Благочестивый обман

В наступившей тишине, ледяной, напряженной, оглушительной, Тэхён, не отрываясь, прямо взирал на альфу, мысленно призывая все свое самообладание, чтобы сохранить лицо и доиграть опротивевшую ему роль до конца. «Я не нужен ему больше, — в сотый раз твердил себе омега, — после того, как потерял нашего ребенка». И Тэхён с затаенной болью внутри осознавал горькую правду: у него не осталось более сил вытерпеть от Чонгука ни очередные высокомерные насмешки, ни удушающую жалость. Красивое лицо альфы, ставшее по-детски растерянным, заставляло выдержку Тэхёна, и без того слабую, расползаться по швам с космической скоростью. Собственные бездушные слова ржавыми ножами вспарывали ему сердце. Несчастные слезы жгли глаза. Ничего Тэхён так не хотел, кроме как немедленно соскочить с постели и броситься в родные объятия своего альфы, прижаться к нему и выплакать горе у него на плече. Метка на шее горела огнем, словно свежее клеймо, страстно подталкивая к этому и гоня по телу крупную дрожь. Кусая губы до крови, Тэхён комкал нервно трясущимися пальцами одеяло, всеми силами пытаясь сдержать и задавить на корню этот безрассудный порыв. Очень скоро замешательство, овладевшее альфой, сменилось упрямой решимостью — Чонгук отнюдь не собирался сдаваться. — Ты сам не веришь в то, что говоришь, — насупившись, категоричным тоном отрезал Чонгук и, не зная колебаний, принялся раздраженно сыпать доводы один за другим: — В противном случае, мой отец был прав, издеваясь над моим папой и его истинным? Он был прав, искалечив своего старшего брата? Отказавшись от Хосока? Он отнял тебя у меня, и я никогда ему этого не прощу. — Какое это теперь имеет значение? — чуть прикрыв глаза, деланно безразлично передернул плечами Тэхён. — Самое прямое, — свирепея, не сбавлял напора Чонгук. — Я уже сказал, что не отступлюсь. Ты — все, что у меня осталось, и я… Всхлипнув, Тэхён тяжело глотнул, с шумом втянул в себя воздух, отчаянно зажмурив веки и надрываясь в попытках обуздать собственные непослушные чувства, рвущиеся наружу. На глаза его вновь наворачивались слезы. Силы его были на исходе, выдерживать роль становилось все труднее. Каждое пылкое слово альфы обжигало, отзывалось сладкой, трепетной дрожью в душе, сокрушая омежью защиту в жалкие ошметки. Хрупкая надежда, забрезжившая светом в потухшем израненном сердце, страшила Тэхёна. Нужно было что-то делать, нужно было выпроводить Чонгука как можно скорее, пока Тэхён еще не утратил остатки самообладания и способен хоть как-то держаться. — Уходи, Чонгук. Я устал, — намеренно капризным тоном заявил Тэхён, в наигранном утомлении откидываясь на подушки. — И больше не хочу разговаривать. Но Чонгука уже было не так просто провести — не сдвинувшись с места, он, сощурив глаза, пристальным, жарко сосредоточенным взглядом прожигал черты лица истинного, словно надеялся проникнуть в самую сердцевину души. — Ты меня обманываешь, Тэ, — не повышая голоса, убежденно провозгласил альфа. — Может, уже хватит? Между нами и так достаточно лжи. Содрогнувшись, Тэхён вспыхнул, ощущая, как огнем горит все лицо от стыда и злости. И именно за злость он поспешил зацепиться, как за последнюю спасительную соломинку. — Ты меня в чем-то обвиняешь? — выпрямив спину и ощетинившись, перешел он в наступление. Чонгук, нисколько не задетый, тяжело мотнул головой. — Я тебя ни в чем не обвиняю. Мне некого винить, кроме себя, — сдержанно говорил он, и его по-альфьи уверенное смирение, исполненное достоинства, привело Тэхёна в небывалое волнение. — Я не был тем альфой, которому ты мог бы доверять. Потрясенный и смущенный, Тэхён онемел, с сердечным замиранием уставившись на Чонгука. Горячее смятение, неистово забурлившее в душе, намертво связало омеге язык. — Но в будущем я им стану, — продолжил альфа, и пылкая, внушительная решимость, которой было до краев наполнено каждое его слово, сокрушала все преграды, возведенные в душе Тэхёна. — Для тебя, Тэ. — Зачем ты мне все это говоришь? — выдавил из себя Тэхён, судорожно цепляясь за остатки присутствия духа, словно за препону, которым пытался отгородиться от Чонгука. Чуя, что самоконтроль тает, словно прошлогодний снег, омега со смесью невыносимой тоски и угрюмой решительности предпринял очередную попытку спровадить альфу. — Теперь, когда я… я потерял ребенка, — голос его сел, подорванный безутешной, горькой болью, и Тэхёну пришлось сделать глубокий шумный вдох, чтобы собраться с силами, — нас больше ничего не связывает, тебе больше ничто не мешает жениться на Чимине, — нарочито флегматично пожал он плечами, в закрытом уголке своего сердца скуляще изнывая от безысходности и рыдая кровавыми слезами из-за болезненной мысли, что Чонгук может быть вместе с Чимином. Чонгук помрачнел лицом, раздраженно наморщив лоб. — При чем тут Чимин? — нетерпеливо отмахнулся альфа, вновь беря его ледяные руки в свои и сжимая их гораздо крепче, увереннее, нежнее. Тэхёна пробило пламенной судорогой, но он больше не находил в себе сил отнять свои безвольные ладони. — Чимин вернулся к твоему новому другу. И честно сказать, если бы даже это было не так, я все равно уже не собирался жениться на нем. — Значит, тебе нужно будет найти другого омегу, который… — беспомощно осекся Тэхён, голос его заглох, слова не шли с языка. Благоговейные прикосновения Чонгука лишали его последних крупиц воли. Ему чудилось, что он целую вечность сидит неподвижно, изнемогая от напряжения и дурных предчувствий, с напускной невозмутимостью, за которой прятал невыплаканные слезы и кровоточащее сердце. Омега знал, что если Чонгук не отступится в самое ближайшее время, все его взбаламученные, больные чувства, еле подавляемые, выплеснутся наружу, словно лава из разверзнувшегося вулкана. — Мне не нужен другой омега! — яростно рыкнул Чонгук, давя на омегу тяжестью своей непоколебимой веры. — Мне не нужен никто, кроме тебя! — Тебе не следует сюда больше приходить, — старательно делая вид, что ничего не слышит, упирался Тэхён неотступно, отведя взгляд в сторону, чтобы скрыть непокорные слезы, срывающиеся с ресниц. — Это еще почему? — Потому что я не хочу тебя больше видеть! — порывисто выкрикнул Тэхён, сдаваясь и увязая в отчаянии. Чонгук вздрогнул, пораженной душой чуя расшатанное состояние своей пары. Лицо его изменилось, утратило следы гнева и приняло выражение мучительного раскаяния и сожаления. — Ты же снова врешь мне, Тэ, — голос альфы, проникнутый мягкой чуткостью, завораживал. — Зачем? Скажи мне правду, любимый. Именно эта смиренная просьба, сделанная невинным, утешающим, без тени упрека тоном, и нежное словечко «любимый» стали последней каплей, переполнившей чашу терпения. Твердый комок, застрявший у Тэхёна в горле разорвался и уступил место слезам. Омега заплакал громко и навзрыд и, всхлипывая, поторопился спрятать лицо в ладонях. Без лишних слов Чонгук сел рядом с ним, с мягкой настойчивостью заставил его опустить руки и заботливо обнял омегу, позволяя уложить голову ему на плечо и выплакаться вволю. Бурный поток соленой влаги, более ничем не сдерживаемый, заливал ткань пиджака на плече альфы. Но как только сильные руки Чонгука надежно сомкнулись у омеги за спиной и жаркое тепло его тела окружило Тэхёна, омега ощутил, как метка одобрительно затихла, а обогретое сердце постепенно успокаивалось, покоряясь притяжению, жаждая только спасительной, бесценной любви Чонгука… — Мой сын опять плачет из-за тебя, Чон? — раздался неожиданно громоподобный рык, и в следующее мгновение Ким Чонин, пышущий яростью, одним точным броском оттащил Чонгука от сына. — Что ты ему сделал, ублюдок? — рассвирепело заскрежетал зубами отец Тэхёна и, схватив Чонгука за грудки, зверски встряхнул его. Не дожидаясь ответа, Ким Чонин, размахнувшись, съездил кулаком ему по лицу, вкладывая ощутимую силу. Чонгук не издал ни единого звука и, грузно пошатнувшись, сумел устоять на ногах. Взъерошенный Ким Чонин, кинувшись вперёд, готовился нанести новый удар, но его остановил отчаянный возглас плачущего Тэхёна: — Отец! Не надо! — Чонин, ты соображаешь, что творишь? — возмущенно пристыдил мужа До Кёнсу, вставая между ними и Чонгуком. — Что ты все никак не уймешься? — Он довел нашего сына до истерики! — насупившись, непримиримо бухнул альфа. Потирая покрасневшие костяшки пальцев, он, не отрываясь, испепелял Чонгука кровожадным, разящим взглядом поверх плеча супруга. — Ты вообще хоть что-то видишь? — сурово прикрикнул на него До Кёнсу. Тем временем Тэхён, захлестнутый безотчетной тревогой за своего альфу, рывком отшвырнул от себя одеяло и постарался встать с постели. Чонгук, заметив это, стремительно метнулся к нему и, норовя остановить бегущую кровь из носа, одну ладонь прижал к ноздрям, а вторую положил на плечо Тэхёна, без нажима, но твердо удерживая его на месте: — Не вставай, пожалуйста, Тэ. Тебе нужно сейчас лежать. — Чонгук… — выдохнул Тэхён и умолк, обеспокоенно блестящими от слез глазами обозревая посеревшее лицо альфы и морщинки, резко прорезавшие лоб. — Убери от него свои руки, Чон! — вновь негодующе подал голос Ким Чонин и, угрожающе стиснув кулаки, шагнул в сторону Чонгука. Трепыхнувшись, Тэхён инстинктивно накрыл рукой ладонь Чонгука, все еще сжимавшую его плечо, и уставился на отца круглыми глазами, в диком испуге безмолвно умоляя его остановиться. — Нет, Чонин! — зорко приметив тревожное состояние сына, требовательно возразил До Кёнсу и, вцепившись в рукав пуловера альфы, не дал ему пойти дальше, настырно, с неизвестно откуда взявшейся силой привлекая к себе. — Если ты сейчас опять распустишь руки, я за себя не ручаюсь! — Почему ты так защищаешь этого недоальфу? — злое недоумение проступило в чертах лица старшего альфы. — Неужели ты и впрямь не понимаешь? — укоризненно покачал головой До Кёнсу. Ким Чонин ответил ему молчаливым взглядом исподлобья, полным раздражения и сумрачной, обиженной растерянности. Его муж помрачнел еще больше и, разжав пальцы, тоном, не допускающим никаких возражений, распорядился: — Жди меня в коридоре. А ты, Чонгук, — обратился он к младшему альфе, не изменяя тона, — сходи приведи себя в порядок. Недовольно сцепив зубы, Ким Чонин стрельнул в Чонгука красноречивым убийственным взглядом и, высоко неся темноволосую голову, чеканным шагом покинул палату. Чонгук, продолжая прижимать руку к разбитому носу, направился следом, не забыв перед самым входом чуть приостановиться и взглянуть на своего омегу. От этого прощального взора, пристального и воспаленного, наполненного виной, отчаянием и любовью, Тэхёна словно током ударило. — Бестолковые альфы, — качая головой, ворчливо буркнул себе под нос До Кёнсу и, опустившись рядом с сыном, заключил его в ласковые объятия. Тэхён изо всех сил прижался к папе, обливаясь слезами. — Чонгук… больше… не придет, — удрученный голос его прерывался судорожными всхлипами. — Придет, — убежденно ответил До Кёнсу, утешающе гладя сына его по голове. — Никуда альфа от своего истинного омеги не денется. В глубине души Тэхён против воли лелеял робкую надежду, что папа прав. Он ничего не мог с собой поделать и отчаянно ждал, когда Чонгук вновь придет к нему, и в то же время омега корил и ругал себя на все лады, беспрестанно повторяя себе, что должен сделать все, чтобы Чонгук оставил его в покое. Для его же собственного блага. Днем Тэхён не находил себе места от ожидания и беспокойства за альфу. Принесенный медбратом обед сиротливо остывал, нетронутый: омега лишь скучающе ковырялся ложкой в тарелке, напряженно прислушиваясь ко всем звукам, доносящимся из коридора. И как только дверь в его палату аккуратно открылась, Тэхён встрепенулся и, подскочив на постели, воодушевленный, всем своим существом устремился к вошедшему. Но стоило ему увидеть, кто именно пришел навестить его, и омега тут же огорченно сник, не в состоянии скрыть своего разочарования. — Ждал своего альфу? — теплая понимающая улыбка украсила красивое лицо Бён Бэкхёна. — Как ты догадался? — в изумлении широко раскрыл глаза Тэхён. — Я тоже всегда ждал своего истинного, — улыбка на его лице стала отстраненно-печальной. — Ждал? — недоуменно повторил Тэхён. — Да. Но сейчас не об этом, — поспешил отмахнуться Бён Бэкхён. Он грациозно присел рядом и с нежностью погладил Тэхёна по руке. — Как ты, милый? — Лучше, — преувеличенно энергично закивал головой тот. Неподдельное, нежное беспокойство старшего омеги отчаянно разбередило самые потаённые струны его души. — Не представляю, что тебе пришлось вынести за все это время. Что четыре года назад, что сейчас, — сокрушенно покачал головой Бён Бэкхён. — Теперь, когда все стало понятно, я понимаю, почему ты не брал трубку. Столько раз я пытался тебе дозвониться! — А зачем ты мне звонил? — Я хотел разобраться во всей этой ситуации, — ответил Бён Бэкхён, и грустная улыбка чуть тронула его губы. — Я сам был в похожей ситуации. — Ты о папе Юнги? — сорвалось с языка, прежде чем Тэхён успел это осознать. Бён Бэкхён, неспособный скрыть своего изумления, обескураженно воззрился на него, изящные брови его взлетели верх. — Откуда ты знаешь? — Юнги рассказал, — стушевавшись, красный от смущения, тихо признался Тэхён. Старший омега напрягся, сцепив задрожавшие пальцы в замок, его и без того бледное, без единой кровинки, лицо стало пугающе безжизненным. Закусив губу, Тэхён, волнуясь, импульсивно пожалел, что не сумел удержать свой болтливый язык за зубами. — Юнги многое знает, — сказал Бён Бэкхён, будто обращаясь к самому себе. Голос его звучал очень глухо и надорванно: — Ох!.. Кибом не оставляет меня в покое даже после смерти… Тэхён, как громом пораженный, уже раскрыл было рот, чтобы излить свое невероятное ошеломление, как старший омега, ловко вклинившись, вновь взял слово: — Ну раз ты все знаешь, значит, ты понимаешь, что я просто не хотел дать вам троим совершить ошибку, — затаенная и жгучая горечь, льющаяся в его голосе, оглушила и поставила Тэхёна в тупик. — Я был в ужасе, когда понял, что моя история повторяется с тобой и Чимином. Если бы Чимин и Чонгук поженились… я считал, что это станет непоправимой ошибкой. — А теперь ты так не считаешь? — с замиранием сердца одними губами прошелестел Тэхён. — По-прежнему считаю, — решительно произнес Бён Бэкхён. — Ваша история совсем не похожа на нашу. Чонгук ведь тебя любит. — Что ты такое говоришь, папа Бэкхён? — растревоженный, задохнулся Тэхён. Сладкая радость от одного лишь упоминания любви Чонгука смешалась в его душе с ужасным потрясением, как только весь смысл сказанного начал доходить до него. — Ты хочешь сказать, что вы c…? — Не забивай себе этим голову, милый, — мягко перебил его Бён Бэкхён и, пластично поднявшись на ноги, с лаской потрепал Тэхёна по волосам. — Я сожалею, что так все вышло. Сожалею, что не приложил больше усилий, чтобы вы не страдали. И то, как Чимин обошелся с тобой… — Ты в этом не виноват, — протестующе закачал головой Тэхён, изо всех сил стараясь контролировать свой неверный голос. Имя Чимина притянуло, как магнит железную стружку, болезненные воспоминания о том, как рьяно Чимин поддерживал Чонгука в стремлении отобрать у Тэхёна ребенка. Ребенка, который уже никогда не появится на свет… Всхлипнув, Тэхён до скрипа сжал зубы, и горестные слезы вскипели у него в груди. — Виноват, — задумчивое, печальное выражение вновь омрачило лицо старшего омеги. — Еще как виноват. — Рад, что и ты это понимаешь, — внезапно раздался холодноватый голос Ким Чонина, словно свистящим хлыстом прорезал воздух. Родители Тэхёна вошли в палату, и До Кёнсу, раздосадованный словами мужа, тут же укоризненно напустился на него: — Держи себя в руках, Чонин! — Что, привел своего сына извиняться? — будто не слыша, бросил гостю колючий упрек Ким Чонин. — Ким! — пуще прежнего ополчился на мужа До Кёнсу, повышая голос. — Угомонись уже! Бэкки и так сейчас нелегко. — Не стоит, Кёнсу, — почти невозмутимо произнес Бён Бэкхён. Мелодичный голос его звучал тихо и ровно, на одной бесцветной ноте, но вымученная улыбка, дрожавшая на бледных губах, слишком явно выдавала его глубинные страдания. — Я уже ухожу. Поправляйся скорее, Тэтэ. — Что происходит? — когда он быстро вышел в коридор, недоуменно спросил охрипшим голосом Тэхён, продолжая обескураженно взирать на дверь, захлопнувшую за ним. — Почему папа Бэкхён такой странный? — Будешь тут странным, — набычившись, пробухтел Ким Чонин, — когда муж тебе, оказывается, почти тридцать лет врал в лицо. Тэхёна резко прошило судорогой отупляющего изумления, и он, сраженный наповал, так и замер с открытым ртом, едва осмеливаясь верить услышанному. До Кёнсу, приблизившись к сыну, чтобы заботливо поправить ему одеяло, рывком обернулся и метнул на супруга горящий от ярости и неодобрения взгляд: — Чонин! Отрезать бы тебе твой язык без костей! — Что случилось? — объятый безотчётным страхом, выкрикнул Тэхён. — Расскажите! Родители напряженно переглянулись, а затем До Кёнсу, вздохнув, начал говорить тихо и размеренно, будто взвешивая каждое слово: — Как оказалось, двадцать восемь лет назад Чанёль бросил своего тогдашнего жениха, Ким Кибома, и женился на Бэкки, только потому что тот забеременел в течку. И теперь, когда Бэкки узнал правду, они разводятся. Шокированный услышанным, Тэхён оцепенел, ни жив ни мертв от глубочайшего изумления, и уставился на папу широко распахнутыми глазами. Чета Пак всегда казалась ему столь же счастливой и крепкой парой, как и его собственные родители. Все они, это живое воплощение Истинности, давали ему ощущение незыблемости этого мира. Тэхён никак не мог поверить, что они расходятся. — Как же так… — все еще не в силах прийти в себя, беспомощно пролепетал Тэхён, сминая пальцами одеяло. — Не нужно тебе об этом переживать, Тэхён, — насупленно сказал Ким Чонин, подходя ближе и ободряюще кладя руку сыну на плечо. — На тебя и без того столько всего свалилось. Дела этой семьи больше нас не касаются. — Они ведь нам не чужие, — возразил До Кёнсу, и большие глаза его увлажнились. — Они нас предали, — категорично отрезал Ким Чонин, сдвинув брови на переносице. — Тебя. Меня. Нашего сына… — Давай не будем сейчас об этом? — перебил его муж, в нарастающей тревоге наблюдая за сыном, дрожащие губы и покрасневшие глаза которого выдавали, что тот вот-вот расплачется. Папа сел рядом и, нежно обняв, прижал к груди. Тэхён отчаянно прильнул к нему, давая волю тихим слезам. — Хочу домой, — шмыгая носом, прогундосил Тэхён, в глубине души грезя лишь о том, чтобы очутиться сейчас в согревающих руках Чонгука. Эти глупые, безрассудные, неконтролируемые мечты, обуревавшие его всякий раз при мысли об истинном, пугали его до дрожи, и омега как мог, но без особого успеха старался гнать их от себя. — Мы сегодня поговорим с доктором Кимом, — заверил его папа, продолжая умиротворяюще гладить его по голове. После обеда, изведенный последними новостями и памятью о Чонгуке, настойчиво преследовавшей его, Тэхён задремал, забылся душным сном. Родители, не сговариваясь, вышли из палаты, чтобы найти и, как и обещали, поговорить с Ким Сокджином. Из тяжелой, мутной полудремы Тэхёна вытолкнул тихий звук, пойманный его чутким слухом. Омега то ли проснулся, то ли очнулся быстро, разом. Трепыхнувшись, он натянуто застыл и вонзился ищущим взглядом в открывающуюся дверь, но новым гостем оказался никто иной, как Мин Юнги, одетый в черный строгий костюм, оттенявший ослепительную белизну его кожи и платиновые волосы. — Ты один? — монотонно спросил Тэхён, натужно давя из себя кашель и силясь тем самым замаскировать невольный, тяжкий вздох разочарования, рвущийся из груди. — А с кем должен быть? — альфа слегка выгнул одну бровь в легком удивлении. — С Чимином, — деланно безразлично передернул плечами Тэхён. — Вы же теперь вместе. Изогнутая бровь поднялась еще выше, но тон альфы не изменился, искрясь прежней авторитетной, невозмутимой уверенностью: — То, что мы вместе, вовсе не означает, что я приведу его к тебе. Когда более чем очевидно, что ты его видеть не хочешь. Если ты захочешь с ним поговорить, я его приведу. Но не раньше. — Спасибо за то, что ты это понимаешь, — благодарно улыбнулся одними уголками губ Тэхён. — И за все, что ты для меня сделал… — он не смог договорить, горло на мгновение сдавило так, что воздух не проникал в легкие. — Не стоит, Тэхён, — откликнулся Юнги, чуть мотнув головой. Черты лица его смягчились, и во взгляде, устремленном на омегу, светилось бесконечное уважение. — Это я тебе обязан. То, что я сделал — лишь малая часть моего долга. По-другому и быть не могло. И я очень рад, что сейчас ты идешь на поправку. Когда Юнги уже уходил, он столкнулся, выйдя за порог, с Ким Чонином, и пока дверь не захлопнулась, Тэхён успел уловить скупые обрывки фраз, которыми они обменивались. -… речь опять зашла о Чимине, — недовольно заметил Ким Чонин. — Но ты… Неужели ты собираешься продолжать с ним отношения? — Чимин много чего натворил, но он — мой омега, и я никогда его не оставлю, — суровый тон Юнги, налитый непрошибаемой сталью, пробирал до костей и вдребезги разбивал любые сомнения у кого бы то ни было. Отчего-то решительные слова Юнги сотрясли, взбудоражили и без того замутненную душу Тэхёна. Зарывшись лицом в подушку, омега захныкал и дал волю безмолвным слезам, утопая в мыслях о Чонгуке и их потерянном ребенке. Горючие слезы струились по щекам, заливая подушку, а казалось, текли, растравливая свежие раны, из сердца кровавыми каплями. Истошно взвыв, Тэхён, выдыхаясь, в отчаянии думал лишь о том, что ничего, совсем ничего уже не будет… Родители вернулись в палату, и Тэхён, заглушив в себе гремучие рыдания, притворился, что все еще спит. Стараясь как можно более бесшумно выровнять дыхание, Тэхён чувствовал, как горят огнем веки, раздраженные слезами, и крепко зажмурился, не желая выдавать свое разбитое состояние и этим приносить родителям новые переживания. Слушая тихие разговоры родителей, лежа без сна, Тэхён внезапно задрожал, охваченный необъяснимым счастливым трепетом. Растерянный и оцепеневший, он затаил дыхание, сердце щемяще сжалось в груди, все внутри заколотилось, запылало, взорвалось тысячью солнц. «Чонгук!» — громыхнуло у него в ушах. Он всем своим трепещущим нутром, которое находилось во власти метки, чувствовал Чонгука. Чувствовал, что его истинный альфа рядом. Покоряясь велению мятежного сердца, исходившего радостными слезами, Тэхён отрывистым движением вскинулся на постели и широко открыл мокрые глаза еще до того, как альфа показался на пороге. — Явилось предназначение, — облил младшего альфу своим желчным презрением Ким Чонин, стоявший у окна. Пропустив колкость мимо ушей, Чонгук не ответил и лишь в полном онемении, сжимая в руках богатый букет пионовидных роз, безотрывно смотрел на Тэхёна, словно с благоговением ласкал и оглаживал каждую черточку. Опустив голову, омега пытался прятать красные от слез глаза, но жгучее, непреодолимое желание посмотреть на истинного пересиливало. Вид этого знакомого прекрасного лица настолько потряс его, что Тэхён, стой он на ногах, непременно упал бы на колени. У него перехватило дыхание. Чонгук был одет очень просто: прямые джинсы и темно-серый пуловер. И оттого казался еще краше. Вспыхнувшая, безрассудная радость расцвела в сердце, унося мысли о боли и предательстве, обо всем, что их разделяло. Будто успокоенная согревающей близостью альфы, метка отзывалась теплой, благодарной пульсацией, и все его существо, окрыленное и закрученное в вихре сумасшедших чувств, тянулось к Чонгуку. От этой жаркой восторженной лихорадки у омеги закружилась голова. — Цветочками своими надеешься вымолить прощение? — между тем не унимался Ким Чонин. — Умолкни, Чонин! — зашипел на него До Кёнсу, сердито хлопнув мужа по ладони. — Ты вообще помнишь, когда мне последний раз цветы дарил? — Но, милый… — с надутой миной обиженного ребенка засопел старший альфа. — Вот и помалкивай сиди! А впрочем, пошли, — дернув за рукав, До Кёнсу потянул мужа к выходу. Ким Чонин, помрачнев, не шелохнулся, всем своим видом демонстрируя, что никакая сила в мире не сдвинет его с места. — Пошли, Ким! — ничуть не смущенный, настаивал До Кёнсу, увлекая его за собой. — Если ты сейчас же отсюда не выйдешь, я тоже подам на развод, — хмуро пригрозил старший омега. Взметнувшись, Ким Чонин огорошенно воззрился на мужа, протестующе запыхтел, но подчинился. Выходя в коридор вслед за альфой, что продолжал достаточно громко и очень возмущенно бубнить себе под нос, папа послал сыну мимолетную ободряющую улыбку и едва заметно кивнул. Тэхён, чуть прикрыв ресницы, легким кивком указал Чонгуку на прикроватную тумбочку, боясь не совладать с собой, если допустит хоть малейшее соприкосновение их рук. Чонгук уложил букет на тумбочку, ни на секунду не отрываясь от Тэхёна и взирая ему в душу своим вдумчивым, тяжеловатым, пристальным взглядом. Близость истинной пары, вопреки всему, творила волшебство. Кровь моментально вскипела у Тэхёна в жилах, дыхание сорвалось, и омега, сгорая в этой горячке, силился уцепиться за последние крохи разума, не затуманенного неотразимым влиянием метки. Дурманящая красота альфы взрезала точно острым ножом его защиту, легко сломила все барьеры, воздвигнутые в его душе. Горький гнев тугим, болезненным узлом завязался у него внутри. Тэхёну стало мучительно стыдно, оттого что он едва не потерял голову, и это чувство словно дало ему отрезвляющую пощечину. — Зачем ты пришел? — не без труда сладив со своим сбивчивым дыханием и хаотичным разбродом в душе, Тэхён попытался надеть бесстрастную, лишенную всяких эмоций маску, настырно напоминая себе, что он должен раз и навсегда прекратить их встречи. Должен и все! А истерзанное сердце, ноя и бунтуя, упрямо не слушало… — Я же сказал… Ласкающее прикосновение к щеке, трепетное и осторожное, выбило из груди весь воздух, заставило его, запнувшись, оборвать речь на полуслове. Острый взгляд альфьих темных глаз жадно изучил чуть отекшее, бледное лицо Тэхёна. — Ты плакал? — тепло, проникновенно шепнул Чонгук, и один лишь мягкий перелив его бархатистого голоса сладкой пыткой затронул каждую натянутую струнку в душе Тэхёна. Отшатнувшись, словно ужаленный, омега спрыгнул с постели и, усердно стараясь сохранить последнее достоинство, отошел к окну, на безопасное расстояние, чтобы освободиться от колдовских чар Чонгука и истинности, безвозвратно захватывающих в плен тело и разум. Тэхён страшился самого себя, своей слабости: если бы Чонгук чуть усилил свой натиск, омега не был уверен, что сдержится и не кинется тут же ему на шею. От слишком резких движений в боку вновь закололо, но эта боль, почти всегдашняя его спутница после ранения, меркла по сравнению с той бушующей, ослепительной борьбой, разразившейся в его душе. — Тэ… Тэхён чуть не завыл в голос от безысходности, ибо то, как надрывно-чувственно Чонгук произносил его сокращенное имя, причиняло ему боль вперемешку с наслаждением. — Чонгук… пожалуйста, уходи… оставь меня, — надтреснутый голос отказывался повиноваться, но Тэхён из кожи вон лез, чтобы отыграть чужую роль, терпя собственные муки через силу. Он не смел оборачиваться, убежденный, что Чонгук считает с его несчастного лица все истинные эмоции. Чуть покачиваясь, Тэхён стоял, нервно жуя губы и стискивая руки в кулаки. Его колотил холодный озноб, бессильные слезы застелили глаза. О, как же он хотел броситься к альфе в объятия! Каждая его клеточка, поддаваясь неуклонному зову метки, тянулась к Чонгуку, но разум метался, твердя по-прежнему, что Тэхён должен, должен, должен его оттолкнуть. Чонгук, ступая неслышно, подошел сзади, остановившись в одном шаге, и Тэхён задрожал всем телом так сильно, словно альфа уже заключил его в объятия. — Не думаешь же ты, что я действительно смогу отпустить тебя? — спокойно осведомился Чонгук, но ранимая мягкость и смирение, сквозившие в его ровном голосе, всколыхнули все болезненно живое внутри Тэхёна. Обескураживающее смятение сковало ему язык, и Тэхён не смог найти в себе воли для ответа. Он с силой зажмурил веки, надрываясь в попытках вернуть утраченное самообладание. — Я был во многом не прав. Совершил много ошибок, — не дождавшись реакции, продолжал Чонгук. Чуть охрипший голос его окрасился новыми нотками, напряженными, глухими, пронзительными. — Но я намерен искупить свою вину. Я сделаю все, что угодно, только бы не потерять тебя, Тэ. — Ты считаешь, это просто? Искупить вину? — обиженно бросил Тэхён, прижав руки к груди и надеясь успокоить сердце, что после признаний альфы, налившись жаром, заколотилось неукротимо и иступленно, словно готовилось выпрыгнуть наружу и скатиться к ногам Чонгука. — Нет, — сдержанно проговорил он. — Не думаю. Но у меня будет для этого много времени. Вся наша жизнь, которую мы с тобой проведем вместе. Несокрушимая самоуверенность альфы пробудила клокочущую ярость в душе Тэхёна. Не долго думая, омега, взвившись, броском обернулся, и это стало его опрометчивой ошибкой. Потемневшие глаза альфы, находящиеся так близко, вмиг обдали его всего ласковым и палящим теплом. Страсть его зоркого, пронизывающего взгляда, сиявшего как жар, лишала воли, и Тэхён, едва стоя на подкашивающихся ногах, ощущал, как его обрадованная сущность возбужденно трепещет, податливо откликаясь на этот немой зов. Чуть не охнув в голос, омега содрогнулся, щеки его запылали, кожу облепило колючими, огненными мурашками. Ему чудилось, что он сгорает заживо в этом адском опьяняющем пламени, которым всецело окутывал его Чонгук, даже не сделав попытки прикоснуться к нему… Сметающая все на своем пути, мощь этого стихийного помешательства, как ни странно, привела Тэхёна в чувство, и он, образумившись, поспешил стряхнуть с себя этот душный, подчиняющий волю дурман наваждения. — Ты думаешь, что я останусь с тобой? — вызывающе вздернул подбородок омега, в мыслях проклиная последними словами свою безвольную слабость перед Чонгуком. — У нас с тобой нет выбора, — мягко напомнил Чонгук, и в глазах его появилось выражение, исполненное поистине безграничного терпения. — Метка… — Которую ты насильно поставил мне! — сорвавшись вдруг, с нажимом выкрикнул омега, не в состоянии более сохранять поддельное хладнокровие в голосе. На лице у Чонгука не дрогнул ни один мускул. — Ты имеешь полное право обвинять меня… — Ты еще даешь мне позволение? — взъерошился Тэхён, цепко хватаясь за свое раздражение, как за спасительный щит, который, возможно, мог бы обезопасить его от магнетической власти альфы и истинности. Омега насилу перевел дыхание, и вся его изнурительная, сердечная горесть бурным потоком вылилась на свободу. — Ты лишил меня возможности самому распоряжаться своей жизнью. Может быть, счастливым с други… Чонгук потемнел лицом, свирепо сдвинув брови. Глаза его угрожающе почернели и сузились, меча искры. — С другим альфой? — не дослушав, агрессивно рыкнул он. Альфа сделал к омеге один только широкий шаг, сократив расстояние между ними до ничтожно малого, и Тэхён, трясясь от накатившего испуга, тут же кожей ощутил, что умноженная на ревнивую ярость, опасная, всепобеждающая аура боевой силы и непреклонности, кипучими волнами идущая от него, разом вспыхнула еще жарче, и Тэхёну стоило неимоверных усилий подавить в себе малодушное желание забиться в угол. — Не заикайся при мне о других альфах! Никогда! При одном взгляде на распаленного от злой ревности альфу Тэхён напуганно отпрянул. Растерянный, охваченный страхом, он лихорадочно вглядывался в Чонгука. Тот, различив испуг в чертах дорогого лица, оторопел, смешавшись; дикий гнев мигом схлынул, уступив место искреннему раскаянию. — Прости, — виновато выдохнул Чонгук, не сводя с Тэхёна пылкого взгляда. — Я не хотел тебя напугать… У нас разговор идет совсем не так… — Ты уже достаточно поговорил, Чон! — беспардонно прервав его на полуслове, ледяным тоном рявкнул Ким Чонин, открывая дверь и пропуская в палату Ким Сокджина. — Выметайся, Чон! Видишь, не до тебя сейчас. — Чонин, — предостерегающе шепнул До Кёнсу, мертвой хваткой вцепившись в локоть мужа и надежно удерживая его возле себя. — Лучше бы ему остаться, — уравновешенно заявил Ким Сокджин, изящно держа в руках пухлую папку. Идеально отглаженный, белый халат придавал ему дополнительную строгость. — И вы туда же, доктор? — обомлел Ким Чонин, уставившись на того, словно на самого гнусного предателя. — Я сейчас все объясню, — чуть наклонив голову, спокойно ответил Ким Сокджин. — Тэхён, вам лучше вернуться в постель, — благодушно улыбнувшись, посоветовал он. Тэхён, не отваживаясь перечить, нырнул обратно под одеяло и, усевшись, откинулся на подушки. Чонгук встал рядом, будто ослепнув и не замечая устремленный на него истребляющий взгляд Ким Чонина. — Думаю, вы, как никто другой, понимаете важность истинной пары в жизни каждого из нас, — деловито приступил к объяснениям доктор Ким, склонив голову перед четой Ким в знак уважения. — Связь бывает разная по силе. В случае вашего сына и господина Чона — эта связь очень и очень сильна. Связь, закрепленная меткой… — Вы ходите вокруг да около, — выходя из терпения, раздраженно бухнул Ким Чонин. — Чонин, дай ему сказать, — строго осадил его До Кёнсу, смыкая свои белые пальцы на локте мужа еще крепче. Ким Сокджин отблагодарил его легкой полуулыбкой и продолжил, не утратив прежнюю сдержанность в голосе: — В случае выздоровления Тэхёна эта связь, как я считаю, будет играть ключевую роль. Имело место много негативных факторов. Если к этому добавить еще разорванную связь между истинными, последствия могут стать необратимыми. Разумеется, с нашей стороны мы сделаем все от нас зависящее, но прекрасно понимаете, что истинную пару ничто и никто не заменит. — То есть вы хотите сказать, что я должен позволить Чону постоянно околачиваться возле моего сына? — рассвирепел Ким Чонин. — Грубо говоря да, — слегка сморщив нос, кивнул Ким Сокджин. — Связь должна установиться, в противном случае мы спровоцируем новый стресс у Тэхёна. Последствия могут быть самыми плохими. Тэхён в будущем даже может не иметь детей. Поэтому необходимо присутствие альфы и следующая, проведенная совместно течка. Ни в коем случае нельзя ее проводить в одиночестве! Ввергнутый в замешательство и первобытный ужас от слов доктора, залившись краской до корней волос, Тэхён, застенчиво прикусив нижнюю губу, исподтишка взглянул на возвышавшего рядом Чонгука. Его холодно-красивый, окаменелый профиль подсвечивали лучи солнца за стеклом. На лице не было ни тени улыбки, и его сосредоточенное, неприступное выражение почему-то смутило Тэхёна еще больше. — Да он вас подкупил! — раскипятившись, закричал громовым голосом Ким Чонин. Глаза его налились кровью. — Вы в сговоре с этим ублюдком! — Чонин! — воскликнул До Кёнсу, чрезвычайно скандализованный. — Да как ты можешь такое говорить? — А как еще это воспринимать? — прорычал тот, грозясь своим гневным испепеляющим взглядом сжечь дотла любого. — Чонин! — в отчаянии взывал к нему его омега. Задыхаясь, До Кёнсу ладонью вытирал катившиеся по щекам огромные слезы. — Вспомни нашу связь… Как я не мог выкарабкаться после… после… без тебя… Слезы снова перехватили горло Тэхёна, обожгли веки. Сердце у него обливалось кровью и изнывало. Омега во все глаза смотрел на родителей и тихо горевал вместе с ними, понимая, что они окунулись в воспоминания о самых темных днях их жизни. Оттаяв, Ким Чонин поспешил обнять мужа за талию, любовно прижал его к себе и, успокаивая, целомудренно тронул губами его висок. Выразительные черты лица альфы, скрученные до неузнаваемости острым приступом ярости, разгладились. — Простите нас, пожалуйста, доктор Ким, — сквозь слезы обратил на него сконфуженный взгляд До Кёнсу. — Не нужно извиняться, — сложил губы в участливой улыбке Ким Сокджин, а после повернулся к старшему альфе, принимая самый серьезный вид: — А вам я хочу сказать, что я привык говорить правду. Какой бы она ни была. Ким Чонин издал громкое скептическое фырканье, не стесняясь выставлять напоказ свое недоверие. — А что, если Тэхёну поможет другой альфа? — не переставая упорствовать, суховато предложил Ким Чонин, приподняв одну бровь. — Чонин! — возмущенно взвизгнул До Кёнсу с искаженным от ужаса лицом. — Никакого другого альфы! — отрезал Чонгук, властно чеканя каждое слово. — Я сделаю все, что от меня потребуется. Дыша взахлеб, Тэхён оробел и торопливо наклонился, делая вид, что одергивает одеяло, и старательно скрывая свое пунцовое от стыда лицо. — Другой альфа не поможет, — непоколебимо покачал головой Ким Сокджин. — Ну как ты можешь так говорить, Чонин? Как ты можешь? — плача, причитал До Кёнсу, размахиваясь и негодующе ударяя мужа по плечу. — А как еще? Как, Кёнсу? — вновь разбушевался старший альфа, обуреваемый праведным гневом. — Отдавать нашего ребенка этому недоальфе после всего, что он сделал? Он мало наворотил? Из-за этого Чона наш Тэхён едва не погиб! — Отец! — сдавленным, дрожащим от боли голосом выпалил Тэхён, не в силах изгнать неотвязный страх, снедавший его. В тревожных мыслях царил совершенный хаос. — Я понимаю ваши опасения, господин Ким… — тем же успокаивающим голосом пытался достучаться до него Ким Сокджин. — Откуда вы можете понять? — огрызнулся Ким Чонин, буравя его неистовым взглядом. — Вы не были в нашей ситуации! — Не был, но у меня есть маленький сын. Омежка, — доверительно поведал доктор. Родительская нежность озарила его лицо сверкающим светом и сделала его еще красивее. — И я пойду на все, что потребуется, на любые безумства, чтобы он был жив и здоров. Красноречивые слова не возымели на старшего альфу никакого действия. Взбешенно сузив глаза, Ким Чонин грозным движением развернулся к Чонгуку всем корпусом и окатил его волной своей бурлящей ярости и высокомерного презрения. — Убирайся, Чон! — доведенный до крайности, процедил сквозь зубы Ким Чонин. — Больше ты не приблизишься к моему сыну. И вы, доктор Ким, — обратил он и к нему свою гневную горячность тоже, — мы найдем другого доктора. — Чонин! — с новой силой, вспыльчиво ополчился на него До Кёнсу. — Не сходи с ума! — Доктора вы можете менять, это ваше право, — прохладно подтвердил Ким Сокджин, вдумчиво глядя разъяренному альфе прямо в глаза. Его профессиональный авторитет, которым было отвешено каждое слово, был исключительно высок и неоспорим. — Другой доктор скажет вам то же самое. Если вы встанете между истинной парой, соединенной меткой, здоровье и жизнь вашего сына могут оказаться под угрозой.