Нечестная игра

- Эй. Ну-ка дай сюда. Так и будешь прятать? Ллеран смотрит на Суран уничижительно и прячет руки под край мантии. Не хватало ещё утолять чужое любопытство. Кальдера - совершенно отвратительное по архитектуре место, всё в западно-имперском стиле, настоящий лишай на лице Вварденфелла. Горнодобывающая Компания присосалась к эбонитовой жиле, вытягивая из владений велоти лучшее, что в них есть, выгребая костную муку и сукровицу земли. Мерзко. Обидно. Ллеран пытается скрыть свою ненависть и улыбаться - всем. Он покупает себе одежду без символики какого-либо Великого Дома. Он скрывает свои манеры и играет самого обычного данмера-авантюриста, даже придумывает себе короткую легенду об обанкротившихся родителях-Хлаалу, убитых Камонна Тонг, и дальнейшей жизнью в поисках приключений. Суран Леориан... Агент Клинков. Она ему даже верит. Или делает вид, что верит. Настолько, что не задаёт лишних вопросов - вернее, не задавала до сего дня. Вот, тянется теперь к его запястью, замотанному грубыми бинтами. - Сомневаюсь, что это вам чем-то поможет, сэра, - яда в улыбке у данмера хватило бы на нескольких никс-гончих. - Ну и дурак, - кривится Сурен и всё равно хватается за бинт. Ллеран пожимает плечами. Смиряется. Что ещё делать? Испепелить дурищу он всё равно не может. Суран Леориан, тридцати с чем-то там лет отроду, рыжеватая бретонка с острым носиком, вполне мила со всеми, кого видит, но Ллеран не доверяет людям. Мерам, конечно, он тоже не доверяет, но без отвращения. Полукровки-бретоны сведущи в магии, но что они забыли здесь, в Морровинде? Что все эти неды забыли на земле Лорхана, когда-то обильно политой кимерской кровью? Леориан обязана помочь собрату-Клинку, но Атераса побаивается, и неспроста. Магия у него испорчена, но он сам по себе достаточно крепко сложенный и сильный мужчина, вдобавок данмер - с этими красными глазами, серой кожей и лицом насекомого, собирающегося тебя отравить и сожрать. Суран старается не оставаться с ним наедине больше необходимого. От него пахнет неприязнью, хотя внешне Ллеран ведёт себя более, чем корректно. Слушает, записывает, докапывается до корня своей проблемы. И помалкивает в любое другое время. Снять бинты - как открыть свою уязвимость, Ллеран едва-едва себя удерживает, чтобы не ляпнуть грубостей. На запястьях у него и без того всегда были постыдные, рабские рубцы, а теперь ещё и следы от кандалов. Суран смотрит на это с неожиданной грустью. Приносит мазь, натирает ему запястья, сама не зная, зачем это делает - Ллеран ей не нравится, до желания выставить за дверь и никогда больше не вспоминать. Но руки у него явно болят и чешутся - кожа после браслетов воспалилась и слезает клочьями. Мазь щиплет, помогает, и можно видеть, как у злюки-темного эльфа меняется лицо. Сурен долго думала, кого он ей напоминает, и теперь приходит к выводу - да, никс-гончую. Которую долго били, но не сломали. Она будет вести себя тихо, ходить боком, но при испуге кусаться, стрекать, плевать ядом. Погладить её по панцирю не выйдет. * * * Ллеран не знает, как это оценивать. Доброта? Измывательство? Насколько заметно он паникует? Больше полугода в кандалах - без возможности снять. Добро бы это были простые кандалы для мелких преступников - нет, в землях Телванни уж используют особенные, знают, что чародеи там посильнее прочих. Особое зачарование не обойти - стоит применить магию, как вся она поглощается. Можно попробовать перегрузить их - и попрощаться с руками. Слишком просто, чтобы взломать. Ллеран так и не придумал, как обойти подобные чары. С момента, как его заковали после памятного пожара, время тянулось медленно и мутно. Примерно месяц пути до Морнхолда со всеми проволочками. Ещё два - до Сиродиила. Два - в ожидании приговора. Обратный путь… Терпение росло, магические силы - истощались. Когда Ллеран пробовал использовать энергию, она уходила, как в песок, а когда не пробовал - кандалы словно тянули из него силу сами. Остаться без них само по себе стало таким удовольствием, что какое-то время он не рисковал колдовать вовсе, да и при освобождении было чётко обозначено, что для мага его класса собственное тело приравнивается к оружию, а использовать оружие он имеет право лишь с ограничениями. Теперь руки свободны, да силы в них нет. Бретонка натирает их пахучей мазью, и жилы сводит. При попытке в медитации смотреть, что там не так, Ллеран видит только порванные, перетёртые энергетические каналы. - Расскажи ещё раз, - просит Суран. И он, неожиданно для себя, рассказывает. * * * ...первое, что делает Атерас, получив от Кая хоть какие-то гарантии, что его не арестуют за попытки применения магии Разрушения - отправляется на пляж и пытается убить грязекраба. Раньше это заняло бы меньше энергии, чем вздёрнуть бровь, однако сейчас… сейчас он не получает ничего, кроме ноющей боли в руках и огня, вырывающегося рваным, смятым потоком, направленным куда угодно, кроме краба. Поганое ракообразное ползает себе и ползает, даже ногой не дрыгнув. Попытка левитировать - ну что же, удаётся подняться на пару локтей и тут же шлёпнуться в грязь. Плохо. Очень плохо. На шестом десятке лет обнаружить себя беспомощней раба, не имеющего способностей вовсе. В хижине Косадеса Ллеран тщательно записывает, что за учителей предоставляют Клинки. Он готов временно сожрать свою гордость с виквитом. Если эти н’вахи помогут ему восстановиться - что ж, хоть чем-то пригодятся. Первый, к кому он отправляется - Тьермэйллин, спокоен и сдержан для альтмера. Даже дарит своё старое барахло: перегонный куб, не совсем ещё просроченные ингредиенты, несколько инструментов. Разрешает спать на полу. Ллеран проводит в его доме в восточной части Балморы около семи дней. Делает ревизию навыков. Руки продолжают болеть; к вечеру, после всех занятий, Атерас чувствует себя высушенным. Учитель, что Господин А. когда-то приставил к нему, любил уподоблять магию, текущую в теле, крови и дыханию; даже называл её старым айлейдским термином - “дыхание крови”. У каждого разная кровь, и качество энергии будет, конечно же, различное. Потому и таланты к видам чар будут либо умеренные, либо превосходные… либо нулевые. Тело - проводник энергии. Если пережать руку, конечность некротизируется. Если пережать энергоканал... Конечно, его заковывали в юности - и очень часто, но на короткие сроки. Он был совершенно ужасным рабом, опасным, агрессивным, не желающим мириться со своим статусом, постоянно норовившим сбежать или исподтишка атаковать надсмотрщиков. Господин А. сумел его обтесать, и способы связывания и сковывания здесь сыграли немалую роль - но господин А.заботился о своей собственности, и выбирал методы, не опасные механическим травматизмом ни для физического, ни для тонкого тела. Тьермэйллин пытается исцелить его при помощи алхимии и зелий, но на Атераса плохо действует не только алкоголь. Любые составы, что принимают внутрь, для недо-двемера - как мёртвому припарки. Целитель только вздыхает - его магия здесь и правда бессильна, и предложить больше нечего. Ллеран благодарит его. Скромный и незаносчивый альтмер даже нравится ему - Тьермэйллину идут простота и рассудительность. Но приходится искать дальше. Обращаться к Телванни или в Храм Ллеран не рискует, потому приходит в Кальдеру. Он боится, что слишком издёргался, и запаниковал, поняв, что его силы истощены - и ещё сильнее пережимает… всё. Сейчас, глядя на себя “со стороны” в краткой медитации, Ллеран видит “тонкие” запястья и лодыжки разорванными в клочья, а сами каналы - потемневшими, воспалёнными. Бретонка слушает его внимательно и не перебивает, хотя видит, что данмер жалеет о каждом произнесенном слове - и не может остановиться. Наверное, он и правда был неплохим чародеем. Не отличным, но очень неплохим. Она сама - далеко не “отличный”. Мир не делится на великолепных и ужасных. Гораздо больше таких, как они - что-то умеющих выше среднего, что-то - из рук вон плохо, подверженных тревогам и страхам, болезням… Как эксперт и в восстановлении, и в разрушении, Леоринан понимает больше в характере травм Атераса. И благодарна за рассказ - теперь ей легче помочь. Тесты занимают еще пару дней. Ллеран вроде бы ничуть не меняет гнев на милость, даже становится ещё замкнутее, но Суран видит - алые глаза вовсе теперь не похожи на угли. Обжечься - можно, отчего нет. Но только если сама будешь неосторожна. * * * Выводы, к которым они приходят, неутешительны. Придётся попросту тренировать всё наново, как атрофировавшиеся мышцы. Чуть ли не пробивать каналы искусственно. Никаких поблажек и обходных путей нет. Только терпение, постоянство и труд. Поблагодарив бретонку, Ллеран отказывается от услуг всех учителей. Селится в хибаре, нанимается искать, готовить, сушить, толочь ингредиенты для зелий - черная, монотонная, глупая работа. То, что нужно, чтобы днём отдыхал мозг. Ночами же Атерас уходит на самый дальний и необитаемый пляж Горького берега, как бы это ни было далеко - и там до самого рассвета повторяет одни и те же движения, приёмы и заклинания, превозмогая боль и панику, которая возникает, когда ему кажется, что ничто не вернётся. Задания Кая не то чтобы подождут. Просто и ему не нужен агент, не способный себя защитить. Просто в этих занятиях Атерас наконец наедине с собой. А ещё - с ветром, болотами, немощью, задачей... Много-много времени, чтобы обдумать, как теперь жить. Хотя бы попробовать прикинуть. Недостаточно просто произнести формулу заклинания и вложить волю. Нужно приложить силу. Цель, вектор и усилие - как для любого направленного движения. Свитки работают потому, что в них запечатана воля и энергия заклинателя: зачарование - выматывающая работа. Боевые чары истощают не меньше, но и магия приходит быстрее. Больше всего он хочет…. Заняться чем-то другим. Туман, что окутывал его несколько десятилетий, рассеялся, и Ллеран внезапно чувствует себя молодым и глупым. Гонка за артефактами, служба у Господина А., мелкие интриги внутри Дома Телванни, обучение наёмников Дома - всё, что занимало его время когда-то. А сейчас? Да, Клинки ждут от него… действий. Но он достаточно свободен в выборе, куда идти. Поводок стал длиннее. Скорее всего, потом затянется. Противоречивые желания разрывают надвое, пока ещё ничто не закрутилось снова. Голос разума возрождает все тревоги: эй, не мешкай, восстановись как можно скорее. Тебя будут пытаться убить и использовать, нельзя оставаться без защиты, а рассчитывать ты сможешь лишь на себя самого. Некий иной голос, которого Ллеран и не помнит у себя, вдруг начинает звучать почти так же сильно. “Попробуй понять, чего хочешь сам”, - вот, что он говорит. И Ллеран растерян и подавлен, потому что мысль об оборванном поводке оставляет пустоту. Он присматривается к ней, пробует на вкус. Огонь-агония его юности возвращаются, как возвращаются силы к спящему вулкану. Медленно. Постепенно. Ллеран отлично умеет контролировать себя, и потому рассматривает злость, хитрость, гнев, жажду жизни - как диковинных гостей, с которыми давно поссорился. Он считал инерции и безразличие поглотившими себя. Он считал себя сломанным слишком давно. Он ошибался. Просто слишком много пепла. * * * К концу третьего месяца, перед самой зимой, Атерас доводит себя до возможности не просто поджарить проклятого краба, но выжечь не очень крупного дреуга. Два бедняка-аргонианина приходят на берег, вычищают за ним угли и прочие… остатки. Ллеран им не мешает. Ящерицы как раз на своем месте. Скоро он будет готов двигаться дальше - может, и на поводке, но зато без хозяйского дурмана. Имперцы - не господин А. В игре под названием “чатуранж”, пришедшей от йокуданцев, пешка, дойдя до границы поля, становится ферзём. Пока она идёт, король возлагает на неё лишь смутные надежды, но после эта фигура ходит, как посчитает нужным. Жизнь - не чатуранж, и атаковать можно и чёрное, и белое. Вопрос - когда и как. Неды никогда не поймут меров; честность или нечестность игры краткоживущих не учитывает пару необходимых измерений. * * * Ровно через год после того, как был готов умереть, Ллеран чувствует себя возрождённым - и опасным куда больше, чем находился на пике магической мощи. Суран, к которой он заходит купить кое-что в дорогу, едва узнаёт его. Силы вернутся. Возвращаются уже. Очнуться от оцепенения - вот что ему было нужно, чтобы начать применять их.