Нам бы крылья...

Вы когда-нибудь задумывались, на что вы готовы, ради своих родителей? А что, если из двух самых дорогих вашему сердцу людей – мамы и папы, остался лишь один? Пускай, что отец – чистое воплощение зла, пускай, он руководствуется одним законом – законом джунглей, законом, который гласит, что выживает сильнейший и этот закон в корни отличается от закона Российской Федерации. Пускай этот отец даже не старается быть своему сыну надлежащим отцом, не пытается поддержать, а только отдаляется, работает, откупается от своего чада, которое запуталось и ищет помощи и поддержки… Вы бы перестали любить человека, единственного, родного вам? — Не дергайся, — прорычал мужчина, с характерным треском заматывая ноги девочки скотчем, поверх веревки. — Кому сказал?! Юля беспомощно ерзала на заднем сидении, мычала и пыталась вырваться или же отомстить своему обидчику, но, увы, сил у нее было не больше, чем у раненого Джеймса. Леша же, не испытывая никаких угрызений совести, вытащил девочку из машины, закинул себе на плечо, как мешок с камнями, не особенно заботясь о комфорте несчастной и зашел с ней в один из проемов недостроенного ледового дворца в подмосковном Ногинске. Никакого криминала не было, просто фирма, строившая этот объект, обанкротилась, как следствие, - стройку заморозили, объект закрыли, и сейчас на ней обитал только один охранник, который, как вы уже поняли, был щедро оплачиваемым служащим отца Никольского. Теперь условия содержания Юли резко изменились – грязный и холодный подвал, среди пыли и пустых бутылок и банок девочке был брошен матрац, тоже старый и дурно пахнущий, но выбирать не приходилось. Так же, теперь Леша и кормить-то девчонку не хотел, потому что боялся, что когда он развяжет ей рот, она станет напоминать ему о его слабости. О его чувствах к Алисе. Ее лицо, ее глаза, пушистые и длинные ресницы и без того слишком сильно напоминали мужчине о ее внешности. Да, что там о внешности? О ней самой, всей, полностью. И когда Леша думал, что сейчас его любовь мучилась в следственном изоляторе, избиваемая ногами, бутылкой, в которую якобы налили воды для подозреваемой, ему становилось действительно больно. Назначив встречу отцу, Никольский закурил и выпустил струйку дыма, прикрывая глаза. Ему часто снилось, как он жил бы, если бы ничего этого не было – отца, его жизни, его бизнеса, наркотиков и всего того, что действительно отягощало существование. Что было бы, если бы он – Леша, встретил эту девушку – Алису, при других обстоятельствах? Он бы непременно полюбил ее и влюбил бы ее в себя, показал бы ей все, что не показал бы никому – его настоящего. Он ведь любит писать: книги, рассказы, стихи – он бы посвящал ей все свои произведения. Он бы показал ей звезды, все их сияние, мерцание и красоту всего того, что казалось ему самому безумно прекрасным. Но город спит, не замечая, что у Леши другая жизнь, другая фамилия, другой дом и нет у него ничего своего – он все в своей жизни решил с помощью денег: то, как к нему относились почти везде, вопрос денег. Он платил деньгами отца за свою работу, за то, что бы быстрее карабкаться по карьерной лестнице и теперь он должен был отцу услугу. Одну, большую, просто огромную услугу – его с детства готовили для того, чтобы он стал преемником всей наркодилерской империи отца. Чтобы он продолжал это дело, и плевать на врачевание, на писательство – на все плевать. А город тихо спит и видит сны… А тем временем Стас собирался на работу – Леша доехал до того самого ледового дворца только к утру – привычным движением застегнул пуговицы на рубашке, часы на запястье, так, чтобы они свободно болтались, глотнул кофе, который успел остыть, пока подполковник собирался и вышел из квартиры, не забыв, конечно же, прихватить с собой пальто. Первым делом Карпов отправился в СИЗО – навестить Алису. Девушка все так же сидела на нижнем ярусе кровати, всматриваясь во мрак противоположной стороны камеры. Ей казалось, будто жизнь проходит мимо нее – мимо стен этой душной и тесной клетки, мимо всего, от чего зависела ее жизнь. За все время потерянное здесь, девушка уже могла помочь задержать множество преступников, вновь попытать удачу и попробовать сводить Юлю к Московским психологам – быть может в один прекрасный момент девочка смогла бы заговорить. Да и сердце было не на месте из-за нее, а спросить было некого – где она, с кем, знает ли, что ее сестра сидит сейчас в «тюрьме» за то, что захотела правосудия, за то, что захотела надеть наручники на слишком большие руки. Просто за то, что мстила за родителей – за отца, за мать. — Здравствуй. – Стас стоял у дверей, засунув руки в карманы джинс. Он улыбался, как обычно – девушка узнала в нем своего начальника, Стаса, который всех держал железной хваткой за горло. Если он и любил девушку, или она нравилась ему хотя бы на долю, то только не сегодня – вчера к Сафоновой приходил Стас, тот, что ведет себя с людьми по-другому, а сегодня, в дверях ее камеры стоял тот Стас, которого все называют по фамилии – Карпов – безжалостный отморозок, мент-беспредельщик, для которого люди, всего лишь тупые куски мяса, с которых можно лишь трясти деньги. — Привет, Стас… - Улыбнулась в ответ ему Алиса и встала с кровати. Она хотела подойти к нему, обнять, но не смогла пересилить собственный страх. Страх чего? В его глазах, точнее, в глазах сегодняшнего Стаса не было больше той…ласки и нежности, он, похоже, был готов пустить кровь любому, кто бы соизволил пойти поперек его слову. Сегодняшний Стас был подполковником юстиции, начальником СКМ – непосредственным начальником девушки, а с начальством отношения были запрещены – это Сафонова запомнила четко. — Короче, - с порога начал Карпов, - если ты хочешь, чтобы я помог тебе отсюда выйти, ты должна рассказать мне все, как было. Героин, не героин, расскажи мне все, весь твой маршрут от дома до работы и обратно. Я должен знать список всех тех лиц, которые видели тебя в тот вечер и могут подтвердить, что ты ничего не делала. Алиса слегка опешила, почувствовала слабость в ногах, опустилась обратно на первый ярус койки и закрыла лицо ладонями, одновременно упирая локти в колени. Стоит ли говорить, что душевное спокойствие девушки подходило к концу? Стоит ли говорить, что ее моральное состояние было подорвано почти, как, если бы она впервые застрелила человека, и усугублялось это тем, что человек оказался бы невиновным. Казалось, будто земля уходит из под ног – Стас старался сохранять спокойствие, но происходящее его не на шутку злило и это было видно по его хищному взгляду исподлобья. Улыбка пропала, лишь ее тень сейчас разгуливала в его глазах, жаждущих крови и зрелищ, причем немедленно и все сразу. Размышления о несправедливости жизни и воспоминания того дня, прервал телефонный звонок на мобильник Карпова: — Да, - в своей обычной манере отозвался подполковник, - слушаю. Нет, я, как раз у нее. Карпов бросил многозначительный, но в тоже время изучающий взгляд на Алису. Девушка вздрогнула и поспешила отвернуться, сосредоточив все свое внимание на объектах на столе: железной миске и кружке. Девушка и знать не хотела, что происходит там, по ту сторону «провода» и кто может интересоваться девушкой, которую вот так вот закрыли за решеткой. Однако, все переменилось, когда голос Карпова в корне изменился. В нем появилась ледяная решительность, холодность, доля иронии и черного юмора, в духе того самого Карпова, которого Алиса уважала и даже, чего греха таить, немного побаивалась: — Понял. Зиминух, задержи там его, скажи, что я хочу с ним сам потолковать. – Собеседница Стаса что-то выкрикнула в ответ, на что мужчина ухмыльнулся и слащаво протянул: - Ну что ты, Ириш, я ж любя! Начальница вновь что-то сказала на повышенных тонах, а Стас лишь ухмыльнулся и сбросил звонок. Убрав мобильный в карман брюк, подполковник прошагал в камеру и взяв табурет, поставил его прямо напротив сидящей Алисы. От грохота, девушка вздрогнула и убрала руки – на ней лица не было, что серьезно осложняло задачу Стаса. Однако трудно было ему в чем-то отказать, особенно, когда Карпов взял= за руку Алису. — Не бойся. — Спокойно произнес мужчина, сжав слегка ладонь девушки. — Знаешь, почему я здесь? Алиса отрицательно покачала головой, постаралась улыбнуться, но это кривоватое подобие той самой эмоции, которая заставляет уголки губ растягиваться, заставило Стаса ухмыльнуться из сочувствия, которое он не умел правильно выражать. — Ну а ты подумай, почему мужчина хочет видеть женщину? — Карпов сжал ладонь своей сотрудницы и наклонился к ней. — Вдруг я люблю тебя? Девушка горько усмехнулась, опустила голову, покачав ею с отрицанием или нежеланием принимать слова подполковника, как действительность и даже тихонько засмеялась. Стас, естественно, не понял, в чем причина ее смеха и вопросительно слегка наклонил голову набок: — Не сегодня. — Ответила Алиса, поглаживая ладонь начальника большим пальцем. — Сегодня – ты мой начальник и не более того. Девушка решила не дожидаться его ответа, тем более выражение лица Стаса поменялось, стало угрожающе спокойным: лицо немного вытянулось, и Сафонова поняла, что рискует сейчас потерять все, что было вчера между ними. Улыбнувшись, оперативница начала свое повествование: — В тот день, все начиналось…не как обычно. Я проснулась в твоей постели, — Алиса услышала, как Карпов давится самодовольным смехом, но решила не придавать этому большого значения. На самом деле, у девушки просто не было сил на лишние эмоции, ведь она знала, что совсем скоро ее снова поведут на допрос, и снова будут бить. — Когда ты ушел на работу, мы с Аленой поехали в «Глобус», чтобы найти что-то, что помогло бы мне зацепиться за причину смерти моих родителей, но нашли мы многим больше – когда я вошла в приемную и показала ксиву, охранник сразу, же позвонил кому-то. Я не расслышала, точнее, услышала, как он сказал «здесь, сам справлюсь» - наверное, они уже давно следили за мной. А потом я увидела на стене фото: Аркадий Маркович Максимов в обнимку с моим отцом – они оба улыбались, а рядом стоял Евгений Леонидович, которого осудили, как заказчика три года назад, но он не дожил даже до первого дня в заключении – в СИЗО его убили, или он сам вскрылся, хотя я думаю, что ему просто заткнули рот, ведь он и без того много успел выболтать следствию… Стас задумчиво вглядывался в глаза девушки, пока та, распалившаяся от рассказа и собственных эмоций, активно жестикулировала свободной рукой. — Тогда я вошла к нему в кабинет, — Алиса тактично умолчала о том, что на самом деле она не вошла, а ворвалась, то есть: «дверь с ноги, а вот и я!»… — и увидела его там, а он увидел меня и… Казалось, что эмоции переполняли девушку. Казалось, что сейчас она замолчала от нехватки воздуха, что она сейчас, вот-вот, задохнется. Гнев и смятение переполняли ее, поэтому Карпов, притянув девушку к себе, ладонью касаясь ее затылка, поцеловал в лоб, с искренним желанием успокоить девушку хотя бы на долю. Подействовало. — …он тоже меня узнал, представляешь Стас? И тогда я сказала, что все знаю! И я показала ему папку с документами, сказав, что у убийства не бывает срока давности и, что я сейчас работаю в милиции и, что я обязательно подниму архивы и передам известную мне информацию в суд. И что его закроют надолго, как и отец хотел его закрыть. А потом меня вышвырнули из его офиса, Алена сказала, что я слишком прямолинейна и за такие предъявы меня могли и пристрелить на месте. Я вскипела, прикрикнула на нее, позвонила тебе, а когда обернулась, чтобы сказать Алене, мол, я должна с тобой встретиться, - нигде ее не увидела. Подумала, что Алена ушла, я ведь ее обидела, ну и пошла тогда к тебе. Села в машину, мы посидели, ты отвез меня домой, а дальше ты знаешь… Алиса повесила нос и вздохнула – ее выражение лица слишком красочно описывало все, что она в этот момент чувствовала, но хотела скрыть. А Стас? Ну, а что Стас? Стас, само собой, крепче сжал ладонь своей подчиненной и взглянул на часы. Ему пора было уходить, но в сердцах он почувствовал, что оставлять Сафонову ему совсем не хочется. Почувствовал он и то, что сейчас ему необходимо срочно уехать, выпить водки, или что-то покрепче, иначе он просто вытащит ствол, застрелит всех, кто попытается помешать Карпову забрать Алису домой, и дело на этом закончится. А весь сумбур в чувствах Стаса начался сразу же после того, как вокруг шеи мужчины, кольцом образовались руки девушки. Она обняла его, не сумев сдержать себя, а Стас почувствовал, как резко сменился его гнев на милость, по отношению к этой, совершенно потрясающей девушке. — Лучше отпусти. — Спокойно произнес оперативник, проводя ладонью по рыжим волосам. — Иначе я за себя не отвечаю. Сафонова улыбнулась и шепнула, что не отпустит, после чего закрыла глаза, блаженно вдыхая аромат одеколона. Карпов засмеялся, чем здорово шокировал девушку – она впервые слышала его смех, так что не мудрено, а после этого, как ни в чем не бывало, произнес, укладывая девушку на кровать: — У тебя когда-нибудь был секс в камере следственного изолятора? — А у тебя? — Рассмеявшись, поинтересовалась Алиса, понимая, что это всего лишь шутка. — О, у меня это впервые. — Отозвался Карпов, нависая над девушкой и улыбаясь ей. — Послушай, Алиса… Он вмиг стал серьезным и собранным, будто собирался рассказать Алисе что-то очень важное, что непременно спасет ей жизнь или даже, жизни всего населения планеты. Ладонь мужчины коснулась виска Сафоновой, пальцы аккуратно очертили контуры ее лица с левой стороны, после чего рука подполковника оказалась симметрично другой его руке, уперта в подушку, рядом с головой девушки. — Запомни хорошенько то, что я тебе сейчас скажу, потому что больше я никогда не повторю подобного. Ты понимаешь? — Стас говорил тихо, но не шепотом, и дожидался, пока Алиса станет серьезной и станет кивать в ответ на все его слова. — Я хочу сказать, что очень важно для меня и для тебя, что мне… Но в эту секунду дверь в камеру открылась, и на пороге появился мужчина в форме. Он неловко переминался с ноги на ноги и кашлянул в кулак, боясь прерывать столь пикантный момент. Карпов же, поспешивший поскорее выпрямиться, ударился затылком о железный каркас кровати и когда, наконец, принял вертикальное положение, неприлично выругался и потер затылок. Конвоир сдавленно засмеялся. — Стас, там девушка пришла. Говорит что к подследственной твоей. Пустить? Взгляд Карпова упал на Алису, которая тоже поднялась с кровати и, краснея до самых ушей, пыталась уложить волосы в более-менее приятную на ощупь прическу, - мужчина усмехнулся и кивнул конвоиру. Почти в ту же секунду в камеру ворвалась девушка, с длинными, черными волосами, яркими, голубыми глазами и обильно накрашенными ресницами. Эта девушка была некто иной как Мариной – адвокатом, окончившим Санкт-Петербургский юридический институт. Они с Алисой были лучшими подругами, отличницами на курсе, никогда не прогуливали лекции и, именно эта девушка могла породниться с Алисой, если бы не печально сложившиеся обстоятельства в жизни рыжеволосой оперативницы. К слову сказать, подруги сразу же друг друга узнали и бросились на шею, обнимаясь и восторженно смеясь. Карпов наблюдал за всей этой сценой с гримасой немого ужаса: он впервые видел такую бурную радость, после такой сильной моральной травмы. Ну да ладно, сейчас не об этом… - Давайте к делу, а? Вот вытащишь ее отсюда, и можете хоть в гусли напиться, я препятствовать не стану. – Как можно более спокойно произнес Карпов и взглянул на часы. – Черт, мне пора. Алиса. – Стас улыбнулся девушке, но прикасаться к ней при постороннем человеке не решился, - помни о том, что я тебе говорил. Марина, - подполковник обратился к адвокату, - я на Вас рассчитываю. - Конечно, Станислав Михайлович. – Прошкина улыбнулась и отдала мужчине честь, в ответ, на что он только усмехнулся и вышел. Ну а теперь все мысли Карпова были уже в отделе – там его ждал не самый приятный и не самый содержательный разговор с сотрудником УСБ, который, как уже догадались многие, пришел из-за Алисы, которая оказалась в СИЗО по непонятному поводу подброшенных наркотиков. Да еще и в таком количестве – почти восемьсот грамм чистого, белого порошка – его можно было задвинуть на стороне за немалые деньги, но его подбросили несчастной девушке, которая просто за языком не следит. В общем и целом, сделал это тот, кому явно нечего бояться – у этого кого-то, такая же надежная крыша, какую обеспечивал бы Стас, если бы этот дилер был его «клиентом». Короче, суть дела, с которым пожаловал УСБшник, состояла в том, что Стасу и Ирине, на урегулирование конфликта с прокуратурой, которая, собственно, вела дело Алисы, давалось всего два дня – мало, особенно учитывая то, что уже было потеряно больше трех дней. Но Карпов и в отдел ехал не с пустыми руками – сегодня он готов был отвалить тому уроду из управления собственной безопасности, почти три миллиона рублей. Довольно смешные деньги, по сравнению с тем, на какую сумму можно было бы сбыть целый мешок героина. Стас, в общем и целом, готов был расстаться с большей суммой, если бы не был уверен точно, что этот «продажный пес» согласиться и на предложенную ему сумму. Впрочем, сейчас-то все зависело напрямую от работы Марины и Алисы, которую, подполковник искренне надеялся, не вытеснит дружеская болтовня. - Привет, пап. – Леша потушил сигарету о капельки дождя на капоте его машины, однако не успел он и слова сказать, как отец врезал ему по щеке. Никольский едва смог удержаться на ногах, только вот кровь из разбитой губы и прокусанной щеки, ему остановить не удалось. Посмотрев на Аркадия Марковича взглядом, полным непонимания и злости, парнишка выпрямился и постарался выдохнуть поток гневных ругательств. - Что, совсем башка уехала?! – Закричал отец парня, вновь замахнувшись. Однако неизвестная сила заставила его руку опуститься – видимо, вид съежившегося от страха и нежелания обрести очередной синяк, Леши, приводил его собственного отца в отвращение. Фыркнув, мужчина жестом попросил у своего охранника сигарету – здоровый, лысый мужик, в черном, строгом костюме без лишних слов понял безмолвную просьбу шефа и протянул ему сигару и серебристую зажигалку с гравировкой на корпусе. Аркадий Маркович был сильно недоволен тем, что вытворял его сын – отдавая приказы, отец ни разу не получил от сына какого-то конкретного, требуемого результата, а лишь расплывчатые, едва подогнанные под рамки задания, полу-завершения. Иной раз, Алексею настолько «сносило крышу», что он начинал вести себя, как самый настоящий отморозок – например, инцидент с их единственным боеспособным медиком. В конце концов, до Аркадия уже дошла информация о том, что у палаты Джеймса выставлена охрана и люди с автоматами никого, кроме следователя, к потерпевшему не пускают. - Отец… - Пробормотал Никольский, шмыгая носом и размазывая кровь по подбородку. – Прости, так вышло просто… - Так вышло?! – Взревел Аркадий, забывая про сигару и кидая ее в сына, - Никольский едва сумел увернуться: - Ты хотя бы иногда думай головой, помогает, знаешь ли! Леша потоптался на месте, после чего медленно двинулся в сторону отца. Аркадий стоял рядом со своим джипом – Лексус, отличная, мощная машина-внедорожник. Дорого, сердито и красиво – то, что нравилось отцу Никольского в машинах, так это наличие полного привода и очертания корпуса. Это обязательно должна быть какая-нибудь внушительная машина, с внушительными изгибами кузова, а не какая-то там Лада-Калина-Дерьмо-Машина, с «квадратной» моделью корпуса. Сам же Леша ездил на Ниссане Альмере, черного цвета, без особенных наворотов – если только тонированные стекла, да и то, слегка чуть-чуть. - Отец, я хотел спросить, - неуверенно начал Никольский, но увидев, как Аркадий одобрительно кивает, раскуривая вторую сигару, продолжил: - Зачем мы все это делаем? Кто та девчонка? Которая… Алиса Сафонова…? Аркадий прищурился, пытаясь разобрать, почему его сын интересуется судьбой девчонки, которая грозится разрушить весь его бизнес. Прочистив горло, мужчина облокотился поясницей о радиатор машины, и усмехнулся: - Только не говори, что ты привязался к этой шлюхе! Леша быстро и испуганно закивал, изображая искренность и, даже засмеялся, правда, смех у него получился какой-то нервный и сдавленный, будто бы страх перед собственным отцом сдавливал горло. - Мы с ее отцом были одноклассниками – не особенно крепкими друзьями, но когда кого-то из нас приперло, обращались. В общем, приятелями были. – Аркадий Маркович раскурил вторую сигару и продолжил: - После школы мы с корешами стали организовывать свой бизнес. Конечно, нам нужна была крыша и я обратился к приятелю, который уже работал в органах – отцу этой девчонки. Он поначалу соглашался нас крышевать, пока не узнал, что мы торгуем наркотиками. Естественно, у него взыграла милицейская гордость и очень скоро, он превратился в моего врага и того, кто знал непростительно много, но в тоже время, этого было достаточно, чтобы засадить меня за решетку лет на пятнадцать. Может, даже и больше – я бы пошел у него за хранение и за сбыт одновременно, если бы он начал меня крутить, поэтому пришлось его убрать. Никольский внимательно слушал, кивал головой, стараясь не разозлить грозного родителя, однако вскоре заметил, что Аркадий сменил гнев на милость, заметив отношение сына к этой проблеме. Тактику Леша выбрал верную, с расчетом на собственную трусость. Честно говоря, общение у них всегда строилось только подобным образом – страх, угнетение его личного мнения, именно поэтому Никольский, на деле, размазня. Из пучины размышлений молодого человека вырвал его отец, который, собственно, не все еще рассказал: - А девчонка эта, похоже, копия отец. – Аркадий усмехнулся, прячась под зонтом, раскрытым для него, его огромным, без преувеличения, охранником. – Ворвалась в офис, козыряя документами, мол, посадит меня. Аркадий рассмеялся, будто вспомнил анекдот, который ему рассказали уже давно, но он все еще смешной. - Меня, представляешь? Говорила, что работает в ментовке! – Смеялся мужчина. - Угу, она опер. – Тихо пробормотал Леша, натягивая на голову капюшон кенгурушки. Отец парня смолк, задумался, что-то шепнул своему амбалу-охраннику, но что именно – Никольский так и не услышал. Тем не менее, страх, прокравшийся в душу юного преступника, был настолько велик, что пожирал изнутри. Несостоявшийся хирург даже почувствовал, будто у него ноги подкашиваются от страха, посему, поспешил продолжить расспросы: - Что мне теперь с девчонкой делать? – Пробормотал он, сминая пальцами мокрую толстовку. Аркадий Маркович бросил беглый взгляд в сторону входа в подвал, задумался, сделал последнюю затяжку сигарой и выбросил бычок в кусты, неподалеку от стоявших машин. На улице было достаточно холодно, не смотря на то, что шел дождь, температура была близка к нулю, а выпавший снег неумолимо таял. - Подождем, пока учиненные тобою неприятности устаканятся. Выпущу эту шлюху из СИЗО, пусть живет и радуется. А ты – следи за девчонкой, корми ее, смотри, чтобы не сдохла. Здесь ее искать не будут, как и тебя – из больницы я тебя по-тихому вышвырну, никто и не заметит, но вот тот парнишка, которого ты так красиво уложил, на твоей совести. Леша вспомнил про Джеймса, про то, что теперь он наверняка в районной больнице номер двадцать семь, не иначе, хотя… Он мог быть и в областной, ведь везли его не в Москву, скорее всего, а в близлежащие города, если вообще довезли. - Да он, наверное, копыта склеил – слишком много крови потерял. – Ухмыльнулся Алексей отцу, - за девчонкой послежу. Только пап, она теперь заговорила… Так что я не особенно хочу ей рот открывать… - Да это, по-хорошему, твое дело. Хоть как, лишь бы не сдохла. Ты меня хорошо понял? – Аркадий Маркович направился к машине, жестом отдал указания охраннику, который был, как оказалось, еще и водителем и уехал, оставив сына наедине с его совестью, которая, в последнее время ох, как разбушевалась. Достав пачку «Winston», Леша закурил и взглянул в небо: звезд не было видно, хотя, для него и солнца-то уже давно не было видно. Ему было откровенно не по себе, от всего того, что творится вокруг, тем более, сейчас: если Джеймса он считал своим, каким-никаким, а другом, то теперь в одночасье потерял все. Теперь он один, среди жести и жестокости, которую сам творит. Теперь он и с Алисой должен встречаться, как ни в чем не бывало, будто бы они знакомы впервые и будто бы он не имеет никакого отношения к похищению Юли. В общем, все было сейчас против молодого человека. - Понял-понял… - Пробормотал он и выкинул бычок, а затем направился в сторону входа в подвал.