***
Несмотря на пронизывающий страх, я с трудом разлепила веки. Тяжело дыша, я пыталась пошевелить хотя бы кончиками пальцев. Тело не хотело слушаться и отозвалось легким покалыванием. Я попыталась сесть, но боль пронзила, заставляя вновь распластаться на твердой поверхности. Я лежала, кажется, на двух плащах, а третьим меня укрыли, чтобы было теплее. Жар шел от потрескивающего костра, который явно развели где-то рядом со мной. Я не видела, где именно, потому что тяжело было даже поворачивать голову. Внезапно мою ладонь кто-то сжал. Я осознала, что все это время ее кто-то держал, так нежно, что я и не сообразила. Чьи-то теплые пальцы согревали мои. Я все-таки наклонила голову чуть вбок, пытаясь сфокусироваться. — Слава Ноктюрнал, ты проснулась! — негромко, но радостно воскликнул сидящий рядом со мной человек. Сейчас я поняла, что это была Карлия. — Мы так боялись, что Вечнотень заберет тебя! Я с трудом осознавала смысл ее слов: все кругом воспринималось как-то странно, плыло, словно я была сильно пьяна. К горлу подступила тошнота, но так же быстро отступила, обжигая. Я закашляла и скривилась от последовавшей боли. Когда открыла глаза, рядом с Карлией успел возникнуть Брин. Наши взгляды встретились, заставляя его просиять от радости. Я же была далека от эмоций в данный момент. Отчетливо я ощущала лишь боль. Карлия приподняла мне голову и влила что-то в рот. Сладковатый, знакомый вкус… Горечь на языке. Пещера, нависающая над нами, поплыла, потолок будто начал опускаться, подниматься, кружиться. От происходящего шла кругом голова, так что я закрыла глаза, а вскоре вновь потеряла связь с реальностью. Голоса друзей стали растворяться, пока вовсе не исчезли. Следующие несколько часов я провела в бреду, просыпаясь то от жара, то от холода. Тело не слушалось, я пыталась ворочаться, но ничего не выходило. То и дело кожа покрывалась липким потом, и мне протирали лоб влажной тряпкой. Если я засыпала, сны были непонятными яркими вспышками, слышались крики… Я не могла уловить сути. Сны резко обрывались, и на уши начинала давить оглушительная тишина. Я открывала глаза, и видела над собой то Карлию, то Брина. Карлия предпочитала молчать: она бережно трогала мое лицо и шею, проверяя температуру, а после опускала мне веки, словно мертвецу. Хотела, чтобы я отдыхала, но отдыхом это назвать никак нельзя было. Бриньольф выглядел испуганным, даже робким. Помнится, я хотела у него спросить, сколько прошло времени, но вместо слов из горла вырвался только хрип. Норд дернулся, приложил палец к губам, тихонько зашипел: — Ш-ш, не надо, ничего не говори… — его глаза бегали мгновение, а потом встретились с моими. Куда пропал тот нахал, который предлагал мне дело в таверне? Что с ним случилось? Его пальцы скользнули по моей скуле, пробежались по подбородку, а после поднялись выше. Ладонь легла на макушку. — Тебе нужно поправиться. Как-то после очередного дурного сна, я не открыла глаз. Я осознала, что проснулась, но сил никаких не оставалось. До ушей донесся разговор Соловьев: — …сильная. Все будет хорошо, — говорила Карлия ласково. Кто-то подбросил веток в костер. — Я знаю, не сомневаюсь в ней. Просто… Сам не свой. — Волнение за близкого человека изматывает так же, как физическая боль. Вы оба хорошо держитесь. Бриньольф тяжело вздохнул. Разговор, казалось, уже завершился, но Карлия произнесла с легкой дрожью в голосе: — Когда ты просил ее… Просил жить. Я думала, у меня самой сердце разорвется, — Брин ничего не говорил, оставалось догадываться, как он отреагировал на эту фразу. Карлия продолжала: — Когда Мерсер убил Галла, я думала, что потеряю рассудок. Я кричала, умоляла Ноктюрнал, но ничего нельзя было сделать. Я его не защитила. И когда я поняла, что ты и Тера… Я словно увидела себя и Галла. Двадцать пять лет прошло… Мне так хотелось мести, но никакая месть не вернет мне его. Я больше не услышу его голос, и он никогда меня больше не обнимет… — кажется, она заплакала. — И я чуть не лишила вас… История чуть не повторилась… — Карлия… — Если бы она умерла, Фрей победил бы… Все напрасно, когда люди умирают! Любовь умирает… Ты отомстил, но какое значение это имеет, если все равно страданий стало больше? Галл бы этого не хотел… — Карлия… — Простите меня… Простите!.. — по пещере разнеслись всхлипы данмерки, и я попыталась приоткрыть глаза. Чуть повернув голову, увидела, Соловьев, сидящих у огня. Карлия, содрогающаяся от рыданий, закрывала лицо руками. Бриньольф, сидящий рядом, заключил ее в объятия, но голову отвернул в сторону, словно стараясь так сохранить некую дистанцию. — Я втянула вас в это, вы присягнули на верность Госпоже… Все ради моей мести… Я хотела справедливости, но умирать из-за этого ублюдка!.. Не вы должны!.. Не Тера… Бриньольф молчал, давая Карлие выплеснуть эмоции. — Если в Вечнотень, то мне… Галл давно ждет меня там… — Рано тебе умирать. Мерсера нет, Гильдия приняла тебя. Пора возвращать свою жизнь. Следом за парой всхлипов раздалось мрачное: — А что осталось от моей жизни? Только вера. Гильдия… я не помню, какая жизнь, когда ты не убегаешь. — Ты вспомнишь, Карлия. Этого хотел бы Галл. И данмерка согласилась. Неуверенно, но с толикой надежды.***
Карлия сказала, что я пролежала так чуть больше суток. Она отпаивала меня мощными зельями, заставляя тело бороться со смертью, и это дало плоды: рана затянулась, оставив после себя уродливый шрам и отголоски той боли, что не давала спать много часов. Мне понадобилось немного времени, чтобы полностью прийти в себя и собраться с мыслями. Когда я разобралась, что из последних воспоминаний — реальность, а что — больное воображение, я попыталась встать и размяться. Брин хотел помочь, но я отказалась. Мне хотелось теперь сделать все самой. Уже совсем скоро я сидела на камне, лежащем возле входа в нашу пещеру, и разглядывала здешний вид, разжевывая зачерствевший кусок хлеба. Не лучшая еда в моем состоянии, но выбирать не приходилось. Я была в оцепенении. В голове пустота. Итог напрашивался сам собой, но я не хотела его подводить. Я не хотела выныривать из царящей в голове пустоты, чтобы не потерять самообладание. Хлеб уже кончился, а я все сидела. Смотрела то в одну точку, то в другую… Глаз задергался, и я поднесла ослабшую руку в лицу, попыталась придержать веки пальцами. Скоро все прошло. — Карлия уснула, — вдруг сообщил мне Брин, вышедший из пещеры. — Это хорошо, — безучастно ответила я. Слова не шли. — Нужен отдых. И тебе. — И тебе, — повторил за мной он. — Наотдыхалась. — Когда Карлия проснется, надо двигаться к дороге… Искать, где заночевать по-человечески. Я кивнула. Бриньольф вышел из-за моей спины и стал передо мной, заслоняя лес. Я подняла на него глаза, сглотнула подступающий к горлу ком. Мужчина молчал. Смотрел на меня мягко, сочувственно… Так продолжалось минуту или две. Мои губы дрогнули, я отвернулась, жмурясь. Бриньольф присел передо мной, взял меня за руки и продолжил просто молча смотреть. Я больше не смогла сдерживать себя. Заплакала, сжимая его пальцы. Все тело задрожало. — Товен… — Я знаю. — Все зря… Его больше нет, Брин, — я говорила так, словно норд этого не знал. На самом деле я говорила это себе, а не ему. — Мерсер… Он прав. — Фрей? Прав? — Этот путь, который я… Другого исхода не могло быть! Бриньольф сказал мне настойчиво: — Фрей — последний, кого ты должна слушать, Тера. — Но это правда. Я… я ведь догадывалась, что Товен… Это было очевидно. Он не мог выжить, но я искала оправдания. Я отдала душу Ноктюрнал, и ради чего? Товен умер, и его ничто не вернет. Смерть Мерсера ничего не изменила… Брин придвинулся ко мне чуть ближе. Вспомнились недавние слова Карлии, и я добавила: — Для Гильдии, может… Но для меня все кончено. Для Карлии… От Галла остались только кости. От моего брата… Я даже не смогу его похоронить! Голос срывался на крик. — Мне очень жаль, Тера. Ты не представляешь, как мне жаль… — правая рука Брина переместилась на мое плечо. Я смотрела в землю, а норд не отрывал взгляда от меня, ловя каждое движение. — П-почему… почему все так… Лицо стало мокрым от слез, я шмыгнула носом и склонила голову, тяжело дыша. Рука Брина плавно сдвинулась с плеча на спину, надавила на меня, привлекая к себе. Я уткнулась носом в его ключицу. Хотелось вцепиться ногтями в щеки и царапать до крови, хотелось упасть на снег и брыкаться, кричать. Вместо всего этого я позволила Бриньольфу обнять себя, размякла в его руках и тихо плакала. Обессиленная, никчемная… Словно услышав мои мысли, он прошептал: — Ты не заслуживаешь всего этого. Тера, ты не виновата… Мы не оставим тебя. — Каждый мой шаг… Вел к катастрофе… — Ты не одна, Тера, — обеспокоенно повторил он, но я продолжала плакать. И плакала еще очень долго. В моей руке была крепко сжата треснувшая свистулька-соловушка Товена. Она больше не засвистит.