Благочестивый обман

Домой Тэхён мчался, не слыша ног и не разбирая дороги. Противоречивые эмоции, гремучей бурей бушующие в его измученной душе, раздирали его на части. Одна лишь мысль о Чонгуке причиняла ему адскую, нестерпимую боль. Альфа ничего к нему более не испытывал и относился немногим лучше, чем к самому низшему существу. Слепая и безумная ненависть разгоралась в сердце Тэхёна все жарче, он ненавидел всех и вся, ненавидел Чонгука за его резкое высокомерие, холодность и равнодушие; в то время как альфа оставался холоден, словно морозный день, Тэхён в его руках впервые за четыре года на краткий миг почувствовал себя настоящим омегой, живым, горячим, жаждущим тепла и любви. Тэхён с точащей изнутри горечью на секунду вообразил, как глумливо рассмеется ему в лицо альфа, если омега признается, что все эти долгие годы он хранил ему верность. Несмотря ни на что, внезапное избавление от повинности работать на Чонгука заставило Тэхёна вздохнуть с облегчением. С другой стороны, стоило ему представить, сколь сильно расстроится и опечалится папа, и сердце у него тяжело, страдальчески сжималось. Да и неизбежная перспектива вновь изворачиваться и придумывать приемлемые объяснения для Чимина его отнюдь не прельщала. Прилетев домой, Тэхён застыл перед запертой дверью, не спеша доставать ключи. Ему потребовалось некоторое время, чтобы, прижав руку к груди, утихомирить учащенное сердцебиение, перевести дыхание и придать лицу насколько возможно спокойное выражение. Перешагнув через порог и тихо закрыв за собой дверь, Тэхён начал разуваться, но донесшийся с кухни голос папы, бывший тверже металла, вынудил его напряженно обратиться в слух. — Так объясни мне, почему ты так поступил, Ким Чонин. В первые мгновения ошарашенный Тэхён решил, что отец уже вернулся, и от этой мысли у омеги щемяще засосало под ложечкой. Но уже через пару секунд, он не без должного облегчения понял, что ошибся: голос отца не раздался в ответ, обуви его нигде не было видно; и стало ясно как божий день, что До Кёнсу разговаривал со своим мужем по телефону. Оцепенев от ужасающей растерянности, Тэхён так и остался сидеть на стуле в прихожей, будто припаянный к нему, не в состоянии тронуться с места. Он прекрасно слышал каждое слово, которое произносил папа своим уверенным, непривычно громким и жестким голосом. — Это все твои причины, альфа? Просто не могу поверить, что ты мог так обойтись с Тэхёном. Это же наш ребенок! Наступила короткая пауза, после которой До Кёнсу ожесточился пуще прежнего: — Мало ли что там произошло. Это был его выбор. Ты не можешь осуждать его за это! И уж тем более — наказывать! И Чимина сюда приплел! Мальчики уже взрослые, без тебя как-нибудь разберутся, — папа вновь ненадолго замолчал, чтобы через несколько мгновений продолжить распекать своего мужа в том же строгом, безапелляционном тоне: — И я не беспомощное существо, за которым необходимо присматривать двадцать четыре часа сутки. Я все сказал, Чонин! Не приезжай на эти выходные. Я просто не могу тебя видеть сейчас. Тэхён в смятении своем не сразу сообразил, что разговор уже завершился и опомнился лишь, когда папа вышел в коридор. В горле застрял горький, грузный ком, ощущение гнетущей тяжести, подступившей к сердцу, стало непереносимым, и Тэхён поднял на родителя боязливый, несчастный взгляд. — Вы…вы из-за меня поругались, — в дрожащем голосе его отчетливо звенели горючие, невыплаканные слезы. — Ну что ты, милый, — До Кёнсу сжал сына в нежных и порывистых объятиях. — Даже и не думай винить себя. Отец не имел никакого права так с тобой поступать. Так что весьма справедливо получил по заслугам. Если ты решил уехать в Пусан, это твой выбор. Я не собирался тебе препятствовать. Если ты захочешь, можешь мне обо всем рассказать. Нет — я на тебя не давил и давить не стану. Тэхён прижался к папе изо всех сил, от папиных утешающих слов и прикосновений ласковых рук всего его существо захлестнуло неимоверное, глубочайшее и почти болезненное чувство самой искренней и теплой благодарности. От сердца отлегло, и внезапно его одолела небывалая по силе, буйная потребность сию же минуту выплакаться, пожаловаться на свою дырявую жизнь, поведать папе все. Сопротивляться становилось все труднее. — Как прошло собеседование? — тихо спросил папа, поглаживая его по волосам. Тэхён перевел дух, делая усилие, чтобы задавить и затолкать поглубже затухающий порыв к никому не нужной откровенности, и глухо, проглотив комок в горле, ответил, стараясь, чтобы предательский голос ничем не выдал его: — Перезвонят. С тем же самым вопросом пристал к нему и Чимин, когда вечером Тэхён и его папа пришли в гости к семье Бён Бэкхёна, у которого было решено провести традиционный раунд по игре Ют. И пока старшие омеги горячо приветствовали друг друга и, неунывающе посмеиваясь, раскладывали доски и деревянные палочки, Чимин с горящими глазами вцепился в друга, как клещ. — Ну так как, Тэтэ? А то мы с Чонгуком сегодня больше не говорили, он страшно занят. Поморщившись, Тэхён насилу попытался усмирить в себе жгучую ревность, вспыхнувшую от того, с каким чувством Чимин произнес имя Чонгука. Надсадным трудом взяв себя в руки, он тщился придумать, как выкрутиться из этой злополучной ситуации, какую ложь сочинить для Чимина, чтобы она увязалась с той правдой, которая вскоре всплывет на поверхность. — Раз он тебе ничего сказал, значит, я не принят, — напустив на себя самый безразличный вид, будто предмет разговора навевал на него легкую скуку, пожал плечами Тэхён Чимин от души, задорно рассмеялся. — Да не может такого быть! — и утянул его в комнату, к родителям. Следующий час Тэхён крепился как мог, обострившаяся привязанность и нежелание оставлять папу одного вышли ему боком. Разговоров только и было, что о свадьбе. Слушать оживленный щебет Чимина о предстоящих хлопотах, смотреть на то, как восторженно блестят его глаза от одного упоминания о Чонгуке — все это для Тэхёна было хуже самой губительной и изощренной пытки. Он усиленно делал вид, что вовсю занят едой, в надежде, что к нему не станут обращаться ни с какими вопросами. Но Чимин придерживался иного мнения. — Тэтэ, — повернулся он к нему со сверкающей улыбкой, — я совсем забыл тебя предупредить. Завтра Чонгук и его папа пригласили меня и моих родителей на ужин. Нужно еще пару деталей по церемонии обсудить. Ну и конечно, мы бы хотели, чтобы оба наших шафера тоже присутствовали. — Ммм, — нарочито глубокомысленно промычал Тэхён. — А я тут при чем? — Как это при чем? — ошеломленно охнул Чимин. — Ты ведь мой шафер. Резко прекратив жевать, Тэхён метнул на друга напряженный, враждебный взгляд. — Ты ставишь меня перед фактом, что ли? — не сдержавшись, раздраженно огрызнулся он. — Но, — заметно стушевавшись, Чимин побледнел и растерянно захлопал ресницами, — я думал… думал… это ведь само собой разумеющееся. Ты мой единственный лучший друг. Мы ведь еще в школе решили, что будем друг у друга шаферами на свадьбе… — Это было сто лет назад, Чимин, — безжалостно отбрил Тэхён. Чимин воззрился на друга в священном ужасе, чрезвычайно скандализованный, будто Тэхён говорил страшно предосудительные и оскорбительные вещи. — Но ты, ты… — выдавил он наконец дрожащим голосом, — ведь не отказываешься, Тэтэ? Не в силах вынести этот жалостливый, полный отчаянной надежды, взгляд, Тэхён опустил глаза вниз, до боли закусив губу. «Отказывайся! Отказывайся!» — надрывалось у него все внутри. Стоять у алтаря вместе с ними во время брачной церемонии — ничего хуже нельзя себе было и представить. Одна лишь мысль об этом ввергала Тэхёна в пучину отчаяния и ужаса, и он не мог вообразить, как сможет пережить сие мученическое торжество. Уже было собравшись с духом, Тэхён внезапно ощутил себя под прицелом внимательных, испытующих взглядов старших омег, и все неуверенно приготовленные слова застряли в горле. Как, как он мог отказаться? Не зная, куда деваться от одолевшего его страха и растерянности, мечтая лишь провалиться сквозь землю, Тэхён метался, изнывая, но вновь встретив полыхающий взгляд Чимина, он будто в тяжелом сне, мало в чем отдавая себе отчет, бессильно мотнул головой в знак согласия. — Я знал! — весь просияв, ликующе воскликнул Чимин. — Тогда завтра будь готов к шести. Нужно ведь еще доехать до ресторана. Поедешь вместе со мной, папой и отцом. Нервно заерзав на месте, Тэхён со всей остротой осознал, сколь сильно он не готов столкнуться с грозным презрением и ненавистью, которым подвергнет его папа Чонгука при встрече. В неистовой, резко возросшей, панике омега глянул на своего родителя, лихорадочно ища поддержки, собираясь бесстыдно использовать его состояние как приличный и уважительный повод для отказа. — Конечно, иди, сынок, — в корне неверно восприняв умоляющий взгляд сына, До Кёнсу ласково похлопал его по запястью. — За меня не стоит беспокоиться, я чувствую себя вполне хорошо. Ночью Тэхён не сомкнул глаз и весь следующий день не находил себе места, с ужасом ожидая того, что случится вечером. Вновь увидеть Чонгука, его папу, когда-то души не чаявшем в Тэхёне, провести час или два, держась из последних сил, терпя их холодное презрение, с фальшивой улыбкой лицезря счастливую пару и прислушиваясь к разговорам о свадьбе — даже думать об этом было выше его сил. Сердце его ныло от тупого, разъедающего все и вся страха. Тэхён маялся и изводился, не зная покоя, его била крупная дрожь от неминуемого приближения новой катастрофы. Его жизнь стремительно рушилась, разваливалась, летела в тартарары, и Тэхён смертельно ненавидел себя и все вокруг за то, что у него не хватало сил воспрепятствовать этому. Ровно в назначенный час машина семьи Пак уже ждала его у выхода из подъезда. Все трое, Чимин и его родители, были нарядно одеты, на взгляд Тэхёна, даже слишком нарядно одеты, так что он, предпочтя темный костюм классического кроя и небольшое количество украшений, против воли почувствовал себя не в своей тарелке. Но Чимин ласково улыбнулся ему и не без восхищения похвалил его наряд, Тэхён же с трудом нашел в себе силы что-то пробормотать в ответ, едва помня себя от мучительного, снедающего его беспокойства. Ресторан «Alessio», куда привез их Пак Чанёль, оказался, к вящему изумлению Тэхёна, элитным и почти что фешенебельным заведением, воссозданном в европейском стиле. Когда они переступили порог, искрометная красота внутреннего убранства произвела на Тэхёна неизгладимое впечатление. Он никак не ожидал увидеть в их захолустном городишке такой богатый и великолепно исполненный интерьер: дорогое дерево, узорная плитка, панорамное остекление, дизайнерские светильники, внушительные столы, окруженные диванами и стульями с обивкой из мягкой кожи. За одним из таких столов чуть в отдалении от центра зала сидел моложавый и красивый омега в сдержанных и элегантных одеждах. Он был именно таким, каким его и запомнил Тэхён. Неумолимое время ничуть не тронуло его утонченные черты и не прибавило седых волос. Он мягко улыбался, занятый разговором с бурно жестикулирующим альфой в темно-бордовом костюме, и Тэхён горестно сознавал, что вряд ли он когда-нибудь улыбнется такой добросердечной улыбкой ему. Решительным шагом чета Пак и Чимин направились к ним. Тэхён старался не отставать на своих одеревеневших ногах. Сердце его бухало в груди все истошнее, все безудержнее по мере того, как стремительно сокращалось между ними расстояние. — Здравствуйте, господин Нам, — любезно поприветствовали его супруги Пак. — Добрый вечер, господин Пак, господин Бён, — откликнулся в той же вежливой манере папа Чонгука, Нам Ухён. Молодой альфа, доселе занимавший его бодрым разговором, подскочил с места, отвешивая приличный случаю поклон. Когда Нам Ухён тепло улыбнулся Чимину и обратил свой взор на Тэхёна, его нежные глаза резко сузились в узкие жестокие щели, на потемневшем лице отразилась цветистая смесь самых разнообразных эмоций: удивление, недоумение, негодование, лютая неприязнь. Тэхёна прошиб холодный пот, сердце его испуганно захолонуло на секунду и вновь, будто взбесившееся, остервенело пустилось вскачь. «Какого черта ты здесь делаешь?» — казалось, этот вопрос был готов вот-вот сорваться с искривленных губ Нам Ухёна, но его опередил Чонгук, облаченный во все черное, возникший будто из ниоткуда, расслабленно держа в одной руке большой, блестящий, как зеркало, смартфон: — Еще не познакомились? — спокойно осведомился он, скользнув флегматичным взглядом по Тэхёну. — Это мой папа, Нам Ухён. — А… а это мой лучший друг, Ким Тэхён, — с запинкой представил его Чимин, немало озадаченный реакцией своего будущего свекра. — Очень приятно, — промямлил Тэхён, учтиво поклонившись, на что Нам Ухён лишь едва заметно кивнул, по-прежнему кривя губы в презрительной гримасе, и метнул на своего сына пламенный взгляд, безоговорочно требуя объяснений. Послав в ответ молниеносный понимающий взор, Чонгук обратил свое внимание ко всем остальным и вновь бесстрастно заговорил: — А это, — чуть заметный поворот в сторону альфы в темно-бордовом костюме, — Чон Хосок, мой кузен и вице-президент. Чон Хосок, бывший альфой приятной наружности, в самом расцвете сил, лучился открытой, приветливой улыбкой, предназначавшейся всем и каждому, но едва их с Тэхёном взгляды пересеклись, как омега, дернувшись, инстинктивно отшатнулся от него. Взгляд хищного зверя, коим альфа беззастенчиво и чересчур внимательно обшаривал его, вселил в Тэхёна мутную, стыдную тревогу. В темных глазах его читался вызов и такая откровенная и алчная жажда, словно он уже сорвал с Тэхёна одежды, опрокинул на стол и навис над ним, готовый пойти до самого конца. Дыхание у омеги перехватило, и пылающий жар залил щеки. Когда все расселись по местам, Тэхён, все еще красный после перенесенного испытания, обнаружил, что едва знакомый альфа, нагло раздевавший его взглядом, устроился точно напротив него. Лицо у омеги вспыхнуло еще ярче. Присевший рядом Бён Бэкхён с беспокойством разглядывал его полыхающие щеки. — Все хорошо, Тэхён-а? — наклонившись, тихим голосом озабоченно спросил он. — Ты что-то раскраснелся. Уж не заболел ли? — Все нормально, — поспешно закивал Тэхён. Весь вечер он всеми способами старался избегать смотреть в сторону Чон Хосока. Что оказалось практически непосильной задачей, ибо сидевший по левую руку Чимин, позабывший о других, что-то увлеченно рассказывал Чонгуку, а восседавший справа Бён Бэкхён все свое внимание уделял разговору с Нам Ухёном. — Все уже почти готово. Мы с вами отлично постарались, — удовлетворенно резюмировал тот, когда официант расставил перед ними большие квадратные тарелки с пестрым салатом. — Осталось лишь провести финальную репетицию. Вы выбрали время? — В следующую среду. Это будет удобно. После финальной примерки свадебного костюма для Чимина. Нужно тщательно все проверить, он уж слишком декорирован, — сделал добродушный упрек Бён Бэкхён. — Чимин будет превосходно смотреться в традиционном наряде, — Нам Ухён с нежностью посмотрел на очаровательно зардевшегося Чимина, а когда его взгляд сдвинулся на Тэхёна, любой намек на теплые чувства улетучился без следа, как воздух из проколотого шарика. Европейская еда, от изобилия которой ломился стол, выглядела изысканной, очень вкусной и аппетитной, но Тэхён не мог проглотить ни крошки. Желудок у него завязался узлом: чересчур болезненными и гнетущими оказывались молчаливые, но не менее красноречивые стрелы презрения, которые не уставал метать в него Нам Ухён. Покоя не давал ему и Чон Хосок, не сводивший своего пожирающего, жадного взгляда. Он рассматривал так, словно омега уже стал его полноправной, беспрекословной собственностью. Тэхён, будучи красивым и привлекательным омегой, с юных лет привык к щедрому вниманию альф, но от испепеляющей, безумной жажды обладания, ярко светившейся в глазах Чон Хосока, ему становилось не по себе. Исподтишка бросив взор на счастливую пару рядом, Тэхён не без удивления заметил, с каким радостным азартом наблюдает за ним и Хосоком Чимин. Чонгук смотрел в ту же сторону, и прежде чем он цепко перехватил взгляд Тэхёна, омега успел разглядеть на его лице странное, смущающее выражение, впрочем, молниеносно сменившееся легкой насмешливой полуулыбкой. Когда начали подавать десерт, в зал вошла, сопровождаемая услужливым официантом, компания богато принаряженных людей: три альфы в щегольских костюмах и хорошенький блондин-омега в шелковом комбинезоне с откровенным декольте. Не понимая, чем они привлекли его внимание, Тэхён уже уткнулся было взглядом в тарелку с панна-коттой, обложенной сочными ягодами клубники, и тут пришло осознание, кого именно он узнал. Вскинувшись, он получил подтверждение своей догадки, в ошеломлении созерцая, как Мин Юнги отделяется от своего общества и устремляется к их столику. Едва не поперхнувшись от неимоверного изумления, Тэхён, уверенный, что зрение обманывает его, ошарашенно разглядывал видного, исполненного достоинства альфу в отутюженном строгом костюме, белоснежной рубашке, при галстуке, с аккуратно зачесанными светлыми волосами. Так стильно и официально Мин Юнги никогда не одевался, даже на собственный выпускной. — Разрешите засвидетельствовать вам свое почтение, — приблизившись, он отвесил низкий, преувеличенно любезный и одновременно вызывающий, как пощечина, поклон. Благосклонно кивнув, Нам Ухён вопросительно приподнял брови: — А вы, молодой человек?.. — Меня зовут Мин Юнги, и мы учились в школе вместе с Тэхёном и Чимином, — в голосе его сквозила сочная насмешка, подчеркнуто замаскированная высокопарной вежливостью. Чувствуя, как в груди нарастает раздражение, Тэхён со всей отчетливостью понимал, что Юнги без зазрения совести пользуется их беспомощностью: никто не осмелился бы откровенно выпроводить его и тем самым открыть страшную тайну о том, кем он приходится Чимину. Осторожно скосив взгляд на друга, Тэхён в замешательстве обнаружил, что Чимин, затаив дыхание, во все глаза глядит на Юнги. В ответ альфа обласкивал своего омегу нежным и вдумчивым взглядом, таким проникновенным, будто они были сейчас одни во всем мире. И Тэхён невольно почувствовал себя рядом с ними третьим лишним. Юнги вернулся к своим друзьям, нетерпеливо ожидавшим его, и напряжение, сгустившееся было в воздухе, рассеялось: разговор вернулся в привычное непринужденное русло, все принялись пробовать изысканный десерт. Только от былого веселья Чимина не осталось и следа. Он силился делать вид, что по-прежнему прекрасно проводит время, натянуто улыбался и поддерживал беседу, но его скованная поза, хмуро сдвинутые брови и пристальный взгляд, то и дело устремляющийся в сторону Юнги, выдавали его с головой. Краем глаза Тэхён заметил, что прелестный светловолосый омега, как бы невзначай уложив маленькую ладошку Юнги на плечо, что-то кокетливо рассказывал ему. Неожиданно раздавшийся над ухом едва слышный протестующий рык яснее ясного говорил, что и от внимания Чимина не ускользнул этот игривый жест. Он с силой, сердито вонзил ложку в рыхлую мякоть панна-котты, не отрывая от пары, которая, надо признать, смотрелась весьма гармонично, ожесточенного взгляда. — Тэтэ, — шепнул ему Чимин приглушенным, подрагивающим голосом, — я… я отойду. Займи, пожалуйста, пока Чонгука. — Ты что…? — Тэхён не успел до конца озвучить свой вопрос: ножки стула агрессивно заскрипели о плитку, Чимин рывком поднялся на ноги и, скромно извинившись, двинулся, чеканя шаг, к выходу из зала. Тэхён провожал обескураженным взглядом его удаляющуюся спину, а после, обратив взор в сторону столика, где восседала компания Юнги, не нашел среди них самого Юнги. Тэхён нахмурился, но не успел толком обдумать зародившиеся неприятные сомнения — Чонгук чуть наклонился и манерно учтивым тоном попросил передать ему салфетку. Колеблясь и волнуясь, Тэхён не торопился исполнять его просьбу, нутром чуя, что кроется за ней нечто иное, нечто, несущее ему новую порцию боли. Но пауза затягивалась, его бездействие становилось почти что неприличным, и омега сдался, поспешно потянувшись к салфетнице. — Пожалуйста, — выдавил он из себя, содрогнувшись всем телом, когда их с Чонгуком пальцы соприкоснулись. И словно мощный электрический заряд прошил его всего с головы до ног. Это невинное касание мигом оживило жаркие воспоминания о том, как Чонгук касался его раньше, четыре года назад, и пару дней назад. Когда расстояние между ними уменьшилось до предела, дозволенного нормами приличий, альфа, сохраняя на лице дежурную улыбку, понизил голос до низкого, тяжелого шепота: — Прекрасный выбор, Тэхён-а, — краткий, едва уловимый выстрел глазами в сторону Чон Хосока и надменная, пропитавшая каждое слово, издевка, предназначавшаяся лишь Тэхёну. — Он неплохо зарабатывает и носит ту же фамилию, что и я. Взяв салфетку, Чонгук отодвинулся, вальяжно откидываясь на спинку стула. Шанс дать достойный отпор был упущен. Донельзя уязвленный, Тэхён заскрежетал зубами от злости и досады, вспыхнувших еще сильнее. Неспособность противостоять насмешкам и чарам альфы лишала его всякого присутствия духа и самообладания. Когда тягостный для Тэхёна ужин подошел к своему завершению, он не смог сдержать тихого вздоха облегчения. После того, как все распрощались, он стоял в гордом одиночестве у входа в ресторан, ожидая, когда ушедшая на парковку чета Пак подъедет на своей машине, чтобы забрать их с Чимином. Натужно дыша, Тэхён бездумным взглядом таращился в синеву сизых сумерек, героическим усилием воли глуша в себе порыв глядеть туда, где трепетно миндальничали Чонгук и Чимин. Тэхён помнил, с каким осоловелым взглядом вернулся к столу его друг, но он и без того был сбит с толку, обессилен и измучен очередной проверкой на прочность, чтобы вдаваться в подробности и думать еще и об этом. — Негоже такому омеге, как ты, быть одному, — низкий чувственный баритон заставил омегу резко обернуться. Напрягшись, Тэхён едва не возвел глаза к небу, ибо приближение бессовестно нарушившего его уединение Чон Хосока не могло сулить ничего хорошего. — Не думаю, что стою ваших переживаний, — ответил Тэхён и постарался вложить в свой голос как можно больше льда и отстраненного равнодушия. — О, ты стоишь гораздо большего, — альфа обвел его с головы до ног тем же распущенным, масленым взглядом. — И не только переживаний. — А мы уже перешли на неформальный тон? — гордо вскинул одну бровь Тэхён, запоздало опомнившись. Хосок небрежно пожал плечами, словно речь шла о сущей безделице, которая не заслуживала никакого внимания. — К чему эти сложности? Чем быстрее мы от них избавимся, тем лучше. — Лучше для кого? — Для меня. Для тебя. Для нас. Чон Хосок не трудился делать вид, что скрывает или стесняется своих желаний. Недвусмысленный намек, открыто говоривший, что альфа уже считает Тэхёна своей непререкаемой собственностью, вызвало на щеках омеги краску ярости. — Я даже знать не желаю, к чему вы клоните, — сурово отбрил он. — Очень зря. Думаю, что тебе бы понравилось, — почерневшие глаза альфы искрились живым похотливым блеском. — Ошибаетесь, — вздернув подбородок, неприязненно обронил Тэхён. Лицо его горело от неловкости, стыда и возмущения, но он всеми силами пытался ничем не выдать, что единственное желание, которое пробуждали в нем близость Хосока и его непристойный напор — было острейшее и трусливое желание провалиться сквозь землю. — Я никогда ни в чем не ошибаюсь, — на губах альфы блуждала ленивая, безмерно самодовольная ухмылка. — Все бывает в первый раз. — Это не тот случай. — Именно он самый. Если вы пытались заинтересовать меня, то у вас не получилось, — ежа губы в холодной мстительной улыбке, не без злорадного удовольствия осадил его пыл Тэхён. — Не получилось? Это вряд ли, ведь я еще даже не начал. Но в конечном итоге я всегда получаю то, что хочу, — он широко улыбнулся во весь рот, продемонстрировав в зверином оскале белые острые клыки, как показалось Тэхёну, похолодевшему от страха, чуть удлинившиеся, как бывает у альф, когда они намерены пометить омегу. — И прямо сейчас я хочу тебя, Ким Тэхён.