RED

«Банальная арифметика», — записал он, приканчивая первую бутылку каберне-совиньон и намереваясь открыть вторую. Он отошел на кухню, но вернулся, так и не вспомнив, за чем шел. Хотя ему и понравилось вести дневник, писать в нем было страшнее, чем болтать с отражением в зеркале. Он встал и снова прошелся по гостиной. «В первый раз он забрал пять лет. Во второй — десять. В третий — пятнадцать. Итого тридцать. Вероятность дожить до ста при моем образе жизни сводится к нулю». — Он щедро глотнул вина, делая вид, что наслаждался вкусом — а значит, был гедонистом, а не алкоголиком, — «значит, он не шутил, когда сказал, что у меня не осталось кредитов на следующее желание». Он скривился. Конечно, Грега волновала его жизнь. Но смутное чувство стыда, оттого что Красного она волновала куда больше, здорово охлаждало его решимость. Он должен жить сам, сегодняшним днем, быть счастливым, что он в принципе умел, и забыть об этих глупостях. Иметь дело с реальными людьми (а если любовь умерла, не любить вместо этого ангелов). Перестать быть таким инфантильным и нажить, наконец, мудрости (а не черпать ее из попсовых песен). Честно говоря, он не совсем представлял, чем так принципиально отличался от мальчика, покинувшего приют тридцать лет назад. Стал разительно толще — уж это да, но правильное питание никогда не было его принципом. Да… его площадь немного увеличилась с тех пор, но очевидно, что это произошло под давлением исключительно внешних сил. И он все еще был красавчиком. Он скептически скривил губы и, отпив вина, дописал: «Что мы вообще имеем в виду, говоря, что кто-то мудрый, а кто-то — нет? Что мы имеем в виду под мудростью? Значит ли это не совершать ошибок или совершать, но учиться на них? Или только лишь то, что кто-то поступает так, как тебе нужно?» Он оглядел, что написал, не без удовольствия. Иногда в нем прямо-таки просыпался дух витиеватого красноречия — как раз между первой и второй бутылкой и лишь при условии отсутствия закуски — что само по себе, он знал, мудростью не было. «Красный назвал меня немудрым. Кажется, он цепляется за мою жизнь больше, чем я. Может и так, но какой смысл оставаться мудрым, если ты уже мертв?» Вот так, да. Он откупорил вторую и теперь уже был вполне себе преисполнен решимостью и каким-то еще, неопознанным чувством — сродни благоговению перед силой, источник которой лежал далеко за пределами возможного понимания. — Говнюк, — буркнул он и поднялся, чтобы покурить и проветриться на свежем воздухе. *** Он прислонился к стене, потирая высохшие глаза. Ночь стояла чудесная: в меру темная и в меру морозная, чтобы выкурить сигарету с удовольствием, не спеша зайти. К тому же, соседи неделю как начали украшать к Рождеству, что не могло не подействовать на сентиментального Грега. Даже на подъездную дверь присобачили два колокольчика, из которых старая соседка с первого этажа, — та, что не закрывала окна даже зимой, — выдернула языки. Он поджег сигарету и с наслаждением затянулся. В доме напротив окна забавно горели через одно. Грегу показалось даже, что, пока он моргал, темные окна засветились, а горевшие — потухли. Нет, он готов был поклясться, что так и было, уж на внимание к мелочам не жаловался. Он моргнул снова. Они поменялись теперь уже точно. Грег выбросил сигарету и стремглав помчался наверх. — Мог бы дать докурить! — воскликнул он, распахивая дверь в квартиру, уже зная, что Красный ждет его там. Тот сидел на диване, разглядывая этикетку опустевшей винной бутылки. — Я бросаю, — сказал он. — И тебе не советую. Как и пить разного рода гадость. Это убьет тебя, ты знаешь? Грег обозвал его жадиной. — Жизнь убьет меня. — Подозреваю, даже скорее, чем ты думаешь. Иначе не понимаю, зачем ты позвал меня снова. Красный был на удивление спокойным, умиротворенным, что не могло не передаться Грегу. Они смотрели друг на друга долгие секунды, пока Грег думал, стоит ли ему сесть рядом. — Не надо, — ответил Красный обиженно, — лучше походи по комнате, разгони кровь, а то ты какой-то бледный… того и гляди… того. — Что ты, диван и так слишком тесен для твоего неуёмного эго. Красный тихо рассмеялся. Теперь они подкалывали друг друга, но в этом, как показалось Грегу, было что-то нервное. Его несказанное желание висело в воздухе, что здорово злило (обоих). Грег сглотнул и поспешил найти спасительную лазейку, позволявшую на время уйти от конечной темы. Он принес второй бокал и решительно налил вина для собеседника, хотя и не был уверен, что тот станет пить. Красный смотрел на этот процесс удивлённо, но от предложенного бокала не отказался. Их пальцы встретились, когда он забирал его, и Грег почувствовал не просто материальность — тепло, уколовшее пальцы в самой неприятной манере. Он отдернул руку под прямым взглядом глаз, как теперь заметил, больше зеленых, чем серых в свете тусклого бра. — Так ты выполнил мое прошлое желание? Хаха. Он не сказал «последнее». И «все же» он оставил при себе. — Да, выполнил, — просто ответил Красный и, к неудовольствию Грега, перевел тему в нужное ему русло. — Но сделал это, конечно, не бесплатно, а за пятнадцать лет твоей жизни. — Конечно не бесплатно? — … что означает, что от этой жизни практически ничего не осталось, — продолжил Красный, игнорируя вопрос. Он глотнул вина и поморщился в бокал. — Твое новое желание, признаюсь, застало меня врасплох, и я пришел, чтобы… — И ты пришел, чтобы сказать, что у меня нет на это лет… бла бла, знаю. Красный выглядел здорово удивленным. — Так зачем ты позвал меня? — Может, просто хотел тебя видеть. Сегодня мой День Рождения. — Неправда. — Какая часть, про День Рождения или то, что хотел увидеть тебя? Я не умею врать, мне же некому. — У тебя на лице написано. — Что? — Всё. Красный казался озадаченным и смотрел странным взглядом. Потом он заморгал, но снова посмотрел на Грега непонятно. Его бокал почти опустел. — Почему у меня это странное чувство? — произнес он, оглядывая себя растерянно и словно желая пощупать. — Я не привык быть таким… — Ты что, никогда не пил? — спохватился Грег, отбирая вино. — Одно из длинного списка исключений, сделанных мной для вас по своей или нет воле. Вчера я был у Элтона Джона; как вы думаете, просил он о чём-то сверху? Я был роялем! Ваше глупое упрямство не более чем шантаж… Красный разжал ладонь так, чтобы не дотронуться до Грега, и откинулся на спинку дивана, смотря невидяще вперед. Он больше не выглядел ни пьяным, ни потерянным. Упавшие на лицо тени делали его грустным, но Грег знал, что то был обман зрения. Они лишь смягчали ожесточенные черты, с которыми Грег хотел бы, но не мог бороться. Минуту назад он, казалось, видел перемену в Красном, такую знакомую, заставлявшую желать его общества больше любых подарков, но оказалось, иллюзия, скрывавшая неудовольствие его желанием и дерзостью, и была подарком. Ему не хотели испортить праздник — это было так по-человечески и в то же время так якобычеловечески фальшиво. — Из уважения к вам, инспектор, — произнес Красный слова, почти долгожданные для Грега, и достал свой чертов брегет из чертова кармашка жилета, — я лучше скажу вам сразу и без обиняков. Ваше желание не просто невозможно. Вы скоро умрете. Я хотел бы смягчить удар, но не умею этого так хорошо, как вы. Боюсь… я вообще ничего такого не умею. — Как скоро? — нетерпеливо перебил Грег. Он налил себе еще вина. Теперь, после отказа, пришло облегчение, а значит, он уже не боялся. Да, не боялся. — Сегодняшний день — последний. Грег послушался совета и начал ходить по гостиной, тогда как Красный занимался тем, что угрюмо рассматривал собственную тень на стене. — Значит, исполни мое желание до конца жизни. Красный помолчал и, повернув голову, сощурился. — То, что ты предлагаешь, называется проституцией, и я этим не занимаюсь. — Все взрослые люди этим занимаются. У Красного дернулась губа. Грегу показалось, что тот покраснел. — Только не говори мне, что ты ангел божий. — Я ангел божий, — съязвил Красный и открыл часы, которые последние пять минут сжимал в ладони, — и мне пора улетать обратно на облако. — Разговор заходил в тупик. — Слушай, — вздохнул Грег и привычным движением взъерошил волосы. — Думаешь, я не знаю, что ты дуришь мне голову своим «сегодня последним днем»? Сегодня последний день, завтра последний день, каждый день — последний. И каждый — новая жизнь. Так выглядит инструкция к жизни, если б она прилагалась. Я в это не врубаюсь, по-твоему? — сказал он, всплеснув руками. — Иногда ты меня пугаешь… — О, нет, я тебе нравлюсь. Ты считаешь, что я симпатичный, и тебе нравится мое чувство юмора. — Да, а еще очень наглый! С чего ты взял, что нравишься мне? — изумился Красный. — Это моя работа. — Я тебе нравлюсь, потому что ты плод моего воображения, — подойдя ближе, ткнул пальцем Грег, — вот почему. И именно поэтому я предлагаю тебе остаться со мной! — Вы положительно не понимаете, о чем просите, инспектор, — снова перешел на «вы» Красный, как делал всякий раз, когда пытался отгородиться от Грега. Он нервно нащупал и вытащил записную книжку. — «Из плоти и крови!» — прочел он возмущенно. — Ей богу, инспектор, моя известная склонность к драме не что иное, как ваше наследие. Да уж, теперь я вижу: я действительно плод вашего воображения. Можете делать со мной всё, что приятно сердцу. Насиловать, душить, сдуть и засунуть в шкаф. Весь к вашим услугам, — раздраженно отчитал он и, встав, одернул пиджак. — Спасибо за приятнейший вечер, я правда надеюсь, что вы не умрете в свой День Рождения, не дождавшись подарка. — Какого подарка? — Грег попытался преградить путь, что было смешно, ведь Красный мог исчезнуть в любой момент. — Мучительного похмелья. Грег попытался объяснить, что тот не так его понял. Но это не помогало, ведь Красный, судя по всему, считал его желание не больше, чем пьяным бредом. Очень странно, учитывая, что пьяным Грег еще не был. — Ладно. Хорошо, — сказал он быстро, быстрее, чем Красный мог ускользнуть, не дослушав, и для верности сжал его плечи. — Я знаю, у меня больше нет времени, но сколько бы ни осталось, мне наплевать. Если ты говоришь, что времени не так много, то чего тебе стоит остаться здесь, пока я не умру. А потом займешься своими ангельскими делами. — Вы безумны, — ответил Красный, но в смотрящих сверху вниз глазах плескались смешинки. — Вы хоть представляете, насколько со мной сложно. — Со мной тоже, — ответил Грег. — Да уж, вижу, — Красный провел по его щеке. Так быстро и невесомо, что Грег едва не зарычал от несправедливости. Мужчина мягко высвободился из захвата. — Сбегаешь, — бросил Грег. — Я уйду через дверь из уважения к вам, инспектор. И надеюсь, что не вернусь сюда снова. А вы проживете остаток жизни по «инструкции», и будете очень счастливы. Вы будете благословлены, Грегори, обещаю вам. И он ушел. Грег подождал, но больше ничего не произошло. — Так нечестно, — выпалил он в сердцах, пытаясь дотянуться до спрятанной в глубине полки бутылки, — как он мог меня бросить? Мы ведь даже не встречались! Пальцы скользили, и бутылка никак не давалась. В конце концов он плюнул и достал себе холодного пива. — Ну и черт с тобой, — бурчал он под нос, — напыщенный хрен-пойми-кто. Если б я мог не желать так страстно вещей, смотрящих в сторону от меня! Если б я мог не знать, чего я хочу… — думал он позже, но был уже пьян и заснул под звуки шедшего в телеке Саус-Парка. — Сколько у нас денег? — Три доллара. — Блин, Картман, ты ж говорил, у нас куча денег! — Да. Но я не учел тот факт, что слаб в математике. *** Он и сам не заметил, как прочно Шерлок вошел в его жизнь. Прошел ровно год с того момента, как этот кудрявый засранец заявился на место преступления и помог раскрыть одно из самых зубодробительных дел в карьере Грега. В том преступлении не было изощренной мысли: один бедолага так мучился от своей непохожести на остальных, что решил мстить каждому, на кого затаил зуб, для антуража внеся в убийства щепотку религиозной тематики. Религия и вера делают любые поступки чуть более возвышенными и правильными, чем они есть. Даже самые гадкие из них. Особенно их. Город пестрел приготовлениями к Рождеству, а Грег все пытался не поддаться хандре. Он исправно писал всякую чушь в подаренном дневнике — в основном приказы самому себе перестать прокручивать в голове их последнюю встречу с Красным. Иногда это были ласковые просьбы, но чаще всего он в нелестных выражениях приказывал мозгу заткнуться, ведь сделанного и сказанного не воротишь назад. Было жаль марать дорогую бумагу подобной чушью. — Слыш, начальник, не по-пацански это, — крикнул бродяга на подаянии, когда Грег, не взглянув, прошел мимо. Грег остановился и дал задний ход. Он заглянул в лицо бродяге и прочел на куске картонки: «Подайте на обед собачке» Рядом на поводке спал милейший спаниель. Немного грязный и, наверное, худой, — он не особо разбирался в животных, — но все равно милейший. У него самого никогда не было собаки, потому что он ни за что не смог бы за ней ухаживать. Но это было лучшим из того, что он видел в последнее время. — Ты же спустишь все на выпивку, правда? — сказал он попрошайке, осторожно гладя собаку. — Обижаете, шеф, я ведь кормлю ее лучше, чем себя. Просто, нужно ж с чего-то делать деньги. Понимаете… — Эх, арестовать бы тебя… — Так Рождество ж, сэр. Никак нельзя в Рождество… Грег дал ему пятьдесят фунтов. — Ты ведь не бьешь ее? — Что вы, сэр, кто ж лупит такую кроху. Я ее и пальцем не тронул, — довольно уверил нищий. Грег покачал головой и пошел дальше. Под Рождество у него была куча проблем и вовсе нерабочего плана, но отсутствие дел и свербящая боль в затылке были связаны напрямую. Он уже очень давно не получал новостей от Шерлока. Первые полгода знакомства тот, по наблюдению Грега, отлично держался в стороне от наркотиков, но потом стал возвращаться к ним… как это обычно бывает. Грег сам похожим образом пытался бросить курить, и не раз. Шерлок был необычнейшим человеком, но его зависимость от наркотиков была самой обычной. Сначала он изредка объявлялся, из ниоткуда вырастая на местах преступлений или у него в кабинете. Теперь — и вовсе пропал. Смс, которые слал Грег, неделями висели непрочитанными. Он дошел до Ярда и вздохнул, обжигая горло морозным воздухом, затем выдохнул белый пар, пытаясь согреть потрескавшиеся губы. Щелкнул телефоном и, сняв перчатку, быстро напечатал: «Шерлок, ты в порядке? Грегсон скинул на меня одно странное дело. Ты должен взглянуть.» Когда в обед Лестрад заперся в кабинете и угрюмо щипал свою булочку с корицей, от Шерлока все еще не было ответа. Переданные Грегсоном материалы были сокровищем, достойным как минимум подарка на Рождество для Шерлока. В Лондоне объявился криминальный консультант! Это же как консультант полиции, только криминальный — такая же чушь! В последний раз он подсказал одному бедолаге бросить фальшивую бомбу в кортеж принца Чарльза. Другой по его наводке пытался поджечь Британскую библиотеку. И еще несколько эпатажных выходок до этого, а вдохновитель так и не найден. Это стало бы идеальным Рождественским делом — ни одного трупа, сплошные загадки. Но несмотря на приманки, что Грег пытался раскидывать на пути к Ярду как хлебные крошки, маленький стервец не спешил отвечать. Грег не на шутку занервничал, потому что не мог представить, чтобы Шерлок по собственной воле пропускал такое веселье. Он вышел из Ярда пораньше, намереваясь поехать к Шерлоку домой, точнее в конуру, что тот по нелепой прихоти называл домом. За день асфальт немного припорошило снегом и стало гораздо холоднее. Он прошел мимо красивых витрин универмага и похожего на аквариум кафе, где прохожие пялились на посетителей, а посетители пялились на прохожих (от чего и те, и другие в одинаковой мере страдали). У входа в метро его поджидала черная кошка, которая не сдвинулась с места даже когда он шикнул. — Ради бога, только тебя не хватало, — пробормотал он с мрачным предчувствием. Клоповник Шерлока встретил незапертой дверью и затхлым запахом непроходящей сырости. Он не нащупал выключатель и включил подсветку на телефоне, чтобы спуститься вниз по лестнице, где в переоборудованном под жилые комнаты подвале и жил Шерлок. «Ладно», — подумал Грег, не почувствовав другой вони, кроме запаха плесени, которому даже обрадовался: по крайней мере, никто не умер. Смерть он чувствовал безошибочно, безо всякой нужды на нее смотреть. — О, Господи, — выдохнул он и побежал наверх, чтобы вызвать скорую, потому что долбаный блэкберри не ловил на глубине больше одного сантиметра. Он продиктовал диспетчеру адрес и вернулся, чтобы проверить, что с Шерлоком. Передознулся, но жив. Слабый пульс еле прощупывался на тонком посиневшем запястье. У серых бескровных губ выступила пена, и он решил повернуть его голову на бок. — Ох ты ж блин, — испуганно выдохнул он, когда наружу полезли физиологические подробности. — Ладно, спокойно. Сейчас приедет скорая, а для них наркоманы это раз плюнуть. Знаешь, сколько наркоманов в Лондоне? Согласно теории больших чисел твой шанс умереть от передоза во вторник вечером один к пятистам тысячам. Ты не такой исключительный, — успокаивал он себя, — и, чем дольше ты держишься, тем меньше шанс что… Слышал такое, они брали пробы в канализации, чтобы посчитать, сколько в Лондоне наркоманов. Как и предполагалось — дохрена. И это наши ученые, свет британской науки. Боже, ему пришлось даже обыскать квартиру и забрать все шприцы и заначки, которые только нашел, иначе у него могли быть такие крупные проблемы, по сравнению с которыми заляпанные блевотой ботинки казались прогулкой в райском саду. Шерлок держался молодцом, даже открыл глаза, хоть всего на секунду. Грег подобрал его смартфон прямо перед приходом медиков. Он помотал головой на пару заданных вопросов и, сев в стороне, позволил им делать что считают нужным, а чувству вины — накрыть его с головой.