Благочестивый обман

Тэхён не помнил, сколько он, оцепеневший, убитый горем и морально раздавленный, простоял без движения, закрыв глаза и прижимаясь к дереву. Боль, сдавившая ему сердце, росла, и он боялся пошевелиться и растеребить ее еще больше. Чонгук его не видел, но Тэхёну отчетливо казалось, что альфа без намека на жалость прямо указал ему на его место — место лишнего и ненужного в его жизни. Будто обездвиженный, стоял он до тех пор, пока внезапно вспыхнувшее, острейшее желание немедленно уехать, сбежать без оглядки странным образом не придало ему сил. Старательно избегая смотреть в сторону, где развернулась сцена, вывернувшая его душу наизнанку, Тэхён развернулся и побрел к своему дому, постепенно ускоряясь и под конец пути почти переходя на бег. Забежав в квартиру, Тэхён в страшной спешке разулся и ринулся в свою комнату, чтобы выудить из шкафа чемодан и тут же начать собирать вещи. Лишающее разума трусливое желание уехать разрасталось и крепло, и Тэхён в полубезумном состоянии обдумывал все преимущества своего побега: Чимин ни за что не простит ему его поспешного отъезда, и это избавит Тэхёна от неизбежности в будущем видеться с ним и Чонгуком. Тэхён понимал, что жестоко пострадают его гордость и самолюбие, но все это в данный момент виделось ему булавочным уколом по сравнению с той смертельной агонией, в которой будет заживо гореть его душа во время свадебной церемонии. Очередным своим бегством он окончательно обрубит все связи; большой дружный клан, Чимин, Кихён, отец, папа — они останутся лишь в его жизни «до». Но от мысли о расставании с папой, принять которую казалось кощунством, у Тэхёна только надрывно захныкало сердце. Из глубоких безотрадных раздумий его вывел разрывающийся от звонка телефон. Не успев ничего толком сообразить, Тэхён машинально скользнул пальцами по экрану, принимая вызов. — Тэхён-а? — позвал его взволнованный, но не теряющий ласковости голос Лу Ханя. — Милый, я даже не знаю, как тебе сказать… Твой папа… — Что такое? Что с ним? — с упавшим сердцем просипел Тэхён, ощущая, как от огромного, панического страха леденеет кровь в жилах. — Ему стало плохо на работе. Мы вызвали скорую. Мне пока ничего не говорят. Мы уже едем в Йонджульский госпиталь. — Я еду! — выкрикнул Тэхён и, побросав как попало вытащенные на свет божий вещи, стремглав вылетел из квартиры, обуреваемый неописуемым ужасом. Дорога до госпиталя занимала не больше получаса, но Тэхёну, выбитому из колеи и испуганному, показалось, что ехал он несколько часов. Душный, темный страх за жизнь родного человека затмевал собой все вокруг, и Тэхён, будучи в растерзанных чувствах, едва не пропустил нужную остановку. В чистом и светлом холле больницы, почти у самого входа его ожидал, переминаясь с ноги на ногу, опечаленный Лу Хань. — Тэхён! — Папа Хань! Что с папой? Уже что-то известно? — тяжело дыша, заполошно засыпал его вопросами Тэхён. Лу Хань только сокрушенно покачал головой. — Ничего, милый. Остается только ждать врача. Ожидание превратилось в самую жестокую и мучительную пытку. Неспособный усидеть на одном месте, Тэхён с неугомонной, нервозной энергией мерил шагами коридор, наворачивал круги, ходил из угла в угол, не находя ни тени покоя. Пугающая неизвестность сводила с ума. Тэхён едва не плакал, от мрачного, свирепого беспокойства у него все надсадно рвалось внутри. А вдруг папа уже давно болен? — болью, как раскаленной иглой, вонзилась неожиданная ужасающая мысль прямо в сердце. А Тэхён был так занят выстраиванием вокруг себя высоченной неприступной стены, что напрочь позабыл о том, что другие, и даже его близкие, могут быть так же уязвимы. А может, просто не хотел помнить и ничего знать? От одной только мысли, что его не было рядом с папой в те моменты, когда, возможно, тому было это жизненно необходимо, Тэхёну нестерпимо хотелось провалиться сквозь землю: горькая смесь стыда, вины и боли затопили все его существо. Внезапно разразившийся забористой мелодией телефон привлек к себе его внимание. Увидев, кто звонит, Тэхён ощутил, как неприятно и ноюще засосало под ложечкой. — Да, отец, — ему пришлось приложить титанические усилия, чтобы голос не дрожал. — Тэхён. Что с папой? — Ким Чонин, как и всегда, говорил твердыми, лаконичными и емкими фразами. И несмотря на всю тяжесть ситуации, Тэхён в очередной раз до глубины души поразился необыкновенной связи родителей — истинный альфа сквозь расстояние чувствовал, что с его омегой что-то случилось. — Он в больнице, — чуть не плача, тихо сказал Тэхён. — Что произошло? — Я не… не знаю. Нам пока не говорят. — Я выезжаю, — категорично уведомил его отец, и разговор завершился столь же резко и неожиданно, как и начался. Тэхён в огорошенном онемении уставился на потухший экран телефона. Громко хлопнула дверь, и Тэхён, оживившись, нервно вскинул голову в отчаянной надежде увидеть врача, но его ждало разочарование: раскрылась дверь в противоположном конце коридора, впуская беспокойную чету Пак и Чимина, опрометью, реактивно несущихся навстречу, будто напролом. — Тэтэ! — запыхавшийся и взъерошенный Чимин тяжело рухнул рядом, намертво стиснул друга в объятиях до хруста в костях. — Как ты? Что с папой Кёнсу? — Н-не знаю, Чимин, — дрожащим голосом еле проговорил Тэхён, шумно всхлипнув — держать себя в руках становилось все труднее. — Ничего пока не говорят. — О Господи, Тэтэ! — Чимин запальчиво прижал друга к себе еще крепче. — Да что же это за напасть такая? И вновь потянулось время ожидания, вяло, страшно медленно, бесконечно, будто закрутившись в мертвой петле. Чимин не отходил от Тэхёна ни на шаг, пытался разговорить, утешал. Пак Чанёль и старшие омеги также пытались по-отечески приободрить Тэхёна, несмотря на то, что сами были обеспокоены и издерганы ничуть не меньше. Здравыми мыслями Тэхён был благодарен за бесценную поддержку, но на деле все искренние утешения нисколько не облегчали ему душу, а только сильнее растравливали неутешную скорбь: ему хотелось выть в голос и лезть на стену от зловещей, душераздирающей безысходности. И в тот момент, когда настойчиво представлялось, что хуже ему уже не станет, прибыл Ким Чонин. Тэхён даже сумел с рассеянным удивлением отметить ту молниеносную скорость, с которой отец доехал сюда из Чхунчхона. Поначалу Тэхёну показалось, что отец ничуть не изменился, что походка его осталась решительной и твердой, спина — прямой, а дух — несгибаем. Но как только он подошел ближе, омега с проснувшейся тревогой разглядел его осунувшееся лицо, углубившиеся морщины и седину в некогда роскошных, смоляных волосах. Вмиг разошедшаяся совесть свирепо кольнула Тэхёна: за последние два года они едва ли перекинулись с отцом двумя десятками фраз. Он потерянно наблюдал, не смея вмешиваться, как Ким Чонин крепко пожимает руку Пак Чанёлю, по-дружески приобнимает Бэкхёна и Лу Ханя, и лишь затем решает обратить свое внимание на сына. — Тэхён, — на его лице не промелькнуло ни тени улыбки, и Тэхён безнадежно, с мукой на сердце старался убедить себя, что отец просто расстроен и переживает за своего омегу. — Отец, — он едва нашел в себе силы склонить голову в подобающем, учтивом поклоне. Выбеленная дверь, у которой проходило нескончаемое томительное ожидание, отворилась, и все шестеро как по команде повернули головы. В коридор стремительно вышел врач, молодой, крепко сбитый альфа, с массивными очками, низко сидящими на переносице. — Есть здесь родственники До Кёнсу? Ким Чонин и его сын в мгновение ока были рядом. Тэхён, болезненно ощущая свои заледеневшие дрожащие руки, насилу подавил в себе дикое желание вцепиться в доктора мертвой хваткой и сию же секунду вытрясти из него все, что он так хотел узнать. — Я его муж, Ким Чонин. — Доктор Юн, — представился альфа в белом халате. — Господин Ким, состояние вашего мужа стабилизировалось, но ребенка нам, к сожалению, спасти не удалось. — Ребенка? — ошеломленно переспросил Ким Чонин, изменившись в лице, а Тэхён, сраженный наповал, оторопел и начисто лишился дара речи от немыслимого замешательства. — Он был на четвертой неделе. Вы не знали? — доктор подозрительно поглядел на них поверх очков. — Нет, — отрывисто прохрипел Ким Чонин. — Смерть плода в утробе произошла еще до того, как вашего мужа привезли к нам. Разумеется, мы были вынуждены прибегнуть к искусственному прерыванию беременности, — строго, почти безэмоционально поведал доктор Юн. — В его возрасте не слишком безопасно беременеть и тем более проводить такие операции, поэтому мы какое-то время продержим его у себя, проведем все необходимые обследования. Смотря на доктора во все глаза, Тэхён стоял, будто приросши ногами к полу, взбаламученный от удивления и полнейшего ужаса, не зная, как справиться и переварить услышанное. — Я хочу увидеть его, — заявил Ким Чонин. — Завтра, — деловито ответил доктор Юн. — Пациент находится в отделении интенсивной терапии и оправляется от наркоза. Сощурив глаза, Ким Чонин не намеревался отступаться и продолжал напирать со свойственной ему по-альфьи сокрушительной силой. — Я прошу вас, доктор, — тон его мало походил на просящий. — Хотя бы две минуты. Еле слышно вздохнув, доктор сдался. — Две минуты и только вы, — сдержанно предупредил он. — Дежурный медбрат вас проводит. Высокий симпатичный омега в безукоризненно белом халате провел их по лабиринту из безликих и просторных коридоров. — Отец, я тоже хочу увидеть папу, — попросил приглушенным, чахлым голосом Тэхён, когда они остановились у одной из ярко-белых дверей в отделении интенсивной терапии. — Ты же слышал, что сказал доктор, — неумолимо отбрил Ким Чонин, заходя в палату. Двери плотно захлопнулись перед самым носом Тэхёна, и он остался снаружи с тяжелым сердцем наблюдать через небольшое окошечко за родителями. Бледное, истаявшее, будто потухшее лицо папы, залитое слезами, привело Тэхёна в ужас. Он перестал дышать и замер в тошнотворном оцепенении, прильнув к окну. Его душа мучительно болела, изнемогая, и рвалась изо всех сил к самому родному человеку. Отец что-то горячо, быстро говорил, бережно и благоговейно держа в руках маленькие ладони своего омеги. Они смотрели друг на друга, не отрываясь, пронзительно, с такой невыразимо безграничной и жадной любовью, будто на самое дорогое, бесценное и светлое, что есть в этой жизни. И немеркнущее волшебство воплощенного Предназначения отозвалось щемящим трепетом в душе Тэхёна, несмотря на душившую его боль. После Пак Чанёль отвез их домой, Лу Хань и Бён Бэкхён вместе с Чимином, проявляя чувство такта и благоразумие — всем шестерым в машине попросту не нашлось бы места, — отправились на автобусную остановку. По дороге отец и сын не сказали друг другу ни слова, и когда они вошли в пустую, тихую квартиру, Тэхён разом лишился всяких сил выносить это гнетущее, угрюмое, звенящее от напряжения молчание. — Отец, давай поговорим, — обреченно взмолился он. — Давай, — прохладно согласился Ким Чонин и, выдержав короткую паузу, без обиняков объявил: — Не хочу ходить вокруг да около. Ты должен остаться здесь, с папой. Остолбенев, Тэхён уставился на отца круглыми от удивления глазами, не зная, что ошеломило его больше: само заявление или же ультимативный и приказной тон, которым оно было сделано. — Пожалуй, начну с начала, — сухо принялся за объяснения Ким Чонин, верно истолковав потрясенное выражение сыновьего лица. — Ты уже вполне большой мальчик и можешь принять это. Мы с папой тебе не рассказывали, но у нас были некоторые сложности до твоего появления на свет. Тэхён в глубоком замешательстве не издавал ни звука, а Ким Чонин продолжал тем же серьезным, жестковатым тоном: — У Кёнсу было три выкидыша. Четвертая беременность закончилась точно так же, как и сегодня — абортом в связи со смертью плода. Срок был уже поздний. Кёнсу тогда едва руки на себя не наложил. Тэхён молниеносно прижал руку ко рту, сдерживая рвущийся из груди истошный крик. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы суметь сопоставить несколько очевидных фактов: он появился на свет, когда супруги Ю уже обзавелись двумя детьми, а Бён Бэкхён со дня на день ждал рождения своего третьего ребенка, Чимина. Тэхёну не раз в своей жизни задавался вопросом и терялся в догадках, почему он был у родителей единственным ребенком. Все указывало на обратное: истинность отца и папы, и До Кёнсу, души не чаявший в детях, всю жизнь мечтавший о большой семье. Теперь Тэхён понимал, почему, и сердце его жестоко надрывалось от острой скорби. — Догадываешься, что он может испытывать сейчас? — с нажимом осведомился отец. — И как сильно может быть подорвано его душевное здоровье? Тэхён слабо кивнул, отнимая от лица дрожащие руки. — Оставлять его одного нельзя, а я сейчас не могу переехать обратно, в Йонджуль. Нужно расплатиться со всеми долгами. Вопрос лишь в том: могу ли я положиться на тебя? — неукоснительно требовал ответа Ким Чонин. — Почему ты так со мной разговариваешь? — задетый за живое резким тоном отца, уязвленно спросил Тэхён. — Чем я заслужил такое к себе отношение? Ким Чонин скептически выгнул одну бровь. — Может, тем, что сбежал. — Я не сбегал. Я уехал учиться, — едва совладав с внутренней дрожью, умело повторил Тэхён давно заученную фразу. — Хороший предлог. Для побега. Ты сбежал, не пожелав узнать, что нас едва отсюда не выселили. Сбежал, когда твоему другу требовалась твоя помощь после того, как его похитили, — безжалостно сыпал упреками отец. — Удивляюсь, как Чимин тебя простил. Иногда мне кажется, что он любит тебя даже больше, чем родителей. Тэхён бросил затравленный взгляд на отца. Укоряющие, режущие без ножа напоминания были как хлесткая пощечина. — Зачем ты мне все это говоришь? — с горечью выдавил он. — Может, затем, что хочу знать причину, что сподвигла тебя на такое решение. Тэхён угрюмо молчал, будто воды в рот набрал. Муки души, истерзанной неисчерпаемой обидой, требовали держать язык за зубами и тем самым сохранить — пусть и отчасти — хорошую мину при плохой игре. — Не хочешь говорить, — Ким Чонин скупо кивнул, словно только этого и ждал. — Как же я могу быть уверен, что ты не уедешь в любой момент и не бросишь Кёнсу? — Мы же говорим о моем папе! — обретя дар речи, вскричал Тэхён, приходя в невыразимый ужас от того, как низко он упал в глазах родителя. — Я никогда его не брошу! Тем более когда он нуждается во мне! — Хорошо, — последовало прохладное, без единой мягкой нотки одобрение. — Это ненадолго. Полгода — максимум. За это время я заработаю нужную сумму. Возьму еще одну смену. — Не надо, отец! — забеспокоившись, неосторожно выпалил Тэхён. — Тебе не надо так надрываться. У тебя же сердце. На мгновение холодное, сосредоточенное лицо отца потеплело, а после с той же непостижимой скоростью снова обратилось в камень. — Справлюсь. Все будет нормально. — Почему вы мне не рассказывали о своих…финансовых трудностях? — осмелев, опасливо спросил Тэхён и тут же съежился под укоризненным, отдающим ледяной стужей, взглядом отца. — А зачем? Ты не слишком проявлял интерес к нашей жизни. Да и трудности эти начались до твоего отъезда. — Как же так, отец? Что произошло? — не без труда проглотив новую обиду, продолжал расспросы Тэхён, уже в мрачном предчувствии подозревая, каким будет ответ. — Какое это сейчас имеет значение? Один влиятельный человек, который помог им произойти, уже мертв. Вмиг ослабев, Тэхён покачнулся, на секунду зажмурившись от изумления и испуга. «Отец Чонгука», — вихрем пронеслось в его взбудораженных, разрозненных мыслях. И в самых страшных снах Тэхён не мог представить, что ультиматум Чон Мэнхо, выдвинутый четыре года назад, будет отравлять жизнь его близким и по сей день. Откуда-то к Тэхёну пришла непоколебимая уверенность, что его отец все знает, знает, по чьей вине на них всех обрушились эти неприятности, и от этого пугающего убеждения неуемный ужас вперемешку с негодованием и гнетущим чувством стыда окатили Тэхёна ошпаривающей, точно кипяток, волной. — А когда я приеду обратно, — круто перевел разговор на первоначальную тему Ким Чонин, — ты сможешь вернуться к своей блестящей столичной жизни, — и давая понять, что тема исчерпана и все вопросы решены, решительно направился в другую комнату. Тэхён пошатнулся, будто его наотмашь ударили по лицу. Слова отца больно полоснули по сердцу, и омега начал задыхаться от подкатившего к горлу тошнотворного, тугого комка кипучих слез. — Кем же ты меня считаешь, отец? — глядя на его удаляющуюся спину, пролепетал Тэхён сдавленным, дрожащим от боли голосом. Оставшись в одиночестве в своей комнате, он всеми правдами и неправдами уговаривал себя не давать волю слезам и, засовывая чемодан в самые далекие недра шкафа, с мутной тревогой в душе понимал, что необходимость уволиться с работы в Пусане, которую беспрекословно обозначил ему отец, — лишь одно из множества тяжких испытаний, которые ему еще предстоит пройти. Проведя всю ночь без сна в мучительных терзаниях, Тэхён скрепя сердце принял решение не откладывать в долгий ящик уход с работы, поэтому утром он поднялся с постели в то же время, что и отец. Прежде чем отправиться на вокзал, они, почти не разговаривая, заехали в больницу, чтобы навестить До Кёнсу. — Так приятно видеть вас вместе, — слабо, но тепло улыбнулся папа, выглядевший, несмотря на синие круги под глазами и болезненно белые, впалые щеки, значительно бодрее, нежели вчера. После того, как улыбчивый медбрат-омега забрал его на процедуры, Ким Чонин и Тэхён в том же унылом, тяжком молчании покинули здание госпиталя. На вокзале, дождавшись, когда прибыл поезд, который должен был увезти его в Чхунчхон, отец лаконично и сухо попрощался с сыном, взяв с того клятвенное обещание звонить при любой проблеме. Тэхён уехал с вокзала родного города на следующем поезде и, прибыв в Пусан, не теряя времени сразу же отправился на работу. Его коллеги, соседи по кабинету, так и раскрыли рты от удивления, когда Тэхён с вежливым приветствием шагнул за порог. Начальник Чон пришел в еще большее изумление, но стоило Тэхёну заявить о своем намерении уволиться, как у него глаза угрожающе полезли на лоб, и он по весьма заметному, немалому усилию едва удержался от пары крепких словечек. — Как я могу тебя уволить, Тэхён? — хмуро сдвинул брови на переносице начальник. — Сейчас такое непростое время. На помощь Тэхёну неожиданно пришел Чжан Исин, вовремя нарисовавшийся в дверях. Преследуя собственные корыстные цели и мечтая пристроить на место Тэхёна своего брата, он мастерски надавил на начальника Чона и сумел в рекордно короткие сроки выхлопотать все необходимые бумажки для Тэхёна. Собрав документы и без всякого сокрушения навсегда распрощавшись с коллегами и всем, что было связано с этой работой, Тэхён заехал в свою маленькую квартирку. Пока он наскоро раздумывал, что ему еще нужно взять с собой в Йонджуль, дал о себе знать, названивая, взвинченный Чимин. — Тэтэ? Ты куда пропал? Что-то еще случилось? — озабоченно забросал его вопросами друг. — Я в Пусане, — односложно и несколько раздраженно обронил Тэхён. — В Пусане? — испуганно охнул Чимин. — А что ты там делаешь? — Я уволился. Послушай, Чимин, давай поговорим, когда я приеду? Я уже скоро выезжаю. — Конечно, Тэтэ. Как скажешь. Сидя у окна в поезде, уносившем его обратно, к родным пенатам, Тэхён признавал, положа руку на сердце, что расставался он с Пусаном без особого сожаления. Этот город был его временным пристанищем, но так и не стал по-настоящему родным. Там омега не обзавелся друзьями или близкими знакомыми, учеба и работа не приносили никакого удовлетворения, а вся его якобы спокойная и налаженная жизнь являлась не более чем спасительной иллюзией. Он всего лишь попытался сбежать от своего печального прошлого, но не смог. Поезд мчался дальше, сокращая расстояние до Йонджуля, и Тэхёну становилось все труднее сохранять присутствие духа и терпеть, сжав зубы, чтобы не расплакаться. Голова его разрывалась от великого множества тяжелых мыслей, теснившихся в ней. Взрывной волной накатывали горькие воспоминания прошлого, острые мучения настоящего и безнадежный страх будущего. Трагедия родителей, ненавистный Чон Мэнхо, Чимин, Чонгук, их скорая свадьба — все давило на Тэхёна, душило, гнуло его к земле. Душа его переворачивалась, металась, билась, будто в предсмертной агонии. Росло и крепчало гнетущее убеждение, что жизнь его давно и бесповоротно разрушена и никакое чудо в мире не в силах это исправить. От темного, неистового отчаяния хотелось кричать в голос. Не обретя и тени успокоения, Тэхён сходил с поезда в Йонджуле, уставший и измученный, чудом держась на подкашивающихся ногах. — Тэтэ! — звучно позвал его знакомый мягкий голос, и Тэхён, к вящему своему недовольству, разглядел спешащего к нему Пак Чимина. — Тэтэ, — не моргнув глазом, накинулся он на друга с объятиями. — Кихён не смог, и я попросил Чонгука подвезти тебя домой. Ты же, наверно, устал очень. От неожиданности и испуга в голове у Тэхёна помутилось, и он, перестав дышать, едва не потерял сознание. «Только не это!» — мысленно завыл он. — Не надо было, — испуганно попытался воспротивиться Тэхён. — Надо! — категорично стоял на своем Чимин. — Ты и так еле на ногах стоишь, столько всего случилось, неужели еще ехать на автобусе через весь город? — и прочно обняв Тэхёна за плечи, Чимин повел его к выходу. Чонгук ждал их у своей, припаркованной неподалеку, машины. Импозантный, облаченный в серо-синий деловой костюм, подчеркивающий его мужественную фигуру, с зачесанными назад волосами, что позволяло любоваться его открытым неотразимо прекрасным лицом, он казался Тэхёну самым красивым альфой на всем белом свете. До боли закусив губу, Тэхён умирал от любви к нему и одновременно ненавидел себя за то, что, вопреки всему, не мог оставаться равнодушным к его невероятной привлекательности. — Добрый вечер, — бесстрастно поприветствовал его Чонгук, без всяких усилий держась так, будто их ничего и никогда не связывало. Не в силах выдавить из себя ни слова, Тэхён ответил легким кивком. Чонгук ничем не выказывал своего недовольства, хотя омега догадывался, что перспектива любезно встретить его, обозначенная Чимином, вряд ли пришлась альфе по душе. Неловко расположившись на заднем сиденье, Тэхён, борясь с чувством скованности и едкого стыда, не мог отогнать настойчивые воспоминания о безрассудной мечте, которая вспыхнула, когда он впервые сел в эту машину. Мечте о поцелуях Чонгука. Неожиданно в зеркале Тэхён уловил его пронзительный, острый взгляд. Ладони у омеги взмокли, бешеный жар опалил его с ног до головы от убийственного осознания, что альфа, кажется, прочитал его мысли, как открытую книгу. Пока машина плавно катилась по пустынным улочкам маленького города, Тэхён сидел как на раскаленных углях, вне себя от страшной растерянности, краснея и колеблясь. Чимин без устали о чем-то энергично щебетал, чуть снижая возникшую напряженность в салоне, но Тэхён слушал его краем уха и очнулся, лишь когда друг настырно назвал его по имени, привлекая к себе внимание. — Ты же теперь остался без работы, — Чимин огорченно покачал головой, но уже в следующий миг лицо его ярко осветилось исступленной детской радостью от внезапно пришедшей ему на ум гениальной идеи: — А что, если тебе пойти работать к Чонгуку? От глубочайшего изумления Тэхён едва не поперхнулся, в обескураженной немоте вытаращив глаза на друга, а после встретившись глазами с Чонгуком через маленькое зеркальное отражение. От пристального, темного, как ночь, взора альфы ему стало не по себе. Чимин, оставив без внимания встревоженное состояние Тэхёна, воодушевленно продолжал, искрясь от энтузиазма: — С твоими супермозгами, Тэтэ, тебе только в компании Чонгука и работать. Больше просто негде в нашем городе. — Чимин, — предостерегающе начал Чонгук, но загоревшегося Чимина остановить было уже невозможно. — Я знаю, ты не смешиваешь работу и личное. Но Тэхён… Я за него ручаюсь, ты не пожалеешь, если возьмешь его. К тому же, я помню, что Хосок уже вторую неделю без секретаря. Чонгук, — самым елейным голоском продолжал Чимин, нежно дотрагиваясь до его плеча, и Тэхён, мигом вскипев, почувствовал, что с удовольствием оторвал бы ему руки, — я ведь еще не просил у тебя свадебного подарка. Для меня лучшим подарком будет, если ты примешь Тэхёна на работу… — Чимин, не стоит таких жертв, — опомнившись, резко прервал его Тэхён, сгорая от унижения и неутомимой злобы. — Я сам в состоянии найти себе работу. — Похвально, — отвесил скупое одобрение Чонгук, но Тэхён, вспыхнув, отчетливо услышал в его невозмутимом голосе раздражающие саркастические нотки. — С такими убеждениями вы далеко пойдете. — Непременно, — ядовито процедил Тэхён, натянув самую широкую и развеселую улыбку. — Думаю, для вас найдется место в моей компании, — сказал Чонгук таким тоном, будто делал величайшее в мире одолжение. Пораженный насмерть, Тэхён обомлел, не веря собственным ушам. Ошеломляющие слова альфы многократным эхом грохотали у него в голове, и не сразу, как сквозь толщу воды до него донесся громкий, радостный визг Чимина. — Правда? Чонгук, какое же ты чудо невероятное! В невообразимом ошеломлении, не понимая, что движет альфой, Тэхён вновь столкнулся в зеркале с его взглядом, испепеляющим, полным холодного презрения и грандиозного превосходства, и тут оглушающая догадка осенила его, точно молния: Чон Чонгук по-прежнему остается безусловным хозяином положения и намеревается всего лишь унизить, растоптать и поставить на место Ким Тэхёна.