«…Когда-то люди верили в единого Бога и единого Дьявола:
Поклонялись им, полагались на них, жили ими.
Когда-то люди верили в Небеса Рая и Круги Ада:
Искали их, стремились к ним, создавали их.
Когда-то люди верили в то, что у них есть души:
В собственное бессмертие, в безмирие, в бездну.
А затем они узнали правду,
И всё рухнуло…»
Цитата из потерянной МетоБиблии, глава 001: «ТэтоПравда», отрывок 1 «Заблуждение»
Прошлое
— …а я ему: «Да что ты вообще знаешь об инопланетных мышах?!», а он мне: «Я знаю лишь то, что они не существуют!», а я ему: «Кто не существует? Они не существуют? Это ты не существуешь! А они есть, и я это докажу! Иначе не звали бы меня Анжело Кьярэ!», а он мне: «Доказывай-доказывай, придурок! Школьный психолог с удовольствием выслушает все твои бредни!», а я ему: «Это не бредни, это истина!», а он мне: «Истина, прочитанная в ЖЕпр? Не смеши мои бутсы! Это самая идиотская газетенка, которая только может быть!», а я ему: «Не смей её так называть, когда-нибудь я буду в ней работать!», а он мне: «Ты? В ЖЕпр? Газета, конечно, отстой, но даже она не возьмёт на работу такого кретина, как ты!», а я ему… Эм… Мистер Хан? Вы слушаете меня?
— Да-да, Анжело, конечно, — встрепенулся было задремавший мужчина средних лет, снимая очки и устало потирая чуть раскосые тёмно-карие глаза.
— Вы выглядите вымотанным, — нахмурился подросток. Сегодня Анжело исполнилось шестнадцать. В честь этого после уроков он прошмыгнул в кабинет любимого учителя и уже который час рассказывал ему, почему же он предпочитает праздновать свой день рождения в компании Оу Хана — преподавателя мировой литературы и главного редактора школьной газеты, — а не со своими одноклассниками. Близких друзей у Анжело не было. Или точнее, у друзей не было его — такая формулировка нравилась Кьярэ больше.
— Да, я немного устал, — вяло улыбнулся мужчина, в глубине души мечтая лишь о тёплой постели, мягкой подушке и пушистом одеяле. Он уже и не помнил, когда последний раз высыпался. Слишком многое навалилось на него в последние месяцы, и, чтобы справиться со всеми проблемами, приходилось чем-то жертвовать. Сон был одной из этих жертв, но отнюдь не самой большой.
— А почему? Из-за работы? — продолжал расспросы Анжело, сидя на парте напротив стола учителя и беззаботно мотая ногами. Подросток как всегда без отрыва смотрел на своего собеседника, словно бы желая его загипнотизировать. И от этого Слишком внимательного взгляда Хану иногда становилось не по себе.
— И из-за неё тоже, — невесело вздохнул Оу.
— А ещё из-за чего?
— Из-за жизни… — грустно улыбаясь, размыто ответил учитель.
— Я слышал, что развод с вашей женой протекает очень медленно и не слишком успешно, — осторожно продолжил блондин. Хан вздрогнул, тяжело вздохнул, на пару минут уставился в окно, обдумывая, говорить ли что-нибудь Анжело или всё же перевести разговор в другое русло.
— Да, это так, — наконец подтвердил он, решив, что, если выговорится хотя бы своему ученику, возможно, ему станет чуточку легче. — Эта женщина хочет добиться того, чтобы меня лишили права видеться с моими детьми, — болезненно поморщился он.
— Зачем? Вы что-то им сделали?
— Нет, ничего. Если только походы в кино, пожелания спокойной ночи и мягкие игрушки в качестве подарков не считаются преступлением.
— Кажется, нет, — серьёзно подумав над этим вопросом, через какое-то время ответил Кьярэ. — Тогда почему же ваша бывшая делает такое?
— Из вредности…
— Лишать детей отца, потому что обижена на вас?
— Именно…
— Какая мерзость! — внезапно взбеленился Анжело, вскакивая с парты. — Не позволяйте ей делать этого! Вы даже представить не можете, как тяжело жить без… — Парень внезапно замолчал, резко отвернулся от учителя и сник.
— Ох, прости! У тебя праздник, а я мучаю тебя своими проблемами! — спохватился учитель, поняв свою ошибку. Неполная семья — подобными вещами вряд ли можно было кого-нибудь удивить. По статистике, около шестидесяти процентов детей были лишены либо матери, либо, что чаще, отца. Но далеко не каждый ребёнок переживал это так остро, как Анжело. Хан не знал подробностей жизни мальчика, поэтому даже представить не мог, почему тот Так страдает, но и изменить что-либо было не в его силах. Он мог сделать лишь одно — отвлечь паренька от грустных мыслей.
— Шестнадцать — это непростой возраст! Это взросление! Надо праздновать! — наигранно весело воскликнул учитель, поднимаясь со своего места и направляясь в подсобку. В маленькой комнатке хранились различные плакаты, потрёпанные временем и жестокими детьми, пособия, кучи старых жёстких дисков и подобное барахло. Убирались здесь редко, к тому же уборщица предпочитала протирать лишь то, до чего дотягивалась, поэтому верхние ящики и полки были лишены её внимания — на них вполне можно было нарисовать настоящую картину со всеми оттенками серого. Потолок же обвивала пыльная паутина.
В глубине подсобки прятался небольшой столик, на котором стояла настольная лампа, чайник и ваза с засохшей когда-то белой розой — подобные цветы были такой редкостью и так дорого стоили, что выбрасывать их решались далеко не все, предпочитая засушивать. Эту розу подарил учителю Анжело.
Хан нажал на зелёную круглую кнопку на чайнике, и тот тут же тихо завибрировал. Пока кипятилась вода, мужчина вытащил из одного из облезлых ящичков стеклянный стакан и фарфоровую чашку со сколом.
— Боюсь, другой посуды мне не найти, — виновато улыбнулся он, на что Анжело лишь пожал плечами, — и здесь только один стул, — продолжал бормотать мужчина, — садись.
— Нет, вы садитесь, — учтиво возразил подросток.
— Но ты именинник и…
— Я настаиваю. — С лица Анжело редко сползали комичные гримасы. Мальчик предпочитал либо улыбаться, светясь как начищенный таз, либо с плаксивой мордочкой вызывать у всех окружающих бесконечную жалость. А вот серьёзное выражение лица проскальзывало у Кьярэ очень редко, и поэтому, столкнувшись с жёстким, не терпящим возражений взглядом со стороны блондина, Хан растерянно уселся за стол.
— Я, кстати, пришёл к вам не с пустыми руками! — С этими словами мальчик вытащил из рюкзака небольшой торт в пластмассовой прозрачной коробке и бутылочку коньяка.
— Откуда коньяк? В твоём-то возрасте! — возмутился учитель.
— Но я же именинник, сегодня мне можно всё, разве нет? — невинно поинтересовался Анжело. Оу в ответ нахмурился, но промолчал. Всё же в шестнадцать лет пить коньяк было не самой лучшей идеей. Хотя, если подумать, сам Хан в свои шестнадцать пил и не такое.
— Что ж, немного коньяка в кофе совсем не помешает, — улыбнулся он вяло, начиная дышать на успевшие закоченеть пальцы. В подсобке всегда было на пару градусов холоднее, чем во всех остальных помещениях здания, а так как сегодня температура на улице внезапно упала, в комнате было даже прохладнее обычного.
— Вот и я так же решил! — обрадованно кивнул Анжело, наливая в чашку и стакан добротные порции коньяка.
— Не много ли?
— В самый раз, — отмахнулся блондин.
И действительно, оказалось в самый раз. Отхлебнув смешанного с коньяком горячего кофе, Оу сразу ощутил тепло и спокойствие. И мысли о жене, разводе и детях на какое-то время отошли на второй план. На первом же продолжал маячить Анжело.
Кьярэ был симпатичным мальчиком. Хилым? Быть может, но не слабым, хорошо играл в баскетбол, пусть в команде и был самым маленьким — над ним из-за этого часто подшучивали. Очень общительный, но в то же время нелюдимый. Человек, который, кажется, никого не мог оставить к себе равнодушным и в то же время ни с кем не сближающийся. Кьярэ нравился людям, но и отпугивал их. Отчасти в этом была виновата его страсть к журналистике и копании в грязном бельишке окружающих, отчасти из-за нескольких нервных срывов, которые имели возможность пронаблюдать парочка одноклассников, а затем растрезвонить об этом всей школе. Кьярэ, как и любой подросток его возраста, был очень неоднозначным, не до конца сформировавшимся, непонятым и непризнанным. А ещё Анжело был влюблён в Хана, о чём оповестил учителя месяцем ранее.
— Скажите, а вы приготовили мне подарок? — заметив, как взгляд учителя чуть помутнел, заискивающе спросил подросток. Хан в ответ пьяно улыбнулся.
— Подарок? Извини, по правде говоря, я не знал, что у тебя день рождения, и поэтому не подготовил его. Но, если хочешь, в качестве подарка я могу поставить тебе пятёрку за эту четверть.
— Нет, — категорически мотнул головой Анжело, делая в сторону учителя шаг, — я и так получу пятёрку, — уверенно заявил он и был прав, ведь Кьярэ был одним из самых сильных учеников на потоке.
— Больше предложить мне тебе нечего, — горестно вздохнул Хан, при этом продолжая пьяно улыбаться.
— Совсем-совсем нечего? — наигранно удивился Анжело. — Я бы так не сказал. — Его взгляд внезапно стал куда более диким, зрачки расширились, а дыхание сбилось. Парень, немного помявшись, подошёл к Хану вплотную, а затем и вовсе уселся к нему на колени, лицом к нему.
— Что ты делаешь? — Будь Оу трезв, он бы не позволил Анжело вести себя так раскованно, но он опьянел, его сознание уплывало, на губах играла предательская улыбка, а тело подчинялось вовсе не мозгу или сердцу, оно отзывалось лишь на низменные желания, что таились внутри каждого человека.
— А разве не понятно Что? — Анжело вёл себя очень нагло, и взгляд у него был вызывающим, но Хан чувствовал, как в действительности нервничает подросток. Руки Кьярэ дрожали. Да что руки, всё тело мальчишки словно бил озноб.
— Тебе шестнадцать, а мне тридцать два, — вяло бормотал Хан.
— Да, но это ничего не значит, — прошептал Анжело на самое ухо учителю, а затем неуверенно поцеловал его в шею.
— Это значит многое, — упорствовал Хан, тогда как руки его уже обвились вокруг талии Кьярэ, прижимая его к себе плотнее. Больше разговаривать не хотелось. Анжело старался вести себя уверенно, но Хан не мог отделаться от чувства, что к нему льнёт маленький котёнок, который, желая ласки, кусается и царапается, изображая большого матёрого кота. Оу понимал, что все те мысли, что роились у него в голове, множась и напирая, должны были оставаться мыслями. Но коньяк вперемешку с безумным, притягательным обаянием глупого мальчишки активно спорили с этой позицией мужчины.
— Мы не должны…
— Но можем! — Несмотря на страх, Анжело не собирался отступать. Он уже давно для себя всё решил. Для себя и За Хана. Узнать о том, что учитель быстро пьянеет, было не так уж и сложно, также как и марку его любимого коньяка. А вкупе с его нервным напряжением, связанным с разводом, долговременным воздержанием и, наконец, пусть и легкой, но всё-таки симпатией к Анжело, всё это должно было сделать своё дело.
Кьярэ оторвался от шеи учителя, оставив на его коже пару невнятных пятнышек, и наклонился к нему за поцелуем. Блондин всего дважды до этого целовался по-французски, и ему не понравилось. Чьи-то холодные губы, слюнявый язык и неприятный привкус во рту партнёра не вызывали желания повторять подобное. И какое-то время Анжело был уверен, что больше никогда и ни с кем целоваться не будет, потому что он считал это противным делом и недоумевал, как это вообще может кому-то нравиться. Пока не появился Хан. Как ни странно, но с ним целоваться хотелось до одури, пусть у него во рту наверняка и был привкус сигарет, с которыми он не расставался. Вот только решиться на желаемый поцелуй было куда сложнее, чем казалось на первый взгляд.
Подросток остановился всего в паре миллиметров от губ учителя, и, как бы он ни старался, дальше продвинуться Кьярэ так и не смог. Поэтому ему оставалось лишь умоляюще смотреть на Оу, надеясь на то, что последние миллиметры преодолеет он сам. Но Хан не торопился.
— Ты не понимаешь, что делаешь, — вновь пьяно забормотал он, поглаживая щёку Анжело.
— Понимаю… — настаивал подросток, хотя и сам был в этом не уверен.
«Пожалуйста! — крутилось у него в голове. — Прошу вас, ТехноБоги, пусть всё получится! Только сегодня, только сейчас! Ну и ладно, если я никогда больше и ни с кем не пересплю, но с Ним! Умоляю!» — Не то чтобы Анжело особо верил в высшие силы, равно как и в существование потерянной МетоБиблии, скорее он относился к тем людям, которые внезапно становились ярыми верующими в моменты, когда, кроме как от ТехноБогов, больше ни от кого помощи ждать не приходилось. И либо Кьярэ здорово молился, либо его взгляд был настолько жалостливым, но Хан не выдержал. Мужчина, пару раз мотнув головой, безуспешно прогоняя наваждение, всё же преодолел те самые пару миллиметров между их губами. Анжело вздрогнул и зажмурился так, как будто ему внезапно причинили боль, но затем резко расслабился, обнял мужчину за шею и, судорожно выдыхая через нос, начал не то целовать, не то кусать губы учителя.
— Не спеши так и не кусайся, — нахмурился Хан, отстранившись от подростка и невольно облизывая нижнюю губу, на которой осталась лёгкая ссадина.
— Ага, — в действительности Анжело не слышал его, полностью загипнотизированный губами Оу. Они оказались не холодными, наоборот, очень горячими и мягкими. А вкус сигарет вперемешку с коньяком был совсем не противным. Наоборот, хотелось попробовать ещё.
Ещё…
Ещё…
Ещё!!!
Смущение и скованность трескались и рассыпались под напором подростковых гормонов, бушевавших в теле блондина. Ждать, когда же Хан соблаговолит подарить Анжело ещё один поцелуй, парень не стал. Сам впился в его губы не хуже пиявки, ногами обняв мужчину за талию и начиная еле заметно тереться о его живот. То, что у Анжело встало, было слишком очевидным, чтобы смущаться и краснеть из-за этого, скрыть подобный факт парень всё равно бы уже не смог. Поэтому Кьярэ ненавязчиво жался к объекту своего вожделения, надеясь на ответные чувства. Изначально Хан был крайне сдержан. Даже опьянённый алкоголем и частично раскованный, он не позволял себе с Анжело лишних вольностей. Зато их позволял сам Кьярэ. Быстро поборов робость, парень уже через минуту страстных поцелуев полез мужчине в штаны. Первые три попытки подобного рода были пресечены ещё до того, как на брюках была расстегнута пуговица. На четвёртую пуговица-таки поддалась, зато Анжело получил по рукам и «Последнее предупреждение».
— А иначе что? — ухмыльнулся блондин, в висках которого стучал адреналин, сердце готово было выпрыгнуть из груди, а в голове возникали красочные сцены, которые хотелось как можно скорее воплотить в реальность.
— А иначе я попрошу тебя уйти. — Кажется, даже сам Хан не верил в то, что говорил.
— Правда, что ли? — Глаза Анжело блестели, как у больного лихорадкой. — И как же вы… ты заставишь меня уйти? — прошептал он в самые губы учителя, не отводя от него взгляда. Хан сглотнул и шумно выдохнул. Он и сам не знал ответа на этот вопрос. Воспользовавшись замешательством Оу, парень ловко разделался с ширинкой мужчины, и одна его рука нырнула тому в штаны. К удивлению Анжело, и без его посильной помощи учитель был достаточно возбуждён.
— А притворяешься недотрогой. — Кьярэ был одновременно и рад тому, что сумел возбудить учителя, но и испуган этим. А что, если в последний момент ему захочется остановиться? Сделает ли то же самое Оу?
Хан тем временем лишь подбрасывал дрова в огонь сомнений, внезапно наплевав на свою сдержанность и теперь поспешно стаскивая с парня футболку.
— Холодно, — выдохнул Анжело, ёжась от смущения и прохлады, что царила в комнате.
— Сейчас согреешься. — Самые обыкновенные слова заставили блондина вздрогнуть и насторожиться. Возникло безудержное желание оттолкнуть от себя мужчину и побежать домой к маме, но непомерным усилием воли Кьярэ сумел подавить в себе этот детский порыв.
Хан тем временем распалялся. Его руки уже вовсю блуждали по спине и плоскому животу подростка, заставляя того вздрагивать и морщиться.
— До меня у тебя не было мужчины?
— До тебя у меня вообще никого не было! — выдохнул Анжело, стараясь унять дрожь. Оу ощутимо напрягся. Кажется, он хотел что-то сказать, возможно, попробовать убедить ученика в том, что их действия слишком поспешны. Но Кьярэ не хотел слушать, и очередной поцелуй помог ему заставить Хана замолчать.
Всё последующее происходило, словно во сне.
Анжело почти не помнил, как перекочевал с колен мужчины на стол, с которого полетели стакан и чашка, торт с лёгким шлепком отправился на пол, вслед за ним последовала ваза с розой, лампа и штаны Анжело.
— Расслабься, — сказал тогда Хан, и блондин действительно постарался сделать это, но всё равно было очень больно. И страшно. И непонятно.
А то ли я делаю?
А с тем ли я делаю?
А правильно ли я поступаю?
Но все предательские мысли тотчас испарились, как только первые капли удовольствия достигли Кьярэ. Лишь тогда подросток убрал руки, что всё это время упирались в обнажённый торс мужчины, чтобы хоть немного приостановить его, и смог немного расслабиться. Ощущения были очень непривычными, необъяснимыми, но однозначно приятными. И познавая их, Анжело внимательно всматривался в потолок: серый, пыльный, увитый паутиной. Именно с ним затем у парня ассоциировался его первый раз. Не с мужчиной, которого он напоил в своё шестнадцатилетие, не с пыльной школьной кладовкой, примыкающей к литературному классу, а с потолком и жгучим удовольствием, перекликающимся с болью и словно бы поглощающим её. Сладкие ощущения возрастали с каждым новым толчком, с которым Хан проникал в парня. Мысль о том, что им кто-то обладает, ужасно возбуждала Анжело и заставляла яростно кусать губы, чтобы не застонать, цепляться за плечи любовника, оставляя на его коже неглубокие царапины, извиваться на холодном твёрдом столе и лихорадочно насаживаться на его член уже без страха за то, что будет больно. Больно и так было. Но куда сильнее было хорошо.
Осознавая, что вот-вот всё закончится, Анжело хотел выкрикнуть имя учителя, как это обычно делали в фильмах или описывали в книгах. По мнению мальчика, это было в каком-то роде романтично, и ему действительно хотелось произнести имя мужчины, который стал его первым, имя того, кто доставлял ему такое удовольствие. Но развязка пришла быстрее, чем рассчитывал блондин, и вместо имени из его горла вырвался тихий протяжный хрип. Удовольствие растеклось по всему его телу, заставляя содрогаться и сжиматься парня так сильно, что Хан охнул.
— Прости… — прошептал Анжело, чуть придя в себя и смотря на мужчину затуманенным взглядом.
— Ничего, ты в том возрасте, когда организм восстанавливается очень быстро, — ухмыльнулся в ответ Хан, подмигнув ему.
— Востан… что? — вяло забормотал подросток, чувствуя, как его стаскивают с импровизированного лежбища, заставляют встать, затем поворачивают лицом к столу, нагибают…
— Нх-х-х-х… — тихо выдохнул Анжело, ощущая, как в него вновь проникают. Нижнее бельё, что до того было лишь приспущено, сползло к коленям, а болезненные ощущения заставили Кьярэ приподняться на носки. Движения Хана стали грубее и порывистей. Стол ходил ходуном. Парень тихо шипел сквозь зубы, упираясь лбом в холодную столешницу и хныча не то от боли, не то от удовольствия.
— Хан, я… опять… — Возбуждение переполняло блондина настолько, что казалось, если даже мужчина тотчас прекратит какие-либо действия, мальчишка всё равно кончит через пару мгновений. Оу, поняв это, нащупал стоящий колом член Анжело и довольно сильно сжал его у основания, тем самым оттягивая конец. Блондин в ответ на эти действия дёрнулся и вскрикнул.
— Больно… — выдохнул он обессиленно.
— Сейчас всё пройдёт. Иди ко мне… — С этими словами Оу приобнял Анжело за талию и заставил его приподняться со стола, а затем выпрямиться. Угол, под которым он проникал в Анжело, резко изменился, и парень вновь тихо заскулил. — Потерпи немного. — Хан медленно потянул парня за собой на пол, не выходя из него, чтобы не причинить ещё большей боли. Лишь усадив парня на себя и обняв его со спины, мужчина дал мальчику передохнуть. Правда, всего на секунду, до тех пор, пока пальцы мужчины не нащупали его затвердевшие соски.
— Ха-а-ан… — всё же выдохнул Анжело, претворив свои мечты в реальность, — в таком положении я сделать ничего не смогу… — И действительно, парень, сидевший между ног мужчины прямо на его достоинстве, едва ли смог бы пошевелиться.
— Этого и не надо, — прошептал в ответ преподаватель. Его руки спустились от груди к паху мальчика, еле ощутимо нащупали его стояк, начали ласково массировать возбуждённую плоть, прикасаясь осторожно и ненастойчиво. Это было приятно, но больше походило на измывательство. Уже через пару минут подобных ласк блондин мучительно застонал и заёрзал, желая более активных действий.
— Попробуй сам. — С этими словами мужчина лёг на пол, а Анжело привстал на коленях и, всхлипывая, попробовал пару раз насадиться на член учителя. Получилось слишком медленно, и Хан, не выдержав, тут же забрал всю инициативу на себя, увеличивая темп и буквально усаживая на себя подростка. Анжело был совсем не против подобного поворота событий. Единственной трудностью для него оставалось сдерживать собственные стоны, полностью растворяясь в эйфории от неописуемо приятных ощущений.
На следующий день мужчина на работу не пришёл. И через день тоже. Анжело решил, что учитель пожалел о содеянном и избегает его. Он не знал о том, что Хан в тот вечер так и не вернулся домой. Мужчина исчез.
Через неделю после роковой ночи Анжело нашёл в почтовом ящике письмо, в котором была написана всего пара слов: «Я люблю тебя. Ты никогда не будешь принадлежать никому, кроме меня». Но почерк принадлежал не Оу Хану. Он вообще был подростку незнаком.
Ещё через четыре месяца в одной из канав нашли полуразложившуюся человеческую голову и опознали её как голову Оу Хана. К тому времени у Анжело на руках было уже сорок два письма, написанные тем самым почерком, а также его собственные фотографии, сделанные обладателем почерка, и мягкая самодельная игрушка в виде обезглавленного человека.
***
Настоящее
Мир: Фантазм
— Жизнь — это серая и непроглядная масса безликого бытия, — послышалось заунывное ржание, — в котором мы сами — ничего не значащие песчинки. Наши жизни не стоят и ломаного медяка, а смерти не повлияют даже на дуновения ветра. Не изменится ровным счётом ничего, даже если мы оба сию же секунду ляжем на землю, свернёмся калачиками и умрём.
— Ну, так вперёд и с песней, — раздражённо фыркнул в ответ блондин, закатывая глаза.
— Ты не понимаешь…
— Чего не понимаю? Того, что моя жизнь не стоит медяка? Конечно не стоит, я бы предпочёл расплату бриллиантами, а не медюшными монетками бедняков. И поверь мне, когда я умру, мне будет глубоко наплевать, вызвала моя смерть штормовой ветер или страшное землетрясение. Я-то всё равно буду тухнуть в вонючей выгребной яме!
— Ты рассуждаешь, как ребёнок!
— Я рассуждаю Здраво! Чего ты от меня хочешь, конина?! Мне плевать на твои бредни про жизнь, судьбу и веру.
— Но что может быть важнее этого? — Возмущению собеседника не было предела.
— Важнее? Куча всего! Например, Анни — моя одноклассница — обещала поцелуй тому, кто сможет сделать зелье полнолуния! И знаешь, я хочу этот поцелуй! И именно по этой причине я пришёл сюда и даже умудряюсь терпеть сумасшедшего ярко-розового пегаса с фиолетовыми крыльями и гривой, выкрашенной во все цвета радуги, который пытается что-то вещать мне о серости мироздания! — выдохнул Найт, присматриваясь к листьям ближайшего куста. Для зелья, которое надо было сделать к завтрашнему утру, требовалась масса ингредиентов. Каждый из них можно было отыскать в ближайшем зачарованном лесу, куда парень, собственно, и пошёл. Подходя к границе между лесом и городом, блондин был очень осмотрителен и осторожен. Он искренне надеялся на то, что Райно — тот самый разноцветный пегас, которого Найт ласково обзывал «Мечтой эпилептика» — не заметит его или, быть может, уже отыскал себе другую жертву для выслушивания его депрессивных бредней. Но надежды парня рассыпались в пепел, когда за спиной послышалось тихое ржание и приветствие в духе: «О, ты снова здесь, значит — снова жив, соболезную тебе по этому поводу, друг мой».
— Мой окрас ничего не значит, — спокойно проговорил пегас, следуя за подростком по пятам.
— Может, и не значит, но согласись, радужный-депрессивный-философствующий-конь — это слишком даже для тебя.
— Я не конь, — тут же рассерженно заржал Райно, — я пегас!
— То есть конь с крыльями… — спокойно заключил Найт, отрывая от одного из кустов пару листиков и складывая их в чёрный заранее приготовленный бумажный пакетик.
— Не будь так напыщен, мальчишка, иначе я буду говорить с тобой в той же манере, в которой ты говоришь со мной! — Найт всегда ссорился с Райно, потому что пегас был слишком вредным и надменным. Почему-то он считал, что каждое сказанное им слово — это великая драгоценность, которую надо холить и лелеять и за которую стоит благодарить, а ещё лучше поклоняться, но никак не опровергать. Конечно же, у Райно были свои «фанаты» — группка обезумевших людей, которые расхаживали по лесу в перламутровых рясах каждый фонедельник, фледу и файницу, дабы сделать пегасу подношение. Они верили в то, что Райно — это реинкарнация великого Нэй, одного из самых сильных магов за всю историю Фантазма. То, что пегас, в большинстве своём, нёс несусветную чушь и пургу, никого не волновало. Каждый искал в словах «реинкарнации» глубокий скрытый смысл, потому как нескрытого смысла в них зачастую не наблюдалось.
— Да? И что же ты мне скажешь?
— Тебе будет приятно, если я перестану звать тебя магом и назову… Человеком?!
— Но я и есть человек, — пожал блондин плечами, вырывая из земли изогнутый грязно-оранжевый корешок и складывая его в ещё один чёрный пакетик.
— Ни один уважающий себя маг никогда не позволит называть себя человеком! — прогремел Райно и для убедительности взрыхлил копытом землю.
— Значит, я себя не уважаю, — спокойно продолжал препирательства Найт, оглядываясь по сторонам в поисках дерева снега.
В зачарованном лесу была масса зачарованной дряни, иначе почему ещё он мог так называться. Среди всего волшебного великолепия росли стихийные деревья. В класс таковых входили деревья дождя, ветра, солнца, песка, молний и, конечно же, снега. Было их не так уж и много, так что, чтобы отыскать таковое, иногда приходилось блуждать по лесу часами. Запомнить же расположение того или иного стихийного дерева в лесу было невозможно, потому что они, в отличие от других деревьев, находились в постоянном движении.
— И после сказанных тобою слов ты ещё смеешь называть себя магом?! — тем временем взбеленился пегас.
— А я себя так и не называю, — пожал подросток плечами, продираясь сквозь колючие кустарники и смотря вверх. Найт искал «иней» — пух, который нарастал на ветках снежного дерева, а отлетая от него, оседал на близрастущих деревьях. «Иней» обнаружился всего в паре метров от блондина. А узнав направление, он без труда вычислил расположение дерева.
— Ты недостоин общения со священным животным!
— Да? Обязательно сообщу ему об этом, если когда-нибудь повстречаю таковое, — фыркнул Найт, надеясь, что вредный пегас наконец-то отстанет от него. Но тот был упорным малым и так просто уходить не собирался. Впрочем, заметив вдалеке белоснежное пятно — то самое снежное дерево, — подросток на миг забыл о занудном собеседнике и кинулся к своей цели. Чем-то снежное дерево напоминало плакучую иву, только вместо листьев на её ветках вырастали большие почки, которые по фесне раскрывались в большие пушистые цветки, чем-то напоминающие массивные куски ваты. Но снежным дерево считалось не из-за этих пуховых комочков, а из-за того, что пух волшебного дерева был холодным. Он поглощал всё тепло вокруг себя и вырабатывал прохладу. Такие деревья в миниатюрную величину часто выращивали для охлаждения помещений. Как только наступала жара, дерево тут же начинало цвести, а значит, создавать прохладу, в холодное же время года дерево снега спало.
Найт приблизился к дереву и почувствовал, как по коже прошёлся холодок, зубы застучали, а изо рта начал вырываться пар. Подойдя к одной из пушистых веток, парень оторвал несколько цветков, поспешно засунул их моментально окоченевшими пальцами в приготовленную голубую склянку, закупорил её, быстро спрятал добычу в сумку к остальным ингредиентам и выбежал за границу круга, на расстояние которого морозило дерево.
— Кажется, на этом всё, — выдохнул Найт, согревая побелевшие пальцы.
— Именно так! — фыркнул пегас. — На этом наш разговор закончен! — сообщил он, после чего взмахнул крыльями и взмыл в воздух.
— Ох, какая жалость, — саркастически ухмыльнулся подросток и, вздохнув с облегчением, побрёл домой.
***
Анжело ворвался в кабинку туалета, захлопнул за собой дверь, тут же дрожащими руками расстегнул ширинку и дал волю своему возбуждению.
«Вот чёрт!» — выдохнул он тихо, одной рукой прикасаясь к стояку и вздрагивая от болезненно-приятных ощущений.
«У меня слишком давно никого не было…» — обречённо простонал он, начиная осторожно ласкать себя, на месте своей руки представляя губы Бэйна. Да, журналисту нравился его оператор. Очень и очень нравился. Но это ничего не значило. Кьярэ знал, что выбора ему не оставили.
Хан был не единственным, в кого когда-либо влюблялся Анжело, и не единственным, с кем он проводил ночь, но заводить серьёзные отношения парню не давала одна из самых страшных болезней нового времени. Именовалась она «Сталкер». Да, у Анжело был свой личный Сталкер. Тот, кто уже не первый год следил за каждым его шагом, периодически слал журналисту фотографии, писал письма, оставлял подарки на пороге его дома или забрасывал его комнату цветами. Сталкер появлялся только тогда, когда Анжело влюблялся, настойчиво игнорируя его лёгкие интрижки, направленные на удовлетворение физических потребностей. Но стоило блондину влюбиться, и… Дошло до того, что, когда Анжело завёл себе котёнка, через некоторое время тот исчез, а потом был найден журналистом в морозилке его холодильника, бережно разделанный на куски.
Сталкер мог не давать о себе знать месяцами, да что уж, Годами! Пять лет, всё то время, пока Анжело учился в университете, от неизвестного субъекта не было ни слуху ни духу, и парень наивно уверовал, что от него отстали. Но нет. Лишь Анжело начал присматриваться к симпатичному молчаливому оператору и, кажется, даже что-то чувствовать к нему, как письма возобновились. В некоторых были признания в любви, в других — стихи, в третьих — угрозы. Всё это пугало. Настолько, что Анжело не мог нормально спать. Да и жить нормально он тоже не мог. А рассказать кому-то… Ну что вы, один из самых известных журналистов Майбурга внезапно признаётся в том, что уже который год безуспешно третируется собственным сталкером и не может его разоблачить? Это была бы катастрофа.
Анжело ставил камеры, но их находили и ломали, он нанимал детективов, но те лишь разводили руками. Оставалось надеяться лишь на себя.
Пальцы парня привычно скользнули по чувствительной головке, затем плотнее сжали ствол, проделывая рывкообразные движения. Вот если бы это была рука Бэйна. И если бы член Мартина был…
— Уф… — сдавленно выдохнул парень, кончая на стену и стирая со лба выступившую испарину. Тут же послышался стук в кабинку, а затем гнетущее молчание.
— Всё… Всё в порядке! Кажется, я что-то не то съел! — выдавил из себя Анжело, сполз на пол и упёрся лбом в колени, еле сдерживая слёзы разочарования. Ведь блондин был далеко не дураком. Он прекрасно понимал, что к нему чувствовал Бэйн. И, чёрт бы побрал этот мир, эти чувства были взаимны! Но как же он боялся в один прекрасный день прийти к Мартину домой и не найти его. Нет, этого допустить было нельзя. Шут Шутом, ЖЕпр ЖЕпром, но пора было побороть в себе детские страхи, что вызывали мысли о сталкере, и наконец-то разобраться с этой тварью раз и навсегда, пока не стало слишком поздно.
«Не думай, что я откажусь от Марти только из-за того, что существуешь ты!» — мысленно выдохнул Анжело, застегнул ширинку, поправил помятую футболку и, натянув на лицо коронную идиотскую улыбку, вышел к Бэйну.
***
— Но ты же обещала за это зелье поцелуй! — возмутился Найт, держа в руках колбочку с чёрно-серебристой блестящей массой.
— Фи. — Кудрявая блондинка лишь пожала острыми плечами. — Этого слишком мало!
— Да такого количества хватит на целую армию! — не согласился Найт, всё ещё наивно надеясь на поцелуй.
— Ну и что? — стояла на своём девочка. — Ты мне не нравишься, дурак, я тебя целовать не буду!
— А как же обещание?
— Не буду, и всё тут! — С этими словами блондиночка показательно уселась на своё место и отвернулась к окну. По классу прошла волна смешков.
«Несправедливо!» — мысленно застонал Найт, но ничего поделать с этим уже не смог. Оставалось вернуться на своё место и смириться с тем фактом, что Анни никогда даже близко к нему не подойдёт.
Прозвенел звонок, все расселись по своим местам, но ещё какое-то время оглядывались на Найта и ехидно улыбались. Что может обрадовать человека больше, чем неудача другого? Вот именно, ничего.
Под тихие перешептывания и хихиканья, направленные в сторону Найта, в класс зашёл преподаватель магии — высокий лысый старец с длиннющей бородой, — а за ним проследовал не менее высокий рыцарь — молодой брюнет с ярко-синими глазами, светлой кожей, аристократическими чертами лица, в чёрных латах и с большим мечом за спиной — и его оруженосец — сгорбившееся худое нечто с тряпичной маской, скрывающей его лицо ниже глаз.
— Здравствуйте, ученики, — прошамкал учитель, вставая перед всем классом и опираясь на большой деревянный жезл, — хочу представить вам Сэра Генриха Войта Фианского. — Класс задрожал. Это имя было чуть ли не самым известным во всей стране. — Сэр Генрих ищет себе в спутники мага на своё новое приключение и проявил желание взять с собой кого-нибудь из абитуриентов нашей школы. Выбор пал на ваш класс. Есть ли желающие составить рыцарю компанию и прикрыть его спину в сражениях?
Тут же в воздух взмыл лес рук. Ещё бы! Все, конечно же, хотели поехать с Сэром Генрихом — одним из самых сильных рыцарей королевства, который славился не только владением мечом, но и красотой, богатством, чувством юмора и так далее по списку. Проще говоря, он был настоящим эталоном идеального мужчины, что вызывало восхищённый визг со стороны женского пола и алчные вопли жаждущих славы со стороны мужского.
Единственным, на кого это имя не произвело должного впечатления, оказался Найт. Он был всё ещё расстроен из-за Анни, посему не только не восторгался Сэром Генрихом, но даже посмел не поднять руки и тем самым не выказать желания путешествовать с ним.
— Я думаю, стоит сделать конкурсный отбор среди лучших учеников в этом классе, дабы…
— Нет. — Тяжёлый низкий с хрипотцой голос рыцаря заставил всех замолчать и благоговейно выдохнуть. — Я выбираю его. — С этими словами мужчина поднял руку и указал на задние парты. Ученик, что сидел перед Найтом, вскочил со своего места, взвизгнув, как свинья, и подпрыгнув на месте от переполняемого его счастья.
— Да нет же, тот, что за тобой, — оборвал вопли радости рыцарь. Все как один оглянулись на Найта. Найт тоже оглянулся, не сразу сообразив, что сидит за последней партой и за ним уже никого нет.
— Эм… простите? — выдохнул он, желая убежать от этих завистливых взглядов. — Вы уверены, что именно я…
— Да, вы уверены? — влез в разговор старец. — Я бы не сказал, что Найтарусс является одним из сильнейших учеников нашего класса! Скорее уж наоборот!
— Это не важно, — выдохнул рыцарь, не спуская с Найта глаз. — Я выбираю его, это моё окончательное решение.
«Нихрена себе судьба привела мне мужика… Может, всё же откажусь? Нет… Теперь лишь заеб…» — невольно придумал блондин стишок, горестно вздыхая. Что-то ему подсказывало, что добром всё это не кончится.
