватывает его руку. Он отрицательно мотает головой. — Подожди, — тихо проговаривает альфа. — Сейчас день или ночь? — Два часа ночи. Чанёль только сейчас замечает за спиной Бэкхёна окна. Жалюзи закрыты, но даже так можно понять, что солнца нет. Пак оглядывает теперь и внешний вид омеги, отмечая, что он одет в больничную пижаму. — Почему, — Чанёль едва запинается, потому что слова снова даются с трудом. Веки тяжелеют. — Почему ты в этом? — Ну, твой отец разрешил нам лежать в одной палате, — улыбается Бэкхён, а потом кивает на вторую кровать, что присоединена к кровати самого альфы. — Смотри. Чанёль всё-таки поворачивает голову, а потом улыбается кончиками губ. — Тогда давай ещё чуть-чуть поспим, Бэкхён-а, — шепчет Чанёль. — Утром позовем отца. Омега думает, что, может быть, нужно, чтобы альфу обследовали. Но с другой стороны, он выглядит лучше, чем было, да и монитор, как пищал, так и пищит. Чанёль выжидательно смотрит на парня, и тот кивает. Возвращается на кровать, придвигаясь ближе, благо, Сон Хёк догадался опустить бортики, так что у них получается почти двуспальная койка. Чанёль пытается повернуться набок, но сил в теле нет совсем даже на такое простое движение. Омега едва сжимает его плечо, и сам двигается к Чанёлю, зарываясь носом ему в шею. — Я люблю тебя, — шепчет Бэкхён. Пак хочет ответить, но сон одолевает его, так что его хватает только на прикосновение к ладони омеги и полуулыбки на губах. Чанёль снова засыпает, а Бэкхён прикрывает глаза, прислушиваясь к мерному сердцебиению. Может, у них и правда будет всё хорошо завтра?       Реджун нервно отстукивает пальцами по подоконнику в больничном фойе, пока Ильхун и Ухён сидят на стульях напротив него. Альфа спиной чувствует, как раздражает братьев, но его собственные нервы ни к черту, учитывая, что они всю ночь провели в больнице и не захотели уезжать домой даже после того, как Пак Чанмин лично их заверял, что с Бэкхёном все будет в порядке и их присутствие здесь никак его выздоровление не ускорит. Однако альфы все равно предпочли остаться, что, наверное, было бы большим удивлением для самого Бэкхённи. Реджун едва искривил губы в усмешке, задумываясь о том, как много всего поменялось в их жизнях за эти полгода. Кто бы мог ещё прошлым летом подумать о том, что они так сплотятся в семье вокруг общего врага. — Реджун! — голос Ильхуна донесся до слуха младшего. — Перестань уже, и так неспокойно на душе. Младший близнец все же прекратил свой нервный тик, развернулся к братьям и тяжело вздохнул. — Уже восемь утра, разве нас не должны были позвать в отделение? — У отделения есть и другие пациенты кроме нашего брата, хён, — весьма рассудительно выдает Ухён. — Так что, будь добр, успокойся и сядь. Реджун высовывает язык и корчит рожицу младшему, передразнивая его слова. Ильхун на это тяжело вздыхает, а потом встает с места. — Пойду куплю нам кофе, а то вы оба меня в могилу сведете. — Наш нежный Ильхунни как всегда уносит ножки. — Реджун-хён! — восклицает Ухён. — Перестань уже, мы все нервничаем. — Сделаю вид, что ничего не слышал, просто потому что я устал, — вздыхает Ильхун и направляется в сторону кофейных автоматов. Реджун смотрит пару секунд ему вслед, а затем садится на сидение рядом с младшим братом.       Они молчат какое-то время, а потом Ухён все же поворачивается к Реджуну. — Как думаешь, на этом действительно конец, хён? — Будем надеяться, — пожимает плечами Реджун. — Хотя, учитывая все обстоятельства, было бы глупо с нашей стороны надеяться на то, что все кончилось. Папочка в тюрьме, его любовник застрелен спецназом, а наш младший братец в больничке. Интересно было бы посмотреть на реакцию Бён Мёнсу на всё это. — А мне вот вообще нет, — хмыкает Ухён. — Он ведь не примчит сюда, да? Не хочу с ним общаться. — С кем? — Ильхун возвращается быстро, с тремя стаканчиками кофе. Протягивает их братьям и садится рядом. — С нашим дорогим дедом, — поясняет Реджун, а потом морщится от вкуса кофе. — Что за дрянь? — Пей молча, — тут же комментирует Ильхун. — Думаю, он с нами не захочет говорить ещё больше, если узнает, чью сторону мы выбрали. — Лишит наследства? — Боишься по миру пойти, Ухённи? — улыбается Реджун, откидываясь на спинку сидения. — А ты, что ли, нет? Только вообрази, Реджун-хён, ни тачек, ни роскошных омег, ни ночей в клубах. — Даже если дед лишит нас денег, он не сможет лишить нас наших мозгов, — вмешивается в разговор Ильхун. — Так что сначала нам нужно разобраться с делами, а уже потом паниковать. Тем более, что ещё ничего не случилось. Братья мысленно соглашаются со старшим. Когда дело доходило до чрезвычайных ситуаций, голова Ильхуна всегда работала хорошо. Ухён вдруг осознал, что несмотря ни на что, пока братья с ним заодно, ему не страшно, даже учитывая, что ему нести ответственность в будущем далеко не только за свою жизнь. Если так посмотреть, из них троих проще будет только Реджуну, ведь он пока один. — О, вы тут ночевали, что ли? — Сон Хёк вырастает будто из-под земли. Все трое Бёнов тут же вскакивают с места, забывая обо всем, стоило лишь увидеть мужчину перед собой. Управляющий выглядел помятым, что было совсем не удивительно. В отличие от остальных, он, кажется, разгребал всю ночь дела. И все равно с утра приехал к Бэкхёну в больницу. — Управляющий? Почему вы тут? — спрашивает вдруг Ильхун, а потом осекается, видимо, осознавая, как глупо этот вопрос звучит. Управляющий только улыбается кончиком губ, а потом хлопает альфу по плечу. — Пойдемте, Чанмин позвонил. Они вроде оба пришли в себя. Сон проходит вперед, не дожидаясь, пока братья переварят его слова. А потом улыбается, когда все трое в спешке бросают свой кофе в мусорку и спешат за старшим.       Бэкхён открывает глаза от звука нескольких голосов. Они, вроде бы, говорят шепотом, но этого все равно оказывается достаточно, чтобы прервать хрупкий сон. Бён открывает глаза, натыкается на сплошные белые халаты и одну медицинскую робу зеленого цвета. Такую носил средний медицинский персонал. — Бэкхён, ты проснулся? — голос Пак Чанмина омега различает тут же. — Как ты себя чувствуешь? Бэкхёну неловко, но он все же приподнимается на подушке и садится. А потом косит взгляд на Чанёля рядом, который сейчас выглядит в разы бодрее, чем ночью. Омега вдруг осознает, что их ладони всё ещё сцеплены, поэтому осторожно вытаскивает свою из длинных пальцев альфы. Чанёль на это улыбается, переглядываясь с отцом. — Доброе утро, — спокойно проговаривает омежка. — Все хорошо, спасибо. — Ничего не болит? — продолжает Чанмин, что-то отмечая в своем планшете, а затем передает его доктору, что стоит рядом с ним. Альфа средних лет, вероятно, лечащий врач. — Нет, всё правда хорошо, — кивает парень. — Тогда, доктор Ким, — Чанмин поворачивается к омеге средних лет, что стоит по другую сторону от их кроватей. — Вы можете выписать Бэкхёна сегодня. До Бэкхёна только сейчас доходит, почему в палате так много медицинского персонала. Один доктор, вероятно, был лечащим врачом Бэкхёна, другой — Чанёля. Пак Чанмин, как заведующий отделения, вроде бы Чанёль что-то такое упоминал о работе отца. И медбрат, молоденький омежка, что стоит почти у самого входа. — Да, доктор Пак, — кивает тот самый врач, к которому обратился Чанмин. — Мне стоит провести общее обследование перед выпиской? — Думаю, пока в этом нет необходимости, ведь Бэкхён тут же к нам обратится, если что-то будет не так, верно? Бэкхён просто кивает на автомате. Он не поспевает за всеми этими событиями, и почему-то омега не сильно рад выписке. Ему не хочется оставлять Чанёля тут одного. — Отец, — Чанёль поворачивает голову на старшего. — Мы можем поговорить? — Коллеги, — Чанмин едва улыбается кончиками губ, поворачиваясь к докторам. — Мы ведь закончили с вами тут, да? — Если вы и пациент Пак не против, я бы заглянул чуть позже с отдельным разговором о дальнейшей тактике лечения? — тот самый доктор средних лет, что стоял рядом с Чанмином, смотрит на Чанёля в упор. — Конечно, Сокмин, — улыбается Чанмин. — Спасибо за заботу. — Это моя работа, доктор Пак. Все доктора и вместе с ними медбрат выходят из палаты, и наконец Бэкхён остается наедине с альфами Пак. Ему немного неловко, однако он старается не показывать своего замешательства. — Отец, расскажи мне все, — Чанёль серьезен, смотрит на отца в упор, из-за чего старший Пак тяжело вздыхает. — Ты только пришел в себя, Чанёль. Отдохни. Все закончилось, теперь дело за Хичолем. Ты сделал всё, что мог. — Но… Донхван, — Чанёль едва тупит взгляд. — И Бён Джунсо, клан. Кто занимается этим всем? — Мы с Сон Хёком шутка, что ли, для тебя? Или, быть может, адвокат О? Перестань уже тянуть одеяло на себя, Пак Чанёль. Ты молодец, теперь тебе нужно сосредоточиться на выздоровлении. Твою ногу серьезно ранили, ты потерял много крови, у тебя сломано несколько ребер, сотрясение мозга до кучи. Если продолжишь геройствовать, схлопочешь осложнения. А у тебя вон, ответственности теперь не только за свою жизнь, — Чанмин кивнул в сторону Бэкхёна, который слушал обоих альф весьма внимательно, а потом снова потупил взгляд на пальцы, которые мяли край одеяла. Чанёль едва прикрыл глаза, выдыхая. Отец был прав, однозначно, но ведь и Чан понимал, что просто так ничего не кончится. Клан всё ещё существовал, а вместе с ним и вся система преступного мира, в которой они все были крепко повязаны. Со смертью Донхвана все могло усложниться, ведь проблемы с якудза не решены до конца. — Отец, ты же понимаешь, что ничего ещё не кончено. Клан, — Чанёль осекся, едва косясь на Бэкхёна, а потом вновь повернул голову к отцу. — Клан так просто не уничтожить. — Я ничего не хочу слышать, Пак Чанёль! — голос Чанмина теперь стал тверже. Бэкхён несколько удивленно посмотрел на старшего Пака, совсем не ожидая, что он так умеет. Взгляд его тоже стал острым, словно только его одного хватило бы, чтобы остудить пыл Чанёля. — Твой отец сказал тебе, что все вопросы будут решены. Чанёлю оставалось только кивнуть. — Хорошо, тогда… Можно последний вопрос? — Да, — кивнул Чанмин. — Каспера задержали? Чанмин тяжело вздохнул, а потом едва потер переносицу, снимая очки. Помолчал ещё секунду, надел очки обратно и взглянул на сына. — Он в изоляторе. Хичоль сказал, что если ты выпишешься до того, как начнется делопроизводство, то у вас будет возможность поговорить. — Хорошо, — кивнул Чанёль. — Выпишешь меня? Чанмин усмехнулся и развел руками. — К счастью, не я твой лечащий врач и вопросы эти решать не мне. А теперь, я должен идти, — мужчина кинул взгляд на циферблат наручных часов. — К вам сегодня будет много посетителей. Бэкхён-а? — Да? — Ты можешь остаться тут до вечера, если хочешь, а потом я выпишу тебе пропуск. Сможешь приходить, когда захочешь. Бэкхён удивленно посмотрел на старшего, а потом благодарно улыбнулся. — Спасибо! — Не нужно меня благодарить. Я зайду к вам позже. Пак Чанёль, будь паинькой, прошу тебя, а то мне все доложат. — Да-да, — усмехнулся Чанёль. — Я понял тебя. Чанмин ушел, прикрывая за собой двери палаты. А Бэкхён едва вздохнул, поворачиваясь к Чанёлю, который улыбался почему-то чересчур ослепительно для человека, который ещё вчера был на грани смерти. — Твой отец прав. — Я знаю, — кивнул Чанёль. — Собираюсь быть паинькой. — Правильное решение, — усмехнулся Бэкхён. — Иначе я тебя поколочу. Чанёль на это едва рассмеялся, а потом притянул парня к себе. Бэкхён поддался, улыбаясь в поцелуй, и хотел уже что-то сказать Паку, но не успел. Двери палаты открылись после короткого стука, а Бэкхён едва ли успел оторваться от альфы.       Ильхун сконфуженно замер в дверях, а потом виновато потупил взгляд. — Простите, — проговорил старший. — Доктор сказал, что к вам можно. Бэкхён удивленно вытаращил глаза на собравшуюся делегацию из его братьев и Сон Хёка, что маячил за их широкими спинами. Так уж сложилось, что все трое альф были выше Управляющего чуть ли не на голову. Бэкхёна потянуло на улыбку от этой картины, но удивление из-за их визита было куда больше. — Вы что тут делаете? — вырвалось у омеги. Реджун на это усмехнулся, развел руками. — Вас навестить пришли. Мы ещё тут ночь провели, Бэкхён-а, волновались… Но это так, мелочи жизни. Бэкхён виновато закусил губу, понимая, что нужно было быть чуть менее резким, а потом заметил, как Ухён тыкнул Реджуна локтем в бок. Ильхун едва закатил глаза, делая шаг вперед. Бэкхён подумал, что некоторые вещи всё-таки вечны, вот эта троица, например. — Как вы оба себя чувствуете? — спросил Ухён. — Мы видели, как от вас вышли врачи. — Всё хорошо, — улыбнулся Бэкхён. — Простите, что заставили волноваться. Тон омеги сменился на довольно мягкий. Он заметил одобрительную улыбку Сон Хёка, который едва подтолкнул Реджуна в спину, мол, рассаживайтесь на места, а не топчитесь у входа. Палата была достаточно просторная, с небольшим диванчиком и парочкой стульев, так что братья быстренько расселись, кто куда, и в этой заминке Чанёль вопросительно посмотрел на Бэкхёна. Только сейчас до омеги дошло, что он никогда официально не знакомил братьев с Чанёлем. И кажется, сейчас было не самое лучшее время и место для этого. — Ну, так и будем неловко молчать, или, Бэкхённи, ты все же официально представишь нас всех будущему зятю? Бэкхён тут же покраснел, словно кто-то нажал на кнопку. Чанёль улыбнулся, закусив губу, а Ильхун обреченно вздохнул, шикая на младшего. — Что? Кто-то же должен был это сказать! — воскликнул Реджун. — Вот выпишут меня, Бён Реджун, и я точно убью тебя! — зашипел Бэкхён. — Напомни освободить место в моем забитом графике, — хмыкнул Реджун. — Убийство от любимого младшего братика, такое не пропустить. — Забитый график? — закатил глаза Ухён. — Чем? Свиданиями? — Чья бы мычала, Бён Ухён, — пожал плечами Реджун. — Замолчите оба! — снова зашипел на обоих Ильхун. Бэкхён в это время обреченно посмотрел на всё ещё улыбающегося и молчавшего Сон Хёка, а потом перевел взгляд на ошалевшего от этого представления Чанёля. Кажется, он совсем не такими представлял знаменитых братьев Бён. — Иногда они бывают нормальные, — шепнул на ухо Пака Бэкхён. — Это хорошо, потому что, если бы они были нормальными всегда, у меня не было бы никаких шансов найти с ними общий язык. Бэкхён несколько удивленно посмотрел на парня, а потом, когда спор троицы стал значительно громче, все же отвлекся на них. — Успокойтесь уже, а! — воскликнул Бэкхён. И все трое тут же заткнулись, словно это Бэк был самым старшим, а не они. Чанёля это позабавило тоже, вероятно, Бэкхён строил не только его одного. — Голова разболелась. — Да, прости, Бэкхён-а, — виновато улыбнулся Ухён. — В любом случае, Реджун прав, хоть и разговаривать не умеет по-человечески. Реджун снова открыл рот, чтобы что-то возразить, но Ильхун почти незаметно наступил ему на ногу, и младший недовольно посмотрел на брата, но все же заткнулся. — Хорошо, — вздохнул Бэкхён. — Чанёль, знакомься, это мои старшие братья. Справа налево, Ильхун, Реджун и Ухён. Они молодцы, поэтому сели по старшинству. С Управляющим Соном ты знаком. Хёны, это Пак Чанёль — мой альфа. Довольны? — Простите, что не могу встать, — улыбнулся Чанёль и едва кивнул всем троим. — Рад знакомству. Внезапно двери палаты открылись, и вновь показалась медсестра. Она несколько удивленно посмотрела на все это собрание, а потом перевела взгляд на Бэкхёна. — Пациент Бён, если вы хорошо себя чувствуете, не могли бы вы подойти в ординаторскую? Нужно разобраться с вашей выпиской, доктор Ким просил вас зайти. — Хорошо, спасибо. Я сейчас подойду. — Спасибо, — медсестра кивнула, а потом поклонившись, вышла из палаты. — Тебя уже выписывают? — Сон Хёк вопросительно посмотрел на сына. — Да, сегодня, — кивнул Бэкхён, сползая с кровати. Сон Хёк тоже встал с места. — Я провожу тебя, пойдем. — Спасибо, — кивнул омега, улыбаясь кончиками губ. Он кинул мимолетный взгляд на Чанёля, которого собирался оставить наедине с братьями, что было весьма опасным шагом, но выбора особо не было.       Когда двери палаты закрылись за Бэкхёном и управляющим, альфы неловко переглянулись. Но вдруг заговорил Ухён, поднимая на Пака взгляд. — Чанёль, мы… Мы хотели поблагодарить тебя за то, что спас Бэкхёна. Может быть, мы не самые лучшие братья и мы не проявили должной заботы, но благодаря тебе он с нами и улыбается. Поэтому, — старший встал с места, подходя к Чанёлю. Он вытянул руку и улыбнулся. — Спасибо, что защитил его. Чанёль был несколько ошеломлен этим жестом. Он не знал точно, какие отношения у Бэкхёна с братьями. Омега редко о них говорил, а расспрашивать Чанёлю не очень хотелось. Альфа догадывался, что, возможно, у них все не очень гладко, именно поэтому был сейчас удивлен. Пак сделал усилие, чтобы подняться ещё выше на подушках и пожал руку старшего в ответ. — Вам не стоит благодарить меня за такое. Бэкхён — мой омега, думаю, вы все понимаете, что это значит. — Понимаем, — улыбнулся Ухён. — Однако не все альфы готовы на такое ради омеги в свои двадцать. Чанёль на это только улыбнулся. Он не знал, что надо говорить в таких ситуациях, и стоит ли вообще. В любом случае, ему точно нравился этот Бён Ухён.       Бэкхён закончил с документами довольно быстро. Врач задал ему ещё несколько вопросов по поводу самочувствия, но физически Бэкхён и правда не ощущал никакого дискомфорта. А морально… Омега не совсем понимал, что чувствует. Кажется, ему нужно было время наедине с самим собой, чтобы вообще осознать произошедшее. Его пытались изнасиловать, да? Бэкхён не хотел об этом думать, словно мозг сам блокировал эти мысли и воспоминания, омеге было куда легче сосредоточиться на состоянии Чанёля. — Бэкхён, давай поговорим, — Сон Хёк вдруг остановился на полпути к палате, кивая в сторону выхода на террасу, что виднелась за окнами просторной рекреации. Омежка последовал за родителем, оказываясь на свежем воздухе. Было прохладно, так что Сон тут же снял свой пиджак, что виднелся под медицинским халатом, и накинул на плечи сына. — А ты? — обеспокоенно посмотрел на старшего омега. — Мне не холодно, — улыбнулся альфа. Они подошли к перилам. Отсюда открывался красивый вид на территорию больницы и виднелась панорама города благодаря тому, что больница находилась на возвышенности. Кажется, это был восьмой этаж? Бэкхён не был уверен, просто видел цифры на табло лифта, когда проходил мимо. Он даже не знал, как называется отделение, в котором находился. — Ты что-то хотел сказать? — Бэкхён вопросительно смотрит на альфу. Тот угрюмо молчит, а потом тяжело вздыхает, поднимая на сына взгляд. — Хотел спросить, как ты себя чувствуешь по-настоящему, Карамелька. У Бэкхёна внутри что-то ломается, когда он слышит привычное обращение Сона. Он крепче сжимает перила, переводит взгляд на город. — Хорошо, — кивает Бэкхён. — Наверное… — Есть что-то, что ты хотел бы рассказать? — Со мной ничего не сделали, если ты об этом, — спокойно проговаривает Бэкхён, выдерживая стойкость интонаций. — Не знаю, насколько он был серьезен в своих угрозах изнасиловать меня на глазах у Чанёля, но вы успели раньше. Сон Хёк сжимает кулаки. Он тоже переводит взгляд на панораму города, потому что смотреть на Бэкхёна почему-то выше его сил. — Прости, — шепчет Сон Хёк. — Я облажался. — Нет, — отрицательно машет головой Бэкхён. — Ночью Чанёль сказал мне то же самое, как только пришел в себя. Это неправда. Никто не облажался, потому что со мной всё в порядке. — Но тебе не пришлось бы проходить через это все, если бы я был внимательнее. Не гонялся за Джунсо, а защищал тебя. — Так это ты нашел его? — усмехнулся Бэкхён. — Хотя, кто бы сомневался. Ты единственный, кто знает его хорошо, наверное. Сон Хёк хмыкнул, поворачивая голову на сына. У Бэкхёна был почему-то стеклянный взгляд. — В любом случае, не вини себя. Это просто жизнь, плохие вещи случаются, а я отделался испугом. Люди умирают после таких ситуаций, а на мне даже царапины нет. — И всё-таки это неправильно, — выдохнул Сон. — Что именно? — То, что ребёнок утешает родителя мудрыми словами, — вздохнул альфа. — Это дети совершают ошибки, а взрослые их направляют в нормальных семьях. — И с каких это пор мы — нормальная семья? — хмыкнул Бэкхён. — Не пытайся прыгнуть выше головы… отец. Бэкхён замолчал, потому что последнее далось ему одновременно тяжело и легко. Называть Сон Хёка отцом было необычно, и в то же время обращение «управляющий» давно стало неуместным. Он больше не управляющий, во всех смыслах этого слова. Альфа замер, словно ослышался. Он с минуту таращился на Бэкхёна, пытаясь уложить в голове факт того, что спустя двадцать лет он услышал от собственного сына это слово. — Ты в порядке? — улыбнулся Бэкхён. Сон Хёк вздрогнул, отвернулся от омеги, склоняя голову вниз. Бэкхён готов был поспорить, что видел в глазах альфы слёзы, но Сон поспешил их спрятать. И снова сердце беспокойно затрепетало где-то в глубине души. — Прости, — выдохнул Сон Хёк. — Я, вероятно, старею. — Ну, могу сказать, что по тебе не сильно заметно, — хихикнул омежка, а потом сделал шаг к старшему, вдруг развернул его за руку к себе и прижался к широкой груди, обвивая руками талию. Сон Хёк улыбнулся, а потом обнял сына, целуя в пушистую макушку. — Спасибо, Карамелька. — Обещай, что больше не оставишь меня, отец. — Обещаю. Бэкхён почувствовал, что слезы всё-таки полились из глаз. Эмоции больше не вмещались в грудную клетку, там и так буйствовало неугомонное сердце, норовя выпрыгнуть. Бэкхён глубже вдохнул успокаивающий барбарис и подумал о том, что ему и правда повезло. Все ведь могло кончиться куда хуже, да? И совсем не важно, что тело всё ещё помнило те прикосновения. Со временем всё пройдет.       Чонин паркуется перед зданием больницы, адрес которой ещё утром прислал ему Сехун. Ким разжимает пальцы на руле, которые от напряжения, казалось, приросли к нему, а потом тяжело выдыхает. Ему нужна секунда другая, чтобы перевести дух и осознать всё, что происходило в последние сутки, потому что Чонин даже не помнил, спал ли он толком. Беспокойство в груди, закрученное тугим узлом, с той минуты, как Чанёль сорвался спасать Бэкхёна, теперь переросло в какое-то томящее чувство. Ким прекрасно знал, что всё закончилось и все в безопасности, собственными глазами видел фотографию убитого Донхвана в конторе адвоката О. И всё же не мог поверить до конца. Они и правда все свободны? Больше никакой опасности? Попыток спастись от монстра в человеческом обличье? Чонин не представлял, каково сейчас Бэкхёну и Чанёлю, учитывая всё, что произошло. Ким узнал обо всем буквально в тот же момент, когда спецназ завершил операцию. Они с Сехуном не помнили себя от радости, а отец друга даже подкрепил эмоцию коньяком, прямо с горла бутылки из небольшого бара в кабинете. С того момента Чонин оставался в конторе О, чтобы помочь им разобраться с навалившимися делами. Бумажной работы было по горло, и даже кто-то вроде Кима пригодился. Отец Чанёля сказал, что нет смысла толпиться в отделении, пока Бэкхён и Чанёль не придут в себя, и как бы друзья не рвались их увидеть, Хёнсын их удержал. Главным аргументом стала помощь в делах. Чонин успел заехать домой переодеться и принять душ, прежде чем приехать в больницу, потому что им позвонил Пак Чанмин. Так как Сехун обещал обеспокоенному Исину взять его с собой, как только можно будет посещать Бэкхёна, то он уехал за Чжаном и Луханом, который, на огромное удивление Чонина, тоже хотел проведать Чанёля и Бэкхёна.       Белый автомобиль Сехуна остановился рядом с машиной Чонина, благо с утра парковка была ещё не так забита. Ким тряхнул головой, выныривая из своих мыслей, забрал с панели бардачка телефон и вышел из машины. Несмотря на бессонную ночь, Сехун выглядел очень даже ничего, но его выдавали красные глаза и мешки под ними. Лухан с Исином вышли из машины О следом, и пока друзья обменивались приветствиями, Сехун успел заметить выходящих из дверей больницы братьев Бён. — Они тоже приехали? — удивленно спросил Сехун, заставляя остальных обернуться туда, куда был направлен его взгляд. — Было бы странно, если нет, не так ли? — Лухан вопросительно посмотрел на своего альфу. — Да, несмотря на всё, я знал, что они не останутся в стороне, — улыбнулся кончиками губ Исин. — Пойдемте. Исин решительно направился вперед, а остальные последовали за ним, несколько удивленные. Братья Бэкхёна столпились у выхода, кажется, говорили о чём-то. И первым, конечно же, внимание на друзей Бэкхёна обратил Реджун. — Исин? — удивленно воскликнул альфа, получая улыбку младшего, успел удивиться этому в душе. — Вы тут откуда? — Пак Чанмин позвонил, — пояснил Чонин, а потом принялся пожимать руки всем троим Бёнам. — Думаю, вам следует познакомиться. Это О Сехун, а это Сяо Лухан. Череда приветствий вновь повторилась. Не то чтобы присутствующие не знали друг о друге, просто официального знакомства не было, что пришлось срочно исправлять. Чонин заметил весьма помятые лица всех троих альф, подумал, что они наверняка все это время провели в больнице. — Вы уже были у них? — спросил Чонин, заглядывая в глаза Ильхуна. Старший кивнул. — Да, Пак Чанмин разрешил нам посетить их первыми. Бэкхёна сегодня уже выпишут, а у Чанёля удовлетворительное состояние, но полечиться ещё придется. — Ясно, — кивнул Чонин. — Ну, не будем вас задерживать. — Спасибо, — вдруг улыбнулся Ухён, делая шаг к друзьям младшего брата. — Бэкхёну важна ваша поддержка. — Вы должны были позвонить мне сразу же, — вмешался вдруг Исин. — Я чуть не поседел, когда увидел новости. — Прости, — улыбнулся Ухён. — Мы совсем замотались. — В любом случае, уже всё кончилось, — Чонин едва улыбнулся старшим. — Мы скажем это и Бэкхёну с Чанёлем, но на всякий случай и вам, если понадобится помощь, звоните. — Спасибо ещё раз, Ким Чонин, — улыбнулся теперь Ильхун. Братья Бён направились в сторону автомобилей, которые их ждали, а друзья зашли в здание больницы.       Бэкхён улыбнулся Чанёлю, когда они вновь остались наедине. Братья попрощались до вечера и обещали заехать за Бэкхёном, когда омега позвонит. А потом ушел и Сон Хёк, сославшись на кучу дел. Чанёля даже успел осмотреть врач, снова назначил какие-то анализы, и вот, наконец в палате повисла тишина. Кровати обоих всё-таки разъединили, так как это было грубым нарушением правил больницы, так что Бэкхён теперь устроился на стуле рядом. — Ты должен отдохнуть, Бэкхён, — едва улыбнулся Пак. — Я ведь никуда не денусь. — Я отдыхаю вот так, — вздохнул омега. — Нога болит? — Не знаю, — едва пожал плечами Чанёль. — Я привык к боли, так что всё нормально. Заживает же, главное. Бэкхён на это только закатил глаза, заставляя альфу тихо рассмеяться. Они оба не знали, о чём говорить, наверное, потому что тем для разговора было слишком много. Бэкхён не хотел начинать самую больную, так что вдруг с языка сорвался другой вопрос. — Что будем делать дальше, Чанёль? Альфа, кажется, не ожидал таких слов, так что подвис на мгновение, а потом тяжело вздохнул. — А что ты хочешь? — Не знаю, — пожал плечами омега. — Я даже не знаю, какой может быть наша жизнь дальше. Сможем ли мы и дальше обучаться в академии, наши друзья и прочее. Не знаю, мою жизнь будто раскололи надвое. Чанёль на это усмехнулся. — Её и правда раскололи, но… Я думаю, что вторая часть должна быть счастливее первой, тебе так не кажется? — Всё ведь зависит от нас двоих, да? — Да, — кивнул Пак. — Именно поэтому, что бы ни происходило, мы будем вместе. И если захотим, то сможем и продолжить учиться, и кучу другого успеем, Бён Бэкхён. У омеги невольно навернулись слёзы на глаза, хотя губы растянулись в улыбке. Чанёль потянул его к себе, заставляя склониться ближе, прижался к искусанным губам. — Прости, Бэкхён-а, — прошептал альфа. — Я не смог сдержать обещания защитить тебя, но, прошу тебя, дай мне последний шанс. Теперь я сделаю всё, чтобы наша жизнь стала лучше. — Ты сдержал обещание, Чанёль, — ещё шире улыбнулся омега, обвивая щеку альфы пальцами. — Несмотря ни на что, ты защитил меня, так что я не дам тебе никаких шансов. Я просто останусь с тобой навсегда. Пак почувствовал, как его самого тянет на слёзы, так что впился поцелуем в карамельные губы. Близость Бэкхёна дарила спокойствие, как и всегда, это было чем-то неизменным в жизни Пак Чанёля.       Оба парня вздрогнули, когда послышался неожиданный стук в двери палаты. Кажется, сегодня им наедине побыть было не суждено, так что Бэкхён оторвался от Пака, поворачивая голову к проходу и ответил громкое «войдите». К большому удивлению парней, в проеме показалась голова Сяо Лухана. Бэкхён даже проморгался невольно, чтобы точно убедиться в том, что у него не начались какие-то галлюцинации на фоне пережитого стресса. Но показавшийся из-за его спины Исин, а следом и Сехун с Чонином ситуацию значительно прояснили. — Ребята? — у Чанёля удивление сдержать не получилось. Он во все глаза уставился на друзей, что продолжали сиять яркими улыбками. — Так удивлен, словно и не ждал нас вовсе, — усмехается Чонин, а потом протягивает Паку руку. Бэкхён улыбается Исину, обнимает его крепко-крепко, пока друг шепчет на ухо, что чуть не умер от беспокойства. Парень извиняется, получает щипок от Исина и слова о том, что он не должен этого делать. Бэкхён даже приветливо машет Сехуну, который тоже успевает обменяться рукопожатием с Чанёлем, а после застывает перед сконфуженным Луханом. Вероятно, омега чувствует себя почти так же неловко, как и сам Бэкхён сейчас. — Я… Рад, что ты приехал, Лухан, — все же неуверенно выговаривает Бэкхён. — А я рад, что с вами обоими всё в порядке, — улыбается вдруг в ответ, даже слишком ярко, Сяо. — Ну, почти в порядке. Чанёль едва машет ему рукой, его уши дергаются из-за расползающейся по лицу счастливой улыбки. И даже несмотря на ссадины и кровоподтеки на лице, Пак почему-то выглядит счастливее, чем обычно. Лухан не знал всех подробностей, так как Сехун ещё не успел ему все рассказать, но даже Сяо понимал, что они избавились от огромной угрозы в лице Пак Донхвана. — Ребята, вам правда не стоило волноваться, — тихо проговаривает Бэкхён. — Думаешь, Бён Бэкхён? — Чонин хотел бы обнять сейчас омегу, потому что он нехило перепугался за него в тот раз, но решил не триггерить Пак Чанёля, который и так был не в себе, наверное. — Мы бы приехали ещё вчера ночью, но ваши отцы не позволили. Лухан удивился про себя на словах про отцов. Он был в курсе насчет родителя Чанёля, так как не раз слышал о нем от Сехуна, но разве отец Бэкхёна тоже был тут? Нет, ему правда нужно нормально поговорить с Сехуном, Сяо чувствовал себя какой-то незнайкой. — Как нога? — Сехун вопросительно посмотрел на Чанёля. — Жить буду, — улыбнулся Пак. — Правда, причин для беспокойства у вас нет. Бэкхёна сегодня даже выписали, а я скоро догоню, через недельку. Может, если отец сжалится, то и недели ждать не придется. — Мы будем надеяться, — улыбнулся Исин. В палате повисла тишина на пару мгновений, прежде чем её вновь нарушил голос Бэкхёна. Омега вдруг вопросительно посмотрел на уже успевших рассесться по местам друзей, крепче сжимая край своей рубашки в руках. Одежду ему, кстати, привез Сон Хёк. — Что? Что там говорят о произошедшем во внешнем мире? Все четверо переглянулись между собой. Чонин бросил украдкой взгляд на Чанёля, который тоже кивнул, ожидая ответов. — Ничего особенного. Пока все просто шокированы новостями о спецоперации по задержанию Донхвана. Ну и от той информации, что он похитил тебя, Бэкхён. — Значит, пресса уже в курсе? — несколько взволнованно спросил Бён. — Да, — кивнул Чонин. — Но, я думаю, ажиотаж скоро уляжется. По крайней мере, мы делаем всё для этого. — Он не уляжется, — усмехнулся Бэкхён. — Корпорация Бён замешана во всем этом, и нация так просто это не забудет. Все снова замолчали, понимая, что омега прав. Репутация Бёнов была настолько кристально чистой до этого времени, что любое пятнышко могло показаться кляксой размером с озеро. Но проблема оказалась масштабов целого океана черни. И вряд ли теперь можно было от нее отмыться. — А Джунсо? — Бэкхён едва прикусил губу. Он не спрашивал ничего про папу у Сон Хёка, так как у него и так была голова кругом от происходящего. Но теперь вопрос этот мучил омегу слишком сильно, чтобы не задать его. — Он задержан, — вздохнул Ким. — И про это тоже все знают? — Да, — кивнул Сехун. — Общественность требует пресс-конференцию от корпорации Бён, а ещё от генеральной прокуратуры. Бэкхён усмехнулся, опуская взгляд на руки. Комок слёз почему-то снова подкатил к горлу, но омега сдержал порывы. Не было абсолютно никаких причин плакать, ведь ни деньги корпорации, ни её репутация, ни даже Бён Джунсо не были ему по-настоящему важны. Или… Бэкхён просто убеждал себя в этом? Ведь, в конце концов, семья Бён — это не только папа и дедушка, а ещё его братья. Люди, которые тоже пострадают из-за всей этой ситуации. Может быть, Бён Мёнсу был прав: влюбившись в Чанёля, Бэкхён и правда погубит всё? Омега быстро отмахнулся от этих мыслей. Это просто его загоны, склонность к драматизации и накручивание. Бэкхён всегда привык разыгрывать в голове исключительно плохие сценарии, чтобы потом не было так оглушительно больно. Но прямо сейчас его жизнь должна была повернуть на другую полосу, обязательно белую, потому что та, на которой он был последние месяцы, была ужасающе черной. — А что про это все говорят в Ульсане? — Ничего необычного, — вдруг вмешивается в разговор Лухан. Он смотрит в глаза Бэкхёна. — Я тебе не раз говорил, не думай об этих неудачниках и о том, что они пишут. Присутствующие несколько удивлены подобным, Бэкхён же лишь коротко усмехается. — Мне учиться среди этих неудачников, Сяо Лухан. — Ну, ты до этого же как-то игнорировал их слова, — разводит руками Лухан. — Какое вообще имеет значение, что они там думают? — Лухан прав, — кивает Исин. — Твои друзья — мы, и мы знаем правду. Остальное не важно, Бэкхён. Ни что говорит пресса, ни что говорят в Ульсане. Теперь вы оба можете начать новую жизнь. Чонин и Сехун активно закивали на слова омеги. Чанёль улыбнулся друзьям, а Бэкхёна вдруг прорвало на смех сквозь слезы. Пак обеспокоенно посмотрел на омегу, но подняться всё ещё не мог. На помощь пришел Исин, который тут же обнял друга, прижимая к себе. — Бэкхён-а, — совсем мягко проговорил Чонин. — С этого дня ты должен перестать плакать, иначе доведешь до инфаркта Пак Чанёля. Смотри, как он побледнел. Ребята на эти слова рассмеялись, а Чанёль и Бэкхён цокнули в голос, чем вызвали ещё больший смех. Бён продолжал всхлипывать, вытирая рукавом слёзы. — Спасибо, ребята, я… Правда не думаю, что заслуживаю всех вас. — Не стоит нас благодарить, — улыбнулся О. — В конце концов, мы ведь близкие люди.       Двери приватного зала одного из самых популярных и дорогих ресторанов японской кухни в Сеуле открываются медленно, пропуская Бён Мёнсу, что идет не спеша, опираясь на свою трость. Хичоль, что уже занял свое место, встает с него, едва кланяется омеге, который окидывает его долгим и надменным взглядом черных глаз. Ким Хичоль не так часто сталкивался с Бёном, но всё-таки прекрасно знал его манеру общения. Этот человек обдавал тебя холодом, презрением и высокомерием, ещё даже не успев заговорить с тобой. То ли природная особенность, то ли выработанная за годы единоличной власти привычка. Не то чтобы Хичоль настолько глубоко изучил Бён Мёнсу, однако некоторые представления имел. Спасибо большое долгой службе Сон Хёка. — Добрый вечер, господин Бён, — сияет своей дежурной улыбкой Хичоль. Мёнсу на нее взаимностью не отвечает. Его лицо суровое, взгляд, прожигающий насквозь, но Хичолю не привыкать. Его выдержка — другой уровень, даже Бён Мёнсу не пробить эту железную броню. — У меня не так много времени, господин Ким, — спокойно проговаривает омега. — Так что потрудитесь объяснить, зачем мы с вами тут? — Для начала я бы хотел сказать вам спасибо за то, что согласились встретиться со мной, говорят, ваше здоровье не в порядке последнее время. Мёнсу на это усмехается. Он прекрасно понимает намеки на «шатающийся трон». Этот Ким Хичоль был совсем не прост, именно поэтому Мёнсу и согласился на встречу. А ещё он отлично знал о том, что убийство Донхвана, поимка Джунсо и прочие события были делами рук президента и его главной шестерки, что сейчас сидит перед омегой. — Вопреки ожиданиям многих мое здоровье идет на поправку. Хичоль снова учтиво улыбается. Бён Мёнсу блефовал, вероятно, потому что даже сейчас было видно, как сильно он похудел, как посерела кожа и как тряслись руки мужчины порой, когда он с силой сжимал свою трость. Да и походка была уже не такая, как ещё месяц назад, на помолвке его внука. — Не заставляйте меня повторять вопросы, Хичоль, — Мёнсу снова сменил тон, на более жесткий. — Простите, — коротко кивнул Хичоль. — Право дело, я даже не знаю, с чего именно начать. — Уж начните с чего-нибудь, — хмыкнул Мёнсу, притягивая к себе чашку с чаем. Он поднес её к губам, а Ким снова кинул взгляд на старшего. Несмотря на всю холодность и напускное спокойствие в поведении непоколебимого Мёнсу проглядывалось беспокойство. Хичоль победно сжал кулак одной руки под столом. Именно это ему и нужно было — замешательство Бён Мёнсу, его расшатанное состояние, ведь тогда сделка пошла бы в разы проще. — Тогда, пожалуй, я должен начать с главного, господин Бён. А именно с того, что ваш сын, Бён Джунсо, находится под следствием, обвиняется в ряде преступлений, в том числе в пособничестве главарю организованной преступной группировки — Пак Донхвану, а это, знаете ли, весомые статьи. Мёнсу едва пожал плечами, сделал всё-таки глоток своего чая, а потом медленно поставил чашку на стол. Он поднял глаза на Хичоля. — И? Вы думаете, что сообщили мне какие-то новости? — Нет, я просто решил начать с сути, — улыбнулся кончиками губ Ким. — И так как ваш сын уже успел дать ряд показаний, у моего непосредственного начальства появилось предложение для вас. Мёнсу усмехнулся, продолжая сверлить альфу перед собой острый взглядом. — Забавно послушать. — Он предлагает вам разделить все имущество корпорации Бён между внуками, но с закрытием всего вашего бизнеса и полным ребрендингом. Чтобы семья Бён больше никогда не имела влияние на экономические и политические события в стране. Мёнсу выслушал все с серьезным лицом, а потом вдруг сорвался на смех. Хичоль ожидал примерно такой реакции, однако он все равно был удивлен тем, что этот человек умеет смеяться. В голосе Бён Мёнсу не было ничего веселого, но смех становился всё громче, настолько, что омега даже достал платок из внутреннего кармана своего пиджака, вытирая им слезы. А потом вдруг резко поднял взгляд на Хичоля, который продолжал сидеть с каменным лицом. — Подожди-ка, — хмыкнул омега. — Ты это сейчас серьезно, что ли? Я думал, что ты решил пошутить, чтобы немного разрядить эту душную обстановку. — В обмен мы обещаем вам, что репутация семьи и её деньги будут сохранены, и показания Джунсо не будут обнародованы. Мёнсу на это искривил губы в очередном оскале. Он приблизился к столу, заглядывая в глаза Кима. Теперь на его лице не осталось и следа от былой истерики. Он смотрел серьезно, остро, как и обычно. — Твой начальник и правда так глуп? Думаешь, что Джунсо хоть как-то важен мне? Я просто публично откажусь от него, разве это проблема для меня? Если ты и твой босс думали иначе, то вы и правда глупцы. Я не променяю корпорацию на Бён Джунсо. Хичоль едва улыбнулся. А потом повернулся, вытаскивая из папки, что лежала рядом, бумагу. Он протянул её Мёнсу. Омега вопросительно выгнул бровь, но всё же взял бумагу в руку. А потом двери зала открылись, как по заказу, и один из помощников Бёна принес ему футляр с очками, тихо положил на стол и в ту же минуту удалился. Ким подумал, что камеры зала действительно хорошо работают. Мёнсу вытащил очки из футляра, медленно надел, а потом, бросив ещё взгляд на Хичоля, вновь опустил глаза в лист. Прошла секунда, прежде чем Мёнсу вернул бумагу на место. — И что это должно значить для меня? — Господин Бён, — альфа улыбнулся, а потом сам взял чашку с чаем и отпил коротким глотком. — Мы с вами оба прекрасно понимаем, что это может значить для вас. Не думайте, что мы пришли сюда с одной лишь бумагой. Все доказательства уже давно на руках, прямо сейчас мои люди уже оцепили остров. Ищейки, наркоконтроль, столько специалистов, вы бы удивились. Мёнсу замер, а Ким просиял ещё более широкой и учтивой улыбкой. Он поставил чашку на стол с характерным стуком. — Бён Джунсо рассказал нам абсолютно всё, господин Бён. Вы, видимо, тоже не учли, насколько вашему сыну плевать на вас, и даже на корпорацию. Между семьей и бизнесом он выбрал ваше падение. — Вы ничего не докажите, — прошипел Мёнсу. — Напротив, — Хичоль теперь тоже посерьезнел. — Доказательств, поверьте мне, найдется достаточно. Свидетельств сотрудничеству с кланом Пак, все левые фирмы-однодневники, взятки, коррупция — столпы расцвета корпорации Бён, не так ли? Но даже если юридически процессы будут проиграны, и ваши адвокаты выбьют все сроки давности, одно будет не под силу им. Вернуть вашу репутацию. Публичное интервью Бён Джунсо способно разрушить всё на корню, что совсем будет не в вашу пользу. Именно поэтому мой начальник предлагает вам хорошую сделку. Вы отказываетесь от власти и денег, ваши внуки тоже больше не смогут пользоваться именем семьи Бён, однако вы сможете выйти жертвой из этой истории. Честно говоря, что бы вы ни выбрали, моему начальству и этому государству никакой разницы. Так или иначе, империи Бён Мёнсу пришел конец. Просто из уважения он решил предложить вам компромисс. — Ты всего лишь крыса, Ким Хичоль, — усмехнулся Мёнсу. — Грязные методы. — Правда? — оскалился в ответ альфа. — Это говорит мне человек, который ещё минуту назад выбрал деньги, а не единственного родного сына. Забавно. — Скажи прямо, Ким Хичоль, твой начальник ведь тоже пострадает от скандала подобного масштаба. Именно поэтому он и собирается дать мне этот выбор. — Может быть, — пожимает плечами Хичоль. — Однако он будет честным человеком, раскрывшим злодея. Чего не скажешь о вас. На вашем месте я бы выбрал спокойную старость в загородном доме. Мёнсу на это ничего не ответил. Он только нажал на кнопку вызова официанта на столе. Двери зала открылись, появился помощник Бёна, который учтиво поклонился ему. Бён сжал в руке трость, поднялся с места, направляясь к выходу. — Так, ваш ответ, господин Бён? — Хичоль смотрел в спину омеге, который остановился на секунду. А потом посмотрел на Кима через плечо. — Ты и твой начальник — не первые, кто угрожает мне в этой жизни. Они все остались в прошлом, вас ожидает та же участь. А корпорация Бён не пошатнется ни на йоту. На этих словах Мёнсу вышел из зала, а Хичоль усмехнулся, скрещивая руки на груди. Что же, Бён сделал выбор, Киму оставалось лишь сделать один звонок. Насколько же был проницателен Сон Хёк, что смог предсказать абсолютно весь этот разговор? Кажется, этот альфа слишком уж долго прожил в этой семье.       Мёнсу позволил себе дать слабину, только когда оказался в машине. Вдали от чужих глаз. Он силой ударил кулаком по кожаному сидению, прикрыл обессиленно глаза, чувствуя, как кружится голова и как снова начинает не хватать воздуха. Мужчина протянул руку, едва прохрипел что-то помощнику Ли, и уже через мгновение ему дали под язык спасительную таблетку. Боль сковала всё его тело, чувство страха вновь подступило к горлу, Мёнсу сжал рукой хрустящую кожу салона. Этот гаденыш Джунсо снова всё испортил, на этот раз действительно серьёзно и по-крупному. Мёнсу не стоило его рожать или стоило пристрелить его и этого Пака ещё в ту ночь. Но слабость не позволила ему это сделать, в конце концов, он действительно родил неблагодарного ублюдка сам. — Господин Бён? — голос помощника наконец дошел до слуха омеги. — Всё… В порядке, — прохрипел омега. — Поезжай в офис. — Но вам нужно отдохнуть, мы должны пригласить доктора. — Нет времени на отдых, — огрызнулся Мёнсу, а потом в глазах потемнело снова. Он откинул голову на подголовник сидения и протянул руку вперед. — В офис. — Да, господин.        Из больницы Бэкхёна забирает Сон Хёк. Омега улыбается мужчине кончиками губ, хотя всем своим существом не хочет уезжать отсюда, расставаться с Чанёлем даже на секунду. Но и дальше торчать в больнице нельзя, так что насилу прощается с альфой, обещает приехать с утра, а Чанёль говорит ему, чтобы он не спешил, выспался и отдохнул по-человечески. Бэкхён знает, что один не выспится ни за что в жизни. Ему даже немного страшно осознавать, что в какой-то момент действительно придётся остаться наедине с мыслями. Воспоминания к вечеру возвращаются всё лучше, но Бэкхён не хочет об этом думать. И каждую болезненную вспышку задвигает на край, отвлекается на разговоры то с друзьями, то с Чанёлем, то с докторами. Но вечно игнорировать всё это нельзя, видимо. Так что, когда он оказывается в тишине огромного холла особняка Джунсо, омега тяжело вздыхает, прикрывая глаза на секунду. Этот дом… В нём не было ничего хорошего. Бэкхён понимает, что его тело цепенеет, он не хочет делать ни шага дальше. Он помнит, как ему зажали рот, как он отключился, а потом проснулся в логове монстра. И это произошло именно тут. Он помнит каждый разговор с Джунсо, каждую его обжигающую пощечину, каждое едкое слово, разрушающее омегу. Так что парень жмурит глаза, пытаясь отогнать наваждение, но не получается. Кажется, будто ничего не закончилось, будто всё вот-вот повторится, словно плохой сон. Омега резко поворачивается к Сон Хёку, который удивлённо смотрит на сына. Он прекрасно замечает лихорадочный взгляд, побледневшее лицо. — Бэкхён? — Ты… Где ты живешь? Сон Хёк озадачен. Он смотрит на парня, словно тот спросил нечто глупое. — Тут, Карамелька. — Нет, я… Я имею в виду, у тебя ведь есть свой дом, да? Помимо этого места. Идея приходит Бэкхёну сама собой. Он не хотел ехать в квартиру Чанёля. Один бы он сегодня остаться не смог, а оставаться там с Соном было как-то… Неправильно и неловко. А больше Бэкхёну было некуда податься, разве что в общежитие? К братьям домой? Ульсан далеко, да и не готов Бэкхён к нему морально. А братья, он даже не знал, где они живут, не считая Ильхуна. — Есть, — кивает Сон Хёк. — Но я давно там не был. — Я… Не хочу тут оставаться, не могу, — шепчет омега. — Давай поедем к тебе. Если… Если можно. Бэкхён смущённо опускает взгляд. Он не знает, как себя вести, потому что сначала он выдал этот вопрос ещё на инерции, из-за привычки получать от Сон Хёка всё, что ему хотелось. А сейчас… Имел ли Бэкхён право так себя вести с мужчиной, ведь, в конце концов, это был его дом. — Конечно можно, Бэкхён, — улыбается вдруг Сон. Он едва сжимает худые плечи, заставляя парня посмотреть на себя. — Там правда, наверное, жутко пыльно, но… Мы можем снять тебе номер в отеле. — Нет, не хочу туда, где будут люди. — Хорошо, — кивает Сон Хёк. — Поехали. Альфа разворачивается, а Бэкхён неверяще смотрит в широкую спину. Это правда происходит? Сон Хёк действительно его отец и ведёт он себя, как отец теперь, да? Бён понятия не имел, он ведь никогда не видел, как должно быть. Может, всё, что Сон Хёк делал и до этого дня, он тоже делал как его родитель, а не Управляющий его папы? Парень снова до боли закусывает губу. Ещё одна вспышка прорезает память. Грубые касания колят коленки, Бэкхён трясёт головой и выходит вслед за Соном. Путь в дороге занимает не так много времени, или это просто Бэкхёну так кажется, омега даже не понимает. Он весь занят хаосом своих мыслей, его не заглушает даже музыка из радио. Парень периодически ловит обеспокоенные взгляды Сона в зеркале заднего вида, но мужчина по привычке молчит и не задаёт вопросов. Наконец, автомобиль въезжает на подземную парковку, плавно тормозит. Бэкхён сам выходит из машины, ждёт, пока Сон заберёт его вещи из багажника, и они вместе направляются к лифту. Вот ещё одна вспышка: холодное лезвие упирается в горло Чанёля. Туда, где под тонкой кожей бьется жизнь. Бэкхён жмурится, его из мыслей вырывает лифт. Двадцать четвёртый этаж. Огромные белые цифры висят на стене. Бэкхён молча следует за отцом. — Я купил её пару лет назад, собирался продать, — тихо проговаривает Сон Хёк, пока они стоят на пороге просторной квартиры. Это элитный жилой комплекс, почти в центре. Бэкхён даже не сомневался в ликвидности этого жилья. — Почему? — Ну, — пожимает плечами мужчина. — Есть у меня одна мечта, давняя. Бэкхён проходит вперёд, останавливаясь в центре просторного коридора. Потом делает ещё шаги, наконец оказываясь в большой гостиной. На мебели чехлы. Это напоминает ему квартиру Чанёля в их первый приезд туда. Бён улыбается кончиками губ. — Какая? — Хочу загородный дом, — несколько неловко потирает затылок альфа. — И… Я думал, что если у меня получится, и ты примешь меня, я… Может быть, оставлю службу, работу, отдохну чуть-чуть. А ты будешь приезжать ко мне, с Чанёлем. Бэкхён пораженно смотрит на старшего. Он бы в жизни не подумал, что в голове Сон Хёка есть подобные мысли. Управляющий никогда не производил впечатление мечтателя, однако Бэкхён мог понять его желание уехать и уединиться. На его месте омега, вероятно, уже давно сошёл бы с ума. — Каково это? — вдруг в тишине спрашивает парень. — Что именно? — Жить рядом со своим ребёнком и любимым омегой и не иметь на них прав? В глазах Сон Хёка мелькает что-то острое. Бэкхён знает, что спросил о самом больном. Даже для кого-то вроде Сона это было чересчур, но омега должен был. — Это… Больно, — выдыхает мужчина. И его плечи вдруг опускаются, словно придавленные тяжестью жизни, которую он прожил. Бэкхён тоже опускает взгляд. Ему нравится, что Сон Хёк отвечает ему, вполне честно, даже откровенно. Альфы обычно не показывают слабости перед омегами, будь то их мужья, дети, просто близкие люди. Но Сон Хёк показал, и это только усилило веру в его силу в глазах Бэкхёна. Да, этот человек действительно многое перенёс. — Я… Приеду в твой дом, — шепчет Бэкхён. Его глаза тоже слезятся, однако он все равно поднимает взгляд на отца. И улыбается настолько ярко, насколько может. — Не знаю, насколько нормальной будет наша жизнь дальше, но ты должен купить этот дом. И я обязательно туда приеду, один или с Чанёлем, я хочу это сделать. Сон Хёк не выдерживает. Делает пару шагов к сыну, прижимает его к широкой груди и целует в макушку. — Спасибо, — шепчет мужчина. Бэкхён сжимает его рубашку снова, вдыхает сладкий барбарис. — Спасибо, Карамелька. — Назови по-другому, — вдруг шепчет Бэкхён. И сам не ожидает от себя таких порывов. Сон Хёк улыбается, сквозь слёзы, не верит своим ушам, но не спешит переспрашивать. Он едва отрывает Бэкхёна от себя и заглядывает ему в глаза. — Сын, — теперь уже сияет улыбкой Сон. — Да, вот так, — кивает омега, улыбается тоже. У обоих слёзы катятся по щекам, обоим неловко и невозможно спокойно дышать. Однако есть чувство болезненной правильности, словно, неправильно сросшуюся кость сломали и растили теперь заново. Сейчас — странно, но через время всё обязательно встанет на свои места. — Выходит, — проговаривает младший. — Моя фамилия не Бён, а Сон? Хёк почему-то смеётся, стирает слезинки с бледных щёк. — Не важно, Бэкхён-а, — улыбается альфа. — Скоро, может быть, поменяешь её на совсем другую. Бэкхён с секунду вопросительно смотрит на отца, не понимая, о чём это он говорит. А потом до него доходит намёк, щеки розовеют, он опускает взгляд. — Не сменю ещё скоро, — бурчит омега. — Что за намеки, ты слишком легко это всё принимаешь. Сон Хёк снова смеётся, легко, этот звук будто успокаивает Бэкхёна. У Чанёля была привычка так смеяться на всякие глупости из уст омеги. Бён снова краснеет, когда осознает, что сравнивает Чанёля и отца. Так… Лучше не делать. Всё слишком быстро. — Ты забыл, что я знаю о вас не первый год, Карамелька? Бэкхён вдруг действительно, в полной мере, осознает эти слова. Ведь Управляющий и правда был в курсе с первого курса Ульсана. Он знал Чанёля давно, он видел… — Те фотографии из Японии… Сон улыбается, едва пожимает плечами, отворачиваясь к дивану, с которого снимает чехол. — Самое главное, что Пак Чанёль — хороший парень. Остальное не имеет значения, — спокойно проговаривает Сон. — Но если он обидит тебя, Бэкхён, первым делом ты должен рассказать мне, слышишь? У Бэкхёна внутри что-то сжимается. Это те самые слова от того самого человека, которых ему не хватало всю жизнь? Его защитят и примут, ему есть куда идти теперь, да? Он теперь может приехать в тот дом. — Карамелька? — Да, я… Слышу. Спасибо. Они садятся ужинать едой из доставки. У Сон Хёка холодильник даже не подключён к розетке, так что Бэкхён только улыбается в озадаченное лицо старшего и набирает уже знакомый номер. Надо учиться готовить, наверное, а то уж слишком часто жизнь ему намекает на это. Привозят целую кучу еды, альфа всё делает сам. И контейнеры раскладывает и даже палочки распаковывает, потому что у него не было даже посуды и почти никакой кухонной утвари, пришлось использовать всю одноразовую из доставки. Бэкхёну кажется всё происходящее каким-то сном. Похищение, застреленный на его глазах Пак Донхван, больница, братья, друзья и этот ужин с отцом в его доме. С отцом, которого Бэкхён будто заново узнает, хотя знал его с самого рождения. Однако ему кажется, что Управляющий Сон Хёк и его отец — разные люди. Отсюда и всё это чувство нереальности происходящего, словно его выкинуло в параллельную вселенную, где у Бён Джунсо больше нет над ним никакой власти. Омежку снова откидывает на Джунсо. Бэкхён с силой сжимает палочки в руках, что не ускользает от внимательного взгляда Сона. — Что такое, Бэкхён? Невкусно? — Нет, всё вкусно, — кивает омежка. — Просто… Па… Джунсо, он правда в тюрьме? Сон Хёк не упускает и то, как Бэкхён сбился на слове «папа». Внутри снова больно колет, сколько бы лет ни прошло, ему всегда будет так чертовски обидно за сына. Он не получил ни отцовской любви, ни любви папы, при живых родителях и при том, что они с Джунсо всегда были рядом с ним. Но какой в этом смысл, если омеге не хватило сил полюбить этого ребёнка, а Сону не хватило смелости ещё тогда назваться его отцом? Бэкхён был почти сиротой. И это разрывало всё нутро альфе, даже сейчас, даже спустя двадцать лет. — Да, в тюрьме, — кивает Сон Хёк. — Он главный свидетель. — Он даёт показания против Пак Донхвана? Сон Хёк тяжело вздыхает, откладывая палочки в сторону. С секунду смотрит в глаза сына, понимает, что, если рассказать ему правду про корпорацию, про Бён Мёнсу прямо сейчас, Бэкхён может не выдержать. Так что он лишь улыбается кончиками. — Да, против него, — кивает альфа. — А против нашей семьи? Дедушки? — Я не знаю пока подробностей, Бэкхён. Завтра утром я поеду туда, после того как отвезу тебя в больницу к Чанёлю. — Я могу и сам добраться. Попрошу кого-то из хёнов или… Если ты мне дашь машину какую-нибудь… — Я бы мог прислать к тебе своих людей тоже, Карамелька. Но я не хочу, мне будет спокойнее сейчас сделать всё самому. Никто не должен знать, где ты, это… Небезопасно в данной ситуации. — Снова? — усмехается Бэкхён. — Мы снова от чего-то прячемся? — Нет, мы не прячемся, но внимание к твоей персоне теперь повышено. Пресса, органы, простые зеваки, каждому теперь будет интересно на тебя посмотреть, поговорить. Кому-то по долгу службы, кому-то от скучной жизни. И в твоём состоянии такие встряски ни к чему. Бэкхён понимает, что отец прав. Он ничего не отвечает, вновь тянется к своей еде. И дальше омежка не задаёт вопросов. Молча доедает и уходит в душ, а Сон Хёку остаётся только смотреть ему вслед и тяжело вздыхать.       Утром Сон Хёк подвозит Бэкхёна в больницу к Чанёлю, после чего ему приходится оставить сына на охрану. Пусть сейчас открытой угрозы не было, всё же они не могли знать до конца всего. Мужчина прекрасно понимал, что лучше будет перестраховаться, поэтому оставил парочку своих парней, чтобы они тихо наблюдали за обстановкой, при этом не выдавая своего присутствия совершенно. Альфа знал, что пока Бён Мёнсу не окажется за решеткой, а с кланом Пак не будет покончено во всех смыслах этого слова, расслабляться нельзя. Сон Хёк должен был быть уверен, что, узнав о смерти Донхвана, некоторые враги клана не полезут к Чанёлю, который должен стать следующим главой. Однако уже всем в стране было ясно, что клану Пак пришел конец, оставалось решить некоторые дела. Ко всему прочему, пресса была в ажиотаже, надеясь урвать сенсационный материал, буквально каждый человек в столице, а может, и в стране, был озабочен и взбудоражен разразившимся скандалом. Где такое видано, чтобы в столь громком деле была замешана безупречная корпорация Бён. Сон Хёк показывает свое удостоверение на КПП, и один из солдат управления только отдает ему честь, а перед машиной открывается шлагбаум. Альфа уже давно не бывал в этом месте, однако сегодня пришлось вспоминать молодость, так как у Хичоля было тут какое-то важное дело, и он позвал Сона на разговор именно сюда. Альфа петляет немного по коридорам большого здания, с некоторым трудом, но всё-таки находит нужную дверь. Он стучится, а потом, не дождавшись ответа, открывает двери.       В просторном кабинете сидит Ким Хичоль. Весь стол завален бумагами, а сам альфа выглядит довольно увлеченным и загруженным. У него закатаны по локоть рукава рубашки, галстук висит на вешалке вместе с пиджаком, и мужчина даже не удосужился убрать все это в шкаф, на ручке которого и повесил. Для Сон Хёка это кажется несколько удивительным, дисциплина была частью таких людей, как Хичоль, что доподлинно было известно самому Сону. — Тяжелый день? — спрашивает мужчина. Хичоль даже не отрывает глаз от бумаг перед собой. — Я бы сказал, суматошный. Садись, Хёк, надо обсудить парочку дел. Сон Хёк садится в кресло напротив рабочего стола, а Хичоль наконец откладывает в сторону папку в руках и поднимает глаза на друга. — Ты встречался с ним? — Да, — кивает Ким. — И? — Ты был прав, — вздыхает Хичоль, откидываясь на спинку кресла. — Он выбрал войну. Сон Хёк на это только усмехается. Конечно, иначе и быть не могло, а если бы и случилось, то, вероятно, это стало бы самой удивительной вещью в жизни Сона. — И что теперь? Сделаем то, что хотели? — Для этого я тебя и позвал, — выдыхает Хичоль. — Ты должен поговорить с Бён Джунсо. Сон Хёк на это коротко усмехается, откидываясь на спинку своего кресла. Он молчит какое-то время, игнорируя долгий взгляд Кима. — Я обещал ему, что Донхвана просто посадят в тюрьму, а в итоге его застрелили. Всё ещё считаешь, что он станет со мной говорить? — Ну так, — хмыкает Хичоль. — Со мной тем более. И с кем угодно другим тоже. Но Бён Джунсо должен выйти к людям и дать показания против своего папы, иначе все наши старания не оправдаются. И лично твоя миссия, Сон Хёк, будет всё ещё не выполнена. Мужчина едва прикрывает глаза, потирая переносицу. Хичоль устал, и это видно по одному только его лицу. Сон Хёк тоже устал, его мечта, казалось, была уже так близка. Особенно после вчерашнего разговора с Бэкхёном альфе казалось, что он и вовсе смог её осуществить. Однако этот разговор говорил об обратном, в конце концов, существование Донхвана — лишь симптом мерзкой болезни под названием «власть Бён Мёнсу». И Сон Хёк с Хичолем были одними из немногих, кто лучше всех это понимал. — Хорошо, я попытаюсь поговорить с ним. — Я рассчитываю на тебя, Сон, — выдыхает Хичоль, вставая с места. Он вдруг подходит к окну, поворачивается к нему. — Честно говоря, я уже порядком устал от этой истории. Всю свою жизнь я пытаюсь покончить с Пак Донхваном и Бён Мёнсу, но даже сейчас, когда мне больше пятидесяти лет, я не могу прийти к победному концу. А мне бы в отпуск… Так устал. Впервые в жизни, вероятно, Сон Хёк слышал, чтобы Хичоль так открыто жаловался на свою жизнь. Похоже, что пределы имелись даже у таких крепких орешков, вроде Кима. — Мы скоро всё закончим, хён. Устал не ты один. Сон Хёк поднимается с места, поправляя пиджак. — Я должен ехать, Хичоль… Позвони, если будут новости. — Хорошо, — кивает Ким. — Кстати, как дела у Бэкхёна? — Он… Приходит в себя. — Это хорошо, — улыбается альфа.       Сон Хёк садится в машину, заводит двигатель, но не нажимает на педаль газа, задумавшись о положении вещей. Похоже, ему всё-таки придется снова поговорить с Джунсо, и надежда у Хёка была только на то, что ненависть к собственному папе в сердце у омеги была даже больше его одержимости Пак Донхваном. В этом Сон Хёк был уверен даже больше, чем в собственном имени. По этой причине он всё-таки выехал с парковки, думая, что стоит поехать прямо в СИЗО.       Джунсо смотрел на своего бывшего подчиненного сквозь стекло переговорной комнаты, и Сон Хёк думал, что эти глаза совершенно ничем не отличаются от этого самого стекла. В них больше не было абсолютно ничего живого, словно альфа смотрит в глаза самой смерти. И внушали они совсем не ужас и страх, а скорее просто открывали самое глубинное отражение истинной пустоты. Там больше не было ничего, и мужчине, несмотря на всё, больно было это видеть. Сон Хёк не хотел признавать это, но и бежать от очевидного не имело смысла. То, что происходило с Бён Джунсо, по-прежнему волновало его, однако уже не до такой степени, чтобы совершать глупости. Сон Хёк и сам не до конца понимал, что именно чувствовал к омеге, но одно оставалось точным: он никого так не любил за все свои годы, как его. От этого даже немного становилось обидно, неужели он настолько дурак? Так и не получив должной взаимности, Сон Хёк оставался верен тому, кто никогда даже наполовину не испытывал к нему тех чувств, что сам альфа. То, что по-настоящему их связывало в этой жизни, было только существование Бэкхёна. Все остальное — блажь, в которую слишком долго верил Сон. — Зачем ты здесь? — первым спросил Джунсо. Он всегда был нетерпелив. В его голосе слышалась усталость, тонкие запястья в наручниках. — Твой папа отказался помочь тебе. — И? — усмехнулся Джунсо. — Думаешь, я ждал другого исхода? Бён Мёнсу не прощает. — Ему дали выбор: ты или бизнес. — И его решение было очевидно, не так ли? — спокойно продолжил Джунсо. — Непутевый сын, позор семьи никогда не стоил даже одной воны из могучего капитала корпорации. Так какого черта ты тут делаешь, Сон Хёк? — Дай показания против Мёнсу, публично заяви о том, какой он человек. Джунсо молчал, и Сон Хёк чувствовал, как атмосфера вокруг буквально накалялась. Он понимал, что омега совсем не настроен на войны с Бён Мёнсу, однако слова Джунсо были весомым аргументом, чтобы потопить корабль его любимого папочки. — И что мне с этого будет? Снова пообещаешь всего, а потом меня пристрелят? — усмехнулся Джунсо, глядя прямо в глаза бывшего управляющего. Теперь, казалось, в безжизненном взгляде зажглось нечто, что Сон Хёк до этого не замечал. — Ничего не будет, — пожал широкими плечами альфа. — Я ничего не могу, да и не хочу для тебя делать, Джунсо. Во всем, что с тобой случилось, виноват ты сам и твой папа. Я не буду больше ничего обещать. — Почему? — вдруг совсем тихо прошептал омега. — Почему они выстрелили в него? — Потому что даже за решеткой он оставался слишком большой угрозой, Джунсо. И ты знаешь это, как никто другой. Он убивал, насиловал, снова убивал и насиловал. Тот Донхван, которого ты знал, умер тридцать лет назад. В комнате вновь повисла давящая тишина. Омега сидел неподвижно, прикрыв свои глаза, и где-то в глубине грудной клетки Сон Хёка что-то неприятно шевелилось, но мужчина старательно игнорировал это чувство. В конце концов, это не должно его волновать. Он ненавидел Пак Донхвана всей душой и много раз пытался вытащить из зависимости от него Джунсо, но Хёк сдался. Их чувства были даже больше той ненависти, которую они так или иначе друг к другу испытывали. Сон оставался молчаливым наблюдателем все эти годы. Сейчас у него другая задача: обеспечить Бэкхёну счастливое будущее, раз уж не получилось обеспечить по-настоящему счастливое детство. Сон Хёк должен постараться ради сына, остальное его не волнует. И то, что шевелится в груди из-за боли Бён Джунсо, тоже. — Если… — голос омеги сел, но он продолжал говорить. — Если я дам показания и интервью, ты уверен, что у вас получится его потопить? Бён Мёнсу не так прост, как кажется… — Получится, — твердо проговорил Сон Хёк. — Поверь, вся страна желает этого. Джунсо на это усмехнулся, шумно выдохнул, а затем придвинулся вперед. — Если я сделаю это, Сон Хёк, просто знай, что я делаю это не ради тебя, не ради Бэкхёна или кого-то ещё. Я это сделаю только ради себя, потому что была только одна вещь, которую я, может быть, желал даже больше, чем Донхвана… Это отомстить Мёнсу. Я правда ненавижу его всем сердцем, вероятно, моя ненависть смогла бы поглотить весь этот мир и захватить вместе с ним ад и рай. Понимаешь? Я бы пожелал, чтобы небеса упали на его голову. Я много лет грезил днем его похорон. Вероятно, он был прав, говоря о том, что зря меня родил… Сон Хёк знал, лучше, чем кто-либо другой на этом свете, о ненависти Джунсо к своему папе. Но даже по его широкой спине побежали сейчас мурашки от слов омеги. Возможны ли такие отношения между ребёнком и родителем? Сон Хёк прожил в этой семье много лет и был теперь уверен, что да, ужас иногда не имеет конца. — Знаешь, Джунсо, кое-что я всё-таки тебе обещаю, — тихо проговорил Хёк. — Бён Мёнсу получит по заслугам. — Его заслуга не смерть и не банкротство, Сон Хёк, ты знаешь? — хмыкнул омега. — Настоящий конец для Бён Мёнсу — это падение его империи. Вот, чего он не потерпит на самом деле. — Да, я знаю, Джунсо. Я сделаю всё возможное. Джунсо на это ничего не ответил, встал с места и повернулся к конвою. Омегу увели, а Сон Хёк едва вздохнул, вытаскивая из внутреннего кармана своего пиджака мобильник. Он пользовался некоторыми привилегиями даже в СИЗО. — Я уговорил его.       Бён Мёнсу никогда не сдавался. Это, вероятно, была одна из тех его особенностей, которая помогла ему по жизни добраться туда, где он находился сейчас. Что бы ни происходило, какой бы опасной, скверной и безвыходной ни казалась сложившаяся ситуация, Мёнсу даже не задумывался о том, чтобы сдаться и повернуть назад. Чтобы изменить свои решения, отказаться от заветной цели. И как бы тяжело ни приходилось, омега всегда продолжал идти вперёд. Так было с самого его детства и даже сейчас, в старости, он продолжал придерживаться этого принципа. Если не сдаваться, всегда можно достигнуть желаемого результата, хотя бы потому что большая часть твоих врагов может и не выдержать подобной гонки. Бён Мёнсу знал это как никто другой. Он всегда занимал выжидательные позиции, словно вёл осаду неприступной крепости. Голод и мор, так или иначе, крепость достанут, какой бы она защищённой и огромной ни была. Стратегия — важное дело, Мёнсу был в ней лучшим. Омега знал, что у него достаточно ресурсов, чтобы переждать любое недовольство общества, но ещё лучше он знал, что Бён Джунсо просто не посмеет. Этот гаденыш прекрасно понимал, что теперь, когда убили его подонка, у него нет никого, к кому он мог бы прийти за помощью, кроме собственной семьи, которую он так легкомысленно предал. И Мёнсу был уверен, что ещё день другой, и Джунсо точно попросит встречи с Мёнсу, будет в ногах у него валяться. И, конечно же, несмотря на все предательства, Мёнсу вытащит его оттуда, только чтобы самому наказать. Бён Джунсо совершил непростительные ошибки на этот раз, но оставлять его в руках этих блюстителей закона Мёнсу также не собирался. Что именно хотел услышать от него этот Ким Хичоль? Мёнсу до сих пор было смешно от того разговора. День за днём он прокручивал в голове каждое слово этого наглеца, приходил к простым выводам: Ким Хичоль ещё поплатится за свою дерзость. Но сначала Мёнсу нужно уладить другие проблемы. Разобраться со всеми исками, которые получила корпорация Бён за последние две недели с тех пор, как началась вся эта история. Мёнсу отстранил от дел остальных внуков тоже, потому что они оказались сыновьями своего родителя. Бён был даже удивлен, когда услышал от них, что все трое приняли сторону своего младшего братца. Что же, Мёнсу мог разобраться и с этим, но чуть позже. Пока были многочисленные проверки и судебные разбирательства, а ещё Мёнсу всё ждал вестей от Джунсо. Но почему-то никаких писем или посланий, даже просьб от адвокатов не поступало. Мёнсу узнал, что этот Сон нанял для Джунсо адвокатов, однако они почему-то ещё не пришли кланяться в ноги Мёнсу. Ещё одним нерушимым принципом Бён Мёнсу в жизни было правильное расставление приоритетов. Мёнсу сначала всегда ставил себя и свои интересы, а уже потом всё остальное. Не важно, что это было, Бён слишком хорошо знал, что никогда нельзя поступаться своими целями. Сейчас, оглядываясь на свое прошлое, Мёнсу понимал, что именно эти два принципа привели его к достойной жизни, в которой он имел всё, что хотел… И всех, кого хотел. Так или иначе, нельзя достигнуть вершины мира, если думать о ком-то, кроме себя. Всегда стоило делать правильный выбор. Однако с возрастом некоторые убеждения Бён Мёнсу изменились. Теперь он мог выше своих интересов поставить только интересы корпорации. Он пытался научить всему этому Джунсо, а потом и Бэкхёна, но оба эти мальчишки… Были слишком похожи на неправильных людей, не на самого Мёнсу. — Господин, — в кабинете Бёна появился помощник Ли, который сначала низко поклонился омеге, а потом посмотрел на него глазами полными беспокойства. Мёнсу вопросительно выгнул бровь. — На тебе лица нет, Ли, что случилось? — Господин, вы только не волнуйтесь, но… Ваш сын появился на пресс-конференции генеральной прокуратуры. Он… Помощник замолчал, а Мёнсу силой сжал подлокотники кресла, понимая, что сердце ускоряет свой ход. Тишина давила на виски, перед глазами потемнело, но Бён всё равно нашел силы поднять взгляд на своего подчиненного. — Что он, Ли? У тебя язык отсох? — Он дал показания по поводу острова и… Полиция получила ордер на обыск поместья и ваш арест. Скоро они будут тут. Мёнсу, казалось, оглушило чем-то, потому что на секунду у него вообще пропало зрение. Конечности задрожали и ослабели, сердце забилось где-то в глотке, и он ещё крепче вцепился в свое кресло. Однако расслабляться времени не было. Омега открыл глаза и посмотрел на расплывающуюся перед глазами фигуру помощника Ли. — Ты уже позвонил адвокатам? — Да, господин. Они прибудут с минуту на минуту… — Хорошо, — кивнул Мёнсу. — А теперь иди, позаботься о моей одежде, я должен переодеться, чтобы встретить наших гостей. Помощник Ли знал Бён Мёнсу не первый год, но даже он сейчас был удивлен этим холодным тоном и железной волей его начальника. Омеге оставалось только поклониться Мёнсу и отправиться выполнять его приказы. Мёнсу выдохнул, когда дверь за помощником закрылась. Ему нужна была секунда другая, чтобы передохнуть, привести мысли в порядок, что он и пытался сделать в этот момент. Время взяло обратный отсчет, именно сейчас омега чувствовал это как никогда раньше. С этой секунды нельзя было давать слабину, он должен был быть в трезвом уме, чтобы выйти из сложившейся ситуации победителем. Сердце по-прежнему билось очень быстро, но стоило Мёнсу ощутить немного облегчения, как он тут же встал с места. Ему нужно было уничтожить единственную фотографию, которая могла добавить ему проблем, о которой никто до этого дня не знал. Мёнсу стоило избавиться от неё раньше, но иногда у омеги случались плохие дни, и тогда он доставал это фото. Разглядывал его, напоминал себе в очередной раз, что он победил всех, а главное того, кого ненавидел всю жизнь. Мужчина на негнущихся ногах подошел к стеллажу с книгами, довольно быстро нашел нужный корешок и вытащил книгу, из которой выпала черно-белая фотография. На ней был изображен труп его мужа, которого голыми руками задушил Пак Хёншик, а затем и сделал фотографию. В доказательство верности Мёнсу. Бён каждый раз наслаждался этими выпученными глазами и испуганным выражением лица. Ненавидел ли за всю свою жизнь Мёнсу кого-то больше, чем своего мужа? Вероятно, нет. Всё, что он видел от него, только лишь боль, унижение и насилие. Так что фото, где он отдает Богу душу, была настоящей отдушиной Мёнсу. Но пришло время избавиться от неё… Омега вернулся к своему столу, достал зажигалку из ящика и уже поднес к фотографии, чтобы оставить от нее лишь пепел, но… Жгучая боль пронзила грудную клетку Мёнсу, настолько, что всё тело парализовало. Он не мог двигаться, даже глотнуть воздуха, а зажигалка из рук полетела прямо на бедра. Тонкий ханбок слишком быстро загорелся. Вспышка, жар, невозможность пошевелиться, боль, прошивающая каждую клеточку тела, и выпученные глаза мертвого мужа стало последним, что увидел в жизни Бён Мёнсу.       Хичоль стоит с непроницаемым выражением лица, читая отчеты, которые ему только что отдал судмедэксперт. Вскрытие обгоревшего трупа провели чуть ли не в ночь из-за странных обстоятельств смерти. Честно говоря, во всю нелепость этой ситуации не мог поверить даже сам Ким, а он видел много разных смертей и много разных ситуаций. — Вы правда хотите сказать, что у него случился сердечный приступ? Патологоанатом только кивает, а потом переводит взгляд на судмедэксперта. В экспертизе была задействована лучшая команда специалистов, и они все сошлись во мнении, что с Бён Мёнсу произошел несчастный случай. — У него были не очень хорошие прогнозы после выписки, о чём говорит его медицинская карта. Операция на сердце не прошла бесследно, а он слишком быстро выписался. Ему нужна была долгая реабилитация с такими показателями, его лечащий врач, вероятно, подтвердит мои слова, — выдыхает альфа, глядя в глаза Хичолю. — Господин Ким, вы можете пригласить других специалистов, если не доверяете нам. — Нет, не то чтобы я не доверяю, просто… Это всё кажется таким подозрительным. — В медицине есть понятие «внезапной сердечной смерти», если человеческим языком, то это остановка сердца. У него не обнаружено тромбоэмболий легочной артерии, но сердце остановилось, очевидно, из-за острой ишемии миокарда. Опять же, мы не видим повторного инфаркта, поэтому будет проще отнести это к диагнозу внезапной сердечной смерти. Даже если бы у него в руках не было зажигалки и при нем присутствовал врач, вряд ли Бён Мёнсу удалось бы помочь. Сердце просто перестало биться, понимаете? По этой причине он выронил зажигалку и не смог позвать на помощь или скинуть одежду. Все просто до банального, иногда смерть бывает ужасающе нелепой. Хичоль на это только усмехнулся, снова опустил глаза в отчет и отдал бумагу доктору. — Хорошо, — кивнул мужчина. — Спасибо за работу, вы все отлично потрудились. Доктора поклонились Киму, и он, кивнув им в ответ, направился к выходу из просторного кабинета. Уже прошли целые сутки с момента, как страну потрясло очередное громкое событие. Честно говоря, Хичоль слишком подробно запомнил каждую секунду прошедших суток. То, как ему позвонили и сообщили о том, что вместо адвокатов Мёнсу и отказов сдаваться, они наткнулись на пожар в его собственном кабинете и обезображенный труп. Даже Ким Хичоль был шокирован таким поворотом событий, и до этого момента пытался найти какие-то другие варианты развития событий. Может быть, поджог? Отравление? Убийство? Бён Мёнсу просто не мог стать причиной собственной смерти в кабинете, в его величественном и неприлично огромном поместье. Разве он сдавался так легко? Нет, однозначно нет, думалось Хичолю. Однако Сон Хёк, с которым они вместе приехали в поместье после того, как его оцепили, в попытках сдержать прессу, что неслась туда вместе с опергруппой после пресс-конференции, был уверен в том, что это несчастный случай. И откуда только этот засранец всё так хорошо знал? Хичоль и этому не перестанет удивляться. Они на пару с ним сами осмотрели всё, в том числе и обоженный труп Бён Мёнсу. Персонал поместья был шокирован и напуган, и Хичоль отдал приказ полиции никого не отпускать без расписок о невыезде. Все были потенциальными подозреваемыми, если бы вдруг подтвердилась какая-то насильственная смерть Мёнсу. Но сейчас, когда Хичоль получил результаты вскрытия, а перед этим и отчеты экспертизы пожарных, которые подтвердили, что причиной возгорания стала зажигалка, легко воспламенившийся материал ханбока и деревянная мебель в кабинете, у Кима просто не оставалось сомнений. Бён Мёнсу сам поджег себя в попытках скрыть свою страшную тайну. Восстановить фотографию удалось лишь частично и то благодаря тому, что вовремя сработала пожарная система. Из-за этого пожар не дошел даже до дверей и книжных полок, а стол обуглился лишь наполовину. Мёнсу не удалось унести свою тайну с собой в могилу, ни одну из… Кажется, именно такие повороты коварной судьбы были самыми жизненными.       Бэкхён молча стоял у большого окна дома Ильхуна, глядя на то, как утопает в сумерках его сад. Он был не такой большой, конечно же, как в родовом поместье, однако, он всё ещё мог претендовать на звание одного из самых искусно выполненных. Рэне, вроде бы, лично занимались декорированием ландшафта, нанимала лучших специалистов. Бэкхён не так часто приезжал к ним в гости, может быть, раза два до этого дня. — Нам надо решить, что мы будем делать дальше, — прозвучал голос Ухёна. Бэкхён прикрыл глаза. Что им делать дальше? Бэкхён понятия не имел, потому что весь его привычный мир был разрушен за какой-то месяц. Все эти события, оглушающая правда, одна за другой, и вот теперь этот несчастный случай. Омега всё ещё не мог поверить, что это происходит наяву, что это не его сон и бред, что дедушка действительно умер. В собственном доме, сжег сам себя… От этой мысли мурашки обвивали всё тело парня, внутри шевелился, казалось, каждый орган, а в горле вставал ком слёз. Бэкхён не плакал, даже когда услышал ошарашивающие новости. Он просто не мог поверить в это всё. Дедушка не мог умереть… — Выбор у нас не такой большой, — выдохнул Ильхун. — Управляющий Сон, та фотография… Это всё правда? Сон Хёк едва вздохнул. Он бросил короткий взгляд на тонкую спину сына, что с самого утра произнес от силы десять слов. Бэкхён однозначно был в шоке, и Сону стоило ожидать такое, ведь, в отличие от всех остальных, омежка был и правда привязан к деду. И события последних недель не могли стереть всё, что было предыдущие двадцать лет. Мёнсу всё смог обернуть таким образом, что именно его Бэкхён считал своим самым близким человеком. Ни родных родителей, а Мёнсу. И Сон Хёк отчетливо понимал, что даже сейчас дедушка всё ещё оставался тем, с кем у Бэкхёна связано много счастливых воспоминаний, он был для него опорой и поддержкой много лет. Осознавать, что такие люди умирают, всегда тяжело, даже если правда про них ужасающая. Мёнсу был мразью и убийцей для всего мира, но не для Бэкхёна. Ещё один удар по сердцу его мальчика, Сон Хёк молился, чтобы Бэк оказался сильным, чтобы пережить и это тоже. В конце концов, то, что Бён Мёнсу умер, дарило всем настоящую свободу, в том числе и Бэкхёну тоже, просто парню понадобится время это осознать. — Мы с вашим папой долгое время искали доказательства причастности Пак Хёншика и Мёнсу к смерти вашего деда. Мы нашли немногое, как вы могли догадаться, они очень хорошо подчищали следы. Доказать удалось только насильственную смерть жены Хёншика, так как Донхван отдал вашему папе правдивое заключение судебной экспертизы после вскрытия трупа. Непонятно, почему Пак Хёншик продолжал его хранить. Но вот со смертью Бён Хэвона, вашего деда, были большие вопросы. Никаких ложных заключений, смерть, казалось, была очевидной. У него были проблемы с алкоголем, печень не железная, но… Джунсо постоянно говорил о том, что отец умер слишком внезапно. Когда утром он уходил в школу, с отцом было всё в порядке, и он собирался на работу. А когда ваш папа вернулся домой, оказалось, что отец мертв. Джунсо был ещё школьником начальных классов, этим можно объяснить, почему он не видел труп отца. Однако его не видела и единственная сестра Хэвона, которая тоже вскоре скончалась. В общем, Джунсо всегда был уверен, что именно Бён Мёнсу и Пак Хёншик были причастны к смерти его отца. И фотография подтверждает это, на ней видны следы насильственной смерти Бён Хэвона. Бэкхён чувствует, что его трясет. С каждым словом Сон Хёка он не может поверить в то, что это все про его дедушку. Да, Бён Мёнсу был жесткого нрава, но ведь… Убийца? — Выходит, — низкий голос Реджуна зазвучал после нескольких секунд тишины. — Дедушка работал с кланом Пак? При помощи Пак Хёншика убрал деда, забрал себе всё состояние, да ещё и занимался наркотрафиком? — И торговлей людьми, — подытожил Ильхун. Бэкхён сильнее сжал край подоконника. В комнате висела давящая тишина, потому что подобные новости оказывались шокирующими даже для старших внуков Мёнсу. Пусть они не носили розовых очков по поводу деда, но всё же не подозревали, что он был убийцей и наркодилером, человеком, что так яро и открыто презирал Паков и при этом являлся их главным спонсором. — Сон Хёк, все знают об этом? — Ну, вы наверняка слышали слова Джунсо на пресс-конференции, — пожал плечами Сон. — Правительство теперь обязано раскрыть подробности дела, на острове ведется расследование, возможно, скоро туда пропустят даже прессу. — Остров? — Бэкхён повернулся вдруг к сидящим в комнате. — Тот, который он завещал Джунсо? — Нет, — отрицательно мотнул головой Сон Хёк. — Официально этот остров и так принадлежал Джунсо, хотя были и другие бумаги, по которым владельцем являются подставные лица. Остров, который был указан в завещании Бён Мёнсу, это обычный остров с несколькими отелями в Сиамском заливе. Имущество корпорации Бён действительно большое. Бэкхён прикрыл глаза. Он окончательно запутался во всем этом. — Остров, на котором происходило всё самое интересное, называется Ван Ман, и он находится в Жёлтом море. Он совсем небольшой, но этого достаточно, чтобы развернуть бизнес. — Ты знал об этом всегда, Сон? — Ильхун посмотрел прямо в глаза управляющего. — Я знал, что есть такой остров, и у меня были некоторые предположения о его предназначении, но я был уверен, что Мёнсу давно от него избавился. И только недавно я узнал правду о нём от вашего папы, который в отличие от меня, хотел сбежать с дарственной на свое имя. Но не успел. И он помог нам в тот день с операцией по поимке Пак Донхвана. Он добровольно пошел его отвлекать, — на последних словах Сон Хёк посмотрел на Бэкхёна. — Когда услышал, что Донхван похитил тебя, Карамелька. Омега на это только коротко усмехнулся, скрещивая руки на груди. — И зачем ты говоришь мне это? Я должен теперь броситься благодарить его? — Ты ничего не должен, Бэкхён-а, — мягко проговорил альфа. — Я просто рассказываю обо всём, что произошло. — Джунсо вернулся за Донхваном, — тихо проговорил парень. — И мы все прекрасно это понимаем. В комнате вновь повисла тишина. Всем присутствующим нужно было время, чтобы переварить услышанное. Даже Сон Хёку оно было нужно, что уж говорить об остальных. — Получается, что натворили бед они, а расхлебывать будем мы? — произнес в тишине Реджун. Ильхун на это коротко усмехнулся, а Ухён тяжело вздохнул. Рэне молчала всё это время и сейчас не спешила что-либо говорить. — Репутация семьи Бён разрушена и дальше легче не станет, — спокойно проговорил Сон Хёк. — Более того, туго придется всем партнерам и сотрудникам компаний, всем нам. Но есть одно золотое правило в этом мире, которое нерушимо, что бы ни происходило: всем заправляют деньги. У корпорации Бён есть деньги, и не все они заработаны кровью. Понимаете, о чем я говорю? У президента есть предложение, от которого отказался ваш дед, но теперь вы можете им воспользоваться. — Сон Хёк, — Ильхун вдруг скрестил пальцы перед собой, упираясь локтями в колени. — Ты слышишь себя? Звучишь так, словно разговариваешь с наивными дурачками. С чего бы президенту вообще заботиться о нас? — Ну, во-первых, потому что президент не дурак. Вот как получается, Бён Ильхун, даже если бы он привлек к ответственности Мёнсу, он не смог бы ничего сделать с вами. Вы всё ещё являетесь невиновными в происходящем, и наследство корпорации всё ещё ваше. А это львиная доля бизнеса страны. Да, конечно, после судебных разбирательств семья Бён будет обязана выплатить компенсации, у неё заберут какую-то часть бизнеса, но даже это всё ещё не сделает вас банкротами. Понимаешь? В ваших руках есть активы, связи и партнерство с другими крупными бизнесами. Так не лучше ли президенту сохранить с вами хорошие отношения? Ведь вы — не ваш дедушка, и у вас не будет самого главного козыря: карт-бланш на фамилию Бён. — Значит, правительство хотело уничтожить власть Бёнов, не так ли? — спросил Ухён. — Да, — кивнул Сон Хёк. — Но у вас есть шанс сохранить ваши деньги, пусть и не в том количестве, каком они были, но определенный капитал, чтобы обеспечить свое будущее и, возможно, построить новую империю, у вас будет. Конечно, для общественности должен быть факт раскаяния, вам придется извиниться за то, чего вы не делали. Но год, два, и люди обо всём забудут. А у вас есть отличная возможность не маячить перед их глазами, просто взяв фамилии ваших отцов. Имя Бён больше не будет фигурировать в светском обществе, а вы начнете жизнь с чистого листа. — Но ничего из этого не будет сразу, да? — усмехнулась Рэне, впервые заговорив за всё это время. — Сначала будут оскорбления, унижения и косые взгляды — Каждый несет свой крест, Рэне. И вам придется понести свой. Снова тишина поглотила пространство гостиной дома Ильхуна. Все четверо внуков Мёнсу переглядывались, пытаясь понять, насколько версия Сон Хёка выглядит адекватной. Однако все также понимали, что альфа никогда не обманывал их и, несмотря ни на что, действовал в их интересах. Сон не врал, но могли ли они также довериться тем, кто стоял за мужчиной? — Управляющий Сон, мы точно можем довериться этому предложению? Нам по-настоящему дадут прожить спокойную жизнь? — Да, можете, — кивнул мужчина. — Я ручаюсь за это. — Хорошо! — решительно кивнул Ильхун. — Раз так, то я согласен. Я выступлю публично и принесу извинения от лица всей семьи после похорон дедушки. — Снова решил забрать себе все лавры? — усмехнулся Реджун, переводя взгляд на старшего брата. — Может, ты и появился на свет на две минуты раньше, это всё ещё не значит, что ты здесь главный. Так что мы оба пойдем на эти извинения. — Кажется, фамилию Бён носили мы все, — проговорил мрачно Ухён. — Поэтому не разводите тут жертвенность и детский сад. Мы, как альфы, выйдем туда все вместе, а Бэкхёну, как младшему, не обязательно там присутствовать. — Как младшему? — хмыкнул парень. — Ты начал с альф, так бы и продолжил тем, что я омега, хён. — Дело не в этом, Бэкхён, — несколько виновато посмотрел на младшего Ухён. — Просто ты через многое прошел за последнее время, тебе не обязательно проходить ещё и через это. На этот раз твои старшие братья позаботятся о тебе. — Ухён прав, Карамелька. — Нет, — твердо воскликнул Бэкхён. — Это не тот случай. Мы все через многое прошли и мы все носили фамилию Бён. Если нам нужно извиняться за то, чего мы никогда не делали, и за тех, кто не думал о нас, когда совершал это всё, мы сделаем это вместе. Вне зависимости от того, у кого какое состояние, какой пол и какой возраст. И я не стану в этом случае никого слушать. — Я согласна с Бэкхёном, — вновь заговорила Рэне. — Пусть я только невестка семьи Бён, но я тоже носила эту фамилию и не собираюсь отрицать это. Так что мы все туда пойдем. Думаю, что те, кто хотят хлеба и зрелищ, будут действительно довольны. — Дед, вероятно, в гробу переворачивается, — усмехнулся Реджун. — Но ему поделом. Сон Хёк, когда пройдет эта твоя конференция? — Вероятно, сразу после похорон. — Нам также придется выступить отдельно перед нашими сотрудниками, — спокойно проговорил Ухён. — Каждому из нас. И сообщить им неприятные новости. Всё, что будет дальше — это тяжело, но если мы постараемся все вместе, то у нас должно получиться. В конце концов, никто из здесь присутствующих не льет слёзы по Бён Мёнсу, не так ли? Мы потеряли деньги и власть, но обрели настоящую свободу. Это ведь было важнее? — Деньги мы ещё заработаем, — решительно произнес Ильхун. — В конце концов, несмотря ни на что, мы всё ещё остаемся самими собой и кое-что умеем, да? — Да ты действительно подрос, братец, — широко улыбнулся Реджун, вскакивая с дивана. — С завтрашнего дня начнется настоящая жаришка, так что советую всем отдохнуть. На этом семейный совет окончен? — Не совсем, — выдохнул Ухён. — Я позвонил Дону, сказал ему, где и когда пройдут похороны. — Ого! — присвистнул Реджун. — Мы скоро забудем, как он выглядит, ему всё ещё есть дело до нас? — Он сказал, что приедет. — Да, завтрашний день точно нельзя пропускать, — усмехнулся Реджун. — Ну, всем пока, я поехал. Бэкхён уезжает из дома Ильхуна вслед за Реджуном. Сон Хёк везет его в квартиру Чанёля, где уже выписанный пару дней назад, вероятно, ждет омегу. Честно говоря, Бэк понятия не имел, как пережил бы это всё, если бы Пака не было рядом. Тот факт, что Чанёля выписали буквально за день до того, как началось это безумие с дедушкой, действительно спас Бэкхёна. Омега был рядом с теми, на кого мог действительно положиться, а именно с любимым альфой и отцом. — Карамелька, — Сон Хёк посмотрел на омегу в зеркале заднего вида. — Как ты себя чувствуешь? — Я не знаю, — тихо прошептал Бэкхён. — Я просто устал. Мне нужно время, чтобы осознать, куда мне двигаться дальше. — Да, время точно поможет, — кивнул альфа. Они оба замолчали, в салоне машины вновь было слишком уютно, Бэкхён чувствовал, как его начинает клонить в сон. Он плохо спал весь этот месяц, и каждую ночь ему снились кошмары. Тот день в доме Пак Донхвана, его прикосновения, голос. Бэкхён старался игнорировать это все, но получалось плохо. Но сейчас были проблемы поважнее, чем его раздробившаяся «менталка». Автомобиль Сон Хёка плавно тормознул на парковке большого жилого комплекса. Бэкхён попрощался с отцом, даже обнял его, получая улыбку. — Передавай Чанёлю привет, — кивнул Сон. — Хорошо. Спокойной ночи… Отец. — Спокойной ночи, Карамелька. Мужчина проследил за тонкой фигуркой, которая скрылась за дверьми подъезда, а потом тяжело вздохнул. Ему нужно было встретиться с Хичолем, чтобы обсудить детали завтрашнего дня. Эта долгая история наконец-то подходит к концу.       Вспышки камер, шум толпы и гомон в зале сводили Бэкхёна с ума. Он смотрел на всё происходящее перед собой и не мог поверить в реальность происходящего. Бэкхён не спал этой ночью, и как бы Чанёль ни пытался его успокоить, у альфы не получилось. Потому что омега испытывал так много эмоций разом, но ничего из этого не мог выразить по-человечески. Горе? Бэкхён не знал, чувствует ли его по-настоящему. Дедушка умер, и Бэкхёну кажется, что того Бён Мёнсу, которого он любил и знал, парень похоронил ещё в ту последнюю их встречу. Дедушка тогда напрямую сказал, что Бэкхён больше ему не внук, и омеге было больно, однако обида была сильнее этой боли. Сейчас же всё было по-другому. Дедушки действительно не стало, и теперь Бэку приходилось хоронить его по-настоящему. Утром он смотрел вслед его гроба, думал о том, что хочет плакать, но так и не смог. С его глаз не упало ни единой слезы, но тот противный тугой ком не хотел покидать его горла. Из-за него Бэкхёну не хотелось говорить ни с кем совершенно, и Чанёль бросал на него периодически обеспокоенные взгляды. Альфа всю ночь отговаривал его от конференции, говорил, что братья должны сделать это сами и Бэкхён не выдержит. Но омега был непреклонен. Бэкхён выдерживал всё это время, так что он всё сможет. Чанёль только хмурился, но с утра ничего не сказал на эту тему. Только тепло поцеловал в макушку перед выходом из квартиры, всё время похорон не отходил от омеги ни на шаг и сейчас держал за руку и мял тонкие пальчики. Они всё ещё стояли за кулисами, Ильхун о чем-то переговаривался с Рэне, едва поглаживая её спину. Бэкхён прикрыл на секунду другую глаза. Весь этот долгий день пронесся в голове, омега пытался его осознать. Слишком безумно, ощущение нереальности происходящего не хотело его покидать, словно Бён видит какой-то кошмар. Иногда бывают сны, после которых не знаешь, что ты чувствовал. То ли страх, то ли боль, то ли стыд. Бэкхён чувствовал всё разом и одновременно ничего. Разве стоит оплакивать убийцу? Для Бэкхёна дедушка не был убийцей, он был строг и крут нравом, но не был монстром. Омега просто не мог представить его тем, кем он оказался, человеком, что собственными руками убил мужа, помогал ублюдкам вроде Пак Донхвана, практически отнял у самого омеги отца и, может быть, даже папу. Джунсо поэтому стал таким? Из-за Мёнсу и всех этих событий? Бэкхён впервые задумался об этом и коротко усмехнулся. — Бэкхён-а, — шепот Чанёля на ухо заставил омегу вынырнуть из мыслей. — Как ты? — Всё… Нормально, Чанёль, — Бэкхён повернулся к альфе и даже улыбнулся кончиками губ. — Перестань так волноваться, со мной всё в порядке. — Не пытайся меня обманывать, — выдохнул альфа, глядя в любимые глаза. — Может, перекусишь перед началом? — Нет, — отрицательно мотнул головой омежка. — Ты со вчерашнего ничего не ел. — Прости, — едва виновато закусил губу парень. — Но пока не хочу. Ильхун едва кивнул Бэкхёну из-за спины Чанёля. Парень кивнул брату в ответ, а потом снова посмотрел в глаза Пака. — Мне пора, — выдохнул омежка. — Хорошо. Чанёль смотрел вслед хрупкой фигуре, что направилась в сторону сцены, где уже стояли столы с микрофонами для каждого члена семьи. Он тоже пытался осознать суть происходящего, и, если бы мог, то вышел бы туда вместе с ним, но появление Пака только сделало бы всё хуже. Так что альфа остался из-за кулис наблюдать за всем этим, как он считал, абсурдным спектаклем. Почему дети должны извиняться за ошибки родителей? За ошибки дедов? В этом чувствовалась некая несправедливость, однако, Чанёль не был в силах что-то изменить. С того момента, как стало известно о смерти Бён Мёнсу, Чанёль пытался по кусочкам собрать всю картину. Теперь, казалось, мир изменился и больше ничего не будет, как раньше. В этой стране власть действительно поменялась, больше не будет ни клана Пак, ни корпорации Бён. Чанёль едва вздохнул, насчет клана Пак ещё надо было решить парочку дел, в конце концов, смерть Донхвана решала только половину проблем. Ильхун едва проморгался, когда глаза немного привыкли к вспышкам камер. Ему нужно было собраться с мыслями, вспомнить подготовленный текст и произнести его достаточно раскаянно, но в то же время, надо было показать нотки уверенности в голосе. Альфа понимал, что на его плечи действительно легла большая ответственность, и он был рад, что прямо сейчас братья тоже пришли, чтобы поддержать его. Даже Бён Дону приехал на похороны, хоть и отказался участвовать в конференции. Ильхун даже не осуждал его, в конце концов, парень всегда был очень отстранен от всего, что происходит в семье. Было удивительно уже только то, что он решил приехать на похороны, ведь деда Дону так же, как и все остальные, не особо жаловал. Ну, если не считать Бэкхёна. Всё утро Ильхун то и дело бросал взгляды на своего самого младшего брата, пытаясь понять, что чувствует Бэкхён. Альфа был уверен, что ни Ухён, ни Реджун не испытывают никакого сожаления по поводу смерти Мёнсу, разве что, может, немного шокированы в принципе происходящим и правдой, что вспыла, но они точно не собирались лить слёз на гроб деда. Но вот Бэкхён… Раньше Ильхун не понимал, почему этот мальчишка так сильно нравится деду, почему именно он стал любимчиком, и только сейчас мужчина начинал всё осознавать. Бэкхён практически не имел родителей, так можно было сказать и о самом Ильхуне, но альфа помнил времена, когда Джунсо был более лучшим родителем, да и потом, альфа всегда знал своего отца и мог положиться на него, даже если отношения у них были не самые идеальные. У Бэкхёна все было ровно наоборот: больше всех Джунсо отрывался на нём, а отца омега никогда по-настоящему не знал. Вот и выходило, что Мёнсу привязал его к себе, почти заставил поверить в то, что больше никого близкого у омеги нет. Жизнь младшего действительно складывалась так, что кроме дедушки его будто никто и не любил. По этой причине Ильхун был действительно обеспокоен тем, насколько спокойно себя вел Бэкхён. Он мало говорил, почти не смотрел ни на кого и в оглушающей тишине похоронного зала не отрывал глаз от портрета Мёнсу. Похороны были закрытые, никого, кроме самой семьи. Ильхун не сказал даже своему отцу. Сон Хёк посоветовал сохранить всё в тайне, чтобы избежать утечки информации в прессу. Да и потом, желающих теперь почтить память Бён Мёнсу осталось совсем мало, а может, и вовсе никого. Ильхун не хотел проверять и был рад, что тело деда уже в земле. И после этой конференции действительно можно будет попытаться начать жизнь сначала, даже если она будет непривычно трудной. — В первую очередь я хотел бы начать с благодарностей, что уважаемые журналисты сегодня пришли сюда, чтобы выслушать нас. Меня зовут Бён Ильхун, и я, как старший сын Бён Джунсо и первый внук семьи Бён, беру на себя ответственность говорить от лица всех моих братьев, жены и даже маленького сына. Спасибо, — Ильхун говорил четко, размеренно, глядя прямо в объективы многочисленных камер. Вспышки не прекращались, однако поутихли шушуканья в зале. Бён снова продолжил. — Вероятно, вас всех потрясли события минувших дней, которые, честно говоря, стали неожиданностью и для всей нашей семьи. Мы искренне и глубоко шокированы всеми этими подробностями, о которых мы, как дети семьи Бён, никогда не подозревали. Ильхун понимал, что, несмотря на безупречно отрепетированную речь, волнение всё же начало его захлестывать. Слова шли с трудом, однако он продолжал. Нельзя было ошибиться в столь ответственный момент. Альфа почувствовал, как Рэне едва сжала его руку на столе, когда мужчина взял секундную паузу. — Все эти слова могут звучать как оправдания, и, вероятно, это они и есть. Мы должны оправдываться перед всей нацией. В нашей семье были вещи, о которых нам никогда не рассказывали. Но теперь, когда мы о них узнали, мы не можем уклоняться от правды, пришло время её признать. И пусть для нас также существовали другие версии Бён Мёнсу и Бён Джунсо, все же их действия причинили много боли и невосполнимого вреда другим людям. За что мы, как дети семьи Бён, приносим свои глубочайшие извинения. Ильхун снова прервался, чтобы перевести дыхание. Журналисты строчили усиленнее, а вспышки камер замигали чересчур быстро. — Дети не должны отвечать за ошибки родителей, — продолжил альфа. — Однако сейчас ситуация та, где именно дети должны принести свои извинения. От лица всей своей семьи я прошу прощения перед всей страной и каждым человеком, которому корпорация Бён нанесла урон. Альфа встал с места, а потом поклонился на сто восемьдесят градусов. Это сделали вслед за ним и остальные. Минута тишины вдруг взорвалась гулом голосов, вопросы посыпались со всех сторон, и Бэкхён чувствовал, как у него начинает кружиться голова. Перед глазами плыло, однако омега старался держаться, потому что так надо было. — Это правда, что вы собираетесь объявить корпорацию Бён банкротом и продать все акции? — один из журналистов, что сидел на первом ряду, обратился прямиком к Ильхуну. Они все снова вернулись за столы. — Да, это правда. — И вы также откажетесь от фамилии Бён? — Да. — Значит ли это, что вы действительно раскаиваетесь? Или, быть может, это только для отвода глаз? — Нет, — твердо ответил Реджун, перехватывая инициативу. — Как и сказал мой хён ранее, мы глубоко сожалеем о произошедшем и надеемся, что больше ничего подобного никогда не повторится. Никакого отвода глаз, акции в ближайшее время будут выставлены на продажу. — А как же сотрудники корпорации? Они останутся на улице? — Корпорация будет выплачивать зарплату, а потом, когда компании будут распроданы, работодатели сохранят все рабочие места. Мы также обещаем позаботиться обо всех, кто работал в корпорации Бён и на нашу семью лучшим образом. Все же, кто являлся пособником в делах нашего дедушки и папы, будут наказаны согласно решению суда. Реджун отвечал довольно твердо и исчерпывающе. Ильхун был ему благодарен и совсем не ожидал подобной прыти, однако прямо сейчас он чувствовал настоящую поддержку от братьев. Они смогут стать семьей в будущем? Это теперь не казалось таким уж нереальным и смешным. — Можно ли задать вопрос Бён Бэкхёну? — вдруг в паузе послышался чей-то голос с задних рядов. Бэкхён был удивлен, однако машинально кивнул, хоть Ухён и пытался ему сказать, что он не должен. — Да, пожалуйста, — кивнул омега, едва улыбнулся кончиками губ. — Бэкхён, объясните, пожалуйста, всему обществу, так вы действительно не были влюблены в сына кандидата в мэры Ким Юнсона? И ваш истинный альфа Пак Чанёль? Племянник печально известного Пак Донхвана? Бэкхён почувствовал, как его бросило в жар. Вероятно, ему следовало ожидать подобных вопросов, однако он был уверен, что сенсация вокруг дедушки явно затмила все пересуды о его отношениях с альфами. Омега едва сжал кулак и успел опередить Реджуна, что уже открыл рот, чтобы ответить за младшего брата. — Я никогда не хотел выходить замуж за Ким Чонина, впрочем, как и он не грезил свадьбой со мной. Это был брак по расчету, на который нас вынудили родители. Вы знаете подробности данного инцидента, так как прокуратура Сеула представила их прессе, не так ли? Что касается второй части вопроса, да, Пак Чанёль — родной племянник Пак Донхвана и мой альфа, однако он именно тот, кто нашел доказательства против своего дяди. Судебное разбирательство по этому вопросу продолжается далее, и его итоги также станут известны прессе. Я прошу прощения у всех, кому доставил неудобства своей ложью в прошлом, однако впредь обещаю быть честным, как перед людьми, что меня окружают, так и перед самим собой. Я ответил на ваши вопросы? Бэкхён закончил говорить и только сейчас обратил внимание на то, как удивленно смотрели на него все присутствующие. В зале больше не слышались перешептывания, даже камеры перестали щелкать затворами. Бэкхён не готовил никакой речи, и прямо сейчас он, казалось, удивил даже организаторов, что стояли за кулисами. Омега плохо запомнил всё, что происходило после. Череда вопросов вновь возобновилась, однако Бэкхён больше не вникал в суть слов. В самом конце они с братьями вновь поклонились и попросили прощения, после чего Бён помнил только, как Чанёль обнял его за кулисами, пряча в широкой груди. Омега вдыхал глубоко в легкие любимый коньяк и пытался успокоиться, но паника вновь его захлестывала с головой. Парень был словно в тумане, поэтому плохо запомнил всё, что происходило после пресс-конференции тоже. Только мелькание людей перед глазами и ощущение присутствие Чанёля рядом — это всё, что смог вынести из этого дня Бён Бэкхён.       Чанёль время от времени поглядывает на Бэкхёна, который сидит на пассажирском сидении и смотрит на проплывающий за окнами вечерний Сеул. Омега был, казалось, совсем не здесь своими мыслями, выглядел так, словно ещё чуть-чуть — и свалится в обморок с самого утра. Чанёль не давил и ничего не спрашивал, но беспокойство внутри него самого действительно уже доходило до пределов. Альфа пытался успокоиться, но у него не получалось. Он подозревал, что ко всему прочему, ему ещё и передается эмоциональное состояние Бэкхёна. Пак и раньше замечал подобное, но чем больше они находились вместе, тем острее это всё ощущалось. — Бэкхён-а, — спокойно проговорил альфа. — Мы приехали, пойдем? Омега вздрогнул, а потом кивнул. Он быстро отстегнулся и вышел из машины, а Чанёль только тяжело вздохнул, глядя ему вслед. Альфа догнал Бэка уже у лифта подземной парковки, сжал хрупкую ладошку и потянул чуть ближе к себе. Бэкхён словно и этого не замечал, легко поддавался, как тряпичная кукла. — Я в душ, — огласил на пороге омега, снимая пальто, которое вручил Чанёлю и быстро направился в озвученном направлении. Пак только тяжело вздохнул, повернулся в сторону шкафа и занялся развешиванием верхней одежды. Чанёль покрутился на кухне, ожидаемо не нашел ничего съестного и позвонил в доставку. А сам достал две кружки и заварил чай. Внезапно у альфы завибрировал мобильник. — Привет, отец, — пробасил в трубку альфа. — Привет, Ёль, ты дома? — Да, только что вернулись с Бэкхёном, — альфа едва взглянул в сторону двери. Из ванной всё ещё доносился шум воды. — Как ты? На работе? — Нет, я тоже дома, — Чанмин странным образом вдруг замолчал. Чанёль вопросительно выгнул бровь, ожидая, когда отец озвучит причины звонка. — Отец? Что-то произошло? — Тело Донхвана можно забрать из морга, — выдохнул мужчина. Чанёль молчал. Он правда не знал, как реагировать на такую новость, потому что точно не собирался являться на похороны Пак Донхвана. — Собираешься устроить ему похороны? — Я не могу бросить его тело в неизвестную могилу, — вздохнул старший Пак. — Я бы бросил собакам, — хмыкнул Чанёль. — Или вообще не трогал бы. Чанмин на это ничего не ответил, а что тут скажешь? Чанёль имел полное право ненавидеть Пак Донхвана, это у Чанмина внутри всё рвалось от осознания того, как сложилась их жизнь. Он ненавидел взрослого Донхвана, но он всё ещё помнил того, кто был его младшим братом, мальчишку, что ярко улыбался своему хёну и бегал за ним хвостиком. Чанмин жил с этими мыслями не один год, но теперь, когда Донхван мертв и последние его слова брату были о предательстве, альфа не знал, что чувствует по-настоящему. Он запутался во всем этом, вся лютая ненависть в сердце мужчины схлестнулась с огромным чувством вины. Чанмин и правда бросил брата однажды, и, кто знает, что было бы с ним, если бы старший тогда думал не только о себе. — Ты чувствуешь вину, — вдруг констатирует Чанёль, словно читает мысли старшего. — Из-за его слов в тот день. — Да, — выдыхает Чанмин. — Я не могу не чувствовать её. У тебя нет младшего брата, Чанёлли, и ты не можешь понять. — Да, отец, у меня нет младшего брата. А знаешь почему? Потому что твой младший брат убил моего папу, того, кто мог бы сделать меня чьим-то хёном. Так что перестань испытывать чувство вины перед монстром, который сломал твою жизнь. И жизнь твоего сына! Чанёль последнее проговорил на повышенных тонах. Чанмин снова молчал, потому что сын был абсолютно прав. — Ты прав, сын, — спокойно проговаривает Чанмин. — Точно прав, и у меня нет никаких оправданий, тем не менее я похороню его. Тот парень, руки которого ещё не были омыты кровью, заслужил хотя бы это. Чанёль тоже молчит, потому что он отчаянно пытается понять отца. Но у него не получается. Он ненавидит Донхвана всей душой, он никогда не забудет картину того, как он лез к Бэкхёну, как нагнул его перед собой, как дуло пистолета упиралось в висок омеге. У Пака это отпечаталось на сетчатке, в тот момент Чанёль думал, что проиграл. Что Бэкхёна действительно постигнет та же участь, что его папу, дядю. Что Пак Донхван доберется и до его души, до его тела, осквернит своей грязью. Всё обошлось, но воспоминания никуда не денешь. Чанёлю придется жить с этим до конца дней, понимать, что если бы не другие люди, будь альфа один тогда, он бы ничего не смог сделать. Конечно, он бы ринулся вперед, но нож Каспера торчал бы из его горла, а Бэкхён остался бы в грязных руках Пак Донхвана. И это осознание собственной никчемности и беспомощности не хотело покидать Чанёля даже сейчас, когда, казалось бы, все кошмары позади. — Хорошо, отец, — выдохнул Чанёль совершенно бесцветным голосом. — Я не могу указывать тебе ничего, но… Я даже не хочу знать, где он похоронен. Я вообще больше ничего о нём знать не хочу. — Да, я понял тебя, сын. Я не собирался у тебя ничего просить или требовать, просто… Решил рассказать. — Я знаю, — едва улыбнулся кончиками губ Чанёль. Они с отцом только учились общаться. Честно говоря, Чанёлю было немного дико, но он понимал, что только через такое они смогут наладить отношения. Паку очень хотелось, чтобы они могли говорить откровенно и спокойно, на любые темы. Чану нужен был ещё и друг в лице отца, он мечтал об этом всю свою жизнь, осознанную и нет. И сейчас, когда у него появилась такая возможность, Чанёль старался сделать всё, чтобы её не упустить. Кажется, отец действовал из таких же побуждений. — Мне звонил Хичоль, сказал, чтобы ты ему перезвонил. По поводу Каспера. Чанёль кивнул сам себе, словно отец может его видеть. — Хорошо, отец. — Нам с тобой надо встретиться в ближайшие дни и обсудить дела, ты свободен на днях? — Да, — кивнул Чанёль. — Я думаю, да. Шум воды в ванной прекратился вместе с тем, как раздался звонок в домофон. Чанёль направился на выход из кухни. — Я позвоню тебе завтра, чтобы всё уточнить. — Хорошо. Спокойной ночи, Чанёль. — Спокойной ночи, отец. Чанёль засунул телефон в карман брюк, а потом улыбнулся Бэкхёну, что вышел из ванной распаренный, в толстовке самого Пака, которую он стащил из его шкафа и присвоил, уже, кажется, навсегда. — Кто-то пришел? — омежка несколько потеряно посмотрел на Чанёля. — Доставка еды, — Ёль чмокнул Бэкхёна в висок, едва приобняв, буквально на ходу. На секунду показалось, что парень даже сделал попытку отстраниться, но Чанёль не стал заострять на этом внимания, так как надо было забирать еду.       Бэкхён почти не говорит во время ужина, отвечает Чанёлю односложно, и альфа снова давит свое беспокойство. Они укладываются в постель, и Чанёль прижимает омегу к себе. Бэкхён вдруг замирает в его объятиях, словно натянутая струна, и Паку кажется это очень странным. — Бэк, всё в порядке? — Да, — кивает парень. — Ты молчишь уже третий день, Бэкхён-а, — шепчет Чанёль, поворачиваясь к омеге и заглядывая ему в глаза. — Я, — Бэкхён едва выдыхает, прикрывая на секунду другую глаза. — Не знаю, что сказать, Чанёль. Я просто не могу осознать до конца всё, что происходит. И я не знаю, должен ли я оплакивать его. — Если тебе хочется плакать, то нет смысла сдерживаться, Бэкхён. Ты сделаешь только хуже. — Но я не могу заплакать, — выдыхает Бэкхён. — Я плакал каждую ночь весь этот год, но теперь… У меня ощущение, что во мне ничего не осталось. Я не могу понять, что это такое. Когда у меня были панические атаки и когда я просто срывался на рыдания, кажется, было проще. Но теперь я пуст, в момент, когда мы освободились от всего, я не ощущаю счастья, о котором мечтал. Чанёль хмурится и напрягается. Бэкхён не ощущает счастья? Это пугало альфу, но он старался более глубже вникнуть в слова омеги. — Нам обоим нужно время, чтобы со всем смириться, Бэкхён, — прошептал Чанёль. — И мы… Не обсуждали с тобой то, что произошло. Поэтому я и прошу тебя не молчать. — Но ты молчишь тоже, — усмехнулся Бэк, а потом привстал, садясь в кровати. Чанёлю пришлось повторить за омегой. — Ты ничего не говоришь о произошедшем, словно ничего не было. Словно не ты провалялся две недели в больнице, словно… Твоего дяди и моего папы в наших жизнях не существовало. Ты тоже всё это игнорируешь, Чанёль. Но мы не можем так вечно, однажды нам придется признать то, что твой дядя, мой папа и мой дед, все они были ублюдками. Бэкхён говорит последнее предложение и замолкает, словно и сам только понял смысл произнесенных слов. Чанёль тяжело вздыхает, он тянется к омеге, но тот дергается, словно его бьет током. Пак так и замирает с протянутой вперед рукой. За все время в больнице и после выписки Бэкхён не делал ничего подобного, но прямо сейчас… Он будто чужой. И Чанёля обдает холодом. — Что происходит, Бэкхён? Омега обнимает собственные колени, зарывается носом в них и громко всхлипывает. Чанёль и вовсе сбит с толку. Плечи парня содрогаются, и Паку хочется его тут же обнять и поцеловать, но что-то внутри него останавливает. — Бэкхён, — теперь уже тверже выговаривает альфа. Он сжимает кулаки, его голос приобретает стальные нотки, кажется, он теряет терпение и плохо это контролирует, хоть и старается изо всех сил. — Я не знаю, Чанёль, но мне очень тяжело, — выдыхает омега. — Каждую ночь я вижу кошмары… С ним. У Чанёля сердце в груди замирает. Он обреченно прикрывает глаза, сжимая в руках край одеяла, и всячески подавляет волну агрессию внутри, чтобы не закричать и не сорваться, чтобы не напугать Бэкхёна ещё больше. — Чёрт! — шипит альфа. — Как давно? — С самого начала, — выдыхает омега. — И почему ты молчал? — Я думал, что оно пройдет, что мне просто нужно время. А потом дедушка умер, и я не хотел ничего говорить даже сейчас, но я больше так не могу. Чанёль хмурится, не зная, что сказать. Он ведь должен был и сам догадаться. Бэкхён пережил настоящий кошмар наяву, глупо было надеяться, что всё пройдет бесследно для него. — Прости, — выдыхает альфа. — Прости меня, Бэкхён-а, я не смог уберечь тебя. Чанёль снова чувствует себя жалким. Он сломан, он раздавлен и так беспомощен даже перед мертвым Пак Донхваном, который всё-таки достал их, как и обещал. — Ты… Ты не виноват, Чанёль, — шепчет в тон ему Бэкхён. — Просто нам обоим не повезло, я… Не хочу, чтобы ты думал, что я тебя в чем-то обвиняю. — Я знаю, Бэк, но факт остается фактом. — Давай просто дадим друг другу время, Чанёль, — вздохнул Бэк. — Ты и я, мы должны разобраться в себе, может быть, нам стоит пожить отдельно? Или вернемся в академию? Пак нахмурился пуще прежнего, а Бэкхён закусил губу. Этот разговор не клеился явно, омега чувствовал себя так, словно ходит по тонкому лезвию. Впервые в жизни он подбирал слова в разговоре с Чанёлем, словно боялся, что из-за одного неосторожного всё перевернётся вверх дном. Бэкхён не договаривал многого, но судя по состоянию Чанёля, он делал всё правильно. — Хочешь разъехаться? — Я думаю, что нам это нужно. Мы словно две рыбы, выброшенные на берег, пытаемся выжить в раскаленном песке. Но мы оба не умеем так жить, нам нужно как-то переждать этот момент. Чанёль на это коротко усмехнулся, отворачиваясь от омеги. Он свесил ноги с кровати, взял с тумбочки пачку сигарет. Чанёль открыл окно, впуская морозный воздух. Бэкхён поежился, но не стал прятаться под одеяло. Ему нравилось, как трезвеет голова. Пак поднес зажигалку к сигарете, а потом вдохнул глубоко в легкие сигаретный дым. — Ты… Видишь его во мне? — прошептал альфа. Бэкхён был так ошарашен этими словами, что немедленно вскочил с кровати. Он в два счета оказался рядом с Паком, разворачивая его к себе. Омега привстал на носочки и обвил лицо парня тонкими пальцами, замечая в больших глазах пелену слёз. Бэкхён снова хотел плакать, но этот всхлип, похоже, его предел. — Я такого никогда не говорил, Чанёль. — Ты не хочешь, чтобы я касался тебя, — прохрипел альфа. — Даже сейчас ты напряжен. Я знаю твое тело, Бэкхён. Скажи мне правду, какие именно кошмары тебе снятся? — Правда в том, что я всё ещё люблю тебя, Чанёль. И твои касания. А то, что происходит сейчас… Это пройдет. — Считаешь? — усмехнулся альфа. Он в два счета потянул омегу к себе, подцепил пальцами его подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. Паника на лице Бэкхёна читалась слишком легко. Он почти инстинктивно толкнул Чанёля в грудь, отскочил от него, как от огня и посмотрел затравленно. Пак медленно прикрыл глаза, его рука дрожала, пока он подносил сигарету к губам. Бэкхён осознал всё только после случившегося, потом снова сделал пару шагов к Чанёлю и уткнулся макушкой в широкую грудь. — Обними меня, — прошептал парень, на что Чанёль ничего не сделал и не ответил. Все также курил, выпуская сизый дым в открытое окно. Бэкхён дрогнул, но не двигался, ждал, когда Пак сделает то, что сказал омега. — Чанёль? — Я не стану, Бэкхён. Ты меня боишься, — выдохнул альфа. — Неправда! — воскликнул омега. — Это просто… Это пройдет. Чанёль усмехнулся, а потом выбросил окурок в окно. Большая ладонь оказалась на округлых бедрах, Бэк прикрыл глаза. Он был напряжён всем телом, сжал челюсти, когда рука Чанёля подцепила край толстовки, обнажая хрупкое тело. Бэкхёна начинало трясти, хотелось снова оттолкнуть альфу и отскочить от него, но омега сдерживался и терпел. Жмурился и стоял, а Чанёль слишком хорошо видел каждую эмоцию на его лице. — Блядство! — в сердцах бросил альфа, отворачиваясь от Бэкхёна. Кулак парня прилетел на подоконник, заставляя омегу испуганно вздрогнуть. У Бэкхёна остекленел взгляд. — Когда я… — вдруг захрипел альфа. — Обнимал тебя в больнице, когда целовал… Ты чувствовал тоже самое? Бэкхён молчал. Он даже не поднимал взгляд на альфу, пытался вспомнить. — Нет, я… я не знаю, Чанёль. Прошу тебя, не спрашивай. Я правда не понимаю, когда это началось. Я думал, что всё хорошо. Думал, что это пройдет. — Какие кошмары тебе снятся, Бэкхён? — Пак повернулся к омеге лицом вновь, но теперь не делал шаги к нему. Оставался на месте. — Кто именно тебе снится? — Сначала он, а потом… Каждый раз, как я оборачиваюсь, я… Вижу тебя. Чанёль усмехнулся, ноги подкашивались, но старался держаться. Что он мог сделать сейчас? Кажется, он разбивался о реальность. Кажется, никакого счастья, которое он себе предвкушал, у него не будет. — Тогда, ты, вероятно, прав, Бэкхён. Нам стоит пожить отдельно, — выдохнул Чанёль. — Я не буду к тебе прикасаться, пока ты действительно не будешь к этому готов. И раз уж все так, тебе лучше не видеть меня столь часто. — Чанёль, ты… Не так все понимаешь. Я не вижу в нём тебя, прошу, — Бэкхён всё-таки кинулся вперед, хватая альфу за руку. Чанёль отрицательно замахал головой. — Проблема не в тебе, а во мне. Но всё это пройдет, надо только подождать. — Мы подождем, — спокойно проговорил альфа. Но Бэкхёну так не нравился этот тон. Чанёль словно наказывал его, и омега чувствовал себя отвратительно. Теперь его будто тошнило, хотелось хорошенько проблеваться, а на бедрах и коленях, на талии вновь начинали гореть те отвратительные прикосновения. Бэкхён каждый раз хочет их смыть, когда идет в душ, но они будто с ним навсегда. — Чан, — прошептал омега. — Прошу тебя, мы должны вместе с этим бороться… — Да, Бэкхён, ты прав, — кивнул альфа. — Я должен подумать, как и ты. Он когда-то здорово промыл мне мозги, знаешь? Я сломанный, и я не хочу причинить тебе ещё боли. Если сорвусь, я себе не прощу. Так что ты прав, мы должны попытаться каждый по отдельности. — Я не хочу так! — теперь сорвался на крик Бэкхён. — Ты манипулируешь мной, словно хочешь вызвать чувство вины. Но я не виноват! Это меня хотели изнасиловать! А не я кого-то! Бэкхён тяжело дышит, когда выплевывает последние слова. Он впервые произнес это вслух, а Чанёль впервые это услышал. Правда — это больно, и она пронзает хуже любой стрелы. Пак прикрыл глаза, а потом всё-таки сделал несколько шагов вперед, заключил Бэкхёна в объятия. — Я бы воскресил его, — зашептал Чанёль. — Чтобы убить собственными руками. Я не хочу, чтобы ты чувствовал все это, Бэкхён. Ты ни в чем не виноват, малыш. Бэкхён заплакал, наконец-то у него получилось сделать это. Он уткнулся носом в шею альфы, вдыхал полной грудью коньяк, и его сильно трясло, но не от страха, а скорее от эмоций. Чанёль прижимал его к себе так крепко, как мог, чтобы не перегнуть и не сломать хрупкие косточки. Бэкхён был чертовски худым и таким крошечным в его руках. — Прошу тебя, — всхлипнул Бэкхён. — Больше не хочу ничего слышать о нём. Его убили другие люди за тебя, и это лучшее, что могло случиться. Чанёль на это ничего не ответил. Он поцеловал омегу в макушку, но дальше не лез. Бэкхён долго не мог успокоиться, а потом всё-таки заснул в объятиях альфы. Чанёль дышал сладкой карамелью, и в какой-то момент, его глаза начали закрываться тоже. Может быть, завтрашнее утро принесет им облегчение?       Утром Бэкхён просыпается слишком резко, будто его толкнули и заставили прервать сон. Сердце бешено бьется в глотке, и не то чтобы омега помнит какой-то конкретный сон, просто тревога овладевает им без видимых на то причин. Парень поворачивает голову и понимает, что Чанёля в кровати нет. Иррациональный страх становится гуще, опутывает омегу и душит. Бэкхён старается давить это чувство, опускает босые ноги на пол. У Чанёля он с подогревом, и это ощущение тепла немного успокаивает, однако паника вновь подбирается к горлу омеги. Бэкхён выходит из комнаты, проверяет ванную и кухню, но Чанёля нигде нет. — Чанёль? — зовет парень, слышит в ответ только тишину. И Бэкхён чувствует, как начинает дрожать, ноги подкашиваются. Перед глазами проплывает день, когда он так же проснулся один в кровати, а потом оказался в заложниках у ублюдка. Сердце бьется где-то в глотке, омега хватается за косяк двери, потому что паника накрывает с головой. Ему нечем дышать, слёзы наворачиваются на глаза, и Бэкхён даже не может дойти до мобильника. Словно сквозь вакуум Бэкхён слышит звук открывающейся входной двери. Крепкие руки ловят его в два счёта, поворачивая к себе. — Бэкхён? Бэкхён-а? Ты в порядке? Что случилось? — у Чанёля в глазах видно беспокойство. Он обвивает лицо омеги руками, пытается заглянуть в глаза, и Бэкхён вдруг громко всхлипывает и начинает плакать. — Где… где ты был? — хрипит омега, обнимая парня крепче, вцепляется мертвой хваткой в его куртку. Чанёль не понимает, что происходит с Бёном, однако прижимает его ближе, обнимает крепче, целуя в макушку. — Я ходил в пекарню внизу, чтобы купить тебе твои кексы, малыш. Что случилось? Снова кошмары? Бэкхён не отвечает. Он прикрывает глаза, втягивает в легкие аромат кожи Пака, зарываясь носом в его шею. Тревога отступает, парень успокаивается по чуть-чуть. Наконец, когда Бэк более-менее приходит в себя, Чанёль усаживает его на диван, а сам присаживается на корточки перед ним. Вытирает слёзы со щёк, целует маленькие ладошки и заглядывает в красные глаза. — Бэкхён, что произошло? — Я проснулся и не увидел тебя, обошел квартиру, и тебя не было. Я начал паниковать, потому что… Потому что это напомнило мне о том дне, когда… Когда меня похитили. Тебя так же не было дома, и мне стало страшно. Чанёль прикрывает глаза, обреченно вздыхая. Он садится на диван рядом с омегой, тянет его к себе, и Бэкхён поддается. Оказывается на крепких бедрах и кладёт голову на широкую грудь, пока Чанёль гладит его по голове. — Прости, Бэк, — шепчет альфа. — Я думал, что успею, пока ты спишь. — Доставка тебе чем не угодила? — бурчит омега. — У этой кондитерской нет доставки, хотел тебя порадовать, а получилось как всегда, — усмехается альфа. Бэкхён на это ничего не отвечает, только ближе прижимается к парню. Они молчат какое-то время, и омега не чувствует сейчас никакого желания оттолкнуть Пака. Чанёль просто гладит его по голове и не делает больше ничего другого, кажется, он пытается быть осторожным. И вот так Бэкхёну становится лучше, словно он, наконец, вернулся домой. — Чанёль, — шепчет омега в тишине. — Я… Я бы хотел встретиться с Джунсо. Пак удивленно смотрит на омегу. — Что? Зачем? — Не знаю, — пожимает плечами парень. — Просто мне кажется, что я должен от него услышать всё про дедушку. Он единственный, кто может рассказать правду про себя, про семью Бён и про них с твоим дядей. Я просто хочу понять, в какой момент всё стало таким ужасным. Чанёль хмурится. Откровенно говоря, ему эта идея Бэкхёна совсем не нравится. Омега и так всего наслушался, зачем ему было вновь встречаться с человеком, который разрушил его жизнь? — Ты против, да? — Да, — твердо отвечает альфа. — Ты и так не в лучшем состоянии, Бэк. От встречи с Бён Джунсо станет только хуже. — Может быть, ты прав, но… Я просто должен это сделать. Я не смогу жить дальше, пока не решу для себя некоторые вопросы, ответы на них может дать только Джунсо. — Бэкхён, — Чанёль обвивает лицо омеги ладонями и заглядывает в любимые глаза. Альфа улыбается кончиками губ, и у Бёна щемит где-то глубоко в груди так сильно, что парня снова тянет на слёзы. — Я правда не хочу, чтобы ты страдал ещё больше из-за его неосторожных слов, может быть, причины того, почему они все стали такими ублюдками, не так уж и важны? — Нет, Чанёль, — вздыхает омега. — Они важны, потому что… Потому что мы их дети. Как бы мы ни пытались игнорировать это, но мы выросли с ними, воспитаны ими и в нас течёт их кровь. И надо понять, что пошло не так в их голове, чтобы предотвратить это в себе. Я просто хочу знать, почему дедушка делал все эти страшные вещи, почему папа никак ему не мог противостоять, что вообще происходило все эти годы. — Хорошо, — кивает Пак. — Если ты так хочешь, я понимаю. Но прежде расскажи об этом отцу. Думаю, что без него мы не решим этот вопрос, и потом… Он тоже должен знать. — Да, я расскажу ему. Спасибо, что понимаешь меня. — Не благодари меня за такое, — шепчет альфа. Он целует омегу в уголок губ, а потом в лоб. Чанёль, казалось, хочет ещё что-то сказать, но не успевает. Звонит его мобильник, который альфа вытаскивает из кармана джинс и приставляет к уху. — Да, отец? Бэкхён замечает, как напрягается альфа, как сдвигаются его брови к переносице. Но всё же молча продолжает наблюдать за мимикой парня. — Хорошо, я скоро буду. Да, спасибо. Чанёль скидывает звонок, а потом смотрит на Бэкхёна. — Мне нужно ехать, Бэк, встретиться с отцом. — Что-то случилось? — Нет, просто… Возникли дела. — Дела? — усмехается Бэкхён. — Может, уже перестанешь играть в мафиозника, скажи, что происходит? Чанёль понимает, что это его привычка. Он не рассказывает никому, куда он едет и зачем, просто не отчитывается ни перед кем, кроме дяди. И тем более он не привык грузить своими проблемами Бэкхёна. — Это касается Каспера, — выдыхает альфа. — Я хочу с ним поговорить, и Хичоль предоставил мне такую возможность. — Вот как, — Бэкхён встаёт с бёдер Пака. — Что ты хочешь у него выяснить? — Почему он предал меня, — пожимает плечами Чанёль. — В его действиях нет никакой логики, однако, это так кажется, потому что я не знаю всего. — Если узнаешь, что сделаешь? Чанёль на это только усмехается, ничего не отвечает. Он встает с места, ещё раз чмокает омегу в висок, а потом направляется в сторону кухни. — Давай позавтракаем, я ужасно голодный. Бэкхён хмурится, глядя в широкую спину альфы. Пак Чанёль всегда был таким сложным? Кажется, Бэку ещё только предстоит его узнавать.       Чанмин стоял перед свежей могилой. Он принял решение похоронить Донхвана рядом с могилой матери, так как прах отца покоился в колумбарии, и Чанмин решает разделить их хотя бы так. Пак смотрит на надпись на могильной плите, пытается понять, что вообще чувствует, глядя на неё. И снова не знает, потому что даже за пятьдесят с лишним лет жизни альфа так и не понял, как быть с тем, что его младший брат оказался самым настоящим кошмаром наяву. Мужчине казалось, что он уже давно отказался от Пак Донхвана, когда хотел посадить его в тюрьму, но на деле оказалось, что Чанмин так и не решил для себя, что будет делать, если брат умрет. Он чувствует жалость? Чанмин не думал, что жалеет человека, который изнасиловал его любимого омегу, папу его единственного сына, а потом убил. Но Чанмин однозначно жалел того Донхвана, которому было пятнадцать лет, и, несмотря ни на что, похоже, ему придется до самой смерти жить с этим грузом и чувством вины. Пак, как никто другой знал, что каждый несет свой крест, и его теперь лежал в этой могиле, хотя Чанмин должен был похоронить того настоящего Хвана ещё тридцать лет назад. Тогда, может быть, ему было бы в разы проще сейчас. — Прости меня, Хван, — вдруг прошептал альфа, склоняясь вперед. — Прости меня, младший брат, что не смог уберечь тебя от этой боли и грязи. Вероятно, я должен был сказать тебе это при жизни, но… Я не мог и не хотел. Чанмин ещё раз поклонился могиле брата, а потом развернулся, направляясь к выходу с кладбища. Альфа остановился у небольшой калитки, вытащил из кармана пачку сигарет и собирался закурить, но на руку упали крупные снежинки. Вокруг стояла мертвая тишина, мужчина поднял взгляд на вечернее небо, оно было хмурым. Он вдохнул полной грудью морозный воздух, а потом почувствовал, как рядом с ним кто-то появился. Над головой раскрылся зонтик, а перед губами выросла зажигалка. — Спасибо, — выдохнул Чанмин, подкурил из протянутой зажигалки, а потом повернулся к сыну. — Как ты узнал? — Хичоль сказал, — выдохнул младший. Он бросил короткий взгляд на кладбище позади отца, которое утопало в сумерках и снеге. — Ты не должен был приезжать. — Но я приехал, — выдохнул парень. — Не хотел тебя одного оставлять. Чанмин улыбнулся кончиками губ, глядя на сына. Он едва похлопал его по плечу, а потом полез во внутренний карман пальто. — Я подумал, что должен отдать это тебе, — мужчина протянул младшему кольцо. Чанёль с некоторым удивлением смотрел на семейный перстень — тот самый символ власти в клане. — Зачем он мне? — Ты знаешь ответ, — улыбнулся Чанмин. — И поступишь правильно, я знаю. А теперь нам стоит вернуться домой. Становится холоднее. Чанмин выкинул окурок в ближайшую урну, а потом отправился в сторону машины. Только сейчас альфа понял, что сын, похоже, добрался сюда на такси, так как нигде его автомобиля видно не было. Перед кладбищем была припаркована только машина самого Чанмина. Младший Пак направился вслед за отцом, садясь на пассажирское сидение.       Они ехали в тишине, которая совсем не давила. Чанёль не знал, с чего начать, а Чанмин давал ему время. Кажется, сын хотел что-то сказать, но не решался. Наконец парень тяжело выдохнул, а потом повернулся к старшему. — Отец, — Чанёль посмотрел прямо на родителя. — Мы должны решить, что дальше делать с кланом. — Разве мы уже не решили? Больше никакого клана. — Ты же понимаешь, что остальные не дадут нам просто так спокойно жить. — У тебя есть какой-то план? — вопросительно выгнул бровь Чанмин, глядя на сына. — Думаю, что да, но… — Чанёль посмотрел вперед, а Пак старший продолжал молчать, ожидая, когда сын продолжит. — Но? — Вероятно, это не самый правильный план с точки зрения морали. Чанмин снова помолчал. Они остановились на светофоре, и в давящей тишине младший альфа не выдержал. — Отец? — Что ты хочешь сделать? — Донхван пошел в открытое столкновение с якудза совсем недавно, вероятно, он надеялся, что после того, как они с Бён Джунсо получат деньги Бёнов и Ким Юнсона, ему уже ничего страшно не будет. Поэтому он поступил очень некрасиво с веткой якудза, отвечающей за бизнес в Корее. Понимаешь же, что это значит? Японцы ничего не забывают, а раз Донхван мертв и клана практически нет, они захотят забрать свое. И, угадай, к кому они придут, — усмехнулся парень. — К тебе, — выдохнул Чанмин. — Да. Они снова замолчали. Чанмин тронулся с места, и за окнами замелькал Сеул. — Хочешь сдать им бизнес? — У нас нет другого выхода, — вздохнул парень. — Это рисковая игра, и у нас нет никакой подстраховки, конечно, босс может заявиться и убить меня, и, может быть, тебя. А могут явиться другие, перепутать чего-нибудь и выстрелить нам в спину. Мы накрыли большинство веток в Корее, но что делать с Триадами, тайцами и прочими, кто вел с кланом Пак дела? Стервятники быстро слетаются на мертвечину. Выход один: сдать японцам весь бизнес и попросить, чтобы они прикрыли нас. Но если такие как Хичоль узнают об этом, они захотят, чтобы мы раскрыли все секреты. А ты знаешь, что бывает с теми, кто раскрывает тайны и при этом не располагает должной властью. — Якудза завладеют страной, если мы отдадим бизнес им. — Не совсем весь, — усмехнулся Чанёль. — Все схемы клана уже у Хичоля, так что они априори не работают теперь. Чтобы придумать новые, нужны связи тут, а связей не будет без клана Пак. Мы отдадим якудза деньги, все деньги, которые были в активах у Донхвана. Даже поместье. Чанмин слушал молча, думая про себя, что Чанёль отлично смыслит во всем этом. Донхван действительно воспитывал из него будущего босса, и альфа был уверен, что сын справился бы со всеми проблемами. — Выходит, мы ничего не скажем Хичолю? — Если скажем, придется рассказать и про то, что касается внутренней кухни якудза и остальных. А если такое расскажем, то нам точно засадят пули в лоб. Таковы правила, и мы не в силах их поменять. — То, что ты сделал и собираешься сделать, сын, уже меняет все правила. Из бизнеса редко удается выйти. — Да, но никто не готов стоять на коленях ради этого, — усмехнулся Чанёль. — А вот я постою, если придется. Я хочу спокойной жизни для нас, тебя и Бэкхёна, всех тех немногих, кто нам дорог и ещё жив. — Как мы заберем деньги клана? Счета Донхвана арестованы. Чанёль на это усмехнулся. — Отец, у клана всегда были запасные варианты. Донхван только так и хранил основные активы, и почти все они оформлены на меня. Когда я сдавал клан, кое-что я не договорил. Донхван бесился из-за этого больше всего, без меня он был почти без ресурсов. Старший Пак с большим удивлением посмотрел на сына. Такого он не ожидал, а потом усмехнулся, едва поведя плечами. — Что будешь делать, если Хичоль докопается до этого? — Он тридцать лет копался, — хмыкнул парень. — Думаешь, сейчас у него получится? Чанмин подумал, что самоуверенности Пак Чанёлю точно не занимать. Этой чертой он точно был весь в дядю и, может быть, в самого Чанмина тоже. Альфа всегда видел в сыне своего брата, но совершенно забывал задумываться о том, какой он сам человек, чтобы увидеть и себя. Может быть, они с Донхваном тоже были во многом похожи? Просто Чанмин так привык открещиваться от клана и семьи, что не видел в упор очевидных вещей? — Хорошо, — выдохнул Чанмин. — Я согласен с твоим планом. Но у меня будет условие. — Какое? — На всех встречах я буду с тобой. — Нет! — воскликнул младший Пак, сжимая кулаки. — Это исключено, отец. За эти годы Донхван убедил всех, что ты не при делах, если они увидят тебя, это поставит тебя под удар. В твоем присутствии нет никакого смысла. — Но я не хочу, чтобы ты разбирался во всем этом сам. — Я тоже не хочу, отец, но иногда нам всем приходится делать что-то через себя. В любом случае, это и моя проблема тоже. Я был частью клана Пак, я родился в нем и должен был стать следующим главой. И также я его разрушил. Чанмин снова угрюмо замолчал. Чанёль едва прикрыл глаза, откидывая голову на сидение. В Сеуле начали зажигаться уличные огни, парню надо было возвращаться к Бэкхёну. Однако внутренний карман пальто буквально жгло находящееся там кольцо. — Но ты же не собираешься идти к нему один? — У меня нет вариантов, он должен почувствовать, что я не собираюсь его обманывать. И потом, у меня все равно не найдется столько людей, чтобы защитить меня в случае чего. — Безрассудство у нас в крови, видимо, — усмехнулся Чанмин. — Расскажешь Бэкхёну? — Конечно нет, — выдохнул младший Пак. — Ему незачем это все знать, если получится, он вообще больше никогда не услышит ничего о клане Пак и его темных делах. — Решать тебе, Чанёлли, но… В отношениях важно говорить всю правду. — Я знаю. Но… Я совру в этот раз тоже. Даже если станет потом хуже. Чанмин тяжело вздохнул, но не стал дальше комментировать. Они проехали уже большую часть пути, до дома Чанёля оставалось совсем немного. — Что насчет Каспера? — Завтра поеду в СИЗО, — усмехнулся парень. — Хичоль сказал, что я смогу с ним поговорить, и мне не помешают. — Не перестарайся… В разговорах, — с нажимом проговорил Чанмин. — Постараюсь, — оскалился вдруг младший.       Наконец Чанмин припарковался у дома сына. Чанёль улыбнулся отцу и поблагодарил его, собираясь выйти из машины, как Чанмин вдруг сжал его плечо, останавливая. — Когда все закончим, вы с Бэкхёном должны приехать на ужин. Я ведь должен с ним познакомиться. У Чанёля проскользнуло некое удивление на лице. — Но… Вы ведь и так знакомы? — Это не знакомство, Чанёль, — улыбнулся альфа. — Я хочу познакомиться с ним как с твоим омегой, а не просто парнем. Понимаешь? Чанёль вдруг смутился, хотя, это было совершенно глупо. Но эмоции он сдержать все равно не смог, потому что ему было странно и неловко слышать подобное от отца. — Да, я понял, хорошо, — кивнул парень. — Я скажу ему. — И привет передавай, — улыбнулся совсем широко альфа. — Обязательно. Спокойной ночи, отец. — Спокойной ночи, Чанёль. Чанёль хлопнул дверцей машины и направился в сторону подъезда, на ходу доставая ключи. А старший альфа едва улыбнулся кончиками губ, глядя ему в след. Надо было возвращаться домой и отдохнуть перед суточным дежурством, альфа уже неделю брал отгулы на работе, что было непозволительной для него роскошью. Чанмин подумывал завязывать теперь и с суточными дежурствами тоже, может быть, он просто вернется к преподаванию в университете, оставив работу хирурга? И пусть он был ещё не самым дряхлым стариком, отчего-то хотелось перестать топить голову в работе и пожить какой-то иной жизнью. Теперь у него появился настоящий смысл, который мужчина раньше не замечал, совершая огромную глупость. Но, может быть, Бог наконец даст ему второй шанс? Чанмин очень хотел на такое надеяться.       Каспер открывает глаза, когда слышит шаги за дверями камеры, а затем скрип тяжелых петель. Он медленно поднимается, садясь на койке, когда видит фигуру Чанёля. Дверь камеры все с тем же скрипом закрывается за спиной Пака, а Тэу выгибает бровь. — Пак Чанёль? — невольно вырывается у альфы. Он удивлен, а ещё Каспер чувствует, как сердце ускоряет ход. Глупо было надеяться, что Чанёль не придет за ответами, но… Тэу все же надеялся на это, потому что прекрасно знал: Паки предательств не прощают. Чанёль только оскалился. Тэу не успел ничего сказать, когда почувствовал хорошо поставленный удар, который прилетел ему в лицо, хотя Каспер успел прикрыть живот, ожидая, что прилетит именно туда. Он, как и всегда, купился на коронные обманки Пака. Донхван лично обучал его рукопашному бою, и в этом никому равных Пакам никогда не было, как и во всем другом. Это их бесячее превосходство. Каспер размял челюсть, чувствуя привкус крови во рту. Чанёль попал по носу, что-то нехило хрустнуло, боль прошила все тело. Каспер давно к ней привык, не мог привыкнуть только к тому, что Паки всегда его били, и он не мог ответить. Теперь мог. Каспер замахнулся в ответ, но Чанёль успел скрутить его руку. В два счета уложил на холодный грязный пол камеры, и Тэу даже не сопротивлялся. Он только обессиленно засмеялся. Кажется, у него на генетическом уровне уже было прописано оставаться грушей для битья чертовых Паков. — Какого хуя? — прохрипел Чанёль, всё ещё упираясь коленом между лопаток альфы. Он сжал его волосы, приподнимая голову. — Почему ты предал меня? Теперь Каспер засмеялся во весь голос. В этом смехе не было ничего веселого, только что-то запредельно горькое, доселе не знакомое Паку. — Ещё смеешься, ублюдок? — Чанёль в два счета перевернул альфу. И снова тяжелый кулак прилетел в лицо. Каспер даже не прикрылся, хотя его руки были свободны. — Отвечай! Последнее Чанёль прокричал, потому что злость внутри него, кажется, начала доходить до пределов. Иногда он переставал контролировать свои эмоции, спуская с тормозов. Это была их общая с Донхваном черта, но Пак старший был куда более взрывного нрава, что замечали все вокруг. Донхван воспламенялся, как спичка, Чанёль же напоминал настоящий огонь: чем больше дров, тем жарче горит. — Почему? — Потому что я ненавижу всех вас, — прошипел в лицо Чанёлю Каспер. — Всегда ненавидел, каждый день своей жизни. Чанёль замахнулся, чтобы ударить альфу ещё раз, но замер в последний момент. Он несколько неверяще смотрел на бывшего друга. — Но мы ведь были друзьями, — прошептал Пак. Каспер на это только усмехнулся. Он вдруг толкнул Чанёля, скидывая его с себя. Оба альфы в считаные секунды оказались на ногах, но никто из них не нападал. Они просто молча смотрели друг на друга, а потом Тэу вновь заговорил. — Мы никогда не были друзьями, Пак Чанёль. Всю свою жизнь меня растили как скотину на убой, чтобы в случае чего я поймал пулю, предназначенную тебе. Вот и вся наша дружба. Чанёль сжал кулаки. — Но это не так, ведь я… Я никогда так не думал о тебе. — Правда? — оскалился Каспер. — Как мило, наш Чанёлли действительно верил в дружбу? Что же, Пак Чанёль, мой тебе совет: не стоит быть таким наивным. Твой дядя каждый божий раз напоминал нам о нашем положении. Разве не помнишь, как он однажды избил меня за то, что ты упал с дерева? Чанёль едва прикрыл глаза. Воспоминания стрелой пронеслись перед глазами, словно это было вчера. Донхван в тот день был в плохом настроении, кажется. Чанёля выгнали, вероятно, чтобы он раньше времени не увидел настоящее лицо дяди, но Пак младший все подглядел. С тех пор много воды утекло, Чанёль не часто вспоминал об этом в подростковые годы, когда Донхван стал почти его кумиром, но так или иначе инцидент мелькал в памяти уже потом, когда у Чанёля раскрылись глаза на дядю. Донхван одарил маленького Тэу пощечиной. Там, где Пак Чанёль оставался лишь мальчишкой с детскими шалостями, такого же возраста Тэу должен был обладать осознанностью взрослого и не давать Чанёлю пораниться или убиться. В детстве Чанёль даже не понимал, почему дядя требует так много от Каспера, ведь все решения по программе самоуничтожения Пак младший принимает сам. Они ведь с Тэу только друзья. Однако с возрастом все прояснилось. — Но это делал Донхван… — Да, Пак Чанёль, все делал твой дядя, а ты лишь смотрел, — усмехнулся Каспер. — Считаешь это оправданием? — Я не собираюсь оправдываться перед тобой, Ким Тэу. Что бы ни происходило в прошлом, хуже твоего поступка нет ничего. Ты посмел прикоснуться к моему омеге! — голос Чанёля сел до каких-то утробных интонаций. Каспер на это усмехнулся. Внутри взрывались фейерверки, все чувства, которые двигали им все эти годы, вновь нахлынули, накрывая словно цунами. — Посмел, представляешь, — прошептал альфа. — А знаешь, какой у нас был уговор с Донхваном? После твоей смерти он обещал, что я тоже смогу поиграться с Бён Бэкхёном. Откровенно говоря, он хорош, понимаю, почему ты был так им одержим. Такую задницу грех не трахнуть. У Чанёля открутились важные винтики буквально в секунду. Он и сам не понял, как впечатал Каспера в пол снова, и теперь в ход пошли не только кулаки, а ещё и ноги. Чанёль бил до криков Кима, до ужасного хруста костей, до крови. Однако, когда первая волна агрессии схлынула, Пак вспомнил, зачем он тут. — Нет, — прохрипел альфа, приподнимая альфу за липкие от пота волосы. — Ты не сдохнешь, ублюдок, пока не ответишь на все мои вопросы. Даже не надейся, мудак! Чанёль схватил альфу словно тряпичную куклу, открутил кран с водой в камере и подставил голову Тэу под воду. Она привела парня в чувства, Каспер что-то промычал, следом Чанёль вновь швырнул его на пол. Альфа уперся руками о пол, а потом сел, уперевшись спиной о стенку. Ребра болели, как и все тело. Удары Пак Чанёля были всё ещё тяжелы, однако Каспер вдруг рассмеялся, обнажая окровавленный рот. Он сплюнул в сторону, а потом вновь посмотрел на Чанёля. — Я бы никогда не захотел его, если бы он не был твоим, Пак Чанёль, — прохрипел Тэу. — Стоило тебе чего-то захотеть, этого хотел и я. Всю свою жизнь жил как твоя тень, даже желания твои перенял. Чанёль хмыкнул, глядя на парня сверху вниз. — Ты жалкий, Ким Тэу, ты знаешь об этом? — Считаешь? — оскалился альфа. — Впервые в жизни я с тобой по-настоящему согласен. Я жалкий и ненавижу себя, может, поэтому не сопротивляюсь тебе сейчас, а? Или это твой дядя и мой отец отрезали мои яйца, чтобы я никогда не мог сопротивляться тебе? Но я все равно это сделал, пошел против того, кому обязан был с рождения ноги лизать, как верная псина. Отец всю жизнь делал это, и я должен был. Ничтожество. — Мы ведь должны были разрушить клан вместе, мы работали над этим, ты даже помогал мне. Так какого черта, Ким Тэу? Почему? Донхван убил твоего отца, и ты мечтал отомстить. Каспер на это снова рассмеялся. На этот раз, кажется, даже надрывнее, чем в прошлый. Он снова сплюнул кровь, которой все быстрее и быстрее заполнялся его рот, и посмотрел Паку прямо в глаза. — Мой отец был такой же ублюдок, как и все остальные в этом клане. Может быть, даже больше ублюдок, чем они все вместе взятые, потому что у него яиц не было точно. Он боялся Пак Донхвана как огня, не мог ему помешать, даже когда твой дядя захотел изнасиловать мою мать. Просто ушел, понимаешь? Она покончила жизнь самоубийством после этого, а я сидел в шкафу и смотрел на это, мне было пять лет. Думаешь, я правда хотел отомстить за такого отца? Это настоящая свинья, а не отец. Чанёль не мог поверить своим ушам. Он ведь никогда не замечал подобного в отношениях Сонджэ и его сына. Чанёлю всегда казалось, что они те самые настоящие отец и сын, и он мечтал о таких отношениях со своим с самого детства. Дядя Джэ казался ему примером настоящего альфы, он был справедлив и не так жесток, как Донхван. Он многому учил Чанёля наравне с Каспером. Так почему же Тэу говорит сейчас все эти вещи про него? — А знаешь, кто его пристрелил? Моего дорогого отца, — Каспер посмотрел прямо в глаза Чанёля. — Это был не Донхван, а я. Чанёля словно оглушило. Он не мог пошевелиться, словно парализованный, просто смотрел на Тэу так, словно увидел восьмое чудо света. Ким громко рассмеялся, так, что у Чанёля мурашки поползли по телу. — Эй, Пак Чанёль, видел бы ты сейчас свое лицо, — вновь прыснул смехом парень. А потом в секунду посерьёзнел. — Да, я его убил и до сих пор не чувствую ни капли вины. Мечтал об этом долгие годы со дня смерти матери. — Ты, — Чанёль едва ли смог собраться с мыслями. У него в голове сейчас был полный хаос, он ничего не понимал. — Как давно ты работал на Донхвана? — Так давно, что уже и не помню. Твой дядя знал, что Ким Сонджэ надо списывать, он был хранителем слишком многих тайн. И когда мой отец побежал рассказывать правду, которую знал, твоему отцу, Донхван решил его убрать. Правда, промахнулся в датах, как оказалось, — усмехнулся Каспер. — Отец успел все слить твоему раньше, чем Донхван его убил, а я не спешил рассказывать нашему боссу, что отец успел. Так что долгое время он даже не подозревал, что его старший брат все знает, думал, что избавился от единственного свидетеля в лице Ким Сонджэ раньше. — Почему ты не рассказал Донхвану? — Потому что в этом заключался мой план, — хмыкнул Каспер. — Я хотел, чтобы вы — Паки — друг друг глотки перегрызли, а последнему перегрыз бы её я. Правда, важно было не облажаться, последним оставшимся должен был быть не ты, Пак Чанёль, с тобой справиться мне было бы сложнее. А вот ослабевший Донхван, без всех своих ресурсов, армии и племянника, отлично подходил на роль того, кого я добью последним. Ну и потом, я спал и видел, как всажу ему в горло нож. Но до этого надо было устроить все лучшим образом, поэтому я согласился на твой план, хоть он и был смешной. Засадить Донхвана в тюрьму, нет, ты правда думал, что решетка его остановит? Чанёль хотел бы ещё раз ударить этого ублюдка, размазать его кровавую улыбку так, чтобы челюсти больше никогда не сошлись, однако сдержался. Любопытство было сильнее на данный момент. — Донхван однажды вызвал меня к себе, кажется, мы с тобой ещё в школе учились. Точнее, учился ты, а я так, посещал в свободное от тренировок время. Но не об этом речь. Твой дядя предложил мне сделку: я слежу за тобой, докладываю о каждом шаге, а он, в свою очередь, обещает полную безопасность моему дедушке. — У тебя был дедушка? — не сдержался Чанёль, начиная вдруг осознавать, что совершенно ничего о жизни Каспера не знал, словно был знаком с другим человеком. Тэу усмехнулся. — Да, был. Он был единственным человеком, которого я любил и кто любил меня. Папа моей мамы. Донхван знал про него и также прекрасно знал, что всегда может воздействовать на меня им. Этот ублюдок отлично понимал все слабости людей, тебе ли не знать, — взгляд Каспера стал стеклянным. — Он обещал, что если я буду в тайне от тебя работать на него, то он никогда не тронет дедушку и будет выплачивать сумму, чтобы он ни в чем не нуждался. Учитывая, что отец никогда не хотел ему помогать, и у дедушки всегда была сложная жизнь почти впроголодь, я согласился. Это казалось мне адекватной ценой за спокойствие и хорошую жизнь дедушки. На этом все и завязалось. Донхван знал мои слабости, и он ими отлично воспользовался. Однако совсем меня недооценил. Ещё в детстве я понял одну истину, которую всячески вдалбливал мне отец, не забывая пороть при этом: с волками жить по-волчьи выть. Понимаешь, Пак Чанёль? Я жил с волками и казался себе вшивой овцой, но не хотел до конца жизни примерять на себя эту шкуру. Я хотел быть вожаком этой стаи, уничтожив самых сильных, что лязгали своими челюстями у меня под ухом. Мне нужно было избавиться от Донхвана, но сделать это своими руками я бы не смог. Мне надо было убрать тебя тоже, потому что твоя идея разрушить клан была смешной и тупой. Отказываться от такой власти, ну и глупец же ты, Пак Чанёль. Я должен был убрать вожака, его наследника и сам стать главным. Поэтому я продолжал работать на две стороны, говорить то, что считал нужным про тебя Донхвану и ровно наоборот. Важно было не перетянуть резину, так, чтобы никто из вас не догадался, но при этом нельзя было, чтобы Донхван убил тебя раньше, чем ты его здорово истаскаешь. Ты должен был пасть в бою с ним, чтобы вы оба получили серьезные ранения, но твой дядя вышел бы из него победителем. И тогда пришел бы я, добивать. Убив Донхвана, я стал бы главой клана. Убить твоего отца было бы делом не сложным, переманить людей на свою сторону тоже. Многие и так были за меня с отцом, просто вы, Паки, были слишком ослеплены своим превосходством, что не замечали этого. Они служили вам, но только потому, что я и отец вам кланялись тоже. — Твой клуб… Тот придурок, крыса, которую ты мне подкинул, ты специально все это подстроил? Для дяди и меня спектакль? — Именно, — самодовольно улыбнулся парень. — Все, кто работал в моем клубе, всегда были только на моей стороне. Я каждого лично туда взял, вытащил из полного дерьма. Тот парень был рад сдохнуть ради меня. Чанёль едва прикрыл глаза, сжимая переносицу. — Ты не рассказал Донхвану про Ясуо сразу тоже по этой причине? Но рассказал про Бэкхёна? — Надо было накалять ситуацию постепенно, — оскалился вновь Ким. — Если бы Донхван узнал про Ясуо сразу, он бы пристрелил тебя немедленно. Если бы узнал про то, что ты копаешь под него, естественно, тоже. Поэтому я молчал про твои планы, но докладывал о Бэкхёне. Я знал, что твой дядя ужасно бесится из-за этого, это был идеальный повод сеять между Вами раздор. А, отлично я справлялся, Пак Чанёль? — Превосходно, — усмехнулся Пак. — Что было дальше? — Дальше все шло гладко до момента, когда тебе всерьез удалось раскрутить всю эту историю с изнасилованием. Ты ведь никогда не рассказывал, что именно ты делаешь, куда ездишь, что ищешь. Я знал только вскользь, был удивлен, когда ты откопал судью Чона и все эти доказательства. Насчет роли Ясуо я догадался тоже не сразу, лишь после того, как Донхвана засадили. Это в мои планы не входило, надо было вытаскивать твоего дядю. Так что, когда клан накрыли, я принялся искать Ясуо. Конечно, передал весточки Донхвану, так что стал автоматически его главным доверенным лицом. И снова все пошло по моему плану. Я нашел Ясуо, потому что точно знал, кого искать. Глупец вышел прогуляться в парк очень неудачно. Чанёль едва прикрыл глаза, выдыхая. — Я просчитался по итогу только в одном: импульсивность твоего дяди и привязанность к Бён Джунсо. Правда не думал, что такая мразь может что-то чувствовать вообще. — Что с твоим дедушкой? Каспер усмехнулся, развел руками. — Умер в прошлом году, естественной смертью. — В ту ночь, в твоей квартире… Это ведь не мог быть ты, в это время ты похитил Бэкхёна. Каспер улыбнулся, а потом пожал плечами. — Я знал, что ты будешь меня искать, как только тебя выпустят из СИЗО. И я ждал, когда ты наконец высунешь свой нос, перестав прятаться за высоким забором дома Бён Джунсо. В тот день мне крупно повезло, вы с Сон Хёком свалили очень удачно для меня. Мне нужно было занять тебя подольше, так что я отправил туда знакомого человечка, чтобы он отвлек тебя. За это время я успел сделать все свои дела. Чанёль понимал, что да, они действительно сильно сглупили в тот день, даже не договорившись друг с другом, они с Сон Хёком по полной облажались. Осознание этого било теперь ещё сильнее. Если бы Чанёль не гонялся за призраком и не велся на всякие ловушки, Бэкхён сейчас не проходил через все это. — Что это была за квартира? Я видел вашу с отцом фотографию там. — Какую ещё фотографию? — едва вздернул бровь Тэу. А потом, кажется, вспомнил. — А, понял про что ты. Последний раз я был в этой квартире за день до того, как пристрелил Ким Сонджэ. Мы были там вместе, и я высказал ему все, что думаю. Мы подрались, а потом я ещё с психу разнёс всю квартиру. С тех пор, я туда не возвращался, ненавижу ее. Именно в ней ублюдок насиловал мою мать на столе. Донхван тогда пьяный вломился к нам домой, он, кажется, собирался так наказать отца за какой-то косяк. Хватило одного полупьяного удара твоего дяди, чтобы Ким Сонджэ дал заднюю. Он вытащил пистолет, но Донхван приставил нож к горлу мамы. Она сказала мне спрятаться в шкафу до того, как он вошел в комнату. Так что я всё видел в маленькую щелку, но никогда не забуду эту картину. Мой доблестный отец мог бы его пристрелить, реакция Донхвана была расшатана, но он не сделал ничего… Просто смотрел, как Донхван издевается над ней. Ким Сонджэ прекрасно знал, что Пак Донхван — животное, которое ненавидит омег, однако он все равно позволил этому случится. А когда спустя годы я потребовал у него ответ, знаешь, что он мне ответил? Сказал, что если бы он убил Донхвана, то клан убил бы его, меня и мою мать. Вот насколько он был труслив и ничтожен, этот твой дядя Джэ. Предпочел смотреть на то, как кто-то топчет его честь, честь его сына и пользуется телом его омеги вместо того, чтобы пустить пулю суке в висок и принять все последствия, какими бы они ни были. До трясущихся коленей он боялся Пак Донхвана, я подумал, что будет забавно, если он сдохнет не от руки своего господина, а я выпущу в него целую очередь. Донхвану тоже эта идея понравилась, он ведь прекрасно знал, что я ненавижу отца. Жаль, с самим Пак Донхваном так не получилось. Чанёлю было нечего сказать. От этой истории, глаз и интонаций Каспера волосы вставали дыбом на затылке и шевелились. Сколько ещё кошмара он узнает про Пак Донхвана? У него вообще было сердце? — Что, Пак Чанёль, ты удивлен? Пак ничего на это не ответил. Только сел на пол, рядом с Тэу, прислонился спиной о стену тоже. Они оба замолчали, и Каспер вслушивался в тяжелое дыхание бывшего друга. Он никогда не считал Чанёля другом, он знал, что они слуга и господин, как в средние века для принцев растили живой щит, так и Каспер всю жизнь рос с этим пониманием. — Мне жаль твою мать, Тэу, — прохрипел Чанёль. — Да, — усмехнулся альфа. — Несмотря на все наши отличия, Пак Чанёль, есть кое-что, что нас объединяет. Грязные руки зверя добрались до тех, кто нас выносил и родил. Чанёль на это хмыкнул. — И они оба покончили жизни самоубийством из-за него. Альфы помолчали. Чанёль теперь не знал, что именно чувствует. Он всё ещё ненавидел Каспера за предательство и в то же время… будто понимал все его мотивы слишком хорошо. Черт возьми, его жизнь напоминала карнавал безумия. — Так ты не убьешь меня? — Я хотел бы, наверное, — усмехнулся Чанёль. — Но будет лучше, если ты останешься за решеткой. — А если вернусь потом отомстить? Чанёль только пожал плечами. — Значит, я действительно большой глупец. Альфа встал с холодного пола. Тэу поднял на него взгляд, словно хотел что-то сказать, но молчал. Чанёль тоже, наверное, хотел, но решил, что не надо. Только молча развернулся и постучал в двери камеры, которые ему тут же открыли. Каспер хмыкнул, глядя ему вслед. Тело болело адски, Ким свернулся в позу эмбриона, срываясь не то на слезы, не то на смех. Не такой он представлял свою вендетту.       Чанёль выходит из камеры и замирает в коридоре, игнорируя вопросительные взгляды охранника. Альфа не спрашивает у него ничего, а Пак тяжело дышит, сжимая исцарапанные кулаки, на которых виднеется чужая кровь. Парень слышит неспешные шаги, поднимает голову и натыкается на Ким Хичоля. Он смотрит внимательно, изучая каждую черточку Чанёля, словно видит впервые. И наверное, будь Пак чуть другого характера и воспитания, не выдержал бы взгляда этих глаз. — Чанёль? — Вызовите ему врача, — выдыхает Пак. — Я не сдержался. Парень собирается уйти, поклонившись коротко Хичолю, но Ким хватает его за предплечье, когда они равняются, и останавливает. — Что он рассказал тебе? — Правду, — выдыхает Чанёль. — Уверен, вы всё и так слышали, так что мне нет никакого смысла вам повторять. Младший альфа прекрасно замечает некоторое удивление, которое мелькает в глаза Хичоля. А затем мужчина усмехается, хлопая Чанёля по плечу. — Пак Чанёль, — Ким склоняется к уху парня, сжимая его плечо теперь чуть крепче. — Я не собираюсь становиться тебе врагом, но помни, что я всегда обо всем в курсе. — Спасибо, хён, — широко улыбается Пак, но в его глазах нет и намека на счастье. У Кима невольно ползут мурашки по спине, потому что он слишком хорошо знает такую улыбку, она непосредственно была характерной чертой этой семьи. Хичоль не то чтобы её боялся, просто за годы жизни в клане Пак смог усвоить простое правило: читай боссов по глазам. И пусть сейчас перед ним стоял ещё только щенок, который даже не рвался в эти самые боссы, Ким слишком явно видел в нём другую сторону, темную и холодную. Она могла бы с легкостью завести пацана на кривую дорожку, как его дядю и деда, но малой был с мозгами. — Спасибо за заботу! Чанёль теперь поклонился Хичолю на девяносто градусов, а затем зашагал к выходу. Конвоир тут же направился за ним, не забыв отдать честь Хичолю. Ким остался смотреть вслед широкой спине, а потом коротко ухмыльнулся, поворачиваясь к двери камеры Ким Тэу. На этом всё? Его вендетта свершилась?       Чанёль хлопает дверцей машины, сжимает в руках кожаный руль, а потом едва выдыхает. Сердце в груди бьется слишком быстро, и парень пытается осознать всё то, что он сейчас услышал. Что он чувствует? Всё ещё огромную ненависть к Пак Донхвану; и он даже ненавидит то, что ему пришлось родиться именно в этой семье, именно у этих людей, что кругом не знали счастья. Разве есть у Пак Чанёля хоть один родственник, кому удалось прожить по-настоящему правильную и счастливую жизнь? У них было всё, о чём мечтают миллионы других людей: деньги, дома, бесконечное количество возможностей и связей. Но тем не менее ценой этому стали их собственные души. Так или иначе, в какой-то момент своей жизни им всем пришлось пожертвовать своим внутренним миром, и умирали они пустышками, заполненными жестокостью, омытые кровью и погруженные в эту грязь. Чанёль усмехнулся. Даже его папа, который не имел никакого отношения к клану Пак, в итоге стал жертвой, стоило его жизни пересечься с этой фамилией. Минджэ встретил Донхвана лишь однажды, и этого оказалось достаточно, чтобы он умер самой страшной смертью, которую только можно представить, испытав душевную и физическую боль. А сколько таких людей существует в этой стране, о судьбе которых Чанёль даже не догадывается? Разве возможно, чтобы он сам смог теперь на этом пепле построить что-то действительно светлое и хорошее с Бэкхёном? Разве он достоин этого? Сердце ускорило ход. Чанёль схватился за ворот рубашки, стянул с себя пальто и пошире открыл рот, чтобы глотнуть больше воздуха. Не получалось. Тревога накрывала его, и где-то на задворках сознания пришло понимание, что это всё, вероятно, паническая атака. То, что случалось с Бэкхёном, Чанёль испытывал прямо сейчас на себе и не мог понять, как с этим справиться. От этой мысли становилось ещё дурнее. Человек, которого альфа любит больше жизни и кого бы то ни было, проходит через подобное каждый день своей жизни. Чанёль потерял счет времени, понятия не имея, как он вообще смог выйти из этого состояния. Просто в какой-то момент голова прояснилась, кислород вновь начал насыщать кровь, а сердце умерило ход. Парень выдохнул, снова надел пальто и зачесал волосы назад. Теперь можно было ехать дальше и уладить последний вопрос.       Бохён смотрел на стрелку наручных часов, которая стремительно бежала вперед. Чанёль опаздывал на десять минут, и тревога внутри альфы закручивалась тугим узлом. Подобное на Пака было не похоже от слова совсем, однако он продолжал терпеливо ждать, думая, что, если Чанёль не появится в следующие десять минут, Ан хотя бы позвонит ему. Мужчина оглянулся, замечая вопросительные взгляды своих парней. Сегодня бар был закрыт, Бохён согласился на услугу для Пак Чанёля. Возможно, если план младшего сработает, это вообще будет последняя подобная услуга Бохёна, и они все смогут забыть кошмар своего прошлого. Пусть Ан официально уже давно не относил себя к миру криминала, тем не менее формально он продолжал держать вокруг себя круг людей и заниматься иногда не самыми хорошими вещами, пусть они были уже не столь глобальны. Бохён всё ещё оставался отличным информатором и связным, и если раньше его прикрывал Чанёль, а значит, целый клан Пак, то теперь ситуация могла обостриться. У Ана тоже были свои враги, очень не хотелось, чтобы они вдруг решили, что им всё стало можно. Чанёль с его планом по уговариванию якудза на мирный договор, с одной стороны, казался безумцем, а с другой… Разве у них был другой вариант? Всем хотелось жить спокойной жизнью. — Хён, — один из альф, что работали в баре, а ещё входили в небольшую группировку Бохёна, которую таковой и не назовешь в полной мере, вопросительно посмотрел на старшего. — Что будем делать, если якудза явятся раньше Пака? — Ничего, — угрюмо ответил альфа. — Проводим их за столик и предложим чего-нибудь крепкого, а там, глядишь, и Пак Чанёль явится. Изначально Бохён посчитал, что Чанёль шутит, когда тот сказал ему, что хочет пригласить босса японской мафии прямо в его бар. Конечно, боссом всей якудза называть его было бы неправильно, что тут же поспешил уточнить сам Пак, однако этот человек всё ещё заправлял целой веткой, а эта ветка отвечала за власть и дележку территорий в Корее. Обычно японцы за таким следили куда более пристально, чем за всем остальным. Бохён прекрасно понимал, что авантюру, которую хочет провернуть Чанёль, ещё никому не удавалось сделать. Японцы имели хоть какие-то маломальские проявления чести и принципов, конечно, это не китайские триады или кто похуже, тем не менее свое упускать они не будут точно. И Чанёль буквально надеялся на серьёзный, откровенный и честный разговор с ними. С тем учётом, что слухи о том, как расстались в последний раз клан Пак и якудза, со скоростью света разнеслись по всей стране, и ничего хорошего из них не следовало. Пак Донхван поступил некрасиво с Хацуна Хамада, и это было известно всем. И теперь, когда империя пала, никто даже понятия не имел, что собирались делать якудза. Конечно, Бохён пытался узнать хоть что-то по своим каналам, но не вышло. В конце концов, они просто идут ва-банк, решившись на этот план. Но самое удивительное во всём этом было то, что после того, как Чанёль предложил Хацуна встретиться и обо всем поговорить, японец не отказал. Более того, он даже был согласен встретиться на территории Пака, что настораживало Бохёна, да и Чанёля, более всего. Разве так бывает? Какой подвох им ожидать? Что их всех тут вместе подорвут? Ан всю неделю пристально следил за каждым, кто сюда приходил, он старался держать ухо востро. Но даже если всё пойдёт по самому худшему сценарию и их поймали в ловушку, хода назад не было. — Хён! — Чанёль ворвался внутрь бара, а старший облегченно выдохнул. — Прости, что задержался. Как вы тут? Он обменялся рукопожатиями с Бохёном и другими парням, а потом сел за барную стойку. — Всё нормально, ждём, — коротко ответил Ан. Они помолчали, каждый думая о своём. Чанёль про себя молился, чтобы всё пошло по его плану, иначе он не знал, как разруливать эту проблему. Их банально могут всех тут перебить. Однако вслух он это ни с кем обсуждать не собирался. Если Пак покажет страх, то всё пойдет точно плохо. — Спасибо, что помогаешь, хён, — проговорил альфа, делая глоток из стакана с виски перед ним. — Это мои проблемы тоже, так что тебе не надо меня благодарить, Чанёлли, — улыбнулся кончиками губ Бохён. Чанёль хотел ответить альфе, однако не успел. Двери бара открылись, и Бохён встал с места, как и все остальные парни. Пак же медленно отставил стакан в сторону и так же медленно повернулся ко входу. Нельзя было проявлять пренебрежения или неуважения, тем не менее Чанёль всё ещё не хотел излишне лебезить. Этого, подобные Хацуна, не любят ещё больше. — Господин Хамада, — Чанёль поклонился японцу. Мужчина стоял в окружении своей охраны. Чанёль кинул взгляд на парней, что стояли за спиной якудза. Один из них незаметно показал три пальца альфе, что означало, что около тридцати головорезов сегодня сопровождают своего босса. — Я очень благодарен, что вы согласились приехать сюда несмотря на все, что было раньше. Хацуна только усмехнулся, оглядывая Пака с головы до ног. Он молча прошел вперед, и они уселись в одной из кабинок. Только вдвоем, пока все остальные ждали их снаружи. — Прошу вас, — Чанёль налил им обоим соджу в стаканы. Закуски уже были накрыты. — Мы должны немного перекусить, чтобы разговор пошел в правильном направлении. — Считаешь? — усмехнулся мужчина. — Ты, Пак Чанёль, всего лишь маленький щенок, я должен был пристрелить тебя на входе, тогда бы и говорить не пришлось. — Вы правы, — едва кивнул младший. — Признаться, когда я предлагал вам встречу, я думал, что вы именно так и поступите. — Так точно поступил бы твой дядя, — Хацуна потянулся за рюмкой перед собой, а потом молча опрокинул её в себя. Закусил рыбой, что стояла на столе, и вновь поднял глаза на своего собеседника. — Тем не менее я не он и я здесь, чтобы выслушать тебя, щенок Пак. Чанёль хотел бы скривиться от этого обращения, однако сейчас он был не в том положении. Паку во что бы то ни стало надо было добиться своих целей. — Клан Пак в прошлом, господин Хамада. Вы, вероятно, это знаете и без меня, однако я считаю важным объяснить всё лично. Это я разрушил клан, собственными руками сдал дядю, все его схемы, и из-за меня сейчас накрылся бизнес многих уважаемых людей. Чанёль внимательно следил за выражением лица японца. Оно не изменилось ни на грамм, все такое же холодное. — И почему ты это сделал? — Потому что Донхван и этот клан разрушили мою жизнь, жизнь моего отца. Пак Донхван изнасиловал моего папу, его младшего брата, а потом заставил папу совершить самоубийство у моей детской кроватки. Как вы думаете, господин Хамада, кто-то другой остался бы верен клану после всей этой правды? — Мой отец убил моего брата на моих глазах однажды, — хмыкнул Хацуна. — И я всё ещё поддерживаю всё то, что создал он. Однако я могу понять, о чём ты говоришь, юнец. — Я не хотел быть частью мира, в котором каждый день приходится смотреть на кровь, грязь и смерть. Можете посчитать это трусостью, но такова моя правда и мои мотивы. Хацуна молча кивнул. — С самого начала, я просто хотел выйти из всего этого, забыть про убийства и клан, жить нормальной жизнью. Но сейчас, когда я почти достиг этой цели, я понимаю, что избавиться от клана не так просто. Поэтому я пришел просить вашей помощи, даже если в прошлый раз я был на стороне того, кто вас обманул. Мне не нужны ни деньги, ни бизнес, ни что-либо ещё, кроме того, что вы возьмете на себя все заботы в этой стране. Чтобы все те, кто имели вопросы к клану Пак, теперь, после его разрушения, решали их с вами. Я могу обещать только то, что никто не будет вмешиваться в ваши дела, потому что никого и не осталось. Я также передам вам те активы клана, которые я сохранил в тайне от копов, они понятия о них не имеют. Уверен, вы можете проверить каждое мое слово у тех, кому доверяете, и убедиться в том, что я вам не вру. Мне двадцать лет, и я просто хочу быть студентом. Больше ничего другого. Хацуна продолжал молчать. Он снова потянулся к своей рюмке, Чанёль поспешил ее наполнить. Ещё одна порция соджу отправилась в глотку японца. Чанёль чувствовал, как стучит сердце, однако он продолжал сохранять совершенно спокойное выражение лица. Хамада был из тех, кто думал головой, прежде чем пороть горячку, в отличие от многих в этом бизнесе. — Пак Чанёль, знаешь, почему я всё-таки решил прийти сюда вместо того, чтобы пристрелить тебя по-тихому? — Не знаю. Хацуна усмехнулся. — Мне стало искренне любопытно послушать того юнца, которому действительно удалось в свои двадцать лет облапошить кого-то вроде Пак Донхвана. Твой дядя был настоящим ублюдком, ты и так в курсе, и я думал, что его щенок такой же. По крайней мере, россказни ходили о тебе будь здоров. А потом вдруг: ты становишься тем, кто свел этот несокрушимый клан в могилу. Я знал, что Пак такие грозные из-за поддержки извне, но никто в нашем деле не мог докопаться, откуда же течет столько ресурсов. Сейчас выяснилось, что корпорация Бён была чуть ли не главным спонсором. И ты, Пак Чанёль, разрушил схему, которая отлично работала десятки лет. Я думал, в чём же твоя мотивация, и ответ оказался прост. Ты перечислил мне папу, отца, дядю, но не упомянул настоящую причину того, почему ты пошел против монстра в человеческом обличье. Твоего омегу. Теперь у Чанёля действительно беспокойство забилось буйной птицей в груди. Было глупо надеяться, что Хацуна не узнает про Бэкхёна, учитывая, что они буквально на всю страну почти официально объявили о своих отношениях. Однако то, как он легко догадался о самом уязвимом месте Чанёля, впечатляло. Этот мужик был не так прост, как казалось на первый взгляд. — Я не хочу его вмешивать сюда. — Но он уже вмешан, — усмехнулся Хацуна. — Я мог бы прямо сейчас послать за ним людей, любой другой на моем месте тоже. — И что вам это даст? У меня за спиной ничего нет, а то, что осталось, я и так вам отдам. Какой смысл в том, чтобы портить мою жизнь? — Не знаю, — пожал плечами мужчина. — Но таковы правила: мы убиваем без суда и следствия, похищаем, пытаем, давим и имеем с этого какие-то результаты. Сегодня ты говоришь, что тебе ничего не нужно, но завтра можешь передумать. Мало ли как сложится твоя жизнь, твой омега родит тебе, и если ты вдруг осознаешь, что ничего кроме убийств не умеешь, ты так же, как и сегодня, соберешь десяток знакомых парней и решишь, что пора возвращаться туда, откуда ты вышел. Возвращать себе былое величие, деньги и власть. А, Пак Чанёль, как думаешь, такой вариант возможен? — Я никогда не вернусь к этому, даже если буду умирать от голода. Даже если будет умирать от голода вся моя семья. Я смог разрушить клан, значит, смогу выжить в любых других условиях тоже. Мне просто нужен шанс, и вы можете его мне дать. Если бы не хотели категорически, не пришли бы сюда. Да и потом, что я смогу через десяток другой лет? Обо мне даже воспоминаний не останется, вероятно. — А как мне тебе доверять, а, щенок? Может быть, ты скрыл какие-то схемы от копов и что-то ещё скроешь от меня? Ты — единственный человек, кто знал секреты Пак Донхвана. И как мне верить, что ты не обманываешь? Чанёль на это только развел руками. У него не было аргументов, однако он должен был убедить Хацуна играть по его правилам. — Я специально не рассказал копам всего, потому что знал, что даже после того, как солью клан, избавиться от его врагов у меня не получится. Правда, я думал, что Донхван выживет и будет гнить за решеткой, следственно, все проблемы будут на его шее. Но хорошо, что подстраховался. Я оставил это всё на случай, если однажды придется вот так сидеть перед боссом страшных якудза и просить его о помощи. Никто не станет лезть ко мне, если узнает, что вы у меня всё забрали. Даже поместье клана Пак. Да и потом, без новых ресурсов, которые я могу вам дать, пусть они и не такие большие, вам в Корее делать нечего. Службы у вас на хвосте, если не прикрыть всё на ближайшее время, будут большие проблемы. Не делайте вид, что вы тут из жалости, вы знаете, что поимеете с этого выгоду. Я лишь прошу обратной услуги. Хацуна улыбнулся кончиками губ, откидываясь на спинку диванчика. Они снова замолчали. Японец думал о том, что хватка у этого пацана что надо. Пак Чанёль был прав: с тех пор как Донхван начал с ними войну, Хацуна отчитываться перед своим боссом было сложнее с каждым днём. Особенно когда пошли зачистки в бизнесе, когда стали накрываться крупные схемы. Конечно, все ожидали подобных последствий, когда клан Пак облажался. — Ты же понимаешь, что я всё равно не смогу прикрыть тебя от всех? — Да, — кивнул Чанёль. — Но также я знаю, что если вы перетянете внимание на себя, то обо мне быстро забудут. А лично я вроде никому насолить не успел так сильно, чтобы помнить обо мне, как многие помнили о Донхване. Хамада искривил губы в усмешке, затем снова потянулся к закускам. Отправил в рот ещё один кусок рыбы, следом кимчи и тщательно всё это прожевал. Он молчал и думал, а Чанёль едва поглядывал на часы. Если Хацуна быстрее уже определится, убивать Пака или нет, то альфа сможет успеть к Бэкхёну до того, как омега начнет интересоваться тем, где он там так задержался. — Хорошо, Пак Чанёль, я согласен. Чанёлю даже кажется, что он ослышался. Он несколько удивленно смотрит на мужчину. — Почему? — Потому что мне это нужно, как ты и сказал раньше, я бы не приехал сюда, если бы не имел интерес. Чанёль только кивнул. Он вытащил из кармана небольшую флеш-карту и протянул её мужчине. — Я по старинке, — усмехнулся альфа. — Тут всё, что нужно. — Хорошо, — кивнул Хацуна. — Но ты должен знать, Пак Чанёль, что, если что-то пойдет не так, я больше разговаривать не буду. И приду не только за тобой. — Можете быть спокойны, господин Хамада. Я не стал бы вам врать. Японец встал с места. Чанёль поклонился ему, провожая взглядом. Наконец якудза убрались из бара. Бохён тяжело выдохнул и в тишине повернулся к Паку. — Все прошло как надо? — Да. Тишина взорвалась всеобщим ликованием. Чанёль широко улыбнулся, обнимаясь с Бохёном. Все же в успех этого разговора мало кто верил. — Засранец! — Бохён похлопал младшего по плечу. — Как ты, черт возьми, это делаешь? — Сам не верю, — хмыкнул альфа. — Хацуна и правда был заинтересован во всем этом. С этого дня мы можем официально считать, что не имеем ничего общего с кланом Пак.       Чанёль отказался отмечать с парнями, сказав, что у него есть ещё дела. Он уехал почти сразу, пытаясь осознать, что всему и правда пришел конец. Конечно, дело Донхвана ещё будет тянуться, но Хичоль обещал сделать всё быстро, чтобы Чанёля и Чанмина не так часто таскали по слушаниям. Вопрос с якудза тоже можно было считать закрытым. Неужели Чанёль и правда видит конец этому кошмару? Альфе не верилось. Пак свернул на безлюдную набережную Хангана. Сегодня был не такой уж и холодный вечер, так что альфа вышел из машины, захватив из бардачка сигареты. Хотелось курить, слишком уж сильно, хотя Чанёль не был особо зависим от сигарет. Но в последнее время нервы были на пределе, так что Пак начал делать это всё чаще и чаще. Парень остановился у самой воды, вытащил сигарету из пачки, подкурил и выпустил сизый дым в темноту морозной ночи, прикрывая глаза. Чувствовал ли он долгожданное облегчение? И да, и нет одновременно. С одной стороны, сегодня наконец случилось то, к чему он шел около трех лет, с другой — всё так быстро? Чанёль понимал, что это лишь его субъективное ощущение. Ничего быстрого или легкого, ему все далось огромной ценой, но альфа радовался, что не большей, чем ту, что он уже заплатил. Чанёль отвел руку с сигаретой в сторону, а затем залез в карман пиджака. Он раскрыл ладонь, на которой заблестело холодное золото массивного перстня. Альфа едва усмехнулся, глядя на кольцо. Этот самый день по-настоящему настал, не его сладкий сон, а самая реальность. Чанёль резко замахнулся и швырнул кольцо в воду. Он даже не услышал звук всплеска, видимо, улетело слишком далеко. — Теперь ты точно на дне, Пак Донхван, — прошептал парень. Он вновь затянулся, а потом с таким же наслаждением выпустил дым. Можно было начинать новую жизнь с этой секунды.       Бэкхён просыпается рано утром, поворачивает голову в сторону и натыкается на затылок Чанёля, который обнимает свое одеяло. На широкой спине виднеется каждый позвонок, потому что альфа скрутился колесом, и Бёна невольно тянет на улыбку. Он едва приподнимается, поворачиваясь к парню, и вдруг задумывается о том, что он так долго мечтал о подобном утре. Чтобы не было никакого страха, угроз и не надо было никуда и ни от кого бежать. Омеге казалось, что они с Чанёлем прошли целую войну, хотя, по факту, так это и было, да? Омега тянется вперед, целует парня в затылок, туда, где заканчивается линия коротко стриженных волос. Чанёль тут же откликается, поворачивается к Бэкхёну лицом и тянет его к себе, пряча в широкой груди. Бён понимает, что внутри снова скручивается что-то тугое и неприятное, однако не подает виду, терпит и пытается успокоиться. Чанёль больше ничего не делает, кажется, он даже не проснулся до конца, просто это уже был рефлекс альфы. Бэкхён улыбается кончиками губ, а потом понимает, что его снова тянет на слёзы. Но он сглатывает ком и думает о том, что сегодня ему тоже предстоит тяжелый день. Он всё ещё был решительно настроен встретиться с Джунсо, так что отец с Чанёлем дали ему такую возможность. Бэк даже настоял на том, что будет разговаривать с ним один на один, и оба альфы согласились. Спорить они всё равно не могли. — Давно проснулся? — басит над ухом омежки Чанёль. Бэк едва улыбается кончиками губ и поднимает голову, натыкаясь на глубокий взгляд любимых глаз. — Нет, только что, — шепчет омега. — И уже зареванный? — вздыхает Пак, замечая, вероятно, слезинки в глазах напротив. Бэкхён даже не знал, что успел дойти до такого. Чанёль целует его в лоб, а потом улыбается. — Кошмар? — Нет, — отрицательно мотает головой омега. — Просто… Не знаю, не верится, что наступило такое утро. Чан улыбается кончиками губ, даже его ямочка виднеется. Бэкхёну тоже хочется улыбнуться, но почему-то мышцы лица застывают. Он снова напряжен, снова его что-то тянет вниз, и парню так хочется уже избавиться от этого чувства, но он не может. Это не в его силах совсем, как бы он ни старался. — Ты всё ещё не передумал? — Нет, — омега прикрывает глаза и чуть ближе пододвигается к Чанёлю. Ему будто хочется проверить, что будет, если он ещё сократит расстояние между ними. — Я поеду, иначе всю жизнь буду жалеть. Чанёль ничего не отвечает. Они молча лежат пару секунд, вдыхая ароматы друг друга. Коньяк и карамель мешаются так сильно, так въедаются под кожу им обоим, что теперь не различить, где чей запах. Бэкхён не может понять, что чувствует по этому поводу. Вроде бы он так давно этого хотел, с другой стороны, кажется, будто они с Чанёлем сливаются в одно существо, и это не ощущается, как нечто хорошее. Бэкхёну страшно подумать, что будет, когда Пак его пометит. Он словно перестает чувствовать свои границы, и это осознание тоже его страшит. Бёну смешно от того, как быстро он находит новые причины чего-то бояться, находит все эти страхи и тревогу, хотя, казалось бы, впервые в жизни у него по-настоящему всё начинает налаживаться. Или это только блажь? Омега понятия не имеет, что они будут делать дальше, как вернутся в академию, как будут жить. И ему так не хочется думать об этом. Но и не думать не получается. — Ты вчера поздно вернулся, — тихо проговаривает Бэкхён, вопросительно глядя на альфу. — Надо было уладить небольшие дела, — спокойно отвечает парень. — И что это за дела? Бэкхёну не нравится, что Чанёль постоянно что-то недоговаривает и скрывает. У омеги складывается ощущение, что он упускает что-то важное. Пак в свою очередь молчит, а потом тяжело вздыхает. — Я виделся с Каспером. — Что? — Бэкхён подрывается с места и возмущенно смотрит на альфу. — Зачем? — Так же, как и ты в случае с папой, я хотел знать причину, почему он так поступил и предал меня. Долгие годы я верил в нашу дружбу и не ожидал, что он окажется тем, кто воткнет мне нож в спину. Да, я никому не доверял из клана на сто процентов, но всё же ему доверял на девяносто пять, и он предал меня. Мне было интересно, почему, что такого предложил ему Донхван, чтобы он так поступил со мной? Бэкхён едва прикрывает глаза, выдыхая. Он видел Каспера только два раза в жизни, и если первый раз он не заметил ничего особенного в этом альфе, то вторая встреча была закреплена ненавистью, страхом и отвращением. — Вот поэтому я и не говорил тебе, — тихо проговаривает Пак, прекрасно замечая выражение лица омеги. — Но тебе нужно говорить мне такие вещи, иначе я чувствую себя так, словно от меня что-то скрывают. Это мое больное место, Чанёль. Всю мою жизнь от меня всё скрывали, растили в пузыре. Теперь он лопнул, и у меня полное ощущение, словно я вовсе не знаком с этим миром. Вся моя жизнь обман, и это не пресловутый мем из интернета. Меня действительно обманывали кругом все, начиная папой, заканчивая тобой. Бэкхён, вероятно, впервые говорит это Чанёлю. Он замечает, как в чужих глазах сверкает нечто острое, и Бэкхён не может дать этому определение. — Я делал это, чтобы защитить тебя. Я всегда всё делаю только в этих целях, Бэкхён. — Я знаю, — усмехается парень. — Однако ты не думал никогда, что некоторые вещи мне лучше и правда знать, и это защитит меня куда больше? Да и потом, всю жизнь я думал, что сам по себе и никому нет дела до меня и моей защиты. Вот же ирония, все вокруг меня защищали, а я чувствовал себя так, словно всем плевать на меня. Омега сжимает край одеяла в руках. В глазах снова застывают слёзы. Чанёль тяжело вздыхает, прикрывая веки. Он тянется к парню, но Бэкхён перехватывает его руку. — Не надо, — шепчет омега. — Я… Не хочу. С этими словами парень встает с кровати и уходит в сторону ванной, а Чанёль хмурится, глядя вслед тонкой фигуре. Да уж, совсем не таким он представлял их то самое утро.       В машине у Чанёля тоже пахнет их смешавшимися запахами. Бэкхён чувствует тревогу от предстоящей встречи, тем не менее он настроен решительно. Они с Паком не обсуждали ничего после разговора утром. Чанёль сдерживался изо всех сил, и Бэкхён видел это слишком явно. — Чанёль, — омега поворачивает голову к парню. — Может, пора возвращаться в академию? Мы пропустили целый месяц, могут и отчислить. Пак молчит. Он уже не один день думал об этом и, честно говоря, понятия не имел, как теперь может выглядеть их возвращение. — Ты хочешь этого? — Вне зависимости от наших желаний мы должны, Чанёль, — усмехается парень. — Теперь за спинами нет богатых и влиятельных родителей, придется самим карабкаться. — Разве мы не карабкались до этого сами? Говоришь так, словно они учились за нас. — Нет, просто… Ты же понимаешь, о чём я. Если раньше можно было надеяться на наследство, то теперь всё будет по-другому, нельзя это упускать. — Да, понимаю, — кивает альфа. — Нам нужно туда вернуться, но я всё ещё являюсь участником судебного процесса и понятия не имею, как это отразится на учебе. — Но ты ведь только свидетель, — несколько непонимающе произносит Бён. — А у нас, кажется, нет правила, которое запрещает свидетелям какого-то преступления учиться в академии. — Да, нету, — усмехается альфа. — Но люди ведь не глупые. В любом случае, если ты правда хочешь вернуться, мы сделаем это. Бэкхён ничего на это не отвечает, только кивает. Они проезжают ещё несколько минут в тишине, а потом встают на светофоре. — Я думаю, это будет полезно, — снова говорит омега. — Отличный шанс побыть раздельно, но при этом нам не надо разъезжаться, и мы будем видеться каждый день. Если отвлечемся на учёбу, может быть, сможем разобраться сами в себе. Чанёль снова на это кивает. — Хорошо. Давай вернемся в Ульсан с понедельника, — Пак широко улыбается, глядя в глаза омеги. У Бэкхёна тоже невольно ползёт улыбка по лицу, и он вдруг рвется вперед и чмокает парня в щеку. Чанёль так удивляется, что не сразу замечает зеленый свет. — Чан, поехали, — усмехается омега. Парень спохватывается, снова нажимая на газ. — Выглядишь так, словно я никогда тебя не целовал. — Поцелуй в щеку кажется мне теперь интимнее, чем в губы, — сияет широкой улыбкой парень. — Повторяй почаще. — Хорошо, — хихикает омега.       Бэкхён оглядывался, пока ждал, что приведут Джунсо. Теперь у него была возможность лучше разглядеть переговорную СИЗО, потому что в прошлый раз, когда он виделся с Чанёлем, он почти ничего не запомнил, кроме своего убитого состояния. Сон Хёк тоже приехал сегодня, но они с Чанёлем остались снаружи. Бэкхён снова чувствовал тревожность, однако пытался собраться с мыслями. Братья не знали, что он тут, а Бэкхён не знал, расскажет ли он им. В любом случае, сейчас он даже не знал, с чего начать разговор с Джунсо. Омега пытался вспомнить, когда они виделись последний раз, если не считать того дня кошмара. Вероятно, на свадьбе, когда Бён Джунсо зашел его благословить и обещал ему отличную жизнь с Ким Чонином.       Мысли омеги прервались звуком открывшейся двери. Бэкхён поднял голову, натыкаясь на вовсе непривычный вид Джунсо. Он даже похудел и осунулся, на лице пролегли мешки под глазами, а само оно вытянулось. Бэкхён не помнил, чтобы старший омега хоть когда-либо так выглядел, всегда привыкший следить за своим внешним видом. Джунсо посадили напротив, одну руку от наручников освободили, а другую пристегнули к столу. Бэкхёна предупредили, что их время не ограничено и омега может не спешить. Так что парень просто разглядывал папу через стекло, замечая его несколько удивленный взгляд. Младший омега первый потянулся к телефону, и Джунсо сделал то же самое. — Зачем пришел? — начал Джунсо, тон его голоса не изменился всё же. У Бэкхёна мурашки поползли вниз по затылку, но он сохранил холодное выражение лица. — Дедушка умер, — почему-то первым вырвалось у парня. Джунсо на это только усмехнулся. — Я бы пожелал ему отправиться в рай, не хочется встречаться с ним и в аду. Бэкхён едва прикрыл глаза, вздыхая. Он столько дней прокручивал в голове все вопросы, но сейчас почему-то не знал, с чего начать. Парень только смотрел на Джунсо и, как бы ни силился, не мог перестать думать о нем, как о папе. Бэкхён был уверен, что ненавидит этого человека, но сейчас, глядя на его состояние, сердце сжималось. Заслужил ли Бён Джунсо всё это? Безусловно да. — Я спросил, зачем ты пришел? — снова повторил Джунсо. В своей манере, он всегда так говорил с Бэкхёном. — Вопросы здесь буду задавать я, — Бэк даже не ожидал, что его голос будет так тверд. Он поднял взгляд на старшего омегу и смотрел теперь, не отводя глаз. — Хватит говорить со мной так, словно я всё ещё от тебя завишу. Это больше не так, Джунсо. Старший омега вдруг сорвался на смех, в котором, как и всегда, слышался только лёд. Он никогда не смеялся искренне, кажется, и Бэкхёну было сложно представить Бён Джунсо другим. — Что будешь делать, если не захочу отвечать на твои вопросы, а, Бэкхён? — Ничего, — пожал плечами парень. — Что я ещё должен сделать из-за тебя? Джунсо хмыкнул, а потом придвинулся чуть ближе, впериваясь в сына долгим взглядом. — Какие вопросы тебя интересуют? — То, что ты рассказал про дедушку, это… Это всё правда? — Бэкхён понимал, что, возможно, звучит глупо и наивно, однако ему нужно было спросить об этом лично. — Они буквально обнаружили остров, на котором он растил наркоту, — усмехнулся Джунсо. — Думаешь, Бён Мёнсу был не способен на другие гнусные поступки? — Ты так сильно ненавидел его? — А ты меня? — хмыкнул старший Бён. — Насколько ты ненавидишь меня, Бён Бэкхён? Бэкхён задумался. Он правда не знал, что ответить. Разве можно измерить ненависть в чём-то? — Я не знаю, — пожал плечами Бэк. — Раньше, вероятно, я бы мог дать ответ на этот вопрос. Каждый раз, как ты бил меня, заставлял делать то, что я не хочу. В день свадьбы, я бы сказал, что я готов столкнуть тебя в огонь, но сейчас… Бён Джунсо, я такой пустой, что я не знаю, чувствую ли я вообще что-то к тебе. Не думаю, что всё ещё считаю тебя папой. Так что, я не знаю. Джунсо выслушал все это с обычным выражением лица, словно Бэкхён говорил о погоде. Младший ничего другого от него и не ожидал, в общем-то, потому что знал, что так их обоих учил дедушка. Никогда нельзя показывать людям настоящие эмоции, давать шанс узнать, что ты чувствуешь и причиняют ли боль их слова тебе. — Я никогда не стремился быть тебе папой, так что всё справедливо, — усмехнулся Джунсо. — Я никогда и никому не хотел им быть, а тебе особенно. Ты был всего лишь ошибкой, которую Бён Мёнсу хотел сделать лучшей версией меня. Но как иронично, ты оказался ровно такой же. — Нет, — твердо выговорил парень. — Я никогда не был и не буду таким, как ты. Что бы со мной ни происходило, я бы никогда не стал делать того же со своими детьми, что ты делал со мной. Да не только с детьми, с кем-либо другим тоже. Ты ничем не лучше дедушки, знаешь? Джунсо на это снова рассмеялся, теперь куда громче. Но так же внезапно перестал, сжимая трубку в руках сильнее. Настолько, что Бэкхён мог видеть, как у него побелели костяшки пальцев. — Что ты вообще знаешь о моей жизни, Бэкхён? Меня перемололи в шестнадцать лет, и с тех самых пор я был мертв. Мёнсу лепил из меня что-то, но это было бесполезно. Я прошел через боль, которая тебе и не снилась, но зачем я пытаюсь тебе что-то тут доказать, словно избалованный мальчишка способен это понять. — Никто и никогда не баловал меня, — чуть громче воскликнул Бэкхён. — Я рос так, словно я сирота при живых родителях. Почему? Почему ты не рассказывал мне про отца? — Потому что это не имело смысла, — усмехнулся Джунсо. — И потому что я боялся Бён Мёнсу. Разве вы все не боялись его? Он держал в страхе целую страну и своего единственного сына. Он убил моего ребёнка и разлучил меня с тем, кого я любил больше жизни. И теперь ты спрашиваешь у меня, почему я не рассказывал тебе? Бэкхён, мне было плевать на всех, кроме себя. И таким меня сделал твой драгоценный дед. Оба омеги замолчали, тяжело дыша. Бэкхён впервые в жизни видел настолько настоящие эмоции в глазах у Джунсо. Его словно парализовало это осознание. Насколько сломан этот человек? — Расскажи мне, — прошептал парень. — Расскажи мне всё с самого начала, про свое детство, про ваши с Пак Донхваном отношения. Джунсо едва искривил губы в усмешке. — Зачем тебе это знать? Боишься, что тоже пойдешь по кривой вместе с Паком? Бэкхён не ожидал услышать чего-то подобного. Джунсо будто читал его мысли. — Да, боюсь, — кивнул младший омега. — Вы не станете такими, как мы с ним, потому что вы уже всё изменили. Сделали то, на что у нас не хватило ни духу, ни сил. Мы с Донхваном были слишком слабы перед родителями. — Почему дедушка так ненавидел семью Пак? — Потому что они делали всю грязную работу за него. Бён Мёнсу всегда хотел выглядеть для всех и в первую очередь для самого себя святым ангелом. Тот факт, что ему приходится путаться с какими-то мафиозниками, которые открыто убивают людей, был слишком темным пятном на его идеальной репутации. И Бён Мёнсу придумал отличный выход: он воротил от них нос публично, считал их не ровней себе, но при этом продолжал пользоваться ими, платил деньги и сам имел огромную пользу. Паки не могли ничего ему возражать, потому что без поддержки семьи Бён их бизнес не стал бы таким большим. Именно по этой причине мы с Донхваном придумали весь этот план. Главной целью были не деньги и не власть, главной целью было избавиться от Бён Мёнсу. Говорят, он сгорел заживо? Как иронично. — У него случился приступ в момент, когда он собирался поджечь фотографию… С мертвым дедушкой Хэвоном. — А, вот ещё, да, Бён Мёнсу убил моего отца. Правда, я не знал об этом много лет, и не то чтобы отцу было до меня дело, ведь Мёнсу он насиловал периодически, бил и терпеть не мог, как и ребёнка, которого этот омега родил. В любом случае, я правда счастлив, что Бён Мёнсу сдох. — Расскажи всё, — выдохнул Бэкхён, глядя папе в глаза. Джунсо сначала усмехнулся, в своей манере, но, когда Бэкхён продолжал выжидательно на него смотреть, всё же начал. И рассказал абсолютно всё, начиная тем, как они с Пак Донхваном встретились, заканчивая тем, как попросил Сон Хёка просто посадить Пака в тюрьму, но был слишком наивен. Бэкхён совершенно потерял счет времени, пока слушал историю целой жизни Бён Джунсо, думал только о том, что такое количество боли не каждый способен вынести. У Бэкхёна волосы дыбом вставали и шевелились на затылке, и, кажется, он даже прослезился. Старший омега говорил обо всем ровным тоном, его взгляд остекленел. — Почему… почему ты вернулся за мной? — прошептал Бэкхён после того, как Джунсо замолчал. — Я не знаю, — взмахнул рукой Джунсо. — Я часто совершал глупые поступки, причин которым и сам не знал. Так или иначе, Бён Мёнсу был прав, я слишком глупый. — Но ты ведь мог изменить хоть что-то, хотя бы полюбить нас, своих детей. Потому что мы тебя любили несмотря ни на что, — Бэкхён говорил слишком быстро, мял в руках край своего пальто. Он точно хотел плакать, однако не мог себе позволить такого. — Бэкхён, — Джунсо придвинулся чуть ближе. — Забудь обо мне, мне не нужны твои жалость или сострадание, и тебе не нужно думать о том, какую жизнь прожил я. Ты победил. — Да дело не в победе, папа! — вдруг сорвался на крик омега. — Я просто хочу понять, что ты за человек такой, что так не хотел любить пятерых своих детей из-за одного, которого тебе не дали родить. В комнате повисла тишина. Кажется, Бэкхён наконец высказал то, о чём боялся сказать всегда. О нелюбви папы, об обиде на него, которая копилась в груди всю жизнь. — Я так мечтал об этом, — прохрипел парень, чувствуя, как слёзы всё-таки текут с глаз. — Каждый день своей жизни, с самого детства, я так хотел, чтобы ты полюбил меня, как любили папы других детей. Я уверен, что, если спросить у хёнов, они скажут то же самое. Но почему, папа? Почему ты не смог дать нам этого? Джунсо прикрыл глаза. Что он мог на это ответить? Он только что рассказал Бэкхёну историю всей своей жизни, но даже это не смогло убедить этого ребёнка в том, что Бён Джунсо просто был не способен на любовь. — Я не любил никого, кроме Донхвана. И не любил никого из ваших отцов, каждый раз, как они притрагивались ко мне, меня выворачивало. Как я мог полюбить детей этих людей? — От моего отца тоже? Тебя не заставляли выходить за него, ты… Неужели ты и правда никогда его не любил? Джунсо замер, глядя на Бэкхёна такими глазами, словно тот сказал какую-то невероятную вещь. Старший Бён крепче сжимал трубку в руках, а потом медленно прикрыл глаза, выдыхая. — Я… Хотел забыть Донхвана, решил, что смогу заменить его другим человеком. Они… Были похожи своими характерами, и Сон Хёк был единственным альфой, от которого меня не воротило спустя столько лет, — прошептал Джунсо. — У меня не было никого, Бэкхён. Я всегда был один, никто не хотел слушать о моей боли и понимать меня. Даже мой истинный альфа. — Отец любил тебя. — Да, и он был настолько глуп, чтобы влюбиться в кого-то вроде меня. Я был недостоин Сон Хёка, я всего лишь видел в нем другого человека. У Бэкхёна внутренности скручивало от этих слов. Ему вдруг стало так чертовски обидно за отца, который жизнь положил ради Джунсо. Он столько лет был рядом с омегой, что-то Бэку подсказывало, что Сон не оставил бы его, даже если бы не было Бэкхёна. Но Джунсо даже сейчас не хотел этого понимать. — Да, — усмехнулся Бэкхён. — Ты прав, ты недостоин его. Они снова замолчали. Бэкхён пытался собрать все мысли в кучу, но не получалось. Слишком много эмоций, они накрывали его, топили в этом вязком болоте. — Что стало с твоей подругой? — С Хесу? — Джунсо опустил глаза на пол. — Она пропала вдруг из школы, хоть я и ненавидел её всей душой, все же мне было интересно, что произошло. В один день мы с твоим дедом приехали на открытие одного из наших отелей. И вдруг к нам бросилась женщина в траурной одежде, она что-то кричала о том, что мы убили её дочь. Нас тут же закрыла охрана, и только в машине я осознал, что это была мать Хесу. Позже выяснилось, что Хесу покончила жизнь самоубийством, повесилась, оставив записку, что это всё из-за меня. Она написала, что это я довел её до этого. Если бы Бён Мёнсу вовремя не подсуетился, меня могли бы посадить за доведения до самоубийства, но против корпорации Бён тогда никто ничего не мог сделать. Так что Мёнсу всего лишь отсрочил на пару-тройку десятков лет мое заключение. Бэкхён прикрыл глаза, тяжело выдыхая. Вот как всё оборачивалось? Каждый, кто сталкивался с семьей Бён, оказывался по горло в собственной крови. — Почему ты ничего не рассказывал Пак Донхвану о ребёнке? — Он не спрашивал, — усмехнулся Джунсо. — Он никогда не спрашивал меня о тех годах, не спрашивал, почему я вдруг решил его предать. Донхвану было легче ненавидеть меня, называть шлюхой и считать, что это я его предал, иначе чувство вины сожрало бы его. Я знал это и не мешал ему, мне было легче переносить его ненависть, граничащую с любовью, чем видеть его сломленного. Однажды он обещал мне, что больше никому не отдаст, но у него не получилось сдержать обещание. В глубине души он догадывался обо всем, просто боялся признать. Так мы и прожили, встречались в тайне, потом ссорились, потом папа выдумывал мне новый брак, и нас снова откидывало на разные полюса. Надолго этого не хватало, Донхвана тянуло ко мне ровно так же, как меня к нему. С этим был неспособен справиться даже всемогущий Бён Мёнсу. Все мои мужья были в курсе, и они тоже не могли помешать. Так и прошли тридцать лет. Бэкхёну просто не верилось, что такое возможно. Теперь он ещё больше уверился в том, что Бён Джунсо был настолько глубоко сломан, что просто был неспособен жить нормальную жизнь. — Мне жаль тебя, Бён Джунсо, — прошептал Бэкхён. — Избавь меня от своей жалости, — хмыкнул омега. Бэкхён не знал, что ещё сказать ему и надо ли. Кажется, он получил ответы на все свои вопросы. — Скажи, напоследок, ты хоть раз думал, что мог бы прожить другую жизнь? Если бы не твоя одержимость Пак Донхваном? — Я мог бы прожить другую жизнь, если бы не родился сыном ублюдка, — усмехнулся Джунсо. — Если ты ждешь раскаяния, Бэкхён, его не будет. Я жалею только о том, что пришел тебя спасать и почти собственными руками убил того, кого любил больше всего. Я так и не спас его от той пули на мосту, просто отсрочил. Бэкхён усмехнулся. Впрочем, ничего другого он услышать и не ожидал. — Прощай, Бён Джунсо. Омега не стал слушать, ответит ли ему что-то папа или нет. Просто повесил трубку и встал с места. Он направился к выходу, не оборачиваясь на Джунсо. Что же, с этого дня он точно мог сменить все вопросительные знаки на точки в своей голове.       Юн Шэнь поглядывал на массивные наручные часы, нервно мотал ногой под столиком, а потом снова проверял время, но теперь уже на экране телефона, словно там оно шло быстрее, чем на его часах. Альфа разблокировал мобильник, чтобы уже позвонить омеге и сказать, что он за ним едет, но не успел. Тонкие руки обвили широкие плечи. Пальчики пробежались по шее альфы, мягкие губы оставили нежный поцелуй на гладко выбритой щеке. Юн Шэнь только два часа назад прилетел из Лондона и хотел заехать за омегой к нему на работу, но Кён был такой упрямый, сказав, что сам доберется до ресторана. Тем более он был совсем недалеко от его работы. Шэнь не привык к такому, он был большим консерватором в подобных вещах, Вэй Лу даже частенько подшучивал, что Юн Шэнь любит строить из себя чистокровного английского джентльмена. Альфа поправлял его, что к англичанам он никакого отношения не имеет, просто у него блестящее традиционное китайское воспитание и его учили заботиться о любимых людях. И он продолжал делать это всё, тем не менее Ли Кён был настроен решительно не выставлять на публику их отношения и потому не разрешал Юн Шэню заявляться к нему на работу. Мужчина относился к этому с пониманием, хотя не совсем понимал. Но омега настаивал, и Шэнь только соглашался. — Я опоздал, прости, — прошептал Ли, ярко улыбаясь мужчине. Альфа встал с места, притягивая омегу к себе, обвивая тонкую талию. Он запечатал поцелуй на сладких губах, думая о том, что слишком сильно соскучился. — Мне следовало заехать за тобой. — У меня есть машина и конечности, Слава Богу, Сяо Юн Шэнь. Так что перестань! Хотя обманывать не буду, сегодня я на такси. Пришлось сдать свою красавицу в сервис. — Тогда тем более, ты должен был позволить мне заехать за тобой, — альфа тяжело вздохнул, отодвигая для Ли Кёна стул. Сам уселся напротив и тут же притянул к себе бутылку вина, собираясь разлить по бокалам, но Кён прикрыл свой. — Прости, сегодня два пациента на наблюдении, если начнутся роды, я должен курировать. Юн Шэнь только кивнул и отставил бутылку в сторону. Конечно, когда они начали встречаться, ещё полтора года назад, альфа подозревал, что именно так все и будет выглядеть, но, честно говоря, не мог привыкнуть. Единственное, Юн Шэнь и сам был любителем пропадать на работе, так что они друг друга стоили. Тем не менее, спустя столько лет, альфа вновь чувствовал, что живет и дышит, потому что был влюблен, как школьник. Даже несмотря на разницу в их возрасте, он не чувствовал никакой неловкости. Ли Кён был его тихой гаванью, и каждый раз после долгой разлуки Юн Шэнь был искренне счастлив в неё вернуться. И он пытался делать всё, чтобы омега ощущал то же самое. — Как дела? — ворвался голос омеги в сознание Сяо. — Как Лондон? — Туманно, серо, промозгло, — Юн Шэнь даже едва вздрогнул, скривив губы. — Не люблю этот город. — Я там не был никогда, — едва улыбается кончиками губ Кён. — Отвезешь? — Бери отпуск и полетели хоть завтра, — Юн Шэнь тянет к себе меню. — Я не стал заказывать на свой вкус, решил, что лучше сам выберешь. Тем более мы ведь никуда не спешим? — Не должны, — усмехнулся омега, но все равно краем глаза поглядывал на свои Apple Watch. Юн Шэнь только тяжело вздохнул. — Вот поженимся, ты забеременеешь и уйдешь в декрет, и тогда, может быть, я буду видеть тебя чаще. Ли только удивленно посмотрел на альфу, отрывая глаза от меню. Они оба замолчали, а потом синхронно рассмеялись. — Мы оба слишком старые для таких шуточек, Шэнь, — выдохнул омега. — Я не шутил, — усмехнулся альфа. — Сколько будешь меня отшивать? — Я тебя не отшиваю, а прошу не торопить события, — вздохнул омега. — Давай не обсуждать это сегодня? — Хорошо, — кивнул альфа. Они оба замолчали и углубились в чтение меню. Наконец, через десять минут, определились с заказом. Официант принял его, дежурно улыбаясь. Юн Шэнь снова зарезервировал целый зал, чему Ли Кён в очередной раз был удивлен. Он никак не мог привыкнуть к подобным «обычаям» альфы, который не видел в этом ничего сверхъестественного. Иногда омеге казалось, что они слишком из разных миров, но он уже не представлял себе другой жизни без этого человека. И не пугало ничего: ни разница в возрасте, ни наличие бывшего мужа и взрослого сына, ни даже огромная его популярность и традиционная китайская семья, о которой знал в Азии каждый второй. Кён сначала даже до конца не понимал, с кем свела его жизнь, пока не наткнулся на статью о старшем родном брате мужчины. Богатейшая семья Сингапура, и это только про одного брата. — Что насчет твоей диссертации? — Юн Шэнь ловко разрезал стейк, который им принесли, а потом поменял их с омегой тарелки. Ли Кёна снова потянуло на улыбку, каждый раз он сходил с ума от таких жестов альфы. Иногда ему казалось, что это первая вещь, которой его «подкупил» Юн Шэнь. Кроме того, что впервые за все свои тридцать пять лет Ли ощущал себя по-настоящему в безопасности рядом с альфой. — Я закончил введение и первую главу, теперь надо решить с фармацевтическими исследованиями. Для этого надо съездить на кластер к Сынван, но я никак время не вырву. В последние месяцы слишком много сложных родов. — Не думал оставить прием в клинике и перейти только на ведение беременности и родов? Ли Кён тяжело вздохнул, откидываясь на спинку кресла и делая глоток из своего стакана с соком. Он заметил, что альфа тоже не стал пить, и этот маленький жест грел сердце. — Я не уверен, что хочу оставлять что-то из того, чем занимаюсь сейчас, даже если бывает иногда физически тяжело. Мне всё нравится, и это дает возможность развиваться дальше в науку. — Тебе только тридцать пять, а ты уже пишешь докторскую, — улыбнулся Шэнь. — Не обязательно так спешить, надо успевать жить. — Я запланировал это на годы после сорока, — усмехнулся Кён. Юн Шэнь едва рассмеялся, а потом кивнул. Он вдруг поймал маленькую ладошку на столе, заставляя омегу замереть, глядя ему в глаза. — В любом случае, Кён, ты же знаешь, что я всегда рядом? Ты можешь обратиться ко мне в любой момент, ты должен. Не тащи все в одиночку. Ли улыбнулся и притянул руку альфы к себе. Он оставил воздушный поцелуй на тыльной стороне большой ладони, а потом раскрыл узловатые пальцы и приложился к ней щекой, прикрывая глаза. Иногда в этом омеге было столько топящей нежности и откровенной ласки, что у Сяо Юн Шэня краснели щеки, как у школьника. — Я люблю тебя, — прошептал омега. — Спасибо, Шэнь. — И я тебя люблю. Альфа хотел сказать что-то ещё, но вдруг у омеги завибрировали часы на руках. Он тут же встрепенулся, глядя на маленький экран, а потом поднял взгляд на мужчину. — Сяо Юн Шэнь, твой бывший муж рожает. Мужчине понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что он вообще сейчас услышал. Однако омега эти секунды впустую не тратил, уже вскочил с места и собирал вещи в сумку. Шэнь подорвался следом. — Стой! Кён, откуда ты узнал? — Он мой пациент, Юн Шэнь, — усмехнулся Ли. — Я же тебе рассказывал. Юн Шэнь только сейчас смог все осознать. Он точно вспомнил слова омеги ранее, а потом и разговор с Вэй Лу. Конечно, это была чистая случайность, что так совпало. Сяо всё ещё пытался отойти от этого факта, а теперь вдруг оказалось, что прямо с их свидания Ли Кён собирается ехать принимать роды у Вэй Лу. Жизнь Юн Шэня продолжала напоминать цирк даже сейчас, когда ему перевалил пятый десяток. — Ли Кён! — альфа практически догонял омегу. — Давай я отвезу тебя, тем более мне тоже придется поехать, вероятно. — Серьезно? — несколько удивленно посмотрел на мужчину омега. — Это не будет неловко для тебя? — Я слишком старый для неловкости, — усмехнулся мужчина. — Поехали, на машине будет быстрее.       Лухан улыбался Сехуну, нежась в его объятиях. Они наконец могли ночевать вместе спустя долгое время. Сегодня парни снова остались в комнате О в общаге альф, к чему Лухан уже начал даже привыкать. Он и сам не заметил, как сюда перекочевала половина его вещей, тем более что в своей комнате ему находиться не хотелось. Там никого не было, кровать Кёнсу пустовала, а Бэкхён всё ещё не вернулся на учебу. Сяо каждый раз бросало в дрожь, когда ему приходилось там оставаться одному, если вдруг Сехун не приезжал в академию, так что Лу был рад, что у него есть такая возможность. — Хан, все нормально? — Сехун, вероятно, заметил задумчивое выражение лица омеги. Сяо тут же отвел взгляд от точки на стене и широко улыбнулся, поднимая глаза на О, который подвинулся к нему прямо вместе с рабочим креслом. Сехун снова был занят какими-то делами из конторы отца, Лухан предпочитал не вдаваться в подробности. — Нет, все хорошо, — кивнул Хань, а потом потянул альфу к себе за толстовку. Сехун поддался, потому что по-другому не умел. Стоило Лухану начать отвлекать его, как О не нужно было и секунды, чтобы забить на любое важное дело. В итоге он снова оказался на кровати, а омега устроился на крепких бедрах. Лу был одет в одну только футболку альфы, из-под которой едва выглядывала полоска нижнего белья, оголялись молочные бедра и даже упругие ягодицы. Сехун окольцевал тонкую талию, прижимая парня к себе, уткнулся носом ему в шею. Сладкая клубника неизменно раздражала все рецепторы, заставляя гормоны реагировать. — Ты о чем-то задумался? — О том, что я не хочу возвращаться в свою комнату, — вздохнул Лухан. — Там холодно и пусто, никогда не думал, что скажу это, но я даже по Бён Бэкхёну скучаю. Сехун на это улыбнулся, а потом чмокнул омегу в острый носик. Он зарылся пальцами в шелковистые кудряшки, которые падали на глаза омеги. Это придавало Лухану какую-то особую нежность, и у Сехуна снова щемило в глубине груди. — Я не говорил с Чанёлем, но я думаю, что они скоро вернутся. — Учитывая, сколько всего произошло, они будут большими героями, если смогут вернуться в такой короткий срок. В чаты заходить себе дороже, тут люди лепят небывалые сказки. — Разве можно придумать что-то круче того, что происходит в реальности? — Ты недооцениваешь сплетников Ульсана, дорогой мой, — усмехнулся Лухан. — В любом случае, надо постараться оказать им поддержку, когда они вернутся. В конце концов, для чего ещё нужны друзья? — Да, безусловно, — закивал Лухан. — Не назову нас с Бёном друзьями, но постараюсь ради всех. Сехун на это только улыбнулся, а потом поцеловал омегу. Лухан поддался, прижимая альфу к стене позади, едва простонал, когда парень углубил поцелуй.       Внезапно у Лухана зазвонил телефон, который лежал где-то под подушками. Омега долго пытался его отыскать, даже запыхался, а потом все же принял вызов, удивившись адресату. — Да, Хёнджун-хён? Сехун невольно улыбнулся, услышав это обращение. Альфа был рад, что отношения Лухана с мужем его папы налаживались и парень во многом уже оттаял. — Господи! Почему ты раньше не позвонил? Да, хорошо! Лухан положил трубку, а потом вскочил с кровати. Сехун испуганно подорвался следом. — Лу, что случилось? — Папа! Папа рожает, О Сехун! Поехали в больницу! Сехун невольно улыбнулся, выдыхая. Последние месяцы он так привык слышать только плохие новости, что сейчас буквально облегчение разлилось по его телу. Альфа только кивнул и принялся в темпе собираться.       Юн Шэнь сидел в коридоре больницы, дергая ногой, ощущал волнение, которое, по идее, не должен. Он не стал заходить в предродовую палату к Вэй Лу, так как там находился Хёнджун и было бы весьма странным присутствие Сяо там, однако Вэй Лу всё ещё был близким и дорогим Юн Шэню человеком, а роды в его возрасте и с его анамнезом не были чем-то легким. Шэнь прекрасно понимал, что это всё сопряжено с риском, а ещё по дороге Кён успел обмолвиться, что, скорее всего, будет проводить кесарево сечение, но сначала Ли хочет рискнуть и дать возможность Вэй Лу родить самому. Это была просьба самого омеги, и Ли Кён старался идти навстречу своим пациентам. Омега даже успокоил Хёнджуна, что слышал Юн Шэнь, что у его мужа хорошие показатели. И теперь Вэй Лу забрали в родзал, Хёнджун пошел с ним, потому что у них были запланированы партнерские роды. Сяо невольно погрузился в воспоминания. Они были тогда оба молоды с Вэй Лу, так что омега не захотел, чтобы Шэнь пошел с ним на роды. Потом объяснил, что жутко стеснялся, боялся, что в голове у альфы что-то щелкнет, если вдруг увидит весь процесс живьем. Как и тогда Сяо считал такие рассуждения полным бредом. В конце концов, он человек науки, и пусть далек от биологии и медицины, все же воспринимает подобное куда проще многих других альф. Так что сейчас мужчина думал, что если вдруг ему посчастливиться стать отцом во второй раз в жизни, он обязательно попросит Ли Кёна пойти на роды с ним. Разве это было не лучшим вариантом? Поддерживать своего омегу в такой ответственный момент и такой трудный для всей семьи, включая малыша. Сейчас, кажется, Вэй Лу тоже был такого мнения, поэтому взял своего альфу с собой. Шэнь был рад за бывшего мужа, тем более что Хёнджун казался надежным человеком, пусть их отношения и нельзя было назвать дружескими. Но так, наверное, и должно быть, да? — Отец? — голос Лухана заставил Юн Шэня обернуться на сына, который стоял посреди больничного коридора вместе с О Сехуном. — Что ты тут делаешь? Сяо Юн Шэнь был взрослым человеком, но сейчас он понятия не имел, что должен сказать своему взрослому сыну. Он ведь так и не рассказал Лухану про Ли Кёна и даже не думал о том, как будет их знакомить. Учитывая, как поначалу отнесся к Хёнджуну парень, Юн Шэнь был почти уверен, что и Ли Кёна сын примет не сразу. Так что сейчас он вовсю таращился на Лу и его альфу, словно увидел привидение и не знал, с чего начать. Врать не хотелось, а правду в такой ситуации и не объяснишь. — Привет, сынок, — улыбнулся альфа. Он сделал пару шагов вперед, обнимая младшего, а потом обменялся рукопожатиями с Сехуном, получив от него поклон. Этот юнец всегда был так учтив, что Юн Шэнь никогда не упускал из виду. — Тебе тоже Хёнджун позвонил? — Не совсем, — стушевался мужчина. — Что насчет тебя? — Мне Хёнджун позвонил. Я долго просил папу и его позвонить мне первому, потому что хотел поддержать папу. Не думал, что и ты приедешь. К нему можно? Лухан уже направился в палату, как Юн Шэнь его удержал. — Он уже в родзале, малыш. Нам остается только ждать. — В родзале? Так быстро? — Лухан взволнованно закусил нижнюю губу. — Отец, с ним ведь все будет хорошо, да? Боже, я так волнуюсь! Последнее омежка прошептал на китайском. Юн Шэнь широко улыбнулся, а потом притянул сына к своей широкой груди, обнимая хрупкие плечи. — Эй, Ханни, твой папа очень крепкий и упертый, конечно, с ним всё будет в порядке. Не переживай, у него отличный доктор! — Правда? А ты откуда знаешь? Сяо понял, что сам себя загнал в ловушку. Он уже хотел что-то начать придумывать на ходу, но тут вдруг в разговор вмешался Сехун. — Я видел тут внизу кафетерий, может, попьем кофе и наберемся сил? Раз всё только началось? Кажется, Сяо Юн Шэнь теперь железно убедился в том, что Лухан выбрал себе правильного альфу. — А что если мы уйдем и все закончится, нет, давайте тут подождем. — Я попросил доктора сообщить мне всё первым, — улыбнулся альфа. — Пойдемте, Сехун дело говорит. О тоже, кажется, был удивлен такой благосклонностью старшего. А потом направился вслед за обоими Сяо, кидая редкие взгляды в конец отделения, где, кажется, и был вход в родзал.       Вэй Лу и сам не понял, как все закончилось. Честно говоря, он не особо верил в то, что сможет и в этот раз родить сам, но вот очередное чудо в его жизни: он смог, справился. Кричащий теплый комочек положили на грудь омеги на несколько мгновений. Мужчина улыбнулся, прикладывая руку на всё ещё мокрую спинку. У Вэй Лу перед глазами все плыло, однако он четко смог увидеть закрытые глазки и маленький носик. Это и правда происходит? — Малыш, — прошептал омега, оставляя нежный поцелуй на крошечном лбу. — Добро пожаловать. Омега почувствовал поцелуй в макушку. Хёнджун, кажется, даже забыл, как дышать, глядя на происходящее. В отличие от Вэй Лу, он становился родителем впервые, так что внутри бушевала такая буря эмоций, что невозможно было описать. Альфа прослезился, но ближе к ребёнку не двигался, потому что ему строго запретил доктор. — Спасибо, — прошептал альфа в самое ухо омеги. И Вэй Лу улыбнулся ещё шире, переводя взгляд на мужчину. — И тебе, Хёнджун-а, — в тон Чону ответил Вэй. Малыша всё-таки у родителей забрали, а Вэй Лу теперь мог выдохнуть. Самая сложная часть позади, можно было и отдохнуть.       Лухан и все остальные тут же вскочили с мест, когда из родзала вышел доктор. Довольно молодой омега медленно снял маску, оглядывая всех присутствующих. Лухан и Сехун тут же ему поклонились, доктор ответил тем же. Сяо младший краем глаза заметил, как они с отцом переглянулись, вероятно, они действительно успели познакомиться до начала родов. — С папой и ребёнком всё хорошо, — огласил омега, широко улыбаясь. — Родился здоровенький альфочка, роды прошли без осложнений. Они сейчас оба отдыхают, думаю, что отец малыша скоро к вам вернется. — Спасибо большое, доктор! — Лухан ещё раз поклонился омеге. — Благодарите Бога и малыша с его папой, я просто выполнял работу, — улыбнулся врач. — Простите, я должен идти. — Да, конечно. Лухан и Сехун ещё раз поклонились омеге вслед, но не успел он двинуться с места, как вдруг Юн Шэнь сделал к нему шаг и словил за запястье. Альфа притянул доктора к себе и повернулся к сыну. — ЛуЛу, познакомься, это доктор Ли Кён. — Юн Шэнь, — прошептал не менее шокированный Ли. — Что ты творишь? — Будет глупо промолчать, — выдохнул мужчина. Лухан и Сехун в недоумении переглянулись. Наверное, если бы младший Сяо был в чуть меньшем шоке, он бы даже задал отцу какие-то вопросы, однако он просто ожидал, что будет дальше. — В общем, Лу, Сехун, Ли Кён — мой омега. Мы встречаемся уже полтора года, и я бы хотел познакомить вас в других условиях, но жизнь иногда ужасно непредсказуемая штука. Кён, это Лухан — мой с Вэй Лу сын, а О Сехун — его альфа. Последние слова Лухан и вовсе упустил, шокированный услышанным. Он пытался хоть какие-то слова подобрать в голове, но в данный момент там была абсолютная пустота. Как такое вообще возможно? — Подожди, отец… Что? — Прости, что вывалил на тебя всё вот так, — едва вздохнул мужчина. — Приятно познакомиться, — первым отошел Сехун. Он улыбнулся омеге и протянул ему руку. Ли Кён тоже улыбнулся в ответ, пожал руку парня, а затем перевел взгляд на Лухана. — Хочешь сказать, что твой омега принимал роды у папы? Я… В дораме, что ли, какой-то или что происходит? — Сяо даже не старался подбирать выражения. Сехун и Юн Шэнь переглянулись, а Ли Кён виновато опустил голову. — Ещё скажите, что папа был в курсе. — Да, был, — кивнул Юн Шэнь. — Сынок, я… Кажется не должен был делать всё так внезапно. — Не должен был, само собой, но иногда мои родители ведут себя хуже детей, — усмехнулся Лухан. К нему, вроде как, вернулась способность говорить, и он повернулся к Ли Кёну. — Приятно познакомиться, доктор Ли. Лухан улыбнулся вдруг, даже слишком ярко, а потом поклонился омеге. Ли совсем подобного не ожидал, но всё же поспешил ответить младшему взаимностью. — Пожалуйста, называйте меня по имени, Лухан. — Тогда перестаньте обращаться ко мне на «вы», я младше, — хмыкнул омега. — Всё-таки… На последнем слове он бросил взгляд на отца, который улыбнулся и закатил глаза. Вспомнился их разговор в прошлом году и предположения сына о том, что новый омега Юн Шэня, вероятно, младше самого Лухана. Кажется, Юн Шэнь хотел что-то ответить сыну, но не успел. К ним подошел Хёнджун, и они все тут же забыли про знакомство, накинулись на альфу с расспросами. Ли улыбнулся этой картине и по-тихому ушел, у него ещё были дела в больнице, следовало закрыть документацию.       Лухан был удивлен тем, что ему разрешили увидеть папу сразу после родов. Доктор сказал, что он родил сам и его состояние хорошее, так что младшему Сяо уже не терпелось познакомиться со своим новорождённым братом. Для Лухана, который за свои годы свыкся с мыслью, что он единственный в семье ребенок, такое казалось действительно чем-то нереальным. Словно он попал в сон, в детскую мечту, так как маленький ЛуЛу не раз уговаривал родителей, чтобы они купили ему младших, но что-то именно это его желание исполнять взрослые не спешили. Но теперь, оказывается, папа всё-таки его осуществил. Сяо вошел в палату вслед за Хёнджуном. Сехун остался с Юн Шэнем стоять за дверьми, и они оба могли бы увидеть их в окно палаты, если раздвинуть жалюзи, что Хёнджун поспешил сделать, предупредив Вэй Лу. Омега выглядел весьма счастливо, хоть и нельзя было скрыть усталость. Лухан так и замер перед кроватью, глядя на то, как папа держит в руках совсем маленький сверток, который не издавал ни звука. Сяо всегда думал, что новорожденные кричат двадцать четыре часа в сутки, но та идиллия, которую он наблюдал, была такой прекрасной. — ЛуЛу, — улыбнулся старший омега. — Ты пришел? — Как ты себя чувствуешь, пап? — Хорошо, — кивнул Вэй. — Хочешь взглянуть? — А можно? — Лухан даже закусил губу в предвкушении, на что Вэй Лу только кивнул, подзывая сына к себе. Парень подошел чуть ближе, а потом замер, глядя на совсем крошечное личико. Малыш даже не спал, пальчики были сжаты в кулачки, и Хан опешил, когда папа протянул ему сверток. — Пап, я боюсь. — Ничего не случится, — улыбнулся Вэй Лу. — Вот так, осторожно. Лухан крепче прижал малыша к себе. Омега снова ждал, что тот заплачет, но он даже не пикнул, только едва поводил ручками. А Лухан едва ли смог сдержать умилительный писк, он широко улыбнулся. — Папа, как вы его назвали? — омега поднял голову к Хёнджуну и Вэй Лу. — Вэй Ин, — ответил Чон. — Чон Вэй Ин? — повторил Лухан, смакуя имя своего брата. — Так необычно! Будь самым счастливым ребенком на свете, Чон Вэй Ин. А старший брат обещает всегда за тобой присматривать. Вэй Лу едва шмыгнул носом, чувствуя, как Хёнджун его приобнял. Омега и правда не мог поверить, что дожил до этого дня. Прямо сейчас он ощущал себя действительно самым счастливым человеком на планете.       Сехун буквально прилип к стеклу окна палаты, завороженно глядя на то, как Лухан держит на руках ребёнка. Честно говоря, альфа и подумать не мог, что попадет в эту ситуацию из мыльных опер, когда еще не женатая, но влюбленная пара сталкивается с малышом и у обоих внутри что-то переворачивается. Сехун не мог сказать, что чувствует сейчас Лухан, но он сам уж точно чувствовал, как сердце бьется в глотке, намереваясь выпрыгнуть. Значит, все эти мелодрамы не врали, инстинкты всё ещё работают? Или это вовсе никакие не инстинкты, а просто любовь и уверенность в этом человеке? О понятия не имел, просто вдруг поймал себя на мысли, что хотел бы вечно смотреть на такого Лухана. Омеге шло быть таким, спокойным и улыбающимся, человеком, что держит на руках маленького малыша. Сехун даже боялся представить, что сейчас чувствовал Хёнджун, впервые став отцом, так как понимал, что даже он сам сходит с ума от трепета. У парня, вероятно, сердце остановится в тот день, когда он возьмет на руки своего ребенка. — Чувство, которое ни с чем не сравнишь, — голос Юн Шэня звучит над самым ухом парня. Сехун едва вздрагивает и приходит в себя, поворачивая голову к альфе. — Простите? — Сяо улыбается, что очень редко делает рядом с Сехуном. — Становиться отцом — чувство, которое ни с чем не сравнишь, — спокойно проговаривает мужчина. — В этом мире есть много хороших вещей и ярких чувств, но момент, когда твой любимый омега дарит тебе ребенка — это больше, чем что-то, что можно описать словами. Я желаю тебе, О Сехун, однажды это испытать. Сехун чувствует, как краснеет. Слышать такое от отца своего омеги неловко и странно, однако О улыбается и снова смотрит в окно. Там уже Лухан отдает малыша обратно Вэй Лу, и старший омега машет самому Сехуну и Юн Шэню. Младший альфа кланяется, широко улыбаясь, а Сяо машет в ответ. — А можно задать очень личный вопрос? — вдруг решается Сехун, глядя на Шэня. Альфа усмехается и кивает. — Что вы чувствуете сейчас? — Я счастлив за них, — улыбается теперь очень широко мужчина. — Несмотря на все, что было, я никогда не чувствовал к Вэй Лу ненависти, не держал на него обиду и тем более не желал зла. Я всё ещё люблю его как близкого человека, пусть чувства как альфы и омеги у нас остыли. Так что я рад, что он снова обрел счастье, которого рядом со мной в последние годы по-настоящему не чувствовал. Мы измотали друг друга, теперь пришло время отдохнуть. Сехун слушал удивленно. Он никогда не перестанет поражаться отношениям родителей Лухана, и ему казалось, что если в мире существуют правильные разводы, то Сяо Юн Шэнь и Сяо Вэй Лу есть тот самый пример. — А вы сами? Хотите ещё раз стать отцом? — Мне бы впору уже дедом становиться, — усмехнулся Юн Шэнь, глядя прямо в глаза альфе. Сехун едва улыбнулся, опуская глаза. — Но, да, конечно я буду рад. Всю молодость, пока я не встретил Вэй Лу, я думал, что семья вообще не мое. Но о таких вещах надо рассуждать уже после того, как попробовал. В этом весь парадокс жизни: нельзя знать, насколько хорошим или плохим отцом ты будешь, пока им не станешь. — И вам не было страшно? — Конечно было, — хмыкнул Юн Шэнь. — Тем не менее вот это стоит любых страхов. В конце концов, если пользоваться мозгами, всё складывается хорошо в этой жизни. Сехун вдруг повернулся к альфе всем корпусом и поклонился. — Спасибо, что ответили на мои вопросы. И за доверие тоже спасибо. Юн Шэнь несколько опешил от такой резкости, но только улыбнулся и кивнул. Он похлопал младшего по плечу. — Ты неплохой малый, О Сехун. Не разочаруй.       Кёнсу открывает глаза по будильнику, хотя омеге снова кажется, что он и вовсе не спал, а просто дремал. Голова снова тяжелая и болит, но парень делает усилие, чтобы встать с постели. В университет опаздывать не желательно, тем более у него сегодня довольно важные пары. До спускает босы ноги на теплый пол, берет с тумбочки очки и включает мобильник. У него куча СМС от друзей, Кёнсу невольно улыбается. Из-за разницы во времени они почти не успевают толком общаться, но До всё равно в курсе всех последних новостей благодаря Лухану. Сяо постоянно спрашивал у омеги, не думает ли друг возвращаться, но ответ у Су был один: он никогда не сможет вернуться в Сеул. Омега принимает душ, одевается и наносит легкий макияж, собирая нужные тетради и учебники. Кёнсу снова чувствует слабость в конечностях, поэтому ему приходится остановиться и присесть. С ним это случалось теперь слишком даже часто, но парень ничего и никому не рассказывал. Только однажды чуть не отключился, когда Джун заехал за ним в университет, так что альфа невольно стал хранителем и этой тайны Кёнсу. Парень уговаривал его рассказать всё родителям или хотя бы сходить к врачу, но До отнекивался. Су просто думал, что за последний месяц случилось слишком много всего в его жизни, поэтому он должен просто потерпеть. Ему нужно чуть больше времени, чтобы привыкнуть ко всем изменениям, к новой стране, в конце концов. Честно говоря, Кёнсу не мог поверить, что прошло уже так много времени, целый месяц он находится в Берлине, ходит в новый университет. За это время омега приобрел не так много новых знакомых. В основном, это были люди, с которыми он посещал один и тот же курс, и До никак не мог привыкнуть к этой системе. В Ульсане у них были группы, которые вместе посещали семинары и большинство лекций, но тут все было по-другому, казалось, сама система направляла на то, что каждый по себе. Кёнсу не мог назвать себя общительным человеком и даже в Ульсане всегда предпочитал уединяться, но он тогда не понимал главного: у него всегда были Лухан, Минсок и Чондэ, присутствие которых было столь естественно для Кёнсу, что он мог уединиться со своими мыслями, при этом не чувствовал себя одиноким, когда они были рядом. До только теперь начал понимать, что с Луханом они почти не расставались, всё делали вместе, и омеге этого так сильно не хватало теперь. Он даже скучал по общим завтракам и ужинам, когда собиралась вместе вся академия. В Берлинском все было совсем не так, и Кёнсу нужно было привыкнуть к этому. Омега нарочно избегал знакомств, потому что внутри что-то круто стягивало от мысли, что надо будет кому-то открывать заново внутренний мир, выстраивать какие-то отношения, улыбаться и стараться быть приятным и общительным. Кёнсу не был таким сейчас, внутри он горел и умирал каждый день, и притворяться, что всё по-другому, было чертовски сложно. Он делал это всё для родителей, делать ещё для кого-то был просто не в силах. Кёнсу уже даже не помнит ночь за этот месяц, чтобы ему удавалось заснуть без слёз. Днём он действительно справлялся, учёба хорошо отвлекала, учитывая, что Су тратил на неё очень много времени. Ему нужно было одновременно осваивать программы для иностранных студентов и основные программы его отделения, что было тяжело. Омега впервые в жизни сталкивался с трудностями в учебе, в основном из-за языкового барьера, так как его немецкий всё ещё был далек от блестящего. Кёнсу мог бы попросить отца заниматься с ним, но До Ёнсок и сам был очень занят. Парень радовался такой увлеченности отца, они с папой отметили, что альфа действительно задышал. Кёнсу был рад за старшего, однако сам уже не понимал, чего хотел. Вернуться в Сеул ему теперь представлялось невозможным. Что он будет там делать? Если он восстановится в Ульсан, ему придется каждый день сталкиваться с Чонином, а уж этого омега вынести не способен. То, что сделал Кёнсу, было настоящей роковой ошибкой, хоть Лухан и пытался убедить его в обратном. Сяо постоянно говорил, что Чонин отойдет, что обязательно простит, потому что любит Кёнсу, но До отмахивался и переводил тему. Он был не в силах обсуждать это с кем-то, Лухан даже наполовину не представлял, как ужасно поступил с альфой Кёнсу. Парень знал, просто чувствовал, что теперь Ким Чонин даже не посмотрит в его сторону. Альфа отдал ему всего себя, и Кёнсу просто растоптал это. И с каждым днём осознание этого становилось в голове Кёнсу всё больше, четче, омега ненавидел себя. Он бы хотел стереть себя из воспоминаний Чонина, но не мог. Кёнсу скучал до дрожи. Каждый день и каждую секунду, закрывая глаза на мгновение, где бы он ни был, он представлял только Чонина. Вспоминал и прокручивал в голове каждый их миг, каждую его улыбку и поцелуй, понимал, тоже слишком отчетливо, что ничего подобного больше в его жизни не будет. Он сильно ошибался, когда верил, что забудет. Так не будет, Кёнсу знал теперь точно, но надеялся, что альфа сможет. Он точно должен, потому что он заслужил счастья. — Молодой господин, — Кёнсу услышал стук в двери комнаты и голос Джуна за ними. Омега насилу поднялся, забрал рюкзак и телефон со стола. — Доброе утро, Джун, — едва улыбнулся кончиками губ парень, застыв в проеме. — Когда ты уже перестанешь меня так называть? Мы даже не в Корее, и ты больше не охранник. Кёнсу обошел альфу, направляясь вперед. Джун закусил губу, следуя за младшим. За месяц многое изменилось в жизни Джуна, когда парень уезжал из Кореи, он и представить не мог, что задумал До Ёнсок в его отношении. Каково же было удивление парня, когда в первый же день в Берлине господин До сказал ему, что хочет помочь Джуну получить образование и что на первых порах парень всё ещё будет числиться в штате персонала его дома, но как только сможет сдать вступительные экзамены и поступит, он будет полностью свободен. Конечно, Джун имел выбор, и если бы не захотел учиться, то Ёнсок так же предлагал ему продолжать работать у них. Однако парень был счастлив согласиться на первый вариант, потому что это было его давней мечтой. И альфа правда не понимал, чем заслужил такую благосклонность Ёнсока. Джун подозревал, что возможно Кёнсу рассказал отцу историю парня, но не был уверен в этой версии. В конце концов, омега был совсем не похож на того, кто станет обсуждать с отцом охранников. До Ёнсок также помог альфе поступить на подготовительное отделение, где он мог бы учить языки, как немецкий, так и английский, что значительно облегчало жизнь Джуна. Он всё ещё выплачивал ему зарплату, и парень всё ещё выполнял некоторые обязанности водителя и просто помощника в бытовых вопросах. Ездил за продуктами с До Юнсу, возил его по магазинам и даже приглядывал за Кёнсу по личной просьбе Ёнсока. Вероятно, омега прекрасно это всё понимал, однако никогда и ничего не говорил. Он даже помогал Джуну с домашкой и освоением языков. Альфа правда не верил, что это всё с ним происходит. — Вы выглядите неважно, хорошо себя чувствуете? — Джун нахмурился глядя вслед тонкой фигуре. Кёнсу вдруг остановился, резко разворачиваясь к парню. — Я серьезно, Джун, может, уже хватит обращаться ко мне «на вы», выглядит нелепо. В голосе у До звучали нотки недовольства. Он часто напоминал об этом альфе, но прямо сейчас, казалось, парень впервые слышал раздражение. — Прости, — Джун замер, глядя в глаза омеги. — Ты не ответил на вопрос. Кёнсу усмехнулся, едва склонил голову вбок, а потом перевел взгляд на экран телефона. — У тебя разве сегодня нет занятий? Почему ты здесь? — Я отвезу вас… тебя. И тоже пойду на учёбу. Джун всё ещё жил у них, потому что так было удобнее. Он хотел бы съехать, но Ёнсок сказал, что дом большой и места хватит им всем. Кажется, этот альфа действительно был настроен помочь Джуну во всех смыслах, и такое для парня было в новинку. Никто и никогда не заботился о нем подобным образом. Даже строгий До Юнсу начал относиться к нему проще, и Джун ужинал с ними за одним столом. Казалось, с того момента, как они попали в эту страну, все грани стерлись. Ёнсок и Юнсу стали проще, больше не нужно было выдерживать статусность, как это приходилось делать в Сеуле. И пусть они никогда не забывали о правилах приличия, этикете и своем блестящем воспитании, все же, будучи в Корее, Джун бы даже представить себе не мог, чтобы он ел со своим начальством за одним столом и жил в соседних спальнях. — Тебе не стоит так беспокоиться, — тихо проговорил Кёнсу, а потом развернулся, направляясь к лестницам. Джун только вздохнул, снова разглядывая парня со спины. На самом деле, альфа беспокоился и не мог перестать, потому что он прекрасно видел, как сильно изменился До Кёнсу тоже. Словно из омеги выкачали жизнь, он теперь даже изредка не улыбался так, как когда Джун увидел его впервые. И альфа догадывался, в чём причина, хоть До никогда ему ничего не рассказывал. — Отец, пап, доброе утро, — Кёнсу улыбнулся родителям, садясь за стол. Завтраки им обычно готовил сам Юнсу. Папа пока не знал, чем собирается заниматься в этой стране, так что был увлечен обустраиванием уюта в новом доме. Он даже обмолвился Кёнсу, что всю жизнь мечтал о такой жизни, чтобы можно было взять паузу и заниматься только семьей. Кёнсу не мог сказать, что их отношения с папой изменились за это время, просто младший омега всё ещё старался не подавать виду. И пусть он не был уверен, что папа ничего не подозревает, в любом случае, ему хотя бы не задавали никаких вопросов. — Доброе, сынок, — улыбнулся Юнсу. — Ты бледный, Кённи, всё хорошо? — Всё в порядке, — кивнул парень. Отец также беспокойно посмотрел на сына, но не стал ничего комментировать. Родители принялись обсуждать какие-то бытовые вопросы, а Кёнсу слушал их вполуха, почти не вникая. В столовой был включен телевизор, и, как всегда, звучали корейские утренние новости. Родители, кажется, взяли это в привычку. «Благотворительный фонд Ким Юнсона начнет действовать в скором времени», — голос диктора донесся до слуха омеги. Кёнсу невольно обернулся, вслушиваясь внимательнее. Отец и папа тоже перестали говорить, обращая свое внимание на происходящее на экране. «Главным директором станет молодой сын кандидата в мэры Ким Юнсона, Ким Чонин. После открытия первой благотворительной выставки, деньги с которой пойдут в фонд, Ким Чонин обещал дать нашему телеканалу интервью. На выставке будут представлены картины мужа Ким Юнсона, имени которого будет и сам фонд». Кёнсу почувствовал, как сердце в груди забилось сильнее. Он прикрыл глаза на секунду другую, чтобы перевести дух. Чонина не показали, только его отца, который что-то говорил корреспонденту, но До уже ничего не слышал. Значит, папа Чонина всё-таки был художником? И альфа теперь узнал про него больше? Кёнсу сжал в руках приборы, пытаясь взять себя в руки. — Несмотря на то, что он был большим оболтусом на учёбе, этот парень теперь вызывает во мне уважение. После того, как расторг свою свадьбу с внуком Бён Мёнсу, — вдруг парировал Ёнсок. — Его папа был очень хорошим человеком, — кивнул Юнсу. — Вы были знакомы? — несколько удивился альфа, буквально снимая вопрос с языка Кёнсу. Младший омега едва ли удержался, чтобы его задать. — Мы встречались на одном из приемов, на который ты не пошел, а мне пришлось, — усмехнулся Юнсу. — В любом случае, между Ким Юнсоном и его мужем действительно была заметна любовь. Как жаль, что всё так вышло. — Да, действительно жаль, — кивнул Ёнсок. Родители сменили тему, а Кёнсу уткнулся в свою тарелку. Получается, их с Чонином родители были знакомы куда лучше, чем представлял себе Кёнсу? Омега был действительно удивлен, однако теперь это всё не имело значение. Парень отложил приборы и поднялся из-за стола. — Пап, отец, хорошего дня. Я уже должен ехать, иначе опоздаю. — И тебе, милый, — улыбнулся Ёнсок. Джун также попрощался со взрослыми, направляясь вслед за омегой. И когда входные двери закрылись, Юнсу повернулся к мужу. — Тебе не кажется, что с Кёнсу что-то не так? — Кажется уже месяц, — вздохнул Ёнсок. — Может, так проходит его привыкание? В любом случае, давай подождем ещё, давить на него нельзя. — Да, ты прав, — кивнул омега. — Я рад, что Джун здесь, хоть кто-то знакомый для него. — Было хорошей идеей его взять, — кивнул Ёнсок. — Будем надеяться, что скоро всё наладится. Ох, я тоже уже опаздываю! Спасибо за завтрак, Юнсу. До вечера. — Хорошего дня. Юнсу улыбнулся мужу, а потом проводил его чуть ли не до дверей. Впереди был целый день, полный разных забот для До Юнсу, и он был рад приступить к ним.