fluff actually

Из личного словаря Куроо Тецуро: Варп-ядро — реактор с убойной дозой радиации, благодаря которому звездолёт выходит из категории консервных банок. Цель: не развалиться в открытом космосе. Дефлекторный щит — силовое поле внутри силового поля внутри силового поля второго уровня. Цель: защита звездолёта, планеты, а так же любой иной инсталляции от космического мусора и нападения мудаков. Романтик — Куроо Тецуро (см. дополнительно в приложении 3.24 — изобретатель термина). Цель: завоевать сердце Цукишимы Кея. — В основном, — говорит Куроо, внимательно вглядываясь в белые листья, — созвездия на Земле какие-то… мифические. Он отвлекается от зарисовки лотоса и тычет карандашом вверх, туда, где голографические эмиттеры собираются в небо. В комнате прохладно. Система откалибрована так, будто Бокуто откопал вымерший "умный дом" и реанимировал под себя: с особой любовью и лаконичным "а как ещё я должен был это сделать, мужик, я же тут живу, всё должно быть на сотку из десяти". Поэтому собранные декорации — Северная Бирма выглядит так, какой Куроо её запомнил — действительно почти перебрасывают их из стабильно освещаемых пластиковых коридоров в другую реальность. Где-то за спиной мелкие микрофоны стрекочут сверчками. — Я всегда считал, что хотя бы Медведицу назвали, ну, — Куроо пожимает плечами, — потому что парень, который собрал звёзды в кучку, был их фанатом. Но — не-а, — он демонстративно качает головой, мол, каков обман, а я им верил, — ничего подобного. Сюда тоже приплели Зевса и его ревнивую жену. Молчавший до этого Цукишима переводит взгляд с травы на небо, с неба — на Куроо. Спрашивает, сидя у громадного булыжника и опираясь локтями на согнутые в коленях ноги: — Вы меня сюда позвали, чтобы у вашего негодования были свидетели? Искусственный лунный свет выжигает тени на бумаге — космос космосом, прогресс прогрессом, а свой грифельный карандаш Куроо отдаст разве что с боем. Ойкава говорит, что ему с таким хобби дашь лет сто; Куроо говорит, что Ойкаве с его всем не дадут в принципе, на том и расходятся — каждый раз, как по накатанной. Трава возле ног медленно стелется от фантомного ветра, и он ловит её пальцами. Острые края, влага у самых корней. Сложная система набора фотонов ощущается на коже реальностью. Цукишима Кей ощущается набором заноз от необработанного бруска. Угораздило ведь в такого. — Какое ещё негодование? — искренне оскорбляется Куроо. — У нас тут романтика, звёздочка, — поясняет он. — Ро-ман-ти-ка. Удивление пробирается на лицо Цукишимы приподнятыми бровями — совсем как пятнадцать минут назад, когда Куроо выцепил его в коридоре, взял на буксир и под руку сюда привёл. Аргумент "давай отдохнём" был принят резонным "а когда это вы успели устать?", но остановить — не остановил. Наверное, потому что и не собирался. — А, — отзывается с напускным пониманием Цукишима, — ну как же это я не подумал. Куроо отбивается от липнущих к коже "нецелесообразно", "лишняя трата времени", "у нас полным ходом исследовательская миссия" и отвлекает внимание: щёлкает пальцами, указывая на потолок. — Вон, кстати, Андромеда, — тычет он наугад, и Цукишима прослеживает взглядом направление. Куроо понятия не имеет, какой набор эмиттеров над головой должен быть Андромедой, видно ли её вообще в том положении, которое моделирует программа, но вон те выглядят вполне симпатично, поэтому… Почему бы и нет? Созерцание звёзд — романтично. Куроо, как гласит приложение 3.24 личного словаря Куроо Тецуро, романтик. И не это ли залог отличного свидания? — Это привет от древних греков, — говорит Куроо. — Там, знаешь, прям приключенческий боевик, но без Харрисона Форда. И с Пегасом. — Кто такой Харрисон Форд? Из личного словаря Куроо Тецуро: Харрисон Форд — мужик в крутом костюме, умело обращающийся с кнутом. Цель: пошатнуть гетеросексуальность Куроо Тецуро в беззаботные пятнадцать. (Статус выполнения: завершено успешно). — Давай я лучше расскажу про Андромеду, — отмахивается Куроо. — История, кстати, почти про нас. Ну, если бы мои ботинки умели летать, а ты был кем-то вроде принцессы. Скепсис на лице Цукишимы находится без навигационной системы — светлая бровь выгибается, рот открывается для явного замечания. Куроо каждую ступень его мимических сигналов уже без проблем распознаёт: от "доброго утра" через "уйдите на другую палубу, чёрт бы вас побрал, вы мешаете!", до "я не переживаю, просто ваша рана… прекратите улыбаться как придурок, это серьёзно!" Цукишима считает, что умеет контролировать свои эмоции. Куроо считает, что более открытой книгой в его жизни была разве что аннотация к шипучкам от головной боли. — Я… — Началось там всё как и во многих мифах, — невозмутимо говорит Куроо, откладывая в сторону планшет. Карандаш скатывается по бумаге и тормозит у мыска ботинок ощутимо недовольного Цукишимы. От работы оторвал, на траву усадил, слова вставить не даёт, где же ваша совесть, лейтенант Куроо? — Были родители, была у них прекрасная дочка, а потом её не стало. Ну, должно было не стать, если бы не великая сила любви, — подмигивает Куроо с улыбкой. Цукишима в ответ лишь поднимает брови выше. — О ней, Андромеде, говорили много. И говорили не там, где надо было: при барышнях из моря, которые считали, что это вообще-то они тут самые красивые. И которые пошли к Посейдону, мол, пап, разберись. Папа разобрался — послал на светлые головы и Андромеды, и её родителей, и вообще всех, кто под руку подвернётся, Кита. Знаешь, здорового такого Кита, у которого из пасти огонь, из ушей дым — ну, как когда у нас на корабле чуть не рвануло варп-ядро, — проводит наглядную аналогию Куроо. — Ужасное сравнение, — вклинивается Цукишима, — экипаж тогда был под угрозой. — Думаешь, Андромеде было лучше? Её вообще с разрешения родителей приковали к скале, — акцентирует Куроо для должной драматичности, — чтобы этот Кит её сожрал и отвалил от народа. — Для спасения целого города — это малая жертва, — пожимает плечами Цукишима. — Напомни мне, пожалуйста, никогда не заводить с тобой детей. Цукишима кривится. "Это физически невозможно", — без помощи ксенолингвиста читается на его лице. "В ваших жизненных познаниях дыра размером с раздел репродуктивной системы организма", — сияет где-то над головой. "Даже если вы очень сильно постараетесь — у меня плохие новости", — припечатывается сверху. Куроо — человек умный. Поэтому Куроо собранную по кусочкам гримасу скептицизма игнорирует. — И как полагается мифам, — хлопает он ладонями по коленям, — в этом тоже есть свой герой. Знакомься, — ещё один тычок в потолок, — Персей. Очередной набор эмиттеров отзывается безразличным молчанием. Где находится Персей, Куроо тоже не в курсе, но врать с честным лицом его научили ещё проколы перед отцом в детстве, поэтому… — Есть в мифологии такие… дамы, — подбирает приличное слово Куроо, — которым к парикмахерам путь заказан, потому что их волосы не спадают красивенько на плечи, а, — он шевелит пальцами над собственной головой, — шипят и жалят. И с лицом у них, кстати, дела обстоят не лучше. Знаешь этот взгляд Мориске, — щурится Куроо, — когда на прививку не приходишь, и ему из медицинского отсека приходится топать? Ну такой, умертвляющий. Вот примерно так смотрят горгоны, когда превращают тебя в камень. — Если бы он вас слышал, — как бы между прочим замечает Цукишима, — мы бы смогли проверить полный спектр мифологических способностей доктора Яку. Прищур Куроо становится уже. — Не заставляй меня думать так, будто я тебе не нравлюсь. — Что вы, — открещивается Цукишима, — исключительно научный интерес. — То есть это подтверждение обратного? — То есть продолжайте, лейтенант. — Ладно, — медленно проговаривает Куроо, — забудем о науке, вспомним о Персее. Потому что вспомнить-то есть что. Этот парень рисковал своей жизнью, — загибает Куроо мизинец, — отрубил голову самой главной горгоне, — загибает безымянный, — и угнал Пегаса, лишь для того, чтобы спасти Андромеду. Оставшимся оттопыренным указательным и поднятым вверх большим пальцем Куроо указывает на Цукишиму, мол, помнишь, да, помнишь, помнишь? Я вот помню, мне потом влепили запрет на полёты, который еле-еле удалось переждать. Цукишима, судя по его выражению лица, помнит. И Цукишима говорит: — Я всё ещё считаю, что вы поступили крайне глупо, когда украли фазеры… — Одолжил, — поправляет его Куроо. — …и угнали шаттл Федерации… — Реквизировал. — …чтобы просто забрать меня с провалившихся переговоров. Опасности не наблюдалось, а вы себе слишком накрутили, — качает головой Цукишима. А потом — потом безучастность разбивается на его лице короткой усмешкой: — Как и приукрасили мотивы Персея. Понимание подкрадывается к Куроо с тихим "надеюсь, это не то, о чём я сейчас думаю", топчется на пороге великого открытия — Цукишима, нет, ты не можешь, Цукишима, — когда он спрашивает: — В смысле? — Всё это было интересно, и в это можно было бы даже поверить, — кивает тот, — если бы вы не обозвали Андромедой загруженный на карту неба спутник. И если бы Персей в мифе просто не пролетал мимо, — он наклоняется вперёд, трава звучно сминается под сдвинутой подошвой. — Хотите сказать, вы такой герой? Безмятежнее лица Цукишимы в этот момент, решает Куроо, только плывущие за бортом астероиды, которые он пусть и не видит, но не сомневается в их наличии. Однако фишка — фишка в том, что смех на самом дне спрятанных за очками глаз, плещется так же звучно, как смеётся сам Цукишима, глядя на выражение лица Куроо. — Знаешь что, — возмущается он, — ты только что убил всю романтику! Прямо вот взял, — Куроо выдёргивает из крепления планшета пустой лист и дырявит его карандашом насквозь, — и убил. Из личного словаря Куроо Тецуро: Голографическая палуба — зона, экипированная голографическими эмиттерами для воссоздания мест и людей. Цель: отдых, патетичное заливание любви своей жизни о (не)знакомой цивилизации. Коллектор Бассарда — какая-то штука в передней части гондол, установленная для сбора атомов водорода. Цель: не дать звездолёту уйти в свободное космическое плавание. Обломщик — Цукишима Кей (см. дополнительно в приложении 1.5 — изобретатель термина). Цель: пустить по ветру план Куроо Тецуро по завоеванию сердца Цукишимы Кея.