Благочестивый обман

Как громом пораженный, Тэхён взирал на альфу широко распахнутыми глазами и не мог собраться с мыслями после этого неожиданного, ошеломительного предложения, гулким эхом звенящего в ушах. Не сознавая, омега так сильно смял в кулаках больничное одеяло, что тонкая ткань треснула. — Да вы с ума сошли! — выпалил наконец Тэхён, слишком ошарашенный, чтобы вспомнить о сдержанности и правильности своих слов. — Я так не думаю, — уравновешенно отозвался Чон Хосок, казалось, ничуть не подверженный никаким сомнениям. — Ты разве не хочешь сохранить своего ребенка? Или хочешь, чтобы Чонгук сразу после рождения отобрал его и никогда в жизни не позволил бы вам увидеться? Горький комок встал поперек горла, не давая омеге сказать ни слова. Вообразив ту чудовищную картину, которую двумя фразами обрисовал Чон Хосок, Тэхён в сотый раз за день ощутил непреодолимое желание разразиться слезами. — Чонгук не отступится просто так, — несколько мрачновато предостерег альфа, — я его хорошо знаю. Тэхён молчал, судорожно комкая ослабевшими пальцами одеяло и глотая соленые слезы. — Когда мы будем в официальном браке, — будто подстегнутый его смущенным молчанием, Чон Хосок утроил свой неотступный, увещевающий натиск, — уверяю, я смогу тебя защитить. И я обещаю, ни ты, ни ребенок ни в чем не будете нуждаться. — Зачем это нужно вам? — обретя дар речи, резковато кинул Тэхён, кинув на альфу недоверчивый взгляд. И пусть решительные слова Чон Хосока звучали убедительно, авторитетно и соблазнительно успокаивающе, сердце Тэхёна было полно сомнений. — Какой резон вам жениться на омеге, с которым вы знакомы всего ничего? И тем более воспитывать чужого ребенка? — Я получу тебя, — не замедлил ответить альфа, и губы его тронула многозначительная, довольная улыбка. — Ты стоишь того, чтобы многим поступиться. Ради тебя я готов на все. И я тебе уже говорил о своих чувствах к тебе. — Но я ничего к вам не чувствую, — с чопорным фатализмом провозгласил Тэхён, скорее оттолкнутый, нежели ублаготворенный этим пылким признанием. — Это дело поправимое, — откликнулся Чон Хосок так непринужденно, словно его не могли испугать или остановить никакие трудности. Приведенный в заблуждение, Тэхён растерянно умолк, смешавшись, а Чон Хосок, не отрывая от его лица алчного взгляда, продолжал идти напролом: — Я не прошу тебя дать ответ сейчас же, но хочу, чтобы ты серьезно подумал. И знал, что время ограничено. Тэхён испустил тихий отчаянный вздох, и тошнота, будто в ответ на предостережение альфы, вновь всколыхнулась внутри мерзостной горечью. Все закружилось перед глазами, и омега, не имея сил не признавать правоты своего собеседника, едва собрался с духом, чтобы вяло промямлить наспех сочиненную ложь: — Я хочу спать. — Да, конечно, — согласно кивнул Чон Хосок, прежде чем отправиться обратно, в коридор. Как только за ним закрылась дверь, Тэхён вжался лицом в подушку, глуша нестерпимые, горестные рыдания. Подступившая дурнота не отпускала его. Он встревоженно думал о ребенке, который теперь зрел в нем, но еще не мог до конца поверить и охватить сознанием то, что они с Чонгуком дали начало новой жизни. И вместе с тем панический живучий страх, что Чонгук непременно отберет его, чувствовался гораздо острее и зверски бередил омеге душу. После того как длительная процедура с капельницей была завершена, доктор Ким отпустил его, засыпав положенными случаю рекомендациями. Выйдя в коридор к ожидающему его альфе, Тэхён едва не упал на руки Чон Хосоку, охваченный новой вспышкой головокружительной слабости. — Тебе плохо? Позвать доктора? — прижав его к себе, альфа с нескрываемым беспокойством рассматривал побелевшее лицо Тэхёна. — Нет. Это всего лишь токсикоз, — деланно беспечно ответил омега, обессиленно сделав попытку сбросить с себя руки альфы, которую тот категорично и уверенно пресек. Ободряюще обхватив его за плечи, Чон Хосок повел его к выходу из больницы. С трудом волоча ноги, Тэхён в глубине души признавал, что без надежной поддержки Хосока он сам не смог бы сделать ни шагу и попросту свалился бы без сил на пол. Жар, пышущий от мощной руки альфы, обжигал нежную кожи омеги даже сквозь одежду. На улице вечерний ветерок освежающе овевал полыхающее, с ноющими скулами лицо Тэхёна, и он, набрав полную грудь воздуха, почувствовал, что ему чуть-чуть стало легче. Уместив омегу, все еще слабого и безвольного, на переднем сиденье своего автомобиля, Чон Хосок поспешно устроился рядом и, рывком повернув ключи зажигания, вырулил на дорогу, постепенно развивая скорость. Тэхён хотел было воспротивиться и потребовать от альфы немедленно высадить его, как омерзительная муть, растормошенная мягким движением машины, встала у самого корня языка, леденя все внутри. Дрожа от колючего озноба, Тэхён скорчился, будто в смертельном припадке удушья. — Я… меня сейчас… — болезненный спазм сдавил горло, и Тэхён зажал рот рукой, силясь сдержать отвратительную бурю внутри себя. Влет уяснив, в чем дело, Хосок свернул к обочине и резко нажал на тормоза. Едва дождавшись, когда машина замедлит ход, Тэхён со свистом вылетел наружу, очертя голову, и, пробежав несколько метров, согнулся пополам. Желудок бешено сокращался, освобождаясь, и слезы, ручьями полившиеся по щекам, слепили глаза. Хосок беззвучно приблизился, молча подавая бумажные салфетки. Впопыхах вытерев лицо, Тэхён тяжело привалился к нему, чувствуя себя ужасающе разбитым и измочаленным, словно это нехитрое действие высосало из него последние силы. Оставаясь безучастным ко всему, кроме сжирающей его дурноты, Тэхён послушно позволил альфе усадить себя обратно в машину и тут же ощутил, как все его затекшие напряженные мышцы будто раскисли от этой непреодолимой слабости. Глаза безнадежно слипались, и омега, утопая в вязкой полудреме, не мог и не желал сопротивляться этой затягивающей, блаженной темноте. Когда Тэхён очнулся ото сна, крепкого и без сновидений, какого не было у него уже долгое время, наступило утро. Воспоминания вернулись к нему с молниеносной скоростью, и омега, порывисто выпрямившись, сел на постели. Его окружала красивая, но безликая обстановка незнакомой спальни. Тэхён недоуменно огляделся, заметив на прикроватной тумбочке свою сумку, а на стуле чуть в отдалении — стопку аккуратно сложенных, абсолютно новых вещей, и в то же мгновение дверь в комнату отворилась, пропуская внутрь Чон Хосока, свежего и бодрого, облаченного в темный, опрятный костюм. — Доброе утро. Как спалось? — Я у вас дома? — пропустив мимо ушей эти любезности, хмуро уточнил Тэхён. — Все верно, — ослепительно улыбнулся альфа, то ли не заметив, то ли сделав вид, что не заметил мрачного настроения омеги. — Ванная там. Эти вещи, — он легким кивком указал на одежду, уложенную на стуле, — твои. И не задерживайся, завтрак остынет. Настороженно покосившись на вещи, но не притронувшись к ним, Тэхён отвернулся и, не глядя на альфу, в несколько шагов преодолел путь до ванной. Из зеркала над раковиной на него взглянуло его отражение, блеклое и потухшее. Тэхён едва за голову не схватился, с ужасом созерцая лиловые тени, залегшие под глазами, запавшие щеки и бесцветную кожу. С силой выкрутив кран до предела, он умылся и тщательно прополоскал рот, а затем пригладил взлохмаченные волосы и расправил, как мог, изрядно помятую блузку. Возвратившись в комнату, Тэхён забрал свою сумку и быстрым шагом кинулся к дверям. Чон Хосок ждал его прямо за порогом. — Спасибо за все, но… — Тэхён запнулся на полуслове, стушевавшись под немигающим, острым взглядом альфы, которым тот окинул его всего с головы до пят. — Я сейчас уйду. — Уйдешь? — выразительно приподнял одну бровь Чон Хосок, неминуемо загораживая омеге дорогу. — Куда, если тебе некуда пойти? — Это уже не ваша проблема, — Тэхён пытался сохранить последние крупицы собственного достоинства. — А может, я хочу, чтобы это стало моей проблемой? — не обинуясь, внушительно объявил альфа. — Я хочу заботиться о тебе, поэтому предлагаю тебе остаться у меня. На какое-то время. Тэхён, не веря ушам своим, метнул на него взгляд, полный неподдельного изумления. — Мне сейчас нужно на работу. Есть срочные дела. И Чонгук, конечно, занят не тем, чем надо… Но я прошу тебя, останься здесь, — с нажимом, настойчиво внушал ему Чон Хосок. — Хотя бы до вечера. Я вернусь, и мы все обсудим. Но пока оставайся здесь. Ты будешь в безопасности. И я буду спокоен за тебя. Тэхён долго всматривался в его решительное, озаренное внутренним жаром, лицо, прежде чем нехотя и едва заметно кивнуть. Неоспоримые факты говорили сами за себя: ему действительно было некуда пойти, его состояние оставляло желать лучшего, но больше всего Тэхён нуждался во времени, которое помогло бы ему привести в порядок собственные разрозненные мысли и найти решение, что ему делать и как жить дальше. Оставшись в гордом одиночестве после ухода Хосока, Тэхён достал из сумки телефон и замер в удивлении, увидев несметное количество звонков от папы. Ожившая его совесть исступленно разыгралась, точа и вгрызаясь в сердце: папа, вне всяких сомнений, мучился и места себе не находил от переживаний за него. Повинуясь непобедимому порыву, Тэхён, не медля, лихорадочно набрал номер родителя. — Тэхён! — после первого же гудка громыхнул в динамике дребезжащий папин голос. — Господи, милый, где ты? С тобой все в порядке? Скажи, где ты, я приеду за тобой! — взволнованно забросал его ворохом вопросов папа. Глаза у Тэхёна невольно увлажнились, и сердце у него, наполнившееся теплотой, трепетно защемило. — Со мной все нормально, — насилу усмирив дрожь в голосе, ответил омега. — Правда. — Где ты, милый? — не унимался До Кёнсу. — Я сейчас приеду за тобой, заберу домой. Отца к тебе даже близко не подпущу, это я обещаю! — Дай мне поговорить с сыном, — заговорил Ким Чонин, и голос его звучал очень тихо и глухо, будто издалека. — Ты уже поговорил, Ким! — взбесившись, рявкнул на него До Кёнсу. — Бессердечная скотина! Уйди с глаз моих! — Тэхён-а, — обратился к нему папа уже совсем иным тоном, ласковым и утешающим. — Детка, где ты? У меня на сердце неспокойно из-за тебя. — Пап, не переживай. Я в хорошем месте. Со мной правда все хорошо, — лукавил Тэхён, втайне надеясь, что его бесстыдная ложь была достаточно убедительной. — В каком месте? С кем? Ты не собираешься возвращаться домой? — в надтреснутом голосе папы четко зазвенели слезы. Крепясь изо всех сил, Тэхён уверенно покачал головой, забыв, что папа не может его видеть. — Нет. — Но, Тэхён!..  — Я тебе еще позвоню, пап, — едва договорил неверным, заплетающимся языком омега, торопясь скорее закончить разговор из страха сорваться и, не таясь, выложить всю душу. Отложив подальше телефон, Тэхён всеми способами старался убедить самого себя, что все сделал правильно: он не должен добавлять папе излишних переживаний со своими проблемами. Жесткие слова отца, безостановочно отдающиеся раскатистым эхом в ушах, не давали ему выпустить это из памяти. И все же, невзирая на бурное самовнушение, душа его бунтовала против того, что разум считал выходом из положения. Раскаленные слезы рвались из самых глубин его существа, воспоминания и нынешние трудности обступали его со всех сторон плотным кольцом, и у Тэхёна уже не было сил заставить себя не думать. Что ему делать? — маялся он от безысходности и не находил ответов. Теперь, когда выяснилось, что он действительно забеременел, страшно представить, какова будет реакция отца. Очевидно, Ким Чонин сочтет это еще большим позором и ни за что не примет обратно сына с нагулянным ребенком. По другую сторону находился Чонгук, угрожающий навсегда отобрать ребенка. Тэхён, задыхаясь от отчаяния, чувствовал себя загнанным в смертельную ловушку. Но несмотря на все препоны и горести, уже наступившие и только поджидающие его впереди, несмотря на то, что ребенок стал для него полной неожиданностью, у Тэхёна не возникало и тени мысли избавиться от него. Дитя Истинной пары — священно и неприкосновенно. Может, сбежать, как и четыре года назад, в Пусан? — сходил с ума Тэхён, изводимый мучительными раздумьями. И вновь остаться одному, на этот раз — с маленьким ребенком на руках, без нормальной работы и средств к существованию? Предложение Хосока казалось единственным спасением из этой безвыходной, запутанной ситуации. Оно сулило надежду на избавление от многих проблем. И Чон Хосок, этот грубый и бесцеремонный альфа, открылся с иной стороны: он помог омеге, проявил заботу, когда это было необходимо, и в целом вел себя, как джентльмен, больше не совершая никаких непристойных поползновений. И все же что-то не давало Тэхёну покоя, в сердце, как и в мыслях, царил раздор; и смутные сомнения, одолевающие его, таили в себе немыслимую силу. И будто бы целую вечность Тэхён просидел, не шелохнувшись, с горечью вспоминая все то, что за руку привело его к сегодняшнему моменту, и испуганно заглядывая в мрачную бездну завтрашнего дня. Хосок вернулся гораздо раньше, чем рассчитывал Тэхён. Чтобы отвлечься от тягостных дум, омега принялся бродить по роскошным апартаментам альфы. Как и спальня, в которой Хосок оставил его ночевать, вся квартира отличалась немалыми габаритами и спокойным, богатым интерьером, но была какой-то одинокой и необжитой, словно служебное помещение. Альфа вернулся в тот момент, когда Тэхён с вялым интересом осматривал столовую. Его сытая улыбка и довольный вид, вид человека, у которого в руках горит любое дело, навеял омеге странную, неясную тревогу. Они не успели перекинуться и парой фраз, как были беззастенчиво прерваны появлением неожиданного гостя. Чон Хосок отправился открывать дверь, а Тэхён остался стоять на месте без движения, точно пригвожденный к полу. Сердце его безудержно забилось в страшном волнении. — Здравствуй, Хосок, — донесся до него ласковый, певучий голос Нам Ухёна. В испуге и удивлении Тэхён прижал руку ко рту, заглушая пробивающийся наружу, нервный возглас. — Дядя! Какой сюрприз! — Чон Хосок, ничуть не смущенный возникшей щекотливой ситуацией, излучал почти неподдельное радушие. — Заходи, пожалуйста. Чем тебя угостить? — Не переживай, дорогой, — милостиво успокоил его Нам Ухён. — Я ненадолго. Я приехал попросить тебя об одолжении. — Одолжении? — Ты ведь уже знаешь о том, что произошло вчера, — с тяжелым вздохом пустился в объяснения старший омега. — Я такого позора в жизни не испытывал, как вчера в доме Чимина! Он кричал так, что едва стекла не лопнули. Его отец чуть не выдворил нас с Чонгуком за дверь сразу же, как только мы пришли, но Чонгук держался молодцом, сумел откуда-то найти нужные слова, и какой-никакой разговор все-таки состоялся. — Ты, значит, поехал вместе с Чонгуком, дядя? — с самым живым интересом осведомился альфа. — Чонгук разве не был против? — Еще как! — с горячностью воскликнул Нам Ухён. — Брыкался, как мог, упрямец! Уговаривал меня дома остаться и не мешать ему. Чуть ли не до угроз! Но я все равно с ним поехал. Я не собираюсь пускать все на самотек. Он должен непременно помириться с Чимином. — Ты думаешь, что получится? — Должно получиться. Он должен жениться на Чимине. И счастлив Чонгук будет только с ним. В этом я уверен, — с необъятной решимостью припечатал Нам Ухён. Тэхён содрогнулся и зажмурился, но непрошенные слезы уже обожгли веки. Немилосердная мысль о совместном, вопреки всему, счастье Чонгука и Чимина тупой ржавой стрелой вонзилась ему в сердце. — Но это только начало! — взбудораженно продолжал Нам Ухён. — Нужно действовать дальше. Но вместо того, чтобы продолжать усиленно налаживать отношения с Чимином, мой сын теперь носится по городу в поисках этого… этого… распроклятого Ким Тэхёна! — каждое его слово дышало такой дикой, неугасимой ненавистью, что Тэхён непроизвольно сделал шаг назад, объятый трепетом. — Я не понимаю, зачем ему это? — Наверное, у него есть на то причины, — последовал флегматичный ответ альфы. — Какие еще причины? Ты что-то знаешь, Хосок? — Откуда, дядя? — ангельски невинно обронил тот, весьма искусно маскируя ложь. — Но о чем ты хочешь меня попросить? Вряд ли мне стоит помогать Чонгуку в отношениях с Чимином. — С этим он сам справится, — с добродушным смешком отмахнулся Нам Ухён и вмиг посерьезнел: — Я хочу, чтобы ты поговорил с Чонгуком насчет Ким Тэхёна. Чтобы он не искал этого омегу. Тэхён остро ощутил, что ему стало нечем дышать, будто из комнаты разом выкачали весь воздух. Тошнота бешеным приливом возвращалась к нему. — Не думаю, что у меня что-то выйдет, — вдумчиво сказал Чон Хосок. — Чонгук слишком упрям, и, если что-то решил, никто его не переубедит в обратном. — Мне это известно. Я ему говорю о том, что он должен бросить поиски этого омеги, но он меня не слушает и не слышит. Может, ты все же с ним поговоришь? Ты старше, ты хён, и вы уже столько лет работаете плечом к плечу. И я хорошо помню, что именно ты, пусть и только вернулся из Сеула, вытаскивал его из баров после этих его извечных попоек четыре года назад, и еще… Тэхён пошатнулся, едва не упав на колени: подкосившиеся ноги почти отказывались держать его. Бушующая, болезненно-мучительная тревога захлестнула все его существо. Сердце, разрываясь на части, заколотилось в груди еще истошнее, омега был готов забыть о том, что за этим последует, и, выбежав из укрытия, немедленно кинуться с расспросами к Нам Ухёну. — Я посмотрю, что можно сделать, — без церемоний прервав старшего омегу на полуслове, уклончиво ответил Чон Хосок. Поспешив проводить Нам Ухёна, альфа, не теряя времени, в один миг нашел Тэхёна. Его тяжелый, пронизывающий взгляд впился в растерянное лицо омеги. — Чонгук что, пил тогда… четыре года назад? — не утерпев, задал мучивший его вопрос Тэхён глухим, надорванным голосом. — И не только, — небрежно бросил Чон Хосок. — Но не думаю, что сейчас это имеет какое-то значение, — и как только в тоне его засквозили бескомпромиссные, металлические нотки, Тэхён со всей явственностью понял, что ничего больше альфа ему не скажет. Не прошло и получаса, как на пороге объявился новый незваный гость. Он еще не вошел в квартиру и не произнес ни слова, а Тэхён уже всем нутром почуял монументальную ауру чисто мужской силы, боевой и непререкаемой, доведенной до точки кипения. Омега, затаив дыхание, обмер у дверей выделенной ему комнаты в томительном, цепенящем ожидании того, что должно было вот-вот произойти. Сжавшееся сердце его захолонуло от предчувствия непоправимой беды, холодные мурашки рассыпались по коже. — Где Тэхён? — требовательным, отметающим любые возражения, тоном осведомился Чонгук. — А где приветствие и уважение к старшим? — ехидно парировал его кузен. — Я не в настроении, Хосок, вести с тобой светские беседы. Я приехал за Тэхёном. И без него не уеду. Так что просто не мешай мне. Тэхён изо всех сил приник к стене и запрокинул голову, жадно хватая ртом воздух. В глазах почернело, ультимативные слова Чонгука, будто тяжелым камнем, ударили его в грудь, вышибив весь кислород из его тела. — С чего ты взял, что я знаю, где он? — Чон Хосок умело разыгрывал полнейшее и чуточку беззаботное неведение. — Не надо ломать комедию, — сурово процедил сквозь зубы Чонгук. — Я в курсе, что вчера ты отвез его в больницу, а после забрал оттуда. — Какая осведомленность! — саркастично оценил Чон Хосок. — Ну даже если и так, может, ты для начала поинтересуешься тем, чего хочет сам Тэхён? — Не заговаривай мне зубы. Или что, мне самому его найти? — Держи себя в руках, братец, — строго охладил его пыл Чон Хосок, и тон его моментально утратил прежний налет наигранной, язвительной веселости, приобретя пугающую, грозную окраску. — Тебе придется уехать ни с чем. Тэхён останется здесь. На правах моего жениха. Омега, обомлев, тихо охнул от изумления и стиснул свои оледенелые пальцы с такой силой, что они жалобно хрустнули. — Твоего жениха? — отчеканив каждое слово, переспросил Чонгук с таким убийственным, циничным презрением, будто Чон Хосок говорил совершеннейшую, несусветную чушь. — Да. Тэхён согласился стать моим мужем… Не дослушав, Чонгук наотрез, круто отрубил: — Это вряд ли. Не в то время, пока он носит моего ребенка. Тэхён едва не закричал в голос от неожиданности и ужаса. Повергнутый в небывалое отчаяние, омега неловко дернулся и резво, точно обожженный, путаясь в собственных ногах, отпрянул назад. Яростная и несокрушимая уверенность, отчетливо проступавшая в голосе альфы, не оставляла никаких сомнений: Чонгук абсолютно точно знал о подтвердившейся беременности своего омеги. — Я не намерен участвовать в этом фарсе. Выходи, Тэхён, — властно обратился к нему Чонгук. — Не отнимай мое время. Этот взыскательный, исполненный высокомерно-снисходительного превосходства, тон неимоверно разъярил Тэхёна. Исступленный, ослепительный гнев, забурливший в крови, с легкостью вытеснил из его души все иные чувства: и испуг, и недоумение, и потрясение. И отринув устрашающие мысли о последствиях, Тэхён, не слыша ног, энергично выскочил в коридор. Чонгук возвышался посреди прихожей и выглядел ярким живым образцом безукоризненности и мужской мощи. На его лице, чуть более бледном, чем обычно, застыло бесстрастное и непроницаемое выражение, но как только он увидел стремительно приближающегося Тэхёна, уголки его губ чуть дернулись и глаза полыхнули каким-то неведомым, жарким огнем, чтобы через мгновение без остатка погаснуть. — Тебе здесь не рады, Чон, — недружелюбно объявил Тэхён, вставая за спиной Хосока. Глаза Чонгука, уловив этот проворный шаг, угрожающе потемнели и сузились. Взгляды их схлестнулись, и тут Тэхён услышал чей-то твердый голос и не сразу осознал, что он принадлежит ему: — И да, я действительно принял предложение Хосока, — беспощадные, меткие и обманчивые слова, которые диктовала ему его бешеная безрассудная ярость, лились легко, как никогда. — И ребенок, которого я ношу, — его.