Нечестная игра

Когда начинаешь жизнь рабом, смерть не является чем-то особенным. Она вокруг, повсюду - привычный элемент обстановки, опасный, как жало гигантской осы или кипяток никс-вола, но не менее тривиальный. Труп аргонианина в сухой клетке; подыхающий от язв и паразитов в желудке каджит; гордячка-альтмерка, которую засекли до смерти; изнасилованная пятерыми и умершая родами данмерка; бретон, на которого упала балка и раздавила почти пополам; ошпаренный чарами господина А. норд, вздумавший поднять бунт. Много ещё чего. Если смотреть на это с самого детства, при виде боли и крови уже не тошнит физически - а что происходит с душой, так какая кому разница? Рабы - дорогой товар, но не бесценный. Ведёшь себя плохо - никто не будет тебя лечить. Ведёшь себя хорошо - можешь ещё на что-то надеяться. Ллеран всегда был очень плохим рабом. Слишком много дерзил, слишком много дрался. Слишком много позволял себе, отказывался подчиняться, сбегал. Но убивать никого не хотел, хоть и был жестоким, как все молодые звери. Не хотел. До того дня, как ему нанесли действительно серьёзную обиду. Никто не вступился за необычного парнишку, прижатого надсмотрщиками в углу барака: довольно весело смотреть, как он дергается, пытаясь применить магию, как рычит, а потом затыкается, просто терпя. Девчонки обычно сдаются быстрее: уже знают, что подобного не избежать, а вот парни… Кому какое дело, и правда, что два надсмотрщика решили в очередной раз развлечься. Унижение и боль можно пережить, смерть - нет, а те, кто вмешиваются, будут точно убиты. Это правила. Правила должны соблюдаться. Ллеран знал, что окружающие равнодушны, знал, что помощи не будет. Но простить никому и ничего не мог. Ни тому, кто двигался (он нед, он человек, ему платят деньги, ему нравится вседозволенность и эта работа; от него воняет кислым пивом, потом, гуарами, кожей; этот запах будет сниться потом, и вот от него может и вывернуть), ни тому, кто держал, (интересно, какое удовольствие находит данмер в том, чтобы участвовать в подобном; крутанись колесо, он сам попадёт в кабалу; лысый, как коленка, осёдлый, может, и полукровка, окрестить бы вырожденцем, да и Обливион с ним), ни тем, кто смотрел. (аргониане с сушёной кожей, норды, стыдливо отведшие глаза, двое данмеров, сделавших вид, что спят; да, это мужской барак, здесь бывает всякое, и что, что теперь, вам понравилось зрелище?). Сделав заточку из поискового прута, Ллеран, даже излечившись, пару недель ходил, прихрамывая - нарочно, чтобы считали ослабевшим. Караулил. Выбрав момент, когда проклятый нед (всего лишь будущий труп, всего лишь ходячий мертвец, не знающий, что уже мертв в грядущем - через пару дней, или недель, или месяцев, но не лет) устроился отдохнуть на солнышке, Атерас вывернулся из строя получавших пищу, подскочил к нему и вогнал своё оружие в глазницу, желая добить до мозга. Об одном он жалел потом - что не ударил в шею, под челюсть. Когда есть лишь один удар, бить надо наверняка… жаль, жаль, так отчаянно жаль - убить не вышло: только сильно ранить и получить столько плетей, сколько молодой данмер пережить должен не был - но пережил. Валялся в гнилой соломе, в сарае, среди отбросов, не позволяя убрать себя, как мусор, много дней, и если бы не доброта одного из аргониан, носившего ему еду и раз промывшего раны, и собственная упрямая, эбонитовая злость, так бы и сгинул там, в дряни и собственной ненависти. Но через месяц выбрался - и был возвращён к работам. Собирать и искать особенные ингредиенты, он же всегда был в этом хорош, искать вещи. Кривого теперь нигде не было видно - говорили, перевёлся в шахты… Атераса заставили искать особенные ракушки и морских гадов для реагентов - по колено в воде, какой бы ни была погода. Рабские наручи не дают использовать магию, но Ллеран искал не при помощи заклинаний. И он нашёл - в болоте, где до этого годом ранее обнаруживал древнекимерского мертвеца: два зачарованных кинжала и перстень, всё ещё хранивший заряд. Рабы не могут применять магию, но могут использовать артефакты. “Дикий дреморыш”, так его называли. “Дикий дреморыш” ночью прокрался в дом надсмотрщиков, перерезал глотки страже и выпустил кишки и одноглазому норду, приехавшему оспорить жалование, и бритому данмеру, отомстив за оскорбление так, как мстят моричи. Как должны это делать, по крайней мере. Здесь, в бараках, другие относились к насилию иначе, что женщины, что мужчины, любой расы. Предпочитали терпеть и не поднимать глаз. Терпеть всё. Всегда. Говорить, что господин А. ещё не так уж и плох! Ллеран Атерас, сын неизвестных родителей, по документам - раб с трёх лет, терпеть не желал. Потому, не смотря на юный возраст, руки у него не дрожали - да, убить пятерых взрослых мужчин много себя сильнее - сложно, но не невозможно. Он молился Мефале, а ещё - Святому Неревару, защитнику угнетенных, а ещё - матери Сумерек, что скрывает все следы. Но все они глухи к словам раба. Они слушают избранных, королей и священников. Ллеран Атерас знал, что не может убежать, но и не стремился особенно - да, тревога поднялась, конечно, и он попробовал скрыться, но был схвачен почти тут же, и перенёс молча весь град побоев, что ему достался. Ждал чего угодно, но не того, что господин явится лично посмотреть, кто осмелился быть настолько дерзок. Не того, что господин велит перевести его из бараков в большой дом и обучать, как собственность категорией повыше, чем искатель ракушек на побережье. Не того, что мысль о мести будет приходить ему ещё не раз, но он поймёт, что не всегда стоит осуществлять её так прямолинейно. Хотя иногда Ллерану будет снится запах бойни, будут сниться липкие руки и стекленеющие чужие глаза - и удовольствие от того, какой болью искажено чужое лицо. Лицо врага, которому он вырвал глотку. Тот, кто посмел принуждать его работать - лишь временный господин; это оскорбление, но так устроено общество... Тот, кто посмел взять его силой - лишь временно жив с той самой минуты. Слишком жестоко? Отнюдь нет. Все беды от тех, кто терпит. Даже господин А. говорит так, хотя не отрицает, что иногда стоит быть хитрым и расчётливым. Но в конце любой засады следует удар. Кровь же - просто кровь. Если кто-то перешёл тебе дорогу намеренно, он виноват сам. Потому много лет спустя, поняв, что достаточно восстановился, Ллеран Атерас, Клинок Императора, собирает свои пожитки, покидает Кальдеру и находит ближайшую же пещеру разбойников, прямо-таки напрашиваясь на ограбление. Его атакуют. Спустя час пещера пуста, а трупы сложены у выхода. Не очень аккуратно - но и не грубо. Ллеран хочет удостовериться, что снова может драться - а ещё ему нужны деньги, и он получает награду за чужие головы. Он вполне доволен результатом. Ему нет дела до самих этих голов, достаточно того, что их обладатели имели дерзость атаковать. Убивать - мерзкая и неприятная, но необходимая работа. Часть повседневности. Если думать об этом слишком много, можно начать пить, а Ллеран не хочет пока что снова поддаваться этому искушению. Кровь на руках была, есть и будет: Мефала учит, что это лишь делает их крепче. Ллерану всё больше нравятся старые, забытые культы - даэдра обладают известной привлекательностью. Дают право на убийство без особенных сожалений там, где это нужно, тем, кто достаточно хорош, чтобы совершать всё безупречно.