Нам бы крылья...

Он молчал, и тишину нарушал лишь звук включенного поворотника: путь черной Infinity предстоял долгий, по заснеженным и нечищеным дорогам Подмосковья. Алена тоже молчала, изредка набирая номер, который она уже успела выучить, но ответа на том конце провода не было. Девушка нервничала, прижималась лбом к стеклу, что-то повторяя, как мантру, закусывала ноготь на большом пальце и, в конце концов, разочарованно вздыхала и закатывала глаза. — Любишь его? — Не выдержал Стас, чем безумно удивил Алену. Она ведь, даже и не подозревала, что все это время подполковник косился на свою молчаливую, особенно после первой истерики, спутницу. — Нет, просто… На сердце неспокойно… — Пробормотала художница и залилась краской. Карпов лишь кивнул в ответ, не зная, что и ответить. Он не совсем умел еще выстраивать диалоги подобного рода, и не совсем понимал, какой цели добиваются люди, вообще начиная разговаривать на подобную тему. Но, доблестный опер начал замечать, что в последнее время он думает немного иначе, не пьет с операми «за жесть» и вообще, меньше пьет, что характерно для особенно значимых перемен. Задумываться над этим было чревато, но ничего сделать с собой Карпов не мог – никто ему не звонил и даже Алена, болтовня которой была бы сейчас, как нельзя, кстати, тоже молчала. И тут перед глазами Стаса всплыло лицо девушки, которая, собственно и гнала его поздним вечером к черту на рога. Рыжие локоны, ниспадающие с плеч, немного волнистые, глаза – глубокие, серо-голубые, как небо перед дождем. Она улыбалась в памяти Карпова, открыто и нежно, как несколько раз улыбалась и ему. Чаще всего, конечно, получателем такой вот улыбки являлся Коля, а мысль об этом заставила Стаса немедленно и слишком резко крутануть руль машины. Инфинити повело на заледенелой дороге, задний бампер начал разворачиваться, Алена вцепилась в ручку двери одной рукой, и ремень безопасности другой. С огромным трудом и выдержкой, которой мог бы позавидовать любой, Стас вернул машину в прежнее положение и потер переносицу. Алена, напуганная до седин, вскричала: — Ты что вытворяешь?! Убить меня решил?! Карпов притормозил, но затем снова переключил передачу и нажал на педаль газа. Валеевой на долю секунды показалось, что подполковник что-то скрывает от нее, еще несколько секунд убеждала себя, что не будет навязываться, однако из желания помочь, не сдержалась: — Ты чем-то обеспокоен? — Мягко поинтересовалась она, пытаясь уловить минутный порыв мужчины поделиться с ней своей печалью. Стас вернул руку на руль, и стало видно по побелевшим костяшкам, что он старается изо всех сил не думать о том, что лезет в его голову. Мужчина замотал головой, машина вновь угрожающе быстро метнулась из правой полосы в левую, затем снова в правую, на обочину и резко остановилась. Карпов мгновенно вышел из машины даже не утруждаясь объяснять шокированной спутнице свое поведение, открыл багажник и достал канистру с водой – предназначалась она, конечно, для других целей, но сейчас вполне подходила и для умывания. Алена поспешила разбавить молчаливое пребывание Карпова вне машины. Выбежав и хлопнув дверью иномарки, художница подбежала к оперативку и ударила его ладонью по спине с криком: — Ты что, блин, пьяный?! О чем ты вообще думаешь?! Ты нас чуть не убил! — От злости и испуга на глаза девушки навернулись слезы. Стас не торопясь умылся, обильно смачивая лицо и шею ледяной водой, затем подошел к обочине, раздобыл пригоршню белого снега (проще говоря, раскопал его носком ботинка) и умылся им, после чего вновь ополоснул лицо водой. Валеева не унималась, и когда Карпов оказался в зоне ее досягаемости, девушка толкнула его, так как просто не желала умирать в ДТП с человеком, к которому у нее вагон и маленькая тележка своих претензий накопилась. — Ты меня слышишь, индюк?! О чем ты думаешь вообще?! — Вскричала девушка, после чего обняла себя за плечи – дело в том, что она выскочила из машины в рубашке и даже куртку не накинула. Карпов резко развернулся, уже взявший в себя в руки подполковник выглядел так, будто только что проглотил залпом лошадиную дозу безразличия и даже не запивал ее водой. Однако его внешнее спокойствие оказалось только маской, слишком непрочной, или повод оказался слишком серьезным. — О чем я думаю?! Я думаю о твоей подруге! Вот о чем я думаю! — Рявкнул Стас и, захлопнув багажник, сел в машину. Дверь оставалась, открыта и спустя минуту, которую Алена провела на улице, в недоумении и шоке хлопая глазами, Карпов добавил, но уже более мягко: — Садись, или уеду без тебя. Девушка кивнула его словам, бегом подбежала к двери машины, села и закрыла за собой дверь. Стас выглядел теперь более собранным, чем ранее и совсем не отрывался от дороги, видимо, не желая обсуждать тему своих чувств с, воистину случайной попутчицей. Однако Алену эта тема касалась почти напрямую – кроме Алисы у девушки, по факту, не было никаких друзей. Знакомые – да, но не друзья. По сути, она не могла назвать ни одного имени, кто пришел бы на помощь, случись с девушкой что-нибудь. Даже самое незначительное. Алиса была для Алены так же дорога, как родная мать. Да, скорее всего, так оно и было. — Стас… — Робко начала Алена. — Что? — Резко ответил подполковник, после чего усмехнулся: — Куда делась вся твоя хваленая удаль? Художница залилась краской, не желая признаваться, что все, что она так старается скрыть: чувствительность, ранимость, душевность, она скрывает, как раз за той самой «удалью» и порой перебарщивает. Просто Алена не может подойти и обнять человека, которому плохо, не может сказать ему с ходу все, что он желает услышать. Смеется, шутит, бьет всеми подручными приспособлениями, но никогда не говорит откровенно – проблема у нее эта с самого…детства. С того момента, как люди начали обманывать ребенка, Валеева понимала, что искренность сейчас никому не нужна и так развился еще один громадный комплекс, с которым в ногу сейчас шагает художница. — Что на счет Алисы? — Так же робко поинтересовалась девушка, пытаясь хотя бы мысленно заставить себя сбить краску с лица. — Я не о ее пребывании в СИЗО думал, если ты об этом. — Нет… Я… Хочу знать, что у вас с ней? — Голос девушки потихоньку обретал силу, но она все еще говорила достаточно тихо и вкрадчиво. — Тебе не кажется, что взаимоотношения двух взрослых людей, это их личное дело? — Карпов бросил мимолетный взгляд на художницу, а та под этим взглядом, наполненным ледяными осколками, сжалась, но не отступила: — Кажется. А еще мне кажется, что если я не поговорю с тобой сейчас, ты просто откажешься от всего, за что вы оба боретесь. Стас поджал губы, затем стиснул зубы, видимо, проглатывая несколько не совсем лестных комментариев на этот счет, после чего вновь мельком глянул на свою попутчицу. Кажется, она совсем пришла в норму и позабыла о своем мимолетном «я нежная». Карпов вздохнул, поняв, что если он все-таки не удовлетворит любопытство Алисиной подруги, то совершенно точно подвергнется нападению – физическому или умственному. — Не понимаю, что ты хочешь услышать: я – ее непосредственный начальник. Она – моя подчиненная. Здесь не может быть ничего личного, ничего из того, что вы обе, бьюсь об заклад, себе нафантазировали. — Мысленно подполковник удивился, потому что он собирался сказать кое-что совсем другое, нежели подобные фразы. — Я знаю, что Алиса испытывает ко мне…некоторые, не совсем стандартные для подчиненного чувства, но я ей ответить не могу и не собираюсь. Только не делай сейчас из меня монстра, потому что я не собираюсь падать на колени перед первой попавшейся хорошенькой девушкой. Сердце Алены упало в пятки. Она никогда не могла и подумать, что события будут развиваться таким образом! Ведь Алиса всегда обращала на себя внимания именно тех людей, к которым обычно проявляла симпатию. Неужели, Карпов не такой? В ужасе от такого откровения, Валеева открыла рот и возмущенно выдохнула. — Я даже не знаю, что сказать… — Пробормотала девушка, стирая со лба испарину. — Значит, на счет ее этих особых чувств, я угадал, так? — На долю секунды у Карпова на губах взыграла победная улыбка, но он мгновенно ее погасил. — Ну… Да… — Неловко себя почувствовав, Алена заерзала на сидении, понимая, что выдает важный секрет, но и отрицать очевидное уже не было смысла. К тому же, Алиса наверняка уже не раз ему намекнула, раз он делает столь смелые предположения на ее счет. Карпов ничего больше не сказал, лишь вновь улыбнулся, но на этот раз улыбка его была уже более долгая, и как он не старался ее скрыть, ничего не получалось. Для себя, мужчина объяснил собственную улыбку тем, что Алиса интересна ему исключительно, как объект для изучений и не более. Ну а тем временем, машина подъехала к двухэтажному дому, рядом с которым уже были припаркованы две машины: Антошин с Вороновым, а на второй Юра и Максим. Мысленно Карпов изумился, мол, как у этих баранов хватило фантазии поехать на двух машинах, чтобы привлечь к своим персонам настолько много внимания. Но орать на них совершенно не было, ни сил, ни времени – в конце концов, ребята согласились помочь Стасу с его поручением вне рабочего времени, а это уже стоило дополнительных усилий и затрат. Инфинити припарковалась так, чтобы на случай, когда кто-то вздумает тикать из дома, ему преградой стала машина. Вышел Стас, оглядел местность и подошел к своим оперативникам, пожимая им руки: — Здорово, орлы, — ухмыльнулся подполковник, в ответ, на что получил одобрительные смешки и «привет, Стас». — Ну что, уже осмотрели местность? — Нашли несколько гильз, и тело. Он уже мертв. — Развел руками Юра, после чего заметил побледневшую, как полотно, девушку, которая вцепилась в дверцу машины. Алена не чувствовала ничего, кроме нарастающей и всепоглощающей пустоты. Она, как черная дыра в космосе, притягивала и поглощала все, что когда-то было дорого. Стоило девушке только разрешить себе окунуться в омут с головой, только вдохнуть полной грудью то, что ей было не доступно ранее, как вдруг начались проблемы, а теперь тот, с кем было ее сердце и вовсе мертв. Дыхание перехватило, девушка услышала собственный хрип, вырвавшийся из горла, словно сдавленного стальными тисками. Затем, Валеева, хлопнув дверью машины, бегом бросилась внутрь, на поиски Джеймса. Она не верила, что он мог просто так взять и оставить ее, после всего, что было и что еще могло бы между ними быть. Она просто не верила, что он мог так с ней поступить. Стас покачал головой, мысленно пребывая сейчас далеко от этого места. Юра – оперативник – кинулся вслед за Аленой, которая, в свою очередь, уже поднималась по лестнице наверх и бежала по направлению к той единственной двери, из которой тоненьким ручейком лился свет от ночника. Ворвавшись туда, художница практически впала в оцепенение: на кушетке-лавке, бледный, недвижимый, лежал он – Джеймс. Сердце девушки билось так быстро и громко, что заглушало даже крик Пономаренко, который, уже заворачивал от лестницы по направлению к девушке. Она не слышала никого. Не видела никого, кроме него – он был здесь, такой близкий, родной, любимый, и…безжизненно бледный. Тем не менее, не веря своим глазам и словам мужчин, Валеева протянула руку к телу, которое еще совсем недавно дарило ей столько неземного удовольствия. Коснулась сонной артерии и…нащупала пульс! Тихие, почти не ощутимые удары, означавшие, что его еще можно спасти. Что он еще может быть спасен, что он все еще с ней и не бросил ее, не поступил так, как поступали все до него – он все еще боролся за жизнь, ради нее. — Он же живой… — Хрипло пробормотала Алена, и попыталась вырвать руку из хватки Юры. Он старался оттащить девушку подальше от «трупа». — Он жив! Скорую! Вызовите скорую!!! — Нет… — Прошептал мужчина, потерявший столько крови. — Скорее езжайте за машиной… Гос.номер: у 678 ле. В ней Юля… К тому времени в комнату влетел Денис – он быстро отреагировал на истерические завывания Алены и достал мобильник, вызывая «шаманов целителей, на белой карете с красным крестом». Остаться Алене у себя предлагать не пришлось – она с готовностью собрала свои вещи и поехала к какому-то художнику. Хотя бы согласилась быть подвезенной, что во многом облегчало душевные терзания Карпова. Звучит, как паранойя, не так ли? Мол, у Стаса, да еще и какие-то там мифические страдания? Ха! Но, увы, так оно и было и это заметили в нем все. После таких чудесных освобождений, Карпов обычно заваливался в бар, с диким желанием напиться так, чтобы даже не помнить, в чем состоял прошедший день. Наверное, это его собственная фишка, особенность, или, как его там, визитная карточка. А может, просто способ элементарно сбросить со своих плеч тот непосильный груз, который он несет. Или, может быть, он просто не знал, как можно иначе провести время, чтобы расслабиться. Сегодня все было по-другому. Эдакий день откровений, только проходил он слишком сумбурно, Стас даже не заметил, как над городом опустились ночные сумерки, а позднее, и полностью стемнело. От всего этого, подполковнику требовался срочный отдых, но никто и ничего не мог сделать – по пути в СИЗО, Карпов выпил три стопки водки, но оставался по-прежнему трезвым. От него слегка пахло спиртом, но не более, что и злило подполковника до неимоверности. Не думайте сейчас, что в следственный изолятор пускают тогда, когда вам заблагорассудится, просто Карпов и его вездесущие друзья – творят чудеса. Дверь в камере открылась, слабый свет из коридора проник в темную комнатушку с решетчатым и очень высоким окном. На первом ярусе кровати сидела девушка, покачиваясь из стороны в сторону. Она была бледной, почти такой же бледной, каким был Джеймс, которого с трудом удалось спасти. Глаза Алисы были безжизненными, в них не было больше той детской радости, которым она одаривала Карпова, улыбаясь. Сейчас перед ним предстало действительно жуткое зрелище – прекрасная, бледная, словно фарфоровая, кукла. В чертах ее лица не было изъянов (если не брать во внимания повреждения от грубых допросов), длинные ресницы обрамляли прекрасные, широко открытые серо-голубые глаза. Этими глазами она воспринимала теперь суровую реальность, маски сброшены – разочарование – вот, что увидел Стас в глубинах ее глаз. Он не смог сдержаться, быстрым шагом прошествовал к кровати, а она поднялась, хотела было спросить, что случилось и почему он здесь, но не успела: сильный для восприятия девушки, запах водки, ударил ей в нос. Алиса выставила вперед ладони, почему-то считая, что Стас ударит ее, схватит или причинит боль каким-либо другим образом, но он не сделал этого. Он прижал к себе хрупкое тело оперативницы, которое обхватывал своими руками почти кольцом, большие ладони Карпова располагались, одна на лопатках девушки, а другая на пояснице, тем самым не давая ее даже помыслить о лишнем движении. Сафонова молчала. Глаза ее были широко открыты, ресницы подрагивали – она и представить себе не могла, что Стас когда-либо сделает что-то подобное. Ей хотелось, чтобы этот момент длился вечность. Чтобы он сейчас сказал ей, что забирает ее с собой. Что теперь не отпустит ее, не отдаст никому. Что теперь она – часть его собственного, самого дорогого сокровища, которое он собирал многие годы. Точнее, искал – да, он искал Алису, долгие-долгие годы, но не мог найти. И теперь нашел, осознал и не отпустит. Однако суровая реальность, на несколько секунд отвергнутая сознанием девушки, вновь вторглась в ее воспаленный разум и из глаз брызнули горячие слезы. Она стала пытаться выйти из его объятий, но Карпов был непреклонен: его глаза были закрыты, носом он уткнулся в макушку Алисы и пытался держать ее так, чтобы она не оттолкнула его, чтобы осталась подольше вот так. — Стас… — Пролепетала девушка, уже не стараясь скрыть слезы. Подполковник в некотором шоке отпрянул и взглянул в лицо своей подчиненной. Алиса отвернулась и постаралась еще раз покинуть его объятья, но Стас не позволил, и, развернув лицо девушки к себе, держа ее за подбородок, взглянул в глаза. То, что он увидел, шокировало его – Алиса боялась. Да. В ее глазах плескался страх. Огромный комок страха и безысходности – вот, что делает с невиновными это жуткое место. — Что? — Как можно холоднее спросил Карпов, все еще сжимая подбородок Алисы двумя пальцами (девушка пыталась отвести взгляд, но у нее не выходило, поэтому она старалась отвернуться). — Ничего. — Хлюпая носом, сквозь зубы пролепетала рыжеволосая оперативница. — Никогда. Не смей. Мне. Лгать. — Прорычал обозлено Стас, и впился в губы девушки страстным, почти животным поцелуем. Он не понимал, что сейчас движет им – страсть, желание, тоска, одиночество, злость или влюбленность. Он просто хотел сейчас заткнуть ее маленький, изящный ротик; он просто хотел заставить этот красивый ротик, с пухленькими губками молчать, слушать его. Алиса даже не пыталась вырываться – она с первых секунд поцелуя закрыла глаза, прижалась к Стасу и пыталась отвечать ему с той же страстью, что и он вкладывал в поцелуй. У нее не слишком-то получалось, но она действительно старалась. Тонкие, дрожащие пальчики впились в его пальто, сжимали в кулачках драпированный материал, а он все сильнее прижимал к себе девушку. Таковым был весь Стас – властным собственником. Он не терпел никаких «может быть», не терпел никаких «промежутков», он всегда желал чувствовать что-то конкретное – как и сейчас, Алиса должна была быть полностью его. Его собственностью, его девочкой, его маленькой, рыжей бестией, его личным ураганом, который ворвался в его тихую и почти размеренную жизнь и всколыхнул «мертвое море» его жизни, заставив сердце матерого волка одиночки отбивать причудливые ритмы самбы. Воздух заканчивался, а желание нарастало: Стас был вынужден отстраниться, но не отпускал от себя Сафонову. Он, молча, взирал в ее глаза, которые теперь, едва заметно блестели от слез и того, что он ей только подарил. — Ты думала, что я бросил тебя? — Безучастно спросил Карпов, все силы и самообладание бросая на тушение внутреннего пожара. — Да. — Выдохнула девушка и облизнула губы, на которых оставался еще едва-едва ощутимый привкус спиртного и сигарет Стаса. — Ты думала, что я оставлю тебя здесь, гнить? — Вновь без эмоционально спросил мужчина и заправил прядь волос за ухо Алисы. — Да. — Вновь, совершенно открыто заявила девушка. Подполковник сделал несколько шагов, не отпуская при этом девушку, а она, всецело доверяя ему, отступала назад до тех пор, пока спиной не почувствовала холодную стену своей камеры. Стас наклонился к ней, убрал руки, засовывая их в карманы, коснулся губами мочки уха Алисы, провел дорожку поцелуев до шеи, на секунду замер, ощущая, как учащенно бьется в ее сонной артерии сердце, затем опустился поцелуями к ключице, несколько раз коснулся кожи девушки губами и выпрямился. Взгляд у Алисы был уже совсем другой – в глазах поблескивал огонек желания, счастья и благодарности, за все то, что она сейчас испытывает. Стасу стало понятно, что для девушки это не игра, не очередное увлечение, а Карпов не тот, кого она бы променяла на более большой кошелек, или на более толстый член. Нет, Алиса была не такая, не такая по своему воспитанию, по укладу и мировоззрению. А сейчас она позволяла ему все это только потому, что до безумия и до одури была в него влюблена. — Тебе хорошо? — Неожиданно поинтересовался Стас, касаясь в мимолетном поцелуе кончика носа девушки. Алиса кивнула и, схватив Карпова за ворот пальто, уткнулась в грудь тем самым носом. Прижалась, прижалась так, словно скучала за ним больше года, словно не видела его уже с десяток лет и словно любила его на расстоянии, и это была их первая встреча. Стас улыбнулся, почувствовал, что ему стало немного легче, когда он отпустил свои чувства и был приятно удивлен, когда его чувства были пойманы девушкой, над которой он планировал жестокую расправу, лишь бы та покинула стены ОВД и состав его СКМ. — У меня есть знакомая, которая всерьез решилась взяться за твое дело. Она из Санкт-Петербурга, слышал даже, что вы с ней знакомы. Так вот, она сказала, что сделает все, что в ее силах, чтобы вытащить тебя отсюда. К тому же, за неимением состава преступления они должны тебя отпустить. Но ты должна быть сильной и терпеть, поняла? — Алиса посмотрела на Карпова глазами, которые вновь наполнились слезами и тоской по свободе и свежему воздуху. — Они будут выбивать у тебя показания, но ты не должна признаваться. Ты понимаешь? Они будут бить, но я буду приезжать каждый день, так что не бойся, все будет хорошо. Девушка, прижавшаяся спиной к стене, ослабела, едва не потеряла сознание и повесила нос. Больше всего в жизни ей хотелось сейчас выйти отсюда и наконец, просто зажить спокойной жизнью. Ей даже не хотелось больше мстить за смерть родителей – ей просто нужно было немедленно выйти отсюда. Слезы покатились по щекам, да даже не по одной капле, а по две-три за раз. Горячие и соленые, они совершенно мешали Алисе сфокусироваться на лице подполковника, которого она видела, скорее всего, последние несколько минут. Он осторожно стирал с лица девушки слезы, затем принялся целовать ее в щеку, обнимая за талию и поддерживая, но слезы, будто прорвавшаяся из смесителя, горячая вода, не унимались. — Я больше не могу здесь, Стас… — Простонала измученная голодом и постоянными избиениями девушка. — Мне так больно… Они бьют меня каждый день… Мне так больно… Карпов не знал, что ему нужно делать, что он должен сделать. Он даже не знал, что сейчас сказать ей, ведь девушка, сидящая в СИЗО, причем невиновная ни в чем, кроме собственной глупости, просто несчастная жертва, психику которой в данный момент нещадно калечит это подобие тюрьмы! Прижав девушку к себе, Стас поменялся с ней местами – прижался спиной к стене, Алису, придерживая, он прижимал к себе. Он прекрасно видел, что она на последнем издыхании, что она точно не выдержит этой пытки больше суток. Он должен был что-то придумать. Но что? — Алиса, посмотри на меня, — Стас понимал так же и то, что сейчас он видит перед собой совершенно беспомощную девушку, которая оголена, как нерв в воспаленном зубе. Ей больно, страшно и только анестезия на некоторое время сможет помочь. Поэтому, когда Сафонова подняла голову, он вновь поцеловал ее. На этот раз, это не был страстный поцелуй. Он целовал ее чувственно, нежно и медленно, как будто бы вкрадчиво передавая смысл сказанных им за сегодняшний день слов: он не бросит, не оставит, он сделает все, чтобы вытащить ее отсюда. Целовался Карпов, к слову сказать, превосходно. Это не были поцелуи, которые вы видели часто в кино – язык засовывается в рот девушке, которая от этой сцены получает немыслимое удовольствие, нет – Стас, тот, что домашний и семейный, целуется медленно, чувственно, перебирает губы девушки и никогда не причиняет боль. Сейчас он целовал Алису именно таким поцелуем – медленным, нежным, перебирал ее теплые и мягкие губы своими, не углублялся, не вторгался в ее ротик своим языком. Он просто пытался успокоить ее и дать ей понять, что она под защитой. Он рядом, и бояться ей нечего. — Мне нужно уехать. — Карпов так же нежно поцеловал девушку в шею, провел ладонью по ее волосам и поцеловал напоследок в лоб. Алиса улыбнулась – поверила в его красивую и убедительную игру с поцелуем. Хотя, постойте, ведь это была вовсе не игра! Стас целовал ее искренне, от всего сердца. Выходит, что в машине он соврал подруге Алисы и что он действительно любит Сафонову. Но сейчас не об этом. Машина Стаса подъехала к палатке неподалеку от двора, в котором он живет. Однако корочка, которую мужчина тыкнул женщине в годах, находившейся за прилавком, означала ничто иное, как обычный, белый лист бумаги. Поэтому Карпов, пребывая в некотором, странном и непонятном для его душевного покоя, смятении, которое он сам же и посеял в своей душе, аж дважды поцеловав девушку, от которой зарекся держаться подальше, направился к аптеке. Весьма прозаично: ночь, улица, фонарь, аптека… — Три бутылки спирта, который у Вас есть. — Но… У нас только медицинский… — Промямлила аптекарша. — Сойдет. — Холодно изрек Стас и отвернулся от окошка, дожидаясь, пока ему вынесут его «заказ».