Благочестивый обман

Милостивая тишина раннего утра располагала к долгим и скрупулезным размышлениям. Сидя у окна и бесцельно блуждая взглядом по красочному пейзажу за стеклом, Тэхён изводился, кусая губы, поглощенный мрачными мыслями. Десятки раз упорно прокручивал он у себя в голове все, что произошло вчера, и угнетающее ощущение, что нашел он отнюдь не спасение, а новую западню, из которой нет и не могло быть выхода, лишь усиливалось и набирало обороты. Стоило Тэхёну ответить Хосоку согласием на его предложение, как у альфы уже был наготове блестящий, тщательно выверенный и обдуманный план. — Учитывая ненормальную реакцию Чонгука на тебя, — говорил альфа, мягко-снисходительно улыбаясь, — мы должны надежно обезопасить тебя от его претензий. Лучшей защитой, по мнению Чон Хосока, должна была стать ложь о том, что Тэхён потерял ребенка. Доктор Ким Сокджин документально подтвердит это, тем самым не оставив Чонгуку возможности для сомнений. Также это поможет доктору Киму не навлечь на себя гнев Нам Ухёна. После того, как эта партия будет сыграна, понадобится какое-то время, чтобы выждать и убедиться, что Чонгук больше не будет искать Тэхёна. — Я бы и рад, чтобы ты жил это время у меня, но мы сильно рискуем, — невозмутимо объяснял Чон Хосок. — Поэтому один влиятельный человек согласился помочь мне с этим вопросом. За тот период, что придется провести в ожидании благополучного исхода, альфа обещал разобраться с последними делами на работе и подготовить все к их переезду в Сеул. Трудно было не признать, что Чон Хосок прекрасно знал, что нужно делать. Более того, он намеревался сам все устроить, и в первую очередь отправиться поговорить с доктором Кимом. Тэхёну оставалась лишь самая малость — безупречно отыграть роль перед Чонгуком. Тэхён соглашался на эту безумную авантюру с тяжелым сердцем, все внутри у него горячо бунтовало и восставало против очередной сделки с совестью, которая не вызывала у него ничего, кроме отвращения. Тэхёна коробило от одной только мысли, что ему вновь придется надевать кем-то слепленную маску и вновь беззаботно врать в лицо своему альфе. Он знал, что в противном случае не сумеет сохранить своего ребенка и будет вынужден беспомощно наблюдать, как Чонгук навсегда забирает его; но сейчас просто-напросто отмахнуться от снедающих его, свирепых опасений омега не имел сил. Истерзанная, мятущаяся душа его не находила покоя. Перед завтраком визит ему нанес доктор Ким Сокджин. Залегшие глубокие тени у него под глазами яснее ясного говорили о тяжело пережитой бессонной ночи. Он не стал ходить вокруг да около, а заговорил сразу, напрямик; голос его чуть подрагивал от плохо скрываемого волнения. — Господин Чон Хосок вчера изложил мне, — немного подумав, доктор Ким сумел отыскать нужные слова, и Тэхён заметил выражение мимолетной муки на его лице, — то, что вы задумали. Вы уверены, Тэхён? Уверены, что хотите пойти на это? — Что еще мне остается? — воскликнул Тэхён, слабея перед паникой, вновь стремительно захлестнувшей все его существо. — Чонгук обещает после рождения отобрать у меня ребенка. А его папа вообще намеревается убить его! Ким Сокджин, сурово поджав губы, резким движением тряхнул головой, и то был жест, преисполненный растерянности, испуга и грандиозного негодования. — Уму непостижимо, — задумчиво сказал доктор Ким будто бы самому себе, а затем, взглянув на Тэхёна, произнес, добавив в голос нотку деловитости: — Господин Нам в больнице. Его доставили поздно ночью. Обморок и обострение гипертонии. И как мне кажется, все это связано с неким сильным психологическим потрясением. — Зачем вы мне это рассказываете? — нахмурился Тэхён, намеренно не обращая внимания на легкий укол беспокойства. — Когда господин Нам оправится, я хочу еще раз с ним поговорить. Отговорить от этой его идеи… — Нет! — поспешно выкрикнул Тэхён, не в силах утихомирить собственные, выплескивающиеся через край эмоции. — Неужели вы не понимаете, доктор Ким? Он не перед чем не остановится! А когда поймет, что вы не на его стороне, он отомстит вам или вашим близким! А мне найдет другого доктора, который сделает это! Ким Сокджин, побледнев, шокированно умолк, а пальцы его, дрожа, нервно затеребили обручальное кольцо. — Пожалуйста, доктор Ким, — в отчаянии взныл Тэхён, всплескивая руками, — помогите мне. Я сразу же уеду из города, и никто никогда ни о чем не узнает! После долгих раздумий доктор отвесил легкий, почти незаметный кивок, имея бледный вид человека, который принял самое трудное решение в жизни. — Хорошо — скрепя сердце, крайне неохотно дал свое согласие Ким Сокджин. — Тогда я должен сообщить Чон Чонгуку о том, что у вас якобы произошел выкидыш. Мне велено немедленно уведомлять его о любых изменениях вашего состояния. Тэхён судорожно закивал: — Сообщайте! И как можно скорее. Как только доктор Ким решительно покинул палату, Тэхён со всей явственностью осознал, что, сидя в этих четырех стенах и мучаясь от ужасного, душащего ожидания Чонгука, он попросту сойдет с ума. Чтобы освежить голову и собраться с духом перед нелегкой встречей с истинным альфой, омега тихо выскользнул в коридор, решив отправиться на небольшую прогулку на огороженной территории больницы. Направляясь к выходу из пустынного отделения, Тэхён услышал громкие, приближающиеся голоса, один из которых был ему хорошо знаком. Оробев, омега остановился, как вкопанный, сердце его ушло в пятки. Он с бешеным страхом заозирался по сторонам, крутя головой, как одержимый, и ища пути спасения. Времени на размышления оставалось все меньше: звук голосов надвигался прямо на него; и Тэхён, переполошившись, опрометью сиганул в соседний коридорчик, прячась за выступом в стене. Задержав дыхание и вытянув шею, Тэхён аккуратно, стараясь не наделать шума, выглянул из-за угла. По коридору, будто на крыльях, летел Нам Ухён, с такой скоростью, что полы его стерильно белой, больничной рубашки развевались. За ним едва поспевали двое омег: один из них, обладатель высокого роста и по-детски миловидного личика, казался немногим моложе самого Нам Ухёна, второй же, стройный и седовласый, был человеком преклонных лет. — Хён, куда ты? — жалобно взывал к Нам Ухёну рослый моложавый омега. — Тебе нужно лежать. — Сонёль, мне нужно поговорить с ним, — голос того звучал слабо, сипло и надтреснуто, исчезла даже тень прежней певучей напевности. Тэхён смотрел на него во все глаза, потрясенно отмечая глубокие морщины, избороздившие кожу, нездоровую зеленовато-серую бледность, ввалившиеся щеки и ярко-сизые круги под глазами. Чудесная красота Нам Ухёна, доселе щаженная временем, разом померкла, и папа Чонгука стал выглядеть на все свои года и даже старше. — Пока не стало все слишком поздно. — Ты ведешь себя неразумно, — спокойно укорил его убеленный сединами мужчина, державший себя с таким величавым достоинством, которому позавидовали бы все короли и императоры. — Я не хочу тебя видеть, папа! — рассерженно гаркнул на него Нам Ухён, сияя зловеще черными от ярости глазами. — Хотел бы пожелать тебе отправиться вслед за отцом! — Твое поведение неприемлемо! — упрек, сделанный с высоты королевского величия, был способен кого угодно пристыдить до слез, но Нам Ухён даже ухом не повел. — Прояви должное уважение. Я все еще твой папа, я тебя родил и воспитал! — А потом разрушил мою жизнь! Если бы ты только знал, как я ненавижу вас с отцом! — С какой стати я должен все это выслушивать? С той, что твой отец — старый дурак и не мог даже помереть спокойно? Понадобилось же ему облегчать душу перед смертью. — Вы без зазрения совести врали мне столько лет! Вы продали меня Мэнхо! А потом убили моего альфу! — на пределе легких завопил Нам Ухён пронзительно-громким голосом, и по бескровным его щекам заструились крупные слезы. Сонёль, возвышавшийся рядом, перескакивал печальным, исполненным страданий, взглядом то на брата, то на родителя. Огорошенный услышанным до глубины души, Тэхён едва сумел задавить в себе рвущийся наружу, невольный вскрик. — Не утрируй, пожалуйста, — строго осадил сына его папа. — Никто не убивал твоего альфу… — Ну конечно! — не дослушав, свирепо выплюнул Нам Ухён, кипя и сатанея от вулканического гнева. — Вы с Мэнхо все устроили так, чтобы я поверил в его предательство! А сами упекли его в психушку! — А что Мэнхо оставалось делать? Ты же собирался бежать, нося его ребенка! — Ты его… ты его еще и оправдываешь?! — запнувшись, ахнул в голос Нам Ухён и, окончательно озверев, одичалой кошкой кинулся на папу, но Сонёль обхватил его рукой за плечи, удерживая на месте. Нам Ухён лихорадочно завертелся, силясь выбраться из крепкого захвата, не переставая исторгать из себя громкие проклятья: — Ненавижу тебя! Ненавижу! Проклинаю! — Чем ты недоволен, Ухён? — сухо осведомился его папа с таким чванливым видом, словно ему приходилось терпеть совершенно несусветные капризы малолетнего ребенка. — Я устроил тебе роскошную жизнь! Ты живешь в достатке, твой муж тебя на руках носил, у тебя замечательный сын. В чем дело? Нам Ухён наконец сбросил с себя руки брата и отступил, взирая на своего папу с ужасом, будто считал его воплощением всего худшего в этом мире. — Как ты можешь! — прокричал он голосом, дрожащим от злости и боли. — В тебе нет ничего человеческого… — Как я могу? — жестко, чеканя каждый слог, повторил пожилой господин, сузив глаза. — А что еще мне оставалось? Твой отец был ни на что не годен, и мне пришлось самому поднимать восьмерых детей. Я хорошо помню те времена, когда я не знал, буду ли кормить вас ужином или нет. Знатное происхождение — вот единственный козырь, который был у меня. А то, что нувориш Чон Мэнхо положил на тебя глаз, — просто немного облегчило мне задачу. — Ты себя вообще слышишь? Ты и впрямь считаешь, что поступал правильно?! — громогласно завизжал Нам Ухён, тряся кулаками. — Я никогда не хотел выходить за Мэнхо. А вы с отцом все сделали, чтобы было по его воле. Вы подложили меня под него, опоили каким-то наркотиком в течку, чтобы я ничего не соображал! Чтобы забеременел от него! Чтобы у меня не было иного выбора. Но я не хотел ни его, ни его ребенка! Как громом пораженный, Тэхён стоял, оцепенев, расширенными от ужаса глазами созерцая Нам Ухёна и его папу. Он едва верил тому, что слышал. Все, о чем они говорили, было до того невероятно, дико и жутко, словно самый темный кошмар, что отнюдь не желало укладываться в голове. — Благодари Бога, что Чонгук этого не слышит, — холодновато посоветовал папа Нам Ухёна. — Чонгук здесь ни при чем. Не приплетай его сюда! — в сердцах зашипел тот. — Он мой сын. И никогда не будет похож на этого ублюдка! — Ты, может, не заметил, но Чонгук уже похож на своего отца. Не только внешне, но и… — Ты сумасшедший, папа! — перекричал его со своим запальчивым, надрывным визгом Нам Ухён. — Это тебе место в доме умалишенных! Жестокая насмешливость омеги-аристократа солидных лет сменилась кичливым высокомерием. — Я не потерплю к себе такого отношения. — А другого ты больше не дождешься. После того как вы с отцом не единожды сломали мне всю жизнь! О, мой Сонгю! — вновь разразившись слезами, завыл Нам Ухён, и в истошном реве его звенела та щемящая, неизлечимая боль и скорбная тоска по единственному, бесконечно любимому человеку. Тэхён непроизвольно содрогнулся. — Я всю жизнь незаслуженно винил и ненавидел тебя. Если бы я только знал… — Пап, может, тебе правда лучше пока уйти? — вмешался в разговор Сонёль, с мольбой глядя на родителя. — Видишь, в каком состоянии хён. — Допускаю. Позаботься о своем брате, Сонёль, — последовал приказ, отданный невозмутимым начальственным тоном. — Вот именно! А от своей заботы вы меня избавьте, господин Ким! — ненавидяще крикнул вслед уходящему папе Нам Ухён. — Хён… — Всю жизнь, Сонёль, — рыдая, горько выдавил из себя Нам Ухён. — Эти люди, называющие себя моими родителями, сломали мне и моему альфе всю жизнь… Если бы не они, Сонгю и я никогда не стали бы жертвами желаний этого ублюдка Чон Мэнхо! — И если бы не я… — с убитым видом прошелестел Сонёль. — О чем ты говоришь, брат? — Ты же помнишь, что папа… он изначально пророчил меня ему в супруги. Тебя боялись показывать из-за… из-за твоего буйного характера. Но на первой же встрече я понял, что боюсь этого альфу, — обреченно тараторил Сонёль, путаясь и глотая слова. — И тогда я решил… Я попросил прийти тебя на вторую встречу и находиться на расстоянии не потому, что мне было плохо, а для того, чтобы Мэнхо тебя увидел. Я знал, что ты ему понравишься, ты же красивее меня. — О Боже! — проревел Нам Ухён, схватившись за сердце. Лицо его исказила гримаса чудовищной боли, глаза закатились, и он бессильно осел на пол, теряя сознание. Сонёль закричал во весь голос, отчаянно зовя на помощь, и через мгновение к ним уже торопились трое работников больницы. После того, как братья Нам, сопровождаемые людьми в белых халатах, исчезли из поля зрения Тэхёна, омега осмотрительно покинул свое убежище и направился обратно в палату. Желание идти на прогулку пропало, и он был не в состоянии оправиться от непостижимого, леденящего кровь смятения. Страшная история Нам Ухёна и его альфы привела Тэхёна в замешательство, напугала и потрясла с неимоверной силой. Чон Мэнхо, человек жестокий и беспощадный, оказался еще хуже, гораздо хуже, чем себе представлял Тэхён! Мысли об отце Чонгука вернули его в настоящее, потянув за собой, как по цепочке, воспоминания о самом Чонгуке. Тэхёна трясло, как в лихорадочном ознобе, от убийственных предчувствий, которые таил в себе скорый приезд альфы. Бледное отражение в зеркале не обрадовало Тэхёна, и он, зная, что нельзя представать перед Чонгуком в таком жалком обличии, взялся суматошно приводить себя в божеский вид. Его сумка и небольшая часть нового гардероба были доставлены два дня назад, и Тэхён вознес благодарные молитвы небесам за то, что ему не придется вступать в очередную схватку с Чонгуком, будучи облаченным в больничную пижаму. Из одежды он выбрал свободные светлые брюки и блузку с короткими рукавами из легкой струящейся ткани. В сумке омега отыскал маленький набор косметики и, покрыв тушью ресницы, припудрился и нарумянил щеки, маскируя свою бесцветную кожу. Тэхён как раз заканчивал мазать губы темно-вишневым тинтом, когда на пороге появился Чонгук, выглядевший великолепно и величественно устрашающе в свинцово-сером костюме. Альфа обвел его всего с головы до ног пристальным, цепким, огненным взглядом, напряженно задержался на ярких губах. И Тэхён, ощущая, как все затрепыхалось внутри, запоздало вспомнил, что именно так он накрасился четыре года назад, когда пришел швырнуть альфе в лицо гнусную ложь, придуманную его отцом. — Вижу, чувствуешь ты себя превосходно, — в его холодном и жестком голосе крылось столько ярости, что Тэхёна пробрала колотящая дрожь. — После того как избавился от моего ребенка. Тэхён похолодел от ужаса. Все начиналось совсем не так, как он рассчитывал. Чувствуя ледяную тяжесть в ногах, Тэхён, слегка пошатываясь, встал, стремясь сократить ту давящую, неизменно лишающую его уверенности разницу в росте, которая увеличивалась еще больше, когда он сидел. Не размыкая уст, Тэхён в растерянности, усиленно ломал голову, как ему поступить в этой ситуации и какие слова найти, чтобы они произвели на Чонгука нужное впечатление. Смятенное молчание его, которое было расценено как вызов, взбесило альфу еще сильнее. — Собираешься к очередному альфе, своей новой жертве? — Ты ничего не понимаешь, Чонгук, — качнув головой, постарался как можно тверже произнести Тэхён, изо всех сил пытаясь не выдать нервного напряжения, сковавшего все его тело. — Я хорошо понимаю, — резко рявкнул альфа, — что выкидыш — это не случайность. Ты что-то сделал. Что, нашел себе нового альфу побогаче? И тут же решил освободиться от обузы в виде моего ребенка? Тэхён уже возмущенно открыл рот, чтобы опровергнуть его нелепые предположения, но не успел: потемнев лицом, Чонгук набросился на него, не церемонясь, схватил за плечи и сжал в стальных тисках, с такой нечеловеческой, уничтожающей силой, что, казалось, вот-вот заживо сдерет кожу и раздробит в ошметки кости. Вскрикнув от боли, Тэхён попытался вырваться, но его омежья слабость проигрывала мощи разъяренного альфы. Чонгук зверски встряхнул его, почти вышибая душу. — Говори, Тэхён! — Мне больно! — несдержанно выкликнул Тэхён. Плечи его саднили, и он больше не мог переносить адскую боль, острыми раскаленными шипами впивающуюся в его мышцы. На глаза у него навернулись слезы. — Мне больно, Чонгук! — А моему ребенку, думаешь, не было больно? — рыкнул альфа и почти брезгливо отшвырнул от себя омегу таким грубым рывком, что Тэхён не удержал равновесия и, упав, повергнулся к ногам Чонгука, едва успев бессознательно прикрыть рукой живот. — То ли еще будет, сука! — отрубил Чонгук, будто бы наотмашь хлестнул его по лицу. Гнев сокрушительным огнем полыхнул во взгляде альфы. — Радуйся, что я тебя не прибил. Хотя, признаться, такое желание у меня есть. Ослепительное бешенство, перемешанное с испугом, пробудилось в душе Тэхёна. Негодующий и оскорбленный омега смог гордо выпрямиться, все еще сидя на коленях, но абсолютно презрев свое жалкое, унизительное положение перед альфой. — Ты чокнутый псих! — с жаром бросил Тэхён, едва переводя дыхание от переполнявших его буйных чувств. Он снизу вверх, в гневе смотрел на Чонгука, и в его пламенном, сверкающем от ненависти, взгляде не было ни намека на покорность. — Что ты вообще мнишь о себе? Ни один омега даже ради денег ни за что тебя не вытерпит! — И ты в первую очередь? — мрачная усмешка искривила губы альфы. — И поэтому ты побыстрее нашел себе кого получше и посостоятельнее? Так? — Да! — вскакивая на ноги, наперекор выпалил Тэхён, чуть не помешавшись от злости, что напрочь заглушала голос разума. — Да! Понятно тебе? — Более чем, — черствым тоном уведомил его Чонгук. — Смотрю, ты уже собрался? Поехали, так и быть, подброшу тебя до твоей новой жизни. — Ты не в себе. Я никуда с тобой не поеду! — заартачился Тэхён, озадаченный и перепуганный до смерти странным блеском в его глазах и еще более странными словами. — Тебя никто не спрашивает. Не вынуждай меня применять силу. Ты знаешь, мне не составит труда, — уверенно предостерег его альфа. — Я закричу! — взвившись, огрызнулся Тэхён, не питая ровным счетом никаких надежд на успешное завершение своего сопротивления. — Не рассчитывай, что меня это остановит, — презрительно процедил Чонгук, и пальцы плотно сомкнулись на омежьем запястье. Не медля, он сгреб его вещи и решительно потащил Тэхёна прочь из палаты. Тэхён не хотел подчиняться, но мертвая хватка, удерживающая его за руку, только окрепла, и он ничего не мог противопоставить силе ожесточенного мужчины. Сдавшись, Тэхён пытался приноровиться к широкому шагу альфы. Пока они стремительно пересекали коридор, омега заметил несколько любопытных взглядов, брошенных в их сторону, и беспомощно закусил губу, не осмеливаясь произнести ни слова. На выходе из отделения дорогу им внезапно энергичным шагом преградил доктор Ким Сокджин. В изящных чертах его лица горела мужественная решимость. — Господин Чон, — вежливо, но не без нажима обратился он к Чонгуку, — я бы попросил не забирать Ким Тэхёна из больницы. Пациенту после пережитого требуется покой… — Он больше не ваш пациент, — сурово отрезал Чонгук. — И, как вы сами можете видеть, он в полном порядке, раз уже собрался бежать к своему новому альфе. Лицо у Тэхёна болезненно вспыхнуло. Он весь сжался от жестокого унижения и, вновь тщетно попытавшись вытянуть свою руку, зажатую в плену альфы, кинул беглый, робкий взгляд в сторону доктора Кима, но тот смотрел только на Чонгука с нескрываемым осуждением. — Отойдите в сторону, — приказал альфа ледяным голосом, властно требуя немедленного и безропотного повиновения. Врач, не намереваясь отступать, не двинулся с места. — Я вас очень уважаю, доктор, но не советую вставать у меня на пути. — Вы угрожаете мне? — сухо осведомился Ким Сокджин, даже не пошевельнувшись. Не сочтя нужным наградить его ответом, Чонгук вкрадчиво задал свой вопрос: — Вы счастливы с мужем? — При чем здесь Намджун? — голос у доктора сел, губы побелели. — Не забывайте, благодаря кому вы счастливы, — Чонгук говорил веско, непреклонно, спокойно-угрожающе. — Как и то, что можете по своей глупости лишиться этого счастья. Доктор Ким с белым, как мел, лицом отшатнулся в сторону, и Чонгук, воспользовавшись освобожденной от препятствий дорогой, круто потянул Тэхёна за собой к лестнице. Спустившись вниз, альфа провел его к выходу и, оказавшись в жаркой духоте ясного, расцветшего дня, приволок к своей машине. — Садись, — велел Чонгук, отрывистым движением распахивая дверцу, и строптивое упрямство, глухо заворочавшись, снова воспрянуло в душе Тэхёна. — Может, уже хватит, Чонгук? — омега приложил все усилия, чтобы голос его звучал ровно и несколько утомленно, с оттенком невыносимой скуки. — Теперь, когда все… все закончилось, — после краткой запинки Тэхён с трудом подобрал нужные слова, — давай уже расстанемся по-хорошему? Пылающий яростью и презрением, тяжелый и разящий взгляд Чонгука намертво пригвоздил его к месту. — После всего, что ты натворил, еще рассчитываешь на хорошее расставание? Даже и не надейся! Тэхён нервно сглотнул, попятившись назад, и Чонгук, проявляя нетерпение, порывисто ухватил его за локоть и силой впихнул внутрь машины. — Что ты задумал, Чонгук? — встревоженно пролепетал Тэхён, когда машина, быстро набрав скорость, начала свое движение в неизвестном для него направлении. Чонгук демонстративно проигнорировал его вопрос. Выжимая все пределы скорости, он молча, с агрессивным упорством гнал вперед; и Тэхён, настороженно наблюдая, как все больше темнеет его красивый, чеканно очерченный профиль, как на его руках, крепко сжимающих руль, угрожающе вспухают вены, всем нутром ощущал бурлящий в нем, необузданный и неутихающий гнев. Потирая ослабевшими пальцами свои ноющие плечи и руки, Тэхён безотчетно вжимался в спинку сиденья, будто бы это могло защитить его от Чонгука. Омега ненадолго зажмурил веки и сделал глубокий вздох в жалких попытках призвать на помощь остатки своего самообладания, но побороть неуемную дрожь, сотрясавшую его тело, было выше его сил. От неотвязного, липкого страха у него кружилась голова, а сердце исступленно, безудержно грохотало в груди, грозя проломить ребра. Всколыхнувшаяся внутри тошнота вновь начала напоминать о себе. — Этот альфа достаточно богат, что ты решил избавиться от моего ребенка? — негромкий голос Чонгука распорол каменное, угрюмое молчание, повисшее в салоне гнетущим грузом, и ударил по ушам Тэхёна, точно яростно хлопнувшей плетью. — Расскажешь, кто это? Уж не Хосок ли? Тэхён опасливо поджал губы, страшась отвечать, ибо каждое произнесенное им слово только ярче разжигало пламя его дьявольского гнева. Но и безмолвие сыграло против него — Чонгук непримиримо сдвинул брови, и Тэхён прочел в его черных, словно беспроглядная бездна, глазах единственное желание. Желание убивать. Тэхён помертвел, все его тело словно ошпарили обжигающей студеной водой. Он задыхался, едва не теряя сознание от неописуемого ужаса, подступившего к сердцу. Когда Чонгук остановил машину, выехав из города на безлюдную трассу, Тэхён, не колеблясь, проворно выкарабкался наружу, подстегнутый одной лишь слепой потребностью бежать как можно дальше. И он побежал, судорожно глотая воздух, всхлипывая от страха, но не смог преодолеть и несколько метров, как сильные руки Чонгука сцепились на его талии стальными оковами, увлекая обратно. Чонгук опрокинул его на капот, грубо развел ноги и втиснулся меж ними, начисто уничтожив малейшие сантиметры пространства, разделявшие их. Он распластал омегу, придавил своим тяжелым телом, точно гранитной плитой, лишая всякой возможности двигаться. Полуживой от страха, Тэхён конвульсивно дернулся, стремясь выбраться, но Чонгук стиснул его сильнее, вдребезги сокрушая его и без того хлипкое сопротивление. Словно взятый в сжимающиеся тиски, Тэхён не мог свободно набрать в грудь воздуха. Чонгук придвинул свое лицо вплотную к омеге, обдав срывающимся дыханием его дрожащие губы, заставляя смотреть ему в глаза, почерневшие и мутные, один лишь взгляд которых, казалось, был способен обратить в камень. — Ты думаешь, после того как убил моего ребенка, сможешь жить в свое удовольствие, купаясь в роскоши? Как бы не так! Чонгук чуть приподнял голову, недобрый, волчий оскал обнажил его идеальные зубы, и Тэхён, объятый леденящим трепетом, заметил, как чужие клыки начали неумолимо удлиняться. Жуткий, парализующий тело и разум, страх прошил его разрядами электричества с головы до пят. — Чонгук… нет, не надо… — в отчаянии умолял его Тэхён, из последних сил упираясь руками в плечи альфы и тем самым напрасно пытаясь отстранить его от себя. Чонгук издал устрашающий, звериный рык, вцепился в ворот его блузки и одним рывком разодрал ее в клочья. Тэхён взвизгнул, задрожав; безумные, импульсивные рыдания, накатившие бурным приливом, раздирали ему грудь. Альфа склонил голову, его жаркое дыхание коснулось обнаженной шеи Тэхёна, и в следующее мгновение клыки, острые и горячие, безжалостно проткнули нежную кожу, вонзились в плоть, погрузились глубоко-глубоко. Тэхён испустил неистовый клокочущий вопль, бесконтрольные слезы хлынули из глаз ручьями. Отчаянно сопротивляясь, омега с пронзительным воем бился, точно в припадке, извивался, колотил альфу кулаками в грудь, рвал отвороты его прекрасно сшитого пиджака. Но все это не производило на Чонгука никакого впечатления — он продолжал душить омегу в своих убивающих объятиях, непреклонно всаживая клыки как можно глубже, надежно укрепляя метку. Пустившая корни метка несла и мучительную боль, и благодатное тепло, нежно растекающееся по всему телу омеги. Связь истинных, теперь стянутая в неразрушимый узел, обрела свое великое, неизбежное завершение. Тэхён раскрыл рот в новом крике: инстинктивная омежья радость взорвалась в нем тысячью фееричных огней, обрушилась будоражащей волной, затопляя все его существо. Но закрутивший его вихрь прекрасных эмоций молниеносно улегся, изничтоженный отрезвляющим, словно ушат холодной воды, осознанием: в каких ужасающих обстоятельствах случилось самое значимое и самое волшебное событие в жизни — укрепление связи истинных меткой! Тэхён, захлебываясь, заплакал еще горше, боль и безутешное, неисчерпаемое горе разрывали ему душу на части. Оторвавшись от Тэхёна, Чонгук выпрямился и, утянув за собой омегу, поставил его на ноги. Охнув, Тэхён одной рукой накрыл жарко пульсирующую метку, а второй нервозно ухватился за лохматые ошметки своей блузки, соединяя их у горла и силясь мало-мальски прикрыться. — Что ты наделал? — сдавленным, истеричным голосом взвыл Тэхён. — Мы же теперь связаны… Чонгук зло-насмешливо, победоносно усмехнулся, обнажая зубы, испачканные ярко-красной кровью. — Это твое наказание, Тэхён. Ни один альфа больше на тебя не посмотрит. Так что красивой жизни за чужой счет ты не дождешься. Не дожидаясь ответных слов, Чонгук открыл заднюю дверцу машины, вытащил оттуда сумку Тэхёна и беззастенчиво, с таким видом, будто она жгла ему руки, швырнул ее к ногам омеги. — А теперь убирайся из моей жизни навсегда, — более не улыбаясь, отбрил Чонгук категоричным, зловеще-холодным тоном, не терпящим никаких возражений. — Больше не появляйся в моем городе. Если посмеешь ослушаться меня, я превращу твою жизнь в еще больший ад. Глотая слезы, Тэхён оторопело наблюдал за тем, как Чонгук, метнув на него последний, наполненный огненной ненавистью, взгляд, усаживается за руль, как заводит мотор и, разогнавшись, резво уезжает прочь, оставляя между ними необъятные и непреодолимые пространства. Тэхён натужно всхлипнул. Силы покинули его, и он, прочно зажимая рукой метку, что по-прежнему отдавалась тянущей резью, грузно присел на корточки, съеживаясь в комок и утопая в слезах. Сердце его билось, словно загнанная птица; все внутри сжималось, переворачивалось и крошилось под немыслимым, бушующим натиском из боли, растерянности и ужаса. Оглушительно взвизгнувшие совсем рядом тормоза заставили его пугливо встрепенуться. Склонив свое мокрое от слез лицо, Тэхён в страшной горячке, рефлекторными движениями скрутил части изуродованной блузки, создавая слабое подобие приличия. Знакомый низкий голос уверенно позвал его по имени, и Тэхён, затаив дыхание, обескураженно и неверяще вскинул взгляд на альфу, твердой походкой спешащего к нему. Глаза ему все еще застилали жгучие слезы, и он видел этого человека расплывчато, точно сквозь толщу воды, но ошибиться было невозможно: в его сторону направлялся никто иной, как Мин Юнги в черных одеждах. Приблизившись, альфа без лишних слов помог Тэхёну встать на ноги, а его темные, прищуренные глаза меж тем сурово-сосредоточенно обозревали омежье заплаканное лицо, шею, украшенную меткой, и разорванную блузку. — Альфа твой расстарался, — скупо отвесил Юнги, не спрашивая, а утверждая. Еще раз окинув всего Тэхёна внимательным взглядом, он бойким броском стащил с себя кожаную куртку и накинул омеге на плечи, прикрывая превращенную в ничто одежду. Тэхён стоял недвижимо, будто обратившись в соляной столп, и обалдело глазел на него в упор. — Какого черта, — сквозь стиснутые зубы прошипел Юнги, не сдерживая свою холодную ярость, — он поставил тебе метку и свалил в закат? — Это наказание, — хлюпая носом, изнуренно промычал Тэхён почти пропавшим голосом. — Он считает, что я ищу богатого альфу, а так с меткой на меня никто не посмотрит. Юнги, нахмурившись, грозно покачал белокурой головой. — Чон Чонгук еще дурнее, чем я думал. Мало того, что он совсем не знает собственного омегу, так еще и не соображает, что поставив тебе метку, в буквальном смысле жить без тебя не сможет. Или он верит в древний архаизм, будто метка, поставленная альфой омеге, действует лишь на омегу? Вслушиваясь в его хрипловатый, проникнутый жестким неодобрением, голос, Тэхён ощутил, как его измученное сердце вновь истошно расхныкалось, приглушая все вокруг, и не сразу заметил, что Юнги, сопроводив его до своей массивной машины, без напора, но со спокойной решимостью усадил на переднее сиденье. Альфа уселся рядом, запустив мотор, и они на всех парусах понеслись обратно, в Йонджуль. Уставившись в одну точку бездумным взглядом, Тэхён зябко кутался в куртку Юнги, покрепче запахнув полы и втянув голову в плечи. Дорогая кожа, впитавшая в себя тепло альфы, щедро отогревала омегу. Трепет от метки все еще расходился знойными искрами по всему его телу, но уже намного слабее. — А ты как здесь оказался? — опомнившись, Тэхён с недоумением поглядел на Юнги и брякнул вопрос, который давно крутился на языке. — По камерам проследил за машиной Чон Чонгука, — поведал альфа прозаичным тоном, будто заниматься подобным для него было в порядке вещей. — Это было не сложно. — У тебя что, есть доступ ко всем городским камерам? — вскинувшись, Тэхён вытаращился на него круглыми от изумления глазами. Юнги небрежно, с хитрецой заулыбался: — У меня есть доступ ко всему в этом городе. — И для чего тебе было так утруждаться? — Тэхён искоса бросил на него полный сомнений взгляд. — Зачем помогать мне? И как ты узнал об этом? — Вчера Хосок подробно обрисовал мне всю ситуацию и попросил помочь найти тебе на время надежное укрытие. А все остальное — уже полностью моя инициатива. — Так это ты — тот самый влиятельный человек? — удивление Тэхёна было беспредельным. — Все-таки приятно, когда тебя все уважают, — раздвинув губы еще шире в лукавой усмешке, лениво протянул Юнги. — Вы друзья с Хосоком? — Друзья? — от души рассмеялся альфа. — Ты что-то замахнулся. Всего лишь деловые партнеры. — Так твоя помощь — это очередная ваша деловая сделка? — недоверчиво сощурил глаза Тэхён, охваченный новыми подозрениями. — Совсем нет, — перестав улыбаться, без тени всякого веселья сообщил Юнги. — Я помогаю тебе вовсе не потому, что меня об этом попросил Хосок. С этой просьбой о ком-то другом он бы сразу же отправился от меня куда подальше.  — А почему же? — Я отдаю тебе долг, Тэхён, — строго, со всей серьезностью объявил Юнги, и от резковатых, внушительных ноток в его голосе по спине у Тэхёна проползли волнительные мурашки. — За то, что четыре года назад ты спас жизнь моего омеги.