the ocean is inside you

      Юнсон едва выдыхает, глядя на знакомую картину перед собой. Внутри что-то рвется и тянет, снова, будто и не было тех четырнадцати лет. Уже шел пятнадцатый, а у альфы осознания — ноль. Картины Ёнсена доставляют ему неимоверную боль, раз за разом напоминая, что больше их писать некому. Эти синие океаны и просторы были лишь частичкой той внутренней красоты омеги, которую он пытался подарить этому миру. То, как он видит всё вокруг себя, и Юнсон в который раз убеждался, что видел его муж исключительно прекрасные вещи. — Я забыл про эту картину, — голос Хисона заставляет альфу вынырнуть из собственных мыслей. — Каждый раз, как я смотрю на них, я понимаю, почему предпочел отдать их хёну, — альфа убирает руки в карманы брюк. Он в костюме, только вернувшийся с работы. Хисон уже распорядился насчет ужина и прочего, только сначала предупредил, что все картины привезены из Пусана. Юнсон даже приказал освободить под них комнату, которая изначально подразумевалась мастерской Ёнсена, но омега так ни разу и не использовал её. Предпочитал рисовать в доме в Пусане, а в Сеуле занимался только Чонином и домом. Хисон всё сделал, как ему сказали, позаботился о каждой картине, только не стал развешивать. Юнсон сказал не делать это без него. — Может быть, — тихо произнес омега. — Со временем вы привыкнете, господин. Может, из-за того, что они были далеко, они снова возвращают вас в те дни. Теперь, если вы будете чаще видеть их в своем настоящем, вам удастся осознать всё лучше? Юнсон едва усмехнулся. Несмотря ни на что, Хисон был одним из немногих людей, кто понимал его. И его боль. Может быть, они даже делили её в какой-то степени, иначе зачем омега продолжал оставаться рядом с ними все эти годы? — Господин, — в комнате показался один из охранников. — Молодой господин вернулся. — Спасибо, — кивнул Юнсон, а потом повернулся к Хисону. — Мне рассказать ему сегодня? — Не стоит с этим тянуть. Он может случайно на них наткнуться. — Он не заходит в это крыло. — И все же, господин, — Хисон улыбнулся кончиками губ. — Лучше не искушать судьбу. Юнсон на это усмехнулся, а потом направился к выходу. На секунду задержался рядом с омегой. — Спасибо за всё, — тихо проговорил альфа, и, прежде чем Хисон успел ответить, стремительно направился к выходу из комнаты. Хан был несколько удивлен такими порывами, видимо, сердце его господина действительно стало мягче. Хисон не был уверен, но надеялся, что лёд треснул. Омега едва улыбнулся кончиками губ, а затем сделал пару шагов вперед. Среди прочих картин он нашел ту самую, которую забыть был не в состоянии. На ней были изображены они с Ёнсеном, омега нарисовал её ещё до того, как вышел замуж. Будучи молодыми юношами, омеги сидели у берега и наслаждались закатом на море. Хисон слишком хорошо помнил тот день. Внутри снова разлилась привычная тоска. Сколько воды утекло с тех времен, Хисон постарел, а Ёнсен так и остался навечно молодым, ярким и любящим. Мужчина осторожно положил картину на место, а потом направился к выходу. Сегодня в этом доме предстоит тяжелый вечер.       Юнсон прикрывает глаза, сжимая руки в кулаки перед дверью комнаты сына. Еще никогда он не чувствовал такого волнения, из-за общения с собственным ребенком, как в эти дни. Казалось, между ним с Чонином выросла невероятно огромная стена, которую теперь и вовсе невозможно будет преодолеть. И Юнсон сам заложил всю её основу, тащил по кирпичику каждый раз, и стала она выше него. Придется прыгнуть выше своей головы, чтобы получилось, но теперь Ким был настроен решительно. Больше у него шансов не будет, а терять самое дорогое, что у него осталось, мужчина совсем не хотел. Только боялся, что уже всё потерял. Альфа всё-таки постучался в двери, а потом услышал разрешение войти, дернул ручку. Чонин сначала даже не осознал, что это отец, а когда понял, удивленно обернулся на старшего, вставая с места. — Отец? — Поужинаем вместе? Младший Ким просто молча смотрел на родителя, понятия не имея, что должен сейчас ответить. Чонин не понимал, что чувствует, потому что внутри всё разрывалось и делилось надвое. Хочет ли он вообще ужинать с отцом? — Прости, но… — Если можно, Чонин, я бы хотел поговорить с тобой. Думаю, это важно для тебя и для меня тоже. Поэтому, пожалуйста, потерпи меня полчаса. Чонину ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Юнсон молча развернулся, открывая двери комнаты, а потом остановился на секунду, бросая через плечо тихое «спасибо». Младший альфа только тяжело вздохнул, глядя вслед высокой фигуре отца. Чонин даже переодеться еще не успел, он едва зарылся пальцами в волосы и прикрыл глаза. Ким Чонин абсолютно ни в чем не разобрался, и казалось, что его жизнь с каждым днем становится всё более и более запутанной.       Хисон, как и всегда, ласково улыбался при виде своего молодого господина. Чонин не преминул ответить ему такой же улыбкой, садясь за стол раньше отца. — Хисон, а ты с нами не хочешь поужинать? — Чонин широко улыбнулся старшему. В их доме такое практиковалось не часто, так как и Хисон, и Юнсон были теми, кто всегда соблюдал определенную дистанцию, однако на некоторых праздниках или в редкие будни Хисон мог оказаться с ними за одним столом. — Простите, молодой господин, не думаю, что это будет уместно. — Почему это? Ты тоже часть нашей семьи, пора это признать за все эти годы. Я ведь прав, отец? — Чонин обернулся в сторону лестниц, по которым спускался старший альфа. — О чём речь? — Юнсон устроился на своем месте, во главе стола. — Молодой господин просто шутит, — Хисон учтиво улыбнулся кончиками губ, а затем собрался уйти, поклонившись. Но голос Чонина вновь его остановил. — И вовсе не шучу! — воскликнул младший. — Почему ты думаешь, что я могу шутить такими вещами, как семья? Я говорю, отец, что Хисон может ужинать с нами за одним столом. Юнсон и Хисон молча переглянулись. Старший Ким едва улыбнулся кончиками губ, а затем указал рукой на соседнее с Чонином место. — Думаю, что Чонин действительно прав, Хисон. — Спасибо за приглашение, но сегодня и правда не подходящий для этого день. А теперь, если вы не против, мне нужно проверить некоторые дела. Хисон снова поклонился, а потом направился на выход из столовой. Чонин только остался смотреть вслед высокой и стройной фигуре, подумал о том, что план хоть как-то спасти этот ужин был с треском провален. — Как дела на работе? — Всё нормально, — кивнул Чонин, принимаясь за еду. — Директор Ан сказал, что следующую презентацию я проведу полностью сам. — Вот как, — кивнул Юнсон. — Совет директоров на следующей неделе, ты готов? — Буду готов, — совершенно безэмоционально ответил младший, а потом сложил приборы перед собой и посмотрел на отца. Аппетита у Чонина по-прежнему не было, он порой заставлял себя есть, потому что так надо. — О чём ты хотел поговорить, отец? Юнсон тяжело вздохнул, а потом также отложил приборы и сделал глоток из стакана воды перед собой. Чонин терпеливо ждал, надеясь, что всё это действительно стоит того, что он сейчас услышит. Если мужчина снова заведет свою тему про омегу или ещё что-то, это станет последней каплей для младшего Кима. Однако вместо слов родитель поднялся с места. — Думаю, что мне легче будет тебе показать. Чонин вообще перестал что-либо понимать, но решил не задавать ещё вопросов отцу и просто пошел за ним. В конце концов, разве у них не всегда были такие отношения? Юнсон ничего не объяснял, а Чонину приходилось следовать за ним, получая все разъяснения по факту.       Они свернули в левое крыло дома, в котором Чонин бывал редко. Он вообще во всем их доме гулял от комнаты до столовой, максимум, иногда заглядывал в кабинет отца. Если у альфы спросить, он вряд ли вспомнит, какого цвета была комната родителя или любая другая комната в особняке. Юнсон остановился перед дверью, и Чонин поймал себя на мысли, что понятия не имеет, что там за ней. Он и правда тут не был, кажется, альфа думал, что это очередная гостевая спальня. Таких было множество в доме. Альфы оказались в огромной комнате, где стены были выкрашены в белый, а на потолке даже угадывались фрагменты лепнины. Но она казалась совершенно не обжитой и будто даже не отремонтированной. Чонин так и замер, совершенно не ожидая подобного. Эта комната всегда была в его собственном доме? По периметру стояли столы, на которых было множество картин. Чонин замер, потому что в большинстве своем на картинах был изображен океан. Некоторые были прикрыты тканями, у альфы что-то гулко ударилось о ребра в глубине груди. — Отец, это?.. — Это все картины твоего папы, — спокойно произнес Юнсон. — Каждая из них нарисована его руками и хранит в себе частичку его души. Чонин зажмурился, сжимая руки в кулаки. Дыхание вмиг перехватило, и он пытался совладать с накатившими эмоциями, но у него не получалось от слова совсем. Неужели это всё не сон? — Здесь все его картины, я попросил привезти их из Пусана. — Но я никогда не видел их там, — Чонин всё-таки собрал последние силы. — Они были у Шиёна всё это время. Чонин развернулся к отцу, наконец заглядывая в глаза старшему. У самого альфы стоял ком в горле, но вдруг прилив ужасной злости заглушил абсолютно всё остальное. — Почему? — прохрипел альфа. — Почему ты не показывал их мне раньше? — Потому что я был глуп, Чонин, — выдохнул старший. — И мне самому было больно на них смотреть, просто представь, что они все значат для меня… Живое напоминание. — Как и я? — усмехнулся парень. — Ты убрал их подальше от глаз, как и меня. Как же легко, должно быть, было прятать голову в песок, отец. Юнсон прикрыл глаза, медленно выдыхая. Прямо сейчас он едва ли сдержался от очередной вспышки гнева, потому что слова Чонина били в самую цель, в ту самую открытую и кровоточащую рану. Сын был прав, Юнсон оказался слаб перед лицом своего горя. — Ты даже представить себе не можешь, каково это, Чонин, — совсем тихо прошептал Юнсон. — И не приведи Господь тебе такое представить. — Он был моим папой! — воскликнул Чонин. — Не только твоим мужем. Когда уже ты это поймешь? Я тоже… Тоже его потерял, мне тоже было больно и мне всё ещё больно, потому что хоть я и не помню ничего, кроме его голоса, я чувствую эту пустоту. Но ты не хочешь и не хотел слышать это. Ты нужен был мне, отец. Эти картины нужны были мне, рассказы о нём, фотографии, кроме того портрета. Но я даже понятия не имел о том, насколько серьезен был папа в своем творчестве. За свои двадцать лет я почти ничего о нём не узнал. Юнсон замер, потому что прекрасно видел слёзы в глазах сына, и он понятия не имел, что должен сделать или сказать дальше. Потому что ничего из его слов не имело бы смысл далее. Ким Юнсон так сильно облажался, разве такую вину возможно загладить теперь? — Прости, — прошептал старший, прикрывая глаза. — Я не могу, отец, — в тон ему ответил Чонин. — От твоих извинений ничего не меняется теперь. Мой папа умер, но ты сделал его смерть ещё более ужасной для меня. — Я не знал, как справиться с этой болью. Я и сейчас не знаю. После слов Юнсона в комнате повисает тишина. Она снова оглушает и давит, пригвождая обоих альф к полу. Юнсон думает о том, что стоило всё-таки взять сюда Хисона, может быть, омега смог бы найти слова для Чонина. А потом тут же перебивает другая мысль. Как же он, черт возьми, труслив. Чонин был его сыном, не Хисона, не Шиёна, а его и Ёнсена, и альфа слишком слаб, чтобы взять в полной мере ответственность за все свои действия в прошлом перед собственным ребёнком. Может быть, Чонин был прав в тот день? Ёнсен выбрал не того альфу, и Ким Юнсон был совсем не способен на семью, на воспитание ребенка. Он все потерял и продолжает терять даже сейчас, в эту самую секунду, потому что не умеет говорить о своих чувствах открыто с родным сыном. — Чонин… — Что ты хочешь от меня? — в глазах младшего Кима почти ничего нет. Пустота, которую видит там Юнсон, заставляет холодок бежать от затылка вниз, к самому копчику, неприятными мурашками. У мужчины внутри так всё сжимается, даже слишком резко, что все слова застревают в глотке. — Я… Просто не хочу, чтобы ты страдал, — всё-таки хрипит Юнсон. Чонин усмехается. — Ты опоздал, отец. Стоило подумать об этом раньше, когда мне было пять лет. Чонин разворачивается, направляясь к выходу. Ему хочется остаться и рассмотреть все эти картины в подробностях, но парень понимает, что не способен делать это сейчас, рядом с отцом. Ким слишком хорошо осознает, что так, как хочет старший альфа, увы, не получится. Они не смогут в одночасье стать дружными отцом и сыном, просто потому что Ким Юнсон решил перестать скрывать от сына правду про его папу. Чонин больше не нуждается в ласке отца, он справлялся вполне неплохо до этого дня, значит, справится и дальше. Так что парень выходит из комнаты, даже не хлопает дверями, слышит лишь голос отца вдогонку, который пытается его остановить. Но у Чонина нет на это сил. Он так устал сегодня, а завтрашний день предстоял ещё более сложным.       Под одеялом становится вдвойне теплее, когда Бэкхёна обнимают со спины, бережно прижимая к широкой груди. Омега улыбается кончиками губ, медленно поворачивается в объятиях Чанёля и заглядывает в большие глаза. — Где ты был? — у Бэкхёна нет сил говорить в полный голос, так что он шепчет. Парень тянется к лицу Чанёля, убирает кудряшки с глаз. — Ездил к отцу в больницу, надо было помочь ему с некоторыми делами. — Какими? Чанёль едва улыбается, а потом целует Бэкхёна в губы. Омега поддается, и у Пака внутри разворачивается тугой узел. Каждый раз, когда он касался Бэкхёна, Чанёль понятия не имел, как отреагирует омега. Бэкхён вдруг снова стал незнакомым, и альфа старался быть с ним осторожным, чтобы не перегибать. Он понимал, как тяжело Бёну, но не знал, как может ему помочь. Парень хотел бы спросить совета у отца, но не был уверен, что Чанмин знает ответ. Всё-таки он тоже своего омегу не уберег. А больше никого другого в эту проблему Чанёль посвящать и вовлекать не хотел. Может быть, им просто нужно время, и если Чанёль снова будет сдерживаться, все забудется? Бэкхёну нужна забота и внимание, вся ласка альфы, на которую он только способен. Чанёль не Пак Донхван, и Бэкхён знает это прекрасно, остается только, чтобы его подсознание тоже привыкло. Пак был рад хотя бы тому, что парень подпускает его к себе, позволяет быть рядом, спит с ним в одной постели и даже отвечает на поцелуи. Большего Чанёлю и не надо, альфа довольствуется тем, что Бэкхён рядом с ним, и он может без страха называть его своим омегой и не оглядываться назад, не бояться, что уже утром кто-то что-то узнает, и тогда Чанёль потеряет всё, что имеет. Теперь всё было позади, оставалось наладить те механизмы, которые вышли из строя у них внутри. Но Пак Чанёль верил, что это тоже ему под силу, он не может сдаться сейчас, когда то самое счастливое будущее было так близко. — Он предложил нам поужинать вместе, — Чанёль говорит это вместо ответа. Бэкхён хмурится, но не возвращается к теме. Он отводит от альфы взгляд, играется с завязками толстовки Чанёля. — Поужинать? — Да, отец хочет познакомиться с тобой поближе, как с моим омегой. Бэкхён даже краснеет. Чанёль подмечает смущение омеги, улыбается, а потом оставляет поцелуй на пушистой макушке, которая так ярко пахнет карамелью и шампунем самого парня. — Но мы ведь уже знакомы. — Думаю, что он хочет сблизиться и с тобой… И со мной, — последнее Чанёль говорит совсем тихо, и Бэкхён поднимает на парня взгляд. Альфа теперь выглядит серьезным, и в его глазах снова мелькает что-то такое, чему Бэк не может дать определения. — Если бы ты не рассказывал мне про ваши отношения, я бы подумал, что вы очень близки, — продолжает Бэкхён. — Он любит тебя, Чан. Бэкхён даже подтягивается выше в объятиях альфы. Чанёль теперь смотрит точно ему в глаза и снова улыбается, и омега видит, как собирается влага в уголках больших глаз. Бэкхён никогда не забудет взгляд альфы в тот день, в доме Пак Донхвана, кажется, это был первый раз, когда омега увидел в этих карих омутах страх и сожаление. Но прямо сейчас… Нет, Бэкхён и правда не мог дать правильное название этой эмоции. Кажется, он еще не настолько хорошо знает своего парня. — Да, любит, — кивает парень. — Но мы не общались почти все эти годы. Он всегда был занят работой, а я… — альфа осекается, едва прикрывает глаза и выдыхает. — А тебя воспитывал твой дядя, — вдруг совершенно твердо и спокойно продолжает за Чанёля Бэк. — И ты от этого никуда не денешься, Чан. В этом нет твоей вины, поэтому не стоит говорить об этом, как о запретной теме между нами. — Но я не могу называть его дядей. Он монстр. — Да, — кивает Бэкхён. — Но ты в те годы этого не знал, и ты вырос с ним. Прошлое, с которым мы ничего не сделаем. Я не изменю того, что мой дедушка Бён Мёнсу, ты не поменяешь того факта, что являешься племянником Пак Донхвана. Так или иначе, нам придется смириться с этим, и бояться произнести их имена в простом разговоре — значит всегда отрицать очевидную правду. Так мы никогда не исцелимся. Чанёль знает, что омега прав. Бэкхён всегда был прав, и Пак правда поражался этому. Казалось, что парень такой юный, но Бэкхён действительно был умен. Несмотря на все, что с ним произошло, он еще находил силы трезво смотреть на происходящее вокруг. Кажется, у самого Пака таких сил не было от слова совсем. — Ты знаешь, Бён Бэкхён, что ты невероятно умный? — Ага, а еще красивый и добрый. Тебе сказочно повезло, Пак Чанёль, — усмехнулся омега, а потом широко улыбнулся, когда парень поцеловал его, буквально вжимая в себя. Бэкхён даже ответил на поцелуй, обнимая Чанёля в ответ, но стоило парню чуть-чуть усилить напор, приподняться над Бёном, как омегу тут же переклинило. У Бэка снова все тело оцепенело, и на этот раз Чанёль слишком быстро это почувствовал. Он тут же разорвал поцелуй, а потом заглянул Бэкхёну в глаза. — Прости, — прошептал альфа. Чанёль лег на свою подушку и уставился в потолок, а Бэкхён обреченно прикрыл глаза. И сколько это будет вообще продолжаться? Омега так и будет до конца их дней бояться любого лишнего движения от Чанёля? Бэкхён приподнялся, а потом положил голову на плечо Пака. Чанёль удивился, но рука автоматически обвила тонкую талию. Бён не сдержался, громко всхлипнул и уткнулся носом в изгиб крепкой шеи, вдыхая успокаивающий запах коньяка. Чанёль прикрыл глаза, вслушиваясь в короткие всхлипы. — Бэкхён, — тихо проговорил альфа через пару минут. — Извиняться должен я, — прошептал омега. — Но приходится всегда тебе. — Ты не должен извиняться! — твердо выдал Чанёль. — Не смей извиняться за свою боль. Бэкхён на это ничего не ответил, только прикрыл глаза, надеясь, что завтрашний день сделает все лучше. С каждым утром, когда он открывал глаза и понимал, что ничего не поменялось, ему становилось все труднее верить в это самое завтра, но выбора у Бэкхёна не было. Они с Чанёлем прошли через такое огромное количество плохих вещей, нельзя, чтобы все эти старания пропали даром, просто потому что они не смогли справиться с внутренними демонами. — Завтра рано вставать, — вновь послышался голос Пака. — Давай спать. — Спокойной ночи, — прошептал Бэкхён. Чанёль все же осмелился оставить легкий поцелуй на виске омеги, едва улыбнулся кончиками губ и лег на свою половину кровати. Завтра предстоял действительно тяжелый день.       Чонин едва улыбается кончиками губ, когда подходит к столику, за которым успели разместиться уже все его друзья. Ким вышагивает по столовой в своей типичной манере, и со стороны кажется, что ничего особенно не произошло. Но внутри альфы прямо в эти мгновения взрываются очередные волны пустоты, которые накрывают его с такой неимоверной силой, что парню кажется: еще чуть-чуть — и он не устоит. Но Ким Чонин стоит, он привыкает к этому вечному чувству хождения по краю, когда пятка висит над пропастью, а ты продолжаешь идти, просто потому что обещал самому себе, что больше не упадешь. И держишь это обещание тоже впервые за всю свою жизнь не ради кого-то или чего-то, а ради себя самого. Чонин живет эти недели с четким осознанием: теперь любимый человек в его жизни — он сам. Все и так считали его эгоистичным и самовлюбленным придурком, почему бы Чонину и правда не стать таким? Думать о себе и своем благополучии, а не о том, как завоевать доверие отца, которому всегда было плевать на мысли и чувства сына, и любовь человека, который в конечном итоге просто растоптал все это и даже не оглянулся ни разу назад. Чонин обещал самому себе, что больше не влюбится, не доверится и навсегда закроется в себе, потому что никто не достоин. Возможно, дело было в самом Чонине, может, он не разбирался в людях? Может, зря надеялся, что его могут полюбить? Ким всегда знал, что неотразим, но какой был в этом смысл? Человек, единственный на всем белом свете, от которого ему хотелось получить искреннюю взаимность, так легко отказался от него, не удосужившись даже поговорить. Чонин не удостоился даже честного разговора с глазу на глаз. Да, больше альфа не собирался впускать в свой мир кого-то еще. Чонин продолжал улыбаться на автомате. Он вообще все теперь делал исключительно потому, что так надо, и ему было плевать, насколько хорошо у него это получается. Те, кто захотят, примут его и таким, а те, кто не смогут… Что же, Чонин более не намерен стараться. Только он и его путь в будущем, и в это путешествие он никого с собой больше не возьмет. — Всем привет, — парень улыбается шире. Сехун встает с места, протягивая руку, и альфы обмениваются рукопожатием. Лухан машет Чонину и улыбается, кажется, он был в хорошем настроении. Чондэ тоже подает руку, следом и Минсок кивает подошедшему альфе. Чонин усаживается на свое привычное место у окна. — Ты не будешь есть? — несколько удивленно спрашивает Сехун. В последнее время он был слишком озабочен состоянием Чонина и порой даже раздражал этой опекой. Но Чонин почему-то молчал и открыто своего недовольства не выражал: то ли не хотел ранить чувства друга, который единственный был рядом после всего произошедшего, то ли просто не было сил ни на какие препирания. — Не хочу, — кратко выдает Чонин, вытаскивает из рюкзака конспекты. — Повторю материал, пока вы завтракаете. — Сразу бы в аудиторию пошел тогда, — едва закатывает глаза О. Чонину хочется сказать, что будь его воля, он бы вообще из комнаты не выходил. Но альфа держит обещание не топить себя в болоте из жалости к самому себе, по этой причине ходит на пары, лекции, ездит на работу и не пропускает занятия с тренером. Чонин забивает каждую секунду своего дня, чтобы не думать и не сожалеть. Ему не о чем жалеть. Но иногда ядовитые мысли проникают в его голову, отравляют кровь и роют глубокие язвы на дне черепной коробки. Эти мысли то о папе, то о том, кто делил с ним боль по папе, выедают его всего. Чонин усвоил урок: больше никакого откровения. По итогу Чонин молчит. Опускает взгляд в тетрадь, почти кожей чувствует, как, вероятно, сейчас переглядываются между собой друзья, но никто ничего не говорит. Ким знает, что они теперь осторожны в темах и высказываниях, теперь все кажется совсем другим. Альфа не хочет этого, но ничего не может поделать. В конце концов, он везде был чужой, и несмотря на то, что в Ульсане у него появилось куда больше друзей, чем где-либо в другом месте, все-таки он все ещё оставался тут не родным. События последних недель, казалось, отдалили его ещё больше, отгородили невидимой стеной. Теперь Чонин и мир вокруг него существовали отдельно, он смотрел на все через вакуум и не был уверен, что однажды эта стена рухнет и исчезнет. Та часть, которая отвечала за гармонию с миром, была у него нагло вырвана из груди. В один миг все погасло, но несмотря на это, Ким Чонин не собирался сдаваться. — Это еще что такое? Чонин слышит восклицание Лухана, и ему приходится оторвать глаза от конспектов. Альфа тоже удивленно замирает, глядя на то, как через всю столовую к ним идут две очень знакомые фигуры. — Разве они должны были сегодня приехать? — спрашивает удивлённо Сехун. — Мне ничего не говорили, — тихо выдает Чонин. Шумная столовая, звуки которой в час пик нельзя было ничем заглушить, словно по щелчку замолкает. Чонину даже становится не по себе от этой тишины, которая длится всего пару секунд, но эти секунды растягиваются в часы. Высокий пепельный блондин держит за руку брюнета, и они оба идут с высоко поднятой головой и выпрямленной спиной прямо к столику друзей. Каждая пара глаз провожает их взглядом, а шеи ничуть не стесняются вывернуться под самым неудобным углом, только ради того, чтобы получше разглядеть происходящее. «Быть этого не может…» «Серьезно осмелились заявиться сюда!» «Как только совести хватает после всего, что произошло». «Да кто вообще будет с ними теперь говорить?» Чонин никогда не страдал тугоухостью, но страдал обостренным чувством справедливости. А учитывая его скверное настроение, альфа решил, что не намерен слушать эти перешептывания и дальше, так что резко встал с места и широко улыбнулся, как только умел. У Ким Чонина в этой жизни хорошо получалась только одна вещь: отыгрывать публичные спектакли. — Чанёль! Бэкхён! — воскликнул парень, делая несколько шагов навстречу. Вслед за Чонином встали и остальные друзья. Видимо, все пребывали в небольшом оцепенении, потому что ни Пак, ни Бён никого не предупредили о том, что сегодня собираются в академию. Сехун переглянулся с Луханом, а в это время Чонин уже счастливо обнимался с Чанёлем и Бэкхёном. — Почему вы не написали, что приедете сегодня? — прошептал на ухо Паку Чонин. Чанёль улыбался так же широко, как и друг. Чонину казалось, что он еще никогда не видел настолько открытую улыбку друга. Тем не менее альфу все равно выдавали его глаза. Если кто-то в этом мире был лучше Чонина в жанре спектаклей, то только Пак Чанёль. — Хотели сделать сюрприз. Сехун внимательно разглядывал лучшего друга со стороны и все понять не мог, что именно видит перед собой. Казалось, Чанёль, которого он знал с самого своего детства, сейчас стал совершенно иным и незнакомым, и дело было не только в его новом цвете волос. Хотя именно это первым и бросалось в глаза. Теперь вместо непослушных кудрей у Пака был глубокий андеркат. Пепельный блондин Пак Чанёль. Да уж, Сехун точно такого не ожидал от альфы, хотя был уверен, что знает его лучше, чем кто-либо еще. С другой стороны, Пак Чанёль три года скрывал от него факт того, что является мафиозником, поэтому Сехуну стоило бы и перестать удивляться заскокам старшего.       Чанёль слишком хорошо слышит все перешептывания, точнее, он слышит каждый возглас и все обидные слова, но ему плевать. Альфа был не идиот, он подозревал, что так будет. Они с Бэкхёном обговорили это не раз, прежде чем решиться приехать в Ульсан, и так же они договорились, что сосредоточатся на учебе, друзьях и друг друге, а не на всех этих злых языках. Нельзя было обвинять студентов академии в том, что им любопытна жизнь Чанёля и Бэкхёна, ведь эта история стала общественным достоянием. И к сожалению, им обоим придется смириться с этим и стараться жить дальше, игнорируя все происходящее, пока люди не переключатся на новую будоражащую тему. Пак знал, что им придется пройти через буллинг, он слишком хорошо это понимал, и молился только о том, чтобы суметь уберечь Бэкхёна и не наделать каких-нибудь глупостей. — Почему вы не сказали заранее, что приедете? — спросил Сехун, теперь уже вслух, в отличие от Чонина. Чанёль только развел руками. — Да мы не хотели никого напрягать и делать из всего этого событие. — Но все равно сделали, — усмехнулся Чонин, окидывая столовую многозначительным взглядом. Интерес студентов не убавился ни на грамм, они продолжали так же таращиться во все глаза на парней, словно увидели восьмое чудо света. Чонина это неимоверно раздражало, и на удивление, он оказался в этом не один. Стоило ему поднять взгляд, как он наткнулся на недовольную мордашку Сяо Лухана, который так же презрительно смотрел на каждого в ответ. — Садитесь за стол, мы привлекаем внимание, — наконец проговорил Чондэ. За последние пять минут это была первая здравая мысль, так что все послушались Кима и расселись по местам. Чонин и Сехун рядом, справа от Чонина Бэкхён, а рядом с ним Чанёль. Лухан оказался по другую сторону стола с парочкой Ким, и на какое-то мгновение Чонину показалось, что всё стало как прежде. Правда, потом осознание, что ничего уже прежним не будет, вновь придавило его к земле, и секундное облегчение сменилось привычным осадком горечи.       Чанёль ощущал некоторую неловкость, ловя на себе пристальные взгляды друзей. Ему было плевать на то, что говорят и думают остальные, но Паку всегда было важно мнение тех, кем он дорожит. За последние дни он многое переосмыслил и вдруг осознал, что людей, которых он считает по-настоящему близкими, не так уж и мало. Как же поразительно изменилась его жизнь, ещё полгода назад он ощущал глубокое одиночество, теперь же, наоборот, его жизнь как никогда казалась наполненной другими людьми. Правда, парень ещё не понимал, насколько верно он расценивает свое состояние. Альфе постоянно казалось, что ещё чуть-чуть, ещё день другой — и всё то, что кажется устойчивым, рассыплется, словно песок сквозь пальцы. Пак Чанёль только недавно осознал, что его недоверие к окружающему миру постепенно переходит в полное недоверие к самому себе. Эта ужасающая мысль посетила его внезапно, и Чанёлю больше не хотелось к ней возвращаться. Всю свою жизнь парень жил только этим — полагался на самого себя. Но теперь… Ему казалось, что он потерялся, что не знает, где он сам настоящий, где тот, кто был клановцем Чанёлем. И есть ли в этой игре ещё одна личность, третий Пак Чанёль, который пугал неизвестностью. Парень не задумывался над всем этим больше пары минут, по этой причине ему было страшно оставаться наедине со своими мыслями. Как оказалось, Чанёль не умел находиться наедине с собой и никогда всерьез не задумывался над тем, кто он есть такой. Последние годы Чан только и делал, что был занят планами клана и тем, как все это уничтожить, перебиваясь лишь на поглощающие его с головой чувства к Бэкхёну. Но теперь… Пришло время осознавать самого себя, и альфе правда было смешно от того факта, что, столкнувшись с такой простой задачей, как казалось на первый взгляд, он был словно несмышленая трехлётка. Пак Чанёль понятия не имел, кто он такой. И надеялся, что новый цвет волос поможет ему разобраться. Новая жизнь — новый образ. Бэкхёну, кажется, нравилось. По крайней мере, Чан поймал несколько недвусмысленных взглядов в свою сторону, но на этом всё. Омега по-прежнему держался на расстоянии, и Чанёль, привыкший считывать настроение Бэка на молекулярном уровне, не мог не замечать этого. Но упрямо делал вид, что его не задевает, и он не проклинает каждую ночь себя и ублюдка. У Пака внутри все обрывалось каждый раз, как он просыпался на слезы Бэкхёна или его истерики в ванной. Омега думал, что Чанёль не слышит, а Пак терпел, стиснув зубы и не шел успокаивать. Когда Бэкхён видел, что Чанёль всё замечает, он испытывал чувство вины. Пак знал и об этом, конечно же. И вот они бежали в этом порочном и замкнутом круге, не способные друг другу помочь. Приезд в академию казался хорошей идеей. В конце концов, тут они смогут отвлечься на учебу и друзей, может быть, их отношения должны остыть на расстоянии аудиторий и общежитий? Чанёль понятия не имел, сработает это всё или сделает только хуже, но… Очень надеялся, что они смогут это все преодолеть. — Новый цвет волос, Пак Чанёль? — вопрос Чондэ заставил Чана вынырнуть из собственного омута мыслей. — Мне не идет? — улыбнулся альфа. — Даже наоборот, — кивнул Минсок. — Тебе очень идет! — Да уж, ботаника Пак Чанёля будто и не бывало, — усмехнулся Чонин. Сехун едва улыбнулся кончиками губ, а Чанёль только пожал плечами. — Зато язвительный старина Ким Чонин всегда на месте! — ещё шире улыбнулся Ёль. Чонин закатил глаза и притянул к себе конспект. — Вы навели тут шума, учиться мешаете, — проворчал альфа. — С каких пор столовка стала ещё и библиотекой, Ким Чонин? Ведёшь себя так, словно не рад нас видеть, — Бэкхён явно не собирался молчать. Тем более ему было немного непонятно поведение Чонина, который ещё несколько минут назад сиял, как начищенный медный тазик. — Вы могли бы и предупредить, — выдохнул Чонин, вновь откидывая тетрадь в руках. — А то… Заявились так внезапно, всех переполошили. — Мы просто не хотели вас беспокоить, — тихо, но твердо проговорил Чанёль. — Что бы изменилось, скажи мы заранее? Чондэ и Минсок переглянулись, а Лухан едва сжал плечо Сехуна, прекрасно замечая, как напряжен альфа. Сяо не мог точно сказать, что именно так взбесило Чонина и Сехуна, но, кажется, они были сильно удивлены. — Я думаю, что Чонин просто имеет в виду, что мы все волновались. Вы почти не объявлялись после всего произошедшего… И… Как вы оба? Слова Сехуна и его вопрос заставил всех замолчать. Бэкхён едва прикрыл глаза, опуская взгляд на стол. Чанёль кинул на него недолгий взгляд, а потом вновь посмотрел на друзей. И вот теперь, кажется, на Пак Чанёля навалилось осознание. Он ведь действительно выпал из жизни. Он не говорил особо с друзьями, только сухое «всё в порядке» и короткие переписки. И Бэкхён, и он всех игнорировали. И не то чтобы Пак сейчас ощущал за это чувство вины, нет. Просто альфа понял: их затворничество закончилось. Они снова в центре внимания, и им придется социализироваться со всем тем, что они имеют. Но примет ли их общество теперь? Сложный вопрос, задачка, которую ещё предстояло решить. — Мы… Нормально, — спокойно произнёс Чанёль. — Уверены? — теперь уже подал голос и Лухан. — Я имею в виду, это все тяжело, не так ли? — Плевать, что думают остальные, — Бэкхён поднял взгляд на Сяо. — Ты ведь сам это говорил, да, Сяо Лухан? Лухан улыбнулся вдруг и кивнул. — Мне нравится ваш настрой! — закивал Минсок. — В любом случае, все, кто вас любят, будут рядом. И мы знаем правду. Остальное не важно. Бэкхён благодарно улыбнулся омеге, а затем бросил недолгий взгляд на Чонина. Альфа снова помрачнел и молчал, уткнувшись в свой конспект. Такой Ким удивлял омегу. Разве ещё недавно он не собирался проживать полную жизнь? Кажется, именно так говорил альфа, когда вез его в академию ещё до всех этих событий с дедушкой и похищением. Теперь же Ким Чонин выглядел ещё плачевнее, чем тогда. А казалось, что время лечит. Бэкхён подумал, что позже им стоит снова покурить и поговорить обо всем, в их лучших традициях. Правда, омега не знал, как теперь будет относиться к подобному Чанёль. И не то чтобы Бэк собирался прекратить общение с Кимом, если Чанёль будет против… Просто ему бы очень не хотелось, чтобы Пак доходил до подобного бреда. Бэкхён вообще не понимал, почему задается такими вопросами, словно Чан раньше давал поводы так о нем думать. Альфа всегда был адекватен, однако… Теперь словно что-то поменялось в них обоих. Какие-то винтики повернулись в обратную сторону, и Бэкхён не очень понимал, какие именно. — Какие новости тут? — вдруг спрашивает Чанёль, пытаясь сменить тему. Хотя, кажется, вопросом про новости тему сменить совсем не получится. — Если опустить все новости, с которыми связаны вы двое, то никаких, — усмехается Чондэ. — Черт, я уже опаздываю! Альфа вскочил с места, а Лухан вопросительно выгнул бровь, переводя на друга взгляд. — Нам же сегодня ко второй паре или я что-то перепутал? — Я к профессору Чону, по поводу проекта. — Ты взял новый проект? — у Лухана невольно челюсть ползет вниз. Самой большой загадкой в этом мире оставалось то, как Ким Чондэ успевает абсолютно везде. Сяо казалось, что альфа притворяется, но на самом деле нет. Ким Чондэ реально справлялся абсолютно со всем на свете, был хорошим другом, отличным мужем, лучшим студентом, ответственным работником, а еще готовился стать отцом, и что-то Лухану подсказывало, что друг и тут заимеет пальму первенства. — Это нужно для наших исследований на кластере, так что я убиваю одновременно двух зайцев и особо не напрягаюсь, — Чондэ сверкнул довольной улыбкой, а затем наклонился к Минсоку, целуя его в щеку. — Я напишу позже. — Боже, иди уже! — усмехнулся омега, делая вид, что совсем не тает из-за каждого подобного жеста парня. Чондэ всегда был внимательным, но стоило Минсоку забеременеть, как все эти обыденные привычки казались вдвойне особенными. — Кстати, Бэмби, поздравляю еще раз! — улыбнулся Чондэ, закидывая рюкзак на плечо. — Спасибо, — улыбнулся Сяо и даже не возмутился по поводу прозвища, что было большим нонсенсом. Чонин заметил на себе вопросительный взгляд Чанёля, мол, объясни, что происходит. И Ким был бы рад, наверное, только сам не понимал, с чем это таким поздравляет Лухана Чондэ. Оставалось спросить напрямую, что и поспешил сделать альфа. — Я тут немного выпал из контекста, похоже, а с чем поздравляет-то? Лухан едва пожал плечами, а потом развернул ко всем экран телефона. Там красовалась фотография на заставке, где омега держит на руках новорожденного малыша. У Чонина вырвалось даже неожиданное «О!», а Чанёль с Бэкхёном и вовсе чуть не ушли с головой в мобильник. — Сяо, когда ты успел родить? — все же вырвалось у Бэкхёна, на что Лухан закатил глаза, а у остальных не получилось сдержать смешка. — Это папа родил, у меня теперь есть младший брат! — Вау! — воскликнул Чанёль. — Поздравляю тебя, Лухан! Всегда мечтал о младшем брате. Лухан теперь засиял широкой улыбкой и благодарно кивнул друзьям, которые по кругу его поздравили. Судя по всему, Минсок уже был в курсе, как и Сехун. Они просто улыбались, глядя на счастливого Сяо, который, кажется, изначально вообще не был особо рад тому, что у его папы появится еще один сын. Но теперь этого по нему и не скажешь. — В прессе еще не знают? — озвучил общий вопрос Бэкхён. — Да, папа не делал официального заявления. Думаю, он его сделает после выписки. — Когда они домой? — спросил Минсок. — К концу недели, скорее всего, хотя папа ноет, что ему хочется быстрее уйти из больницы, но врачи сказали, что надо еще чуть-чуть понаблюдать Вэй Ина. — Что-то серьезное? — спросил Чанёль. — Нет, у него просто желтуха новорожденных, как объяснил врач папы, такое бывает у детишек. И оно проходит при должном наблюдении. — Страшно! — едва выдохнул Минсок, улыбаясь кончиками губ. Но все прекрасно заметили, как обеспокоен омега. Чонин подумал, что ему хотелось бы поддержать Кима какими-то словами, но он понятия не имел, как правильно это делать, да и эмоциональных сил было ноль. Так что Чонин решил благоразумно помолчать. — Сехун, нам, кажется, уже пора, — тихо проговорил Чонин, вставая из-за стола, когда все замолчали. О кивнул другу и поднялся следом, поцеловал Лухана в щеку и повернулся к Чанёлю. — Встретимся вечером. — Хорошо, — кивнул альфа. Чонин и Сехун направились к выходу из столовой, Лухан ушел через пару минут. За столом повисла неловкая тишина, которую прервал Минсок. — Кстати, Бэкхён, я давно не видел Исина. Не знаешь, где он? — Я не уверен, но, кажется, преподаватель Ким загрузил его какой-то внеурочной работой. Так что он весь ушел туда с головой. Сказал, что выберется сегодня к завтраку, но что-то я его не вижу. Спит, наверное. Минсок даже не сомневался, что, несмотря на все события, Бэкхён будет в курсе дел Исина. Они с Чжаном были действительно близки. — Если увидитесь, передай ему, чтобы заглянул в студсовет, как найдет время. Есть парочка вещей, которые я хочу с ним обсудить. — Да, конечно передам, — кивнул Бэк и улыбнулся омеге. Ким медленно встал из-за стола, беря в руки пару папок и учебников. — Я очень рад, что вы двое приехали сюда, — яркая улыбка осветила красивое лицо. — Не обращайте внимания на слова тех, кого не знаете. Мы все очень рады вашему возвращению. — Спасибо, Минсок-хён, — Бэкхён даже встал с места, а Ким во внезапном порыве обнял его, притягивая к себе. Бэкхён такого не ожидал, но, конечно же, поддался. Омега почувствовал, как у него ком встал в горле; кажется, его нервная система действительно на грани. Однако омега сдержался, а когда Минсок расцепил объятия, заметил, как все глазели на них. Бэкхён и Минсок никогда не были особо близки и все это знали, поэтому сейчас такие откровенные проявления чувств вызывали большие вопросы у всех вокруг. Бэкхён повернулся к Чанёлю, когда Минсок ушел. Альфа заметил небольшие слезинки в его глазах и улыбнулся кончиками губ. — Пойдем на пары? — Да, — кивнул Бэкхён. — Надо пойти. Из столовой их провожали такими же долгими взглядами, приправленными шепотком, какими встречали. Однако Бэкхён гордо задрал голову и шел вперед, стараясь ничего не слышать и не видеть. У него не было других вариантов, только так.       Сехун внимательно оглядывает площадку, пока его сокомандники отрабатывают новый прием, который их тренер подсмотрел в игре сборной Кореи на недавнем внутреннем матче. Сехуну тоже надо тренироваться, но сегодня он за главного, так как тренера нет. О критично осматривает каждого, явно недовольный происходящим, в особенности Нам Канджуном, который специально все делает вполсилы. Альфа в этом уверен, потому что Канджун из принципа не подчиняется Сехуну, и ситуация обострилась в последние месяцы. С той самой истории с Луханом. О правда не понимал, почему парень так взъелся на него, но и идти просить прощения первым тоже не собирался. Сехун не был ни в чем виноват, он всегда нормально относился к Канджуну, пока тот не начал вести себя, как последний козел. О Сехун мог простить в этой жизни что угодно, но только не то, что задевает его близких: родители, брат, друзья, и, тем более, омега. Нам умудрился попасть сразу в две мишени, и теперь он должен был сделать шаг вперед первым. — Прости, я опоздал, — Чонин зашел в зал, на ходу поправляя майку. Сехун бросил на него тяжелый взгляд, а затем кивнул в сторону круга. — Бери мяч, — сухо проговорил О. Чонин ничего не сказал другу в ответ, а просто приступил к сказанному, становясь в круг. Но стоило Киму включиться в общее дело, как вдруг резко остановился Нам. Сехун этого буквально ждал, так что когда тяжелый мяч полетел прямо ему в лицо, легко его поймал и отбил в сторону. — У тебя какие-то проблемы, Нам? — Сехун не хотел вступать в перепалку, но и стерпеть такое тоже не представлялось возможным. Канджун ухмыльнулся в своей привычной манере. — С каких пор опоздания на двадцать минут тренировки так легко прощаются в этой команде? Чонин едва закатил глаза, делая шаг к Канджуну, но остановился, когда заметил взгляд Сехуна. — С тех самых, как меня оставили за тренера. Хочу — прощаю, хочу — наказываю, еще вопросы у тебя есть, Нам Канджун? — в голосе альфы звучали неприкрытая сталь и раздражение. Чонин был удивлен. Сехун выдавал все свои эмоции с головой, что совсем было на него не похоже. Что-то успело приключиться за те часы, что они не виделись? После пар они с О разошлись, Чонин пошел в библиотеку, ему нужно было закончить некоторую работу, и за делами напрочь забыл о тренировке. Что делал все это время друг, Ким понятия не имел. Они еще утром договорились посидеть втроем с Чанёлем в комнате и поддержать Пака, но это было задумано уже только после тренировки. — Если у нас тут все делают, что хотят, может, тогда и я пойду, куда хочу? — Валяй! — усмехается Сехун и пожимает плечами. — Только потом не ной, что я расскажу тренеру о том, как срываешь тренировки и отказываешься нарабатывать навыки. — Парни, может, хватит уже, а? — встревает в перепалку Джонхун. — Вы порядком всех достали за полгода, перестаньте собачиться. — А тебя вообще никто не спрашивал, Ли! — огрызается на парня Канджун. — Следи за языком, Нам! — теперь уже включается и второй близнец. Чонин обреченно вздыхает. На что вообще надеялся тренер, оставляя их одних? Он ведь прекрасно знал, что в последнее время каждая тренировка проходила в накаленной до предела обстановке, где Канджун и Сехун старались лишний раз не взаимодействовать, даже во время игры. На самом деле, это было большой проблемой, ведь если такое начнется во время матча, а их впереди было как минимум два и очень важных, то победы сборной Ульсана не видать. Ким не понимал, почему тренер это игнорирует и бездействует, но и сам, конечно же, ничего не делал. Во-первых, что он мог, если единственным решением проблемы видел только лишь исключение Нам Канджуна из состава, а во-вторых, самому Киму было немного не до этого всего. — Мальчики! — голос, раздавшийся со стороны трибун, заставляет всех альф замереть и обернуться. По ступенькам спускается Соджин, широко улыбаясь. Чонин удивлен, потому что не заметил, когда омега успел появиться в спортзале. Они даже не слышали, чтобы двери открылись, так были увлечены перепалкой? — Вы что-то не поделили? Все альфы вопросительно переглядываются, кажется, никто из присутствующих не знает, как на это реагировать. А Соджин, тем временем, уже оказывается рядом с парнями и все так же сияет улыбкой. — А ты что тут делаешь? — невольно вырывается у Михока. Парень обычно молчалив, но тут даже он не может скрыть удивления. Чонин на это криво усмехается, окидывая омегу долгим и изучающим взглядом. Альфа знает, что парень прекрасно замечает это все, Ким почти на клеточном уровне чувствовал то, как не нравился Соджину, и это немного распаляло мальчишеский азарт внутри парня. Когда Чонин знал, что мешает кому-то, ему всегда хотелось понять, в чём именно причина. И почему-то в этом случае он думал, что причина, возможно, в О Сехуне. То, как Соджин смотрел на его друга, Чонин отмечал не раз, и ему такое не нравилось. Больше всего в этом мире Ким Чонин ненавидел тех людей, которые пытаются влезть в чужую жизнь и разрушить то, что было построено до них. — Вообще, я пришел попросить вас посмотреть позже выступление чирлидерской команды, но, кажется, вы заняты чем-то другим? — Соджин снова приторно улыбается. Сехун внимательно рассматривает бывшего. Внутри что-то неприятно шевелится, и О не совсем понимает, в чем именно дело. Но в груди растет какое-то смутно знакомое чувство, словно он видит прежний взгляд омеги. И парень не знает, что это такое. Соджин улыбается ярко, а еще он немного отрастил волосы, которые теперь собирает в хвостик на затылке. Омега всегда любил ярко краситься и одеваться, и добавлял как можно больше феминности в свои образы, но сейчас, казалось, этого стало больше. О не нравится, что парень так часто крутится вокруг него. — А что? Ты собрал заново команду? — удивленно спрашивает Джонхун. Чонин смотрит на Сехуна, который внимательно рассматривает в этот момент омегу. И Киму почему-то этот взгляд друга не нравится от слова совсем, однако он даже и не думает что-то говорить О. В конце концов, Сехун взрослый человек, и он вовсе не дурак, сам со всем разберется, особенно с личной жизнью. Соджин улыбается Сехуну изо всех сил. Омега старается держать его внимание на себе, и теперь ему кажется это какой-то непосильной задачей, хотя он прекрасно помнил другие времена. О был влюблен в него, возможно, он даже влюбился раньше, чем сам Соджин, и тогда омеге нравилось ощущать это чувство, когда ты точно знаешь, что человек растворился в тебе с головой, а ты все еще можешь спокойно развернуться и уйти. Но такой самоконтроль был недолог, Сехун таки сумел пробраться к нему под кожу, правда, осознал это парень лишь тогда, когда они расстались. И теперь жалел о том, что не ценил, когда имел. Теперь Соджину оставалось смотреть на него со стороны. Точнее, завидовать Сяо Лухану, тому, как Сехун смотрит на него, как улыбается, обнимает и целует. Соджин недавно вспоминал, как альфа касался его. Как был нежен и внимателен. После О у Соджина не было альф подобных Сехуну, особенно когда дело касалось секса. Казалось, что у этого парня совсем иное понимание того, чего хочет партнер в близости с ним, и это не могло не восхищать. И снова: Соджин не ценил абсолютно ничего из этого. — Сехун, так ты придешь на выступление? — Соджин посмотрел прямо на капитана, когда вся остальная команда отвлеклась на обсуждение новости с возвращением команды чирлидеров. Это было действительно большой сенсацией, учитывая, что весь этот учебный год никто не хотел снова их возрождать и даже руководству академии было не до этого. Но выступать на межуниверситетстких матчах без поддержки казалось совсем не весело. — Я не уверен, что успею, как я и говорил тебе раньше, — едва улыбнулся альфа. — Жаль, — Соджин поджал губы в привычной ему манере, а затем вновь поднял глаза на О. — И чем ты так занят? Может, я могу помочь? — Вряд ли, — усмехнулся парень. — Я работаю в конторе отца. — Вот как? И давно? Сехун удивлено замер, когда почувствовал касание омеги к собственному предплечью. Он молча опустил взгляд на тонкие пальцы, что цепко обвили его руку. Соджин тут же убрал руку. — Ой, прости, пожалуйста, привычка… — Привычка? — удивленно выгнул бровь альфа. — Все привычки уже должны были забыться, Соджин. Тон альфы, его взгляд и слова были совсем недвусмысленными. Сехун не дурак, и он прекрасно все понимает, что именно от него хочет Соджин, однако у омеги была цель, и ему обещали помочь. Так что он уверенно прикидывается дурачком, едва округляя глазки. — О чем ты, О Сехун? Не так-то просто забыть лучшие вещи в своей жизни. Сехун обескуражен столь откровенным ответом. Ему остается только беззвучно открыть рот, а потом его отвлекают вопросом парни, и у него нет времени выяснять отношения с Соджином дальше. Но теперь все становится на свои места. Омега действительно делает это? Действительно надеется что-то вернуть? О переводит взгляд на Чонина, который все это время, оказывается, тоже наблюдал за ним. У друга взгляд «я же говорил», а Сехуну остается только обреченно прикрыть глаза.       Бэкхён устало выдыхает, глядя в свое отражение в зеркале туалета учебного корпуса. Чанёль ждал его снаружи, а омега думал о том, что не хочет выходить отсюда. Он дико устал за весь этот долгий день, который никак не хотел заканчиваться. Бэкхён ненавидел все это, ненавидел каждого, кто смотрел на него дольше секунды, всех тех, кто провожал его долгими взглядами и шептался. У омеги внутри разрасталась огромная волна агрессии, и его не спасало даже то, что Чанёль был рядом каждую секунду. Бэку казалось, что это раздражение перекинется скоро и на альфу, но, возможно, Чанёль его чувствовал и так. Он ведь всегда ощущал его эмоции слишком хорошо. Бэкхён чувствовал вину. У омеги подобное получалось только иногда, когда Пака захлестывало что-то чрезвычайно сильное. Как в тот день, когда его чуть не изнасиловали на глазах у альфы. Бэкхён, наверное, никогда не забудет то количество эмоций, которое испытывал в ту секунду и за себя, и за Чанёля. Повторять подобный опыт не хотелось, и страшно было подумать о том, что с Паком такое происходит постоянно. Чанёль признался в этом совсем недавно. Раньше Бэкхён не до конца осознавал, как тяжело приходится парню, они мало обсуждали собственные чувства друг к другу. Омеге вообще начало казаться, что раньше все было куда проще, вся их проблема заключалась в людях, которые не давали им быть вместе. Теперь им никто не мешает, но, черт возьми, теперь они мешают сами себе. — Бэкхён? — знакомый голос заставил омегу развернуться ко входу. Лухан держал в руках рюкзак и почему-то очень удивленно смотрел на соседа, словно увидел привидение. — Виделись же с утра, чего так удивляешься? — усмехнулся Бэк, включая воду. Сяо подошел к нему, становясь рядом. Молча вытащил из сумки влажные салфетки и протянул парню. — Они смывают макияж. Бэкхён пару мгновений смотрел на салфетки, а потом все-таки забрал их из рук парня. Они оба помолчали, пока Бён стирал небольшие разводы от туши из-под глаз. — Перестань обращать на них внимания. — Думаешь, это так легко? Сам ведь ревел тут, — хмыкнул Бэкхён. — Я не узнаю тебя, Бён. Ты забыл, кто ты такой? Бэкхён был удивлен подобными словами. Он развернулся к омеге всем корпусом и впился вопросительным взглядом. Парни снова молчали, Бэк размышлял о том, что должен сказать на это все, а Лухан просто ждал какой-нибудь колкости. Они слишком долго общаются без единой перепалки, такое настораживало. — С каких пор ты ко мне в психологи записался? Разве ты не должен меня ненавидеть? Лухан на это только закатил глаза и скрестил руки на груди. — Бён, смени уже эту шарманку. Как давно нам перестало быть интересно собачиться по каждому удобному случаю? Кажется, целая жизнь прошла. Так что прекращай задавать тупые вопросы, подбери сопли и вернись к своему парню, а то он выглядит как сторожевой пес у омежьего туалета. В голосе Лухана звучало напускное безразличие. Бэкхён был огорошен всей этой тирадой, но впервые за целый день его потянуло на улыбку. Он вернул соседу салфетки и направился в сторону дверей, остановившись лишь на пару секунд. — Увидимся вечером? — Ага, — кивнул Лухан, а потом и сам принялся поправлять свой макияж. Бэкхёну вообще казалось, что Сяо никогда не красится, но он просто делал это чрезвычайно умело. О чем омега узнал только, когда заехал в комнату Кёнсу и Лу.       Чанёль улыбается кончиками губ, отставляя в сторону гитару, на которой пытался выдать хоть одну свежую ноту, но не получалось от слова совсем. Он просто держал её в руках и ощущал то, как его перестали слушаться собственные пальцы. Раньше у Пака таких проблем не было, а теперь казалось, что он потерял какую-то важную часть себя. Раньше Пак Чанёль лишь усмехался, когда слышал подобное от других людей, разве такое возможно? Все эти проблемы из детства, психологические травмы и незакрытые гештальты казались ему лишь вымыслом от людей, которым в жизни нечем заняться. Чанёль был железно уверен в том, что, когда решит все проблемы с кланом, в его жизни больше не останется никаких проблем. Какой же неожиданностью стало то, что главной его проблемой был он сам. Из всех этих мыслей и пустого просиживания времени на кровати альфу вырывает открывшаяся дверь комнаты и ввалившиеся внутрь друзья. Несмотря ни на что, Пак Чанёль все еще был благодарен за существование тут Ким Чонина и О Сехуна. Иначе бы парень точно сошел с ума. — Эй, Пак, снова взялся за гитару? — Чонин снимает с себя куртку, улыбается альфе во все свои тридцать два, пока Сехун гремит пакетом с бутылками. Кажется, им пришлось съездить куда-то за пределы Ульсана, иначе где они раздобыли столько пива? Чанёль переводит взгляд с алкоголя снова на Чонина и едва пожимает плечами. Он не знает, что ответить другу, потому что он не брался за гитару. Парень просто решил попробовать, получится ли у него как раньше. Но не получилось. И осознание того, что как раньше уже ничего не будет, било слишком больно. Но Пак привык засовывать все эти осознания куда подальше. — Нет, просто давно не играл. — Ну, я и говорю, что снова взялся, — Чонин уже говорит откуда-то из недр своего шкафа. Сехун устраивается на кровати рядом с самим Чанёлем и почему-то смотрит слишком долго и пристально. — Что такое, Сех? — усмехается Пак. — Ничего… Просто думаю о том, что ты через многое прошел и ни слова об этом не говоришь. В комнате повисает тишина, потому что никто не ожидает, что Сехун начнет так резко. Чанёль прекрасно знал, почему вообще парни решили устроить это собрание, однако у него не было никакого желания говорить обо всем этом дерьме, поэтому он и молился, чтобы тема была затронута как можно позже. Альфа краем глаза замечает, как косится на них Чонин, а потом снова отворачивается к шкафу, продолжая переодеваться из своей рубашки и штанов в спортивные и любимую черную футболку. Как-то Ким по секрету рассказывал, что носит их аж с последнего года старшей школы. Чанёля это забавляло, такие вещи были совсем не в стиле сына богатого человека, но Ким Чонин слишком отличался. — Сехун, — тяжело вздыхает Чанёль. — Что если я не хочу об этом говорить? — Но ты должен, — спокойно продолжает альфа. — Не знаю, как там у вас дела с Бэкхёном, но вы странные. И это только слепой не заметит. Я прав, Чонин? — Я планировал нажраться раньше, чем мы начнем разгребать дерьмо, — бурчит альфа, а потом идет к холодильнику, где О десять минут назад устроил бутылки с пивом. Ким молча их вытаскивает и протягивает друзьям уже открытыми. Чанёль тут же пользуется шансом присосаться к горлышку бутылки, чтобы не отвечать О, который только тяжело вздыхает и откидывается на стену. — Вы оба всегда так делаете, — продолжает Хун. — Молчите о дерьме, а потом страдаете из-за этого, хотя все можно было бы решить менее болезненно. Вот ты, Чонин, долго будешь игнорировать факт того, что тебе разбили сердце? На этих словах Чонин хмурится. Сехун откровенно раздражает его сейчас, словно не понимает, что Ким не может, просто физически не способен говорить о произошедшем. Ему даже в мыслях вспоминать имя тяжело, не говоря уже о том, чтобы произносить вслух и обсуждать с кем-то. И Кима бесит, что О Сехун никак не может уяснить это для себя. — Мы, кажется, уже обсуждали это, — едва выдыхает Ким. — Я не собираюсь говорить на эту тему. — Конечно, проще зарывать голову в песок. — А что ты мне предлагаешь? — вдруг восклицает альфа. — Он уехал, потому что думал, что ты женишься на другом человеке. Хотя бы попробуй с ним связаться. У Чонина невольно сжимаются кулаки. После всех этих дней он совсем не ожидает услышать нечто подобное от Сехуна. Ведь друг прекрасно видел, что было с Кимом, и о каком «связаться» вообще идет речь? Чонина тошнит от одной мысли о том, что ему не доверились и бросили, и даже ни разу не оглянулись. — Сехун! — в голосе парня звучит сталь. — Ты понятия не имеешь, что было. По этой причине больше не поднимай эту тему. Я больше не хочу знать, кто он такой. — Он твой истинный. Чанёль едва прикрывает глаза. Он знает, что О хочет как лучше, но прямо сейчас перегибает. Альфа, конечно, не знает всех подробностей, но почему-то хорошо понимает бешенство Чонина. Если бы Бэкхён исчез подобным образом после всего, что было, Чанёль понятия не имел, до какой крайности бы дошел. И тот факт, что Ким больше не хочет говорить о До Кёнсу, был вполне себе очевиден. — О Сехун, ты правда переходишь все границы. Звучишь так, словно тебя Лухан надоумил на это все. Сехун на это только усмехается. — Если ты хотел этим самым намекнуть на то, что я подкаблучник, и обидеть меня, то у тебя не получилось, Ким Чонин. У вас у обоих не получится, и я не сдамся, пока вы не решитесь взяться за голову и разгрести проблемы, а не игнорировать их. Эти слова Сехуна звучат чертовски странно. Чанёль узнает упертого О, Паку вообще не впервой сталкиваться с подобными загонами альфы и его бесконечным желанием, чтобы все вокруг были счастливы. Но эта черта одновременно напрягала. — Слушай, О Сехун, нам ведь не по пять лет, мы разгребемся, — заговаривает Чанёль. — Перестань думать за троих, мы ценим твою заботу и беспокойство, но ты же знаешь, что пока мы сами не решим что-то делать, ничего из нас не получится. Ты не сможешь выбить эту дурь, уж прости. Сехун молчит. Он знает, что перегнул в некоторых моментах, но и дальше смотреть на то, как эти двое сходят с ума, не мог. Однако он все равно ничего не добился, только разозлил их обоих. — Тем, что держите в себе, вы делаете только хуже. — Пока мы не готовы говорить, — выдохнул Чанёль. — Пойми и нас тоже, то, что сделал… Ублюдок с Бэкхёном, каждый день снится мне в кошмарах. Я закрываю глаза и вижу эту картину, а ты хочешь, чтобы я еще и говорил об этом с друзьями. — Я просто хочу, чтобы вы дышали легко. — Это вопрос не одного дня, — усмехается Чонин. — А может, целой жизни. Сехун хочет ответить на это, но вдруг на телефоны всех троих приходит уведомление. Альфы вопросительно переглядываются, а потом молча лезут в телефоны. В рассылке Ульсана новая сенсация, от которой у Сехуна мороз бежит по коже, а Чонин едва не давится пивом. — Это что еще за хрень? — выдает Чанёль, у которого перекашивается лицо. Лухан заходит в комнату, устало выдыхает и стаскивает с ног кроссовки. Сегодня была изнурительная и долгая тренировка, и все, что парню хотелось дальше, — это только сходить в душ, а потом уснуть крепким сном. Большим плюсом долгих тренировок всегда было то, что после них тебя уже не мучали никакие лишние мысли. Тело брало верх над беспокойным мозгом, который вечно что-то любит жевать и анализировать, и в такие моменты Лухан больше всего чувствовал себя свободным и умиротворенным. Наверное, он ни от чего другого в своей жизни не испытывал подобных эмоций, поэтому так любил спорт. Омега поднял голову и наткнулся на фигуру Бэкхёна, который что-то увлеченно писал, сидя за своим рабочим столом. Сяо замер на секунду другую, задумался о том, что, теперь, увидев Бёна в своей комнате, он испытывает не раздражение, а наоборот, облегчение. Больше не нужно засыпать в темноте в одиночестве в холодной и пустой комнате. И пустая она была не только в физическом смысле. Лухан тяжело переживал переезд Кёнсу. Он старался не подавать вида, даже Сехуну, просто потому что его проблема казалась ему ничтожной на фоне проблем остальных друзей. Сехун был занят очень серьезными вопросами, и Лу не хотел загружать его еще больше. Но масштабность проблем людей, которые окружают тебя, не облегчают тяжесть на твоем собственном сердце, а иногда даже сгущают. Лухан до безумия скучал по лучшему другу. Он и сам не ожидал от себя, что ему будет настолько тяжело. За эти годы, что они провели вместе, Хань действительно очень сильно привязался к До. Он привык к тому, что мог поговорить с Кёнсу о чем угодно, привык к его молчаливому присутствию в комнате, привык, что может просто обнять парня, когда ему грустно. Несмотря на то, что Лухан вырос единственным ребенком в семье, он не был приучен к одиночеству. Точнее, не относился к нему спокойно, кстати, в отличие от До. Друг, казалось, мог легко проводить время с самим собой, но Лухан наоборот. И теперь омега очень скучал по младшему. Кёнсу стал больше, чем другом, он был частью семьи Лухана, и омеге казалось, что у него забрали очень важную часть его души. Сяо иногда смотрел на Ким Чонина и замечал в его взгляде глубокую тоску. Возможно, впечатлительный Лухан просто придумывал себе все, но омега, несмотря на некую неприязнь к Чонину поначалу, действительно чувствовал то, каким подавленным был Ким, хотя отчаянно старался не показывать этого. Альфа делал абсолютно все, чтобы люди вокруг не заметили, насколько его подкосило, а еще ни разу не упомянул имя Кёнсу вслух. Это особенно бросалось в глаза Лухану. Омега даже как-то спрашивал у Сехуна, и альфа только неопределенно развел руками. Хун сказал, что теперь это табуированная тема для Ким Чонина и он не собирается ее ни с кем обсуждать. Лу только тяжело вздыхал. Кёнсу натворил глупостей и теперь мучает себя, своих друзей и альфу, который любит его. Но Сяо не давил на него в их редкие разговоры и круглосуточные переписки. — Привет, Бэкхён, — Лухан кинул рюкзак рядом с кроватью, а затем развернулся к шкафу, вытаскивая оттуда свое полотенце. — С тренировки? — Бён даже не повернул на омегу голову, продолжая пыхтеть над своей тетрадью. Он был сильно увлечен домашним заданием, кажется. — Да, — кивнул Лухан. — Как твой день? Больше не ревел в туалете? — Ах, старый добрый Сяо, — усмехнулся Бэк. — Язвительность твоя, оказывается, украшала мою жизнь. Лухан на это закатил глаза, а потом стащил с себя футболку. — Старый здесь только ты, Бён Бэкхён. — И наша взаимная ненависть к друг другу. Оба парня вдруг резко замолчали, а потом Лухан не сдержал резкого смешка. Бэкхён тоже его поддержал, и, кажется, у обоих проскочила в голове мысль о Кёнсу. Видел бы он их сейчас, точно бы удивился. — К нам подселят третьего? — вдруг спросил Бён, кидая взгляд на пустую кровать До. Несмотря на то, что они не так уж и много общались, а в последнее время общались весьма натянуто и с большой неловкостью, Бэкхён понимал, что скучает по соседу. По его тихому присутствию в собственной жизни, рациональным замечаниям сраного умника и даже по долгим недовольным взглядам, когда Бэкхён и Лухан начинали свой бессмысленные и долгие перепалки. Бэкхён чувствовал вину за все, что случилось. И он никак не мог избавиться от этого чувства, даже несмотря на то, что с самого начала Кёнсу открытым текстом говорил ему, что не видит Бэкхёна виновником всего этого кошмара. — Надеюсь, что нет, — едва поморщил носик Лухан. — Нам и так стресса хватает в этой жизни. Бэкхён никак это не прокомментировал и собирался вновь вернуться к своему заданию, как вдруг телефоны обоих парней оповестили о новых СМС. Омеги переглянулись, было ясно, что это снова рассылка в чатах Ульсана. Бэкхён был почти на сто процентов уверен, что речь снова о нем, но когда открыл сообщение, удивленно замер. — Лухан, — невольно вырвалось у омеги, и он резко посмотрел на соседа, который сжимал в руках телефон и, выгнув бровь под неестественным углом, смотрел в экран мобильника. — Всему есть объяснения, ты же помнишь? Сяо оторвал взгляд от телефона и поднял взгляд на омегу. Он только коротко усмехнулся. — Да, Бён Бэкхён, всему есть объяснения. Но я пока не знаю, как объяснить то, что мой альфа дарит своему бывшему цветы. Бэкхён понятия не имеет, какой аргумент сейчас привести против, потому что все кажется таким очевидным. Вот перед ними фотография, где совершенно точно стоит Соджин с большим букетом цветов и внизу фотографии отмечен О Сехун. И все это в открытом доступе в Instagram. Чаты Ульсана гудят сенсацией, а сам виновник торжества не пишет ни слова. Люди уже строят предположения о том, что Сехун порвал с Сяо и вернулся к бывшему, некоторые даже оставляют комментарии по типу: «о, это было ожидаемо» и «никто не способен выдержать такой заносчивый характер, как у Сяо Лухана». Бэкхёна снова мутит от всего этого, ровно, как и от обсуждений его самого и Чанёля сегодня утром. Внутри снова просыпается кто-то агрессивный, Бён подавляет в себе порыв и вновь поворачивается к Лухану. На Сяо нет лица. Он только тихо садится на край кровати и прикрывает глаза. Что это вообще такое? Лухан понятия не имеет. Ему не хочется даже мысли допускать о том, что Сехун мог действительно пойти на нечто подобное. Это действительно должно иметь какое-то разумное объяснение, потому что О Сехун любит его, Лухана, он сам об этом сказал и не раз. А еще они истинные альфа и омега, а еще они даже собирались съехаться и жить вместе. Но парень вновь опускает взгляд в телефон и понимает, что что-то, видимо, пошло не так. В глубине души колет так сильно, и у Лу кружится голова. А потом вдруг высвечивается на экране «Хун» и сам мобильник вибрирует в руке.       Полуденные солнечные лучи бьют прямо в большие окна библиотеки на первом этаже, освещая страницы старой книги на столе перед Кёнсу. Омега быстро пробегается по строчкам, раз за разом пытается сосредоточиться на смысле, но почему-то не получается. Если быть честным, парень прекрасно знает, почему не получается, он вообще за последнее время будто разучился читать и вникать в суть. Раньше у До Кёнсу была отличная суперспособность: он мог сосредоточиться на учебе несмотря ни на что. Усталость, проблемы, что угодно было не важно, если Кёнсу надо было подготовиться к занятию или провести какую-то исследовательскую работу, но почему-то сейчас он растерял все эти способности. Больше не мог читать вопреки шуму в голове, не мог забивать на разного рода глупые мысли, которые наводнили его голову и мешали жить нормальной жизнью. Теперь все было по-другому, и это невероятно раздражало Кёнсу. Он бесил самого себя, ведь нельзя было себя настолько распускать, но у парня не получалось собраться. Взять себя в руки, как говорил ему обычно папа. Хотя надо отдать должное его родителю, с переездом в Германию он практически перестал что-либо говорить Кёнсу, то ли и правда ничего не замечал, то ли просто наблюдал со стороны, пытаясь не обострять ситуацию. Кёнсу не совсем осознавал то, как выглядит со стороны для окружающих, да ему по большому счету было плевать. Иногда это безразличие пугало и самого омегу. Ведь раньше он таким не был. Его волновало мнение родителей о нем, он делал все, чтобы они были им довольны, но за эти месяцы все так резко изменилось, что теперь До не понимал самого себя и своих желаний. Слишком много мыслей было в черепной коробке, Кёнсу уставал от них, но и избавиться никак не мог. — Привет, — из мыслей омегу вырывает немецкая речь. Парень поднимает голову и едва щурится от лучей солнца, что теперь бьют ему прямо в глаза. Перед омегой стоит высокий рыжий альфа. Он словно вырос из-под земли, потому что Кёнсу вообще не слышал шагов, а это в тишине библиотеки. Омега внимательно разглядывает парня, отмечает, что его лицо кажется довольно знакомым. — Ты ведь Кёнсу, да? — речь у парня отдает легким акцентом. У Кёнсу закрадываются подозрения, что он тоже иностранец. Хотя чисто внешне очень похож на немца. Одно можно сказать точно — он европеец. — Мы знакомы? — Кёнсу нравилось, что в этой стране намного проще относились к неформальному общению. Кажется, в этом смысле До попал куда нужно, потому что его прямолинейность в Корее всегда расценивалась как грубость. Парень только улыбается и пожимает плечами. — Мы вместе ходим на английскую литературу, меня зовут Ноа. Английская литература. Точно. Кёнсу до сих пор не понимает, зачем вообще выбрал этот курс, но из предложенного списка факультатива это был единственный, который казался ему мало-мальски интересным. В остальном, полностью бесполезно для его основного направления, что может быть общего между биологией и литературой, да? Но теперь Кёнсу вспоминает этого парня, они сидели рядом на входной контрольной. — Да, конечно, — едва улыбается кончиками губ парень. — Ты запомнил мое имя? — Ты кореец, а я запоминаю всех корейцев. — Это нацизм? Ноа теперь улыбается еще шире. У него довольно лучезарная улыбка и зеленые глаза, а на носу проглядываются веснушки. Он типичный рыжий, как из фильмов. И его внешность действительно бросается в глаза. Как странно, что Кёнсу не запомнил его, обычно омега был наблюдателен в таких вещах. — Нет, просто… Я фанат к-поп. Кёнсу смотрит на парня где-то с секунду, не моргая. Он действительно не ожидал услышать нечто подобное, и его даже немного тянет на смех, но, кажется, Ноа совсем не шутил. — Ты… Серьезно? — Да, — кивает альфа. — Это кажется странным? Но я обожаю корейскую поп-музыку, слушаю лет с четырнадцати. Кёнсу улыбается теперь широко. Ему так нравится восторг, с которым сейчас говорит парень. — Ваша культура айдолов такая классная, у меня даже была мечта переехать жить в Сеул и стать певцом, как думаешь, у меня вышло бы? Тут Кёнсу уже не выдерживает. Смеется в голос, заставляя Ноа рассмеяться с ним в унисон. — Ты же врешь, да? — заливается Кёнсу. Ноа только кивает, а потом едва пожимает плечами. — А ты почти поверил. — Это так ужасно с твоей стороны. — Но я правда люблю корейскую музыку, дорамы и айдолов, но сам бы им стать не хотел, а вот посетить Сеул очень хочу. Получается, я не так во многом и врал, выходит, не такой уж и ужасный. Кёнсу только сейчас понимает, что они перешли невольно на английский. По этой причине обоим было легче общаться, и омега думает, что это что-то новенькое. За месяцы тут он еще ни с кем не нашел общего языка. Кёнсу был тихий и старался делать все, чтобы его не замечали, и, надо сказать, у него неплохо получалось. Как получалось бы и в Ульсане, если бы ему не встретились Лухан, Минсок и Чондэ. Именно друзья делали его заметным, но тут, в Германии, Кёнсу был совершенно один. И в какой-то степени был даже рад этому. — Ну, давно ты в Германии? Кёнсу едва задумывается, а давно ли? Они прилетели в феврале, а сейчас уже середина апреля. Ни много ни мало уже прошло два месяца. — Второй месяц. — Нравится? — Я пока еще не понял, — пожимает плечами омега. — А ты? Давно? — С сентября, решил начать этот учебный год в новой стране. — А какая страна была прошлая? — Кёнсу только сейчас начинает внимательнее разглядывать парня. Он высокий, как почти все европейцы, а еще неплохо одет. Его немного отросшие волосы собраны в пучок на затылке и на не очень широких плечах красуется темно-синяя рубашка. Цвет однозначно альфе идет, скрывает его худобу. — Родная, любимая Англия. Ты бывал в Лондоне? — Да, — кивает Кёнсу. — Доводилось. Погода отвратительная, но сам город очень красивый. Ноа едва смеется. Что же, Кёнсу описал все очень точно, и как бы сильно альфа ни любил свой родной город, все же спорить с этими фактами от омеги не мог. — Почему ты решил начать учиться в Берлине? — Так уж получилось, долгая история, — Кёнсу отвечает уклончиво, в своей манере. Альфа только кивает, наверное, слишком понимающе для человека, которого Кёнсу встретил минуту назад. Ноа хочет спросить еще что-то, но вдруг замолкает. Кёнсу немного удивлен, а потом чувствует чье-то присутствие за спиной. В нос ударяет знакомый запах парфюма вперемешку с природным, До безошибочно узнает Джуна. — Кёнсу, — спокойный и ровный тон Джуна будто возвращают Кёнсу в реальность. Омега медленно оборачивается на парня, думает о том, что наконец-то удалось отучить его от официальных обращений, хотя бы когда они наедине. — Все в порядке? Джун говорит на корейском. У него пока сложно с освоением сразу двух языков, но альфа старается, учитывая, что отец Кёнсу даже записал его на языковые курсы при университете и оплачивает их. Альфа долго сопротивлялся и говорил, что он приехал в Германию работать на господина До. Енсок был непреклонен тоже, уверяя, что знание языка будет частью работы для Джуна. Кёнсу же просто знал, что отец делает это ради будущего альфы. Джун нравился До Ёнсоку и теперь станет его негласным воспитанником. Были у отца Кёнсу подобные порывы, и омега даже без обсуждения с ним этой темы понимал, зачем родитель делает это все. Кёнсу не был против, он был рад присутствию Джуна в этой стране. — Да, это мой однокурсник, — едва улыбается кончиками губ До. — Нам уже пора ехать? — Пора, — кивает альфа, а потом возвращает взгляд на Ноа. Внимательно его изучает, кажется, это просто его привычка. — Ты ведь уже закончил, да? — Закончил, — кивает Кёнсу, а потом поворачивается к Ноа, который немного не понимает, что происходит. — Это твой парень? — усмехается альфа, и Кёнсу выгибает вопросительно бровь. Он удивлен таким прямым вопросом, который казался абсолютно неуместным в этой ситуации. Зачем Ноа вообще эта информация? — Прости, я просто часто вижу тебя с ним, вот и подумал… Да, это было лишним? — Так ты следил за мной? — хмыкает Кёнсу, поднимаясь с места. Парень встает с места вслед за Кёнсу, пока омега собирает со стола вещи. Джун все еще остается за спиной омеги и прожигает Ноа дотошным взглядом, под которым альфе становится неуютно. Вся эта ситуация кажется чертовски странной для всех троих. — Я просто наблюдательный. — Мне пора идти, — улыбается кончиками губ Кёнсу, а потом закидывает рюкзак на плечо. — Удачи, Ноа. Омега разворачивается, чтобы уйти, и Ноа только в последнюю секунду подрывается следом. — Можно я добавлю тебя в друзья в фейсбуке? Кёнсу даже не оборачивается на его вопрос, словно не услышал, а альфа обреченно прикрывает глаза. И зачем он только спросил про парня, придурок, все испортил! Кёнсу внимательно изучает пейзажи города, что проплывают за тонированным окном заднего сидения машины. Джун ведет осторожно, к слову, с получением временных прав в Германии у него почти не возникло проблем. Не обошлось без помощи Томаса, но тем не менее Джун был большой молодец. Кёнсу вдруг улыбнулся собственным мыслям и еще солнечным лучам весенней погоды. Все-таки апрель в любой стране был особенно хорош. До любил этот месяц в Корее и даже тут в Германии не изменил своего мнения о том, что весна хороша в любом ее проявлении. Впервые за долгое время Кёнсу вдруг почувствовал, что может сделать полный вдох грудной клеткой, но это чувство длилось совсем недолго. Может быть, одну секунду или две. В любом случае, что-то тяжелое быстро сдавило грудную клетку омеги, заставляя прикрыть глаза и откинуть голову на прохладную кожу сидения. — Этот человек надоедает тебе? — внезапно прозвучал голос Джуна, который всю дорогу был довольно молчалив. Кёнсу открыл глаза, пытаясь для начала переварить услышанное. Он не сразу понял, о ком именно речь. — Мы посещаем с ним один факультатив, он просто хотел познакомиться, вероятно. Джун ничего на это не отвечает, а только лишь кивает. Кёнсу не очень понимает реакцию альфы, с одной стороны, а с другой, вероятно, парень все еще чувствовал некую ответственность за хозяйского сына. Омега не знал, о чем они говорят с его отцом за закрытыми дверями его кабинета, но была вероятность, что До Ёнсок все еще просил Джуна приглядывать за Кёнсу. На самом деле, это был очевидный факт. — Как дела на курсах? — вдруг спрашивает Кёнсу. — Если у тебя какие-то вопросы, я бы мог помочь. У меня свободный вечер. Джун встречается с большими глазами омеги в зеркале заднего вида. Альфа молчит пару мгновений, а потом кивает. — Есть парочка вещей, в которых я не могу разобраться, и помощь бы не помешала. Кёнсу улыбается ему, ярко, как не улыбался давно. Парень понимает, что внутри него от этой улыбки расплывается что-то невероятно теплое и становится даже как-то легче дышать. За все эти месяцы в Германии Джун совсем перестал узнавать До Кёнсу. Омега всегда был спокойный и молчаливый, но Джун видел огонь в его глазах в Сеуле. Даже когда он плакал, даже когда был на грани истерики в тот вечер, в доме этого Ким Чонина, его глаза продолжали светиться. Но сейчас он стал словно своей тенью, будто бы готовый исчезнуть и испариться в этом сумасшедшем мире. Джун злился из-за этого, злился на этого Кима, который заставил До Кёнсу страдать. Альфа не понимал, какое ему вообще дело до омеги и всех его страданий, но эмоции, которые испытывал, никуда деть не мог. Он видел, каким плохим было состояние Кёнсу, и хотел ему помочь, но понимал, что абсолютно бессилен. Даже господин До и его муж не могли помочь своему сыну, видимо. — Если у тебя возникают трудности, ты всегда можешь ко мне обратиться, Джун. Я ведь говорил тебе. — У вас у самого много учебы. — У вас? Давно мы снова на вы? — усмехнулся Кёнсу. Он придвинулся чуть вперед, и альфа мог отчетливо чувствовать его запах: парфюм вперемешку с природной вишней. Джун замечал за собой нездоровую тенденцию, он все чаще и чаще зацикливался на этом концентрате. Возможно, дело было в том, что они стали проводить с Кёнсу в разы больше времени, тем не менее парня это очень сильно настораживало. — Прости, привычка, — выдохнул альфа. Кёнсу на это только улыбнулся, а потом снова откинулся на спинку сидения. Берлин был красивым городом. Кёнсу видел, наверное, только десять процентов из всех ста, что мог бы, но все равно был очарован. Омега думал, что ему не будет интересен город и ничего вокруг, но наоборот, когда он ходил гулять в одиночестве, у него получалось отвлекаться от мыслей, что съедали его живьем. Каким-то образом он правда умудрялся думать о чем-то, кроме той ошибки, которую совершил. Кёнсу не так много общался с друзьями из-за разницы во времени, а еще занятости, но все же был в курсе дел. Поздравил Лухана с рождением младшего брата, улыбался в камеру счастливым Чондэ и Минсоку, а еще был рад за Чанёля и Бэкхёна, которые наконец были свободны, судя по последним криминальным сводкам. Иногда отец и папа обсуждали всю эту громкую историю с Пак Донхваном и Бён Мёнсу за столом, и Кёнсу вслушивался в их разговоры тоже, был в курсе всего. Да и корейские соцсети в жизни омеги, к сожалению или к счастью, никто не отменял. Кёнсу иногда заходил в Instagram, чтобы проверить страницу Чонина. Она пустовала. Альфа ее забросил, кажется, ничего не выкладывал и даже не было пресловутых «сториз». Казалось, что Ким Чонин перестал существовать в мире Кёнсу, и омега понимал, что ему не казалось. Может быть, Чонин скоро вообще заблокирует До Кёнсу везде, а может, он просто завел новую страницу и уже это сделал. Или Ким Чонину настолько плевать теперь, что даже блокировать Кёнсу не имело для него никакого смысла и значения. Боже, в голове омеги было столько разных мыслей! Они сводили его с ума. Иногда Лухан пытался начать с ним тему Ким Чонина, но Кёнсу пресекал его еще на попытках заговорить об этом. До был не в состояние обсуждать все это, не в состоянии слушать, как там Чонин, он был труслив и эгоистичен и бежал от правды, которая таким острым копьем вонзалась ему в грудь: Кёнсу предал Чонина, и какие бы оправдания ни придумывал себе омега, с этим фактом он ничего поделать не мог. Но если бы только он знал правду, если бы Чонин хотя бы намекнул ему о своих планах, Кёнсу бы остался до конца. Он хотя бы дождался их свадьбы, может быть. Но у До не было совершенно никакой надежды на то, что все может быть по-другому. Ким Чонин говорил ему о дате свадьбы, иногда в разговорах проскальзывало то, что у них с Бэкхёном идет к ней подготовка. Кёнсу и вся Корея были уверены в том, что Ким Чонин женится на Бен Бэкхёне. Кёнсу просто хотел спасти остатки своей гордости и души, он выбрал себя, а надо было Чонина. И теперь за эту ошибку омеге предстояло расплачиваться всю жизнь. До Кёнсу твердо решил, что не вернется в Корею. Что бы ни говорили друзья, а они уже не раз пытались намекать на его возвращения, омега точно знал, что жить он останется тут, в Европе. Не обязательно в Германии, но делать ему в Корее теперь точно нечего. — Мы приехали. Из мыслей Кёнсу вырвал голос Джуна. Альфа плавно затормозил перед воротами гаража, которые медленно открывались. Кёнсу улыбнулся парню кончиками губ, открыл дверцу и вышел из автомобиля. Кёнсу и сам не понял, что произошло, когда внезапно его ноги подкосились, а перед глазами поплыла картинка. Он машинально схватился за холодный металл корпуса машины, пытаясь удержать равновесие. Омегу мутило, голова кружилась, и знакомое чувство тревоги и страха подступило к горлу. — Кёнсу? — Джун подбежал очень быстро, прижимая Кёнсу к себе. — Тебе снова плохо? До не мог сформулировать ответ. Только прикрыл глаза, вцепился в руку альфы. Ему было плохо, в очередной раз, омега пытался не потерять сознание, как обычно, но и в этот раз проиграл. Омега открыл глаза от ласкового прикосновения ко лбу. Над ним сидел папа и улыбался кончиками губ, а в глазах родителя застыли слезы. Кёнсу увидел их отчетливо, стоило лишь открыть глаза. Омега подтянулся повыше на подушках, а потом папа протянул ему стакан воды. Парень выпил его весь, едва прикрыл глаза, чтобы перевести дух. Он прислушался к собственному состоянию, в очередной раз осознавая, что с ним будто ничего и не происходило. Он чувствовал себя отлично. — Долго я провалялся? — Пару часов, — выдохнул Юнсу. — Как ты себя чувствуешь? — Будто ничего и не происходило, — усмехнулся Кёнсу, а потом свесил ноги с кровати, зарываясь рукой в волосы. Они с папой молчали, потому что уже не раз эта тема обсуждалась. Родители уговаривали его пойти к врачу, но каждый раз Кёнсу отмахивался. Говорил, что это просто джетлаг, переезд, новый климат, течка. Он всегда находил отговорки, но в глубине души знал правду: он не видел никаких причин этим обморокам и слишком хорошо понимал, что ему нужно пойти и обследоваться полностью. — Отец запишет тебя к врачу. В среду. — Я не хочу. Оба омеги звучали безапелляционно. Тема ведь было достаточно болезненная, уже не раз обсужденная за семейный обеденным столом. Родители были не на шутку обеспокоены, но Кёнсу игнорировал это тоже. — Кёнсу, послушай меня, — Юнсу повернулся к сыну и посмотрел точно ему в глаза. — Ты должен пойти к врачу и обследоваться, слышишь меня? Это может быть что угодно, начиная простым переутомлением, заканчивая злокачественной опухолью. Тебе совсем плевать на свое будущее? Кёнсу едва прикрыл глаза. Он не хотел ссориться с папой, эта тема всегда вела их в тупик. До не мог сказать родителю правду, но она крутилась у него на кончике языка. Да, Кёнсу было действительно плевать на свое будущее теперь. Возможно, это было тоже очень эгоистично по отношению ко всем тем, кто любит его, а этих людей было немало, каким бы одиноким и брошенным себя Кёнсу ни ощущал. Но До ничего не мог с собой поделать. Одной своей частью Кёнсу и вовсе уже был мертв, оставалось добить оставшееся. И чем больше времени проходило, тем лучше укоренялась эта идея в голове парня. Нет, не было никакого драматизма и явных суицидальных мыслей, просто для Кёнсу теперь не имело смысла быть здоровым. Люди хранят свое здоровье, чтобы жить подольше и наслаждаться будущим эфемерным счастьем, которое они всегда ищут, но До перестал искать, потому что однажды его приобрел и не смог по достоинству оценить. Омега теперь не сможет вернуться к своему счастью, так какой смысл быть здоровым и заботиться о своем будущем? Кёнсу не собирался больше быть счастливым, и все, что он делал, он делал по инерции. Ел, пил, гулял, учился. Это давалось ему автоматически, каждый его день был такой. Но поход к врачу, все эти обследования, мысли о здоровье — все это требовало определенного усилия, траты времени. Кёнсу не хотел этим заниматься, так как не видел смысла. Перестал видеть, если быть точнее. Но омега знал, что папа такой ответ от него не примет. Во-первых, он просто не знает всех обстоятельств, во-вторых, вероятно, До Юнсу не способен понять, как вообще Кёнсу может быть плевать на свое будущее из-за какого-то альфы. Парень никогда открыто не спрашивал папу о его чувствах к отцу, но чувствовал и видел всю любовь и очень близкие отношения между ними. Однако даже несмотря на это, он все равно почему-то думал, что папа не сможет его понять. До Юнсу не совершал подобных глупостей в своей жизни, не связывал себя отношениями с альфой, который изначально не мог бы ему принадлежать. Так что для Кёнсу не было никакого смысла посвящать папу в свои проблемы. Он только расстроится, они снова поругаются, возможно, очень сильно поругаются, так зачем это все? — Пап, это все пройдет, — выдыхает наконец Кёнсу. Юнсу смотрит на сына долго и пристально, кажется, он крепко задумался о чем-то. Кёнсу знал этот взгляд старшего, обычно за ним всегда следовали нравоучения, и в этот раз, кажется, мужчина не собирался изменять своим правилами. — Послушай меня, Кёнсу, — спокойно начал До. — Ты не должен так безответственно относиться к своему здоровью. У тебя впереди целая жизнь, тебе только двадцать лет, как ты собираешься жить с этим дальше? А если это что-то серьезное и у тебя каждая минута на счету? — Пап, что-то действительно серьезное неизлечимо, и ты это знаешь, все остальное — пройдет. Так что какой смысл во всем этом? Последние слова, вероятно, ввергают старшего омегу в шок. Он смотрит на Кёнсу так, словно тот сказал, что-то очень ужасное. Кёнсу думает, что именно с таким выражением лица смотрел бы папа на него, узнай он, кто тот самый альфа его сына. Эта мысль даже забавляет Кёнсу, но голос папы вновь врывается в сознание. — Ты звучишь как совершенно глупый и глубоко необразованный человек, До Кёнсу. Что абсолютно недопустимо для тебя. — Почему нет? — усмехается омега. — Может, и допустимо, пап, но просто не в твоем мире. Юнсу совершенно теряется. Он буквально не узнает Кёнсу, и хотел бы омега все свалить на влияние нового места и их переезда, но Юнсу знает горькую правду: он вообще ничего о своем сыне не знает. Омега признал это, оставалось принять, а с последним было очень тяжело справиться. Юнсу пытался сделать это с того их разговора на лестницах ночью, но Кёнсу строил стену между ними все выше и выше, а старший омега просто не понимал, как её можно перелезть. И вот теперь эта стена стала ещё больше. — Я желаю тебе всего самого наилучшего, Кёнсу. — Я знаю, пап. Юнсу тяжело вздыхает, глядя прямо на сына. Младшему тяжело выдерживать такой взгляд родителя, так что он отводит глаза в сторону и мнет край своего одеяла. — Мы с отцом беспокоимся, Кёнсу. С тех пор как мы приехали в Берлин, ты совсем изменился. И еще эти твои обмороки. Разве, по-твоему, это нормально? Расскажи, что у тебя происходит, сынок. Омега прикрыл глаза. Голос папы почти дрожал, и Кёнсу понял, что чуть ли не впервые слышит от родителя подобные интонации. Похоже, отец и папа все замечали, просто не показывали этого Кёнсу, но теперь все вырывается под действием эмоций. Кёнсу откидывает в сторону одеяло, подвигается к папе и кладет голову ему на плечо. — Я бы очень хотел тебе все рассказать, пап, но… Мне нечего рассказывать! — парень врет и очень нагло, но у него нет другого выбора. Он все еще не хочет посвящать родителей во всю эту историю с Чонином, не хочет ничего говорить вслух кому бы то ни было, так что он смотрит в папины глаза и продолжает лгать. — И давай так: если в следующий раз обморок снова повторится, я обещаю тебе, что схожу к врачу. Идет? — Зачем ждать следующего раза, Кённи? — Мне нужно время подумать, пап. Я почти уверен, что за всем этим не скрывается ничего серьезного, обычное переутомление, так что не волнуйтесь с отцом. Со мной все хорошо. Парень старается звучать убедительно. Юнсу на это только тяжело вздыхает, а потом прижимает сына ближе к себе, целуя в висок. Кёнсу улыбается кончиками губ, прикрывая глаза. Хотелось навсегда остаться в теплых и ласковых объятиях папы, и чтобы внешний мир не касался его никак. Но, к большому сожалению, мир не позволяет быть тебе ребенком вечность.       Исин нервно листает свою презентацию на IPad, закусывая губу и думая о том, что он точно что-то упустил или сделал не так. Уже на следующей неделе должна была начаться конференция, и, собственно пройти само выступление Исина. Чжан Исин чертовски сильно нервничал из-за всего этого, а еще из-за преподавателя Кима, кажется. Хотя омеге казалось, что он уже справился со своим мандражем перед Ким Чунменом. Однако чувства к нему всё ещё никуда не исчезли. Омега очень тщательно готовился к этому выступлению, каждый день изучал каждую деталь и был готов рассказать, даже если его разбудят ночью. Но все равно он очень сильно волновался, что не сможет оправдать всех возложенных на него ожиданий и подведет преподавателя. Честно говоря, Исин всё ещё был удивлен тем, что Чунмен решил выбрать именно его для этой конференции. Апрельские встречи были важным мероприятием не только для Ульсана, а для всего научного сообщества страны, так что это была очень ответственная миссия. И Исин всё ещё был не уверен, что кафедру устроит тот факт, что преподаватель Ким выбрал на эту роль студента по обмену из Китая. Однако омега старался не думать обо всем этом и просто выполнять свои задачи, а главное — делать это на все сто баллов. — Исин, вы уже пришли, — Чунмен подходит к своему кабинету, перед которым стоит Чжан, улыбаясь кончиками губ. У преподавателя в руках стопка бумаг, возможно, это были очередные работы студентов. Он открывает двери кабинета и пропускает омегу вперед. — Я немного задержался с группой. — Все в порядке, это я пришел пораньше, — Исин улыбается альфе в ответ. Садится на свое уже привычное место и вновь раскладывает вещи. Чунмен кидает стопку бумаг на стол, а потом стаскивает с плеч пиджак, параллельно настраивает проектор в кабинете. — Закончили презентацию? — Да, — кивает Исин. — Я очень нервничаю, преподаватель Ким. Вы всё ещё уверены, что я должен быть этим человеком? — Конечно уверен, — кивает мужчина. И Исин правда слышит эту уверенность в голосе Кима. Исин прекрасно понимает, что делает это всё только потому что его попросил Ким Чунмён. Будь это любой другой преподаватель, Чжан даже не стал бы начинать, потому что физика никогда не была ему настолько интересна, и ему просто нужны были хорошие оценки для диплома и выпуска из академии. Но как бы Исин не хотел, Чунмену он отказать не мог, и дело тут было не только в уважении к преподавателю и благодарности за все, что он сделал для Исина. Чжан просто не был способен ему сопротивляться, и осознание этого каждый раз дробило парня на куски. Омега всячески старался подавлять это в себе, хотел быть уверенным в себе, точнее, он думал, что так и есть, пока не встретил Ким Чунмёна. Исин осознавал иногда ужасающий его до мурашек факт: если бы прямо сейчас Чунмён предложил ему встречаться, Исин согласился бы не раздумывая. Парню было искренне плевать на все обстоятельства, на то, что они студент и преподаватель, его чувства росли в геометрической прогрессии каждый день. Просто омега учился справляться с этим потоком, который сбивал его с ног, но все же он так и не научился сопротивляться. Всё это доводило Исина до истерик в подушку. Он ощущал свою беспомощность, и ему было искренне себя жаль. Почему он не мог влюбиться в кого-то другого, от кого бы точно получил взаимность? Почему Исин выбирал всегда самые сложные пути? Парню просто стоило отказаться от Ким Чунмёна, но у него не получалось. — Исин, вы меня слушаете? — голос Чунмёна вновь вернул омегу в реальность. Альфа стоял слишком близко, а парень даже не заметил, когда он успел подойти. Чунмён, вероятно, хотел что-то ему показать в планшете. — Нажмите на «Разрешить просмотр». Почему-то голос мужчины звучал ниже, чем обычно. Он разрядами тока прошелся по слуху Исина, а потом эти разряды превратились в мурашки, что побежали вниз по позвоночнику и рассыпались где-то там, внизу живота. Чжана внезапно охватила дрожь, но он старался не подавать вида изо всех сил. Омега медленно нажал на предложенную системой кнопку, а Чунмён уже был у своего рабочего стола, что-то там нажимал на ноутбуке. Наконец, подготовленная Исином презентация показалась на интерактивной доске. Чжан незаметно выдохнул. Что это вообще такое с ним сейчас было? — Вот тут можно убрать некоторые абзацы, но в целом хорошо, — кивнул Чунмён. Он сосредоточено изучал материал, а Исин вдруг снова принялся изучать его широкую спину и узкую талию. Абсолютно дурацкие и неуместные мысли лезли в голову парня, и он ничего не мог с этим поделать. И снова прилив жара заставил омегу напрячься всем телом. Да что же это такое с ним было? Чунмён долистал презентацию до конца. Он по ходу просмотра добавлял правки, но Исин совершенно был не способен их воспринимать. Тело дрожало, в голове был один туман. Чжан невольно потянулся к мобильнику и открыл календарь. До течки была еще целая неделя, но прямо сейчас он чувствовал все её симптомы. — Исин? Всё хорошо? — Простите, преподаватель Ким, но можно мы продолжим в другой раз? Мне нехорошо. Исин встал с места, чувствуя, как его покачивает. Чунмён вопросительно смотрел на парня, видимо, преподаватель был сильно удивлен таким внезапным порывом. — В каком смысле нехорошо? Может, вас до медпункта проводить? — Нет-нет, я сам дойду. Простите, что срываю занятие. Исин спешно собрался и уже хотел выйти из кабинета, как вдруг его запястье крепко сжали в чужой хватке. Чунмён снова оказался слишком близко, и это вновь произошло неожиданно быстро для омеги. Одной рукой мужчина захлопнул обратно приоткрывшуюся дверь кабинета позади парня и прижал его к ней. Чжан открыл рот, хотел что-то сказать преподавателю, но так и замер, стоило посмотреть ему в глаза. Там чернота зрачка полностью заполнила золотисто-карюю радужку. Ким смотрел так, словно Исин сделал что-то ужасное, но омега понятия не имел, что это нашло на мужчину. Ким Чунмён прямо сейчас прижимал его к двери собственного кабинета, а потом вдруг опустился ближе к шее парня, вдыхая его аромат полной грудью. У Исина подкосились ноги, он схватился за плечо мужчины и замер, не смея поднять глаза. Все происходящее казалось каким-то сном. Они оба не должны были вести себя подобным образом, ведь никаких предпосылок для этого не было. Еще минуту назад Ким Чунмён был в абсолютном адеквате, говорил и вел себя как обычно. Это у Исина отрывало чеку, но это тоже не было чем-то необычным. Омега умел с этим справляться обычно. Однако прямо сейчас они оба, казалось, попрощались с выдержкой и самообладанием. — Преподаватель Ким, — голос Исина дрожал, как и он сам. С головы до ног по его телу бегали мурашки, и парень не знал, что с этим делать. Сандал забивался в нос, не давая сделать вдох кислорода, казалось, в маленьком пространстве кабинета его и вовсе не осталось. Чунмён крепче сжал по инерции тонкое запястье в руке. Исин невольно зашипел, эта боль его отрезвила, точно, как и Чунмёна. Альфа вдруг отскочил от парня, поднимая на него глаза. Он неверяще смотрел на свою руку, тяжело дышал, пытаясь осознать произошедшее. — Прости, черт… Исин, я… Не хотел этого. — Я пойду, преподаватель Ким. На этих словах Чжан вылетел из кабинета, как ошпаренный, а Чунмён остался смотреть ему вслед, замерев, как вкопанный. Он снова посмотрел на свою руку, а потом уперся о край стола. Все тело было напряжено, в голове не осталось ни единой трезвой мысли, и только запах ванили все еще держал Чунмёна в плотном тумане, взорвавшись словно граната и не оставив ему ни шанса. Ким застонал, осознавая самое страшное. В паху было болезненно тесно, и альфа просто не мог поверить в это все. У него встал на собственного студента? Вот так вот посреди рабочего дня, в самом разгаре учебного процесса? Ким Чунмён не мог пасть настолько низко, все это было похоже на сон. Хотя, такое ему даже во сне никогда не снилось. Исин не может точно вспомнить, как оказался в своей комнате. Он тяжело дышит, прислоняется спиной к двери и медленно сползает по ней вниз наконец позволяя себе расслабиться. Что вообще такое произошло в кабинете у преподавателя Кима? Исин все еще дрожит всем телом, чувствует, как разряды тока ползут вниз по ногам и их сводит судорогой. Омега прикрывает глаза в надежде усмирить эти чувства, но они от этого становятся только сильнее. Въедливый аромат сандала оседает горьким вкусом во рту омеги. Исин облизывает губы, и в голове от этого стреляет воспоминанием того несчастного поцелуя. Еще одна резкая судорога пробивает парня насквозь, теперь ему даже дышать сложнее, и это начинает не на шутку пугать. Чжан не знает, что ему делать, так что вытаскивает из кармана мобильник и набирает номер Бэкхёна. Надеется, что друг ответит ему быстро, потому что Исину вдруг становится чертовски страшно, еще чуть-чуть — и он потеряет сознание, но Бён, как назло, не берет трубку. Исин жмурится снова, потому что его все еще трясет, с трудом доходит до окна и распахивает его настежь. Так становится немного легче, и парень откашливается. Черт возьми, это действительно течка, которая пришла слишком рано. Омега чувствует, как по бедрам течет смазка, и обреченно прикрывает глаза. Все до банального просто, у него сбился цикл, в очередной раз.       Чунмён прикрывает глаза, сдерживая в груди стон. Черт, черт, черт. Ты правда докатился до этого? В голове тысячи мыслей проносятся роем, пару движений рукой, альфа прикрывает глаза. Под веками расплывчатый образ хрупкой фигуры, а в носу, во рту, во всех рецепторах только приторно-сладкая ваниль. Чунмён хотел бы думать о яблочной кислинке, но образ студента нагло выталкивает то, что должно быть в воображении по всем законам и правилам. Ким стискивает зубы крепче, опирается рукой о стенку кабинки и надеется, что не издаст ни звука. Когда последний раз ему приходилось мастурбировать в общественном туалете? Хотя, сюда больше подходило точное «дрочить», и это вызывало резкую дрожь по крупному телу. Чунмёна не отпускало, потому что мысли в голове путались. Картинки сменялись одна за другой, его гнуло под тяжестью ярких красок и всплывающих картин в голове. Наконец, мужчина просто сдался животному началу, потому что он уже дошел до точки, когда пришел удовлетворять себя в общественный туалет академии, где работает преподавателем. Он не делал подобного в этих стенах, когда был студентом. Но сейчас… Его метало в агонии. Сознание подкидывает новый сюжет. И в нем тонкое упругое тело выгибается под крутым углом, и Чунмён чувствует почти его вкус, аромат и узость, прикрывая глаза и откидывая голову назад. В его голове студент абсолютно нагой, льнет ближе к нему на том самом рабочем столе, и это все, что нужно Киму, чтобы кончить. В голове образуется абсолютная пустота и вакуум после короткого, но очень яркого оргазма. У Чунмёна краснеет шея и кончики ушей, он стыдится самого себя и того факта, что, будучи тридцатилетним мужиком, он дрочит на своего студента в стенах Ульсана. Разве такое могло произойти с ним? С абсолютно уравновешенным и здоровым человеком, у которого отлично получалось разграничивать работу и личную жизнь. В конце концов, Ким Чунмён был помолвлен и счастлив в своих отношениях, и он не мог быть тем, у кого встает на своего студента. Будь этот студент хоть триста раз красив, сексуален и притягателен. У Чунмёна невольно вырывается из груди обреченный стон. Сладкая ваниль на кончике языка. Она была все еще тут, рядом с альфой, как в ту короткую секунду, когда он вдохнул аромат Чжан Исина полной грудью. У Чунмёна дрожь по позвоночнику. Этот парень всегда пах так?       Ким усмехается, приводя себя в порядок. Может, ему стоит навестить психиатра? Иначе как объяснить это все? Он не был из тех альф, что пускали слюни на каждого второго омегу. У Чунмёна была определенная выдержка, даже если он откровенно понимал, что у омеги течка, он мог себя сдерживать. Потому что только животные не контролируют себя в таких ситуациях, у людей есть куда более развитая центральная нервная система, которая властна над гуморальной, кто бы что ни говорил. И Чунмён прекрасно это знал. Однако в этот раз случилось что-то, с чем он не мог справиться и абсолютно не мог это контролировать. И альфе стало по-настоящему страшно от этого. У Чунмёна звонит телефон, пока он умывается. Альфа наспех вытирает руки бумажным полотенцем и вытаскивает мобильник из кармана. — Да, Тэ? Приеду вечером, конечно, — Чунмён смотрит в зеркало и хочет понять, что все это должно значить. Но у него в голове ни единого ответа, а сердце тем временем бешено бьется в глотке. Все это имеет привкус чего-то неправильного.       Бэкхён с интересом разглядывает дом, на территорию которого они с Чанёлем въезжают. Альфа всю дорогу был молчалив, и Бэкхён отчасти понимал его состояние. Кажется, Чанёль нервничал даже больше самого омеги, пока они ехали в дом Пак Чанмина. Бён с интересом разглядывал зеленую лужайку и аккуратный сад, а потом и сам дом. Он был красивый, спроектированный со вкусом. Не такой большой, как особняки типичных богачей, в которых привык бывать Бэкхён ранее, скорее, от него веяло уютом. Омегу это заставило улыбнуться почему-то, в таком месте вырос его альфа, да? — И часто ты здесь тусовался раньше? — Бэкхён поворачивается к парню, когда они тормозят почти перед лестницами у входа. Чанёль глушит двигатель, а потом едва пожимает плечами. — Я не очень любил этот дом раньше. — Почему? — Потому что мы с отцом были словно чужие. Он не уделял мне внимания, и до поры до времени, мне казалось, что мой дом в фамильном поместье, — усмехнулся Чанёль. Бэкхён несколько помрачнел. Парень ярко запомнил поместье, и оно стало для него местом самого большого кошмара в жизни. С самым страшным монстром внутри него. Для омеги было не совсем понятно, как Чанёль мог любить это место, но тут же Бэкхён вспомнил, как сам когда-то считал своим домом поместье дедушки. — Знаешь, сначала я хотел спросить тебя, как тебе вообще могло нравиться столь ужасное место, а потом вспомнил себя, — усмехнулся Бэкхён. — Мы всегда считаем домом то место, где, как нам кажется, нас любят. Чанёль посмотрел омеге прямо в глаза, а потом едва потянулся вперед, подцепляя тонкий подбородок. — Тогда где наш дом теперь, Бэкхён? — Ты знаешь ответ, Пак Чанёль, — парень улыбнулся совсем ярко, а потом обвил ладонями любимое лицо. Он оставил короткий поцелуй на пухлых губах парня. — Перестань трястись, мы с твоим отцом отлично поладим. Чанёль удивленно округлил глаза. Он не ожидал, что Бэкхён так легко его раскусит, хотя уже стоило бы привыкнуть к тому, что омега знал о нем очень многое. А еще он принимал все в Чанёле, без исключения. Альфа только недавно осознал это в полной мере. Бэк действительно готов был на все ради него, готов был принять его любым, без оговорок, он… Даже закрыл глаза на то, что Чанёль убивал людей. От этой мысли каждый раз сердце Пака сжималось, а потом готово было разорваться. Парень не мог поверить собственному счастью, его омега не просто хорошо ему подходил в физиологическом смысле, являясь истинным, он еще и стал тем, кто понимает его действительно во всем. Как никто другой на этом свете. И именно от этого осознания Чанёлю становилось вдвойне больнее, когда он замечал то, как Бэкхёну тяжело быть с ним в физическом смысле этого слова. Они не могли быть настолько родными и далекими одновременно, это просто не укладывалось в голове парня. — Пойдем? Твой отец ждет нас, — голос омеги отвлек Чанёля от собственных мыслей. Альфа только кивнул, открывая дверцу машины.       Пак Чанмин и правда их ждал. С широкой улыбкой, он встретил обоих парней на пороге своего дома. Бэкхёну вдруг стало неимоверно уютно и тепло, стоило лишь только увидеть открытую улыбку мужчины. Омега только сейчас начал замечать невероятное сходство отца и сына. Раньше Бэкхён был уверен, что Чанёль вылитая копия его дяди, но сейчас он осознал, что на Пак Чанмина он похож в равной степени. Внезапно омегу посетила мысль, что было бы круто увидеть фотографию папы Чанёля, однако парень даже не решался спросить об этом у самого альфы. Для Пака это все было довольно болезненным, и Бэкхён не торопил его с откровениями. — Здравствуйте! — Бэкхён поклонился Чанмину, который только расцепил объятия с Чанёлем, а потом совсем не ожидал, что его осторожно притянут к широкой груди. Чанмин и Чанёль были одного роста и похожего телосложения, но, видимо, из-за возраста старший Пак все-таки казался более внушительным. Бэкхёну приходилось задирать голову, чтобы заглянуть в глаза мужчины. — Я рад видеть тебя здесь, Бэкхён. — Спасибо, что пригласили, — улыбнулся омежка, осторожно выскальзывая из объятий Чанмина.       Бэкхён чувствовал, как в грудной клетке сердце начало биться быстрее, вновь его стук словно застрял в глотке. Парень пытался держать себя в руках и не подавать вида, но это было очень сложно. Ему было тяжело со всеми альфами кроме отца и братьев. И с каждым днем парень понимал это все отчетливее, хотя раньше думал, что все в порядке. Чанмин прекрасно заметил эту реакцию омеги, но не стал акцентировать на этом внимания. Лишь бросил короткий взгляд на сына, который, казалось, был и вовсе не в своей тарелке. У этих двоих все было далеко не гладко, и Паку старшему это бросалось в глаза сразу. — Ух ты, вы все это сами приготовили? — Бэкхён был действительно впечатлен большим столом, накрытым самыми разными блюдами. Чанмин улыбнулся, а потом пожал плечами. — Я бы соврал, если бы сказал, что все это моя заслуга, но кое-что я приготовил все-таки сам, да. — Это так круто! Бэкхён внимательно разглядывал интерьер дома. Здесь было довольно уютно, и холостяцкой берлогой дом было не назвать. Все в светлых тонах, очень выдержанное и минималистичное. Вероятно, хозяин следил очень тщательно за домом и наверняка делал это не один. Сейчас Бэкхён не видел никого из прислуги, но догадался, что Чанмину было бы тяжело поддерживать в таком хорошем состоянии такой большой дом в одиночку с его графиком работы. Чанёль иногда рассказывал о том, что отец был большим трудоголиком, днем и ночью находился в больнице. Бэкхён знал теперь, что Пак Чанмин очень известный в академических кругах человек, к которому на операции в очередь становятся на годы вперед. Омеге даже было интересно расспросить альфу о его работе подробнее, потому что в окружении Бэкхёна раньше не было врачей, и тем более хирургов. Парень осознавал, что вообще очень мало знал о семье Чанёля, как вообще так получилось, что его отец — сын главного криминального авторитета страны — стал тем, кто спасал десятки, а то и сотни жизней? Пока все эти вопросы оставались без ответов в голове омеги, но он надеялся, что со временем все узнает лучше. В конце концов, он готов был ждать ровно столько, сколько потребуется Чанёлю, чтобы заговорить обо всем без препятствий. — Как добрались? Все хорошо? — спросил Чанмин, направляясь в сторону кухонной зоны. Столовая была достаточно большая, поделенная на обеденную зону и зону для готовки с большим кухонным островом из белого мрамора. — Да, все нормально, — кивнул Чанёль, усаживаясь за стол, и посмотрел на Бэкхёна. Омега не спешил садиться на место, разглядывая, чем там занят Пак Чанмин, а он, кажется, возился с едой. — Вам помочь? — Бэкхён подошел чуть ближе, на что Чанмин только улыбнулся и отрицательно мотнул головой. — Садись, Бэкхён-а, для помощи существует вон тот оболтус. — Я вас вообще-то слышу, — закатил глаза Чанёль, на что Бэкхён и старший Пак рассмеялись в голос.       Ужин проходил в легкой и непринужденной обстановке, даже несмотря на то, что Чанёль большей частью молчал. Зато Бэкхён очень легко нашел общий язык со старшим Паком, и их беседа клеилась так непринужденно, что Чанёлю в какой-то момент начало казаться, будто это Бэкхён сын Пак Чанмина. Но альфе так было спокойно от этого, он очень боялся того, как будут складываться отношения между отцом и Бэкхёном, потому что во всем мире теперь — это были самые близкие его люди. И пусть судить рано, но все же первое впечатление очень важное. — Твой отец обязательно должен приехать в следующий раз, — голос Чанмина заставляет Чанёля вникнуть в беседу между отцом и омегой. — Он хотел и сегодня, но, к сожалению, очень много дел теперь с разделом имущества корпорации. — Понимаю, — кивнул Чанмин. — В любом случае, Сон Хёк точно со всем разберется. — Да, — улыбнулся Бэкхён, поднимая на мужчину взгляд. — Он справится. — Как у вас дела на учебе? — теперь Чанмин переводит взгляд и на Чанёля. — А то Чанёль ничего мне не рассказывает. — Все хорошо, отец. Там нечего рассказывать, как всегда, ходим на пары, и обратно.       Бэкхён смотрит на своего парня украдкой. Чанёль врет отцу, кажется, по привычке. Он будто даже не задумывается над своими словами, и омега узнает в этом себя снова. Бэкхён тоже не привык никому рассказывать о своих делах правду, всегда только заученные тексты и ответы на любой вопрос, чтобы не лезли дальше, чем он готов впустить. Даже если это родной родитель. Джунсо редко интересовался его делами, а если и спрашивал, то всегда в личных целях. Но дедушка всегда старался быть в курсе, однако Бэкхён и ему не всегда говорил правду. По разным причинам: не хотел волновать, разочаровывать, по крайней мере, именно так думал омега тогда. Но если размыслить над его прежней жизнью сейчас, у Бэкхёна в голове всплывают странные вопросы. А доверял ли он вообще хоть кому-то из своей семьи? Раньше омега с полной уверенностью ответил бы, что дедушке доверяет точно. Но теперь было больше осознанности, и омега спрашивал у самого себя, а почему, если он доверял дедушке, он не мог ему рассказать обо всем? Бэкхён не знал, как правильно отвечать на такой вопрос. Одно он знал точно: теперь ему хотелось пересмотреть под микроскопом всю свою жизнь и заново расставить все по своим местам. Было полное ощущение, что его прошлое потрясли, как большой кукольный домик, все внутри попадало и перемешалось, и теперь следовало навести порядок. И в то же время все казалось уже таким маленьким и неважным, ведь кукольные домики не живые. Именно так ощущал всю свою прежнюю жизнь омега и не знал, какова теперь его реальность? Она тоже окажется через время кукольным домиком? От этого было чертовски страшно. — Это прекрасно, раз у вас все хорошо, — улыбается Чанмин, а затем смотрит Бэкхёну точно в глаза. — Если вы оба не обманываете старика. У омеги даже приоткрывается рот. Он замечает, что взгляд у старшего Пака несколько суровеет, и он узнает в этом взгляде Чанёля, когда альфа серьезен. При этом Пак Чанмин все так же улыбается, и все это вкупе создает огромный диссонанс в голове Бэкхёна. — Зачем нам вас обманывать, — Бэкхён тоже держит лицо. Что бы там ни было, он придерживается версии Чанёля, и будет так делать в любой ситуации.       Внезапно разговор прерывает зазвонивший телефон Чанёля. Альфа вытаскивает мобильник из кармана и удивленно смотрит на дисплей, а потом извиняется и выходит из столовой. Чанмин и Бэкхён провожают его долгим взглядом, после чего старший Пак вновь отвлекает Бэкхёна. — Давай я положу тебе еще, — Чанмин указывает на почти пустую тарелку Бэкхёна. На что омега только отрицательно машет головой. — Я уже наелся, аж трудно дышать, — улыбается Бэкхён. — Вы очень вкусно готовите! — Я рад, что тебе понравилось, — Чанмин слишком пристально смотрит на Бэкхёна, понимает, что несмотря на все то, что ему пришлось пережить, этот мальчишка действительно словно светится изнутри. Это было редкое качество, которое можно было встретить в людях. Чанмин встречал только одного такого до Бэкхёна. — Мою еду уже давно никто не хвалил и не пробовал. — А как же Чанёль? — Бэк хочет чуть больше узнать об отношениях альф, и ему хочется послушать другую сторону тоже. Чанмин молчит какое-то время, а потом тяжело вздыхает, откидываясь на спинку стула. — Не знаю, говорил ли тебе Чанёль, но я думаю, между вами нет тайн. Мы с ним не то чтобы хорошо ладили до последнего времени. Я был… Не самым лучшим отцом. Бэкхён смотрит прямо в глаза мужчине. — Знаете, мой отец тоже так говорит, но… Я думаю, что даже при том условии, что я его не знал, я ощущал его присутствие в своей жизни, и это уже хорошо. И если захотеть, то можно исправить почти любую ошибку, пока мы все живы. — Теперь ошибки совершать еще страшнее, чем когда он был ребенком. Бэкхён улыбается, очень ярко. — Чанёль любит вас, я знаю. Что бы ни случилось, он хочет узнать своего отца получше, он все детство об этом мечтал. Так что вам не стоит бояться. Пусть он и скрывает свои настоящие чувства от тех, кто его любит, но это не значит, что он не хочет взаимности. Просто не знает, как ее правильно просить. Чанмин улыбается парню в ответ. Этот мальчик… Он действительно был очень умен и, похоже, любил Чанёля по-настоящему. У Чанмина от этой мысли щемит сердце. В этой жизни первое, что он пожелал бы своему ребенку, это обрести настоящую любовь, познать ее в полной мере и сохранить рядом с собой на всю жизнь. Это то, чего не смог добиться сам Чанмин, то, чего он лишился. И альфе очень хотелось знать, что Чанёль смог получить все это вместо своих родителей. Поэтому от слов Бэкхёна у старшего Пака невольно наворачивались слезы. — Спасибо, что так внимателен к нему, Бэкхён-а, — тихо проговаривает мужчина. — Прошу тебя, позаботься о моем сыне, как следует. Чанмин, кажется, даже порывается встать и поклониться парню, но Бэкхён кидается к нему, сжимая широкие плечи. Его глаза испуганно округлены, и омега удивлен. — Что вы делаете? Это я… Я должен делать нечто подобное. Для первого знакомства вы чересчур… — Бэкхён тараторит, вероятно, это его защитная реакция. А Пак Чанмин пытается вобрать больше воздуха в легкие, а затем осторожно усаживает омегу на его стул. — Прости меня, Бэкхён. Просто… После смерти папы Чанёля в этом доме еще никто и никогда не отзывался о нем, да и обо мне с таким теплом. Ты прав, это все чересчур для первого знакомства, но я привык по жизни говорить то, что думаю, поэтому скажу тебе прямо сейчас, что с твоим появлением многое изменилось в его жизни, а значит, и в моей. Ты — его маяк, на свет которого он выбрался из тьмы. Ты справился с задачей, с которой не смог его родной отец, поэтому я очень тебе благодарен, Бэкхён. Я затеял этот ужин, чтобы сказать тебе эти слова. Мой сын неидеален, но я правда прошу тебя быть к нему терпеливее. И в то же время, несмотря на то что он мой сын, если он обидит тебя, ты можешь прийти ко мне и все рассказать. Хорошо? Для Бэкхёна все эти слова и правда были шокирующими. Он совсем не ожидал услышать все это вот так внезапно, почти при первой встрече. Но он отчетливо видел, как застыли слезы в глазах Пак Чанмина. — Я дорожу им очень сильно, и я знаю, что он не обидит меня никогда. Иначе я бы тут не сидел. Поэтому я обещаю вам, что очень сильно постараюсь ради него и себя. — Спасибо, — Чанмин улыбнулся теперь очень ярко. Бэкхён ответил ему такой же улыбкой и хотел сказать что-то еще, но не успел. В комнату вернулся Чанёль, который несколько вопросительно оглядел отца и Бэкхёна. Ничего сверх бросающегося в глаза, но, кажется, у них произошел какой-то разговор. — Всё в порядке? — спросил Чанмин, замечая определенное замешательство сына. — Мне звонил судья Чон. Бэкхён невольно напрягся. Он знает, что обычно, когда звучало это имя, это означало, что что-то происходит. Но Чанёль казался абсолютно спокоен. — Вроде бы ничего такого, он попросил встретиться, сказал, что к делу это отношения не имеет. Просто хочет личной встречи. Чанмин удивленно выгнул бровь. — Мне поехать с тобой? — Да я думаю, не надо, — Чанёль устроился вновь на своем месте. — В случае чего я смогу за себя постоять. Бэкхёну это все не нравится, но он молчит. Омега решает сказать все, что думает, Чанёлю наедине, так что остальной ужин проходит за обсуждением каких-то пространных тем. Чанмин уговаривает их остаться ночевать дома, так как уже поздно ехать в Ульсан или в Сеул, да и смысла никакого. Завтрашний день — выходной, а Бэкхён с Чанёлем даже не придумали, как будут его проводить, так что оба соглашаются. Чанмин чертовски рад, и младший Пак даже удивлен этой реакции отца. Ему кажется, что он никогда раньше не видел его таким… Таким живым. По этой причине Чанёль и соглашается остаться, тем более, Бэк тоже был не против. Альфа сам расстилает им постель в своей комнате, а потом выдает Бэкхёну парочку вещей из гардероба. Омега улыбается, когда выходит из душа, переодетый в одежду Пака, а потом принимается рассматривать его комнату. — Сколько тебе тут? — парень берет в руки небольшую рамку с фотографией. Маленький Чанёль обнимает на ней большую гитару. — Не помню, — едва пожимает плечами Пак. — Наверное, лет пять. — Миленький, — Бэкхён улыбается очень ярко. Чанёль едва тянет парня к себе, заглядывая в его бездонные глаза. — О чем вы говорили с отцом? — О тебе. — Правда? — Чанёль, кажется, удивлен. Бэкхён усмехается. — У нас больше нет общих тем, Пак Чанёль. Твой отец попросил меня быть терпеливее к тебе. Чанёль удивленно округляет глаза. Он не ожидал подобных слов, а Бэкхён вдруг тянется к нему ближе, обвивает ладонями лицо парня. — Я люблю тебя, Чанёль. Спасибо, что познакомил с отцом. — И я тебя, Бён Бэкхён. Спасибо, что захотел с ним познакомиться. Омежка утыкается носом в широкую грудь. Чанёль целует его в макушку и, наверное, впервые за последние дни не чувствует напряжения Бэкхёна. Кажется, что Бён расслаблен и всего этого кошмара между ними нет и не было. Впервые Пак Чанёль чувствует настоящее умиротворение в стенах этого дома, будто с появлением Бэкхёна в нем все встало на свои места.       Чанёль просыпается где-то через час после того, как они с Бэкхёном уснули. Он ворочается в постели, понимает, что сон куда-то делся, и решает сходить попить воды. Парень спускается по лестницам, едва замирает на последней ступеньке, замечая отца в гостиной. Альфа был уверен, что старший тоже пошел спать, но прямо сейчас мужчина сидел в кресле и задумчиво крутил в руке стакан с виски. Лед в жидкости перекатывался с характерным звуком, и это было единственное, что нарушало оглушающую тишину дома. Младший Пак всё-таки спускается вниз, направляясь прямо к отцу. — Я думал, ты пошел спать, — тихо говорит парень, присаживаясь в кресло напротив. Чанмин несколько рассеяно поднимает на сына взгляд, словно и не слышал, как он шел, а потом улыбается кончиками губ. — Твой старик, конечно, уже не молод, но не настолько, чтобы засыпать в одиннадцать. — Сколько тебя помню, ты всегда пораньше засыпал, — едва цокает Чанёль, откидываясь на спинку кресла. — И почему ты вечно себя стариком называешь? Чанмин на это улыбается, поднимая на младшего глаза. И снова: Чанёль чертовски похож на своего папу. Глаза, губы, даже некоторая мимика. Пак Чанмин замечал это каждый раз, и это делало ему и больно, и хорошо одновременно. — Как Бэкхён? — Спит. Оба альфы замолчали. Чанмин знал, что сын хочет с чего-то начать разговор, и мог только догадываться, о чем именно, судя по состоянию Бэкхёна, да и самого Чанёля. Однако он не спешил и ждал, когда Чан решится сам. — Отец, — голос младшего альфы даже немного сел. — Я беспокоюсь за Бэкхёна. — В чем дело? — Тот день… Сильно повлиял на него, я бы сказал, что очень сильно. — День, когда его похитили? — Да, — выдыхает Чанёль. — И я не знаю, что делать. — В каком смысле повлиял? Чанёль снова молчит, несколько угрюмо. Чанмин тяжело вздыхает, встает с места, наливает виски в ещё один стакан и протягивает младшему. Альфа начинает догадываться, в чем именно причина, однако не торопит Чана. Вероятно, такое чертовски сложно с кем-то обсуждать. Ёль несколько удивлённо смотрит на родителя, но затем берет стакан в руки. — Это вообще нормально? — усмехается парень, кивая на стакан. — Говоришь так, словно мы никогда не пили вместе, — улыбается Чанмин. — Все в порядке, Чанёль. Чанёль ничего не отвечает, только кивает. Он делает глоток из стакана, а затем смотрит на отца, который сидит теперь на журнальном столике прямо перед ним. — Я не думаю, что могу это с тобой обсуждать, но больше не с кем. — Ты можешь обсуждать со мной что угодно, Пак Чанёль. Я могу быть не только отцом, так что, давай, выкладывай. Чанёль снова молчит, а потом все же тяжело вздыхает, трет переносицу и откидывает назад челку. Чанмин, конечно же, сразу заметил, что сын сменил причёску и цвет волос, и сейчас никак не мог решить, что чувствует, глядя на такого Чанёля. Кажется, он теперь не видел в нем ребенка, а взрослого альфу, во всех смыслах этого слова. Чанмин не верил, что время пролетело так быстро. — Бэкхён боится меня. Как альфу. Чанмин едва прикрывает глаза. Он ожидал услышать примерно это, но надеялся, что все-таки причина в другом. Хотя глупо было надеяться после того, что пережил этот омега. — Ну, знаешь, со стороны все кажется нормальным, он позволяет обнимать его, даже целовать, но в остальном… Каждый раз дрожит и цепенеет, начинает плакать, и это всегда происходит неожиданно. Я боюсь сделать что-то не так каждый раз, как подхожу к нему. Мы и в академию решили вернуться только по этой причине — чтобы не быть наедине постоянно. Чанмин тяжело вздыхает, отставляя в сторону стакан с виски. — Он даже сказал, что... — Чанёль замолкает на полуслове, кажется, он не в силах что-то выдавить из себя. — Что видит его вместо тебя? У младшего Пака удивление слишком явно читается на лице, когда он округляет глаза и смотрит так… Словно Чанмин сказал нечто невероятное. — Откуда ты знаешь? — Так часто бывает, Чанёль. И дело не в тебе и не в Бэкхёне. Вы не первые альфа и омега в этом мире, у кого появилась подобная проблема. — Мы с Донхваном похожи, — совсем уже тихо произносит Пак. — Если это… — Не похожи! — Чанмин сказал, как отрезал. В его голосе звучат только твердые интонации, даже немного повелительные. — Ты никогда не был похож на него. — Мы оба знаем, что это не так, — выдыхает Чанёль. Чанмин усмехается, едва разводит руками. — В детстве нам говорили, что мы с Донхваном похожи как близнецы, хоть наша разница в возрасте и была очевидна. Так что, может быть, ты похож на меня и своего папу. — Но ты не убивал людей, а я… Чанмин на это едва выдыхает, а потом тянется к стакану с виски. Делает глоток и чуть морщится. — Не сравнивай себя с ним. Я уже говорил тебе, вы совершенно разные, а главное отличие в том, что ты испытываешь вину за прошлое. Донхван же… Не уверен, что он чувствовал нечто подобное когда-либо. Так что перестань. Бэкхён не видит в тебе его, просто у него травма. И с ней нужно разбираться. — И как разбираться? — Ну, начать, как минимум, с психотерапевта. Чанёль на это едва усмехается. — Думаешь, это сработает? — А не должно, по-твоему? Чанёль прикрывает глаза, откидываясь на спинку кресла. Оба альфы молчат, вслушиваясь в тишину. — Вы оба слишком ранены, сын, — тихо продолжает старший альфа. — И ты, и он пережили слишком многое в свои двадцать, такое нельзя просто оставить. Вам нужна помощь специалиста, и если хочешь, я могу заняться этим вопросом. — Я не знаю. Я не могу вот так взять и решить, мне нужно подумать, и я не уверен, что смогу это правильно объяснить Бэкхёну. Он подумает, что я записываю его в сумасшедшие. — Твой Бэкхён умный парень, — улыбается Чанмин. — И он любит тебя. Я вижу это слишком хорошо, Чанёль, однажды я тоже любил, так что ни с чем это чувство не спутаю. Ни в себе, ни в родном сыне. Поэтому я знаю, что вы сможете найти общий язык, поговорить по-человечески и все решить. Вам нужно время, поддержка и смелость. И я обещаю вам помочь. Чанёль чувствует, как у него в горле встает ком. Ему снова хочется плакать? Кажется, у него и правда сдают нервы. — Спасибо, отец, — шепчет парень. — Правда, я… Очень благодарен. — Ты не должен меня благодарить, Чанёль. Я делаю то, что должен, жаль, что раньше этого избегал. Пак-младший ничего на это не ответил. И комната вновь погрузилась в тишину. Чанёль поймал себя на мысли, что ему нравится вот так молчать с отцом, а потом говорить откровенно. И вдруг в голову стрельнул вопрос, который слетел с языка быстрее, чем альфа смог его осознать. — Отец, а папа? Он вел себя так же, когда вы встретились? Чанмин замер. Он совсем не ожидал такого вопроса, потому что даже с самим собой редко эту тему поднимал. — О чём ты говоришь? Чанёль хотел бы сказать, что ни о чем, но он точно знал, что отец такое не упустит. Так что теперь оставалось идти до конца. — Папа… Пережил кошмар с Донхваном до того, как встретился с тобой. И… У вас все было нормально? Чанёль чувствовал, как краснеет, и уже точно жалел о том, что начал всю эту тему. — Не думаю, что ты хочешь знать, — едва выдохнул Чанмин. — Хочу. Старший Пак тяжело вздохнул, потом снова сделал глоток из стакана и посмотрел сыну точно в глаза. — К сожалению, я осознал все только спустя много лет, когда Сонджэ рассказал мне правду. Но до этого… Не знаю, через что пришлось пройти Сон Ёлю прежде, чем он смог нормально воспринимать меня, как альфу и мужчину. Я, к сожалению, даже малейшего понятия об этом не имею, потому что он ничего не показывал. Почти. — Почти? — В начале наших отношений, когда дело дошло до близости, у него случилась истерика. Я тогда даже представить не мог, что было в основе этого, а Сон Ёль сказал мне, что его первый опыт был болезненный, и что он… Боится до сих пор. Я поверил ему и старался не давить, не знаю, но прошло где-то полгода после этого, и он смог подпустить меня к себе. Теперь я понимаю, в чем была причина, но тогда… Я просто не хотел все испортить, но если бы знал, вёл бы себя совсем по-другому. — Как ему вообще удавалось это скрывать? Разве ты ничего не замечал в их общении с Донхваном? — Они почти не виделись, может, парочку раз, а может, и того меньше. Донхван был занят кланом, а я вовсе не горел желанием вовлекать в это все Сон Ёля. Мы жили вдвоем и нам было хорошо, потом родился ты, и стало ещё лучше. Больше никто был не нужен. И мне очень жаль, что твоему папе пришлось пройти через это все, да ещё и одному. Иногда я замечал в его глазах небывалую грусть, но понятия не имел о ее причинах, надеялся, что однажды она либо исчезнет, либо он сам все мне расскажет. Чанёль обречено вздохнул. Что он мог на это все ответить? Буквально ничего. Ему было жаль папу, он даже немного злился на отца за то, что Чанмин все это допустил, но с другой стороны… А что он вообще мог сделать? Ведь он ничего не знал, даже после смерти папы прошло столько лет. Единственный, на кого стоило злиться во всей этой истории, был Пак Донхван. А может быть, Бён Мёнсу, который разрушил связь дяди и Бён Джунсо. В любом случае, от поиска виноватых на душе легче не становилось. — Я постараюсь сделать так, чтобы с Бэкхёном все было хорошо, — прошептал Чанёль. — И у тебя обязательно получится. У тебя уже получается. А теперь пойдем спать, сын. Чанмин улыбнулся, едва похлопал младшего по плечу и направился в сторону лестниц. Чанёлю оставалось лишь смотреть ему вслед. Старший сказал, что однажды он любил, и у Чанёля на кончике языка повис ещё один вопрос. Неужели отец не влюблялся ни в кого другого, кроме Ха Сон Ёля? Он бы, наверное, мог его понять, если все так. Сам Чанёль никого другого на месте Бэкхёна и представить не мог. И, кажется, даже ублюдок Донхван был чертовым однолюбом.       Бэкхён утром просыпается абсолютно бодрым и выспавшимся, словно его мозг наконец смог забыть про все тревоги и переживания и действительно отдохнул за ночь. Омега сладко тянется в постели, широко улыбаясь, а потом поворачивает голову в сторону Чанёля. Альфы в кровати не оказывается, и парень несколько разочарованно выпячивает нижнюю губу. Но у Бэка почему-то нет чувства тревоги, которое всегда захлестывало его с головой, если он просыпался один в их общей кровати. Бён спускает босые ноги в мягкий ворс серого ковра перед большой кроватью Чанёля, а потом снова потягивается. У него улыбка расцветает на губах, совершенно беспричинная, и так легко на душе. Словно всего кошмара прошедшей недели и не бывало, словно всех этих пересудов, косых взглядов в академии омега никогда в свой адрес не видел и не чувствовал. Бэкхён ожидал чего-то подобного, но это все равно его задевало. Как ни крути, за все годы своей жизни омега привык к тому, что все вокруг и слова лишнего боялись сказать наследнику корпорации Бён. Теперь же наоборот, его фамилия стала словно красной тряпкой для быка. Бэкхён никогда не хотел становиться участником этой корриды, но ему не оставили выбора. Парень подходит к большому окну в комнате, резко распахивает шторы и едва жмурится от солнечных лучей, что бьют в глаза. Под окнами открывается красивый вид на небольшой сад дома, и омегу снова тянет на улыбку. Так вот каким был дом его парня, было забавно узнавать такие подробности о Пак Чанёле. Бэкхён и не мечтал о таком раньше. Ему казалось, что они с Чанёлем никогда не смогут быть вместе, поэтому парень даже не позволял себе думать об их будущем. Но теперь оно настало, и оказалось, что и альфа, и омега не были к нему готовы. Как вообще его правильно прожить, чтобы не потерять то, что они имели уже, и только умножить это? Бэкхён не знал, но очень надеялся, что со временем сможет понять.       После душа Бэкхён спускается на первый этаж, снова переодетый в свою одежду. Он оглядывается, понимая, что в гостиной и холле никого нет, зато с кухни доносится какой-то шум. Парень очень надеется найти там самого Чанёля, а не только его отца, и ожидания парня оправдываются. Кажется, Пак готовит им завтрак, и Бэкхён улыбается, замирая на входе. Альфа выглядит так красиво сейчас, суетясь перед плитой, что-то активно помешивает, одетый в спортивные штаны и футболку. На его голове полный хаос вместо новой укладки пепельных прядей, и кажется, они даже чуть влажные. Бэкхён со своего места чувствует запах коньяка. Он такой насыщенный и концентрированный, и омега не чувствует в нем ничего, кроме умиротворения и спокойствия. — А где твой отец? Вопрос Бэкхёна застает Пака врасплох. Альфа резко дергается, а потом оборачивается к омеге, хватаясь за сердце. Бэкхён хихикает, подходя к парню. — Кто так делает, Бён Бэкхён? — выдыхает парень. — Испугался? — омега обвивает торс Чанёля и задирает голову, чтобы заглянуть в большие глаза. Пак улыбается теперь, вероятно, он не способен сдержаться, когда видит Бэкхёна в таком игривом настроении. — Очень, — шепчет Пак, склоняясь к аккуратным губам. Он оставляет совсем нежный и невесомый поцелуй и снова прислушивается к собственным ощущениям. Бэкхён и правда не напряжен и реагирует как раньше, а не как обычно. — Выспался? — Кажется, впервые так хорошо за всю жизнь. Бэк и правда сияет как никогда. И у Чанёля что-то глубоко внутри снова растекается топленым маслом, становится так хорошо, словно его отпускает все то, что мучило до этого. В эту самую секунду ему кажется, что все их проблемы он просто выдумал и время действительно лечит. — Так где твой отец? — На работе, — пожимает плечами Пак, а потом едва подталкивает Бэкхёна к столу. Он уже почти накрыт, Чанёль приготовил полноценный завтрак с вафлями и овсянкой. Бэкхён немного удивлен. — И давно ты так готовить научился? — С утра приезжала домработница отца, она и помогла, — улыбается несколько неловко парень. — Из моего тут только овсянка, а еще кофе. Бэкхён снова хихикает, придвигает к себе поближе тарелку. — Я думал, у него выходной сегодня. — У отца выходной — большая роскошь, — усмехается Пак. — С самого моего детства так было, я его никогда дома не видел полноценно. — Он ведь несет ответственность за чужие жизни. — Ага, несет, — кивает Чанёль, а потом тоже принимается за еду. — Какие у нас сегодня планы? — Бэкхён делает глоток вкусного кофе, в блаженстве прикрывает глаза. Так уютно. — Я должен встретиться с судьей Чоном, а потом можем поехать куда-нибудь погулять. Бэкхён молчит пару мгновений, что очень не нравится Чанёлю. Кажется, омега хочет что-то ему сказать, но почему-то будто сдерживается. — Бэк? — Тебе обязательно с ним встречаться? — Судья Чон хороший человек, Бэкхён. И он сказал, что это не касается нашего бывшего общего дела. Ему просто нужно поговорить. Омега снова хмурится, а потом поднимает на парня взгляд. — И тебе такое не кажется странным? Что еще у вас может быть общего, чтобы он хотел с тобой поговорить? Чанёль почти кожей чувствует беспокойство омеги. Он улыбается, а потом сжимает в руках хрупкую ладошку. — Бэкхён-а, я обещаю тебе, что все будет в порядке, хорошо? Я смогу решить любой вопрос, не беспокойся. — Ты слишком в себе уверен, сто раз тебе говорил оставить эти замашки мафиозника! — Бэкхён смешно дует нижнюю губу, убирая ладонь из руки Чанёля. Пак все равно ее перехватывает, а потом прикладывает к собственному лицу, успевая поцеловать тонкое запястье. — Что поделать, ты любишь меня и таким, — усмехается альфа. А Бэкхён только фыркает на это. — В таком случае отвези меня в Ульсан, я хоть домашку доделаю. — Хорошо, — кивает парень. — Не хочешь увидеться с отцом? — Он… занят, да и братья тоже. Рэне приглашала меня на обед, но, честно говоря, у меня нет желания. Хочу побыть наедине и подумать, ну и, может, с Исином нормально время проведу. Он в последнее время такой занятой! — Как сто китайцев? — улыбается Чанёль. Бэкхён на это закатывает глаза, но удержаться от смеха не может. Они с Паком еще сходились в их ужасном чувстве юмора, и, кажется, это было одной из лучших вещей в их отношениях. Бэкхён каждый раз в этом убеждался, и это тоже грело по-особенному.       Чанёль и Бэкхён собрались быстро. Альфа привез парня в Ульсан, а сам вернулся в Сеул, обещав, что приедет с утра. Они снова не стали строить планов на следующий день, решив, что все сложится по ходу дела. Обоим, кажется, так было легче, и решили они это не сговариваясь.       С судьей Чоном Чанёль условился встретиться в знакомом Паку ресторане. Парень даже предложил мужчине заехать за ним, но Ю Джу отказался, сказав, что приедет сам. Чанёль по телефону, честно говоря, даже приблизительно не понял, о чем мог хотеть говорить с ним судья Чон, но и отказывать мужчине тоже не стал. Это наверняка было что-то важное. Альфа был уверен, что между ним и Чон Ю Джу нет больше никаких вопросов, и мужчина не держит зла на Чанёля, ведь его месть Пак Донхвану осуществилась наилучшим образом. Чанёль находит судью за столиком у окна, который Пак самолично забронировал утром. Альфа немного удивлен тем, что Чон приехал так рано, ведь сам Чанёль успел доехать на десять минут раньше. — Добрый день, судья Чон! — Чанёль поклонился мужчине, а потом пожал протянутую ему руку. Ю Джу даже улыбнулся парню, что было большим нонсенсом для Пака. Альфе казалось, что этот человек вообще никогда не улыбается. — Здравствуй, Пак Чанёль! Ты приехал так быстро. Альфы садятся за столик, и не успевает Пак ответить судье, как к ним тут же подходит официант. Приходится отвлечься на заказ, после чего официант удаляется его выполнять, а над столиком повисает недолгое молчание, которое нарушает Чанёль. — О чем вы хотели поговорить, судья Чон? Что-то произошло? — Нет, ни в коем случае, Чанёль. Ю Джу, кажется, нервничает. Чанёль подмечает это с большим удивлением, когда понимает, что скатерть на столе едва колышется, а все вероятно из-за ноги альфы, которой он трясет. Пак напрягается, но все же решает не торопить мужчину. В конце концов, Чон Ю Джу сам его сюда позвал. — Я просто хотел кое-что тебе показать. Чанёль жалеет, что он больше не носит с собой оружие. У него срабатывают инстинкты, хочется потянуться к боку и вытащить пистолет, когда Чон ставит на стол небольшой пакет. Судья прекрасно замечает реакцию Пака и в примирительном жесте поднимает руки. — Пак Чанёль, я правда пришел с миром, чего это ты? — усмехается альфа. — Простите, дело привычки, — выдыхает Чанёль. — Я могу достать содержимое пакета? Или сам посмотри, — Чон пододвигает пакет к парню, на что тот отрицательно машет головой. — Прошу вас, судья Чон, делайте то, что должны. И Чанёль вновь возвращает пакет мужчине. Ю Джу ныряет в него рукой и кладет наконец на стол перед Чанёлем совсем небольшого размера книгу. Или что-то похожее на книгу. У альфы не получается разобрать сразу. Пак не успевает спросить, что это такое. Официант приносит их небольшой заказ, состоящий из кофе и воды. Все раскладывает быстро, интересуется, не нужно ли гостям что-то еще, и наконец уходит. Чанёль прожигает взглядом книжку перед собой. — Что это такое, судья Чон? — Много лет назад, когда я пытался найти семью Миндже, я приехал по адресу, где он жил с братом. Мне открыли двери совсем другие люди, но хозяин квартиры отдал мне этот альбом. Сказал, что прежний владелец забыл его в шкафу. — Альбом? У Чанёля дрожь бежит по телу. Он не может поверить услышанному, получается, что Чон Ю Джу нашел фотографии семьи папы, и, может быть, там лежали даже фотографии самого Ха Сон Ёля. Чанёль сможет увидеть, как выглядел его папа? — Да, там семейные фото Миндже, Сон Ёля и их родителей, когда они еще были живы. Мне жаль, что я потерял связь с Сон Ёлем, и я удивлен, что он вот так забыл альбом. Он очень дорожил своей семьей, я знаю это. Но видимо, он очень спешил покинуть ту квартиру. Чанёль на секунду другую прикрывает глаза. Ему нужно переварить услышанное, потому что он совсем не ожидал чего-то подобного. Альфа выдыхает, потом вдыхает полной грудью и выдыхает снова. У него трясутся руки, и чтобы хоть как-то унять эту дрожь, альфа сжимает кулаки. Однако и это не помогает, Пак совсем не был готов услышать нечто подобное. — Почему… Почему вы отдаете его мне? — Твой отец как-то обмолвился, что у него не осталось даже фотографии Сон Еля. И что ты никогда не видел, как выглядит твой папа. Я решил, что это неправильно и что правильнее будет, если этот альбом будет храниться у тебя. Ты остался единственным, в ком течет кровь этой семьи, Сон Еля и даже Миндже, как ни крути. Поэтому, сохрани эти фотографии ради их памяти. — А вы? Не хотите оставить их себе? — Я вытащил некоторые фотографии Миндже, так что большего мне и не надо. Я думаю, что Сон Ёль был бы счастлив, если бы узнал, что я отдал альбом тебе. Они с Миндже были очень разные, но с Сон Ёлем мы хорошо ладили, он мечтал о большой семье. Чанёль прикрывает глаза. Он не способен сдержать слез сейчас, сердце сжимается словно в тисках, и в горле застревает противный ком. Парень мог что угодно предположить, когда ехал сюда, но совсем не такое. Чон Ю Джу никогда раньше не откровенничал с ним про папу, даже про Миндже, а Чанёль не лез. Во-первых, не было подходящего времени и места, а во-вторых, Пак думал, что все эти разговоры слишком болезненны для альфы. — Я… Спасибо вам, судья Чон, — голос Чанёля хрипит. А Ю Джу молчит пару мгновений, после чего придвигается ближе к парню и сжимает широкое плечо. — При нашей первой встрече я наговорил всякого, Пак Чанёль, но это лишь потому что я думал, что ты вырос таким же ублюдком, как Пак Донхван. Однако теперь я вижу, что вы совершенно разные. Мы все совершаем ошибки и грешим, некоторые из них непростительны, но ты должен знать, что в отличие от своего дяди, ты настоящий мужчина и хороший человек. Чанёль смотрит на альфу неверящим взглядом. Он совсем не ожидает услышать все эти слова от Чон Ю Джу. Честно говоря, Чанёль до сих пор чувствовал какие-то отголоски вины за все произошедшее, и в то же время они с Чоном оба стали жертвами монстра. Все это создавало диссонанс в голове альфы, но теперь он готов был облегченно выдохнуть. — Эти слова были очень важны для меня. — Я всегда готов помочь тебе, Чанёль. Ты избавил меня от большого груза вины, конечно, до конца я ее никогда не искуплю, но тот факт, что Пак Донхван больше не причинит никому вред в этой жизни, заставляет меня вдыхать воздух полной грудью. — Я бы не справился без вас, судья Чон. Так что это я должен вас благодарить, если бы вы не помогли, кто знает, чем бы все кончилось. — Кажется, мы стали отличной командой, — усмехнулся мужчина. — Кто бы мог подумать, да? — Судья Чон, — Чанёль едва придвинулся к мужчине, заглядывая ему в глаза. — Могу я вас попросить еще об одной услуге? — Да, — альфа ответил твердо и быстро, даже не раздумывал. — Прошу вас, с этого дня относитесь ко мне не как к племяннику Пак Донхвана, а как к племяннику Ха Миндже. Чанёль даже встал с места, а потом поклонился мужчине. Судья с пару мгновений удивленно смотрел на парня, а потом встал с места сам. Подошел к Чанёлю, едва сжал его плечо, заставляя выпрямиться. А потом притянул к себе и крепко обнял, совсем по-отечески. — Конечно, Пак Чанёль. Теперь только так и буду.       Альфы разъехались, посидев еще немного и допив свой кофе. Чанёль так и не решился открыть альбом при судье. Он вообще не знал, с кем это сделать. С отцом, с Бэкхёном или одному? Чанёля трясло от одной только мысли наличия этого альбома у него, переворачивало его сознание, потому что случилось все слишком внезапно. Увидеть папу была мечта всей его жизни, а когда отец сказал, что папа мертв и не осталось ни единой его фотографии, у Чанёля все рухнуло внутри. Он старался смириться с этим фактом, принять то, что он так и умрет, не увидев лица человека, который родил его на этот свет даже на фотографии. Но теперь все изменилось, и Пак Чанёль не был к этому готов. Ему нужно было время.       Реджун морщится, чувствуя, как у него начинает раскалываться голова. Он знает, что если снова попытается открыть глаза, ему будет очень больно, так что продолжает лежать с закрытыми и минимально двигаться. У альфы есть задача поважнее, ему надо вспомнить, что же вчера было такое, что сегодня ему так плохо. Память — дама капризная, особенно, когда тебе уже чуточку за тридцать и ты бухал, как последний алкоголик всю ночь. Реджун начинает задумываться о том, что вопрос «а почему как?» вполне резонный с его образом жизни, может, ему и правда стоит завязать с этим? Бён Реджун — взрослый человек, надо бы сказать, что он не просто взрослый, а зрелый взрослый. По этой причине, ему правда стоило задуматься о своем будущем, и, как сказал бы Ильхун, уже даже о пенсии. С кем он собирается встретить свою старость и как ее провести? Альфа выбрал чертовски неудачное время для подобных философских размышлений, приправленных занудством от старшего брата. Голова от них разболелась еще сильнее, а память так и не подсказала верного ответа. Реджун только знал причину, почему он решил оторваться на полную катушку: пиздец, происходящий в его безумной семейке, рядом с которой Адамсы грустно курили в темном уголке. Но конечно не таком темном, как прошлое семьи Бён. Реджун хотел бы как раньше спрятать голову в песок, но теперь почему-то совесть не позволяла после всего, что произошло, он не мог бросить своих братьев. А ведь альфа и не подозревал до этого всего, что так их любит.       Какое-то шевеление рядом все-таки заставило альфу открыть глаза. Свет тут же ударил в них, заставляя парня глухо застонать. Однако после парочки усилий зрение все же вернулось к нему и сфокусировалось. — Можно я у тебя заберу навсегда одну рубашку? А то важная встреча через час, не успею домой заехать. Почти незнакомый голос заставил Реджуна проснуться окончательно, превозмогая любую головную боль, подскочить на кровати и удивленно уставиться на парня, что стоял в комнате. Взгляд тут же скользнул по тонкой фигуре, облизал округлые бедра и автоматически оценил по десятибалльной шкале. Восемь из десяти, минус два балла за излишнюю, почти дистрофичную худобу. Реджун бы мог удивиться, как такой парниша оказался с ним в одной постели, но не стал. Бён вернулся к его лицу, и пухлые губы всплыли в голове яркой вспышкой флешбэка. Капризная дама Память раскошелилась на кое-какие подробности, а именно те, где эти самые губы ползли по члену Реджуна этой ночью. Ух ты, а ведь точно, у Бёна был отличный секс, и был он, кажется, с этим самым парнем. Аромат розы витал в комнате, Реджун невольно вдохнул его полной грудью, чувствуя, как по всему телу ползут мурашки. — Нет-нет, повторять мы не будем, — усмехнулся парень, опуская взгляд на пах Бёна. Туда, где появился под белоснежной простыней отчетливый бугорок. Ох, кажется, Реджун был без белья. Этому парень, естественно, тоже не удивился. — Прости, пожалуйста, но кто ты такой? — наконец прохрипел альфа. На что незнакомец усмехнулся, а потом все-таки склонился, натягивая на свои невозможно длинные, стройные ноги, черные джинсы. — Если ты успел забыть мое имя, значит, не так уж оно тебе было нужно. Так что насчет рубашки? Прости, я тут немного похозяйничал в твоем гардеробе, у тебя их навалом, поделишься одной? Реджун осознает, что давненько не встречал людей наглее него самого. Но у омеги прекрасная улыбка, с ямочками, и устоять он не способен. Такая улыбка стоила миллиарда рубашек Бён Реджуна, так что он просто автоматически кивает. — Вот и славненько! — восклицает парень, а потом исчезает за дверью гардеробной Бёна. Реджун снова чувствует боль в голове и жалобно стонет. Ему бы минералки сейчас и дотащить себя до душа, а потом уже пытаться соображать, что к чему. Но Бён не успевает себя пожалеть, внезапно в комнате звучит пронзительный звук звонка его мобильника. И Реджун нехотя поднимается снова в его поисках.       Телефон обнаруживается на тумбочке рядом, а на определителе светится имя Ильхуна. Реджун меньше всего хочет сейчас говорить со старшим братцем, но выбора у него нет. Так что он принимает вызов и подносит к уху новенький IPhone. — Ты время видел, придурок? — голос его хёна бодр и ни разу не весел. Ильхун точно в бешенстве, и у Реджуна вопросительно ползет бровь вверх. Какой сегодня день, что альфа должен помнить про время? — Ты можешь не орать, хён? — Черт возьми, Бён Реджун, через полтора часа у тебя интервью с главным блогером в стране, а ты шляешься неясно где, вместо того, чтобы приехать и гримироваться для фотосессии. У Реджуна «соображалка» плохо соображает, но даже так он вспоминает об этом злосчастном интервью. Это было идеей Ренэ, все братья Бён должны были потихоньку давать интервью, мелькать там и здесь своей благотворительностью. Кажется, настала очередь Реджуна, хотя альфа был уверен, что до всего этого ему еще приличное количество времени. — А что уже апрель, хён? Реджун почти видит то, как раздуваются вены на лице старшего от злости, поэтому благоразумно решает дать заднюю. — Ладно, ладно, не кипятись. Я все помню и немного опаздываю, скоро буду. Реджун скидывает звонок раньше, чем у Ильхуна появится еще с десяток слов, которые он захочет высказать брату сию секунду. Так что парень нехотя встает с кровати, а потом склоняется в поисках нижнего белья, и стоит ему натянуть трусы, как уже в комнату возвращается одетый и все еще незнакомый ему омега. — Приятно было познакомиться, Бён Реджун! — усмехается парень, едва встряхивая челкой. — Спасибо за рубашку! — Так и не скажешь мне свое имя? — Не-а, — улыбается омежка. — Даже не подумаю. Хорошего дня! Реджуну остается только хлопать ресницами и смотреть на хлопнувшую дверь спальни. Черт возьми, от него мало кто уходил вот так… Обычно каждый омега ждал, что Реджун обязательно будет помнить его имя, а с утра сделает предложение руки сердца. Но этот парень был совсем другой. Это было что-то новенькое, но у Реджуна не было времени думать над всем этим. Надо было собираться!