***
Мерзопакостный мокрый снег и не думает заканчиваться. Сыпет с раннего утра то в одной части города, то в другой, мокрыми шматками падая на пестрящий лужами асфальт, блестящие от влаги светофоры и фонари и прочерчивая на стёклах машин мокрые дорожки. Понаблюдав за ними, поневоле хочешь плотнее закутаться в тёплый плед, заварить горячий чай и включить какое-нибудь комедийное кино. Хорошо, если всё это оказывается под рукой. Плохо — если нет. Ты сидишь за рулём старой машины и кутаешься в не менее старый плащ. Ботинки успели промокнуть насквозь ещё утром, но не думают высыхать и теперь. Мерзопакостный снег, будь он неладен, будто бы преследует тебя. Только ты выезжаешь из эпицентра непогоды, только успокаиваешься, располагаешься поудобнее, уверенный, что теперь-то точно сделаешь своё дело на пять с плюсом, как по лобовому стеклу начинают бежать эти чёртовы мокрые дорожки этого чёртового мокрого снега. Ты раздражён. Настолько, что хочется разбить стекло, чтобы больше не видеть бесящего талого снега. Нет, неверно. Разбить ты желаешь не стекло. И раздражитель твой вовсе не снег. Этот мальчишка. Чёртов уродец с дурацкими фиолетовыми волосами и в чёрной кепке. В чёртовой клетчатой рубашонке. В чёртовых кедах. С чёртовой камерой. Вьётся вокруг твоего Ангела, будто стервятник над трупом. Чёртов стервятник. Ты вытаскиваешь очередную сигарету, опускаешь стекло и закуриваешь, всё ещё искоса поглядывая на парочку, расположившуюся прямо на бордюре. Несмотря на непогоду, они не выглядят раздосадованными снегом или разозлёнными пронизывающим ветром. Чёртовы уроженцы Майбурга, будто бы впитавшие с материнским молоком терпимость к переменчивой погоде города. Ты таким похвастаться не можешь. Ты не отсюда. Лишь один из носителей синдрома Майбы, обречённый переехать в Майбург по состоянию здоровья, но так и не привыкший к нему. Тебе было всего шестнадцать, когда родители решили привезти тебя сюда в гости к друзьям. Тогда они ещё не подозревали, что, по сути, сломают тебе этим всю жизнь. По возвращении домой тебе становится настолько плохо, что ты не можешь подняться с постели. Чёртовы врачи. Чёртов диагноз. Чёртов синдром Майбы, обрёкший тебя переехать в этот паршивый город, чтобы терпеть эту чёртову погоду. Чёртов уродец. Чёртов челкастый уродец. И что ему только понадобилось от твоего Ангела? От Ангела в этом чёртовом мире? — Чёртов, — цедишь сквозь зубы, делая глубокую затяжку и на мгновение закрывая глаза. — Посмотрите-ка, как мы выросли. — Тихий знакомый голос не пугает, но настораживает. Когда приходит Этот, тебе всегда становится не по себе хотя бы потому, что ты не до конца понимаешь, существует ли он на самом деле или является лишь плодом твоей больной фантазии. — Много времени утекло. Чёртового времени, — бормочешь ты, нервно пожёвывая фильтр сигареты и всё ещё не решаясь взглянуть на пассажирское сидение, на котором размещается Этот. Наверняка вновь в своей дурацкой толстовке с раздражающими чёртовыми шутовскими хвостами и помпонами. Наверняка с привычным холодным мёртвым взглядом. — И рядом с твоим Ангелом снова вьётся всякая шваль. — В голосе Этого ты ощущаешь яд. Яд, который отравляет твою душу. — Чёртова шваль, — шипишь ты, понимая, что Этот тебя провоцирует и добивается очередного приступа безумия. Он подстёгивает тебя к активным действиям. И у него выходит. Чёртов Этот. Нет-нет-нет, ты должен сохранять хладнокровие, как делал это и ранее. Терпение — твоё главное оружие. Ты вдыхаешь в лёгкие хорошую порцию никотина и, подавив дрожь в руках, всё же решаешься посмотреть на нежданного гостя. — Не стоит ли принять меры? — На губах Этого появляется злая усмешка. Твои попытки оставаться спокойным летят к чертям. Ты нервно выплёвываешь недокуренную сигарету в окно и тут же берёшь новую. Долго пытаешься прикурить, но пальцы дрожат настолько, что зажигалка не поддаётся. Эта его чёртова ухмылка выбивает тебя из колеи. Никто и никогда на твоей памяти не ухмылялся настолько же зло, как делает это чёртов Этот. Ты сталкиваешься с его улыбкой не впервые и каждый раз чувствуешь себя не в своей тарелке от её вида. От улыбки и слов Этого. Пронизанных ядом слов. — Не думаю, что чёртов мальчишка опасен, — с неуверенностью произносишь ты, нервно оглядываясь. — Опасен, даже не сомневайся. — Ухмылка Этого становится шире. Ему приятно причинять тебе боль каждым сказанным словом. Он наслаждается видом твоих мук, тем, как эмоции разрывают тебя на части, принося невообразимые страдания. Столько лет ты живешь с этим. Столько лет мучаешься и ни на мгновение не ощутил облегчения. Только безумец смог бы терпеть эту боль так долго. Ты безумен. Гость об этом знает. И хочет, чтобы тебе стало ещё хуже. В доказательство своей жестокости Этот вытаскивает из кармана фотографию и протягивает её тебе: — Посмотри, что я нашёл в телефоне одного детектива. Разве их связь не прелестна? Ты берёшь из его рук фотографию, замечая его обгрызенные до мяса ногти с кровавыми подтёками на самых кончиках пальцев. Этот тоже не отличается спокойствием. Лишь делает вид, что ему всё равно. Манипулирует ухмылками, словами, холодным взглядом. Но тебя не проведёшь. Он тоже уязвим. Его пальцы тому доказательство. На фото, что ты держишь в руке, твой Ангел плотно прижимается к чёртовому челкастому в узком проёме. Кажется, будто они застряли меж двух стен. Но ты-то знаешь, что всё не так просто. Нет, ты видишь истину там, где другие не видят ничего. Смущение челкастого. И фривольность Ангела. Его довольную улыбку. Ему всё это нравится. — Нет… — цедишь сквозь зубы, комкая фотографию. — Нет, этого не может быть! — рычишь, внезапно со всей дури ударяя по рулю кулаком. — Я не верю! Не верю, что мой Ангел… — Нет, веришь. На самом деле веришь, что твоё сокровище вновь увлечено. И вновь не тобой. — И правильно делаешь. — Этот наклонился к тебе ближе. От него разит гнилью. Смертью. Быть может, он и есть её воплощение? — Он ни в чём не повинен. — Яда в голосе Этого становится больше. — Только чёртов мальчишка, — шепчет он в тон тебе. — Только чёртов челкастый, — выдыхает он тебе на самое ухо, и ты ощущаешь, как он едва касается твоей мочки своим холодным влажным языком. — Если бы не он, вы бы давно уже были вместе. Манипулятор! Чёртов манипулятор! Он провоцирует! Хочет воспользоваться тобой! Но… Ты не способен сопротивляться этому. — Что… Что мне делать? — выдыхаешь ты, вцепившись в руль руками до боли в мышцах. Чего бы ни добивался Этот, одно ты понимаешь чётко: ты не позволишь, чтобы все твои усилия пошли прахом. Ты оберегал своего Ангела раньше. Защитишь его и теперь. Желает он того или нет. Потому что единственный, кто достоин его невинной любви, — это… — …ты. — Ровный голос с хрипотцой, который не раз направлял тебя на «путь истинный», пытается проделать это и теперь. И ты уступаешь. — Ты ведь понимаешь, что я желаю тебе только счастья, — шепчет он. — Понимаю, — киваешь ты. — И я всегда буду на твоей стороне, — продолжает он торопливо. — На моей. — И тебе нужна моя помощь. — Помощь? — вздрагиваешь ты. — Никакая чёртова помощь мне не нужна! — было приходишь ты в себя от дурмана, что наводит его голос. — Не недооценивай чёртового челкастого, — холодно выговаривает Этот. — Он опаснее, чем тебе кажется. Тебе нужна помощь, — повторяет он. — И Шут её тебе предоставит. Тээки… — выдыхает он с надрывом. — Будь с ним. — С этими словами Этот касается твоей руки. Тебя будто бы ударяет несильный разряд тока. Рука дрожит сама по себе. Ты невольно отдёргиваешь её от нежданного гостя и взираешь на начинающую жечь ладонь. Внутри неё под кожей будто бы вспыхивает фиолетовое пламя. Оно облизывает твою плоть, проходит сквозь неё и вот уже полыхает у тебя на ладони, не причиняя боли и тем более не убивая тебя. — Но это невозможно, — бормочешь ты, заворожённо взирая на пламя в своей руке. Ты желаешь узнать ответы на тут же возникшие в голове вопросы, вот только выпрашивать их не у кого. Рядом с тобой никого нет. — Чёртов Этот.***
— О боже мой! Это что же… Пепелиец?! — Чей-то далёкий возглас ужаса заставил Анжело встрепенуться, поспешно подняться на ноги и устремиться к источнику звука. Бэйн с выразительным удивлением на лице последовал за ним, жестикулируя вопрос за вопросом. — Да знаю я, — лишь раздражённо отмахивался Анжело, даже не смотря на Бэйна, а значит, не имея возможности понять оператора. — Знаю, что Он не единственный пепелиец, — парень будто говорил и не с Бэйном вовсе, а с кем-то другим, если не с самим собой. Анжело приблизился к плотной стене из наблюдавших за происходящим людей и попытался разглядеть, что за ними творится, подпрыгивая на месте. Увы, большинство любопытных были минимум на голову выше мелкого журналиста. — Но что-то мне подсказывает… — Анжело не комплексовал из-за своего роста. Не получилось достать информацию посредством планомерных прыжков? Не беда. У блондина всегда имелся запасной план. Размяв плечи и шею, парень юркнул прямиком в толпу зевак и начал проверенным способом протискиваться между человеческих тел, не обращая внимания на их возмущённые возгласы, тычки локтями и попытки выпихнуть его туда, откуда он пришёл. Не прошло и пары минут, как Анжело, игнорируя парочку недоброжелателей, что было попытались раздуть скандал из-за его грубого перемещения, уже пробился к полицейскому заграждению и уставился на носилки, на которых несли очередного пострадавшего. Серая покрытая ожогами кожа жертвы не оставляла сомнений — это действительно был пепелиец. Представитель расы, которая, по святой вере большинства жителей Майбурга, не могла находиться на территории маловийского города. Не могла, но находилась. — Это что же? Теракт? — Неужели всему виной пепелиец? — Боже мой, нам объявляют войну! Толпа зашумела и засуетилась от десятков догадок, но Анжело тревожило совсем не это. Вцепившись пальцами в заграждение, он перегнулся через него, пытаясь разглядеть лицо пострадавшего. Причём усилий журналист приложил столько, что в одно мгновение начал крениться по другую сторону заграждения. А за подобное проникновение на место преступления могли арестовать и закрыть на пятнадцать суток. Кто-то из скандальных зевак, заметив не лучшее положение Анжело, специально подтолкнул его в сторону заграждения, окончательно лишая парня равновесия. Перед глазами Анжело уже пронёсся его арест и куча новостей, которые он упустит, пока будет проводить время в каталажке, но с треском вывалиться на место преступления ему таки не позволили. Бэйн в последний момент ухватил журналиста за ремень и резко дёрнул парня на себя, прижав спиной к своей груди. Анжело аж воздухом подавился и поспешно отпрянул от оператора, как только осознал, что равновесие его восстановлено. «Дамы и господа, не поймите превратно, но сейчас у меня нет времени на эмоции, которые пробуждает во мне Марти! Сталкер продолжает следить за мной, и я всё ещё не знаю, кто это. А пока данная информация не попадёт в мои руки, я не могу гарантировать Бэйну безопасность. Если с ним что-то случится, я себе этого не прощу. Надо держать себя в руках и…» Анжело встрепенулся. Всего на секунду, но он увидел лицо пострадавшего пепелийца отчётливей прежнего. Сердце его будто бы ухнуло. В животе похолодело. — Уходим, — сухо выговорил он, хватая Бэйна за локоть и утаскивая обратно в человеческое месиво. Мартин, пытаясь понять, что происходит, задавал и задавал вопросы, но Анжело его игнорировал. Лишь выбравшись из толпы зевак, журналист позволил себе выпустить руку Бэйна и перевести дух: — Там… Тот пепелиец… — проговорил он в ответ на растерянный вид оператора. — Это был Кот. «И?» — Я наводил о нём справки. Нет, не так. Я знаю его как облупленного. Он не ходок в центр Майбурга. Особенно в забитый до отвала людьми торговый центр. Он же пепелиец, в конце концов. Для него это действительно опасно. «И?» — Бэйн всё ещё не понимал паники Анжело. — Получается, что кто-то выманил его сюда. Кто-то очень ему важный. Необязательно в хорошем смысле. «Мне не нравится то, на что ты намекаешь…» — Бэйн… А что, если Ван Хон взорвался, потому что кто-то захотел избавиться от Кота? «Бред. Это всего лишь совпадение!» — Я не верю в совпадения, Марти. Всё это… — Анжело развёл руки в стороны и закружился на месте. — Всё, что в последнее время происходит в городе, связано, — выдохнул парень, чуть помедлив. «Что — Всё?» — Погода, — ткнул Анжело в небо, — смерть Пэйрис Макк, — продолжил он, — несчастный случай, произошедший с двумя сотрудниками ГОР. А что, если всё это действительно имеет связь? «Извини, но…» — Звучит как параноидальный бред? — горько усмехнулся Анжело. — Я знаю… Знаю, как это звучит. Поэтому обычно ни с кем не делюсь «нитями» или, если тебе будет удобнее понять, связями, которые ощущаю между событиями, друг на друга непохожими и на первый взгляд ничем не связанными. Можешь считать это моим журналистским чутьём. И сейчас оно говорит мне, что мы приближаемся к апогею. Нам срочно надо ко мне домой. Ты готов? «Готов к чему?» — Узнать всё. Абсолютно всё обо мне и этом городе? Поверь мне. Это будет тяжелее, чем тебе кажется.***
Чёртов снег в чёртовом городе. Ты дымишь одну за другой, периодически поглядывая на «пострадавшую» от прикосновения Этого руку, но больше не замечаешь подозрительных фиолетовых мерцаний, пугающе похожих на пламя. На то, что полыхает на верхних этажах торгового центра. На то, что полыхает на трупах, которые выносят из здания. Чёртового здания. Что-то Ангелок разнервничался. Разговорился. Неужто собирается показать челкастому самое сокровенное? Ангел даже берёт эту тварь за руку. И куда-то ведёт. Ты хмуришься, чувствуя нарастающее раздражение. А что, если действительно? Возьмёт и покажет ему? В таком случае, челкастый станет первым, кто увидит Это, кроме самого Ангела и, естественно, тебя. Плохо. Очень плохо. Чертовски плохо. Ты заводишь машину и медленно выворачиваешь на дорогу, зная, куда эти двое направляются. Зная, но желая убедиться в своей правоте. Быть может, Ангел ещё передумает. Быть может, ему хватит ума оттолкнуть челкастого. А иначе… Остановившись на светофоре, ты бросаешь взгляд на фотоаппарат и толстую стопку уже распечатанных фотографий на заднем сидении. На них Ангел. Улыбающийся Ангел. Застенчивый Ангел. Разозлённый Ангел. В свитере. В куртке. В футболке. С мокрыми волосами после душа. В своей постели. Спящий. Кажется, руку протяни — и коснёшься его мордашки. Ты так и делал. Протягивал. И трогал его, пока он спал. И фотографировал-фотографировал-фотографировал. Быть может, ему хватит ума оттолкнуть челкастого. А иначе… Ты избавишься от него. И, будто повинуясь твоим мыслям, в ладони твоей вновь вспыхивает фиолетовое пламя. Миниатюрный кусочек света. — Интересно, — хмыкаешь ты. — Что будет, если я затолкаю это в глотку челкастому? Наверняка он умрёт. Однозначно умрёт. Тебе нравится эта мысль. Настолько, что всё остальное уходит на второй план. Какая разница, откуда в тебе эта способность. Какая разница, будут ли последствия. Тебе не интересны причины, по которым это пламя тебя не обжигает. Тебе лишь хочется проверить, как на него отреагирует челкастый. Чёртов челкастый. Он ещё пожалеет.***
«Что за?..» Анжело жил в двухкомнатной квартире, но Бэйн узнал об этом далеко не сразу. Долгое время оператор был уверен, что дальняя неприметная дверь ведёт в кладовую, потому что журналист никогда её не открывал и не демонстрировал содержимое. Кроме того, помещение запиралось. Бэйн наткнулся на него совершенно случайно, пару раз спутав дверь в «кладовую» с туалетом. — Эта комната заперта, — меланхолично сообщил тогда Анжело, зевая. — Нет в ней ничего интересного. «Комната?» — встрепенулся Бэйн. «Ничего интересного» звучало слишком интересно, чтобы не захотеть узнать, что же кроется внутри. Заинтригованный всегда запертой комнатой, Бэйн возомнил себя лихим детективом, который поставил перед собой цель: во что бы то ни стало узнать, что же скрывает от посторонних глаз на первый взгляд такой простой и открытый Анжело. Конечно, оператор воспринимал это как шутку. Невинную шутку, при которой Мартин мог почувствовать себя персонажем нуарного детективного сериала, по утрам мучающегося от похмелья и покуривающего сигарету, а вечером распутывающего клубок тайн. Правда, на деле распутывание тайн сводилось к тому, что оператор периодически проверял, не оставил ли случайно Анжело дверь открытой к его очередному приходу. На этом его детективные замашки заканчивались. А если учесть, что комната оставалась запертой, детективные веянья быстро Бэйну наскучили. Но он всё равно периодически подходил к будоражащей воображение двери и дёргал её за ручку, ни на что особо не надеясь. — Опять? — каждый раз заставая неуклюжего разведчика за попыткой вломиться в комнату, недовольно восклицал Анжело. — Ты бывал у меня тысячу раз и всё никак не запомнишь, где туалет? Эту дверь трогать нельзя! Она держится на соплях! Комната под завязку забита хламом. Только открой дверь, и всё это дерьмо обрушится тебе прямо на голову, Марти! Это опасно! Не трогай, ради ТехноБога, эту дверь! Никогда! В тот вечер шутливое предостережение Анжело оператора удовлетворило. И без того угасающий интерес к комнате исчез вовсе. И вот Бэйн стоял на пороге «места преступления», как у себя в голове он называл таинственную комнату, когда играл в детектива. Мог ли оператор тогда даже представить, что всё же окажется в ней? Мог ли предположить, что единственным вопросом, который возникнет в его голове после увиденного, будет лаконичное: «Что за?..» — Знаю, — кивнул журналист, внимательно наблюдая за реакцией оператора. — Выглядит странно. Но только на первый взгляд. «Странно, не то слово…» Бэйн стоял посреди просторной комнаты, все стены, потолок и пол которой были заклеены газетными вырезками, фотографиями и страницами, криво вырванными из книг. К каждому документу крепился маленький интелсветодиод, от которого отходил один, два, а то и целый десяток разноцветных лазерных лучей. И все они собирались в одном месте, в самом центре комнаты, где на высоком столе развернулся макет Майбурга. — Наверняка со стороны это кажется какой-то фанатической хернёй, — вздохнул Анжело. — Но не делай, пожалуйста, поспешных выводов. Это… — Парень прошёл в центр комнаты, прерывая сотни разноцветных лучей и вставая напротив макета, — …вся моя жизнь. «Жизнь?» — И не только моя, — улыбнулся блондин. — Понимаешь, Марти, в нашей истории, истории нашего мира, если будет тебе угодно, слишком много дыр. Будто бы написана она пьяным писателем, не особенно заморачивавшимся над обоснуями. Только вдумайся: потерянное столетие, потерянные технологии, таинственная «песнь вечности», исчезнувшая МетоБиблия и фиолетовое пламя, природу которого до сих пор не определили! Мы будто в футуристической сказке, добротно приправленной Волшебством. Но Марти, никакая это не сказка. А волшебства не бывает. Вокруг нас реальность, наполненная сотнями тайн, ответы на которые от нас скрывают. «Скрывают? Кто?» — Правительство, Марти! Самопровозглашённое, — хмыкнул журналист, вытаскивая из кармана пульт и нажимая на одну из кнопок. Все лазерные нити, кроме зелёных, потухли. Зелёная паутина скрепила собой череду старых журнальных и газетных вырезок. — Немало информации я раздобыл по каждому из вопросов: метобиблия… — Анжело включил только синие лазеры. — …потерянное столетие… — Зажглись красные. — …фиолетовое пламя и все несчастные случаи, связанные с ним. — Жёлтые лазеры. «Но зачем? И как долго ты всем этим занимаешься?» — выразительно воззрился Бэйн на Анжело. — Всё началось ещё в детстве, — улыбнулся журналист, протягивая руку к одной из статей — ветхий, пожелтевший кусок газеты — и аккуратно открепляя её от стены. — Всё началось с этого. — Он протянул Марти листок, испещрённый мелким печатным шрифтом. «Маленький герой» — гласил полупрозрачный заголовок. «И?» — Прочитай. Бэйн, повинуясь просьбе друга, пробежал взглядом по строчкам: «…маленький герой не только спас кошку, но и взял её домой…» «Что за детский лепет? Как это может быть связано с…» — Бэйн, читай дальше, и ты обязательно всё поймешь, — настаивал Анжело. «…Герой… Маленький герой… Кошка… Назвали Шарлоттой… Бла-бла-бла… Том будет награждён… Том Кастер». Бэйн встрепенулся и вчитался в текст внимательнее. «Том Кастер, маленький герой нашей улицы, учит нас неравнодушию к беде ближнего своего! Поэтому…» «Тот самый?» — Бэйн уставился на Анжело, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. — Да, Бэйн, тот самый Том Кастер, который стал виновником двенадцати самоубийств. Праотец Телешоу. Тогда он был ещё мальчишкой и не слыл монстром. Потому что умел за собой убирать, — холодно произнёс Анжело. — Садись. Рассказ будет долгий, — кивнул он на единственное кресло, что стояло в самом дальнем углу комнаты. Бэйн живо представил, как журналист посреди ночи сидит в нём и механически щёлкает пультом управления, устраивая своего рода световое шоу. Пугающее шоу. Бэйн подчинился и разместился в мягком кресле. Анжело, за неимением второго сидячего места, расположился на одном из подлокотников. — Так вот. Начнём, пожалуй, с главного, — вздохнул он. — С самого детства я обладаю… Как бы выразиться точнее? Силой? Способностью? Чутьём? — проговорил он и, уловив скептический смешок Бэйна, поспешно добавил: — Я говорю серьёзно. Ещё мальчишкой я видел то, чего не могли узреть остальные. Я замечал связи между событиями, которые на первый взгляд никак друг к другу не относились. Мне казалось очевидным то, чего не могли понять окружающие. Чтобы увидеть подобную связь, полицейским следовало провести долгое и очень скрупулёзное расследование. А мне было достаточно увидеть две статьи, и я сразу всё понимал. Быть может, дело в своеобразном складе ума, или я действительно обладаю суперсилой. Конечно, не такой крутой, какие обычно проявляются у героев комиксов, но более чем полезной. Я просто всегда Знаю. Знаю, что к чему, и всё тут. Если взять историю парикмахера, победившего в конкурсе, а затем наткнуться на статью про маньяка, что убивает людей, отрезая им языки и наблюдая, как те истекают кровью, нормальный человек ничего не увидит. А я видел в руках маньяка ножницы, которыми утром он стриг волосы, а ночью резал людей. И Бэйн, я сразу попрошу тебя заметить, что я никогда… Никогда, слышишь? Не ошибался. Бэйн внимательно слушал Анжело, буквально ловил каждое слово, чувствуя себя, с одной стороны, очень радостным от того, что журналист спустя столько времени всё-таки решился ему открыться, а с другой — ощущая, как по спине бегут мурашки. — Так вот, возвращаясь к самой первой истории, — проговорил блондин, бережно касаясь бумаги, будто она была сделана из хрупкого хрусталя. — Это вырезка из местной газетенки, что выпускал один странноватый старичок. Новости касались лишь пары кварталов. Кто как покосил траву, где что не поделили. Ничего особенного. В те дни в нашем районе начали пропадать дворовые кошки. Взрослым на это было плевать, а мы, дети, подкармливали и ухаживали за ними, а потому сразу заметили пропажу. Сперва пропала одна кошка, затем вторая, затем ещё четыре. И вот мне на глаза попалась эта глупая статья про маленького героя, где некий Том Кастер, мальчишка из соседнего двора, всего на год старше меня, спас кошку и забрал её домой. Тогда я впервые почувствовал Это — ощущение, что всё не то, чем нам кажется. Я решил узнать, как обстоят дела на самом деле. И знаешь, что я нашёл? На заднем дворе дома, в котором жил Том, я обнаружил яму, засыпанную свежей землёй. Я раскопал её — благо она была неглубокой — и нашёл кошачьи трупы. Но зачем же он спас ту кошку, раз до этого над ними издевался, спросишь ты. А я отвечу: он не спасал. Он забрался на дерево, потому что хотел повесить животное. Всех кошек он вешал. Он сам мне рассказал об этом, застав на своём дворе. Он не был на меня разозлён, не угрожал и не просил, чтобы я никому не рассказывал. Он хвалился. Гордый собой, он объяснил мне, что научился вязать петлю для висельников и захотел проверить её в деле. Первая кошка — ради интереса, остальные — ради удовольствия. Последнюю кошку он повесить не успел, так как его увидела соседка. Вот и пришлось обыграть всё случившееся как спасение, чтобы родители не начали ругаться. Он рассказал мне это без тени страха или ненависти, буднично, будто вещал о завтраке или о пикнике с милой бабушкой. Вот только он убивал кошек, которых мы все оберегали. Том показал мне, как делать петлю. А потом он предложил мне повесить меня. В шутку. Якобы. Хотя если бы я согласился, он, скорее всего, повесил бы меня по-настоящему и глазом не моргнул. А затем закопал бы меня в яме вместе с кошками. Через месяц я с родителями переехал. С Томом больше не виделся, пока не началась эта шумиха насчёт великого и ужасного Тома Кастера, доводящего людей до самоубийства. Любое другое имя из детства я бы и не вспомнил. Но не Тома. Только не этого человека. Помнишь тот день, когда все брали у него интервью? Я был ещё такой неопытный. Будь на месте Кастера кто-то другой, и я бы вряд ли смог вести себя так же нагло. Но Том… Я знал его с самого детства. И знаешь, что я ощутил, когда узнал о самоубийствах? Грёбаное чувство вины. Почему тогда я не рассказал про кошек его родителям? Быть может, они бы отвели его к психологу! Быть может, сделали ещё что-то! Безумие третьего поколения у него проявилось в столь раннем возрасте, а я ничего не сделал! Если бы только я всё рассказал… Все его жертвы, возможно, всё ещё были бы живы. «Глупо винить себя в чужом безумии…» — нахмурился Бэйн. Он видел, насколько взволнован Анжело, но не знал, как его успокоить. — Я знаю, — кивнул журналист, опираясь спиной на плечо оператора, — знаю, но это всё равно не даёт мне покоя. «Так всё это из-за Тома?» — чуть помедлив, ткнул Бэйн пальцем в статью. — Я сам не знаю, почему сохранил газетную вырезку про юного спасителя кошек. Но создавать это… — Парень развёл руками. — …я начал много позже. Сперва у меня была вполне простая цель — я хотел найти… одного человека, — запнувшись, проговорил парень. На лице Бэйна отразился вопрос, но Анжело предпочёл проигнорировать его. — Так вот, окунувшись в одну историю, я столкнулся с тысячами. Слишком много вопросов вьётся вокруг нас, ответы на которые в большинстве своём от нас скрывают. Например, такое ли потерянное столетие на самом деле Потерянное? Не поверю, что о нём не осталось ни единого документа, ни единой крупицы информации. Это просто невозможно! Она есть. Я даже знаю где! — Анжело соскочил с подлокотника и выудил новый листок бумаги из пучины творящегося в комнате хаоса. — Вот сейф, в котором скрыты все тайны, — на картинке оказалось изображение высокого здания, выстроенного буквой «П». — Это одно из мировых хранилищ, библиотека, к данным которой обычного смертного не подпускают. Надо иметь определённое положение, высокий статус и к тому же известную фамилию, чтобы пробраться туда. Только подумай, Бэйн! — Анжело вновь плюхнулся на подлокотник, но теперь повернулся к другу лицом. — Давай попробуем восстановить историю, чтобы осознать, насколько велика информационная брешь! Сперва человечество жило, не тужило, никого не трогало. Люди прошлого верили и поклонялись ТехноБогам, строили храмы, рисовали иконы. Создавали государства, ссорились и мирились. Воевали. Но не владели чем-то сверхъестественным. А затем происходит Нечто, но что именно, мы не можем даже предположить, потому что вся информация о целом столетии оказывается утерянной, стёртой с лица земли, будто его и не было. Сто лет, Бэйн. Сто чёртовых лет канули в небытие! Нет ни записей рукописных, ни напечатанных, нет фотографий, картин, книг, видео, нет людей, которые тогда жили. Ты представляешь, сколько Исчезло людей. Просто исчезло. Всё старшее поколение. Остались лишь их дети, которые не помнили ни имён, ни лиц. И, что самое страшное, они не считали это чем-то неправильным. Забыть родителей и остаться к этому равнодушным. Но при этом обладать навыками, чтобы продолжать жить и развиваться. Забыть людей, которые строили заводы, но помнить, как на них работать. Это настолько жутко, что я не могу подобрать слов, дабы описать это. Я считаю, что в тот момент произошла первая волна. «Волна?» — Именно. Тогда человечество утратило память в первый раз. Кто-то избирательно стёр её у всех живущих на планете. Можешь ли ты представить масштаб… «Немыслимо!» — Верно, Бэйн, ты реагируешь, как любой нормальный человек. Тебе кажется, что у меня параноидальный бред. Но иначе потерянное столетие не объяснить. После него, прошу заметить, человечество начинает стремительно развиваться в технологическом плане. Будто бы в головы людей внедрили знания, которыми раньше они не обладали. Возможно, ими заменили пустоту, которая должна была образоваться после повсеместной потери памяти. Люди обнаруживают веердовые прииски, о которых до того никто не знал и не ведал. Возможно ли изрыть всю планету, но проигнорировать один минерал, а затем отыскать его там, где раньше ничего не было? Не думаю. По логике вещей, Веерд появился после «первой волны». Откуда? Зачем? Как? Ни единого ответа. Чем веерд является на самом деле? Ни единой зацепки. Но на его основе люди создают нечто немыслимое. Они создают потерянные технологии, знания о механизме работы которых человечество теряет при техногенетической войне. Это «вторая волна», после которой человечество вновь утрачивает память и в куда больших масштабах, чем в первый раз. Только теперь мы теряем знание не о столетии как таковом, а лишь о частичной структуре мира. К примеру, «техногенетическая война» зовётся именно Войной, но мы знаем лишь о проснувшемся вечном двигателе. И почему именно «проснувшемся», почему не сломанном, почему не вышедшем из строя? От чего он проснулся? Между кем была эта война?! И почему город, в котором пробудился двигатель, остался стоять на месте без единой царапины, но лишившись всех своих жителей. Всех до одного? Куда пропали люди? Ни единой косточки, ни единого волоска. Их стёрли с лица земли, будто таковых и не было. Но… Зато под городом образовалось пугающее скопление фиолетового пламени. Бэйн, ты понимаешь? Понимаешь, что всё это связано? И все ответы лежат где-то на поверхности, просто мы не можем их осознать?! Бэйн понимал. Чем больше он слушал Анжело, тем больше сам начинал задаваться вопросами по поводу всего происходящего. — И с чем же мы теперь остались, Бэйн. С технологиями, о которых ничего не знаем. С огнём, который убивает по антифизическим, как нам кажется, законам. С маньяком, который охотится за Найтаруссом Макком. С телешоу, игровые миры которого не являются виртуальной реальностью, но тогда что же это?! С небом, в котором зияет воронка, происхождение которой не может объяснить ни единый метеоролог. И знаешь, что мне говорит моё чутье? — Анжело наклонился к Бэйну совсем близко, чтобы проговорить ответ на самое ухо парня. — Третья волна — она совсем рядом. Ты меня понимаешь? «Понимаю…» — Когда ты окружен тайнами и видишь это, очень трудно перестать задавать вопросы. Всё происходящее вокруг начинает подвергаться тобой сомнениям. И ты либо миришься с этим, либо копаешь. Я, Марти, выбрал второй вариант. Начал копать. Сперва я откопал трупы кошек, а потом и всё остальное. Да, я начал задавать вопросы. Но не простые, а Правильные. Ты даже представить себе не можешь, какое значение имеет формулировка. Один неверно поставленный союз — и необходимый тебе ответ ускользнёт сквозь пальцы, ты и не заметишь. — Анжело поднял руку и растопырил пальцы будто бы в доказательство своих слов. — Я научился этому, ещё будучи ребёнком. Задавать правильные вопросы. «Почему небо голубое?», «Куда мисс Кэмбридж уходит каждую пятницу вместо того, чтобы преподавать нам литературу?», «Кто такой мой загадочный молчаливый напарник?» — Последний вопрос журналист почти прошептал. Бэйн вздрогнул и медленно перевёл взгляд на пытливого парнишку. — Я тебе покажу ещё кое-что. — С нервной ухмылкой на губах парень в очередной раз нажал на кнопку пульта, и тёмную комнату осветили фиолетовые лазерные нити. Один из лазеров упёрся прямо в голову Бэйна. Мартин оглянулся и сорвал статью, что висела прямо за ним. «Хладнокровное чудовище» — гласил броский заголовок. «…ныне утром был убит уже третий руководитель финансового конгломерата Майбурга. Господина Дэйли застрелили в собственном офисе. Инцидент произошёл в первой половине дня. Судя по всему, мужчину убили на глазах у маленького сына. И кто бы это ни совершил, каким бы хладнокровным чудовищем ни был…» Мартин перестал читать, ощутив, как сердцебиение его подскакивает до ста пятидесяти ударов в минуту. — Слушай, — голос Анжело звучал непривычно глухо. — В детстве в школе у нас была игра. Называлась она «правда или ложь». Один говорит утверждение, а второй отвечает, правдиво ли оно или является ложью. Не хочешь сыграть? «Нет…» — Вот и чудно, — кивнул Анжело, забирая статью из рук Бэйна. — Этого мужчину убили по заказу. Правда или ложь? Бэйн молчал. — Все статьи, которые подсвечены в этой комнате фиолетовым лазером, относятся к убийствам, которые исполнил один и тот же киллер. Правда или ложь? Бэйн молчал. — Твоих родителей звали Марли и Тинбер Бэртингирэйн? Потомственные киллеры. Правда или ложь? Бэйн слышал голос Анжело будто из-под толщи воды. В горле у него пересохло, голова начала кружиться, дыхание сбилось. — Ты убил всех этих людей. Правда или ложь? «Молчи, сынок, молчи…» Бэйн вскочил с кресла, одним резким движением опрокинул на него Анжело, прижал парня к спинке, выхватил из кармана стилет матери и приставил его к горлу блондина. Всё это он сделал настолько молниеносно, что журналист и слова сказать не успел. Он знает. Он всё знает. Его следует немедленно убрать. Сию же секунду. Но… — Бэйн, — выдохнул Анжело, выглядя удивлённым, но не испуганным. — Ты не убьёшь меня, потому что любишь. Правда или ложь? Бэртингирэйн глубоко вздохнул, сжал стилет сильнее прежнего и тихо выговорил: — Правда…